«Патриотизм: убеждение, что твоя страна лучше других потому, что именно ты в ней родился».
Джордж Бернард Шоу.
Три четверти населения США испытывают огромное чувство гордости оттого, что они американцы. Иными словами – подавляющее большинство. Правда, если говорить откровенно, то я считаю, что гордиться своей случайной географической расположенностью – как минимум непрактично, а уже потом – глупо. Конечно, я никогда не сомневался в могуществе своей страны, доказанном хронологией наших военных и экономических побед, подавно – в патриотичности ее жителей. Но мне ненавистна их маниакальная страсть доказать это на практике любому забредшему не в тот район Канадцу. Наталкивает на мысль, что лучшая защита от чужого – это нападение. Несогласие с данным предположением и оправдывает мою ненависть к варварской патриотичности. Агрессия часто выступает в роли щита, когда заканчивается последний разумный аргумент. Но если это истина, тогда возникает иной вопрос – что защищает Американец? Свое государство или самого себя?
***
Несомненно, мы очень патриотичны. Но бывают моменты, в которые нависающие над тобою чопорные высотки Нью-Йорка, пытаясь перекричать вопли вечно спешащих электромобилей, с самого утра издевательски интересуются: «Эй, приятель, как ты?» На что хочется дать вполне лаконичный ответ: «Идите к вашему бюрократическому дьяволу! Самообманывайтесь дальше, если утро в этом муравейнике кажется вам оздоровляющим».
В последнее время мне с трудом удается заснуть. Изломанный ритм вечно-движущегося города выжимает весь воздух из легких. Мне не уснуть, не выпив «Бромивозал». Депрессией я не страдаю, так что иногда позволяю себе употребить «Прозак». Распространенный антидепрессант. Без этого действительно тяжело обойтись, хоть и приходится выслушивать, что американцы глотают горстями всё, что выписывают врачи. Но иначе на меня порой накатывают приступы ярости: повышается давление, в кровь выбрасывается лишняя порция адреналина и с десяток других ферментов. Конечно, таблетки – это не единственный выход. Я воспользовался советами врачей и перестал на ночь смотреть треклятый ящик. Но я до сих пор помню, как в нем попеременно мелькали тошнотные образы проституток, превосходящих своей красотой даже каменных ангелов, заполонивших Грин-Вуд.
***
Я никогда не мечтал жить в огромном дворце, где на одну семью приходится десяток комнат. Искусственная пустота этих залов пропорциональна размеру эго их хозяев. А еще в них никогда ничего не происходит. Дом, в котором живу я, мало чем отличается от остальных комфортабельных, по полной обустроенных кондоминиумов, но каждый из них – кладезь сплетен и компроматов. Напротив моего дома стоит очень «веселая» постройка. В одном окне – ролевые игры, в другом – девушка избивает парня почти каждый день, а в третьем – притон кибер-наркоманов, догоняющихся «Взведенным курком».
Вот и получается, что вся красота не на сцене – она за ширмой.
Сегодня, к примеру, какой-то мужчина, вглядываясь в свой новый, еще более дорогой, но на деле ничем не отличающийся от сотни «устаревших» моделей, галафон, читал книгу, в то время как в соседней комнате пялили его дочь…
Казалось бы, зачем вообще нужен телевизор, когда вокруг нас создаются истории, разворачиваются трагедии?
***
Что в жизни, что в кино – люди только играют роли, набивая себе цену. Показательная красота и девственный разум.
Казалось бы, вот смотришь на мужчину, пробегающего мимо тебя, а он весь как из дешевого рекламного ролика. Высокий и поджарый. Явно переигрывает. Он уже рядом, усердно жует жвачку, сверкая белоснежной улыбкой. Хочу преградить дорогу, вытащить эту резиновую дрянь прямо из его рта и сказать: «Маркетологи врут. Она не избавит от кариеса, чего не скажешь о твоей кратковременной памяти. Не заменит зубную пасту, но зато щёлочь, образующаяся в слюне при ее жевании, разъест имеющиеся пломбы или коронки». Он не знает этого, потому что его зубной врач должен лечить и отбеливать зубы, так как тому платят не за дешевые советы. Это привилегия телеэкрана, а он, как известно, плохого не посоветует.
Меня тоже можно упрекнуть в употреблении таблеток, но, если честно, многие из них выписаны мне опытным врачом.
***
Люди всегда раздражали меня своей недальновидностью, заставляя испытывать то некую снисходительность - жалость, если хотите, то неконтролируемый гнев. Чего далеко ходить? К примеру, скажи им, что купил некую картину… неважно, кто ее нарисовал - Стефан Бонне или Гойя. Плевать, не обязательно это должна быть картина! Приобретая абсолютно любое произведение искусства, ты понимаешь, что автор своим видением мира угодил твоему мировоззрению. А стоит ли что-то говорить, если работа изменяет личность, дает шанс взглянуть на жизнь несвойственным для тебя взглядом? Если это так, то покупка себя оправдывает. Но многие ли это понимают? Тебя буду презирать, если не скажешь, что купил картину ради интерьера... что схватил со скуки первую же попавшуюся книгу с полки на досуг – тогда они поверят. Скучные жизни скучных людей. Они живут для показухи, словно манекены, поразительно похожие на людей. Покажись им живой человек – он будет сжат в тисках агрессии, непонимания и порицания.
И вот сейчас я еду в автобусе, а напротив меня сидят две страшные тетки. Именно так. Никак иначе. Одна жалуется другой на то, что сын слишком много читает; мало того, она нашла у него тетрадку, где он пишет странные фантастические рассказы. «Надо, наверное, вести к доктору», – говорит эта тетка. Не знаю, было ли это заметно со стороны, но у меня возникло желание вцепиться ей в горло и придушить. Я ограничился тем, что представил, как нажатием некой красной кнопки деактивирую вшитый в ее голову микропроцессор портативного компьютера. Представил, как остатки ее головы окрашивают запотевшие стекла автобуса и нелепое платье ее подруги в алый цвет.
Да, мы чрезмерно патриотичны. Настолько, насколько необразованны.
***
Мне нужно попасть в Сити-Холл-парк. К муниципальному центру между Бродвеем, Парк-Роу и Чеймберс-стрит. Этот район отлично обслуживается многими автобусными маршрутами. Сейчас мой путь лежал по маршруту «M15». Вообще, под муниципальным центром пролегает несколько маршрутов метрополитена, но, простите, я не могу выдержать то, что там происходит. Безусловно, он является лучшим способом передвижения по городу, но он настолько безобразен и грязен, что люди на его фоне просто теряют свой облик. В один прекрасный момент понимаешь, что стоишь в окружении тысячи сальных отвратительных крыс, одетых в разнообразные штопанные-перештопанные костюмы от лучших модельеров страны. Хуже того, тебе самому начинает казаться, что и ты смотришь на них черными бусинками злобных глаз…
Вот и Нижний Манхэттен. Не успел я сойти, как мне навстречу уже несся нескончаемый поток людей, одетых по самой последней моде. Исподтишка пихаясь локтями, я продираюсь сквозь джунгли перекошенных лиц, окруженный людьми-лианами и высотками-пальмами. Здесь, на иссушенной палящим солнцем улице, бродят картонные менеджеры, обслуживающий персонал, бунтующие тинэйджеры и прочий сброд, сливающийся в ординарную биомассу, напоминающую реку из отбросов. Они отражаются в витринах необычайно огромных построек, на которых то и дело высвечиваются и гаснут как марки новоиспеченных брендов, так и старых политических акул вроде «Galaxy», поглощающей каждый день сотни мелких рыбешек. Казалось бы, что с того? Действительно, кому какая разница, если очередной несостоявшийся бизнесмен повторит то, что было нормой во времена Великой депрессии?
***
Сливаясь с толпой, я начинаю забывать, где заканчивается человек и начинается машина. Мне нравится чувствовать себя частью народа, но, в последнее время, люди, нашпигованные по самую подкорку разнообразными гаджетами, ведомые новизной, потребляют все больше наскоро штампующихся корпорациями технологий. Эти дураки заменяют себе конечности искусно сконструированными кибернетическими протезами, посчитав, что их руки и ноги недостаточно качественно функционируют! Много лет назад, наука сделала первый широкий шаг в сторону к постиндустриальному обществу, когда подумала о возможности вернуть человеку ампутированный или умирающий орган. Идея казалась потенциально реальной. Но не настолько, чтобы перестать считаться фантастикой. Тем не менее, наука упорно шла к этому моменту – и мир, в один прекрасный день, начал меняться по-настоящему. После первой удачной операции по пересадке головы человека, обреченного на смерть, прошло чуть более века. Шаги к новому времени постепенно угасли, так как теперь мы стоим на пороге нового общества. Веяние моды, пустившее свои щупальца с принудительно добровольной чипизации населения, не ослабило хватку – люди вживляли чипы в мозг, соглашаясь на тотальный контроль со стороны властей… не боясь тридцатипроцентной возможности короткого замыкания в черепушке. Кто же им, беднягам, расскажет, что службы безопасности, в случае угрозы, вольны пустить электрический импульс, который превратит вас на неопределенное время в овощ? Добровольная подконтрольность – это ли та свобода, о которой пишут и за которую умирают превозносимые ими поэты? Черт подери, если когда-нибудь человек избавится от необходимости иметь человеческое тело, можно ли будет его считать человеком? Впрочем, не моего ума вопрос – не все философы повесились в своих тесных квартирах, а ученые, вместо их матери-науки, выбрали увесистый кейс с деньгами.
***
Ратуша Нью-Йорка. Красивое здание, было бы жалко потерять такое сооружение, случись внезапно война… Что ж, думаю, меня там уже заждались. Я прошел в главный зал, направляясь в Губернаторскую комнату, являющуюся по совместительству картинной галереей. В зале две консольные спиральные мраморные лестницы, ведущие на второй этаж. Тут присутствует очень много людей: различного рода политики, репортеры, даже некоторые местные звезды. Иными словами – вся элита. Каждый норовит подскочить к тебе с хирургически выправленной улыбающейся гримасой, протягивая ухоженные гладкие руки. Лизоблюды. Как же мне хочется сорвать с вас эту спесивую маску, водрузив на голову защитную каску, и отправить с киркой наперевес в шахты, но… простите. Да, вот моя рука. Внутри себя восклицаю: «проваливайте, дайте пройти!»
Хватит одного взгляда, чтобы понять – эти люди – цитадель из грехов. Они алчны, завистливы и неимоверно жестоки. Но каждый стоит клином за свое право называться гражданином этой страны. Но так и должно быть, верно? Кто покажет народу, что такое патриотизм? Кто даст повод любить свою страну больше, чем жизнь? Кому людям верить? Только тем, кто стоит у власти. А смотря на всех этих людей, мне кажется, что понятие патриотизма превратилось в искаженную гримасу ненависти и отчаяния. Оно приняло форму их лиц… их душ. Нет, я тоже не без греха, но они… так, надо унять гнев. «Мы, прежде всего, джентльмены, а уж потом — патриоты». Медленно пробираюсь в комнату, где от меня хотят услышать мою предвыборную речь.
Они ждут меня… хорошо. Имеющий уши да услышит.
***
Я вижу тех, кто мне отвратителен…
– …Для меня было бы большой честью занять такую высокую и ответственную должность, но я не смогу этого сделать без Вас. И мне, как никому другому, приятно чувствовать поддержку среди окружающих тебя людей! Здесь собралось так много близких и знакомых лиц, и я говорю им громадное спасибо! Также я благодарю всех тех, кто уже решил отдать за меня свои голоса. Ваша вера и надежда очень важны для меня и Америки! Главное верить в мои силы, тогда я не подведу вас…
Я живу там, где мне противно…
– …Мы живем в самой могучей стране с потрясающей историей, славящейся своими героями и отстаивающими честь гордой нации! Но спросите себя, можем ли мы вечно жить прошлым? Ни в коем случае! Обмельчали ли наши герои? Едва ли! И всем нам нужно двигаться вперед, где каждый из вас будет не просто патриотом, а героем своей родины! Мы переживаем становление нового мира, которому нужна сильная рука! Сможет ли мой оппонент справиться с этой громадиной, если в нем нет ни силы, ни крепкого стержня? Нет! Сможет ли его абсурдная программа заставить уважать нас весь мир? Снова – нет! И я рад, что вы осознаете это, ведь каждый ваш голос в мою пользу – это доказательство непоколебимой веры в США! Вам небезразлично ваше будущее, а мне не безразличны вы. Моя программа, затрагивающая каждую сферу в нашей стране, способна ускорить рост Америки весьма эффективным и надежным способом. Многие с ней могут быть уже знакомы: в план моих действий, в первую очередь, входит обеспечение города…
Я слышу тех, кто мне безразличен…
Мне надоело, как они смотрят на меня, и я кладу руку на Библию. Закрываю глаза. Прошу высшие силы благословить Америку. Но мне смешно. Будто бы Бог имеет отношение к этой смертельной гонке за пьедестал. Он не выбирает любимчиков, так как любит каждого. Кланяюсь. По помещению разносится эхо торжественных оваций и выкриков. Они любят меня больше, чем своих матерей и отцов. Они бы убили бы за меня, продали бы все на свете. Я определенно выиграю в этой гонке! Никаких сомнений – я сейчас популярнее Бога. Я единственный, кто способен изменить эту страну…
«Каждый гражданин обязан умереть за отечество, но никто не обязан лгать ради него».
Предположительно, я обгоню ближайшего соперника более чем на семьдесят процентов. Он тоже это прекрасно понимает, а значит, стоит ожидать его шага. Он обязательно что-нибудь предпримет, ведь так всегда – кто не создает, тот разрушает. Старо как мир.
Я осматриваю соперников улыбкой победителя. Я говорю, что был очень рад выступить для них. Я говорю то, во что я не верю, а было так много сказано. Я машу рукой и покидаю сцену.