Гелий

Мари Петровская
Узник сидел, уныло ковыряясь ложкой в тюремной баланде. Его впалый живот сводили спазмы, но вид серовато-коричневой жижи, подернутой матовой пленкой, не только напрочь отбивал аппетит, пробуждая чувство брезгливости, но и навевал почти болезненные воспоминания о домашней пище – горячей и ароматной, а главное – вкусной.

Внезапно Узник поймал себя на мысли, что ему впору завыть во всю оставшуюся силу прокуренных легких. Нет, вовсе не от отсутствия привычного некогда комфорта, а от отчаянного бессилия и тоски, от того, что смысл его существования теперь недостижимо далеко – за забором, обвитым отнюдь не праздничным серпантином колючей проволоки. Там, за границей тюрьмы осталось все – его свобода, борьба, любовь, да и, чего греха таить, сама жизнь. А еще там осталось солнце, которое никогда не заглядывало в его тесную, сырую камеру. И сам Бог, наверное, давно забыл о несчастном Узнике, занятый куда более интересными и важными делами. А может, бунтарь в своем вынужденном бездействии стал просто не интересен Небесам. Прежняя жизнь, ветрено-солнечная, идейно-чистая, казалась детской сказкой и существовала теперь только в памяти Узника. А здесь и сейчас его медленно убивала иронично-безмолвная изоляция от всего мира в тюремном аду. Вот от этого-то и хотелось выть, должно быть, как и всем остальным пленникам, пойманным в капкан своего нынешнего незавидного бытия.

Здесь, в каменном плену карцера безраздельно царило одиночество. Как средневековый палач оно искусно пытало Узника тягостными мыслями о тщетности любой борьбы. Оно использовало все доступные средства, чтобы добиться своего – сломить волю и подчинить душу пленника, заставив его трепетать от страха при одном только упоминании о себе.
 
Крошечное зарешеченное окно, в которое задувал холодный осенний ветер, служило для Узника единственным сообщением с внешним миром, воспоминания о котором так поддерживают в плену и одновременно причиняют боль.

Из звуков вольной жизни к Узнику проникали лишь настойчивый, монотонный стук дождя и вздорный шепот ветра. Да ветка растущего в тюремном саду дерева шуршала мертвыми листьями по толстым струнам оконной решетки, будто играла на гуслях. Только природа разговаривала с Узником, ей никто не мог этого запретить. Ее голос звучал так по-разному, но всегда об одном и том же – об утерянной свободе.

Узник зябко поежился от холода, будто непогода властвовала не только снаружи, но и пробралась внутрь него – опутала душу туманной паутиной, растворила в каждой клеточке тела ледяные капли дождя, запачкала мысли промозглой хандрой. Он подумал, что все пленники здесь наглухо заперты в осени. И ждут, когда же, наконец, кончится ненавистный дождь и солнце выглянет из-за туч, чтобы согреть их – смертельно продрогших, с воспаленными душами и открытыми переломами судеб. Осень дышит увяданием, воздух так опасно-тревожен, что, проникая в каменные норы тюрьмы, отравляет пессимизмом. Все, что есть у пленников – это вера в весну, дарующую свободу и чудесное воскрешение. Но Узник знал: когда все то, о чем он мечтает, случится, его уже не будет в этом изменившемся мире.

- Вот только не надо выть, я этого не люблю, - тоненько, едва слышно промяукало за спиной Узника.

От неожиданности мужчина вздрогнул и, обернувшись, увидел за окном странного гостя, сидящего на дереве. На него в упор смотрел Кот - насмешливо, вызывающе и будто совсем не по-кошачьи. Желтые глаза зверька светились в вечерних сумерках как два солнца, о чьих жарких лучах так мечтал Узник. И от этой ассоциации у мужчины защемило сердце, вытеснив на второй план даже первоначальное изумление.

«Вот еще, я бы и не стал выть», - хотел было возмутиться Узник, но, испугавшись, что тем самым обидит загадочного гостя, только вежливо поздоровался и пояснил, что ему просто тоскливо и одиноко, но не настолько, чтобы превратиться в дикого волка.

Мужчина осторожно приблизился к окошку, будто опасался спугнуть Кота, как виденье. Но странный гость и не думал бояться его. Совсем наоборот, он горделиво кивнул круглой головой с маленькими ушками и приветственно помахал ему мохнатой лапой с розовыми подушечками. Зверек сидел на толстой ветке, подобно сказочному Чеширскому Коту, разве что не улыбался. И Узник ощутил себя ребенком, попавшим в свой собственный сон. Только, в отличие от кэрролловской Алисы, его сон был кошмаром.

- Все мы одиноки в этом мире, даже если тешим себя иллюзией, что это не так, - философски выдал гость, чем окончательно привел Узника в замешательство, - Нас могут любить и поддерживать, но мы все равно неизменно остаемся один на один с самими собой.

Мужчина не знал, что ответить на эту глубокомысленную фразу. Он никогда раньше не разговаривал с котами и вся эта ситуация казалась ему странной. Но при этом, Узник точно знал – он не хочет, чтобы таинственный гость исчез. Пламенно-рыжий, с протуберанцевыми полосками на округло-упитанном теле, зверек был похож на солнце, и мужчина почувствовал, как с его появлением в камере стало будто теплее.

- Как ты сюда попал? – едва оправившись от шока, поинтересовался Узник.
 
- Я свободен и бываю, где захочу, - бросил ему Кот и тут же ехидно добавил, - В отличие от некоторых.

Мужчина нахмурился от этих обидных слов, но промолчал, решив, что гость уйдет от него, если ответить ему в таком же ключе.

- Прости, мне тебя нечем угостить, - перевел разговор на другую тему Узник и вежливо предложил, - Только этим, разве что. Подразумевается, что там есть мясо.

Он кивнул на миску с тюремной баландой.

- Спасибо, что-то не хочется, - насмешливо отверг «угощение» Кот, - Хотя, это не намного хуже того сухого корма, которым меня пичкают. Фигура от него расплывается на глазах.

Узник улыбнулся, глядя на упитанное животное, с лоснящейся шерсткой и умными солнечными глазами.

«Как же ты тогда забрался на такую высоту?» - хотел было спросить Узник, но решил, что вопрос прозвучит не корректно. Вместо этого он представился и поинтересовался, как же зовут гостя?
 
Кота как будто несколько смутил этот вопрос и, отведя взгляд, он едва слышно мяукнул:

- Гелий.

- Звучит красиво, - восхитился Узник.

- Тьфу ты, - поморщившись, сплюнул Кот, будто не веря в искренность этих слов, - Это хозяйский сын увлекается химией. Его была идея. Тоже мне, последователь Менделеева. Такой способный был мальчик. А теперь готовит чудо-таблетки для своих дружков в отцовском гараже. С тех пор как папочка в тюрьме, денег на личные расходы поубавилось, и сынуля нашел «достойный» способ заработка, применив на деле свои таланты. Вот она, «золотая молодежь» - в голове одни деньги и развлечения. 
 
Гелий замолчал, думая о чем-то своем, и на его кошачьей мордочке отразилось сожаление. Но, внезапно опомнившись, он обжег пристальным взглядом Узника, и тому стало не по себе, будто все его нутро осветили для тщательного изучения. Мужчина ощутил себя лягушкой, препарированной на столе в научной лаборатории.

- Что-то ты неважно выглядишь. Будто всерьез приготовился к судьбе Ивана Помидорова, - хихикнул Гелий и тоненьким голоском пропел, - «Нечего, падла, народ баламутить. Взяли и вправду его…тра-та-та-та», - на этих словах зверек встал на задние лапы и весьма артистично изобразил стрельбу из автомата. 

Узник от души посмеялся, при этом с уважением отметив про себя музыкальные пристрастия Кота. Гелий прямо-таки заискрился, довольный произведенным эффектом. Но вскоре его взгляд снова стал серьезным и, казалось бы, неукоснительно требовал ответа на поставленный вопрос.
 
- Это все проклятая тишина, - мрачнея, попытался оправдаться Узник, - Она выбивает из колеи.

- Не бойся ее. Тишина внутри куда страшнее тишины снаружи, - многозначительно заметил гость, - Люди занимают себя пустыми разговорами, смотрят глупые шоу, следят за чужими судьбами в сериалах, при этом бездарно прожигая свою собственную жизнь. И все это только для того, чтобы не думать о своей душе, в которой царит пустота. Люди целыми днями слушают и смотрят, но на самом деле ничего не слышат и не видят. Они разучились быть живыми. До них все труднее достучаться. Люди все больше становятся равнодушными, толстокожими, а то и вовсе жестокими. Вот, что  по-настоящему страшно.

Узник ошарашено смотрел на гостя, не зная, что сказать. То, о чем говорил Гелий, было очевидным и, в то же время, мало кто решался признать это. Оказалось, что все это понимает даже Кот, а вот человек зачастую не желает осознавать.

- Люди боятся серьезных мыслей, и придумывают сотни способов, чтобы избежать их, наполняя свою жизнь лишним шумом, - продолжил философские излияния гость, войдя во вкус, - Но тебе это никогда не было нужно, ты жил в ладу со своей совестью и знал, на что идешь, когда боролся за свои идеи. Если ты не сломался до сих пор, если все еще остаешься самим собой, значит, ты - настоящий боец. И ты это знаешь. Просто не забывай об этом.

Эти умозаключения Кота окончательно привели Узника в изумление. Он смотрел на солнечное существо, явившееся неведомо откуда и знавшее о нем явно больше, чем ожидаешь от незнакомца.

- Когда-то знаменитый академик Морозов провел в одиночном заключении двадцать девять лет своей жизни. И умудрился при этом не только остаться человеком, но и писал свои научные труды. Он продолжал развиваться и бороться за свои идеи. Настоящую личность невозможно сломить, - деловито произнес Гелий, явно намереваясь поразить собеседника своим интеллектом.

«Кот начитался Википедии», - решил Узник. Но всерьез задумался.

Ведь Гелий прав: когда ты познаешь настоящую внутреннюю свободу, ты уже не можешь жить иначе. Даже кирпичные стены и колючая проволока не будут тебе преградой. Проблема же в том, что очень сложно ощутить эту свободу в нашем мире, где все проштамповано и на каждом шагу тебя поджидают таблички с указаниями, как жить и что думать. Зачастую даже тот, кто наивно считает, что вышел за грань, просто играет в очередные игры по чьим-то правилам. Только колода карт другая и выше ставки на кону. Стать избранным не просто, и за это нужно платить, иногда очень дорогую цену. Но оно того стоит. 

- Вот как ты оказался в карцере? – в продолжение темы разговора будто бы поинтересовался Кот, но тут же сам ответил на свой вопрос, – Ведь не просто за драку. Тебя пытался прилюдно унизить какой-то уголовник, а ты дал ему отпор, не побоявшись, как все остальные, что он убьет тебя. Так какого солнца ты ждешь? Оно у тебя внутри – твоя сила духа и вера в себя. Ты предпочитаешь открыто бороться, а не влачить жалкое существование, подобно трусам. Этому можно только позавидовать, а ты, видите ли, тоскуешь. Ты не даешь себя сломить и должен гордиться этим.

Гость говорил необычайно убедительно, и так хотелось ему верить. Что ни говори, а он умел производить впечатление на собеседника.

- А вообще, я смотрю, ты завсегдатай карцера. Ты ведь далеко не хлюпик, это только со мной ты так вежливо-осторожен, - зверек лукаво прищурил солнечные глаза, отчего они стали похожи на две маленькие светящиеся щелочки, - А при желании ты умеешь за себя постоять.

В тоне Гелия Узник впервые отчетливо распознал нотки уважения.

- Откуда ты все это знаешь? – спросил мужчина у гостя, обретя, наконец, дар речи.

- Так, слышал кое-что, - неопределенно ответил Кот, - Поэтому и заглянул к тебе, чтобы выразить свое почтение. Мой хозяин, к сожалению, совсем не такой. Он лжец и вор, хоть и занимал раньше престижную должность. Но высота поста отнюдь не обязывает к высоте духа, что мой хозяин, увы, и продемонстрировал всему честному народу. Он-то считал себя королем мира, которому все позволено. А потом банально попался на взятке. Теперь вот сидит здесь, этажом ниже тебя.

- Так ты к нему приходил? – Узник ощутил легкое разочарование. Против таких, как хозяин Кота, в основном и была направлена его борьба.

- Да, я заглядываю к нему, чтобы лишний раз поиздеваться, - нисколько не смутившись, ответил Гелий, - Не могу отказать себе в удовольствии. Ведь достать он меня не может. А я ему припоминаю его грехи и доходчиво разъясняю, что поплатился он именно за них, а вовсе не за чью-то зависть, как он наивно полагает. Может, когда-нибудь до него дойдет истина. Хотя, лично я в этом сомневаюсь, - негодующе выдохнул Кот, а Узник ощутил, как акции Гелия за считанные секунды поднялись в сотни раз.

- Судьбу ведь не обманешь. И окружающих тоже. Вот мой хозяин возомнил себя Властелином Вселенной. И что? Кого он обманул своими ворованными деньгами и мнимой властью? Разве что, себя. Даже хозяйский йоркширский прихвостень, которого пафосно зовут Фердинанд, и тот никогда не уважал хозяина и плевал ему вслед, когда тот выходил из комнаты. В лицо-то плюнуть слабо, - с презрением пояснил Кот, - Боится псина, что окажется на помойке с местными бомжами. Фердинанд ведь у нас не приспособлен к свободе. Он – существо зависимое и приземленное.
 
Гость брезгливо поморщился и с чувством продолжил историю своего вражеского по жизненным взглядам соседа:
 
- Зато теперь ему без хозяина раздолье – «делай, что хочешь - только хорошо», никто не накажет. Он хоть и Фердинанд, а душонка у него мелкая, как и он сам, одно слово – собачья, какая бы шикарная родословная у него ни была.

- Ты пристрастен, - мягко улыбнулся Узник.

- Возможно, - неожиданно легко согласился Гелий, - Но это не мешает мне объективно видеть его недостатки.

Спорить с собеседником Узнику не хотелось. Тем более что он не был знаком с Фердинандом, и отстаивать его права было глупо. Вполне вероятно, что у пса и впрямь была «мелкая душонка». Ведь не все собаки умные и преданные существа. Так же, как и люди. Далеко не всем можно верить.

Узник невольно вспомнил того, кто донес на него и по чьей милости он оказался здесь. От одной только мысли о нем мужчину захлестнула волна ненависти и накрыла с головой, да так, что стало трудно дышать. Лысое существо с манерами змеи и маленькими лукавыми глазками, оскверняло этот мир своим фальшивым благочестием. Писать доносы, раскрашивая их грязью откровенной лжи, было его излюбленным способом самоутверждения в этом мире. Должно быть, в глубине души осознавая свою ущербность, он с успехом использовал каждую кроху своей сомнительной власти для того, чтобы расквитаться с теми, кто открыто презирал его.

- Не трать свои силы на ненависть к ничтожеству, - внезапно вклинился в размышления Узника Кот, - Он этого не стоит.

- Но из-за его клеветы я здесь, - горячо выпалил Узник, догадавшись, что слишком сильные эмоции отразились у него на лице, благодаря чему Гелий разгадал ход его мыслей.

- Ты здесь из-за того, что был честен и боролся за то, что тебе дорого. А предателей и подлецов поджидает расплата. Все получат по заслугам рано или поздно, поверь мне. Вот я навещаю своего хозяина, чтобы только поглумиться над ним. Разве это завидная участь для него?

- Вовсе нет, - Узник почувствовал, как ненависть к доносчику постепенно тает внутри него, будто Гелий растопил ее своими солнечными глазами.

- Вот и я о том же. Я ведь говорил хозяину, что все его махинации и воровство ничем хорошим не обернутся. Но он считал себя умнее и делал так, как считал нужным. Надо же быть таким глупцом! – Кот возмущенно вздыбил огненную шерсть, - А теперь он сполна поплатился за свою безмерную жадность и беспринципность. И за то, что считал меня существом низшего порядка.

- Да ну? – искренне удивился Узник.

- Да-да, считал. Но теперь горько сожалеет об этом, - с достоинством произнес Гелий, смахнув с головы пожухлый осенний лист, задиристо брошенный в него ветром, - И вот теперь он сидит в четырех стенах, а все его друзья как-то сразу оказались заняты своими очень важными и подозрительно неотложными делами. А я ведь предупреждал хозяина, что все они – притворщики и просто пользовались его положением и его властью. А когда он всего лишился, то оказался им не нужен. Но ведь такие люди, как мой хозяин, никогда не прислушиваются  ни к своей совести, ни к советам мудрых котов.

- Да, в этом он сглупил, - улыбнулся Узник, хотя еще совсем недавно и сам изумлялся смелым речам Кота, не веря собственным ушам, и потом тепло добавил, - А мои друзья меня не бросили. Поддерживают, как могут. Но им и самим сейчас не сладко приходится.
 
- Это потому что ты жил по-другому. И друзья у тебя другие, - горячо заверил его Гелий, - И сам ты другой, не такой, как мой хозяин. И даже здесь, в четырех стенах, твоя жизнь светлее, чем у моего хозяина на свободе. Поэтому я и решил тебя морально поддержать.

И Узник был благодарен Коту за этот дружеский визит.
 
- Но пасаран! – с чувством мяукнул Гелий, сжав лапу в мохнатый кулачок.
 
Мужчина от души расхохотался, глядя на маленького солнечного бунтаря.
 
- Хоть ты до сих пор и не утратил способности смеяться, я вижу, тебя что-то гложет изнутри, - сочувственно заметил Кот.

- Да, - признался Узник, внезапно осознав, что Гелий и вправду читает его душу, как раскрытую книгу, - Иногда я сомневаюсь, стоила ли борьба той цены, которую я за нее заплатил? Изменил ли я что-то в том мире или просто тешил себя иллюзиями, что живу ради чего-то большого и светлого, а не просто копчу небо?

- Самое главное, что твой собственный мир был большим и светлым. И ты пытался сделать чужие миры такими же. Твои старания не прошли даром. Ты открывал людям истинное положение вещей, ты помог тем, кто жаждет перемен. Уже даже ради этого стоит бороться. Твоя жизнь настоящая, как и ты сам.

- Но у меня все отняли.

- И, тем не менее, ты даже здесь продолжаешь бороться, потому что это у тебя в крови. Ты до сих пор дышишь правдой, а не плесенью сдерживающих тебя стен. Ты остаешься самим собой. Даже здесь ты живешь по-настоящему. Поверь мне, все не так плохо.

«Борьба здесь куда более жестокая и опасная, чем на свободе. Но она превращается в способ существования, поэтому кажется, что ты просто гниешь заживо, погребенный в собственной могиле», - подумал Узник, а Гелий произнес вслух, как бы в продолжение его мысли:

- Большинство даже на свободе предпочитает лежать лапами кверху. Так проще. Как Фердинанд. А потом плевать неправым в спину на безопасном расстоянии. Всегда есть выбор, кем быть.

Кот презрительно скривил губы, отчего его пасть приоткрылась, обнажив маленькие, но острые клыки. Он взглянул на Узника, будто прекрасно понимая, что происходит в его душе. А мужчина, между тем, подумал, что «фердинандов» и впрямь не так уж мало в нашем мире. Кто-то верит в глобальный спектакль с самозваными актерами, превратившими жизнь в дешевый балаган, а кто-то и вовсе наживается на этом, делая карьеру, пока есть возможность. Кто-то вообще не хочет даже думать о происходящем вокруг, замыкаясь исключительно на собственной персоне. Кто-то покорно плывет по течению, оправдываясь тем, что у нас нет выбора. Но выбор есть. Не всегда он прост и однозначен. Не всегда можно с ходу отличить даже черное от белого, не то, что разбираться в полутонах нашего пестрого ярмарочного мира. Но душа и совесть знают больше, чем видят глаза.
 
- Ты прав, у меня был выбор, и я его сделал, - согласился Узник.

- И я уважаю тебя за это, - вполне искренне заверил его Кот, - Не давай отчаянью обмануть себя. Пойми, солнце - внутри тебя. И никто не может отнять его, пока ты сам не позволишь. Сколько людей живет за пределами этих стен, не ценя своей свободы. Они годами не видят ни заката, ни восхода. Им просто это не интересно. Они заперты в клетке своих пошлых проблем и примитивных желаний. Вот, кого действительно можно только пожалеть.

Кот поднялся, разминая затекшие от долгого сидения лапы. Он озарял сумерки, запутавшиеся в ветвях дерева, как солнце, так внезапно и непозволительно близко приблизившееся к тюремному окну. Гелий будто разом хотел расквитаться с тем мраком, что отравлял жизнь Узнику столько долгих дней и ночей. И, надо признать, это у него получилось сполна. На душе у мужчины стало легко, так же, как когда-то было на свободе. Он уже давно забыл это светлое чувство наполненности верой в себя и свою борьбу.
 
- Итак, смирись с тем, что теперь тюрьма - это твой «дом, милый дом», - вполне серьезно произнес Кот, будто подводя итог разговору, - И продолжай бороться, оставаясь самим собой.

Узник тоскливо огляделся вокруг. Уродливые стены карцера, расписанные чужими посланиями в никуда, серый потрескавшийся потолок, нары с застиранным казенным бельем, умывальник, параша и крошечное окошко, из-за которого за Узником наблюдал сумеречный мир, освещенный Гелием. Да, пожалуй, теперь тюрьма - это и вправду его обитель, пусть даже не навсегда, до лучших времен, хотя, кто знает, когда они наступят, и наступят ли вообще. Но настоящий дом остался далеко, заброшенным и неуютным, с разбросанными в спешке вещами, не нужными здесь – в этом приюте для преступников, от которых оградили добропорядочных граждан. Оказывается, Узник опасен для них, предпочитающих свой каждодневный будничный зомби-танец, с перерывами на унылое веселье. Узник опасен, как зверь, который может напасть на мирных жителей и покусать их правдой. Так решил суд, «самый гуманный суд в мире». Оказывается, видеть реальность такой, какая она есть, иметь свои взгляды на происходящее вокруг, бороться за свои права – это тяжкое преступление против человечества. Не желаешь быть очередным зомби, остаешься живым? Митингуешь? За это тебя нужно держать в клетке, чтобы не пугал, кого не следует, не нарушал покой тех, у кого пожизненный иммунитет к совести. И единомышленникам чтоб неповадно было. Вот тебе камера и «добрые» соседи в придачу. Посиди и подумай, прав ли ты? Когда сломаешься, ты уже больше не будешь представлять угрозы для общества.
«Я встал на четвереньки и залаял: Гав! гав! гав!», - невольно вспомнилось Узнику. Но Гелий прав, раз он здесь - в карцере, значит, еще остается собой, какую бы дорогую цену он за это ни платил.

- Ладно, давай свою бурду, - внезапно вклинился в размышления Узника Кот и указал пальцем в сторону железной миски с тюремной едой, уже едва различимой в неприветливой темноте карцера. Узник понял, что тем самым Гелий выражает ему свою солидарность и моральную поддержку, и его растрогал этот жертвенный кошачий жест.

Мужчина поднес миску к окну. Зверек встал на задние лапы, демонстрируя светло-рыжий, полосатый живот, а переднюю лапу просунул между прутьев решетки. С трудом дотянувшись до миски, он ловко подцепил острым когтем бурый комок непонятно чего с поверхности жижи и демонстративно положил его в пасть, будто совершая ритуал побратания с Узником. На мгновение потеряв равновесие, Кот едва не сорвался вниз, не на шутку перепугав своего нового друга. Подавшись назад, зверек намертво вцепился когтями в ветку. Обретя равновесие, Гелий гордо прожевал сомнительное угощение, не поморщившись, и даже причмокнул напоследок, демонстрируя, как ему вкусно. Но от продолжения трапезы все же вежливо отказался. Узника привело в восторг поведение Кота и ему захотелось сказать что-нибудь приятное гостю.

- Кстати, напрасно ты стесняешься своего имени. Оно действительно очень красивое, - заверил зверька Узник, - Тебе бы не подошло что-то банальное, вроде Мурзика или Барсика. Уж больно ты неординарный кот.
 
Услышав это, Гелий зарделся от удовольствия, прищурив солнечные глаза. Теперь он явно верил Узнику.

- Хорошо тут с тобой, но мне пора, - внезапно произнес Кот, - Правда, пора. А то хозяйка будет беспокоиться.

Узнику не хотелось расставаться со своим собеседником, но и задерживать милого сердцу гостя он не мог.

- Я еще приду к тебе, - утешил его Гелий и на прощанье, снова сжав лапу в кулачок, мяукнул, - Но пасаран!

Узник, улыбнувшись, ответил тем же и с сожалением проводил взглядом Кота, исчезнувшего в вязком вечернем сумраке. И хоть ему было тяжело снова оставаться в своем тоскливом уединении, теперь все было иначе, чем до прихода гостя. Даже после его исчезновения мужчина больше не чувствовал холода. Должно быть, отныне его согревала твердая уверенность в том, что все в его жизни вовсе не случайно и не напрасно. Теперь Узник четко ощущал, что, несмотря на окружающий мрак, солнце – у него внутри.