.
Недалеко от Сысерти в Сосновом меня встречал Кузьмич и незнакомый охотник.
- Эко бесово отродье, поди ж забыл шаманские привады посредь каменьев.
- Чёрт, Кузьмич, не надо напоминать о прошлом, едем?
- Едем.
Забить степного волка в эту зиму велел мне голос свыше, схожий с хрипом отца, стоящего у изголовья больного сына. Этот голос слышал я не впервые, только память нудно скрывала обстоятельства и время, когда и где. Зачем? Я знаю точно, что буду делать завтра, через месяц. Я к этому привык. Мне это нужно.
За пару вёрст до торных троп натёрли полынью рукавицы, обкурили кипреем деревянные лопатки, капканы, чурки, верхнюю одежду. Кузьмич кивает:
- Эко, непорядок. Коровий кал для обуви в бидоне, поди обмажь...
Я глупо улыбаюсь:
- Эх, чёрт Кузьмич, и это есть охота?
Приметили оставленную вичку на летнике, побочный след.
- Куды ж им деваться - ща срисуем.
Аккуратно Кузьмич снял снежный пласт со следом волка, поставил внутрь капкан, присыпал снегом и снежный пласт вернул на место. Пятясь, замёл свои следы еловой веткой. Второй и третий под его присмотром я ставил сам.
- Скажи Кузьмич, зачем мы к капканам привязали чурки?
- Энто? Штоб не петлять за просту так по лесу.
Как только свет забрезжил, вышли к месту:
- От тож его, поймался! Ща подвяжем. Айда по следу. Долго не потянет, - как будто задыхаясь, телеграмно запричитал Кузьмич, - с ружья, дубиной?
- Не понял. Ты о чём?
- Чем добиваем?..
Четвёртый час. Кузьмич читал по следу:
- Вот вишь, тут чурка не давала ходу. Ужо устал. Капкан взял в зубы. Тащит. Матёрый гад. Отвёртывает лапу... Ушёл паскуда... Нет... Вон вишь, чуть дальше?
Замёрзшие глаза степного волка смотрели на меня, не отрываясь. Я потерял сознание. Я видел: что надо мной стоит отец в нелепых, звериных шкурах, что-то говорит мне, но я его совсем не понимаю.
эпилог.
Любимая прости, что вдруг уехал.
История, что рассказал, - дурная.
Я задержусь ещё здесь на неделю.
Пишу письмо, как будто отгрызаю,
затёкшую в бумажных дугах лапу.
==========================================================
Второй вариант прочтения
***
Недалеко от Сысерти в Сосновом
меня встречал Кузьмич и незнакомый
охотник. - Эко бесово отродье,
поди ж забыл шаманские привады
посредь каменьев. - Чёрт, Кузьмич, не надо,
напоминать о прошлом, едем? - Едем.
Забить степного волка в эту зиму
велел мне голос свыше, схожий с хрипом
отца, стоящего у изголовья
больного сына. Этот голос слышал
я не впервые, только память нудно
скрывала обстоятельства и время,
когда и где. Зачем? Я знаю точно,
что буду делать завтра, через месяц.
Я к этому привык. Мне это нужно.
За пару вёрст до торных троп натёрли
полынью рукавицы. Обкурили
кипреем деревянные лопатки,
капканы, чурки, верхнюю одежду.
Кузьмич кивает: - Эко, непорядок.
Коровий кал для обуви в бидоне,
поди обмажь... Я глупо улыбаюсь:
- Эх, чёрт Кузьмич, и это есть охота?
Приметили оставленную вичку
на летнике, побочный след. - Куды ж им
деваться - ща срисуем. Аккуратно
Кузьмич снял снежный пласт со следом волка,
поставил внутрь капкан, присыпал снегом
и снежный пласт вернул на место. Пятясь,
замёл свои следы еловой веткой.
Второй и третий под его присмотром
я ставил сам. - Скажи Кузьмич, зачем мы
к капканам привязали чурки? - Энто?
Штоб не петлять за просту так по лесу.
Как только свет забрезжил, вышли к месту:
- От тож его, поймался! Ща подвяжем.
Айда по следу. Долго не потянет, -
как будто задыхаясь, телеграмно
запричитал Кузьмич. - С ружья, дубиной?
- Не понял. Ты о чём? - Чем добиваем?..
Четвёртый час. Кузьмич читал по следу:
- Вот вишь тут чурка не давала ходу.
Ужо устал. Капкан взял в зубы. Тащит.
Матёрый гад. Отвёртывает лапу...
Ушёл паскуда... Нет... Вон вишь, чуть дальше?
Замёрзшие глаза степного волка
смотрели на меня, не отрываясь.
Я потерял сознание. Я видел:
что надо мной стоит отец в нелепых,
звериных шкурах, что-то говорит мне,
но я его совсем не понимаю.
эпилог.
Любимая прости, что вдруг уехал,
история, что рассказал, - дурная.
Я задержусь ещё здесь на неделю.
Пишу письмо, как-будто отгрызаю,
затёкшую в бумажных дугах лапу.