Ах, какая всё - таки удивительная пора – детство! В нёй, совершенно равноправно существуют реальность, вымысел и вера в чудеса. Они переплетаются друг с другом настолько тесно и искусно, что порою невозможно отличить одно от другого.
Был замечательный февральский воскресный день, совсем не морозный. Яркое солнышко слепило глаза. Двор, почти квадратный, образованный пятиэтажками – «брежневками» за ночь завалил снег,
Рыхлый, но еще белый, он не рассыпался в руках, а послушно слеплялся в снежки.
В детский сад не надо было идти, и это обстоятельство грело детскую душу, как яркое, почти весеннее солнышко. Ура! И мы с подружками в палисаднике, с самого утра строили снежную крепость.
Вернее перестраивали, потому что вчера потерпели постыдное поражение в битве с мальчишками. Конечно, их больше было! Они были старше - двое из них уже в первый класс ходили! Да и вообще, они же мальчишки. Да и поражение оказалось не слишком - то постыдным – так, разломали они нам всего пару стен. Но две другие – то выстояли! Жалко только снаряды на них все пришлось ухлопать.
Трудились мы дружно, почти не ссорились – азарт и предвкушение предстоящей войнушки подстёгивали нас. Нужно было катать комья как можно больше, стены строить выше, копать глубже и снарядов налепить невиданное количество, чтобы потом показать этим мальчишкам кто во дворе главный!
И мы катали, строили, лепили и копали. Копать доверили мне. Я очень старалась, ведь нужно было хранилище для боеприпасов, а их девчонки налепили – врагу не позавидуешь! Я усердно разгребала снег, как вдруг под моими варежками мелькнуло, что - то чёрное.
- Ого! – крикнула я, - До земли докопалась!
- Где? – На мой крик обернулась Олеська, которая рядом усердно лепила снежки - снаряды.
- Вот, смотри, – и я несколько раз провела рукой по тёмному пятну, стряхивая с него снег.
- Ааааа! Это не земля! – я отдёрнула руку, как от чего – то противного, вроде жирной гусеницы, и тошнотворное чувство омерзения окатило меня, подступило к горлу и покрыло тело мурашками.
- Точно. Не земля, – констатировала Леська, она взяв лопатку, боязливо поддела мою находку. Из - под снега выскочил крошечный черный котёнок, точнее его окоченевший трупик.
Вокруг нас уже собрались остальные дёвчонки. Котенок лежал на снегу, совсем крошечный, чуть больше детской ладони. Лапки его были поджаты, шея вытянута, голова с заострившейся мордочкой направлена вперёд, так будто он блаженно уснул. Сверху силуэт его фигуры напоминал каплю – чёрную застывшую каплю - каплю смерти. Несколько секунд мы, молча, смотрели. Машка очнулась первой:
- Фу! Какая гадость.
И девчонки, будто кто их толкнул, заговорили наперебой.
- Какой он маленький.
- Бедненький.
- Как он сюда попал7
- Он умер?
- Замерз.
- Да, да он просто замёрз, – возбуждённо затараторила Леська, - ему просто холодно.
- Ну да, если его согреть, ему станет тепло и, но оживёт
- Он не умер. Он просто замерз.
- Ну и кто же его греть – то будет? – ехидно поинтересовалась Машка.
- Я не могу.
- И я не могу.
- Я бы взяла, но мама…- виновато выдохнула Леська.
- А давайте я возьму, - сказала я, - у меня игрушки в кладовке хранятся, я его к ним положу. Там его ни кто не найдёт, пока он сам не выбежит.
- Точно. Бери скорей! – оживилась Леська, - Пока он совсем не околел.
И я взяла. Я расстегнула верхние пуговицы шубки, такой же чёрной, как и мой найденыш, наклонилась и сгребла в ладони неподвижное тельце. Ощущение омерзения давным – давно прошло, его место заняло странное чувство нежности и умиления, даже слёзы к горлу подступили. Желание помочь бедолаге, как можно скорее отогреть его, разрывало моё сердце. И я понесла эту чёрную ледяную каплю к себе домой. Я прижимала его к груди, а мёртвый холод растекался под шубкой, как – будто старался вытеснить тепло живого тела. Но я знала, что тепла больше, оно сильнее и у меня всё получится.
Я принесла котёнка домой. Конечно же, показывать его ни кому не стала. Пробралась в свою заветную кладовку, раздобыла из залежей игрушек кукольную кроватку и уложила в неё моего подопечного, укрыла одеялком и задвинула в самый дальний угол.
Ложась спать, я представляла себе, как завтра я загляну в мою кладовочку, а там копошиться и тихонечко мяучет, спасённый мною зверёк. Не холодный и неподвижный, а живой, весёлый, но ужасно голодный – он ведь не ел столько времени. Я возьму его на руки, принесу на кухню и торжественно покажу маме – пусть она порадуется со мной вместе, и мы накормим его колбасой. Мама будет мною очень гордиться, конечно – её дочь спасла жизнь такому милому, чудесному котёнку! А потом, я вынесу его во двор к девчонкам, и мы вместе дадим ему имя. Он будет настоящим домашним котом, будет жить у меня. Подружки будут приходить ко мне в гости и играть с Чернышом или Угольком - пока не знаю, как его зовут. Как это здорово! С этими мыслями я и уснула.
На утро, первым делом, я пошла проведать, моего спасённого, ведь его нужно было накормить. Зайдя в кладовку, я не услышала голодного мяуканья. Я присела на корточки, и, с замиранием сердца заглянула под полку с игрушками. Там тоже было тихо. Тогда я боязливо вытянула кукольную кроватку и откинула одеяльце. Несчастный лежал там, так же как я его оставила.
- Он спит,- подумала я, - ведь у него нет сил, он давно не кушал. Но как его накормить? Он же спит, (я прикоснулась к тельцу), зверёк не шелохнулся, а я почувствовала, что он стал мягким и, почти тёплым.
- Ой, тепло победило! Ещё чуть – чуть и он совсем проснётся. Надо только ещё подождать. А потом я его накормлю, и он сможет бегать.
Я вновь прикрыла засоню одеялком и задвинула кроватку под полку.
Весь день в детском саду я думала о котёнке. Всё представляла. Как покажу его маме и подружкам, как буду с ним играть и кормить. День казался бесконечным, ещё никогда так сильно мне не хотелось домой.
И вот мама, наконец, забрала меня! Ещё, снимая шубку, я спросила.
- Мам, можно я пойду поиграю?
- Недолго только, сейчас ужинать будем.
В кладовке было всё так же тихо, неслышно не мяукания, не шуршания, вместо этого я почувствовала сладковатый, но очень неприятный, тошнотворный запах. Мне сразу стало страшно, с трудом борясь с этими ощущениями, я вытащила кроватку и убрала одеяло.
Найдёныш лежал в той же позе, а неприятный запах шел от него.
- Как же так? Получается – он по взаправдашнему умер?
И мне стало так жалко несчастного котёнка, стало стыдно перед девчонками за то, что я не исполнила обещание, да и прощаться со своими триумфальными мечтами тоже было горько.
Я принесла мужской носовой платок, брезгливо, борясь с тошнотой, завернула в него чёрный, обмякший трупик, отпросилась у мамы «на минуточку» на улицу и помчалась к Леське.
- Он не спал. Он умер.- прошептала я, когда Леська открыла мне дверь.
- Даа,- протянула она, - жалко его. А знаешь, когда кто – то умирает - его хоронят.
- Да, знаю.
- Надо его похоронить.
- Ну да. Давай девчонок позовем.
Мы раскопали за домом в большом сугробе глубокую яму и уложили в неё Черныша. Все вместе засыпали его снегом и, даже крестик из веточек соорудили.
- Так надо. Так всегда делают, - заверила Леська.
Никто из нас не плакал, мы поняли, что смерь, если она свершилась, невозможно перехитрить, уговорить, или отменить; и даже самую маленькую её каплю стереть и испарить обратно не возможно.