Любимое дитя Бога

Анна Маякова
 
В этот раз господин Мюллер, привлекательный  мужчина средних лет с властным взглядом узких черных глаз, бывший военный пилот, а теперь Вице-президент Республики Малуку-Селатан в изгнании, не был главой делегации, поскольку сопровождал супругу Президента,  престарелую даму благородного вида, одетую  в блестящее сари. Леонид N., организовавший предыдущий визит, и в этот раз не оплошал: был эскорт из нескольких автомобилей и сопровождавшие его машины ГАИ, была забронирована гостиница «Президент-отель»,  для охраны были наняты те же бравые и молодые «секьюрити». Те же журналисты присутствовали на пресс-конференции.

Дину, переводчика, милую даму лет сорока с обезоруживающе наивным взглядом голубых глаз,   зачем-то попросили переодеться в национальное сари, в котором она чувствовала себя неловко. В этот раз переводить было трудно. Супруга Президента, в силу своего возраста, который даже не пыталась скрыть, путала слова, говорила так, что ничего нельзя было ни услышать, ни понять. Только то, что Дина была, что называется, «в материале» и работала несколько месяцев назад с господином Мюллером, спасло ее от неминуемого позора. 

На следующее утро у делегации был запланирован визит в Государственную Думу, куда Леонид также был вхож. Супруга Президента, неважно себя чувствовавшая после перелета, осталась в отеле. Мюллер поехал с Диной, к ее  скрытой радости. В солидном здании на Тверской их принимал в своем кабинете моложавый мужчина приятной наружности с манерами бывшего комсомольского работника, назвавшийся  Константином Елагиным.

Мюллер, не «снимая» улыбки с лица,  изложил печальные факты: отделение от мусульманской Индонезии  в 1950 году Южно-Молукских островов,  где основная масса жителей исповедовала православие, само провозглашение независимой республики Малуку-Селатан,  последовавшая вскоре интервенция индонезийских войск и  убийство законно избранного президента, вынужденная иммиграция правительства в бывшую метрополию – Нидерланды.

Далее он рассказал о борьбе правительства в изгнании за восстановление республики, о своих успехах в ООН  и попросил помощи у правительства России как крупнейшей православной державы. Чиновник внимательно слушал, делая пометки дорогой ручкой в блокноте, задал много вопросов, а в конце встречи пообещал доложить о визите Вице-президента и его просьбе Комитету по международным делам. Чувствовалось, что ему очень хотелось помочь малуканским патриотам в их справедливой борьбе, и будь это в советское время, когда мы оказывали щедрую братскую помощь другим народам в борьбе за самоопределение, чиновник, не дрогнув, послал бы умирать русских парней за великое дело малуканской революции, как бывало не раз. Но времена изменились, пришла перестройка, и кроме туманных обещаний Мюллер не получил ничего.

Возвратившись в гостиницу, Мюллер подчеркнуто вежливо пригласил Дину к себе в свой президентский люкс, где стал настойчиво выспрашивать ее мнение о визите, о чиновнике как о человеке, о ее личных впечатлениях. Дина, чистая душа, не подозревая подвоха, все, как на духу, ему выложила. Тогда малуканец встал: «Вы видели, какой вид открывается с моего балкона?»  - спросил он и сделал приглашающий жест рукой. Они вышли  - вид действительно был потрясающий: майское солнце золотило кремлевские купола, извиваясь блестела Москва-река, слева, на другом берегу виднелась большая стройка – новая власть воссоздавала по сохранившимся чертежам Храм Христа Спасителя, взорванного Советами. «Какая красота!» - восторженно воскликнула Дина. Но Мюллер, строго взглянув на нее, сказал: «В штабном номере есть все необходимое. Идите туда и изложите все сказанное на бумаге». Это было сказано таким тоном, что Дина, оторопев, немедленно повиновалась.

В штабном номере, гораздо боле6е скромном, чем президентский, она устроилась за столом и, склонившись над бумагой   с логотипом «Президент-отель»,начала писать. «27 мая с.г. состоялся визит в Государственную Думу, где господина Мюллера  принимал…» И тут, несмотря на свою не проходящую с годами  наивность, сработал инстинкт самосохранения. « Что же ты делаешь? – ужаснулась Дина. - Пишешь разведсообщение о российском парламентарии? Да это же вербовка, не понимаешь?  Это же путь без возврата!» Дрожа от возбуждения, женщина  схватила телефонную трубку и набрала номер. «Господин Мюллер! Я вам все сказала в личной беседе, и писать ничего не буду! Мое решение окончательное!» «Не беспокойтесь, - раздался на другом конце провода невозмутимый бархатный голос. – Можно и не писать. Обедать будем в отеле в два часа. Отдыхайте». Так Дина  избежала вербовки то ли голландской разведки, то ли малуканской.

На следующий день им предстояло посетить Павла Бородина, в то время возглавлявшего Управление делами Президента Ельцина. Конечной целью Мюллера было найти подходы к Ельцину, и Бородин, в силу своей должности и расположения к нему Президента, казался для этого вполне подходящим кандидатом. Он принял вице-президента несуществующей республики в своем скромно обставленном кабинете на Старой площади. Симпатичное русское лицо, хорошо сложен, в светлом сером костюме, он излучал доброжелательность. Если бы Дина не работала несколько  лет в иностранном посольстве, она  сказала бы, что Бородин излучал искреннюю доброжелательность. В тех же выражениях Мюллер вновь изложил суть дела и попросил оказать помощь малуканскому народу, исповедующему православие, в его справедливой борьбе за самоопределение.

Бородин сочувственно кивал, его светлые глаза выражали полное понимание. Он обещал при случае доложить президенту о Тиморе, о борьбе правительства в изгнании за восстановление Республики и передать подарок от господина Мюллера. Это был необыкновенной красоты меч, от которого Дина глаз не могла оторвать, рукоятка которого была инкрустирована драгоценными камнями – рубинами, сапфирами, изумрудами. Короткая церемония передачи меча  в дар завершилась, они  допили поданный секретарем чай и поднялись, чтобы попрощаться. Бородин не жал руку изо всех сил, как другие советские функционеры, его пожатие было теплым и даже нежным, как показалось Дине.  Бородин сделал ей комплимент: «Вы замечательно переводили». «Школа МГИМО» - похвалилась та, польщенная, не удержавшись.

МГИМО-вская гордыня так въелась Дине в кровь, что до сих пор дает о себе знать. Зачем сказала? Чтобы дать понять, что они одной крови? Что обслуживают ту самую высокую номенклатуру? Что пользуются привилегиями? Само собой разумеется, переводчица  уровнем ниже,тем не менее. По прошествии многих лет, окончательно унесших с собой Динино желание "быть в строю","состоять в табеле о рангах", ей  смешно вспоминать об этом. Ее путь к свободе был извилист и непрост, как и путь страны. Теперь она чувствует себя другим человеком, которому нет никакого дела ни до партийной номенклатуры, ни до появившихся олигархов. Теперь она -  любимое дитя Бога, живущее  под солнцем, которое светит всем, наивным в том числе.