Предыдущий рассказ из цикла "Туристы" см. http://www.proza.ru/2016/12/01/310
Рисунок из интернета
Ночь очаровывала. Полная луна взошла над верхушками сопок, осветила днища байдарок, лежащих на галечном берегу и заиграла расплавленным серебром на бурунах порожистой речки. Восемь ленинградских туристов сидевших вокруг костра, молча любовались окружающим миром.
Тишину прервала одна из трёх входящих в группу девушек: – Ночь-то какая! Красота божественная! А, почему-то говорят, в такие лунные ночи нечистая сила пробуждается.
– А вы знаете, что по преданиям, эта нечистая сила появилась благодаря вам, товарищи женщины? – неожиданно озадачил прекрасную половину руководитель группы Олег Медведев.
– Ну, конечно, – всё зло от нас, коварных, – саркастически хмыкнула его жена Алла, – а вы, мужики, вроде и не причем.
– Так ведь Ева-то согрешила со змеем и родила детей от него. А Адаму сказала, что эти самые нечистые детишки – его собственные, только неудачные, и уговорила спрятать их от глаз божьих, в доме, в амбаре, в лесу, в воде и даже в бане. А Бог, конечно, узнал об этом, ведь от всевышнего не скроешься, и сделал так, чтобы вся эта греховная нечисть навсегда осталась там, где их прятали Адам и Ева. Вот они там и живут, да досаждают из всех своих нечистых сил людям.
– Ага, Адам-то, получается, все-таки, сам виноват, коль оказался таким легковерным глупцом и пошел на поводу у своей женушки. А значит и вы все, мужики, как его потомки, виновны, – под смех подруг, разбила в пух и прах Алла посыл своего супруга о виновности женщин и непричастности мужчин в деле появления нечистой силы.
– А вот кто-нибудь из вас лично сталкивался с этой самой нечистой силой? –вдруг поинтересовался известный сочинитель и рассказчик баек Петрович.
Выждав паузу и поняв, что признаваться в общении с потусторонними силами никто не собирается, он многозначительно заявил: – А вот мне довелось пообщаться. Лет пять назад вел я группу по Архангельской области. Поход третей категории сложности по реке Подломке , с выходом в Кожозеро, а затем на речку Кожу. На озеро, а по нему нам надо было плыть где-то около двадцати пяти километров, мы вышли еще до полудня, а часа через два причалили к большому острову. На этом острове нас встретили двое рыбаков Володя и Николай из артели в количестве шести человек. Четверо в этот день промышляли, а эти двое в порядке очереди остались хозяйничать. Они нас и уговорили сделать днёвку. Хорошие мужики оказались. Душевные и гостеприимные. Сразу начали для нас варить уху на обед и пообещали на ужин нажарить рыбы. Только подсолнечного масла у нас попросили. А рыба, я вам скажу, во!! – Петрович развел руки в стороны. – Огромные лещи и щуки, как крокодилы. У меня есть фотография с того похода, на которой я держу щучью голову размером не меньше моей.
– Что, такая маленькая? – ехидно поинтересовался давний приятель Петровича и его постоянный оппонент Владимир Телятников, уворачиваясь, под смех группы, от тумака рассказчика.
– Такие инсинуации делают невозможным продолжение рассказа, – сделал обиженный вид Петрович.
– Всё, всё, – поднял, сдаваясь, руки Телятников, – никогда больше, дорогой товарищ, я не посмею прервать ваше увлекательнейшее повествование.
– То-то же! – хмыкнул Петрович, – Ну, так вот, расставили мы свои палатки на берегу недалеко от их дома, потом вместе пообедали, и они попросили помочь к вечеру баню истопить, да так, чтобы их товарищам, которые должны к ночи с уловом вернуться, тепла хватило. А баня в походе, сами знаете, роскошь. Так что вечер получился на славу. Попарились в баньке, а потом царский ужин. Жареная рыба с картошкой, да ко всему еще по сто грамм за знакомство... В общем, праздник, да и только. Разговор, почему-то, как сегодня, про нечистую силу зашел. Сначала-то о бане говорили. Сравнивали финскую сауну с нашей русской. Спорили, какая лучше – баня по-белому, или баня по-чёрному. Кто-то начал, было, рассказывать, что спать в бане после помывки одно удовольствие – чисто, тепло, аромат веников, сны о югах и о морях снятся… Вот тут Володя-рыбак и говорит: – Не всякому в бане ночевать можно. Если человек не по нраву хозяину бани, баннику, придётся, то он и удавить может. Начали о банниках говорить, потом о домовых, а потом и водяных. Заодно и о работе и жизни рыбаков заговорили, и наши хозяева вспомнили о каком-то рыбаке, утонувшим здесь на полнолуние осенью три года назад, который иногда, якобы, выходит на берег лунными ночами. В общем, сплошная мистика. Разговор, конечно, пошел интересный, но долго не сидели, даже песен не попели. Нас всех вдруг дремота сморила – усталость накопилась, да баня, видимо, расслабила. Так что разошлись по палаткам рано, я один еще немного с хозяевами посидел, а, когда залез в палатку, мой напарник уже спал. Ну и я сразу уснул, как отрубился. Ночью проснулся от того, что замерз. Дело было в августе, а на севере, сами знаете, ночи бывают холодными, а здесь вызвездило, и первый заморозок ударил. Утром даже вода в умывальнике льдом покрылась. Я всегда, даже в летние походы на случай холодов пуховый платок беру и в изголовье кладу, чтобы в случае чего утеплиться. А тут шарю и никак его найти не могу, и слышу – на берегу кто-то ходит. Я еще в полудрёме, и в мозгу вдруг мысль: "Вот и утопленничек-рыбачок пожаловал". Сон как рукой сняло. Но потом услышал приглушенные голоса и догадался, что это рыбаки с уловом вернулись. Как потом оказалось, у них за несколько километров до острова заглох мотор, и они на вёслах добирались. Поворочался я с полчаса, поворочался, платка так и не нашёл (утром мой товарищ признался, что он, решив, что я в избе заночую, моим платком укрылся) и решил пойти в баню досыпать в тепле. Думал, если мужики еще моются, там свет должен гореть, тогда придётся подождать. Вылез из палатки, посмотрел – все тихо, света нигде не видно, я спальник в охапку и в баню. А ночь, я вам скажу, выдалась – аж мороз по коже! Ни ветерка, тишина, млечный путь сияет, небо просто набито звёздами, помните, как у Тютчева:
Небесный свод, горящий славой звёздной,
Таинственно глядит из глубины, –
И мы плывём, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
Луны, как сегодня, не было – только огромное звездное небо и ощущение какой-то нереальности, я бы сказал, близости чего-то потустороннего. Вот с таким настроением я захожу в баню, а там тепло, даже жарко, воздух какой-то особенный, ароматный – благодать. По памяти, на ощупь, прохожу к полкам и начинаю стелить спальник. И тут…, – Петрович замолчал, видимо во власти воспоминаний, покачал головой, крякнул и, обведя всех замерших в ожидании развязки слушателей, выдохнул: – меня кто-то схватил за ногу!..
Кто-то из слушателей от переживания закашлялся, а Телятников, забыв о своем обещании не мешать рассказу, снова съехидничал: – Складно выдумываешь!
– А вот и не выдумываю, – усмехнулся Петрович, – можешь, когда вернёмся в Питер, позвонить Льву Ващукову. Он в том походе был и может все подтвердить. Но дослушайте до конца. Когда меня схватили, в голове сразу все, что о баннике за ужином говорили, всплыло. И Вована слова: “Не всякому в бане ночевать можно. Если человек не по нраву хозяину бани придётся, то он и удавить может”. Ну, значит, схватил меня кто-то за ногу и держит, и рык такой сдавленный раздался. Я заорал, рванулся изо всех сил и упал навзничь. Больше ничего не помню, одна темнота. Очнулся утром. Голова болит, потрогал – перевязана. Огляделся, вижу – лежу в избе. А тут и мои ребята заходят. Рассказывают. Оказывается, что рыбаки, вернувшиеся ночью, очень устали и сразу завалились спать в избе, и только самый молодой из них Санька решил ночевать в бане. Постелил он свой матрас на полу, так как жарко было, да на стенах возле полка сажа могла быть, баня-то топилась по-чёрному, и сразу уснул. Проснулся от того, что кто-то ходит рядом. Сам он, как потом рассказывал, перепугался страшно! Тоже, ведь, истории про обитающую в бане нечистую силу слышал, и, с перепугу, как и я, хотел заорать, да от страха горло перехватило, и он только захрипел. А меня-то, – Петрович почесал затылок, – от этого хрипа-рыка чуть кондрашка не хватила, и я, когда рванулся, чтобы убежать, упал и головой о каменку шандарахнулся. Кстати, кто желает, может пощупать – вот сзади на башке шрам остался. Как спел бы Розенбаум: – Мчались годы, стерлись клювы, раны зажили давно, только шрамы доброй памятью остались…
Когда все отсмеялись, Петрович сказал: – Шутки шутками, а Санька потом клялся, что за ногу меня не хватал, а только, со страху, хрипел. Может врал, опасаясь, что его в членовредительстве обвинят? А если не врал, то кто тогда меня за ногу-то схватил?..
Продолжение цикла: http://www.proza.ru/2016/12/10/826