Взяли на службу в 1941-ом, когда ремонтировал трактор в Троицке. Воевал под Москвой, после двухмесячного обучения. Пулеметчик.
В первом бою, по его рассказу, даже командиров не было.
С вечера окопались, зная, что завтра немцы будут наступать. Утром фрицы было полезли вперед, как он выразился, «шли по дороге». Они их встретили таким огнем, которого те ну никак не ожидали. Очень многих положили, остальные удрали.
Что делать – никто не знает, менять позиции или нет. Сидели в окопах. К вечеру немцы такой артогонь открыли, что почти все как были в окопах, так и встретили в них смерть.
Оставшись один, я решил отступить к речке, вероятно, Яузе. Около неё-то меня и ранило в челюсть. Ни говорить, ни есть я не мог, хотя передвигался сам. Кто-то из солдат-санитаров помог мне перейти реку вброд и показал где медсанбат. Там меня приняли, перевязали, погрузили в общий вагон с другими ранеными и повезли в Москву, оттуда эвакуировали в Пермь. Положили в палату, где лежали ребята: один без рук, у другого всё лицо обезображено. Что мне нужно было, я писал на бумаге. Ребята потом выбросились из окна и разбились.
А я постепенно выздоравливал, начал говорить как бы заново. Долго ли, коротко ли, но врачи признали меня годным к дальнейшей службе, и поскольку я работал трактористом, быть пулеметчиком в пехоте или авиации я отказался, был направлен в Нижний Тагил, где делали танки с 75-мм пушкой. Там меня заставили обучать новобранцев. В конце концов, через какое-то время я был направлен на фронт в 4-ый механизированный корпус. Воевать на танке с 75-мм пушкой было невыгодно против новейших немецких танков, и в армию стали поступать танки с 86-мм пушками. Командир корпуса воевал с женой, и когда она родила, спросил меня, знаю ли я, где город Саратов, и сказал, что даст мне отпуск для поездки домой с условием, чтобы по возвращению в часть я заехал в Саратов и привез им приданое для ребенка. Я так и сделал: погостил дома и на обратном пути заглянул с Саратов, а оттуда с подарками командиру – в свою часть.
Демобилизовался я следующим образом: при прохождении комиссии командир обжег сухарь хлеба и велел мне «гонять» его в моем беззубом рту. И на комиссии я точно был комиссован, как инвалид. Кстати, когда я был в госпитале, начальник медучреждения вызывал ко мне телеграммой мою мать, и мы две недели были с ней. Вызвал телеграммой с пометкой, что «сын лежит при смерти»…