Жемчужный треугольник.
Что бы Вы сделали, при встрече с драконом?
На самом деле, вариантов немного. Их всего три.
1. Сразиться.
2. Убежать.
3. Оседлать дракона и покататься у него на спине.
Разумеется, дракон это иносказание. В качестве дракона может выступить любая беда – боль, утрата, болезнь, тяжёлый изнурительный труд, тюрьма, бедность, безнадёжность.
Что делать при встрече с бедой? Варианта всего три. Это и есть жемчужный треугольник.
Я знал это теоретически, ещё задолго до того, как пришла беда. Но почему-то я думал, что это вопросы тактики. Я думал, что это три способа поведения. И понял свою ошибку только тогда, когда всё случилось.
Я был поздним ребёнком. Иногда до меня доходила мысль, что мне рано, или поздно придётся похоронить родителей. Этих любимых добрых людей, которых совершенно некем будет заменить. Но я каждый раз гнал от себя эту мысль, плевал через плечо, стучал по дереву.
Мысль уходила. Её прогнать было легко. Вот бы так же легко было прогнать и саму смерть…
Первой умерла мама. Она умерла неожиданно. У неё было больное сердце. Сердечники уходят легко и быстро, без долгих прощаний, без мук, скорее всего, даже не успевают осознать приближение смерти.
Остался отец. Он прожил ещё несколько лет. Мы с женой завели за правило каждую субботу привозить его к себе на обед, устраивать небольшой пир, слушать его рассказы о былых временах. У нас по всей квартире развешаны его картины. Обычно, будучи у нас, он смотрел подолгу на эти картины, хотя сам был их автором и знал в них каждый мазок.
О чём он думал? Что вспоминал?
Вот мама лежит на пляже. Море, горы, зелёные черноморские волны. Вот горный водопад среди диких скал. Вот тяжёлый мартовский снег и родные уральские сосны. Вот комната в нашей старой избушке, где я провёл своё детство. Мягкий свет настольной лампы. Мама шьёт за машинкой. Вот город Рига, древняя крепостная стена. В этих картинах отразилась вся его жизнь.
Теперь мне кажется, он прощался с картинами, как с любимыми детьми.
Однажды зимой выпало много снега. Убрать его не успели. Под снегом был лёд. Отец пошёл в магазин, поскользнулся, упал, сломал бедро.
Дальше каскадом пошли болезни. Открылась язва. Она осложнилась кровотечением. Тяжёлая анемия. Бред, нарушения психики.
Первый месяц его болезни прошёл бурно, как драка. Я постоянно был занят – ездил, беседовал с врачами, договаривался о перевозках, госпитализациях, навещал его в больницах. Потом, уже дома, ухаживал за ним, брал кровь, делал капельницы с Венофером, обезболивал.
Отец не умер, но и не выздоровел. Болезнь вступила в затяжную фазу. Теперь, вместо активной борьбы, потребовалось жить с этим, медленно восстанавливать утраченные функции.
И тут я заметил, что смертельно устал. Я устал видеть его страдания, его беспомощность, его укороченную ногу, пролежни от гипсового сапожка. Это было уже невыносимо. Казалось, выдержать ещё месяц борьбы невозможно. Тогда-то я и задумался о жемчужном треугольнике. Битва с драконом окончилась вничью. Но ведь должны быть ещё два варианта?
В те дни мне открылся истинный смысл жемчужного треугольника. Это не вопрос тактики. Это вопрос отношения к навалившейся беде. Вопрос приспособления психики к нагрянувшей беде.
И я решил убежать от дракона. Внешне в моих действиях ничего не изменилось. Я всё так же кормил, ухаживал, делал массаж, перевязывал, давал лекарства. Но я перестал суетиться. Бегство происходит не физически, а внутренне. Ты как бы удаляешься на вершину далёкой горы, поселяешься в башне из слоновой кости. Смотришь на беду издалека, из безопасного и прекрасного далека. Я, конечно, сочувствовал этому бородатому мужчине и его больному отцу, но я был далёк от них. Я наблюдал за ними сквозь резную решётку окна своей башни среди заснеженных скал, голубого неба и белых облаков.
Мужчина спал на полу возле отцовской кровати, вскакивал, когда отец кричал во сне, успокаивал его, объяснял, что все ужасы, привидевшиеся старику, – просто бред. Мужчина готовил завтраки и обеды, переносил отца из кровати за стол, выносил судно, выдавал лекарства. Но я всем этим мало интересовался.
Месяц шёл за месяцем. Зима сменилась летом. Мужчина упорно делал свою работу. И вскоре я заметил, что у отца зажили пролежни, срослась кость, восстановился гемоглобин, пропали страшные видения. Отец начал самостоятельно подниматься с постели, ходить по квартире. Он снова взялся за кисти. Теперь он писал новую огромную картину, самую большую в его жизни, но и самую страшную.
И при этом, я совершенно не устал. Ведь это не я ухаживал за отцом, а просто похожий на меня человек. Я же отдыхал в своей башне и созерцал прекрасные горные пейзажи. Так от чего мне было устать?
Так я познал, что такое бегство от дракона. Оно заключается не в том, чтобы опустить руки и прекратить борьбу, а в том, чтобы наблюдать за собой со стороны с лёгким любопытством, не принимая к сердцу беду, ибо никакой беды нет. Беда ненастоящая.
За время отдыха в башне силы, и моральные, и физические, вернулись ко мне. Я вновь обрёл оптимизм и даже поверил, что отец выздоровеет, и всё будет, как прежде.
Теперь я решил не убегать от дракона, а оседлать его. Я запер свою башню на амбарный замок, и вернулся в квартиру отца. Теперь я продолжал ухаживать за ним, но делал это с большим удовольствием. Я вставал по будильнику, приветствовал солнце, делал зарядку. За пятнадцать минут успевал приготовить горячий завтрак. Выдавал лекарства. Потом мы вместе с отцом завтракали за одним столом, беседовали. Потом отец, опираясь на ходунки, возвращался к своим холстам и краскам, а я прыгал в старенькую Тойоту и мчался на работу.
Каждое действие приносило мне наслаждение. Я буквально упивался своей организованностью, обязательностью, аккуратностью и ловкостью, умением всё успеть.
Это и было катание на спине дракона. Я даже благодарил судьбу за этот год, который я провёл в общении с отцом. Заботиться и отдавать, это очень приятно.
Потом наступила дождливая и промозглая осень. Болезнь снова начала прогрессировать. Как серые угрюмые тучи заслонили ясное солнышко, так и бредовые видения затмили разум отца. У него возобновился бред. Сначала виденья были забавными и даже веселили его. Потом начались угрожающие, устрашающие видения. Видения обвиняли отца. Он сильно расстраивался. Иногда он не узнавал меня, принимал за врага. Один раз он даже ударил меня кулаком в лицо. Физически это пустяк, но морально тяжело.
Мне снова пришлось начать битву с драконом. Я устраивал консультацию психиатра, дважды укладывал папу в стационар, потом забирал домой, носил на руках. Пришлось снова суетиться и бороться за его жизнь.
Увы, в битве со смертью успехи могут быть только временными. Конечный же итог всегда один. Предпоследнюю свою ночь отец провёл в бреду. Он разучился говорить. Только по стонам я понимал, что его снова мучают тяжкие видения. Особенно меня беспокоило то, что он отказывался от пищи и воды. Пришлось вливать воду ему в рот. Я вооружился шприцем без иглы. Опытным путём я установил, что если влить ему в рот два миллилитра воды, он проглотит. Но если влить хотя бы три миллилитра, он начинает хрипеть, становится страшно, что он захлебнётся.
Пришлось поить его по два миллилитра. При таком способе, на то, чтобы выпоить один стакан воды требуется повторить манипуляцию сто раз. Это требует больше часа.
Иногда отец тихо засыпал. Я тоже засыпал рядом с ним. Эта ночь, самая трудная, порядком вымотала меня. На следующую ночь отец то стонал и ворочался, то затихал. Около двух часов пополуночи он затих. Я уснул рядом с ним.
Я проспал три часа. В пять я вскочил и сразу понял, что не могла пауза длиться так долго. Я проспал. В комнате царила неестественная тишина. Его дыхания не было слышно. Отец умер.
Осталась его последняя картина. По существу, это реквием. Огромное полотно, полтора на два метра, представляет собой иллюстрацию к одной из мрачных зловещих легенд расторгуевского особняка, расположенного в центре нашего города. Ночь. Парк. Дверь в скале приоткрыта. Зловещего вида мужики выносят из подземного хода мёртвое тело. Третий в богатом кафтане, при сабле, светит им старинным фонарём.
Никто не хочет владеть этой картиной. Она подавляюще действует на психику. Невозможно видеть её на стене. Пришлось снять холст с подрамника и скатать картину в трубку. Так она и лежит где-то в кладовке.
У каждого свой крест. Есть люди, у которых он будет потяжелее моего. Наверное, человек может вынести и большее. Знаю одно. Жемчужный треугольник ценнее морских жемчужин. Он даёт силы, чтобы вынести невыносимое. Он позволяет жить с бедой и не сойти с ума. В этом я убедился на собственном опыте.
И ты, читатель, если нагрянет беда, вспомни о жемчужном треугольнике. Он поможет тебе.