Ужасная догадка его настигла утром.
Мысль обожгла и подбросила с дивана. Федор даже забыл о своем радикулите и постоянно ноющих ногах. Тревога возрастала по мере окончательного пробуждения. Сын не пришел с работы и его место на полу рядом с ним пустовало. Его поймали на воровстве денег, когда он мыл машину очередного клиента. Толстый владелец «Ланд Крузера» вначале избил худого и тощего, как маленький мешок с костями его Тимура, затем пожаловался хозяину автомойки, который небрежно сказал: «Делай с ним что хочешь! Он все равно никому не нужен. У него даже документов нет…». Что мог сделать водитель «Ланд Крузера» черного цвета – добить валяющегося на мокром и красном паркете незадачливого воришку или еще полуживого бросить в реку? А вполне мог отвезти и на дальнюю заимку, чтобы за краюшку черного хлеба чистил у коров или баранов, пас их под присмотром вооруженных нукеров, одним словом сделать рабом…? Все что угодно. Власть и деньги не знают запоров от самых изощренных фантазий. И даже мог изнасиловать! Нет, нет, нет….
Телефон завалился между складками одеяла. Зачем я ему звонил, старый козёл? – стал укорять себя Федор. – Весь день звонил, а затем еще и вечером позвонил и умолял достать деньги на оплату за электричество. Тимур всякий раз говорил, что погода дурацкая и машин почти нет, но обещал что-нибудь придумать, в крайнем случае, занять у товарищей по работе.
Он набрал его номер, но после гудка вызова, на экране высветилось: «Нет ответа. Тимур».
Какие к черту товарищи – голь перекатная у них-то, откуда деньги. А может он залез на удачу, вернее на дурняка, к одному из них в карман и его вычислили. Работяги в таких случаях долго не церемонятся, отметелят похлеще толстого владельца «Ланд Крузера» и, конечно же, сделают Тимура инвалидом. Федор представил, как кормит с ложечки жидким сваренного из говяжьих костей, супиком сына, вытирая тряпочкой слюни и с жалостью наблюдая за его потугами членораздельно что-то сказать.
Он курил и смотрел в окно на рано заснеженный в этом году двор, шмыгающих в черноте утра прохожих. И корил себя, быть может, за гипнотические слова: «Тимур, срочно надо деньги. Свет отрежут. Будем сидеть без света». «Ладно, ладно, - успокаивал Федора сын – что-нибудь придумаем…». Черт бы побрал, этот гипноз, неужели у меня есть дар к этому? Конченый идиот, а не гипнотизер!
Это я его вынудил пойти на преступление - украсть деньги. Клейма на мне нет. Прожили бы без этого поганого света. Ведь жили люди миллионы лет без него, почему сейчас мы так зависимы от него. Сварить не на чем, можно хлеб с маслом и селедкой. Он нажал на красную педальку электрочайника. Без чая туго придется. По соседям не пойдешь. Нынче все живут без особого сердоболья. Охраняются от него, как в средние века, от чумы. И чума же их сожрет. Попробуй копейку занять, так сделают такие удивленные глаза, как будто ты у них золото партии требуешь вернуть до последнего слитка. Особенно надрочились делать козью морду, более-менее богатенькие.
Вода в чайнике быстро закипала. В оконную раму едва не врезалась птичка, даже разглядеть не успел – воробей или синичка. И вспомнил примету: птичка в окно, значит к новостям. Какая весть окажется, не хотелось думать.
Он завалился на диван, хотелось согреться и уснуть, под толстым ватным одеялом. Но ни сна, ни тепла не наступало. Федора пробирал холод. Рассудочный холод предстоящей беды. Как ее расхлебать, чем унять назойливые мысли: найдет ли он живым или мертвым Тимура? Кто приедет к нему сообщить о смерти сына – полиция? А если он шел ночью с работы и патруль подошел и спросил документы, и его забрали в участок? По каким моргам искать непутевого? По телевизору сообщат: найден не опознанный труп неизвестного мужчины, худощавого телосложения лет 25-30. Может быть, его забрали те, у кого он хотел украсть деньги и, привезут, потребуют выкуп?
…Тимур появился у него неожиданно полтора года назад. С десяти лет Федор не жил с сыном. Он воспитывался у матери, которая жила в другом городе. Иногда приезжал, но погостив с недельку, снова снимался с якоря. А год назад приехал и уже не собирался никуда уезжать. «Ну, что ж, сынок, - сказал ему Федор, - живи, вдвоем оно и веселее». Тогда еще он работал стропальщиком в одной строительной фирме. Тимур перебивался случайными заработками. Особо не шиковали, но на жизнь хватало. Два-три раза в месяц выпивали. Тимур приводил каждый раз новых девок знакомил, садил за стол уставленный не хитрыми закусками, выпивали, рассказывали анекдоты и иногда встречались интересные собеседницы. Хотя а основном сейчас молодые повернуты на деньгах и по душам не выходило поговорить. А что удивительно, так все девчонки, как на подбор были статные и красивые. И чем он только их брал – удивлялся любовным способностям сына Федор.
В квартире отца сын не позволял себе заниматься любовью – снимал квартиры.
Все перевернулось с ног на голову, когда Федору упавшей бетонной балкой переломало ноги. Три месяца шеф Игорь Викторович оплачивал лечение, только бы этот несчастный случай не выявила инспекция по охране труда. Тогда от огромных штрафов никакими дорогими подношениями не отделаешься. А когда здоровье не много поправилось, Игорь Викторович, обвинив Федора во всем, отказал ему в восстановлении на работе. Бригадир, сидевший при разговоре в вагончике, опустив глаза, увлеченно играл спичечным коробком, как будто именно игра не позволяла оторваться и сказать по-честному: кто был истинным виновником несчастного случая. Да и как он мог назвать имя своего салаги племянника, который не правильно продел стропа и балка выскользнув, могла упасть на голову, но Федор успел среагировать отскочить и она, падая вскользь задела ноги. От такой несправедливости Федор запил, а протрезвившись, пошел искать работу.
В его возрасте – это лотерея. И никак не складывались ни серии, ни номера. В одной строительной фирме примерно его возраста прораб, посмотрев трудовую книжку давал добро, а начальник, увидев седовласого новичка интересовался, сколько лет. Хоть как девице, так и подвигало соврать, уменьшив свой возраст, но работа, не амуры крутить, в документах четко написано: Степанов Федор Петрович, 1957 года рождения. И начальник, строя из себя культурную целку, давал от ворот поворот: «Извините, уважаемый Федор Петрович, вам скоро на пенсию…».
Попробовал сторожем на автостоянку, так хозяин встретил его сидя по- американски: скрещенные ноги на столе, в зубах сигарета. Не выносил Федор таких «сэмов», но голод не тетка, пришлось вести беседу. А он, прищурившись, как Берия на Ежова, в конце разговора спрашивает: «А вы пьете?» «Пью!» «Пить вредно» - нравоучительно заметил хозяин автостойбища. Не сдержался Федор: «Я – то, пью, а вы курите, что значительно вреднее. И ноги выше головы, как баба, не задираю…».
…Он еще несколько раз вставал попить чайку, за окном давно рассвело и, люди кучнее уже не спеша фланировали по улице, за стенкой соседи включили на всю катушку «Жестокую любовь» в предвкушении жесткого секса. И по-прежнему на звонки телефон Тимура не отвечал. На душе скреблись кошки и, тут раздался такой громкий и требовательный стук в дверь, что Федор невольно вздрогнул.
На лестничной площадке стояла миловидная сорокалетняя блондинка в самом соку, а за нею в синей униформе «Энергоцентра» хищно пялился на него мужчина. Понятно, пришли кровососы: контролер и электрик.
- У вас не оплаченный долг по электричеству и теплу, когда оплатите?
По голосу спокойному и примирительному Федор понял, что женщина готова предоставить шанс, чтобы должник расплатился, хотя бы в рассрочку. Что ее разжалобило: потерянный вид хозяина или понимание трудной жизненной ситуации? Нет, видимо еще не совсем вымыло из сердца и кровеносных сосудов кровинушку русской доброты и милосердия, и Федор, воспылав отвагой, залихвастки выпалил:
- Мы погасим. – потом поправился, вспомнив о Тимуре, которого быть может уже и нет на этом свете – Я оплачу, день, другой дайте, пожалуйста…
И тут зазвенела сотка, он поднял ее к уху и услышал голос Тимура:
- Папа ты звонил, я в ночь и в день еще остался….
А в это время электрик, переминаясь с ноги на ногу, как скаковой конь, перед дерби, нашептывал контролеру:
- Света, отключать надо! По нему видно, что не рассчитается! Давай отрезать!?
Четко и ясно услышав особенно последние слова жаждущего наказания не плательщику электрика, Федор радостно воскликнул:
- Режь дорогой, режь!