И как же тебе ширины-то не хватило, зёма?

Станислав Климов
Летние каникулы горели своими солнечными лучами и теплыми деньками. Наши детки разъехались по бабушкам, лагерям и детским пансионатам, мы с Мариной сами обрабатывали грядки, занимались закруткой овощей и фруктов на зиму, ходили на работу и вдвоем отдыхали в выходные дни. А однажды ей случилось, даже, покататься со мной по работе, и самой поработать поваром на моем разъездном судне, а было это так…

Звонок мобильного телефона уже ближе к вечеру пятницы взбудоражил меня, только пришедшего с работы и собиравшегося за дом на грядки вместе с женой.
- Леонидыч, напротив Пятиизбянки теплоход «Тверь» с двумя тоннами металлолома на Ростов сел на мель за судовым ходом. Надо съездить, справку взять и посмотреть, что можно для них сделать, что бы они скорее ушли, похоже, там все пьяные, - слова Леонида Ивановича ввели меня в ступор.
- Хорошо, а «Куница» где? Она, вроде бы, уходила на водохранилище?
- Стоит в затоне механического цеха, тебя ждет, езжай, больше никого я не нашел, в справке с тобой подпишется ее капитан, - ответил он и отключился.
- Конечно, не нашел, - проговорил я вслух, - Серега, небось, отбрехался, на выходные ехать не захотел, - и объяснив ситуацию Марине, добавил, - надо ехать, Любимая, работа превыше всего.
- Я не хочу одна дома в выходные сидеть, - обиделась она, - в кои-то веки мы без детей, а отдохнуть не можем.
Немного подумав, я ответил:
- А поехали со мной, сейчас повара отпустим и тебя возьмем, хоть, воду посмотришь и покатаешься, согласна?
- Конечно, лучше с тобой, чем дома сидеть одной. Давай, еще мясо заберем из холодильника и хлеб из дома, будет из чего готовить, - обрадовалась она…

Через два часа мы уже на разъездном судне вышли вниз из подходного канала и на финишной прямой перед Пятиизбянкой увидели стоящую посередине реки, но за судовым ходом, груженую «ШПшку», так в простонародии речники называли старенький проект грузотеплоходов «Шестая пятилетка». Он истошно пускал черный дым из обеих своих выхлопных труб.
- Сам пытается сняться, - констатировал факт Николаич, капитан разъездного судна.
- Ага, - с ехидцей поддакнул я, - и упрямо, на мель лезет, смотри, «полным вперед» работает, а буй-то красный за левым бортом оставил...

Когда через несколько минут мы подошли к его правому борту, то ни одна живая душа не показалась на борту принять у нас швартовые. На нашем теплоходе было всего три человека: капитан, я и Марина, все, кого можно было отыскать в пятницу вечером. Мне самому пришлось перелезать через его высокий борт и крепить нас к судну.
После швартовки я сразу решил подняться в рубку и увидел такую картину: капитан, как впоследствии выяснилось это был именно он, висел «тряпкой» на большого диаметра штурвале, двигателя работали «полный вперед», а он спал пьяный в дупель. Растормошив этого средних лет усатого мужика в летней тельняшке и спортивных брюках, мой слух только и понял, что у него горе, «повариха сбежала с местным бизнесменом на берег». Поэтому он рванул с рейда вниз, до Ростова, а на самом деле позабыл повернуть в судовой ход, налетел на песчаную кочку за его пределами и молотит дизелями на месте. В адекватные чувства приводить его было бесполезно, только что я и смог, так остановить дизеля и тогда в рубку моментально вбежал тоже поддатый, но очень молодой парень. Увидев меня, незнакомого человека, он спросил:
- А вы кто?
- Я начальник участка пути, обслуживающего эти воды, а вы кто?
- Мы везем металлолом на Ростов, вот решили день рождения кокши здесь справить. Встали на рейд, выехали на берег, в местный кабак, а там нашу кокшу увел какой-то местный бизнесмен. Капитан с горя напился и решил без нее идти, вот мы вниз и идем. А почему вы теплоход остановили? На каком основании?
Мне стало смешно слушать его пьяную ахинею и я спросил:
- А давно так идете?
Он попытался пристально посмотреть на судовые часы в рубке, долго размышлял и потом, так же пытаясь сделать это серьезно, изрек:
- Часов шесть, не меньше.
Да, грешно смеяться над пьяными и убогими, не зная последствий их действий и тогда, тоже сделав серьезное лицо, я произнес:
 - Посмотри в окно, вы на месте молотите уже шесть часов. Вон, Пятиизбянка напротив.
Он долго всматривался в окно на правый берег, потом повернулся к капитану и начал его будить, как делал я минут десять назад. Похоже, это действие с вахтенным производили не первый раз, и парню удалось разомкнуть веки капитану. Он немного пришел в себя и произнес:
- А вы кто?
- Еще один, - в сердцах выпалил я, - начальник участка пути, приехал вам помочь…

Затем были многочисленные попытки нашим судном помочь их судну хотя бы закинуть на судовой ход корму, который был в двадцати метрах от левого его борта, были попытки рывками раскачать теплоход, что бы песок осел, подмыть винтом «Куницы», промыть днище струей, что бы песок ушел из-под корпуса, но все было тщетно. Наш повар Марина при всех качках и дерганьях пыталась сварить ужин, сама качалась от работы «Куницы» совместно с «Тверью» и к закату раскаленного светила за ближайшую прибрежную сопку валилась с ног, хотя, часом раньше утверждала, что не сможет спать в таком режиме и на такой железной кровати. В результате, вымотавшись, упала на первую шконку в средней каюте и «без задних ног» проспала часов десять к ряду. Начало быстро темнеть и мы бросили бесполезную затею, пришлось ждать утра и адекватности, хотя бы, капитана…

Утро началось с тех же суднодвижений, что и накануне, только вместо капитана адекватным и более менее соображающим в сложившейся обстановке вышел из своей каюты первые штурман, с которым можно было разговаривать на трезвом русском языке. Он нашел трезвого же  моториста и они вместе, взяв длинную наметку, пошли вдоль всего своего борта измерять глубину, а я из их рулевой рубки наблюдал за действиями членов экипажа. Вдруг неожиданно появился чистый выбритый капитан, даже, в форме и произнес:
- А что мы тут делаем, мы же должны завтра быть в Ростовском ковше на разгрузке лома? Где штурман?
- Это вы меня спрашиваете? А ваш штурман измеряет наметкой глубину по борту, – искренне поинтересовался я и тут же выдал информацию на вопрос, услышав одновременно в его говоре нотки земляка, нижегородца.
- Да я, похоже, сам себя спрашиваю, - буркнул он в ответ, злясь на самого же себя, а что случилось?
- Отвечаю, вы развернулись с Пятиизбянского рейда и пошли вниз, но не повернули вовремя влево, на судовой ход и на полном ходу выехали на кочку песка, которая у вас строго под серединой корпуса и на ней теплоход крутится градусов на сорок-пятьдесят, не больше.
Тут взяло верх мое любознательное нутро и я задал ему свой вопрос:
- А вы не из Нижнего?
- Да, - ответил коротко и почти гордо он, - закончил в восемьдесят втором году «Кулибинку», судоводитель.
И здесь моему возмущению не было предела, мне хотелось ему высказать все, что я о нем думаю и как он позорит такими глупыми действиями гордое звание «Кулибинца», но не хотелось совсем уж обижать с утра «больного на голову» человека и я спокойно спросил:
- И как же тебе ширины-то не хватило, зема?
Он слегка приободрился и ответил:
- Что, тоже наш, «Кулибинец»? Когда заканчивал?
- Путеец, восемьдесят шестой…

Похоже, он понял мою недовольную интонацию голоса, и ему все-таки стало стыдно за свое поведение, потому, как начал тормошить судовой сиреной и звонками внутренней связи всю команду, приводить ее в нормальное рабочее чувство и стал пытаться, хотя бы, что-то предпринимать для снятия судна с мели, пожаловавшись через некоторое время мне:
- Меня хозяин уволит без выходного пособия, а же должен завтра встать под разгрузку, там «моряк» ждет в ковше.
- Без посторонней помощи мощного буксира ничего не получится, - констатировал я факт добротного сидения на мели, изучив за сутки ситуацию и взвесив все «за» и «против» в сложившейся ситуации…

Через несколько часов тщетных попыток самостоятельно сняться с мели мимо нас шел именно такой мощный буксировщик, согласившийся помочь нам за оплату дизтопливом, и капитан согласился на его условия, у него просто не было иного выхода. Но посторонняя помощь ничем не помогла, и буксировщик через два часа ерзания по пескам и оттягивания на длинном «шнурке» «сидельца», ушел своим маршрутом.  Век высоких скоростей и технологий, тотального слежения хозяевами за своими судами по спутникам и оперативной информации не давали шансов теплоходам надолго отлучаться с маршрута, помогать кому-либо без разрешения свыше. Их действия, отслеживаемые с космического пространства, контролировались, и звонки по спутниковым телефонам сразу же посылали запрос, «что?» и «почему?». Никто не желал терять свои деньги за счет неудач других, помощи ждать было неоткуда. И данное транспортное происшествие не было единичным в моей практике, такое случалось сплошь и рядом, проходящие суда под любым предлогом пытались идти мимо, забывая обычное флотское братство, они были не вольны решать такие вопросы, как срыв графика  перевозок груза...

Так мы простояли под бортом «Твери» до вечера воскресенья, пытаясь всячески помочь бедолаге сняться с мели, а ближе к закату пришлось отвезти Марину, вроде бы, и отдохнувшую от грядок и кирпичных стен, но и умаявшуюся в раскаленной железной «консервной банке» без человеческих условий, домой. В понедельник ей необходимо явиться на работу, разъездные бухгалтерам никто не платил. Мы же вернулись к сидевшему на мели судну и остались ждать «у моря погоды», капитан, чуть не плача, считал убытки, которые хозяин непременно должен был на него повесить и ждал приезда самого его, бывшего военного летчика из Казани. Из рассказа земляка я понял, что в лихие девяностые летчик отставник стал бизнесменом судовладельцем, купившим по остаточной стоимости несколько списанных государством судов старой постройки. Они, пригодные разве, что «на гвозди», эксплуатировались им до последнего дня, когда и впрямь некогда крепкие корпуса и надстройки можно было сдать только в черный лом, за рубль по тонне. Но добротные посудины, построенные на Советских судоверфях, упрямо не хотели ломаться и изнашиваться и приносили хозяину неплохой доход…

А через сутки, на рассвете, появился он, небольшого росточка мужчина лет пятидесяти, крепкий и поджарый, примчавшийся из Казани на новеньком незнакомом мне автомобиле, впоследствии оказалось, что это чудо совместного Российско-Французского предприятия называлось «Шевроле-Нива», только начинающее сходить с конвейера автозавода Республики Татарстан.

Первым делом он зашел на наш теплоход, стоявший у борта, и поинтересовался, кто главный, он, видимо, даже зрить не хотел своего опростоволосившегося капитана, принесшего ему столько убытков. После знакомства со мной он спросил:
- Какой план вы видите, что бы скорее мой теплоход снялся с мели и ушел до пункта разгрузки? В деньгах я не обижу.
- Надо произвести небольшую распагузку металлолома, в основном со средней кучи, тогда он приподнимется, и небольшой буксир стащит его с мели за несколько минут, - ответил я, заранее зная, что надо делать и показал ему расклад цен на бумаге, где значились плавкран, буксировщик и баржа из нашего техучастка.
Он посмотрел мой расклад, расценки, примерное время на всю работу и общие затраты. Все было в пределах разумного, тем более, что калькуляции часового содержания судов сделаны официально и имели гербовую печать, а время, время примерное, в зависимости от хода работ. Ему ничего не оставалось, как на все соглашаться, главной и окончательной целью судовладельца было довести любыми путями судно до Ростова, там уже ждал морской сухогруз для перегрузки…

Кто-то платит за свои огрехи, а кто-то честно зарабатывает на этом денежные средства, помогая таким вот нерадивым или просто в чем-то невезучим обычным людям или большим хозяевам осуществить свои мечты и достичь определенных целей, что мы и получили в конечном итоге.
После одобрения моих расценок судовладельцем я позвонил своему руководству и через пять часов возле борта «Твери» стоял караван, состоящий из плавкрана, буксировщика и порожней баржи, которые сразу же приступили к выгрузке части металлолома. Быстрая и слаженная работа через час дала свои положительные результаты и теплоход, «потеряв» около ста тонн груза, приподнялся на несколько сантиметров, достаточных для снятия с мели  и зашевелился под воздействием поворота мощного многотонного крана, невольно раскачивающего его своими действиями. Я скомандовал на приостановку работы, отвел караван в безопасную сторону и поставил на якорь, а стоящий рядом буксировщик начал выходить на длинный «конец», выдергивая судно, «как морковку из грядки» в направлении, обратном его движению. Чуть напрягшись, буксировочный канат легко выдернул теплоход из песочного плена и вскоре он благополучно начал самостоятельно двигаться на судовой ход. Вся работа закончилась через три часа после своего начала, а еще через три часа после перегрузки обратно в теплоход его металлолома и подписания всех необходимых мне документов я отпустил горе-теплоход вниз, на юг. На прощание я пожелал экипажу больше не попадать в такую ситуацию, из-за которой хозяин потом может раздеть всех «до нитки», а самому капитану земляку я пожелал все-таки не позорить звание «кулибинца», имевшего хорошую репутацию на всех речных просторах Великой России. Да и сама ситуация с кокшей не стоила и грамма того, что получилось. Когда все более менее очухались от трехдневной пьянки и привели себя в надлежащий человеческий вид, вдруг узнали, что она, эта самая роковая теперь во всех смыслах для капитана женщина, последние двое суток, начиная с субботнего рассвета, находилась в своей каюте. Туда ее в состоянии слегка «под шофе», немного Влюбленную и с большим букетом полевых ромашек доставил тот самый станичный бизнесмен на своей лодке.

Такая вот история приключилась в наших водах однажды жаркими летними выходными, принесшая и мне определенный доход в семейный бюджет, на который мы с Мариной через некоторое время отправились на Черноморское побережье, но это совсем другая история...

Да, не зря все-таки говорят французы «шерше ля фам», не зря…