И на старуху бывает проруха...

Станислав Климов
Теплый солнечный май благоухал своими яркими сочными красками, работа шла своим чередом, все необходимые мероприятия начала очередной навигации сделаны и можно было перевести дух, заняться вплотную огородом, детьми и иногда отдыхом.

Детки в меру своих детских сил помогали нам по дому и все тому же палисаднику за домом, отдыхали и учились, ходили в детский сад. Впереди маячили обычные выходные и посещение женитьбы Марининого младшего двоюродного брата на ее же подружке, куда мы были приглашены, предвкушая веселый денек и прохладный майский вечерок с танцами и смехом, встречей с незнакомыми и знакомыми людьми, родственниками и друзьями.

Суббота наступила, и все приготовления к торжеству находились в самой своей кульминации, когда я со слов заместителя по флоту узнал, что наш головной буксировщик «Перекат» с тысячетонной порожней баржей на участке Нижнего Дона, находясь в районе города Семикаракорск, потерял управление и не может дальше двигаться. Пока диспетчера по движению флота собирали устную информацию о транспортном происшествии, а это, несомненно, квалифицировалось именно так, в соответствии с определенными документами, действие разворачивало свои события. Свадьба из официального государственного заведения, по окончании обязательных процедур скрепления уз брака подписями и обменом обручальными кольцами, распития шампанского с конфетами и поцелуями новобрачных, перекочевала от солнечных лучей улицы за столы близлежащего кафе, в тенечек, и началось самое интересное действие, руководимое профессиональным тамадой.
Только мне уже не пришлось во всем этом участвовать, меня, как начальника участка пути и непосредственного руководителя всем флотом техучастка включили в комиссию по расследованию произошедшего и пересадили прямо из-за праздничного стола в служебную «Волгу» и с другими представителями управления отправили в соседнюю, Ростовскую, область…

- Что, Леонидыч, даже выпить не дали? – спросил с сочувствием, чуть улыбнувшись, водитель.
- Точно, Санек, ни закусить, ни выпить не успел, да и поздравлять тоже жена одна за нас двоих будет, - спокойно ответил я, - ладно, здоровее и стройнее буду.
Все сидящие в машине, а кроме меня еще два члена комиссии уместились в служебной «Волге», засмеялись и один из них изрек:
- Ничего, приедем уже затемно, поедим и выпьем, все успеем. Меня тоже из-за стола дернули, мы в бане сидели с кумом, и только я пригубил, здесь сотовый зазвенел. Вот же игрушку придумали, сразу везде находят, и выключать его нельзя, служебный, - и он вздохнул в шикарные черные усы, похлопав по бокам пухленького походного чемоданчика.
- Меня тоже в дорогу снарядили со свадебного стола, - поддакнул я и показал сумку.
А третий член комиссии, групповой механик Вадим Геннадьевич, многозначительно поднял в потолок машины палец и сказал:
- А уж я-то снарядился по полной программе, как говорится «собирайся на три года, уезжая на три дня». Так научил меня Север, где без этого вообще в дороге делать нечего.

Теперь мы все дружно рассмеялись, понимая, что в ближайшие сутки нам ничего не страшно и совсем неплохо, что всех оторвали от вкусных и праздничных столов…
Да, они все были правы, дорога предстояла часов на шесть-семь, на сколько едем, вообще, непонятно, а дело шло уже к вечеру, солнышко катилось к своему горизонту, высвечивая нам прямо в глаза. Просто мы держали путь строго на запад, ближе к нему, светилу, прячущемуся от наших взоров за лес и пригорки, за крыши городов и хуторов, бескрайних степей и лугов, за край нашей большой и круглой Земли…

Ровная и широкая трасса пролегала по знакомым мне местам, дорогам и перелескам, полям, засеянным желтым подсолнечником, набирающим свою силу и зеленым лугам с пшеницей и рожью. На всем протяжении пути простиралась южная житница и кормилица России, Ростовская область, плодородная и щедрая земля большого государства. И здесь я, сидя в уютном мягком салоне Советского автомобиля представительского класса, быстро скользившего вперед, вспомнил, что когда-то, лет уже семнадцать назад, пришлось мне работать на перекате вблизи этого районного центра, куда мы направлялись для расследования происшествия. И тогда…

- Да не волнуйся ты так, «трояк», - спокойно произнес командир земснаряда, тихо войдя в рубку и увидев, как я стою на тентовой палубе возле рубки и просто напросто ору во все горло тем, кто купается под струей нашего концевого понтона, из которого шла чистая вода.
- А если из трубы что вылетит и по башке ему саданет, мало же не покажется! А кто отвечать будет?
- А это его проблемы, ты следи за вакуумом и давлением, рули правильно по створам и гребни после работы не оставляй, - все так же меланхолично ответил он и махнул на них рукой.
За восемь своих навигаций он уже привык к выходкам людей, радующихся новому чистому песочку на городском пляже и таким бесшабашным образом это показывающим, еще раз махнул рукой и вышел из рубки.
Мы в тот день стояли на перекате недалеко от города Семикаракорска и намывали на берег чистый желтый мелкий песок, практически намывая городу бесплатный Черноморский пляж. В этом месте пролегала зона отдыха горожан и в жаркое летнее время берег был ими практически усеян или, точнее, уложен, загорающими и играющими в волейбол, спящими и просто взирающими на речные просторы. Самая смелая ребятня забиралась на выкидную трубу земснаряда, ныряла с нее в струю песка, а когда шла чистая вода, вставала, словно под душ. Но мне, стоящему на палубе, отчетливо отдавалось эхо перекатывающихся по напорным трубам редких камней, больших и маленьких, которые и могли нанести травму детям. В ту, самую первую мою навигацию, сразу по окончании училища, в качестве самостоятельного начальника вахты, я переживал за такие проблемы, часто рвал горло, бегал на концевой понтон, уговаривал их уйти и не купаться в месте отложения грунта, ведь, практически у каждого прибрежного хутора или станицы мы намывали такие шикарные пляжи. И только потом, спустя несколько месяцев, поняв бесполезность своего нервного занятия их уговаривать, я принял ближе к своему здоровью хорошую русскую истину, вложенную в емкую поговорку «пока петух жареный в ж… не клюнет, ничего не поймут» и успокоился, каждый был сам кузнецом своего счастья и хранителем своей жизни. У меня на тот момент настоящая взрослая самостоятельная флотская жизнь только начиналась…

А теперь мы ехали по моим воспоминаниям, по волнам моей не закостенелой памяти, к месту моих работ по молодости лет.
- Леонидыч, чего застыл? Не слышишь что ли? – спросил меня Александр Владимирович, главный в нашей комиссии, капитан-наставник управления, вырвав своим вопросом из оцепенения всплывших кадров старой, еще Советской, киноленты.
- Что? – только и спросил я, выйдя из своей прострации молодости.
- Я спрашиваю, ты же там работал, подъезд к берегу есть?
- А смотря, где они и что натворили. И вообще, Владимирыч, может, прояснишь тему по-флотски, а то ничего не объяснили и отправили в поход, - спросил слегка раздраженно я.
- Объясняю, из разговора с капитаном диспетчер понял, что они шли вверх мимо Семикаракорского рейда, и когда поравнялись с верхними рейдовыми буями носом баржи, услышали сильный толчок судна о подводное препятствие, после которого потеряли полный ход. Первый визуальный осмотр показал, что потеряли насадку.
- И все? Так просто? Ясно, - вздохнул я, - не хватило ширины, что ли, по берегу шарахались? Николаич же грамотный и опытный капитан.
- Посмотрим, - многозначительно ответил Владимирыч, - «и на старуху бывает проруха»
- В районе рейда были съезды к воде, там всегда полно рыбаков сидело на галечном грунте спининговало, - ответил я на его вопрос, снова пытаясь в памяти восстановить те далекие холостые дни…

Мы добрались до судна около полуночи, поколесив по городу в поисках въезда в развалины знаменитого когда-то консервного завода, снабжавшего всю округу, ближнюю и дальнюю, сладкими фруктовыми и солеными овощными консервами. На акватории завода, возле пустеющих погрузочных причалов и должен был стоять состав техучастка. После некоторых скитаний в темноте улиц, мы все-таки нашли въезд на территорию завода и подъехали к судну.
После короткого разговора с комсоставом экипажа все отправились спать, решив, что «утро вечера мудренее».

А утром начались форменные допросы всех членов экипажа с пристрастием, обстоятельными и подробными объяснительными, мы должны были выстроить картину произошедшего по минутам, ведь, если так и есть, что они отломили насадку вместе с винтом, то это очень большой убыток. А если еще будет доказана вина вахтенного начальника буксировщика, то на их плечи ляжет возмещение убытка предприятию. После опроса экипажа с зарисовкой схемы места происшествия, мы отправились на берег с желанием опросить тех, кто мог что-нибудь видеть или слышать, акустика от воды исходит приличная и эхо отдается далеко, а уж любопытных и глазастых свидетелей в нашей стране всегда хватало. Так и вышло, нам прямо-таки повезло, в том месте крутого правого берега стояла какая-то небольшая фабрика, и ее забор шел прямо по откосу, а в заборе существовала калитка и стояла будка сторожа, который именно тем злополучным субботним днем сидел на лавочке, поплевывал семечки и оглядывал сверху красивые окрестности широкого участка Дона, где, якобы, просто проходил судовым ходом наш теплоход.

- А что, в аккурат около полудня и было, он разворачивался и кормой шел прямо на наш берег. Уже почти поперек реки был, когда послышался сильный стук, его затрясло, а потом из-под кормы перестало мутить и идти вода и он сплыл вниз. Вот оно, то самое место, - показал нам сторож.
- А вы ничего не путаете, он вверх разворачивался ил просто вверх шел? – дотошный Владимирыч не поверил своим ушам.
- Да помню я, точно, он разворот делал вверх, - спокойно повторил свои слова сторож.
- Понятно, спасибо, - проговорил Владимирыч для сторожа и покачал головой, а когда мы отошли от него, добавил уже мне одному, - понимаешь картину, Леонидыч?
- Конечно, врут все члены экипажа, не говорят, что делали оборот, не хотят отвечать за насадку при неправильном маневре вблизи берега, а сваливают на препятствие на рейде…

Дальнейшие действия принимали молниеносный оборот, когда мы о результатах предварительного расследования докладывали руководству с сотового телефона и получили от него план следующих телодвижений. А они, эти телодвижения, заключались в том, что нам на помощь шел тральщик с водолазами, который должен был искать насадку и должен был ее во что бы это ни стало найти, как улику, вот только против кого она будет, мы пока не знали. Собственно говоря, забегая вперед надо сказать, так и не узнали.
Тральщик с водолазами местного техучастка пришел через несколько часов, и мы все вместе в течение трех суток буквально метр за метром протралили весь рейд вдоль и поперек, а так же то место, на которое указал сторож, тоже вдоль и поперек, но так ничего и не нашли.

- А почему мы тут ищем? – недоумевал капитан буксировщика, разыгрывая искренне удивление, когда мы ходили с тралом вдоль берега, на что мы ему отвечали уклончиво, что стоит проверить всю ширину реки в этом месте.
Следствие зашло в тупик, насадка, как «сквозь землю провалилась», если она вообще где-то здесь, а не совсем в другом месте, и только сам факт, что она обломлена, а из днища корпуса торчал только остаток вала, о чем подтвердил нырявший под корпус водолаз, говорил сам за себя, где-то они ее все-таки потеряли, вот только где?
Команда отстаивала свои показания, не меняли слов, сказанных и записанных ранее, ни один из них. А тем временем с нашей базы, находившейся за восемьсот километров от места происшествия, пришел другой буксировщик, и весь караван отправился в обратный путь, не найдя той злополучной насадки с винтом…

Потом, подняв судно на слип, все увидели место отсутствия насадки, демонтировав из днища небольшой обломок вала. На экипаж «повесили» все затраты по ремонту и изготовлению новой насадки и приобретение винта, которые изготавливал и реализовывал только завод, строивший судно и находящийся ни близко, ни далеко, в Архангельской области, в нескольких тысячах километрах на север от нашей местности. Почти весь экипаж, обидевшись на всех и вся, вскорости уволился из техучастка и истины всего произошедшего тем теплым солнечным майским днем никто так и не узнал, а она, бедная насадка, где-то до сих пор лежит на дне Дона и может быть, когда-нибудь по настоящему помешает беспрепятственному проходу какого-нибудь судна.

Может быть, но лучше, конечно же, что бы этого никогда не случилось, пусть уж она спокойно лежит себе на дне и хранит тайну сию…