Третьи сутки длится стоянка состава «Дунайского 54» на рейде Заостровка в Перми в ожидании выгрузки угля, доставленного из Усть-Донецка. Перед обедом я в столовой просматривал местные газеты и обратил внимание на статью об эвакуации во время войны Ленинградского оперного театра в Пермь (тогда - Молотов). Дочитал до конца. Столовая наполнилась запахом щей, загремели ложки членов команды.
– Что пишут, Фёдор Васильевич? – обратил на меня внимание Владимир Зайцев, рулевой-моторист.
– Пишут интересное. Для начала скажите, кто что-нибудь знает об оперетте «Сильва»?
– Это я знаю, по радио слышал – поднял голову от тарелки Женя Соколов и пропел: – «Девчонки, девчонки из нашего двора, вы созданы нам на развлеченье», – чем развеселил собравшихся за столом.
– Ещё там поют «Без женщин жить нельзя на свете» – дополнил Трусов Володя, – Кино такое было, про Сильву.
– Вова, ты это серьёзно про женщин? – улыбнулся Николай Селюков.
– Что за концерт? – вошёл Николай Павлович, механик.
– Сильву вспоминаем.
– А зачем она нам?
– История тут, Николай Павлович. В газете написали. Оказывается, во время войны здесь в эвакуации работал Ленинградский театр оперы, он обогатил местный оперный своим опытом. Как раз в эти дни, двадцать шесть лет назад в начале сентября 1941 года, ленинградцы поставили своё первое представление. Это событие помнят и в Ленинграде, и в Перми и ленинградцы сегодня отмечают это постановкой оперетты «Сильва» в Пермском оперном. Ребятам, как ты слышал, нравится кое-что из оперетты. Предлагаю сегодня вечером свободным от вахты культпоход в театр. Ведь, нельзя же упускать такой случай – представление ленинградцев.
– А там буфет будет?
– Буфеты есть во всех солидных театрах, а Пермский оперный, как видите, солидный.
– Только вместе с вами и Валентиной Сергеевной, – поставил условие Женя.
– Ну да, куда ж нам без Валентины Сергеевны? С делами ужина команды разберётся, посуду уберёт и присоединится. В антрактах проследит, чтобы вы в буфете животики не расстроили, не сорвали спектакль.
– Ну что ж, хорошая культурная программа, – объявил Николай Павлович. – С Германом Михайловичем мы обеспечим безопасность ожидания выгрузки на время вашего отсутствия.
Театр уж полон. В цивильных костюмах мы прошли на балкон и заняли свои пять мест. Сквозь волны шума зрительного зала слышны тихие короткие звуки настраиваемого оркестра. Я захватил судовые бинокли, ребята тут же завладели ими, разглядывая публику. Огромные бинокли, не театральные, привлекли внимание соседних девушек.
– Ой, как близко! Пуговицы видно, даже камушки на серёжках! – удивлялись они.
Началось представление. Все притихли. Ребята сосредоточенно следили за действием на сцене, разглядывая артистов в бинокли.
– Так, что? Это, кажется, сама Сильва. Она поёт, это будет опера? – не утерпел Трусов.
– Тише! Смотри, что будет дальше, – шикнул на него Зайцев.
Тихо обсудили Сильву, она хоть и самой резвой была на сцене, старовата для девушки из варьете, решили ребята. Слышимость была отличная. По ходу изучали программку, но кто есть, кто, так и не поняли до конца первого акта. Наверное, не хватило театральной подготовки. В антракте устремились в буфет.
Оживлённые вернулись на второй акт. Ребятам, я видел, неинтересной стала сцена, заигрывали с девушками. Замечания Валентны Сергеевны, а она для ребят была непререкаемым авторитетом, действовали не долго. Буфетное настроение не проходило. Соседние зрители стали возмущаться. Я предложил выйти. Так закончилась наша «Сильва».
Уже двадцать дней как вышли из Усть-Донецка и, пройдя более двух с половиной тысяч километров, прибыли в Пермь. Этот рейс на Дон мне был интересен тем, что пришлось ещё раз пройти Волго-Донским каналом, преодолеть крутые извивы донского русла. На Дону более ярко по сравнению с Волгой и Камой выражены элементы речного русла: перекаты, яры, плёсы, стрежни, свальные течения. На Дону размеры русла часто соизмеримы с габаритами толкаемого состава, поэтому плавание по Дону настоящий слалом при движении вниз по течению. Да и против течения, случалось, не всё удавалось с первого раза. Памятен мне Кагальницкий перекат, ось которого, обозначенная створными знаками, почти перпендикулярна яру правого берега. Однажды при подходе снизу с толкаемой секцией я не удачно заправился на подвалье этого переката, состав свалило течением в яр, прислонило левым бортом к берегу. Благодаря могучим машинам «Дунайского 54», вторая попытка стала успешной.
– Что, учитесь ходить по Дону? – раздался по рации голос вахтенного начальника грузового теплохода «Волго-Дон», остановившегося ниже по течению из-за моих маневров.
– Да, промазал разок, – ответил я.
– Ну, успехов вам в освоении спецлоции легендарного Дона!
– Спасибо.
Плавание по Дону для меня каждый раз служило как бы иллюстрацией к урокам наших преподавателей: Ольшамовского по гидрологии, Чистовского – по спецлоции, Мореходова – по судовождению. Это плавание по Дону было для меня поводом, чтобы вспомнить их имена. С благодарностью вспомнить имена учителей Горьковского речного училища, которые из четырнадцатилетних деревенских мальчишек воспитали настоящих профессионалов-речников, дали путёвку в капитаны.
В продолжительных рейсах служба на судне становится ритмичной, нет авралов, маневров с изматывающими швартовками в любую погоду – и в жару, и в дождь, ветер.
– Уже три недели у меня никто не просит заменить рукавички, – заметил боцман Женя Соколов.
– Наверстаем, когда попадём на вертушку с гравием: Котловка – Чебоксары, Котловка – Тольятти и опять по кругу, рукавички за одну вахту на швартовках износятся – откликнулся Володя.
– Сдаётся мне, что не попадём, – предположил Женя. – После выгрузки угля здесь в Заостровке пойдём под погрузку леса в низа. А там – в Ахтубинск под соль на Дзержинск или в Красноармейск под уголь. Это уже будет середина ноября с морозцем, а там и на зимовку.
– Хорошо рисуешь, плюнь через плечо. Что будешь делать с излишками рукавичек? – пошутил Володя.
Ребята хорошо представляли нашу работу.
Выход на цепь длинных рейсов получился у нас после выгрузки гравия в Кинешме, там я получил приказ на погрузку в Ярославле леса назначением в Усть-Донецк. На Дону выгрузку секций делали раздельно. Малые габариты шлюзов и судового хода на Дону, не достаточны для полного состава «Дунайского 54». Одну секцию с рудничной стойкой поставил под выгрузку в Волгодонске. Другую, со строевым лесом в Усть-Донецке. Поразительной была интенсивность грузовых работ в Усть-Донецке: шесть часов у лесного причала и два крана опорожнили секцию. Шесть часов и завершена погрузка этой секции углём под комплексом с вагоноопрокидывателем. По участку Дона каждую секцию пришлось проводить два раза. Проход по Волго-Донскому каналу также осуществлялся раздельно в обе стороны. Но там был специально закреплён рейдовый вспомогательный буксир-толкач, он проводил все разы головную секцию нашего состава через все шлюзы впереди «Дунайского 54».
Ясным сентябрьским днём после шлюзования вышли в Воткинское водохранилище.
– Это, что же? Затопили тайгу? – воскликнул Николай Павлович. Он сейчас на ходовой вахте, так как совмещает второго штурмана, это его первый рейс по Каме. Его удивили торчащие из воды почерневшие стволы деревьев по обе стороны судового хода.
– Да. Сейчас это не так впечатляет: время, вода, ветер, лёд сгладили картину, остались самые крепкие стволы, да и те покосились. Три года назад я тут первый раз проходил. Впечатление было такое, будто для судового хода сделали просеку в бору, справа и слева частоколом стояли выше ходового мостика вековые сосны, у них ещё сохранилась золотистая кора. Только ветки без хвои.
– Это ж, какое богатство погубили!
– Торопились дать электроэнергию для Урала, наверное. Считали, что окупится затопленная тайга.
Угольные причалы Заостровки позади, в рейсовой папке – приказ на погрузку в Тюлькино и Кондасе лесоматериалов назначением в Волгоград. В начале ночи вошли в шлюзы Камской ГЭС – оригинальные шестикамерные. Оператор по рации вежливо предупредил, что проводку состава через шлюзовые камеры осуществляют электровозы, машинами не работать. Часа через два преодолели все шесть ступенек, электровозы убрали буксиры и мы вышли в Камское водохранилище.
Осенняя ночь над Камским водохранилищем тёмная, сырая. Осталось за кормой полыхание факелов на нефтевышках Полазны. Населённых пунктов на Каме мало, местами нигде ни огонька, даже не видно границы между водой и берегом, кажется, будто в чёрном космосе движемся, только редкие навигационные огни возвращают к мысли, что я на судовом ходу, это подтверждает зелёная картинка радиолокатора. Встретился плотовод, через час – ещё один, других судов нет. Огромные объёмы леса сплавлялись по Каме плотоводами. Плоты формировал Керчевский лесосплавной рейд, крупнейший в Волго-Камском бассейне. Теперь, когда увеличилось количество сухогрузных судов, всё больше леса стало перевозиться в судах с погрузкой в Тюлькино, последнем пункте в верховьях Камы, до которого ещё могут заходить большегрузные суда. С Керчевского рейда спускают лёгкие плоты в Тюлькино, где плавучими кранами лес поднимают из воды и грузят в судно.
В рубке не громко по радио отзвенели полуночные удары курантов, пропели Гимн Советского союза, началась программа «Для тех, кто не спит». Вдруг зазвучала знакомая мелодия, я приник к динамику. Мужской голос выводил: « Может, встретишь, улыбнёшься, может, хмуро сдвинешь бровь, может, вспомнишь с трудом…». Зайцев, стоящий на руле, заметил моё внимание к песне:
– Что-то вспомнилось, Фёдор Васильевич?
– Да, Володя. Эту песню пела хорошая девушка в последний вечер нашей встречи. Теперь она замужем, у неё сын ровесник моей дочери, тоже первоклассник.
– Хорошая? – уточнил Володя.
– Да. У меня остались её фотокарточки, я снимал, она присылала. Письма мне до сих пор писала, но это не нравилось Валентине Сергеевне. Пришлось прекратить.
– Она у вас строгая. А девушка вас всё помнит.
– Помнит. Помнит со школы. И я помню. Но не сложилось.
– Жалеете?
– Ну как? У неё своя жизнь, у меня – своя.
– Что, там плотовод показался? – обратил я внимание рулевого на топовые огни встречного судна и подошёл к радиолокатору.
– Держись правой стороны, между белыми проблесками буя и огнями плотовода.
– Понял.
У Владимира Зайцева, курсанта Горьковского речного училища, это последняя плавательская практика. Он уже вторую навигацию проходит практику на моём судне. В отчёте за практику прошлого года он отметил охват за время навигации широкого района плавания по Волге, Каме, Дону с указанием перевозимых грузов и портов погрузки и выгрузки. Особенно расписал наш рейс в Западный порт Москвы с колчеданом из Камбарки. До этого ему кто-то сказал, что «Дунайские» не могут ходить в Москву. Осенью я попросил его подобрать двух-трёх смышлёных курсантов с младшего курса и следующей весной прийти с ними ко мне, просьбу сопроводил письмом начальнику специальности училища. Так в экипаже оказались теперь вместе с Зайцевым курсанты ГРУ Володя Трусов, Женя Соколов и Коля Селюков. Зайцев и на следующий год пришёл ко мне, но уже командиром – третий штурман-третий поммех. А остальные трое пришли опять уже на свою последнюю практику. Курсанты Горьковского училища отличались от практикантов других учебных заведений лучшей подготовкой, дисциплиной.
Прохладный день в верховьях Камы в конце сентября. Проходя пристань Усть-Кондас, я увидел, что лесной причал в устье речки Кондас занят, идёт погрузка леса в теплоход «Волго-Дон». Обсудив ситуацию по рации с диспетчером, решил идти без остановки – в Тюлькино свободны два крана. Там без задержки загрузили одну секцию лесом хвойных пород. Вторую грузили в Усть-Кондасе берёзовым балансом.
Кран часто простаивал из-за перерывов в подаче леса. Во время очередной паузы в погрузке перешли теплоходом в городок Орёл, расположенный в нескольких километрах от Усть-Кондаса, чтобы пополнить запасы продуктов. Там ещё раньше, проходя мимо Орла, я замечал интересное сооружение из деревянных столбов, разглядывал его в бинокль. Теперь, пользуясь случаем, решил познакомиться ближе и направился к нему по улицам городка с Николаем Селюковым. Это оказался памятник, обелиск.
Подошли к памятнику. На четырёх высоких мощных деревянных стволах, установленных вряд и заострённых сверху, на манер оград древних городов, прикреплены с обеих сторон два щита. На одном бронзовый барельеф воина в богатырском шлеме, выше щита бронзовые буквы «400 лет Орлу-городку 1564 – 1964». С другой стороны на бронзовом щите надпись: «Отсюда в лето 1581, нагрузив ладьи оружием и припасами, прибрав себе дружину малую, пошёл Ермак на покорение Сибири». Я сфотографировал интересный памятник. Около него возился мужчина.
– Памятник серьёзный, а почему из дерева, оно же подгниёт и памятник рухнет? - спросил у него.
– Дерево это не обычное, – оглядев мою форму речника, сказал он. – Это пермская лиственница, а, значит, будет стоять вечно. Так же вечно, как сваи, на которых стоит Венеция. Те сваи из пермской лиственницы. Она очень смолистая, плотная и тяжёлая, в воде тонет, но не гниёт.
– Да, не знал я этого. Вы здесь живёте?
– Здесь я давно. Учительствую в местной школе. При проектировании памятника принимал участие в обсуждении.
– Ермак Тимофеевич действительно отсюда начал поход?
– Да, отсюда. Орёл построили Строгановы. Им нужно было защищать свои владения, для этого они призвали Ермака, снабдили его всем необходимым. Об этом в школьных историях не написано.
– Очень интересно. К сожалению, нам пора на судно.
– Счастливого плавания! – пожелал учитель на прощанье.
Покинули эти исторические места мы в последних числах сентября. На выходе из Усть-Кондаса погода удивила сюрпризом – начался плотный снегопад с ветром, экран радиолокатора весь засветился, скрывая навигационную обстановку. Пришлось часа два пережидать ненастье на якоре. Сугробы снега укрыли штабеля леса в секциях. На палубах мокро и скользко от снега, зябко. Когда снегопад ослаб и стали различимы берега, продолжили движение. Нас ждал Волгоград с камским лесом. Там ещё тепло. Отогреемся.