Пора желаний

Татьяна Вендер
Тропинка от двери дома вела к старой калитке которая открывалась прямо в море. Вернее - на узкую полоску прибрежной гальки за которой море и начиналось, обозначив своё начало крупными скользкими валунами, поросшими тиной внизу - и белёсыми от соли на сухих верхушках.
Старенький домик, укрытый огромными ветками древних ореховых деревьев и по плечи вросший в землю, прятался в самой середине колхозного сада. Его хозяйка, старая казачка Егорьевна, была единственной, кого не тронули, когда сажали этот сад. Муж её погиб на фронте, сама она проработала в колхозе 60 лет. Так она и осталась в нём - добрым маленьким коричнево - золотистым духом, покрытым сетью мелких морщинок, в точности как кора на ореховых деревьях.
Деревушка называлась Небуг. Мы приехали сюда отдыхать на август - с тётей и её друзьями - молодой семейной парой. Взрослым было около 30, мне - 13, тот возраст, когда детство уже заканчивается, а женственность только начинает пробуждаться.
Все домики были заняты - и местные направили нас к Егорьевне, предупредив, что старушка с характером - не всех привечает.
Нас она приветила сразу. Нам с тётей выделила комнату в домике, её друзьям - в отдельном флигеле рядом.
Каждое утро, когда мы ещё только пытались продрать глаза, громко хлопала входная дверь, и Егорьевна, смущённо покашливая, говорила: "Я вам тут яблочков принесла..." - и с грохотом высыпала ведро в стоящий на столе тазик. Ей единственной дано было право пользоваться колхозным садом без ограничений, заодно выполняя миссию сторожа.
Иногда яблочки сменялись сливами, персиками, орехами или помидорами. Таких помидор я больше не ела ни разу в жизни. Плоские, дольчатые, тяжёлые, цвета тёмной крови,сахарные на разломе, совершенно лишённые внутренней жидкости и семян, они больше похожи были на мясо, чем на плоды. Ими мы в основном и питались, дополняя меню яйцами и молоком из местного магазинчика. На обратном пути докупали у местных трёхлитровую банку домашнего вина из Изабеллы, обладающего удивительным свойством - лишать ноги способности идти куда бы то ни было, оставляя при этом ясной голову,и иногда - несколько бутылочек ледяной колы, только появившегося тогда чудо - напитка, вкус которого с теперешней колой не имел ничего общего...  Насыщенно  кофейно - вишнёвый, с шоколадным послевкусием и лёгким ароматом ванили... Зубы сводило - болело горло, но оторваться от бутылочки было невозможно.
Дальше жарилась огромная яичница с помидорами - дружно съедалась за столом под
старым орехом в саду - и мы топали на пляж. Длинная каменистая коса глубоко
вдавалась в море. Старшие играли в карты и загорали, я  бродила по скользким прибрежным валунам, оступаясь и в кровь сбивая коленки,собирая мелкие ракушки, или рисовала, усевшись на камень и свесив ноги в воду. Иногда уходила по берегу одна - настолько  далеко, насколько хватало сил...
С наступлением темноты над косой начинала метаться огромная стая летучих мышей - и домой приходилось возвращаться на четвереньках - иначе они вцеплялись в волосы.
Пару раз Виталий ( так звали мужа тётиной подруги) брал меня в горы. Но я тянула в рот всё без разбору - цератонию, плоды трахикарпуса, эфедру, и вдобавок периодически срывалась в расщелины, так как под ноги смотреть было некогда - столько красоты было вокруг. Поэтому женская часть группы запретила эти походы, устав промывать мне желудок и заклеивать пластырем раны на коленках.
Вечером к неизменной яичнице добавлялась пресловутая банка Изабеллы - и посиделки под орехом , на котором висела керосиновая лампа растягивались до полуночи. Взрослые болтали - а я , помешанная в то время на энтомологии, с наслаждением отлавливала вьющихся вокруг лампы ночных бабочек.
Иногда к нам приходила посидеть Егорьевна, тихо и неспешно рассказывала про свою жизнь, про погибшего мужа и про внука , Кольку - морячка, личность хулиганистую и пьющую - грозу деревенских красоток. На этом месте мне грозно велели заткнуть уши.
Жил он в соседнем посёлке, работал на грузовике, к бабке приезжал редко - в основном денег стрельнуть. Было видно, что Егорьевна его и любит, хоть и ругает страшно.
Раз в 3 - 4 дня мы совершали выход всей компанией в клуб - посмотреть кино. Пешком дорога занимала час в одну сторону, на автобусе - минут 30. Но он ходил так редко, что пешком было проще. И как-то раз, в особенно душный и пасмурный день я взбунтовалась. Взрослые ушли в кино, Егорьевна уехала по делам в город, а мне разрешили остаться дома, взяв с меня честное слово, что я никуда не уйду.
Я побродила по саду - надрала твёрдых как камень груш, тоскливо поглазела на серое море из - за калитки- и уселась рисовать во дворе за столом.
Резко хлопнула калитка - и громкий весёлый голос крикнул -" Ба, ты дома? Дай трёшку до получки!"
Во двор вошёл весёлый молодой парень лет 25 - загорелый, до боли синеглазый, в выцветшей тельняшке.  И только тут заметил меня. " Ты кто?" - спросил он весело и нахально.-"А Егорьевна где?" -" Мы тут живём" - пролепетала я в ответ , вдруг сделавшись косноязычной. Передо мной стоял живой Михаил Ножкин - кумир и тайная детская любовь...
-" Квартиранты, значит," - весело сказал парень. " А меня Николаем зовут. Посижу с тобой, бабку подожду". Он сел рядом и начал расспрашивать, кто мы, откуда, как меня зовут и сколько мне лет. У меня вдруг пропал дар речи - я мычала что - то невразумительное и чувствовала себя этаким гадким утёнком, который удостоился беседы с лебедем...И тут он взял меня за руку - и начал легонько, большим пальцем, поглаживать мою ладошку.
Голова моя отъехала куда-то на километр - сердце рухнуло в желудок, дыхание перехватило. Мне хотелось, чтоб это длилось вечно.
Тут снова хлопнула калитка - вернулась из города Егорьевна. Я никак не могла понять, почему она на него орёт. Мне было так сладко, что я с трудом воспринимала окружающую действительность. Слышала только, как Егорьевна всё повторяет одну  и ту же фразу -" Только посмей! Вот только посмей!"
Он засмеялся, взял у неё трояк - помахал мне рукой - и ушёл. Вернувшиеся взрослые спросили - не заболела ли я. А я всё сидела на лавке с счастливым полубезумным лицом  и глядела на свою руку- не желая ни с кем делиться чем - то удивительным, случившимся внутри меня...
С этой первой своей тайной я прожила в полузабытьи дня три - до следующего его прихода...На этот раз за столом сидели все - ужинали.  Коля со всем познакомился
 - выпил вина - а я всё ждала - когда же мы останемся вдвоём... И когда народ пошёл спать - выпросила себе ещё 5 минут. Но на этот раз чуда не случилось - он только спросил, почему мы не ходим на танцы, и добавил задумчиво - " Красивая у тебя тётя..." - " Да она же старая! Ей почти 30!" - в отчаянии воскликнула я.- " Дурочка- ничего ты не понимаешь" - ласково ответил он - и ушёл.
На следующий день, заливаясь слезами я потащила тётю на танцплощадку. Идти она не хотела, но одну меня отпускать отказалась категорически.
Николая на площадке не было, танцевать меня никто не приглашал. На редкость нескладно выглядела я в детском  пёстром сарафане, из под которого выпирали уже недетские формы.
А вот вокруг тёти крутились поклонники. и местные - в огромных кепках - и совсем уж нелепый длинный худой негр из местного дома отдыха... Злые и усталые мы поползли домой. Местные дядьки оказались понятливыми - а вот негр всё не отставал. Он шлёпал за нами и на плохом русском рассказывал какая моя тётя красавица - и что у него есть деньги. Много денег. В какой - то момент Ирина не выдержала - остановилась и  медленно и чётко сказала ему - " Вы ошиблись! Вы ошиблись на все сто!!!"  - " Сто?" - изумлённо спросил негр. - " Но это есть очень много! Но хорошо - я принесу". И тут тётя первый раз выругавшись при мне матом, схватила меня за руку  и сказала - " Бежим".
Мы бежали по ночному посёлку тётя смеялась - а я дёргая её за руку, всё спрашивала" Ир - а что он хотел?".
Потянулись серые дни... Николай стал заходить чаще - всё больше говорил с Ириной- и вроде бы ей это нравилось. Я молча страдала. Как то он заехал на грузовике - и сказал. что в клубе вечером новый фильм - афишу повесят через полчаса.
" Тань - сбегай- посмотри что за фильм " - попросила тётя. И тут Николай сказал - " Давай я её довезу до клуба - всё равно мимо поеду - быстрее вернётся". -"Ну хорошо"- сказала Ирина - "Но потом - бегом обратно!" Сердце моё замерло. Я влезла на сиденье и закрыла глаза, чтоб никто не увидел, какое счастье льётся из них.
Он вёл машину, насвистывая, мы перекидывались ничего не значащими фразами -  вот уже и поворот к клубу - и тут я открыла глаза и посмотрела на него.
Не знаю, что он увидел в них - но вдруг и его глаза изменились - потемнели, он молча вывернул руль - и погнал машину по шоссе - в сторону Туапсе. Я молчала, молчал и он, только побелели костяшки пальцев, впившиеся в руль. Что - то огромное и непонятное поднималось во мне изнутри. Минут через 20 он вдруг спросил - " Не боишься ?" Гоос у него стал какой- то хриплый и чужой...
-"Нет" - ответила я.
Так в полном молчании мы ехали ещё час.... А потом он вдруг резко затормозил, похлопал меня по руке и сказал этим своим новым голосом - " Не бойся - у нас женщин не насилуют", развернулся и поехал обратно.
Всё моё тело разрывало жуткое отчаянье, разочарование и боль... Мы больше не разговаривали... У калитки нас встретили перепуганная тётка  и Егорьевна. Они набросились на него с кулаками, а на меня с вопросами -" Он тебя трогал? Что он тебе сделал?" " Ничего" - ответила я  - ушла в дом - рухнула на кровать - и разрыдалась.Думаю в эту минуту кончилось моё детство - и появилась на свет женщина, осознающая страшную силу желания. Женского желания.
Больше он не появлялся до самого нашего отъезда.Приехал только чтоб довезти нас с вещами до вокзала в Туапсе ... Ирина поблагодарила его сухо и пошла в вагон. А он посмотрел на меня и сказал  - " Стукнет 16 - приезжай - я ждать буду."
Мерно стучали колёса - проводница разносила чай - стелили бельё - а я смотрела в окно - и думала, что каждая минута убегающая назад, хоть на миг но приближает меня к 16 годам - и волшебной тайне, которую я узнаю, когда вернусь.
Виталий разлил по бокалам вино - нарезал сулугуни -  и поглядев на меня , сказал - " А Татьяна - то как повзрослела за этот месяц..."