Из сборника "Страшные рассказы о детях НЕ для детей".
* * * * *
Радиоприёмник надрывается бравурной музыкой с визгливыми детскими голосами. Первое воскресенье сентября. Вовка, на кухне, с куском хлеба в руках сидит возле мамы – она варит яблочное варенье и подкладывает ему в блюдечко розоватую сладкую пенку. Жарко! Настежь открыты все окна и входная дверь. Сквозняк подхватывает пионерские марши и, перемешав с ароматом яблок, широкими волнами выносит счастливую смесь в подъезд и во двор. Я тоже хочу на кухню, но завтра надо принести рисунок «Моя семья». Это первое в этом году задание, и я хочу выполнить его как можно лучше.
Родители за три дня до первого сентября приехали из Москвы и, как обычно, привезли всё необходимое для школы. Я запрыгала от радости, увидев в зеркале шоколадное платье с пеной кружевных манжет и белый, словно светящийся, фартук с крыльями плечиков. Фартук был чуть ниже подола платья и выгодно прикрывал ободранные коленки, но мама сказала, что его надо укоротить. Я уже собралась с нею спорить – зелёнка была совсем не в тон к наряду, но здесь отец из чемодана достал большую коробку и протянул её мне.
Огромная КОРОБКА КАРАНДАШЕЙ! Уверена, что таких не было ни у кого! Конечно, у меня были цветные карандаши, и мои рисунки были лучшими в классе, но ТАКИХ карандашей я и представить себе не могла! Карандаши в коробке не лежали, как обычно, а стояли уже заточенные. В четыре ряда! И было их 64! Послушная радуга в моих руках! Я перестала видеть и слышать вокруг – не заметила даже как мама стащила с меня платье – и очнулась лишь замерзнув стоять в одних трусах.
Почти две недели я не рисовала: старыми карандашами, странно, уже не могла, а для новых не было серьёзного повода. Каждый день, тайком от всех, открывала я заветную коробку, трогала пёстрые остренькие носики и чувствовала себя хозяйкой МИРОВ! И не знала, с какого из них начать... Какому из них ПЕРВОМУ дать жизнь?! И вот сегодня!..
Задание «Моя семья, как я её вижу» было лёгким. Единственная сложность – «индивидуальные особенности каждого члена семьи». Необходимо было нарисовать то, чего нет у других... Помог дурманящий запах яблок, благодаря ему картина сложилась в голове и быстро выплеснулась на лист бумаги.
Папа, мама и брат несут вёдра с яблоками. В нашем классе лишь у моей бабушки такой роскошный сад и такой огромный урожай яблок! Вовку, с маленькими обезьяньими ушками на огурце головы, я нарисовала в синем матросском костюмчике, который он надел два раза за лето и вдруг вырос из него; не забыла и вечную зелень коленок, и пальцы, торчащие из новых рыжих сандалий, которые он разодрал в первый же день на камнях футбольного поля. Вовка, наклонясь на бок, держит дужку ведра, которую держит и папа. Папа с лимонно-жёлтыми выгоревшими на солнце волосами, оранжево загорелый, в белой майке и чёрных брюках, другой рукой держит второе ведро, за которое держится мама. У мамы модная причёска колечками, розовое с красными маками платье и бабушкин жёлто-зеленый полосатый фартук. У папы получились длинноваты руки, но это потому, что он самый большой – до самого неба! Все трое, моя семья, рады большому урожаю – улыбаются, Вовка остренькими зубками, а мама любимой помадой.
С голубого неба, на моём рисунке, свисают сиреневые ветки с зелёными листьями и недоспелыми розовыми яблоками, из серых вёдер торчат красно-зелёные полосатые плоды, а в жёлтой выгоревшей за лето траве запутались бурые яблоки-падалица. И весь рисунок пахнет яблочным вареньем!
– А где же ты?
Я вздрогнула!.. Оказалось, через моё плечо рисунок разглядывает наша соседка. Радио на кухне орёт, и входная дверь раскрыта настежь, вот никто и не слышал – как тётя Таня вошла.
– Меня нет. Это – моя семья. А я смотрю на них со стороны.
– Красиво и очень похоже. Только вот здесь надо закрасить.
– Нет, это «индивидуальная особенность». Такое задание.
– И как называется эта «индивидуальная особенность»?
– Хвост.
– Хвосты спереди не бывают, тем более у мужчин.
– А у моего папы это – «индивидуальная особенность», как у Вовки «обезьяньи» уши.
– Это не настоящий хвост, – тётю Таню будто «заклинило»...
– Настоящий, он – тёплый и шевелится.
Мне показалось, что тётя Таня поперхнулась мухой!.. Но не стала откашливаться, а дёрнула рисунок из-под моей руки и спиной попятилась в сторону кухни. «Покажет маме, – догадалась я, – Сейчас позовут и станут надоедливо хвалить!..» Но вместо обычных восклицаний о моём «таланте», я услышала в растворённую дверь кухни свистящий шёпот тёти Тани и какой-то незнакомый сдавленный голос мамы...
Словно пнутый мячик, вылетел из кухни Вовка! Постоял в недоумении у захлопнутой двери, почесал бок и, перепачканный вареньем, не умывшись, а лишь сменив тапки на драные сандали, хлопнул входной дверью. «На сладкое во дворе налипнет пыль, придёт чумазый, как хрюшка», – подумала я и взяла новый лист бумаги.
На кухне пионеры перестали вопить, и мужской голос тревожно забормотал поверх голосов мамы и соседки. Но вот дверь открылась, и через гостиную в прихожую поплыла раскрасневшаяся тётя Таня, с двумя безголовыми младенцами на руках, напевая: «Никому ничего не скажу-жу-жу-жу!..». Я не сразу поняла, что в руках у соседки – закутанные в полотенца трёхлитровые банки с ещё горячим вареньем.
Да, тётя Таня права – моя семья это и я с бабушкой! Поджав под себя ноги и усевшись на стул поудобнее, я провела ладонью по белоснежному полю, на котором сейчас распустятся цветы, запоют птицы и замурлыкает кошка Мурка. Что мы с бабушкой будем делать, я не успела придумать, потому что напротив меня села мама.
Такой я маму не видела никогда! На очень белом, с голубоватым оттенком лице кривились синие, почти чёрные губы, а глаза, похожие на стеклянные пуговицы, казалось не видят ничего. Эта маска злой Снегурочки старалась что-то сказать, вернее говорила, не разжимая зубов, и потому мне слышалось лишь шипенье. Голос становился громче, но я не понимала о чем речь – меня занимала «маска», она быстро порозовела и ещё быстрее покраснела, как помидор. «Сказка! Бледный Месяц-Месяцович превратился в Красно-Солнышко!» – подумала я и улыбнулась...
Резко выкинув руку через стол, мама схватила меня за волосы на затылке и с силой дёрнула вниз! От неожиданности я не удержалась и с барабанным стуком ударилась лбом и носом о стол!..
* * * * *
… Бенгальские огни да алые яблоки с грушами и огурцами всё ещё кружились перед моими глазами, когда я почувствовала, что замёрзла, и словно очнулась от сна… Плотные сумерки сжали меня в комок… В домашнем сарафане и босиком, как обычно ходила дома, я почему-то сижу на скамейке у чужого крыльца. В голове, словно в пустом ведре, надрываются полуденные кузнечики… Тошнотворный комок стоит в горле…
Я поднялась и осторожно пошла в сторону ещё бледных уличных фонарей. Колкая тропинка, словно живая, старалась увильнуть из-под ног то в одну, то в другую сторону, то вдруг вставала дыбом, то куда-то проваливалась. Тёмные кусты и серые дома валились на бок, а прохожие, неспешно перебирая ногами, клонились к земле не сгибаясь... Очень хотелось спать.
Ноги сами притащили меня к дому. Входная дверь была, как всегда, не закрыта. В прихожей горел свет. В квартире тихо. Из зеркала на меня глянула всклокоченная девочка в моём сарафане, с синяком на лбу и вокруг опухших глаз, с размазанной и запёкшейся кровью на лице и руках.
Возле зеркала стояло ведро с мусором, яблочными шкурками и… переломанными цветными карандашами, с МОИМИ карандашами!..
Спать... Надо хоть немного поспать… или просто полежать... Здесь, на коврике... Потом помоюсь, поем, чтобы так не тошнило, и лягу в кровать...
Таких цветных карандашей у меня больше не было никогда.