ЦВЕТАЕВА – ЕЛАБУГА
1 глава
ПОСЕЛЕНИЕ
Хозяева — Анастасия Ивановна и Михаил Иванович Бродельщиковы,
муж и жена, люди пожилые, на пенсии.
Живут они одни, дети и внуки разъехались или получили жилье и живут своим домом1. А в то время, в начале войны, жил с ними шестилетний внук Павлик.
Бродельщиковы оказались людьми очень славными и симпатичными, с врожденно-благородной нелюбовью к сплетне, к копанию в чужих делах.
И все, что мне удалось услышать от них о Цветаевой, говорилось сдержанно,
как бы нехотя, без желания посудачить и кого-нибудь осудить.
Впрочем, рассказывала Анастасия Ивановна, Михаил Иванович больше помалкивал, изредка вставит два-три слова.
записалась в домовой книге «писательница-переводчица» — вот и все
Привели и к Бродельщиковым группу, человек пятнадцать.
В их маленьком домике — как войдешь из сеней — налево кухня,
направо горница из двух комнат.
Комнаты по-деревенски разделены перегородкой не до потолка,
вместо дверей — занавеска, а все-таки отдельно. В каждой по три окошка.
Цветаева вошла первая и, как прошла во вторую комнатку, так сказала:
«Я здесь останусь, никуда больше не пойду».
Сходили с сыном за вещами и поселились.
«Я-то расстроилась, — говорит Анастасия Ивановна. —
Она мне сперва не понравилась: высокая, сутулая, худющая,
седая — прямо ведьма какая-то. Баба-яга. Несимпатичная…»
А потом вроде бы и ничего, притерпелась,
даже сблизилась с квартиранткой — на почве курения:
«Вместе курили. Тогда что было курить? Самосад. В газетку, если достанешь. Я ей папироски крутила — Марина-то Ивановна сама не умела
— и сидим дымим вместе».
Из слов сына Цветаевой следует, что они прибыли в Елабугу 17 августа,
но где они провели первые четыре дня, мне неизвестно.
Возможно, ночевали где-нибудь в школе — так бывало в то время, —
а днями Цветаева ходила в поисках жилья.
У Бродельщиковых она прожила всего десять дней:
21 августа поселились (в домовой книге этот день указан как день приезда, прописались — 25-го), а 31-го — умерла.
Да еще и уезжала за это время на несколько дней.
И потому в рассказе Анастасии Ивановны все время повторяется:
«может быть… если бы она дольше пожила…»
Может, и разговорились бы; может, и подружились бы; может…
если б она дольше пожила…
Цветаевой, видимо, понравилось у Бродельщиковых.
В домике чисто и тихо, у нее с сыном отдельная —
пусть всего восемь квадратных метров — комнатка,
из окон открывается чудесный вид: луга, Закамье, простор…
«И сестру мою зовут как вас — Анастасия Ивановна», — сказала она хозяйке. «Не понравилось Марине Ивановне только одно, — говорит А. И. Бродельщикова,
— тут напротив спиртзавод был, так, когда из него выпускали отходы,
бывал очень плохой запах».
Сама она показалась хозяевам старой и некрасивой:
лицо усталое и озабоченное, почти седые,
очень коротко подстриженные волосы зачесаны назад.
А ведь ей в то время не исполнилось еще сорока девяти лет.
Ни одна из фотографий в «Избранном» Цветаевой,
которые я им показала, не оказалась похожей на ту Цветаеву,
с которой им довелось жить бок о бок.
Даже самая последняя, с ее советского паспорта, выданного за два года до Елабуги.
Много позже, вглядываясь в неретушированный экземпляр этого снимка,
я поняла, кажется, в чем было дело.
Для книги фотографию сильно «подправили»:
пригладили волосы, резче выделили линию бровей,
а главное — убрали трагические складки у рта и пририсовали улыбку…
Одета Цветаева была неважно: темное длинное платье, старое осеннее пальто,
кажется, коричневое, вязаный берет горохового цвета.
(«Я все смеялась: как блин гороховый. Некрасиво…» — говорит Анастасия Ивановна.) Дома все время носила большой фартук с карманом — «так в нем и померла».
Настроение было очень тяжелое. Все больше молчала. Курит и молчит.
В Елабуге стоял полк, проходили подготовку красноармейцы.
Они то и дело с песнями маршировали по улицам.
У Марины Ивановны сорвалось: «Такие победные песни поют, а он все идет и идет…» Она постоянно уходила из дому, искала работу, а может быть,
и покупателя на какие-то остатки столового серебра, бывшие у нее.
«Да кому же продашь? Может, у кого и были деньги, у буржуев, да как узнаешь?»… Ни работы, ни покупателей не было.
Цветаева привезла с собой запас кое-каких продуктов: крупы, сахар.
Но готовить еду, видно, не было ни сил, ни настроения.
Быт Марины в Елабуге квартирАнткой. Не хотела смущать…
А то попросит меня продать ей рыбы — Михаил Иванович заядлый рыболов,
рыба всегда была. Купит и просит: «Уж вы мне ее почистьте». Ну, почищу,
а она: «Уж вы мне ее пожарьте». И пожарю, не трудно.
Когда она умерла, целая большая сковородка жареной рыбы так в сенях и осталась…
Из всего повествования этой простой женщины не заметно,
чтобы она осуждала сам факт самоубийства Цветаевой, —
ей просто кажется, что Цветаева сделала это слишком рано, без крайности:
— Вещей у них было много. Одних продуктов большой мешок:
в разных кулечках и рис, и манная, и другие крупы. Сахару с полпуда.
Могла бы она еще продержаться. Да вот такой момент у нее, видно, настал…
Ну, все равно, могла бы она еще продержаться. Успела бы, когда бы все съели…
ПисАтельское НачАльство
Еще по дороге в Елабугу Цветаева написала в Казань, в Татарский Союз писателей:«Уважаемый тов. Имамутдинов!
Вам пишет писательница-переводчица Марина Цветаева. Я эвакуировалась с эшелоном Литфонда в гор. Елабугу на Каме. У меня к Вам есть письмо от и. о. директора Гослитиздата Чагина, в котором он просит принять деятельное участие в моем устройстве и использовании меня в качестве переводчика.
Я не надеюсь на устройство в Елабуге, потому что, кроме моей литературной профессии, у меня нет никакой. У меня за той же подписью есть письмо от Гослитиздата в Татиздат с той же просьбой. На днях я приеду в Казань и передам Вам вышеуказанное письмо.
Очень и очень прошу Вас и через Вас Союз писателей сделать все возможное для моего устройства и работы в Казани. Со мной едет 16-летний сын. Надеюсь, что смогу быть полезной как поэтическая переводчица.
Марина Цветаева».
Ответа не последовало. Письмо Цветаевой хранится в архиве Союза писателей Татарии. Поперек него — резолюция: «К делу». К какому делу?
Елабуга - Чистополь
И вот, едва устроившись и прописавшись в Елабуге — без прописки жить,
а тем более двинуться с места было запрещено, —
Цветаева едет в ближний Чистополь,
где была большая колония эвакуированных писателей.
Она надеется на их участие и помощь.
Ей нужны жилье и какая-нибудь работа и — что для нее очень важно —
чтобы было с кем читать стихи. Но и здесь ее ждала неудача.
Писательское начальство отказывалось выдать Цветаевой справку для прописки, удивляясь: зачем ей в Чистополь?
Она была на подозрении: всего два года как вернулась из эмиграции,
к тому же муж и дочь арестованы.
Только после хлопот и больших волнений такая справка была ей обещана.
Впрочем, на работу и в Чистополе надежды не было.
С тем она и вернулась в Елабугу.
Заехала и я на обратном пути в Чистополь.
Хотя он значительно больше Елабуги,
но произвел на меня какое-то гнетущее впечатление:
пыльный, неуютный, неприветливый, забытый Богом городишко.
И уж если человек за него хватается, как утопающий за соломинку…
..*.. ОднА.. На цЕлый день…*
31 августа 1941 года было воскресенье.
Случилось так, что Цветаева осталась дома одна на целый день.
---------------------------------------------
— Если бы мы все в тот день не ушли, — рассказывала мне Анастасия Ивановна, — может, и обошлось бы. А нас погнали на субботник — аэродром чистить.
Вместо Марины Ивановны сын пошел, лучше бы она сама пошла,
ничего бы и не было — все же на людях…
В тот день всем, кто был на субботнике, выдали по буханке хлеба — это запомнилось. Пошли Анастасия Ивановна с Муром – Георгием ЭфрОн,
Михаил Иванович, муж её, с внуком отправились на рыбалку.
— День тогда очень хороший был. Мы с Павликом на рыбалку собрались.
Я говорю: «Марина Ивановна, мы пойдем порыбалим, побудете одна?»
Она отвечает: «Побуду, побуду, идите…»
Вроде даже обрадовалась, что мы уходим.
Знатьё бы, что так получится, — никуда бы не ушли…
… АМИНЬ …
Первой вернулась домой Анастасия Ивановна, хозяюшка этого дома.
В сенях она наткнулась на стул и удивилась: зачем здесь стул?
А подняв глаза, увидела повесившуюся квартирантку.
Она выбежала из дому, позвала соседку,
та позвонила, вызвала милицию и «скорую помощь».
Вынуть тело из петли они не решились.
Врач и милиция приехали только через два часа. Я спросила:
— Что же вы не посмотрели, может, она еще живая была, когда вы пришли?
Может, еще можно было спасти?
— Надо бы посмотреть, — отвечает Анастасия Ивановна.
— А как же снять? — удивляется Михаил Иванович. —
Милиция приедет, скажет, зачем сами сняли…
Хорошо, что она записки оставила, а то бы подумали, что мы убили…
Тело Цветаевой увезли в больницу,
а в комнате сделали обыск — не пропало ли чего.
— Все перерыли, — говорит Анастасия Ивановна. — Сын тут присутствовал.
Денег оказалось у них 400 рублей… И два письма нашли.
Не знаю, где они лежали, мы их не видели.
Одно, вроде, писателю Асееву, чтобы позаботился о ее сыне,
а другое вообще — отчего и почему.
Мы их не читали, милиция читала и сын.
ЕЛАБУГА СКВОЗЬ ГОДЫ
…Я хожу по Елабуге. Это маленький, чистый и зеленый городок, по-провинциальному уютный и домашний. Но в голове у меня все время звучат строки Осипа Мандельштама из стихов, обращенных к Цветаевой полвека назад:
Но в этой темной, деревянной
И юродивой слободе
С такой монашкою туманной
Остаться — значит быть беде.
Быть беде, быть беде, быть беде…
Не потому ли Цветаева так рвалась из Елабуги?
Хоронили ее прямо из больницы.
На похороны, по словам хозяев, никто не пошел:
кому какое дело до безродного, бездомного,
бесприютного человека, каким была Цветаева в Елабуге?
Кладбищенские книги в то время не велись,
поэтому могила Цветаевой неизвестна.
* * *
Могила Цветаевой неизвестна…
Я поднимаюсь на кладбище за городом, над городом, над дальними прикамскими далями. Дорога та же, вряд ли здесь что-нибудь изменилось за минувшие четверть века.
Она пустынна, и мне кажется, я вижу, как по ней в последний путь везут одинокого, загнанного жизнью человека, прекрасного русского поэта.
Вдоль дороги стоят столбы электропередачи, они гудят — наверное, от резкого осеннего ветра. Этот гул провожает меня на кладбище, как, возможно, провожал и тело Цветаевой, вместо колокольного звона. А мне он нагудывает цветаевские строки — образ всей ее жизни и творчества:
О слёзы на глазах!
Плач гнева и любви!
О, Чехия в слезах!
Испания в крови!
О, черная гора,
Затмившая весь свет!
Пора — пора — пора
Творцу вернуть билет.
Отказываюсь — быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь — жить.
С волками площадей
Отказываюсь — выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть
Вниз — по теченью спин.
Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один — отказ
Эфрон Серж - НКВД
Когда Эфрон при ее поддержке сотрудничал с НКВД
и помогал похищать и убивать ни в чем не повинных людей,
они оба пошли навстречу своей гибели.
Им не было места в стране,куда они удумали вернуться триумфаторами.
У нее, увы, были к тому причины.
Перефразируя слова другого великого поэта: "муж в могиле. дочь в тюрьме"..
Она не поддерживала его политические взгляды.
Она просто любила мужа и следовала чувству долга. когда поехала за ним.
Я сейчас по памяти цитирую Бродского, который отвечал на вопрос:
почему Цветаева поехала за Эфроном, примерно так.
Она была человекмо долга и поехала за мужем (несмотря на романы обоих).
Это сейчас полюбил - женился - разошлся - четыре-пять раз.
Сплошной Голливуд.
Цветаева понимала это иначе. А в СССР ей. конечно, не было места.
Как, впрочем, и Эфрону, который сотрудничал с НКВД "ради левой идеи",
как многие интеллектуалы на Западе тогда и потом.
И поплатился за это - страшно.
По,- Голиков Альберт Александрович
А свела она счёты с жизнью, не дожив до своего 50-летнего юбилея одного года,
в Елабуге (ныне Татарстан) 31 августа в тяжёлом 1941 году.
Её могила в Елабуге затерялась.
Памятником ей остались лишь книги и публикации тех людей,
которые её знали, любили, изучали.
Она ушла из жизни неотпетой. Спустя полвека, в 1990 году,
патриарх Алексий II дал благословение на её отпевание,
тогда как это делать в отношении самоубийц в РПЦ категорически запрещено.
Что же позволило сделать для Цветаевой патриаршее исключение?
За неделю до самоубийства Цветаева написала заявление с просьбой
принять её на работу посудомойкой в открывающемся предприятии,
но столовую открыли аж зимой 43-го, когда Цветаевой в живых уже не было.
----------------
Такие тЯжести и мужчИна не кАждый вЫтянул бы..!!!
…Семья эмигрантки Цветаевой воссоединилась в России
в канун Великой Отечественной войны, в июне 1939-го.
Муж, Сергей Эфрон с дочерью Алей вернулся на родину чуть раньше, в 1937 году.
О нём говорили как о «запутавшемся на Западе разведчике».
По официальной версии,
Серж Эфрон ради возвращения в СССР принял предложение сотрудничать с НКВД
за границей. А затем оказался замешанным в заказном политическом убийстве,
из-за чего бежал из Франции в Москву.
Летом 1939-го вслед за ним и дочерью возвратилась и Цветаева с сыном Георгием, которого она до конца жизни называла Муром (производное от слова «мурлыка»).
Вскоре в семье репатриантки Цветаевой начался сущий ад:
дочку Алю забрали в НКВД как шпионку, потом – Сергея, горячо любимого мужа
, да ещё с издёвочкой: "ждал-то – орден, а получил - ордер".
Дочь и муж были арестованы:
Эфрона расстреляли в 1941-м, дочь после 15 лет репрессий была реабилитирована
. Сама Цветаева не могла ни трудоустроиться, ни найти жильё,
её произведения никто не печатал.
По словам близких людей, они с сыном буквально голодали.
--------------------
"Белогвардейцы возвратились», - перешёптывались об Эфроне и Цветаевой.
И…пошло-поехало: тюремные очереди и хлопоты, истерики, страх за себя и детей,
как за последнего кормильца, неизвестность впереди,
предчувствие беды – она была словно в жуткой мясорубке…
Цветаева была страстная мать, однако и здесь гармонии не испытала:
в гражданскую войну потеряла младшую дочь, потом она сделала идола из сына,
обожала его буквально тиранически, а «идол» взял да и стал строптивым,
амбициозным: просил не перекармливать его материнской любовью.
Объявленная в 1941-м война и перспектива окунуться в гитлеровское иго
ужаснуло её ещё сильней, куда сильней, чем сталинское:
в победу России она верила с трудом. 22 июня, в день объявления войны,
Цветаева произнесла странную фразу: "Мне бы поменяться с Маяковским".
И ещё сказала такое: «Человеку немного надо: клочок твёрдой земли,
чтобы поставить ногу и удержаться на ней. Вот и всё».
Надо отметить, что ещё в 17-летнем возрасте
Марина Цветаева пыталась покончить жизнь самоубийством.
Поэтесса даже написала прощальное письмо своей сестре Анастасии,
которое попало к ней только спустя 32 года.
Вот что написала её сестра в воспоминаниях:
"Марина писала о невозможности жить далее,
прощалась и просила меня раздать её любимые книги и гравюры.
Далее шёл список и перечисление лиц.
Я помню строки, ко мне обращённые:
"Никогда ничего не жалей, не считай и не бойся,
а то и тебе придётся так мучиться потом, как мне".
Затем следовала просьба в её память весенними вечерами петь наши любимые песни.
«Только бы не оборвалась верёвка. А то недовесить-ся - гадость, правда?"
Эти строки я помню дословно, - рассказывала Анастасия..
"И помни, что я всегда бы тебя поняла, если была бы с тобою".
И подпись.
В 1940 г. она запишет: "Я уже год примеряю смерть. Но пока я нужна".
На этой нужности она и держалась.
Марина никогда не оставила бы Мура \ сына \ своей волей, как бы ей ни было тяжело. Годы Марина примерялась взглядом к крюкам на потолке,
но пришёл час, когда надо было не думать, а действовать - и хватило гвоздя."
Любое самоубийство — тайна, замешанная на непереносимой боли.
И редки случаи — если, впрочем, они вообще существуют, —
когда предсмертные записки или письма объясняют оставшимся подлинные причины, толкнувшие на непоправимый шаг.
В лучшем случае известен конкретный внешний толчок,
сыгравший роль спускового механизма.
Но ключ тайны мы не найдём в одних только внешних событиях.
Он всегда на дне сердца, остановленного усилием собственной воли.
Внешнему принуждению можно и сопротивляться — и поддаться,
на всякое событие можно отреагировать так — или иначе;
запасы сопротивляющегося духа могут быть истощены,
а могут ещё и собраться в решающем усилии.
Душевное состояние и состояние духа самоубийцы в роковой момент —
вот главное.
Но увидеть изнутри человека в этой предельной ситуации —
задача почти невозможная.
И уж тем более, когда это касается личности столь незаурядной,
как личность Марины Цветаевой.
ЦВЕТАЕВА МАРИНА ИВАНОВНА = 179 = 109-НЕНУЖНАЯ + 70-ЖИЗНЬ.
179 = ЛИШИЛА СЕБЯ ЖИЗНИ.
179 = 70-ЛИШИЛА + 109-СЕБЯ ЖИЗНИ.
179 = 128-ЛИШИЛА СЕБЯ + 51-ЖИЗНИ.
179 = 94-ЗАПАНИКОВАЛА + 85-... АПАНИКОВАЛА.
179 = ПОМРАЧЕНИЕ СОЗНА\ ния \.
179 = 69-КОНЕЦ + 110-ВЕШАЕТСЯ.
179 = ПРЕРВАВШАЯСЯ Ж\ изнь \.
179 = 93-КОНЧЕНА Ж\ изнь \ + 86-СУИЦИД.
179 = 123-ПОКУШЕНИЕ + 56-НА ЖИЗН\ ь \.
179 = 138-ПОКУШЕНИЕ НА... + 41-ЖИЗН\ ь \.
179 = КОНЧАЕТ ЖИЗНЬ СА\ моубийством \.
179 = 77-УДАВЛЕНИЕ + 102-СМЕРТЬ.
179 = 62-СЖАТИЕ + 117-ПЕТЛЕЙ ГОРЛ\ а \.
179 = 131-СЖАТИЕ ПЕТЛЕЙ + 48-ГОРЛ\ а \.
179 = 75-СДАВЛЕНИЕ + 104-ГОРЛА УДАВКО\ й \.
179 = 124-СДАВЛЕНИЕ ГОРЛА + 55-УДАВКО\ й \.
179 = 116-ГИПОКСИЯ + 63-ГИБЕЛЬ.
---------------------------
ОТПЕВНИЕ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ
Как известно, по каноническим правилам Православной Церкви самоубийц хоронят без церковного отпевания, по ним не служат панихиды. Но мало кто знает, что в 1991 году, в день пятидесятой годовщины кончины Марины Цветаевой, в московском храме Вознесения Господня у Никитских ворот была совершена панихида по рабе Божией Марине — с благословения ныне покойного Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и по ходатайству тогда диакона, а ныне протодиакона Андрея Кураева. Известный писатель и богослов высоко ценит творчество Марины Цветаевой и категорически не согласен с осуждающим отношением к ее личности и судьбе.
БОРОЛИСЬ ПРОМЫСЕЛ И ПРОИЗВОЛ
-Отец Андрей, как Вы пришли к мысли, что необходима панихида по Марине Цветаевой?
-Тогда, в связи с близящейся датой, возник вопрос о церковном отношении к ее личности. Марина Цветаева — мой любимый русский поэт, она удивительно владела словом, могла снять с самого избитого слова потертость и обнажить его смысл: «Рас-стояние — версты, мили,/Нас рас-ставили, рас-садили…» Мне дорога ни с чем не сравнимая исповедальность, открытость ее больной души. Она не пропагандирует грех, она просто рассказывает о том, что с ней происходило: «И ты поймешь, как страстно день и ночь/Боролись Промысел и Произвол/В ворочающей жернова — груди». В отличие от нас, Цветаева исповедовалась не наедине, а перед всем миром. В ее строках постоянная память о Боге, о Божией правде, и это для меня было очень важно в период моего собственного поиска.
-Сложно ли было добиться благословения Святейшего Патриарха Алексия II
на панихиду?
-Я собрал свидетельства о ссылке Цветаевой в Елабугу, об условиях ее не-жизни там — это было скорее доведение до самоубийства. Когда я все это изложил покойному патриарху Алексию II, меня удивила легкость его решения: без подробных расспросов, взвешиваний,;— его решение было сердечно-интуитивным. Важно заметить, что факт панихиды по Марине Цветаевой не стал поводом для скандалов, никто не «жаловался».
ТАК ДАЛЕКО ДО НЕБА…
Тем не менее, у Цветаевой часто встречаются строчки почти богоборческие. Например: «нежной рукой отведя нецелованный крест». Почему нецелованный? Или: в стихотворении, написанном на смерть Эриха Марии Рильке,
она с пренебрежением говорит о выражении «в месте злачнем»…
Это нельзя назвать богоборчеством, это живая вера, общение с Богом. То же можно сказать и о многих других поэтах и писателях: их личный опыт веры, в том числе и борьбы с собой, и сомнений, очень важен для читателя.
Биографии писателей и поэтов обычно — отнюдь не жития святых, и Марина Цветаева не исключение. В период «массового воцерковления» в 1990 х многие неофиты стали осуждать Цветаеву — и за самоубийство, и за некоторые другие факты биографии…
Думаю, об «отношении православных к Марине Цветаевой» говорить не приходится: большинство православных о ней не знают, не читают. Она — элитарный поэт. Но, к сожалению, придется отметить, что православные всегда готовы всех осуждать. Мы при случае любим цитировать Евангелие: «не судите, да не судимы будете», но когда доходит до дела, почему-то сразу об этом забываем. Что можно посоветовать читателю, которого смущает тот или иной факт в биографии писателя? Относиться по-христиански: не отождествлять поступок человека с его личностью, только и всего.
.ххххххххххххххх.
Донбасс - ГОрловка = НовоРУСЬ - НовоРОССИЯ