Серая, с серебристыми подпалинами луна то зябко куталась в пепельную россыпь лёгких облаков, то с любопытством выглядывала из-за них. Берёзы за оградой дремотно шелестели полуголыми ветвями, а тягучая дождливая морось, скапливаясь на изгибах оцинкованной крыши ещё добротной конуры, медленно, капля за каплей, шлёпала по грязной луже, растёкшейся возле собачьей миски.
Тяжело вздыхая, Джой переворачивался с боку на бок, приглушённо громыхая металлической цепью. Сегодня псу отчего-то не спалось. То ли воспоминания о далёкой юности разбередили душу, то ли озорная луна не давала покоя, то ли щемящее ощущение конечности бытия сдавливало сердце необъяснимой тоской и печалью.
Нет, Джой ещё не был дряхлым «старичком». Иннокентий Кузьмич, хозяин собаки, нет-нет да и забирал его с собой – то на рыбалку, то в лес по грибы. Однако делал это всё реже и реже. Понимал, что пёс практически израсходовал свой физический ресурс. Как бы не переусердствовал где-нибудь на делянке, не посадил заметно изношенное собачье сердце. Мужчина жалел своего питомца, остерегался за его здоровье. А вот Джой… Тот полагал, что если б не эта треклятая цепь у конуры, то он ещё набегался бы вволю по округе, побороздил бы по оврагам и перелескам, покуролесил бы по садам и огородам, как бывало в молодости. Может, и в самом деле осталось ему пять мисок похлёбки вылакать, но зато как бы оторвался он, почувствовав полную свободу! Разве не заслужил он этой, может быть, последней, но такой желанной и ни с чем не сравнимой пробежки по родным деревенским просторам? Кто знает, что полезнее – прозябать неделями у собачьей конуры или со всех четырёх лап мчаться навстречу ветру по луговой росистой траве?..
…Новый порыв ночного ветерка донёс до чутких ноздрей Джоя волнующий, настораживающий запах. Основной природный инстинкт мгновенно заставил пса встряхнуться и вылезти из своей домушки. Он принюхался и прислушался. Повёл в разные стороны ушами и носом. Так и есть! Кобелька тут не проведёшь! Где-то за околицей разгулялась очередная собачья свадьба. Не то чтобы разгулялась, а так, вкрадчиво обозначила первые «здравицы и тосты»…
Джой нетерпеливо заскулил и на несколько секунд застыл, не зная, как поступить. Тяжёлая цепь мёртвой хваткой держала на привязи. Такую не перегрызёшь! Может, перебороть в себе все эти чёртовы инстинкты, свернуться в конуре калачиком, прикрыть уши и нос пушистым хвостом и, закрыв глаза, провалиться в нирвану волшебных сновидений? Глядишь, четверолапые собратья уберутся подальше, и до него уже не долетят флюиды их сладострастных брачных игрищ. В конце концов, был и он когда-то молодым, весёлым, задорным, энергичным. И на подобных «свадьбах» многие самочки принадлежали только ему. Наверное, за всю свою «донжуанскую эпопею» детишек он наплодил не меньше сотни. Оставил, так сказать, добротные «зарубки» на своём генеалогическом древе.
Но с другой стороны… Никому не ведомо, когда пробьёт его последний час. И, может, недалёк тот день, когда околеет он на свалявшейся соломе в своей постылой собачьей обители. Уйдёт тихо, но позорно и бесславно. Никогда больше в жизни не познав этот будоражащий кровь любовный адреналин. А ведь любить, любить беззаветно и преданно, до последнего вздоха и до крайней судорожной пульсации сердечной мышцы – не в этом ли главное предназначение всякого живого существа на земле? Без любви, наверное, и солнце не вставало бы по утрам. А самое главное – не было бы и самой жизни. Вообще…
Коротко рыкнув, Джой остервенело затряс головой, стараясь сбросить с себя ненавистные металлические оковы. По опыту прожитых лет он знал, что с цепью справиться практически невозможно. Надо рвать брезентовый ошейник, который удушливо стянул горло под нижней челюстью. Но как? Как?.. Ничего не поможет, если не изловчишься и не отыщешь тот удобный угол между загривком и брезентовой полоской, который позволит голове выскользнуть из прочного аркана.
Первую попытку Джой проиграл. С треском. Со второй попытки уже тихонько надтреснул сам ошейник, больно сдавив лохматые уши. А с третьего, самого мучительного и болезненного раза, взмокшая собачья башка всё же выскользнула из проклятой толстой удавки. Ещё не веря в удачу, пёс основательно встряхнулся и, держа курс на трепетные запахи и звуки, рванул к подкопу у ограды, о котором знал только он и вездесущие домашние куры…
…Сучка, за которой вожделенно семенили трое кобелей, была достаточно крупной, из породы легавых. Рыже-чёрная, с обвислыми ушами. Приметив нового «ухажёра», она доброжелательно повиляла хвостом, не проявляя ни малейших признаков агрессивности. Джой, в котором текла кровь немецкой овчарки и «двортерьера», с затаённой гордостью принял её знаки внимания, расценив их, как призыв к действию. Двое кобельков были не в счёт – слишком уж мелковаты, задохлики какие-то. Их шансы на обладание самкой приравнивались к нулю. Но вот третий… Это был поджарый, молодой и крепкий самец, смахивающий на откормленного добермана. Прижав уши и недовольно зарычав, он неторопливо двинулся на пришельца, рассчитывая быстро с ним расправиться. Во всяком случае решил хотя бы «взять на понт», показав, что самый достойный и безоговорочный «претендент» здесь только он.
По правде сказать, ввязываться в драку Джою совсем не хотелось. Его слишком прельстила «дамочка» собачьего роду. Истосковавшееся сердце потянулось именно к ней – ведь он так давно не «тусовался» с подобными очаровашками! Похоже, и она была совсем не против. Эх-х!.. Пёс взвизгнул от нетерпения, однако пресловутый доберман пошёл в атаку. Пришлось принять бой.
С первых же секунд противник показал, что пижонить не намерен и будет биться всерьёз, до крови или до смертельного увечья. Отбив несколько опасных выпадов, краем глаза Джой вдруг заметил, как мимо них мухой прошмыгнуло некое серое существо, уверенно подбежавшее к самке. Этого мгновения было достаточно, чтобы доберман вцепился острыми зубами в его правое предплечье. Ошалев от дикой боли и рассвирепев окончательно, Джой тут же перекусил одну из передних лап соперника и мёртвой хваткой впился ему в горло. Пожалуй, тут и пришёл бы противнику реальный конец, если б не… Сучка уже спаривалась с другим. То самое внезапно появившееся серое существо, похожее на волкодава, овладело самкой быстро и беспардонно. Истекающий кровью Джой понял, что бороться уже бесполезно. У него просто не хватит сил на новую схватку. Отпустив полумёртвого добермана, он, тяжело дыша, отполз в сторону и решил залечь в кустах, чтобы принять достойную собачью кончину. Рана на предплечье была слишком глубокой и серьёзной. Ему, повидавшему виды псу, этого, похоже, было достаточно, чтобы уже не выжить…
– Ах ты, етит твою мать! Падлы! – раздался вдруг знакомый голос совсем рядом. – Чтоб вас громом всех поубивало! Твари! А ну пошли вон отсюда, гадюкино племя! Я вас, мля!..
Следом раздались два холостых выстрела из охотничьего ружья. Теряя сознание, Джой понял, что это – его хозяин, Кузьмич. Пришёл на выручку своему лохматому другу. Значит, есть шанс ещё чуть-чуть побыть на этой грешной земле и не «воспарить» к собачьему Богу…
…Выздоровление шло крайне тяжело и с переменным успехом. Несмотря на частые визиты ветеринара, многочисленные инъекции и мази, рана заживала медленно и болезненно. Сказывалась и большая потеря крови. Иннокентий Кузьмич перенёс своего питомца в избу, устроив ему удобное «лежбище» недалеко от своей кровати. Кормил сытными похлёбками и кашами, стараясь не забывать об отборных сахарных косточках. Лишь к Новому году Джой стал понемногу поправляться, медленно ковыляя из угла в угол по заветным закоулкам родного дома.
Как-то раз Кузьмич пришёл домой слегка под хмельком. Достал из пакета бумажный свёрток и развернул его перед собакой.
– Смотри, Джой, какого я тебе деликатесу раздобыл! – радостно сообщил он. – Ты, поди, ни разу в жизни такого не ел. Уминай! Это сервелат. Колбаса такая, праздничная. Ведь завтра – Новый год. Вот мы с тобой и отметим. По-человечески…
Хозяин переоделся, заварил крепкий чай, отхлебнул из алюминиевой кружки. Снова подсел к собаке, осторожно погладил её по загривку и тяжело вздохнул.
– Эх, парень! – задумчиво произнёс он, обращаясь к облизнувшемуся Джою. – Ты думаешь, я тебя не понимаю? Да всё мне понятно! Взыграло в тебе ретивое. Любви захотелось. Может, останний раз. Решил почувствовать себя жельтенменом. А оно вон как… Думаешь, мне легко? Третий год без супружницы живу. Без Клавди моей. Царство ей небесное!.. А на новой бабе так не женился. Даже в дом никого не привёл. А пошто? Лучче Клавки никого… не было и нет. Посмотрю на других – все какие-то хабалистые. Подавай им сразу всё! И денег, и шмоток, и поездки энти самые… за границу. А сами – палец о палец не ударят. Ни щей сварить, ни в доме убраться, ни в огороде помочь… А мне ж тоже, как и тебе, ещё тепла хочется, любви, заботы, внимания. Чтоб слова там нежные говорить друг другу, поддерживать и в радостях, и в бедах. Быть надёжной опорой кажному. Не-ет, куды там! Всё норовят в одни ворота. Чтоб им и то и сё. А мужику – хрен без соли. Всё с рассчётом каким-то. А какой тут может быть рассчёт? Просто люби человека – вот и вся премудрость. Не зря Господь создал мужчину и женщину. Чтоб для семьи, для детей, для внучат. И везде – вместе. И в поле, и в лесу, и на речке, и в городе. Как Пётр и Февронья…Н-да, тяжело одному под старость. Хотя… Какие мы старики? Мы ещё с тобой, Джоюшка, многое сдюжим. Правда? Чай, ещё не древние…
Мужчина встал, подлил в кружку заварки и снова присел.
– Нет, если б такую, как Клавдя, встретить… То я б, наверно, согласился жить вместе. И привыкать не надо, нервы не трепать. А так… Ты только не бойся, Джой! Тебя я не брошу. Ни за что! Вместе будем доживать. По-любому… Ладно! Замучил я тебя разговорами своими. Давай спать, браток. Утро, оно мудренее…
Кузьмич, поохав, улёгся на свою кровать и, немного поворочавшись, вскоре захрапел. А Джой, прикрыв глаза, неожиданно вспомнил, как ещё совсем молодым псом бегал он вдоль соседской яблоневой аллеи, а за ним резво мчалась ещё не щенившаяся сучка по кличке Альма. И было им так легко и радостно, так светло и беззаботно, как бывает только в безмятежном детстве или юности…