Мрачны вечера в последних числах ноября. Особенно, если снег сыплет с самого утра, и к вечеру уже толстой шубой лежит на жёлтой траве и листьях, которые всего три месяца назад ещё жили, а теперь… А теперь и небо всё чёрное, словно лист бумаги, на который неряшливый школьник опрокинул банку с чернилами, и разлились они по нему насколько глазу видно. И чернота эта покрывает всё вокруг как туман, и никак не хочет развеиваться.
Как раз в один из таких вечеров шёл по мостовой одной из Московских улиц человек. Он был почти как все: на вид ему было лет двадцать пять или двадцать семь, худощавый, высокий, в длинном чёрном плаще, широкополой шляпе, надвинутой на глаза, изодранных жёлтых штанах в клетку и коричневых ботинках, которые были коричневыми то ли по природе своей, то ли от грязи, которую прохожий беспрестанно загребал ногами. В руке у него колыхалась большая зелёная бутылка, которая была уже почти пуста, отчего господин при ходьбе и производил свои колебания из одной стороны в другую и обратно. Он изредка извергал в темноту крепкое ругательство, непонятно к кому обращённое, после чего делал очередной глоток из своей бутылки и продолжал движение.
Подойдя к повороту, господин увидел на углу проспекта чудо, которое сразу же привлекло его пьяное внимание. На тротуаре, прижавшись к стене дома, сидела девушка. Ей на вид было примерно столько же, сколько и ему. Она была одета в чёрную куртку с чёрной блузкой и красную юбку, которая едва доходила ей до середины икр, на ногах были чёрные туфли на высоком каблуке. На лице был яркий макияж тёмными моделями косметики.
- М…- коротко промычал мужчина, протягивая девушке бутылку.
- М-м – замотала головой девушка и, отвернувшись влево, наклонясь низко к земле, образовала на ней белую лужу из дурно пахнущей каши.
- М-м-м… - понимающе покачал головой мужчина и подал руку даме.
Дама, вытерши рот носовым платком, с блестящими глазами радости подала ему руку, и он поднял её с земли. Перебросив через свою шею её руку, он вопросительно промычал:
- М?
- М – утвердительно ответила ему девушка, выбросив вперёд левую руку и указав ею путь дальше по тротуару.
- М?... – многозначительно опустив глаза спросил господин.
- М-м… - тяжело вздохнув, ответила девушка, желая хоть как-то ещё согреться, пусть даже и с этим незнакомым ей человеком.
И они пошли дальше по тротуару в ночную темноту, опираясь друг на друга, дабы не упасть в кашу из грязи и снега под их ногами. Перед поворотом на очередной широкий проспект они завернули во двор и, поднявшись по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, очутились в узком мрачном коридоре, заваленном почти до потолка всяким непонятным хламом, оставляющем лишь узенькую траншею для прохода. Протиснувшись среди этих айсбергов мусора, мужчина ненадолго выпустил руку девушки из своей и, приставив указательный палец к губам, осторожно нажал дверную ручку. Дверь тихонько скрипнула и отворилась, выпустив в коридор небольшую полоску света через узкую щель, в которую проскользнули парень с девушкой, после чего дверь закрыли и заперли с другой стороны.
В комнате было тепло. Под потолком на длинном плоском белом шнуре висела лампочка в жёлтом абажуре с цветами, под лампой стоял круглый стол, покрытый потёртой жёлто-коричневой скатертью с коричневой бахромой по краям. Вокруг стола стояло четыре коричневых деревянных стула, тоже потёртых, далее на полу со старым вздувшимся паркетом стояло четыре железных кровати по углам комнаты, застланные такими же жёлтыми покрывалами, как и скатерть. На стенах с жёлтыми обоями висели коричневые ковры – в общем можно сказать, что в комнате присутствовало широкое цветовое разнообразие. В углу находил большой белый чугунный умывальник и железное ведро, от которого дурно несло всевозможными продуктами жизнедеятельности обитателей сего помещения.
- Господа, - произнёс пришедший мужчина торжественным пьяным голосом – я её привёл!...
- Ну и что же, Епифан Никодимович, как же мы будем её делить? – ни чуть не менее пьяным голосом отозвался его приятель.
- Очень просто, Кантемир Иннокентьевич: я первый, так как нашёл, остальные по старшинству…
Девушка в это время с тайным презрением осматривала всех обитателей комнаты и всё больше убеждалась, что это совсем не тот контингент, с которым можно было бы провести сегодняшнюю ночь, но здесь кормили и было тепло, а ради такого и жирного пьяного борова на себе потерпеть можно было. В это время один из господ подошёл к ней аккуратно справа, одной рукой обнял за талию, другой и сказать неприлично за какое место, и повёл ей к столу. Посадив её «на самое почётное место» - возле очередной лужи рвоты, он начал расторопно накладывать в грязные тарелки холодную, заплывшую жиром вонючую еду, над которой даже мухи не хотели кружиться, и подзывал к столу остальных обитателей комнаты. Через пять минут комната наполнилась чавканьем, хрюканьем, и прочими громкими звуками, которыми сопровождался приём пищи. Соусы и бульоны текли и капали на рубашки и на штаны, ни чуть не смущая господ таким обстоятельством, и они продолжали есть в том же духе, ни на что не обращая внимания. Они били друг друга ложками по голове, и когда обиженный хватался от боли за голову, обидчик забирал у него из тарелки самый большой и вкусный кусок, после чего обидчик и обиженный менялись ролями, потом снова и так далее. По окончанию трапезы господа вытерлись рукавами и подолами своих рубах, и стали наперегонки выбегать из-за стола следуя правилу «Последний убирает за всеми». Когда весь этот кошмар закончился, начался другой: настало время «отблагодарить» хозяев за гостеприимство. Насмотревшись на свинство и грязь, девушка почувствовала, что в ней всё же осталось что-то, что не позволяет ей сейчас просто дать им всем, что они хотят. Но как отвязаться от этих похотливых животных? И решение нашлось, девушка сказала: «Так как вас много, а я одна, мы поступим следующим образом: вы будете бегать за мной вокруг стола – кто меня первый догонит, тому первому я подарю свою любовь и он выбывает из игры, а остальные бегают дальше, и так до тех пор, пока все не останутся довольны».
Всем присутствующем в комнате эта идея очень понравилась, а девушке, придумавшей её, она нравилась больше всех и вот почему: на третьем круге горе-любовники стали падать один за другим, так как от спирта кружилась голова, и засыпали тут же друг на друге на полу. Когда всё было кончено, девушка добавила последний штрих: она перетащила всех мужчин на кровать, раздела до исподних и укрыла одним одеялом – не повадно будет наперёд пользоваться слабостью девушки. Напоследок она ещё раз глотнула вина, потушила свет в комнате и вышла вон.
На рассвете одинокая красивая девушка шла вдоль реки по тратуару и чему-то слабо улыбалась, думая о своём, а в одной из коммунальный квартир на одной из улиц города утро началось с оглушительного крика ужаса в пять голосов, однополые обладатели которых лежали абсолютно обнажённые в одной постели под одним одеялом и не помнящие ничего, даже прошедший накануне на полную катушку вечер, который теперь, как они думали, навсегда связал их одной тайной случайной однополой связи, которая, хоть и была по пьяному делу, но больше никогда в жизни не повторится, потому что они никогда больше в своей жизни не будут пить… И за это нужно выпить немедленно!...