День для меня не прекращался с момента расставания с Ольгой, и сделать я успел все, чтобы завтра мы могли устроить окончание текущей работы. Поэтому, когда я ее вызвонил, то был уже совершенно свободен, и преспокойно отдыхал от беготни и суеты на лавочке в одном из городских парков. Пришлось, конечно, ее подождать, но меня это не напрягало, давая время обдумать все предстоящее.
Когда она подъехала, то я жестом предложил ей устроиться рядом.
- Итак? - поинтересовалась она.
- Садись и смотри. Я наблюдаю вот за той мамашей, которая гуляет с ребенком.
Оля моментально перевела взгляд на невысокую женщину, склонившуюся над коляской.
- И что с ней не так?
- Вот ты мне это и скажешь. Одно могу сказать сразу. Присмотрись к ее лицу, когда она смотрит в коляску.
Ждать пришлось довольно долго, прежде чем это произошло, но…
- Это вообще ее ребенок? - изумленно спросила Ольга.
- Ее. По всем признакам - ее.
- Она же смотрит на него с отвращением.
- Да. Я тоже заметил. Как и обратил внимание на ее одежду, и то, как она садится на скамейку.
Ольга продолжила всматриваться.
- Ну… Одета очень скромно… Садится… Зажатая она какая-то...
Я неторопливо кивнул.
- Все верно. Пока у тебя нет опыта в этих вопросах - подскажу и объясню. Ее изнасиловали, и этот ребенок - последствие этого изнасилования, которое является еще и постоянным напоминанием. Если к ней сейчас подойдет мужчина… Впрочем, давай покажу...
Я направился к женщине, и задал ей невинный вопрос о том, нет ли здесь поблизости какого-нибудь кафе. Ее реакция на мое приближение была такой, какую я и ожидал - на грани паники, но она смогла справиться с собой.
Ольга в ступоре смотрела на все происходящее.
- Как ты это понял? - спросила она, когда я вернулся.
- Так же, как ты сейчас все подметила в ней. Просто у меня больше опыта в этом, и я лучше провожу параллели и связки. Дай мне исходный материал, и я додумаюсь до того, что было. Собственно, в этом и была моя жизнь “до”.
Ольга смотрела на меня с восхищением.
- И раньше - ты бы ей помог?
Дождавшись моего кивка, она продолжила развивать мысль:
- А сейчас - тебе без разницы, что с ней будет… Ты помогал, причем не только в общении… Зная то, что у тебя шило в заднице торчит, я в этом просто уверена.
- Да. Но начиналось всегда все с общения. Любая помощь начиналась с того, что я разговаривал с людьми, и вытаскивал из них все, вплоть до мельчайших деталей. Олег, про которого мы с тобой уже говорили - он такой же. Он меня этому учил. Многое объяснял, до многих вещей я додумывался сам… Искал связки, совпадения, сцепки, пока не выстраивал полную картину, и не находил решения, как человеку можно помочь. Иногда - решение было крайне жестким. Людям, периодически, необходимо причинять боль, физическую или душевную, чтобы у них мозги на место встали, и они сами начали думать и двигаться дальше. Пойдем. Нам надо на многое сегодня полюбоваться.
Она поднялась, и мы направились к тому кафе, про которое мне сказала мать ребенка. Устроившись в нем, и заказав кофе, я предложил:
- Выбери человека.
Ольга долго осматривалась, прежде чем кивнула в сторону одинокого мужчины в возрасте, который читал газету.
- Хорошо. Вдовец. Овдовел недавно, и это по нему сильно ударило. Сюда приходит по привычке, поскольку любил здесь бывать с женой. Мучается артритом. Есть собака.
Широко распахнутые глаза просто излучали немой вопрос.
- Объясню. Насчет артрита - достаточно посмотреть на его руки. Те же руки, скажут о том, что он был женат. Сидит спиной к окну, но немного отодвинув стул, так, чтобы сидящий напротив человек мог любоваться видом, но напротив никто не сидит, а значит - это была его жена. Значит - вдовец. Уверен из-за этого процентов на восемьдесят. Остальные двадцать добавляет некая неряшливость в одежде, которой бы не было, будь его жена жива.
- А собака?
- Посмотри на его туфли, и увидишь, что их немного погрызли. Собака не самая крупная, скорее что-то вроде спаниеля, по размерам. Подозреваю, что это тот самый спаниель, который привязан снаружи.
В этот момент, мужчина со вздохом сложил газету, и, оставив деньги на столе, направился на выход. Задержавшись на минуту, он отвязал собаку, и неторопливо пошел с ней по улице, слегка сгорбившись.
- Как видишь - я прав.
- Вижу. И ты так можешь про любого рассказать?
- Про большую часть. С остальными мне надо разговаривать.
- Хорошо. И как бы ты ему помог?
- Это от многого бы зависело. Прежде всего - от того, хотел бы он помощи или нет. Если б хотел - я бы поговорил с ним о его покойной жене, вызвал бы в нем все хорошие воспоминания, перевел бы это все из мрачной тоски в более легкую грусть, показал бы ему. что жизнь не закончена, что можно жить дальше… Возможно, что даже познакомил бы с кем-нибудь. Ну, и проследил бы, чтобы у них все хорошо сложилось.
Мое внимание привлек входящий в двери паренек, лет двадцати.
- А вот куда более интересный образчик...
Ольга внимательно смотрела за тем, как он исследовал меню.
- Что в нем такого интересного?
- Когда он вошел - губы были плотно сжаты. У него явно проблемы, и он отчаянно ищет решение. Сопляк, конечно, жизни не знает, и проблемы могут быть пустяковыми, но сейчас - это очень серьезный тормоз в его жизни. Смотри, он расплачивается сразу. Это может значить две вещи. Первое - он не намерен здесь долго сидеть, а второе - он стеснен в деньгах. Более вероятно второе, с учетом его возраста.
Я обратил ее внимание на парочку в углу.
- А вот эти - еще веселее. Классическое “разбитое сердце” получится. Девчонке парень не интересен, а вот она ему нравится. Видишь, у него цветок припрятан? А у нее, когда она на него смотрит - губа приподнимается? Бросит она его. В принципе, если сейчас вмешаться и сказать пару фраз - то у них может все получиться вместе.
Глаза Ольги загорелись.
- А можешь показать?
Я осмотрел себя, поправил куртку, и направился к их столику, одновременно нашаривая в кармане визитку одной конторы, которой были нужны, по моим сведениям, сотрудники.
- Привет. Рад, что тебя здесь увидел. То собеседование, которое ты проходил на прошлой неделе… Тебя берут. Пока, правда, не знаю, что там по должности, но, в любом случае, деньги будут приличные.
Парень смотрел на меня широко распахнутыми глазами, а на лице девушки при последней моей фразе проступил явный интерес к ситуации.
- Можно я его у вас на минутку украду? - поинтересовался я у нее.
- Да, конечно.
Отведя его в сторону, я протянул ему визитку, и тихо сказал:
- Позвони туда, скажешь директору компании, что ты от Посредника, и что хочешь у них работать. Я не шутил, что тебя возьмут с приличным окладом. И присматривай за своей девушкой. Ее сейчас в первую очередь интересуют деньги, но у тебя есть шанс пробудить интерес именно к тебе. Удачи.
Пожав ему руку, я вернулся к Ольге.
-Ну как?
Она рассмеялась.
- Ну, у нее явно изменился интерес к нему.
- Остальное в их руках. Я дальше вмешиваться не буду. Это и так лишним было.
- Слушай, это же шикарно… Почему ты не продолжаешь этим заниматься? Почему криминал, все эти дрязги, риск...
Глотнув кофе, я задумчиво посмотрел на нее:
- А сама-то как думаешь? Зная обо мне уже больше, чем многие.
Смутившись, девушка задумалась.
- В такого рода общении и действиях - не последнюю роль играют эмоции. Сопереживание. Умение полностью влезть в шкуру собеседника и воспринять все, что творится у него в душе как свое собственное. А я - перегорел. Главное в этом процессе - не наблюдательность, хотя она важна, и переоценить ее значение нельзя. Главное - умение чувствовать в других боль. Порой такую, что на стенку полезешь, когда ее принимаешь. Я этого не могу. Моя собственная - оглушила и выжгла все. Так что, теперь у меня осталась логика и мои навыки. А с ними - прямая дорога туда, где все будет востребовано, и где эмоции будут лишними. Либо криминал, либо силовые структуры. По крайней мере - это первое, что приходит на ум.
Оля неторопливо потягивала кофе, обдумывая услышанное.
- Мне вот что интересно, - сказала она, наконец, - по сути ты можешь узнать от человека все, что он скрывает…
- Верно.
- И ты, потом, можешь сделать с ним все, что угодно…
- Да.
- Это же немерянная власть… Как ты с этим справляешься?
Я даже, невольно, улыбнулся.
- Да, “синдром бога” - вещь жуткая. Иногда - очень тянет воспользоваться. В такие моменты - просто посылаешь все куда подальше, и концентрируешься на том, как помочь человеку. Ведь ему действительно больно. Адски. Невыносимо. Так что - фокусируешься на этой боли, пока она в тебе, и ищешь как ее унять. Пытаешься понять, что сможет ее утихомирить.
Она покачала головой.
- Столько людской боли… Это попахивает мазохизмом.
Я отмахнулся.
- Вот только давай без терминов, значения которых до конца не понимаешь. Леопольд Захер-Мазох этим словом называл сексуальную патологию. И я не получаю удовольствия от получения чужой боли, так что - это точно не мазохизм.
Мы допили кофе, и я расплатился по счету. Уже на улице она, всматриваясь мне в лицо, поинтересовалась:
- Ты сейчас называешь себя Посредником. А как вы называли себя раньше?
Я долго молчал, прежде чем ответить.
- Исповедниками. Мы выслушивали все, что люди нам рассказывали, и это было больше, чем они готовы были рассказать даже в церкви. Так что - название вполне себя оправдывало.
Она помолчала.
- Ты заставляешь о многом задуматься. Многое переоценить. Ты всерьез хочешь, чтобы я пошла по этому пути?
- Что хочу я - не важно. Важно то, что захочешь ты. Если захочешь - станешь Исповедницей. Не захочешь - нет. На твое решение я влиять не вправе, просто могу показать что тебя ждет на этом пути. Но решишь ты сама. Вчера я показал тебе, как мне благодарны люди которым я помог. Сегодня - показал, как это можно сделать. Но главное - впереди.
Я махнул рукой, и около нас притормозил какой-то “бомбила”.
- Поехали. Я покажу тебе боль, с которой придется иметь дело.
- Мы сели в машину, и я назвал адрес, откинувшись на сидении. Говорить до приезда мне не хотелось, да и Ольге необходимо было все переварить.
Когда машина добралась до указанного адреса, моя компаньонка уже в нетерпении крутила головой по сторонам, пытаясь понять что же является нашей целью.
- Оль. придержи свое рвение. Это не место, где мы будем помогать. Это место, где многие могли бы и не быть.
Табличка с надписью “Психиартическая клиника” встретила нас при входе, вместе с врачом, которого я знал очень давно.
- Привет, - обратился он ко мне - ты говорил, что у тебя в моих угодьях дело. Такое же, как в прошлый раз?
- Нет. В этот раз все сложнее. Видишь эту девушку? Я думаю, что она может пополнить известные тебе ряды. Где у тебя тут народ с нервными срывами и чем-то подобным?
- Соседнее крыло. Я покажу.
Он повел нас по обшарпанным коридорам клиники, попутно объясняя где, кто и после чего лежит.
- “Косящих” от армии много?
- Хватает. Но есть и такие, по которым не поймешь, “косят” или нет. Помочь сможешь?
- Посмотрю. Сейчас, только найдем для нее кого-нибудь.
В конце концов, я остановил свой выбор на женщине, у которой случился нервный срыв на почве потери двух сыновей. К слову сказать - она была за рулем машины, в той аварии, когда они погибли. Некогда красивое лицо было изуродовано, но это была меньшая беда. Изуродована была ее душа, и кроме Исповедников никто не взялся бы это исправить.
- Вот, Оль. Заходи. Пообщайся. Если что - тебя сразу выпустят, не волнуйся.
- Да вряд ли она на меня накинется…
- Я не про то. Если сама не сможешь находиться там - постучись. А я пока пойду помогу с раздолбаями от армии уклоняющимися.
Честно говоря, я избрал для нее самый жесткий вариант, в какой-то инстинктивной попытке оттолкнуть ее подальше от того, чем занимались мы с Олегом, в свое время. Однако, когда час спустя я вернулся, то обнаружил ее все еще в палате, держащей голову несчастной женщины на коленях, и поглаживающей ее волосы.
Увидев меня девушка аккуратно переложила ее голову на подушку, и вышла в коридор.
- Ты скотина - заявила она.
- Знаю. А по существу?
- Это адская боль. И вина. Вина выжившей и не уберегшей своих детей женщины. Я...
Я замер, ожидая продолжения.
- Я попробовала сделать так, как ты рассказывал. Прочувствовать все, и попытаться найти слова, которые могли бы приглушить боль.
Заглянув в палату, я обнаружил, что женщина заснула.
- И, похоже, что тебе удалось. Сочувствую. Понимаю, как это должно было быть тяжело. Мне доводилось иметь дело с такими случаями. Так что - помню.
Ольга оттолкнула меня с дороги, и с сердитым видом направилась к выходу, а мне оставалось только догонять ее.
- Мне надо выпить, - произнесла она, когда мы оказались на улице - и много… Очень...
Я мягко обнял ее.
- Не настолько, как кажется. Ты сильная. Ты можешь выдержать и без этого.
Она развернулась на каблуках.
- А ты - чудовище.
- Да. Очень аккуратное чудовище.
-Класть я хотела на твой аккуратизм. Ты ведь знаешь, что я не могу теперь…
Она расплакалась, и уткнулась в меня.
- Не можешь теперь не помочь, зная, что это в твоих силах. Зная, что люди испытывают такое. Зная, что могла бы не допустить ее попадания сюда. Знаю. Хотя, на самом деле, можешь. Надо просто повернуться и уйти. Или вернуться и помочь еще кому-нибудь. Тот выбор, который ты должна была сделать… Он сейчас перед тобой.
Я указал на дверь клиники.
- Там тебя ждет боль. Чужая боль. А там, - я махнул в сторону улицы - там ждет обычная жизнь.
- Хрена лысого, она теперь обычной будет. Там все то же самое. Только там те, кто еще сюда не попал.
Я усмехнулся.
- Ну да, психи везде, а в психушке - только те, кто спалился.
Некоторое время она, молча, пыталась унять слезы.
- Скажи… Оно того стоит?
- Каждый решает для себя. И единственной наградой за то, что ты поможешь - будет всего лишь благодарность людей. Людей, которые потом готовы будут сделать для тебя все, что попросишь.
Я закурил, разглядывая ее. Молодую, сильную, и осознающую во что она вляпалась.
Неожиданно, у меня возник вопрос - неужели я и сам когда-то был таким?
Был - подтвердила моя память. Немного другим, но все равно - похожим.
Ольга отвела от себя мою руку, и с нарастающей решимостью взялась за дверную ручку, чтобы войти вовнутрь.
- Ты - идешь со мной. И будешь помогать им - сказала она тоном, не терпящим возражений.
- Хорошо. Буду. Только докурить сначала дай.
До конца дня мы оставались в клинике.