Гремучий ключ

Леонид Киселев
 
   
Из цикла «Удерейские записи»

Пролог. Русские поэты и писатели Сергей Есенин, Федор Абрамов, Виктор Астафьев, Василий Белов, когда говорили о любви к своей Родине, то имели в виду то место, где они родились, которое навсегда вошло в их плоть и кровь. О месте своего рождения они никогда не забывали, рассказывали о нем во многих своих произведениях.      
         Сегодня на радио, телевидении, в газетах ведется  интенсивный разговор о России как о Родине и об отношении человека к ней. В обсуждении этой темы принимают участие телеведущие, неизвестные писатели, а так же уйма политологов–доктринеров, культурологов, которые самовольно присвоили себе социальное звание «общественных деятелей». Все эти агрессивно настроенные «общественные деятели» говорят о Родине и об отношении к ней человека на непонятном птичьем языке, исключая само понятие этого явления. Вскользь, чтобы показать свою современную осведомленность, «общественные деятели» неуместно упоминают укрепившийся в российском обществе абсолютизм олигархата и безудержного увлечения потребительской функцией, которые ни к чему путному не приведут, и не дадут ответа на вопрос, каким должно быть отношение человека к Родине.   
         Вопрос отношения человека к Родине, тонкая материя, это не риторический, малосодержательный вопрос, а скорее всего, глубоко–философский, осмысленный. Философию этого вопроса составляют признаки, которые можно определить. Они существуют в природе, среди людей, живущих в тех местах, которые человек считает своей Родиной. Это не абстрактные признаки, их можно увидеть, почувствовать, описать. Отношение человека к Родине не возникает мгновенно, это длительный процесс, он формируется долго, складывается из разных эпизодов, имеющих жизненную связь между собой.
         Как определить признаки отношения человекам к Родине  и рассказать о них? Лучше всего рассказать о собственном опыте, о тех действиях и чувствах, которые приходилось испытывать при этом сложном, но интересном процессе.               
               
                *                *                *
               
         Алексей Брусницын, несмотря на свой мальчишески–юношеский возраст, уже изрядно поколесил по Удерейскому Клондайку, который для него был его любимой Родиной. Бывать на  старинных золотых приисках, было его большим увлечением. Ведь прииски таят в себе не только неизвестную историю своего происхождения, они связаны с их разными, заманчивыми приключениями.
         И где он только не бывал. На Петропавловском и Александро– Невском, Покровском и Калифорнийском приисках. Каждый из этих приисков имел свою неповторимую историю и природную красоту. Петропавловский прииск, например, являлся первенцем Удерейскго Клондайка, находился в густом, непроходимом ельнике, утонувшем в проточной воде. Здесь в июле 1837 года нашли крупнейшие залежи россыпного золота. На прииске Покровске в конце девятнадцатого века для добычи золота была применена  гидравлическая установка с локомобилем, она была первой на енисейских приисках. Со стороны Удерея прииск подпирал песчаный берег, а дальше упирался в просторное поле, зараставшее летом густошью сибирского разнотравья. Прииск Калифорнийский тоже имел необыкновенную историю и красоту. На нем в мае 1901 года была пущена одна из первых в Сибири драга, золотопромывальная фабрика, которая послужила фундаментом знаменитого Удерейского дражного флота, самого крупного в России. Природа щедро наделила прииск красотой. Прииск раскинулся на огромной, ровной как ладонь площади, с нескончаемыми далями, омываемый горными речками, сверкающими хрустальной водой в ярких лучах солнца.
         О горных речках просто так говорить неинтересно, лучше их увидеть, на них побывать. Горных речек на Удерейском Клондайке много. Алексею посчастливилось на них побывать и даже каждую из них перейти вброд по перекатам, почувствовать напор журчащей воды. Такие речки, как Удерей, Шаарган, Уронга, Пескина, Удоронга, Холма и Ишимба не похожи друг на друга, каждая из них имеет какие–то свои отличия.
Неизгладимое природное впечатление своей прохладой и сладковатостью оказала вода ближнего и дальнего Нозолинских ключей.
         Пришлось преодолевать и дороги, соединяющие приисковый поселок Южно–Енисейский с разными местами Удерейской округи. Это дороги каменская и мамонская. Приходилось бывать и на отрезке от Южно–Енисейска до прииска Кировска на мотыгинской дороге.
         Этот отрезок 18 километров назывался кировской дорогой. Каждая из этих дорог имела свой путь прокладки, однако они производили неизгладимое впечатление. Алексея переполняло какое–то неистребимое стремление узнать все, что находилось на ближних и дальних подступах к центру Удерейской золотодобывающей промышленности, поселку Южно– Енисейску. И все, что ему приходилось видеть и ощущать на пути, он хорошо понимал, что все это входит в его кровь и плоть и этим чувством он дорожил, больше, чем каким – то другим. Старинные золотые прииски, горные речки и ключи, приисковые дороги Алексей воспринимал как главные признаки своей Родины, Удерейского Клондайка. 
         Вокруг золотого Южно–Енисейска много разных мест, привлекавших к себе не только красотой, но и своей таинственной неизвестностью. Такой неизвестностью являлся ключ, текущий с южной окраины приискового поселка на север. Алексея мучило то, что он совсем не знает этого ключа. Текущий из неизвестного места ключ представлял собою некую приисковую примечательность, ведь из него для жизненных нужд приискатели брали воду. Вода в ключе была холодная, сладковатая, термальная, зимой не замерзала.               
         Если спуститься по поселку вниз, то на его северной окраине, перед косогором, упретесь прямо в ключ, который на первый взгляд, кажется, еле дышит. Родник, о котором идет речь, долго не имел своего названия, просто струившийся ключ и все. Но в какое – то время он обрел свое имя. Кто – то из приискателей в одну из темных и тихих летних ночей прохаживаясь вдоль ключа, остановился и долго сидел на его береговой кромке. А сидел он в том месте, где улицы Октябрьская и Советская сходятся. В этом месте напротив, ключ имеет небольшой уклон, и вода, облизывая камни и стекая вниз, тихо булькает. Словом, это было то место, где ключ как бы гремел по камням. У приискателя возникло мнение, что ключ надо назвать «Гремучим». С тех пор он и живет под этим именем. Со временем ключ обрел и колодец, историю   появления которого приискатели сохраняли в своей памяти.
         Шло время. Косогор начали застраивать. С левой стороны появился  небольшой домик, который построил Макаров Андрей Данилович. Он был родом из села Макарово Канского уезда. В Южно – Енисейске оказался не от хорошей жизни. Массовая сталинская коллективизация выдавила его из родного села, на прииске был известен признанным плотником, никогда и никому не отказывал в постройке жилища, понимал, что без него жить нельзя. Рядом с избушкой Андрея Даниловича появился желтый, построенный из оструганных бревен дом деда Савелия Моргунова. Коллективизация вынудила его тоже покинуть родную, одну из канских деревень и переселиться на Удерейские прииски. Покидая родную деревню, сумел с собой на прииск привести лошадь, которую оберегал пуще всего.  С тех пор косогор, на котором разместились избушка Андрея Даниловича, и дом деда Савелия Моргунова стали называть моргуновским.
         Андрей Данилович и дед Савелий Моргунов, больше оригиналы, каких не было во всем приисковом поселке Южно–Енисейске. Их оригинальность, неповторимый другими приискателями внешний образ жизни. Андрей Данилович в молодости служил на русском военно–морском флоте на Дальнем Востоке, был участником японской войны. Значение моряка подчеркивал своим видом. В обычные дни у него под рубашкой виднелась старая, дырявая тельняшка. В праздничные дни из–под рубашки выглядывала   новенькая с яркими бело–голубыми полосками тельняшка. По внешней оригинальности не отличался от Андрея Даниловича и дед Савелий Моргунов. В летнюю пору он носил широкополую, шляпу из мягкого войлока, с острым и высоким верхом. На ногах кожаные сапоги, жирно смазанные дегтем. Более оригинального вида придерживался зимой. На голову надевал меховую казацкую папаху, заломленную набок. Он не скрывал, что в молодости служил в Сибирском козачьем войске. Зимой на плечи накидывал длиннополый овчинный тулуп, подпоясываясь красным кушаком. На ноги надевал мягкие с длинными голенищами валенки, разукрашенные по бокам цветными завитушками.               
         Однажды летней порой Андрей Данилович и дед Савелий Моргунов в ключе, в том месте, где сходятся улицы Пролетарская и Обороны, напротив моргуновского косогора, вырыли небольшой шурф и вставили в него деревянный сруб–колодец. По бокам сруба установили два столбика, на них положили железный, коленчатый стержень, прикрепив к нему с двух сторон круглые деревяшки. К коленчатому валику приладили цепь и большое железное ведро. Вода в колодце скапливалась, ее было достаточно, чтобы ей пользовались. В зимний период, например, южноенисейцы брали воду для своих жизненных нужд из трех источников. Те, кто жили на южной окраине поселка, пользовались водой из соседних разрезов. Вода зимой в них отстаивалась, была чистой. Приискатели, жившие в центре поселка, за водой ходили в водокачку, которая находилась близко к берегу Удерея, рядом с крутым косогором, где размещалась приисковая баня. К этой водокачке днем подкатывал на лошади, запряженной в длинные сани возчик, на которых  была установлена длинная деревянная бочка. Возчик наполнял бочку водой и развозил ее по поселку, в основном в такие учреждения, как школа, столовая, магазины и другие конторы. Завозил возчик воду и в некоторые дома приискателей. На больничном поселке была своя водокачка, и люди, жившие там, не испытывали недостатка в воде. Приискатели, жившие в центре поселка, на улицах Пролетарская и Обороны, ходили за водой в колодец к моргуновскому косогору. Женщины таскали воду в ведрах на коромысле. Если к воде подключались подростки, то доставка воды в дома выглядела иначе. Подростки устанавливали на деревянные сани небольшую деревянную кадушку, в нее набирали воду и доставляли ее в свои дома.
         Ежедневно у колодца можно было встретить многих южноенисейцев, приходивших сюда за водой. Память, это универсальное человеческое свойство, сохранила фамилии приискателей, бывавших в «Гремучем» ключе. С улицы Обороны за водой в колодец приходили семьи Козловых, Потехиных, Ериловых, Мурзиных. С улицы Пролетарской людей,  приходивших за водой в «Гремучий» ключ было намного больше. Одно их перечисление займет много места.
         Улица была знаменита тем, что на ней дружно уживались семьи разных национальностей, украинцы Питак, Левковские, немцы Токман, венгры Матэ, финны Анонен, а так же русские семьи Першиных, Балычевых, Владимировых, Рычковых, Лащинских,  Николаевых, Осинских, Каверзиных. Выход за водой, встреча у колодца, приветствие друг друга по–родственному, говорило о том, что приискатели живут в заботах об обычных своих потребностях. Этими потребностями была вода, которую южноенисейцам щедро дарил «Гремучий» ключ. Деревянный колодец в ключе был тем бойким, жизненно важным местом приискового поселка Южно - Енисейский, где приискатели встречались, свидетельствуя, что они живы и здоровы.
         Колодец в «Гремучем» ключе не был бесхозным. И Андрей Данилович и дед Савелий Моргунов следили за ключом и колодцем. Зимой вокруг колодца выгребали выпавший снег. Если в морозную стужу колодец обмерзал льдом, они его срубали. Весной русло, из которого вода вливалась в колодец, вычищали. Андрей Данилович и дед Савелий Моргунов ключ «Гремучий» и его деревянный колодец считали некими живыми существами, живущими вместе с приискателями. 
         Время неумолимо бежало вперед, Алексей по–прежнему не знал ничего о ключе «Гремучем». И он дал себе слово, что в ближайшие дни обязательно пройдет весь путь, по которому протекает ключ» и узнает все, что ему до сегодняшнего дня о нем не было известно.
         Подскочило начало сентября, погода установилась такой, лучше которой и не пожелаешь. По ночам Удерейская долина погружалась в прохладу. Ранним утром через нее проплывали густые, молочные туманы. Вслед за туманами с северных далей выкатывалось солнце. Приисковый поселок Южно – Енисейский и прилегавшие к нему окрестности превращались в райский уголок. На небе ни облачка, его синева, словно опрокинутая огромная чаша, которую освещали яркие лучи солнца. Кругом стоит мертвая тишина и только изредка слышно, как на перекатах певуче журчит Удерей.
         Алексей рано утром, на рассвете, вышел из своего дома. За его спиной висел мешок, схваченный за углы и посредине широкой матерчатой лямкой. В мешке лежал алюминиевый котелок, пара больших сухарей, а в кармане штанов–коробок спичек. На ремне висел большой складной нож с черной эбонитовой ручкой в кожаном чехле, подарок главного геолога геологической партии на речке Удоронге Вотинцева Дмитрия Петровича. Алексей сильно дорожил этим подарком и никогда с ним не расставался, особенно когда уходил в дальние путешествия.
         Алексей часто слышал от приискателей, умудренных опытом жизни, что перед каким – то делом надо всегда запасаться духом, которым дышит то место,  откуда начинается путь. Воспринимаемый дух обеспечивает надежность пути. Он спустился по деревянному тротуару в «Гремучий» ключ. Остановился около колодца и, зачерпнув свежей холодной воды ведром, напился, взбодрив свой заспанный за ночь организм. Он был уверен, что в душу вошел тот дух, который поможет ему преодолеть дальний путь. Интересно, каким окажется путь вдоль «Гремучего» ключа. Ведь никто и никогда вдоль ключа не ходил и не рассказывал, где он протекает. Алексей поднялся по узкой тропке на косогор и, дойдя до одиноко стоявшей избушки Алтышкиных, направился по террасе в густой сосняк. Место, по которому шел, было хорошо знакомо ему, но по привычке старался запомнить ориентиры, какие попадались на пути. По тропе, тянувшейся змейкой по гребню террасы, вышел в место, которое на три стороны имело разный внешний вид, и не обратить на него внимание было нельзя. По правой стороне хода тропа уперлась в густой сосновый бор, который уходил куда – то далеко, в ту сторону, где находился ключ Веселый.
         Алексей знал это место, в теплый летний период бывал здесь. Мимо соснового бора, километра на три, тянулась рыжая, глинистая дорога, переплетенная крепкими и длинными корнями сосен, между которыми торчали острые камни плитняка. К дороге примыкал большой, первоначально казавшийся пустырем участок.
         Фактически, в прошлом здесь было болото, которое обильно подпитывалось подземными источниками. Болото было затянуто травой и мхом. Но в какое – то лето здесь похозяйничал пожар. Трава и мох сгорели, подземные источники в ответ на пожар иссякли. Со временем на месте обгоревшего болота вырос густой колючий вереск, а между его кустами обильно взошли большие кусты голубишника, с которого густо свисала гроздьями ягода голубика. Здесь же между кустами голубишника появилось много муравейников, хозяева которых – муравьи как бы оберегали всю территорию глухого верескового и ягодного участка, создавая ему некую таинственность. 
         По левой стороне пути простиралось огромное картофельное поле местного подсобного хозяйства, которое упиралось в подножие правобережного Удерейского хребта. Восточная отлогость хребта, или горы Горелой, выглядела удивительно привлекательной, особенно сейчас, когда его окрашивали солнечные лучи. Начало сентября ярко отражалось на всем восточном косогоре. Листва деревьев приобрела серебристо–золотистый вид. Глядя на косогор, казалось, что он пылает красным пламенем. И хотя Алексей от косогора находился далековато, однако ему казалось, что опавшая уже с деревьев серебристо-–золотистая листва пахла осенней прелью. « О, Боже мой, кукую изумительную красоту в природе можно увидеть и только здесь, на своей Родине. Это же яркий ее признак, и другого такого где–то увидеть и почувствовать не удастся», - подумал Алексей, продолжая следовать дальше, ориентируясь на ниточку воды, блестевшей в ключе,               
         Алексей спустился по дороге прямо в ключ «Гремучий». Он остановился в том месте, где ключ разливался на ровной части дороги, обнажая мелкий песок. Осмотревшись вокруг, Алексей продолжил свой путь по правой стороне ключа. Пройдя совсем немного, он оказался в густом кустарнике, из которого казалось, вылезти было невозможно. На всем пути, пока Алексей преодолевал густые заросли, на почве периодически обнажалась вода ключа, но также внезапно и исчезала. Из густых зарослей Алексею пришлось вылезать очень долго. Ему уже казалось, что он потерял ниточку текущей воды «Гремучего» ключа. И вдруг, среди густого кустарника обнаружилось что–то похожее на углубление в почве, напоминавшее канавку, обросшую густой, зеленеющей травой. Алексей осмотрел углубление и безошибочно определил, что где – то совсем рядом находится источник воды. Алексей прошел вдоль канавки несколько метров и остановился. В канавке тихо струилась вода ключа, через него перекинут лежняк, так назывались круглые лесины, уложенные бок о бок. Это был мостик, перекинутый через ключ на каменской дороге, она  соединяла речку Удоронгу с приисковым поселком Южно–Енисейском.
Алексей  знал этот мостик, через него приходилось ходить и не единожды. Но никогда не предполагал, что ключ «Гремучий» протекает через этот мостик. 
         - Издалека течет ключ «Гремучий», - подумал про себя Алексей.
Лежняк или мостик появился здесь не случайно. Когда – то видимо по каменской дороге в летнюю пору ходили лошади, запряженные в телегу.   
Рытвина, наполненная водой, служила большим препятствием
продвижению вперед. Тогда и сделали этот мостик. Алексей не стал задерживаться у родника. Напившись его свежей воды, продолжал идти дальше, придерживаясь пути по той ниточке, какая светилась в текущей воде ключа. А дальше маршрут показал, что «Гремучий» ключ пробивает себе путь через разные завалы, а местами через густой, непроходимый кустарник. Глядя на ту трудность, с какой ключ пробивал себе путь, Алексей искренне удивлялся его упорству, той силе, какую он затрачивал, чтобы достигнуть своего конечного пути, и через скопившуюся воду в деревянном колодце, порадовать приискателей.
         Последний участок пути вдоль «Гремучего» ключа Алексею показался особенно долгим. И он уже начал теряться в догадках, а куда выведет ключ, где его исток. Но все произошло внезапно и непредсказуемо. Ему показалось, что он вошел в лесной массив, который был ему знаком. Он медленно, шаг за шагом преодолевал путь и вдруг, блестевшая ниточка ключа, вдоль которой он так долго продвигался, уперлась в другой ключ. Алексей остановился и осмотрелся и чуть не воскликнул. Место, где он оказался, ему хорошо было знакомо. Это был дальний  Нозолинский ключ, из которого рукавом вытекал ключ «Гремучий».      
         «Не может этого быть», - не преставал твердить про себя Алексей,
продвигаясь к тому месту, которое явно ему было знакомо. Но когда перед ним распахнулась и замаячила огромнная отлогость, а по ней высокоствольные, корабельные сосны, стоявшие рядами, словно приготовившиеся воины к боевой схватке, он уже не сомневался, что это было место дальнего Нозолинского ключа. Он в два прыжка преодолел десяток шагов и оказался у ключа, звонко журчащего среди серых валунов. Дно родника было устлано гранитными валунами разной величины, большими, средними, малыми, удивительно блестящими. Бойко облизывая валуны, вода стремительно скатывалась вниз. Алексей наклонился и зачерпнул ладонями воды из родника. Потом окунул голову в струившийся родник, сначала один раз, потом второй. Уставшее от жары и длительной ходьбы тело мигом восстановилось, и он почувствовал телесное облегчение.
         Он знал это место, здесь уже побывал дважды. В одну из весен на приискателей обрушилась хворь, цынга. Она была результатом авитаминоза. Средством, с помощью которого можно было противостоять цынге, являлась черемша, известная как медвежий чеснок. Чтобы семье избежать этого заболевания, отец, Василий Фокеевич, той весной подался собирать черемшу в дальний Нозолинский ключ, прихватив с собой и Алексея. Собранную черемшу добавляли в пищу и этим самым спасались от цынги. Так благодаря заботе отца и черемше семье Алексея удалось избежать заболевания цынги. Алексей хорошо помнил, что если подняться чуть наверх ключа Нозолинского, то окажешься в густом ельнике, а в нем между кочками, во мху, произрастала обильная, сочная черемша, где он с отцом в ту весну ее и собирал.
         Второй раз здесь пришлось побывать осенью одного из годов, когда Алексей вместе с отцом перестраивали дом. Для его завершения не хватало дранья, которым надо покрыть крышу. Воскресным сентябрьским днем они через Верхне – Александровский мост добрались сюда на лошади, запряженной в телегу и целый день в сосняке заготавливали дранье для крыши дома.          
Чтобы вспомнить те места, где в прошлые годы уже здесь побывал, Алексей вошел в ельник, раскинувшийся наверху Нозолинского ключа.
         Ельник за прошедшие годы не изменился, все был тем же густым и зеленым, а разросшиеся ветви каждой ели еще сильнее придавали им вид шатра. Возвращаясь из ельника к месту первоначальной остановки, Алесей еще раз глянул на кромку Нозолинского родника, откуда стремительно вытекала вода, служившая началом «Гремучего» ключа.
         - Наконец–то найден исток «Гремучего» ключа, - воскликнул радостно Алексей.               
         Он хотел укрепить свою память, и зашел на тенистую отлогость соснового бора. Когда добрался до середины отлогости, спускавшейся сверху вниз через весь сосновый бор, радостно ужаснулся. Вокруг простирался огромный брусничный ковер. Алексей знал многие брусничные места. И его чем–то удивить было трудно. Но этот брусничный ковер превзошел все его ожидания. Огромная отлогость, занимавшая весь сосновый бор, представляла собою изумительной красоты ковер, сотканный из желтого мха, перемеженный серым ягелем. Весь ковер устлан кустиками брусничника с маслянистыми, зелеными веточками. На веточках крупная, шаровидная, бурого цвета ягода брусника, светившаяся из мшистого ковра яркими огоньками. Брусника в начале сентября ядреная, сладкая. В это время ягода еще не сочится, ее еще не тронули ночные заморозки. Уйти из соснового бора и не отведать привлекательной и соблазнительной брусники, Алексей считал ниже своего достоинства, не уважения к природе, подарившей такое изобилие брусники.
         Глянув на гроздья брусники, Алексей почувствовал появившуюся за период перехода усталость, жажду и сосавший под ложечкой голод.
Они подталкивали его к тому, чтобы он остановился в брусничнике и насытил свой организм бурой ягодой. Он не принужденно опустился на колени и стал собирать в ладонь ягоду, поедая ее с огромным аппетитом. Сколько времени поедал сочную и сладкую бруснику, он не помнил. Да этого определять и не надо было, думал он. Все складывалось самим собою. Алексей еще раз окинул взглядом глаз брусничную отлогость. Он не испытывал какого–то эмоционального всплеска, наоборот, чувствовал, как его охватывает удивительное спокойствие, полное равновесие между собой и сосновым бором. Это был характерный признак того духа, который исходит от родной землицы.   
         Обратный путь Алексея проходил по левой кромке текущего «Гремучего» ключа. Время неумолимо сигналило, а появившиеся большие тени деревьев говорили о том, что скоро наступит вечер, за ним подскочит ночь, и надо будет определиться с местом на ночлег. Алексею уже было ясно, что в оставшееся до ночи время он не успеет преодолеть большой участок пути, чтобы вернуться в поселок Южно – Енисейский.
         Пока еще до сумерек было далеко, он преодолевал тропу в надежде, что где – то по пути попадется площадка, которую можно будет выбрать для привала. Он шел по тропе, которая, то тянулась вдоль ключа, то скрывалась под деревьями, то появлялась на открытом месте, то снова уходила куда–то в сторону. И вдруг, как – то неожиданно он оказался на площадке, примыкавшей к густому ельнику. Оглядев площадку, он не сомневался, что это заброшенная стоянка тунгусов. Площадка была отгорожена от всей местности стеной густого ельника. Он спасал охотников от дождя. Под ельником лежали аккуратно уложенные березовые жерди, место лежанки. За пределами ельника валялась шерсть оленей, подтверждающая, что здесь временно находился привал охотников тунгусов. Они гоняли своих оленей на находившийся рядом хребет, там изобилие оленьего мха, серого ягеля, лакомства их спутников.
         Напротив лежанки торчали старые колья с рогульками наверху. Это было место тагана, на котором охотники готовили горячую пищу.  Очаг тагана был аккуратно обложен камнями. Другой аккуратностью была лунка, выкопанная в ключе, и тоже обложенная камнями. Вода в лунке скапливалась, отстаивалась, и охотники ею пользовались. У Алексея не было другого мнения, место ночлега определено. Рядом лежали сосновые и березовые сутунки, которые охотники заготовили на случай длительной остановки.
         Алексей подумал, что ночь может быть всякой: теплой, ветряной или  дождливой. И свой ночлег надо обеспечить теплом. Он принес несколько сутунков и уложил их на старом месте кострища. Собрал сушняк, рядом оказались сухие смолистые пеньки. Все это он сложил вместе, и поджег вспыхнувшей спичкой. Теперь надо подумать о лежанке. Рядом оказался густой пихтовый курень. Он нарезал свежего пихтового лапника и сложил толстым слоем на березовый настил. Убедившись, что место ночлега готово, он добавил сухого хвороста между лежавшими сутунками и разворошил уголья. Языки горевшего огня мигом охватили сухие сутунки и от них пошло заметное тепло. Алексей достал из мешка котелок, зачерпнул им в ключе воды и навесил над таганом. Пока ждал, когда в котелке закипит вода, тем временем успел из береста соорудить квадратный чумашек, из которого придется пить вскипевший чай. Вода в котелке закипела. В кипящую воду он бросил приготовленный пучок веток смородины.
         Ужин был скромным. Он достал из мешка сухари, в чумашек налил смородинового чая и закусил. Управившись с обедом, Алексей еще долго сидел у жарко горевшего костра, вспоминая весь путь от колодца до верхнего Нозолинского родника, складывая в голове все прошедшие места в одну цепочку маршрута. А он получился долгий, но интересный, и теперь для Алексея не был таинственным, наоборот, был понятен.
         Ночь пролетела быстро, Алексей спал крепко, вдыхая обилие свежего воздуха и пихтовых запахов лежанки. Утренний, яркий, солнечный свет лился в глаза. Он долго лежал на пихтовой хвое, не шевелясь, пытаясь понять, как он осмелился остаться на ночь в этой глуши. Но здесь была не смелость, а неистребимая любовь к родному краю и его хотелось познать сполна.  Безветрие, ясное и чистое небо обещали жаркий день. Лес молчал, полная тишина. Не щебетали в кустах и пташки, не шумела листва деревьев.
         Путь от стоянки тунгусов до колодца в ключе «Гремучем» Алексей преодолевал медленно. Смысла спешить не было. Если, к вечеру, думал он, доберется до Южно–Енисейска, будет хорошо. Действительно, он появился на северной окраине поселка в то время, когда уже замаячили сумерки. Он спустился с моргуновского косогора и подошел к колодцу. Как и перед выходом на маршрут, он почерпнул ведром холодной воды и напился. Вода прошла через воспаленный от длительной ходьбы желудок, и чувствительно охладила тело.
Эпилог. Алексей не хотел закончить свой долгий маршрут здесь, у колодца. Ему сильно хотелось сейчас дойти до крайней точки «Гремучего» ключа и там завершить свое путешествие. Он прошел по кромке тихо струившегося ключа и через несколько минут был на том месте, где ключ переливается через дорогу, идущую на старый, Покровский прииск. На дороге, на месте разлива ключа, мелкая песчаная насыпь. Посмотрев на сырую насыпь, Алексей прошел еще сотню метров и остановился на берегу Удерея, в который бесшумно вливается «Гремучий» ключ.               
         Алексей сел на зеленеющий берег Удерея. Вдыхая прохладу родной речки, задумался. Ему сейчас хотелось подумать о дальнейшей судьбе «Гремучего» ключа. Сохранится он или исчезнет и перестанет дарить южноенисейцам свое живительное существо – воду, без которой жизнь людей не представляется. Подумав о судьбе «Гремучего» ключа, Алексей поднялся с насиженного места и покинул берег Удерея. Преодолев улицу Пролетарскую, через несколько минут был у своего дома. Он облегченно и радостно вздохнул.
Радоваться было чему. Он освоил еще одно трудное пространство своей Родины, Удерейского Клондайка, «Гремучий» ключ, составляющий основу жизни приискового поселка Южно–Енисейский.               
Россия–Сибирь–Красноярск–Новосибирск, декабрь 2016 г.