У каждого двора должен быть свой властелин! Человек, которого все знают и уважают. Который и сам, как заботливый хозяин, понимает, что нужно и чем живет каждый житель.
Помню наш старый дворик... Наверное, ничего особенного, но те, кто живет здесь с самого начала, помнят, как менялся он с годами, какие приобретения и потери случились в его долгой жизни. А главное – людей, которые создавали его неповторимую историю...
Когда-то киевская княжна Анна Ярославна вышла замуж за властелина двора, французского короля Генриха I. Он сватался к ней аж два раза, и она приехала во Францию посмотреть, каким это двором владеет ее жених. Однако в том средневековом Париже дворов как таковых просто не было. Так обладателем чего называл себя Генрих I? Вот вопрос... Анна с ужасом смотрела на те грязные и темные узкие улочки, куда выливали помои и выбрасывали мусор не привыкшие к чистоте парижане. И жителей в том Париже было в пять раз меньше, чем в белокаменном Киеве с его златоверхими храмами и опрятными домиками. Но вот назвал себя Генрих властелином двора, поэтому и дворы в Париже с тех пор появились.
Теперь все наоборот. Иногда мой город кажется похожим на тот средневековый Париж, где грязь вываливали прямо на улицу. Так мало у нас осталось уютных двориков. Они теперь скорее похожи на автомобильные стоянки или места для выгула собак. Однако в каждом дворе все равно должен быть свой властелин. Тот, кто знает, как навести порядок.
Таким властелином в нашем дворике была Мария Сергеевна. С каких пор она жила здесь, сколько ей лет? Никто точно не знал. Бабманя, как мы ее называли, была еще слишком живой, чтобы «сыграть в ящик», но не так уж и молода, чтобы ухаживать за бородатым байкером Михаилом, который жил в угловой двухкомнатной квартире на первом этаже. Бабманя рядом с ним, в однушке.
Было время, когда Михаил враждовал с Марией Сергеевной. Она, как пожилой человек, любила тишину. А он носился на своем байке, рычал трубой без глушителя, поднимал пыль, чем изрядно волновал нашу хозяйку двора. Сколько же она ему замечаний и предупреждений сделала! А Михаилу до фени. Он ее замечания на колесо накрутил, и был таков.
Мы по пальцам считали, если она промолчала, когда он залетал во двор и на полном ходу ставил под ее окна своего железного друга. Кстати, Михаил Барашкин был крепким мужчиной. Любой тренер по бодибилдингу, пожалуй, тоскует по таким воспитанникам. Но Мишка не занимался спортом. Природа наделила его крепкими мышцами, кудрявыми длинными волосами и блестящими глазами, которые сверкали из-под густых бровей, как молнии из глаз Перуна.
Когда-то у Михаила была жена и двое близнецов, которые вешались ему на шею и визжали не тише, чем его новый байк. Но Мария Сергеевна никогда не говорила ничего плохого о том детском визге. Она дружила с женой Михаила, нянчилась с мальчиками, и в этой семье ее считали почти родственницей. Близнецы называли бабушкой и дружно сметали сладости, которые выставлялись на подоконник именно с этой целью.
Вражда началась с тех пор, как Настя ушла от Михаила, забрала с собой мальчиков и даже общаться с отцом им не позволяла. Почему так произошло, никто не знал. Это была тайна за семью печатями. Только Бабманя, кажется, ею владела. Но молчала, как партизан.
После того, как Настя с ребятами ушла, Мария Сергеевна стала больше болеть. Иногда она даже не выходила из дома, чтобы посидеть на лавочке и поболтать с соседями. Жители дома тосковали по ней. К ее живому характеру и содержательной беседе все привыкли, как к постоянному элементу жизни. А ее значительную фигуру иначе, как частью дворового ландшафта, не считали. Она была обязательным человеком, который всех знает и всех провожает в жизненное путешествие.
Так же она встречала и провожала когда-то и Михаила. Когда он еще был такого росточка, как наш Бобик, сенбернар из третьего подъезда. Тогда Михаил еще Мишуней был и ни о каких байках не слышал. Он, как и его близнецы, любил сметать с подоконника выставленные Бабманей пирожки и бегать с ребятами в футбол на стадионе за школой. Они тогда дружили. Иногда Бабманя прятала его от родительского гнева, когда футболист слишком долго мяч по полю гонял, да дыры на коленях зашивала и девочкам во дворе рассказывала, какой умный парень Мишка, и статный, и быстрый, и таблицу умножения выучил за полдня. По правде говоря, таблицу ту они с Бабманей почти целый месяц вместе учили. Но кому это интересно?
Постепенно Михаил подрастал, а однажды перегнал того низкорослого Бобика и стремительно пошел вверх. В прямом и переносном смысле слова. Поступил в университет, потом фирму свою открыл, директором стал, уважаемым человеком. Бабманя теперь с ним раскланивалась, как с падишахом.
Прошло пару лет и Михаил привел во двор новую жительницу – Настю. Она работала учительницей русского языка в каком-то престижном лицее и сразу всех покорила незлобивым и скромным характером. А где-то через год Барашкиных уже четверо стало. Двойня пацанов как крылья папе пришила. Ох, он вокруг них летал! Сизым селезнем. Возился, тетешкался, они у него с рук не слезали.
А потом что-то произошло... Никто во дворе, вероятно, не вспомнит, с чего все началось. Может, только Бабманя ту историю досконально знает. Наверное, знает, но молчит.
Как-то играл Михаил с детьми в песочнице под грибком, а во двор попала залетная яркая птичка на блестящей зеленой «Ямахе». Японская штучка затормозила прямо перед носом у встревоженного отца. С мотоцикла спрыгнула фифа, обтянутая черной блестящей кожей, сбросила с себя шлем и рассыпала по плечам белые роскошные локоны. Откровенно говоря, на мгновение Михаил забыл, что он только что куличики в песочнице лепил, пребываючи на почетном родительском посту, а не где-то в свободном плавании. Вытаращил парень на куклу глаза, разинул рот и замер, как соляной столб.
Она, наверное, довольная такой реакцией, свысока смерила его взглядом, оценила бицепсы и молнии из глаз, снисходительно посмотрела на детей и спросила низким грудным голосом:
– Чувак, не знаешь, где здесь автомагазин YAMAHA?
С трудом переваривая суть вопроса, Михаил натужно думал.
– Эй! Ты еще здесь? – она щелкнула пальцами перед его глазами, проверяя, видит ли он ее. – С желтой вывеской такой?
– За углом, – машинально произнес столб с покрасневшим от смущения лицом. – Направо через два дома, – он уже справился с собой и, наконец, вернулся к близнецам. Конечно же, они ничего не заметили и спокойно занимались своими песочными делами.
Байкерша что-то буркнула, вскочила на своего блестящего конька и рванула за угол.
Михаил вроде и забыл о ней. Из головы выбросил, но где-то в середине осталось. Зацепилось. Забормотало. И стал Михаил понемногу к тому магазину за углом присматриваться. Раз пройдет мимо, второй. Не прилетит ли снова та блондинка на своем зеленом коне. А потом и сам байками заинтересовался. И хоть машина была, скоро на малую железную лошадь пересел.
Настя сначала радовалась, что у мужа появилось хобби. Ничего плохого или странного она в мотоциклах не видела. Наоборот, ей нравились мужские обветренные лица, блестящие шлемы и все те байкерские принадлежности, добавляющие мужества и делающие его таким привлекательным. Но когда он начал исчезать с экранов ее радаров не на час, а на день, потом на неделю, то она встревожилась. Что это за хобби такое, какое у нее мужа целиком и полностью забирает?
Между ними как кошка пробежала. То не кошка, конечно же была, а крашеная блондиночка, что Михаила одним взмахом ресниц приворожила. Он нашел-таки ее, познакомился. Но курочка не такая уж простая оказалась. Сколько крови она из него выпила, сколько нервов выглодала своими хищными упреками, пока он не уложил ее в кровать и не попробовал желанного тела. Оказалось, ничего особенного…
Михаил в сердцах в крайности ударился, за бутылку ухватился. Затем к Насте. А та уже прохлады напилась до отвращения, и не подступиться. Разладилось между ними. Все, что раньше держало, больше не клеилось. Он и прощения просил не зная, за что, и клялся, и божился, что любит только ее, но Настя, как снежная королева стала. Однажды собрала мальчиков и к маме на другой конец города подалась.
И остался Михаил один. Без жены, без любовницы, без детей, без желания жить. Только байк еще как-то спасал. Отвлекал от грустных мыслей. Сядет парень на своего черного блестящего коня, коснется рычага, и полетит конь по серым городским проспектам, как ветер. Пусть весь мир подождет или попытается догнать.
Иногда носился Михаил без головы на такой скорости, что и ветер умолял его притормозить. А из головы глупости так и не выветрилась.
– Опять твое рычание! – недовольно ворчит Бабманя. – Если не прекратишь гонять под окнами на своем драндулете, я милицию вызову. Жизни от тебя не стало!
– Что, старая кляча?! Ты мне еще угрожаешь? – кажется, сегодня он еще и нетрезв.
– Угрожаю? Увидишь! Я больше терпеть твои издевательства над нами не буду! Это разве можно выдержать! Не умолкает ни днем, ни ночью эта твоя дребезжалка! – Мария Сергеевна снаружи сердится, а в душе болит у нее за того одинокого и неприкаянного, что из-за глупости своей такую женщину потерял.
– Это не твой двор, а ты здесь не владычица! Где хочу, там мотоцикл и ставлю! Сколько нужно, столько и дребезжать буду! – Он вопит, как с палки сорвался. – Ведьма старая! Ты Настю от меня отвадила! Сколько ты ей лапши на уши навешала? Что такое обо мне рассказала, а ну признавайся. Старая кляча! О чем ты там с ней в последнее время договаривалась? – Михаил совсем с ума сошел, остановиться не может. Но и Бабманя тоже за словом в карман никогда не лезла. Почему бы это ей молчать?
– Ах ты сукин сын, или я тебя с пеленок не знаю, этаким сопливым придурком? Ты ж таким глупым и остался, как в третьем классе, никак с таблицей умножения справиться не мог!
Это был удар ниже пояса. Если бы во дворе никого не было, Михаил, может и простил бы бабке эти слова, к тому же, они были чистой правдой. Но не сейчас, когда на их вопли уже полдома сбежалось и рты разинули .
– А, чтоб ты провалилась, ведьма! – крикнул Михаил и в сердцах запутался в собственных сапогах с металлическими клепками и чуть не долбанулся лбом об стену. Он хлопнул дверью перед носом оторопелой бабушки и до следующего утра никто и звука не слышал из его квартиры.
Мария Сергеевна еще немного поворчала, как остывающий чайник, по инерции, а потом и себе домой пошла. И также тихо было за ее дверью, будто на первом этаже во втором парадном все повымерли одновременно.
Рано утром, еще петухи не пели, Михаил тихо вывел байк на дорогу и только там включил двигатель. Железный конь осторожно зарычал, прислушиваясь к настроению хозяина. Но тот не склонен был сегодня к быстрой езде. Он неторопливо повернул туда, где жила Настина мама.
Михаил очень соскучился по Насте, по ребятам и даже по Маргарите Петровне, своей суровой теще. Чего бы это? Ему плохо, даже думать об этом нельзя, нет возможности. Что он им теперь скажет, чем растопит ту льдину, что сам и наморозил своими бесконечными выходками...
Между тем, Бабманя, что всю ночь почти не смыкала глаз, тяжело поднялась с кровати и осторожно выглянула в окно. Есть во дворе проклятый байк? Может, хоть колесо ему пробить? Чтобы не бегал так быстро по городу, потому что сердце обрывается от ужаса, как он носится, бешеный.
Но коварным планам Бабмани не суждено было осуществиться. Байка во дворе уже не было. «Уже рванул куда-то, сорванец!» – сердито подумала Мария Сергеевна, оделась, позавтракала и отправилась в магазин за углом. Не в «Ямаху», конечно, а в продуктовый, что рядом. Но и туда ей сегодня добраться не удалось.
Она задумчиво брела по направлению магазина, под ноги не смотрела и не заметила открытого канализационного люка. Вот и провалилась в тот люк, как Михаил ей и желал от щедрости души. Конечно, не целиком, а только нижней своей частью, потому что таких люков еще не придумали, чтобы совпадали с ее объемами.
Извлекали ее оттуда всем двором. Ведь хозяйка двора наделала такого шуму, что и в соседних домах все проснулись и рванули на помощь. Не жалея ни детских, ни взрослых ушей, щедро рассыпала она вокруг громкие слова. Она, действительно, очень волновалась, у нее даже дыхание сбилось, лицо побледнело и глаза закатились.
– Скорую, быстро! – закричал кто-то.
Мария Сергеевна медленно сползала со скамейки, куда ее посадили заботливые соседи.
В этот момент во двор въехал мотоцикл Михаила. Почему-то он даже не дребезжал, как всегда. Может, сломался, или, наоборот, глушитель на место встал. Толпа возле скамейки удивила мужчину. Вид у бабы Мани был ужасный, она, кажется, даже не дышала. Молча, ни с кем не советуясь, ничего не говоря, он развернулся, газанул и с оглушительным ревом рванул прочь.
– Даже сейчас не может себя по-человечески вести! – осуждающе бросил кто-то из присутствующих.
Но не успела еще пыль улечься, как в дворовую арку на крыльях влетела Михайлова дребезжалка, за ней – Скорая, из которой посыпались люди в белых халатах.
Михаил подхватил Бабманю и уложил удобнее на скамейке.
– Срочно в больницу! – бегло осмотрев больную, сказал врач.
Через мгновение Скорая в сопровождении воинственно рычащего байка уже мчала в ближайшую больницу. В страхе расступались джипы, переключались на зеленый испуганные светофоры при виде такого шумного эскорта.
Марию Сергеевну удалось спасти.
– Еще немного и хоронить пришлось бы, – победно сообщил доктор.
Жители дома по очереди ходили к ней в больницу, с пирожками и бульонами, конфетами и новостями. Больше всех переживал Михаил, новый властелин двора, как теперь называла его мелюзга, которая всегда придумывает всем какие-то прозвища. Он даже ночевал рядом с Бабманею в ту первую ночь, держал ее за руку, гладил и что-то тихо рассказывал...
А через неделю и Настя с детьми домой вернулась. Бабманю выписали из больницы. А Миша пошел и продал своего коня к черту. Не конь везет, а дорога...