ВВМИОЛУ им. Ф.Э. ДЗЕРЖИНСКОГО
Закончена школа, впереди вся жизнь, и «дальние дали, раскрашенные в голубые и розовые тона». В мечтах либо Горный, либо Дзержинка. Но гладко, как хотелось, не получилось. В Горный институт я не поступил, а в Дзержинку опоздал. Там уже набор закончился. Расстроился и думаю — никуда я не пойду и не хочу я ничего, и вообще пойду работать. У меня ещё год до армии, поступлю позже. А тут Яшка, мой брат двоюродный, мне говорит:
— Иди, в наш институт, ты там среди первых будешь, — а он уже второкурсник и отличник, и общественник.
Я с этим к папе. А он смеётся:
— Что это за специальность такая для мужика — финансово-экономический институт?
Тогда это было совсем не в моде. Но потом поразмышлял и говорит:
— А может быть. Учёба лишней не бывает. Поучись год, потом разберёшься.
Я пошёл и сдал все экзамены на «отлично». Ну, просто на «отлично». И начал там учиться. А когда мы пришли в аудиторию, то оказалось, что процентов тридцать — это ребята, которых прислали из республик, так называемые национальные кадры. Они поступали без экзаменов, и у многих из них подготовка была заметно слабее. Ректоры это прекрасно понимали, и поэтому начали мы с повторения школьной программы.
Поскольку учёба много время не занимала, я участвовал во всех институтских соревнованиях. И на доске почёта появилась информация, что я чемпион института в беге на сто метров, и мой портрет, двести метров, и мой портрет. Соревнования по гимнастике — я и там чемпион. Жуткое дело! В общем, я спортсмен, всё знаю, и чувствую, что мне там учиться просто, как не фиг делать.
И я, вот так и живя себе лёгкой и весёлой жизнью, еду однажды в трамвае со стадиона и, глазам своим не веря, читаю объявление — «Дзержинка производит дополнительный набор». Я вышел из трамвая, перешёл на другую сторону улицы и доехал до Дзержинки. Зашёл, выясняю, что же за история случилась. Оказывается, да, действительно, история случилась. Набрали полный первый курс дизельного факультета, но вышел приказ — часть этого набора отправить в город Пушкин и организовать там Высшее Военно-Морское Инженерное Училище для подготовки инженеров-механиков для надводных кораблей. А на дизельный факультет Дзержинки, где готовят инженеров-механиков для подводных лодок, произвести дополнительный набор.
Я в Институте беру справку, что я студент и о том, что я все экзамены при поступлении к ним сдал, и при этом пишу заявление о том, что я ухожу из института. Задержать меня не могли, так как я поступал в военное училище. А это в те времена было делом святым. Поехал в Дзержинку, сдал документы. Прошёл медкомиссию и собеседования по основным предметам. Дальше мне предстояло только одно, исключительно важное в наши советские времена испытание — мандатная комиссия. Вы, ребята, себе плохо представляете, что это такое. И чтобы вы себе представили, что это за действо, я вам расскажу.
Все, сдавшие экзамены и прошедшие медкомиссию, готовились к прохождению мандатной комиссии. Мандатная комиссия проходила в кабинете заместителя начальника училища по научной работе. Большущий стол, за этим столом сидят человек двадцать уважаемых людей в разных чинах. Уже много лет прошло с тех пор, а было это, кстати, в октябре 1951 года, но помню всё. Нас туда приглашают по одному. Один там побывал — нормально, второй — нормально. Но успокоиться нам не дали. Потому что третий вышел совершенно расстроенный. Оказалось, что он скрыл при поступлении, что он сын врага народа. Я себе представляю положение этого парня, он учился в Политехническом институте, перешёл на второй курс. Ну, трудновато материально, да и вообще мечтал стать моряком. Тут вдруг читает это объявление, забирает в Политехе документы, приходит, его принимают. И на мандатной комиссии вдруг оказывается, что его отец был осуждён как враг народа. Чтобы вы представили себе ситуацию, с пятьдесят четвёртого по пятьдесят шестой год практически все эти люди были реабилитированы, потому что сажали то их по надуманным статьям. Время было такое. Но, тем не менее — сын врага народа. Скрыл при поступлении. Мандатную комиссию не прошёл. Таких у нас было человек семь в результате.
И вот такое волнение началось. Может, я знать не знаю, а у меня дядя был врагом народа. Я вполне мог этого и не знать, как вы сами понимаете. Но пройти-то испытание надо. Наконец, приходит моя очередь. Вхожу. Докладываю, кандидат такой-то прибыл для прохождения мандатной комиссии. А как себя вести, научили. Ко мне поворачиваются все головы. Одна голова вдруг спрашивает:
— А кто был ваш дед по материнской линии?
Ну, вы-то уже знаете, кто были мои деды. А я тогда поменьше знал историю своей Родни, но, тем не менее, сказал, что дед был наборщиком в одной из Петербургских типографий. Замолкаю. Тут я смотрю, что почти все комиссары поворачиваются к одному из своих членов, а тот задумался, посмотрел в какие-то бумаги и говорит:
— Правильно.
Тогда все опять ко мне поворачиваются, и кто-то другой спрашивает:
— А кто был ваш дед по отцовской линии?
Я рассказываю, кто был мой дед по отцовской линии. Все опять поворачиваются в сторону этого специалиста, который, как видно, заранее готовился и представлял определённые заинтересованные круги. Все на него смотрят, он очень важно кивает головой и опять говорит:
— Правильно.
Затем мне задают ещё десяток вопросов, о которых я сейчас совершенно не могу вспомнить. Хотя нет, вспоминаю. Где работает моя мама, где работает папа, где я был во время войны, и я отвечаю. Наверное, вопрос о том, где я был во время войны это важно на предмет того, а не скрыл ли я вдруг, что я был на оккупированной территории. Если был (а такие случаи были), то тоже беда. Потому что кто же знает, а вдруг тебя там, восьмилетнего, наняли в румынскую сигуранцу, или ещё хуже того — в немецкую.
Короче говоря, все вопросы мне были заданы. Никто мне ни плохого, ни хорошего ничего не сказал. Сказали только «Свободен». Но я уже знал, что «Свободен» — это положительный признак и вышел. Тем, кто был сыном врага народа, решение комиссии говорили сразу. У всех остальных до самого конца этого приключения был общий мандраж, так как никто не знает, чем кончится мероприятие, которое решает твою судьбу. Но, тем не менее, при публичном подведении итогов, оказалось, что я никого не обманул, и меня включили в список для представления в приказ на зачисление.
На следующий день, очень рано утром нам зачитали этот приказ и переодели. Переодели в светлые робы и дали ботинки. Всё это было не новое, естественно. Роба — это такая моряцкая одежда, она бывает синего и белого цвета. Белая роба — плотная и толстая, как будто для работы сварщика, а синяя — полегче, как будто для слесаря. На флоте и сейчас два этих вида роб существует. Гюйсы — это морские воротники. И бескозырка, но без ленточек, как у украинского писателя Шевченко. Смотрели фильм про Шевченко? Там все солдаты ходили в бескозырках без ленточек. Вот и мы так же.
И главное, что нас тут же, после прохождения мандатной комиссии, успели обрить наголо. В общем, красавцы. И началась наша кандидатская служба. А служить кандидатами мы должны были до 7-го ноября. 7-го ноября присяга, и тут уже нам выдадут полный комплект всех радостей — форму № 3 парадную, ботинки нормальные, носки новые. Остальные всякие вещи — ленточки на бескозырку, шинель, бушлат — в общем, много всего, трудно даже сейчас и перечислить.
Однажды, в конце октября, мне кто-то говорит — «Гесин, там, на проходной к тебе кто-то пришёл. Выйди». Выхожу на проходную. А проходную вы себе представляете — Адмиралтейство, главная арка. Слева от арки двери, там и была проходная. Кстати, мне кажется, что она и сейчас там. Выхожу на проходную — мама. Посидела со мной, поговорила. Смотрела на меня больными глазами, видно было — жалеет. Тихонько так говорит мне:
— Сыночек, а может быть, пойдём отсюда? Ну, их всех.
Я ей говорю:
— Мама, но я же так этого добивался, мне так хочется быть военным моряком.
Она покачала головой и говорит:
— Ну, дурак совсем. Боже мой, ну какой же дурак.
Но, тем не менее, понимала — ну что со мной сделать, если такой, малость лопоухий. И ушла. Поговорила со мной, пообнимала меня, и ушла.
Долго потом вспоминала мне этот свой приход в мою бытность кандидатом в курсанты. И правильно делала, что вспоминала. Я это тоже всю жизнь вспоминаю. Стоило мне тогда послушать маму, и я бы встал на совершенно другую стезю. У меня был ещё год в запасе до армии. Я бы на следующий год со своими оценками «отлично» за вступительные экзамены мог бы поступить в любое высшее учебное заведение. Но нет, я тогда не знал счастья свободы. Я тогда не понимал, что такое быть студентом. Не успел распробовать.
А с другой стороны, как же здорово, что я её тогда не послушал. Ведь какую замечательную жизнь я, неслух, в результате прожил.