Третья практика, 1954 год
Окончен третий курс. Причём вдумайтесь только, ведь это третий курс Высшего Военно-Морского Инженерного Ордена Ленина Училища имени Феликса Эдмундовича Дзержинского. Среди высших учебных заведений Флота нет лучшего, чем наше. И мы перешли на четвёртый курс. Мы уже старшекурсники в этом самом престижном учебном заведении. И практику на Чёрном море мы воспринимаем как награду.
Приезжаем в Севастополь. Нас размещают в Подплаве. Очень быстро выясняется, что на лодки попадают только те ребята, которые расписаны на корабли, базирующиеся в Балаклаве. У другой части ребят, которые расписаны на лодки Севастопольской бригады, проблемы. Дело в том, что по программе начавшихся за сутки до нашего приезда учений Черноморского флота все подводные лодки Севастопольской бригады, на которых мы и должны пройти практику, уже вышли в море. И теперь, только после выполнения различных учебно-боевых задач, а это примерно через неделю они должны собраться в Поти. Часть ребят, это те, кто расписан на ещё не ушедшие в море лодки из Балаклавы, уходят с ними в море. А для нас, тех, чьи лодки уже ушли в море, подбирают оказию до Поти.
И этой «оказией» оказывается прекрасный трёхмачтовый фрегат, дизель-электроход итальянской постройки, полученный нами по репарации от проигравшей войну Италии. Это судно выполняет функции учебного корабля и, как раз сейчас, на нём собираются в штурманский поход офицеры из нашей морской академии. Стоит отметить, что это судно, которое у нас носило скромное имя «Дунай», снималось в главных ролях таких фильмов, как «Максимка», «Адмирал Ушаков» и, может быть, и ещё где-то потому, что этот красавец парусник, чуть украшенный художниками-оформителями надстройками, характерными для кораблей эпохи, мог стать и становился украшением любого фильма.
Мы очень быстро собираемся на корабль, который через час после нашего прихода выходит в море и берёт курс на Поти. Но поскольку это судно учебное, и перед командиром корабля стоит задача обеспечить именно штурманскую практику, то мы двигаемся в видимости береговых навигационных знаков, то есть вдоль берега. Живём мы на палубе и очень хорошо себя чувствуем потому, что это лето, и потому, что это Чёрное море. Кормят нас замечательно, по самой морской норме и, кроме того, в рационе присутствуют свежие овощи в виде огурцов и помидор. Просто отпуск санаторного типа.
Не знаю, по каким причинам мы провели двое замечательных суток на рейде Судака. Может быть, подбирали ещё кого-то в поход, не помню уже. Но очень хорошо запомнилось купание, организованное для команды фрегата. Буйками была огорожена довольно большая акватория, развёрнут «выстрел», а «выстрел» это хорошо остроганный брус в сечении примерно 200 на 200 миллиметров и длиной метров 10, одним торцом раскреплённый на поворотной петле к борту фрегата, а другим вывешенный на блоках рангоута. Этот «выстрел» крепится по походному вдоль борта либо может быть развёрнут на своей петле перпендикулярно борту. Старпом, который руководил купанием, разрешил искупаться и нам. И купаться было непередаваемо здорово, и забраться потом на выстрел по свешивающимся с него «шкентелям с мусингами». И снова спрыгнуть в море, прямо с «выстрела», и снов взлететь на него. Господи, как же мы были молоды тогда, и сколько возможностей быть счастливыми, и радоваться жизни у нас было.
Иногда боцман просит нас поучаствовать в постановке и уборке парусов. За это нам разрешено лазать по вантам, и вживую поизучать такелаж. Нам никто не мешает забраться на марсовую площадку и пофотографироваться в совершенно морских декорациях. Правда, когда боцман громовым голосом командует:
— Кливер ставить. По фалам и ниралам разобраться, — кто-то из наших несмело спрашивает:
— Если это нам, то лучше покажи, за какую верёвку тянуть.
Боцман стервенеет, но показывает на толстенный, ну, прямо, с руку канат и объясняет:
— Всем построиться шеренгой, друг за другом, взять в руки канат и бежать к борту. Добежавший до борта отпускает нирал, бежит в конец шеренги и снова подхватывает его. Всё. Так непрерывно, бегом и до другой команды.
Вам, дорогие мои, понятно? Нам тоже, не тупые. Вперёд! И с третьей попытки мы, почти как заправские мариманы, ставим этот кливер. Если честно, то я целую неделю думал, что лучшего времяпровождения, чем было у нас в том переходе, просто быть не может. Но по приходе в Поти понял, как я был не прав.
Представьте себе наше «отчаяние», когда вдруг выяснилось, что наши лодки ушли выполнять новую боевую задачу и только через неделю вынырнут в Судаке для пополнения запасов. И оказывается, что всё уже решено и до Судака нас подбросит небольшой рефрижератор «Руза», который отходит от борта флагмана через полчаса. Быстро перемещаемся на «Рузу» и только тогда понимаем, что быть такого не может, но именно так и есть. Потому что для того, что происходит, в обиходе существует только одно определение, и оно звучит как «Продолжение банкета». Потому что «Руза» это такой кораблик, примерно на сотню тонн водоизмещением, с гражданским экипажем из пяти человек в составе двух немолодых мотористов, командира в возрасте 23-х лет, закончившего среднюю мореходку, радиста — единственного военного, в звании старшины второй статьи, и поварихи, довольно симпатичной немолодой дамы, чуть за сорок.
По штату у них ещё рулевой-сигнальщик, но он в отпуске. И всё! Ну и нас во главе с руководителем практики капитаном третьего ранга Кружаловым, человек 7–8 курсантов. Попробую вспомнить имена и фамилии участников того перехода. А это Коля Шугаев, Валя Иванов, Саша Козлов, Толя Таубин, Фридрих Николаев, Слава Вавилов, Володя Поддубный, Володя Гесин и, может быть, и другие, но очень малочисленные члены коллектива.
Палуба у «Рузы» пустая. На ней, на самом баке, люк в каюту личного состава, по центру чуть приподнятый люк в трюм рефрижератора, и, практически на юте, метра в три высотой надстройка, внутри которой ходовая рубка, камбуз, двухместная каюта капитана, малюсенькая каюта для поварихи и, над рубкой, мостик. Перед самой надстройкой люк в машинное отделение. Всё. Занимается «Руза» тем, что возит овощи из Крыма на Кавказ, а на обратном пути фрукты. Приписана она к ОВРу, то есть ходит под флагом вспомогательного флота, и оказалась то она в районе флагманских кораблей эскадры, выполняя свои прямые обязанности, то есть с целью пополнения запасов овощей и фруктов для стола командования Черноморского флота, которое всем своим составом участвовало в учениях.
Мы живём, то есть спим, едим и, как теперь говорят, тусуемся, на палубе. Как же это здорово. Погода такая, что представить себе что-нибудь лучше просто невозможно. На небе редкие облака, или и их нет. А воздух чистый, напоенный запахами моря, и лёгкий ветерок. Форма одежды — плавки.
В какой-то момент командир обращается к нам с просьбой освободить трюм от пустых ящиков, в некоторых из которых ещё болтаются подгнившие остатки помидор. Соглашаемся, но, как нам кажется, с вполне выполнимым условием — после очистки трюма команда купается. Причём из чисто гигиенических соображений. Командир какое-то время сопротивляется, но потом даёт добро. Вы, конечно, понимаете, что выкинуть штук тридцать почти пустых ящиков за борт для нашей команды пустяк. Минут через 15–20 мы дружно кричим «Всё!!», и наш совсем ещё молодой командир, установив машинный телеграф на «стоп», первым прыгает прямо с мостика в море. Мы, поскольку все в плавках, горохом за ним.
Минут пять веселимся так, что какое-то время ничего вокруг себя не видим. Но всё меняется, когда кто-то кричит:
— «Руза» уходит!!!
И, боже мой, она действительно уходит. Преодолевая растерянность, кто-то спрашивает командира:
— Ты стоп в машинное скомандовал?
— Конечно.
— Уверен?
— Абсолютно!
— Может быть, не услышали?
— Не должны.
И мы все кидаемся за уходящей «Рузой». Через пять минут погони понимаем, что даже если это только течение или ветерок, то даже самым быстрым из нас кораблик не догнать. Пробуем кричать, но через минуту понимаем, что и это бесполезно.
И только тогда, когда мы почти готовы начать движение к берегу, который по словам командира милях в 35–40 и, если солнце держать сзади и чуть слева, то…
И в этот момент, уже прощаясь с «Рузой», мы замечаем, что она стала чуть ближе. И самое главное — она приближается!
И мы снова кидаемся к ней. Минут через 20, когда мы уже трясёмся на палубе и понимаем, что и в тёплом Чёрном море можно замёрзнуть (или переполошиться до дрожи), выясняется, что наша повариха, выйдя из камбуза выплеснуть за борт ведро очисток, обратила внимание на непривычную тишину. Она оглянулась вокруг и, не увидев нас, повернулась к мостику, чтобы узнать, куда мы делись. Но убедившись, что и на мостике никого нет, кинулась в машинное отделение, где на ватнике, застопорив машину, мирно спал моторист. Растормошив его, она и на него нагнала страху.
И только тогда, когда они, спустившись в матросский кубрик, разбудили подвахтенного моториста, который и рассказал, что с час назад он слышал, как мы договаривались с командиром о купании, наступила какая-то ясность. Вот тут уже все вместе они решили, что если сдавать задним ходом и придерживаться довольно долго живущего следа судна, то на нас можно наткнуться.
К нашему счастью все предыдущие события только нам от волнения казались долгими и, несмотря на все совершённые нами глупости, встреча судна со своим сумасшедшим экипажем довольно скоро состоялась.
Совместно пережитые трудности сплачивают людей, и поэтому наша просьба потеряться на просторах моря и опоздать на встречу с лодками в Судаке была встречена командиром «Рузы» с пониманием. Он тут же вышел на связь со своим начальством и выяснил, что он молодец, так как очень вовремя появился в эфире, но это только первое.
А второе это то, что лучшего способа оправдаться перед своим руководством за какие-то только ему известные грехи, как немедленно прибыть под погрузку в Туапсе и, мало того, ещё и своими силами погрузиться и немедленно, просто немедленно доставить принятый груз в Феодосию, у него просто нет. Он заикнулся было о курсантах на борту, но в ответ, поскольку связь была по УКВ, то и он, и мы услышали, ну если примерно перевести сказанное на русский язык, то, как мало это его касается, и уж практически совсем не волнует его непосредственное начальство. Это, и трижды повторённое «Немедленно» решило все проблемы. Обращаясь к нам он только спросил:
— А загрузиться поможете?
— А то, — твёрдо пообещали мы, и «Руза» развернулась на Туапсе.
На третьи сутки мы разгружались в Феодосии. После разгрузки совершенно счастливый командир объявил нам, что наши лодки из Судака ушли и поскольку пока ему неизвестно, где они теперь и когда проявятся, то наградные трое суток в Феодосии наши. За эти трое суток мы осмотрели город, посетили музей Айвазовского, накупались в море. Ну, в общем, понаслаждались жизнью.
Потом мы ещё раз сходили на «Рузе» в Краснодарский край и снова вернулись в Феодосию. И после похода снова отдохнули на Феодосийском пляже. Короче говоря, когда мы за пять дней до конца практики, одновременно с нашими, вернувшимися с учений лодками, оказались в Судаке и доложили командиру лодки, что прибыли для прохождения практики, то он этому нисколько не удивился и принял нас на борт.
Ну, то, что нас не искал командир лодки, это понятно. Зачем ему в боевом походе, да ещё в присутствии проверяющих из штаба бригады и штаба флота, да ещё и с частью резервного экипажа на борту лишние люди? Зачем? Да незачем! Итак, не повернуться. А то, что нас не искали штабные, так у них и повода забеспокоиться не было. И через пять суток мы вошли в Севастопольскую бухту и высадились со всеми подводниками на пирсе Подплава, как настоящие боевые моряки. Только сильный загар и отличал нас от членов штатного экипажа.
Такой воистину волшебной практики у нас уже больше никогда не было.
А может быть, что и в истории Флота этот случай был уникальным.