Риль

                Предисловие

     Когда птенцы учатся летать, коты пропадают в лесу до вечера. Воз­вращаются ко двору сытые. Довольные. Им уже лениво бе­гать за мы­шами. Отма­хиваться от назойливых мух. Реагировать на «Кыс-кыс!». Ле­жат себе на за­валинке. Безразлично осматрива­ют свои владения. Если хозяе­ва ставят перед носом миску с ры­бой, они с удивлением об­нюхивают её. Вяло отвора­чиваются. Перед глазами памяти прыгают писклявые жертвы. Время хищ­ника.

     Мой мир, мир великих иллюзий. В нём все друг друга едят. Ина­че ты останешься голодным и умрёшь. Правило развития, равнове­сие же­лудка. Равновесие бесконечного кровообращения. Именно так устроен мозг Все­ленной. Мой мозг. Мозг человека. В прошлом я вывалился из гнезда. Вчера охотился за собой. Сего­дня ставлю передо мной миску с рыбой. Завтра я узнаю, почему я был одновре­менно всем. Всего за се­кунду. Окажется мало. Мель­кают ветки де­ревьев. Сверху бодрящий крик матери. Полёт. Па­дение. Зелёные глаза мохнатого чудовища. Краткая боль. Я тер­пеливо сижу перед дверью. Жду, когда меня выпу­стят на улицу. Там снег. Мороз. Ми­нус трид­цать. Дверь открывается. Но я не спешу. Стою на пороге. Смотрю на пургу. Думаю. Злые крики. Пинок. Лечу в сугроб.

     — Хватит прятаться Захар! Я же вижу, что ты закопался в снег!
     Вылезаю. Смеюсь. Получаю снежком в лоб. Я только что был ко­том. Аринка от хохота валится на спину. Я сверху. Наши глаза встре­чаются. Нам по пять. Через мгновение, восемнадцать. Тела слились в упоении любви.
     — Я беременна!
     Родители против. Побег. Оседаем в чужом городе. Комната общежит­ия. Работа на стройке. Уставший, засыпаю на её плече. С дру­гого бока прильнул сынишка. Мы счастливы. У нас ничего нет, кроме нас троих.

     Кавказский излом. Серый поезд вокзала. Звуки оркестра тонут в слезах провожающих. Мы спокойны. Мы знаем, что я вернусь. Меня не закопает сугроб времени. Кот пресытился. Сыну семна­дцать:
     — Через год я уйду за тобой!
     Она печально кивает. Остающимся всегда тяжело. Бой. Взры­вы бросают в госпиталь. Молоко матери. Густое. Тёплое. Слад­кое. Пуши­стый мех. В па­лате ещё один раненый. Тяжёлый. Оку­танный бинтами, как мумия. Прорезь рта шепчет:
     — Папа... Я тебя нашёл...
     Обнявшись, мы лежим вместе. Читаю сказку детства. Марля в райо­не глазниц набухает влагой. Наша боль несётся к жене. Её тер­пение вытаскива­ет нас из сугроба. Дедушки и бабушки на ко­ленях. Мы не сердимся. Мы дав­но их простили и любим. Мой мир, мир духовных свершений. В нём есть место милосердию.

     Гибко-упругий хищник играет с птенцом. Тот ещё ничего не пони­мает. Пытается взлететь. Внимательно смотрит на лапу уда­ра. Он зна­ет, она помо­жет. Лежу на крыльце. У хозяев праздник. Мой сын же­нится. Голова жены на плече:
     — Захар! Всё как во сне! Неужели у нас будут внуки?

     Следующий круг мне приносит страх. Там, где был лес и гнёз­да, те­перь виллы безразличия. Звуки золотых карет. Спесь. Кота разда­вили чужие коле­са. Я смотрю на нищих. Посмеиваюсь. Но каждый вечер запираюсь на все замки. Вглядываюсь в темноту. Они не спят. Ждут, когда я усну. Все! Пра­вительство. Налоговая. Мо­шенники всех направлений отъёма достатка. Даже соседи. Молоко матери кислое. Исчезает. Кто-то надрывно кричит:
     — Поди купи искусственное питание!
     Я не тот, что раньше. Интернет овладел разумом. Тщедушное тело. Три секунды до славы хакера. Скрип двери.
     — Мы тебя нашли! Будешь работать на нас!
     Но я-то знаю, чем всё это кончается. Превозмогая слабость в но­гах, вы­брасываюсь из окна небоскрёба. Полёт. Мне удалось распра­вить хи­лые кры­лья. Мать сверху. Голодные глаза снизу. Времена года. Мои птенцы учатся летать. Мой мир, мир послед­него шага к прозрению. Все друг друга ненави­дят. В прошлом меня разорвали игрой голода. Вчера я умывался ла­пой.
     — За ухом черно!
     Сегодня арест имущества, завтра узнаю, почему я был всем сра­зу...


                Часть 1. ПТУШ.

                Глава 1

     Меня зовут Заха. Старейшины назвали. Мать промолчала. Втайне ото всех она звала меня Харушка. Но мне, честно говоря, всё равно. Каждое утро смотрю на восход солнца, мечтаю улететь за вершину дуба. Мне кажется, я там найду все ответы. Соседи, что постарше, по­смеиваются. Каркают: у всех в детстве случается по­иск одиночества. Но каркара у всех одна. Возвраща­ются. Пра­вила стаи никто не отме­нял. Однажды скупо просветили: прежде мы хо­дили на двух ногах по земле, а крыльями обрастали со слов поэта или когда приходишь к вере. Я делаю вид, что соглашаюсь. Но когда никто не смотрит в мою сторону, хохочу. Глупцы! У меня всё будет по-другому. Сам факт мое­го рождения — факт уникального этажа птицездания! Мне откро­ются такой полёт, та­кие дали, такая высота, какие и во сне не снились всем пернатым!

     Пришли двое. Расположились под моим деревом. Разожгли огонь. Гото­вят шашлыки. Разлили вино. Выпили. Закурили. Дым костра перемешался с дымом сигарет. Прошибает гнездо. Но я по­чему-то не поперхнулся. Запах что-то напоминает.
     — Ну-с! Как прошла ночь?
     — У Захара случился очередной приступ. Затрясся весь. Что-то бессвяз­ное бормотал. Его отец испугался. Прибежал ко мне за помо­щью.
     — Ты что-нибудь расслышал?
     Мать принесла червяка. Сглотнул. Разглядел людей. Степен­ный се­дой и подвижный белобрысый. Он-то и ответил:
     — Пространство пропитано ложью.
     — Кто бы сомневался...
     — И ещё: рождение — последний путь просветления. Смерть — обосно­ванный вывод. Потом переход.
     Седой перевернул шампуры. Помахал картонкой. На вспых­нувшие угли прыснул водой. Взглянул наверх. Показалось, по­смотрел прямо мне в глаза:
     — Констатировал, так сказать, очевидное. Наверное, он имел в виду си­стему повторного времени.
     — Я в этом уверен! Вот и вчера весь день голову ломал. Выво­ды системы звучат, как очередная версия бытия.
     — Отчего же? С каждым разом Захар становится сильнее. Это уже не версия. Реальность. Каким-то образом предыдущие повто­ры оседа­ют в его памяти. В виде фотографических карточек. Он их ви­дит, а по­нять не может. Пока не может. Сегодня мы собира­лись идти втроём...
     — Да. Вспомнил. На прошлом отрезке мы сидели под этим де­ревом и рассуждали о перемещениях по воздуху. Эх! Нет правды на земле!
     Седой беспокойно помешал угли. Уголки рта вздрогнули:
     — Опять ты за своё. Мы кураторы. Наше время ещё не при­шло.
     — Можно подумать, ты не хочешь всё бросить и развиваться само­стоятельно?!
     — Да кто позволит-то?
     Нарезали салат из огурцов и помидоров. Выпили. Сняли мясо. Рас­паковали нарезанный хлеб.
     Мать хлопнула меня крылом по лбу:
     — Не слушай людей, Харушка. Их представления о жизни снизу вверх. Наше — сверху вниз. Мы не замечаем мелочей, и слава Пту­шу! Они же в любой песчинке пытаются рассмотреть смысл.
     — А по-твоему, в чём смысл?
     — Жить. Делать то, что положено. Делать своевременно. Качес­твенно. Не оглядываясь на других.
     Я промолчал. С того момента, как встретил людей, понял. Сила в молча­нии. Тот, кто много говорит, становится слабым. Уязвимым. Тот, кто много говорит, слушает себя. Тогда как надо слушать окружаю­щий тебя мир. По­знать высоту и даль.
     Мать полетела искать отца. Седой причмокнул. Облизнулся:
     — Шашлыки — это вещь! Жаль, что постоянно их нельзя потребл­ять. Слабеют стенки желудка.
     — Я не чувствую, — улыбнулся белобрысый.
     — Молодым всё нипочем. Похмелья нет. Трезвеют быстро. Даже камни переваривают. Одна из драгоценных особенностей начала пути. К старости — нет. К старости превращаешься в ды­рявую ка­лошу. Пе­сок сыплется изо всех щелей. Шамкаешь ртом, как рыба на берегу.
     — Нам-то чего? Организм работает как часы. Каков план на ве­чер?
     — По регламенту к Захару придет Арина. Объяснение в лю­бви. Мы, как «сочувственные» соседи, расстроим их свадьбу. Обида. Ски­тания. Другой город... Ну, и так далее.
     — Всё как всегда. М-м-м... Почему бы, например, не попробо­вать вме­шаться? Или поддержать? Мы ещё не отрабатывали та­кой вариант.
     Седой застыл с поднесённым ко рту куском мяса:
     — Возникнет новая реальность.
     — Ну и что. Их и так бесконечное множество. Такое же, как безгра­ничная Вселенная. Помимо нашего случая, человек делает мил­лионы шагов в сторо­ну, и дороги идут в другую область раз­вития.
     — Предлагаешь в этот раз изменить его жизнь дважды?
     — Да!
     — Надо прикинуть...

     Рядом с гнездом приземлился старец Карук:
     — Двести лет назад я посчитал бы карки людей крамольными. Сей­час же лучше ни о чем не каркать. Целее будешь. Молчишь? Видимо, научился ду­мать. Рановато что-то... Хочешь совет?
     Я вопросительно посмотрел в одинокий глаз. Второй выбил выстре­лом из рогатки человеческий больной детёныш. Птенцы пищат: дрях­лый ворон — колдун. Птуш наказал его за излишнее кар­коблудие.
     — Иногда надо раскрывать клюв. Хотя бы из приличия. Тиши­на — при­знак ума. Не показывай его раньше времени.
     Пришлось пискнуть в знак благодарности.
     И вдруг всё вспомнил...

     Арина дрожала. Я неумело и лихорадочно раздевал её. Она помогал­а как могла. Приступили к моей одежде. Нечаянно косну­лась паха. Отшатнулась. Присела на диван. По щекам потекли слезы. На лице страх. Опрокинул её на спину. Не выдержал. За­стонал. Тугая струя залила хрупкое тело почти до подбородка. Покраснел. Отошёл к окну. Руки тряслись. Закурил. За спиной прерывистое ды­хание. Успо­коился. Лёг на неё. Раздвинул ноги. Нащупал щёлку. Ворвался. Вскрик. Излился. Блаженно растянул­ся на животе. В гла­зах круги. За­хотелось прижаться к земле и ле­жать вечно. Вспомнил­ся интер­нат, куда меня на год забросили родители. Резкое взросле­ние. Исследова­ние девичьих органов... Арина плачет:
     — Больно... Зачем так резко?
     Отвечаю вяло. С неохотой:
     — Говорят, у всех так же. Потом будет легче. Чёрт! Сколько кро­ви! Тряп­ка под подушкой.
     Нашла. Вытерла. Слёзы текли в два ручья:
     — Как это мерзко... Глупо... Безнравственно... Почему у нас не по-челове­чески? Сперва свадьба...
     Я возбудился. Повернул её на живот. Она слабо сопротивля­лась. Уткну­лась лицом в матрац. Глухой крик. Парни говорили, что в пер­вый раз надо сразу всё перепробовать. Чтобы девушка знала, что будет в сексе по жизни. Туго, с криком, но вошёл. Пы­талась вы­рваться. Причем серьёзно. Излился. Арина упала на пол. Зарыдала. Силы оста­вили её. Маленькие грудки. Узкий пах в крови. Волосы на голове так­же заляпаны белым и красным. Всё пере­мешалось. Че­рез десять минут я тщательно вытер свой орган. Насильно опу­стил её на колени...
     Спустя месяц она сама проявляла активность. Смеялась над своими стра­хами. От оргазма впадала в прострацию. Приходила в себя, опять ласкала меня до умопомрачения. Насытившись, лежа­ла на боку, подставив под голо­ву руку. Смотрела на меня, удовле­творённого. Удивлённо вопрошала:
     — Интересно! А как у других людей? Не все же такие чокну­тые, как мы. Когда смотрю на него, внутри всё переворачивается. Как буд­то это неесте­ственно, что он вне моих промежностей...
     — Везде одинаково, — отвечаю я, поглаживая её живот.
     Она, как кошка, жмурит глаза. Ныряет головой вниз...
     И те, и другие родители оказались против нашего союза. Ежедневн­ые скандалы. Психиатры. Душераздирающие беседы: вся жизнь впере­ди... иска­лечили девочку... останетесь неучами... За два месяца грудь у Арины уве­личилась втрое. В какой-то момент мы поняли. Беремен­ность! Однажды но­чью собрались. Уехали куда глаза глядят...

     Прилетели мама с папой. Принесли пару жирных букашек. Се­дой в этот момент отошёл помочиться. Белобрысый мрачно смот­рел в небо. Я уже знал, о чём он думает. Мы все энергетически сфор­мированы од­ной живой плотью, только очертания и имена разные. Только покров тела, теплообмен, желания и, наконец, по­следнее прозрение у всех своё собственное. Индиви­дуальное. И, что бы мы ни испытывали к ближнему своему — любовь или не­нависть, а всё равно неразрывно связаны невидимой нитью тре­бования: выжить! Поэтому стоит прояв­лять снисхождение. Пони­мание. Сочувствие. Зачем? Тогда и к тебе проявят милосердие. Как всё просто! Но, просто ли?
     — Ты не заболел ли? — участливо спросил отец. Тут же от­влёкся:
     — Слушай, мать. Серые вороны трещат о буре. Пару дней оста­лось. Ста­рики не соглашаются. Листья при ветре не шеле­стят.
     — Заботливый ты мой.
     — Может, смоемся по-тихому? Я тут холмик облюбовал в де­сяти перелётах. Сосновый бор. Ничейная территория. Возьмём Заху.
     — Красавец самец.
     — Почеши мне спинку под правым крылом. Ага! Вот так. Будь на­готове. А ты, сынок, поменьше думай. Вредно. Всё, мать. Полечу сове­товаться с древней совой.
     — Гениальный ты наш.

     Моя мать мудрая ворона. В других гнездах ссорятся. Дерутся. У нас тишь да благодать. Как-то вечером подслушал её карку:
     — Самцы сродни птенцам. Вовремя похвалить. Поменьше напря­гать в поиске пищи. Восхититься силой. И тогда в семье бу­дет мир.
     — Что, Харушка? Готов к перелёту?
     — У нас бури не будет. Обойдёт стороной.
     — Да? Верю. Ты не такой, как все.
     Улетела. Надо отдать должное, маму слушали все воронихи. Даже трёх­сотлетние старушки. И отца слушали. Всем воронам он казался всесильным. Поскольку приструнил жену, которой вни­мали их жены. Смешно! Если бы они только знали, в чём дело...

          Вернулся седой:
     — Теперь их путь непредсказуем. Останемся здесь до вечера.
     — Непривычно как-то.
     — Сам предложил. Не знаю, как тебе, а меня всего трясет в предв­кушении неизвестного. Только вообрази! Родители Захара прислуша­ются к свое­му мнению и поддержат сына. Номер! Видя такую соли­дарность, родители Арины согласятся на свадьбу. И что получится?
     Белобрысый на миг закрыл глаза:
     — В городе, где они должны были приземлиться, появится дру­гая пара. Закон взаимосвязи. Кладка кирпича на стройке. Встреча с ве­тераном Аф­ганской войны. Патриотические чувства. Рождение сы... стоп! Здесь родится дочка. Дочка?!
     Седой побледнел:
     — Проклятье! Не в ту степь залезли. Собирайся. Пойдём! Вто­рая поправ­ка к жизни приведёт цивилизацию к хаосу!
     Белобрысый, наоборот, усмехнулся:
     — Брось! Давай посмотрим, что получится. Надоело одно и то же.
     — Думаешь? А ну и вправду! Чего это я? Плевать! Открывай вто­рую бу­тылку...

     Соседи вопреки привычке не пришли. Их садовые участки пу­сты. Их мо­нотонные голоса уже не будут нам мешать. Я успоко­ился. Тер­пеливо жду Арину. Вот она! С высоты второго этажа на­шего домика вижу её уверенную походку. Идёт через двор к крыльцу. Похоже, она приготовилась к близости. Все мои жёст­кости вылетели из головы. Со­веты друзей. Советы отца. Па­мять интерната. Широко раскрытые гла­за девочки, которой залез под труси­ки... Пыль! Буду нежен и осторо­жен.
     Поднялась ко мне. Ни слова не говоря, прижалась всем телом. Дол­гий по­целуй. Задохнулись. Передохнули. Обследовали языка­ми поло­сти рта. За­кружилось. Поплыло. Легли на диван. Ещё не успе­ли раз­деться, как я излил­ся. Покраснел.
     — Ничего, Захарушка... Сейчас повторим. Не волнуйся. О-о-о-о! Сколько раз я представляла себе его во мне! Не вообразить!
     — У меня видения покруче...
     Арина ловко стянула с меня брюки. Трусы. Ахнула от удивле­ния. Дрожа наклонилась над ним. Я почувствовал её горячий рот...

     Только вечером, когда родители пришли с работы, мы спусти­лись вниз. Поставили перед фактом. Их лица не описать словами. Это надо видеть.
     — Что думаешь, мать? Может, посоветуемся с друзьями?
     — Давай решим сами.
     — Да? Учёба побоку! Не хочу учиться, а хочу жениться! А дети пойдут? Нужны средства! Нужно жильё!
     — Прекрати! Они же любят друг друга. Неужели ты не ви­дишь?!
     Родители Арины ломались и того меньше. Долго решали, где нам жить. Скинулись финансами. Сделали свадьбу. Купили уча­сток в шесть соток. Всем миром возвели домик. Мы устроились в вечер­нюю школу. Нам стукну­ло восемнадцать. Жена выучилась на па­рикмахера. Приятно, чёрт возьми, когда тебя стригут дома! Я напи­сал три статьи. Опубликовался в районной газете. Отклики чита­телей. Внештатный корреспондент. Вроде всё путём. Но душа куда-то рвётся. Посовето­вался с женой. Решили бежать...

     Солнце клонилось к закату. Седой и белобрысый собрались. По­шли по домам. Я задумчиво разглядывал их тающие сутулые спи­ны. Поза­ди захло­пали крылья. Ветка качнулась. Старец Ка­рук:
     — Они изменили реальность. Ты всё слышал? Можешь не от­вечать. Когда-то в прошлом я видел Птуша. Нашего Творца. Огром­ный Белый Во­рон. Это Он мне выклевал глаз. На память. Я не жа­лею. Я согласен стать слепым, лишь бы увидеть Его ещё раз. Это бесподобно! Волшеб­но! Совер­шенные линии тела. Иде­альный го­лос. Величественные дви­жения. Что ни карк, то истина. На проща­нье прокаркал: я воплощусь в птенца За. Думаю, это ты и есть. На моей памяти ты первый, кто мол­чит. Ладно, ладно... Не строй такие печальные глаза. Знаю. Умение жить заключено в правильном вз­лёте и удачной посадке. Да под дробь охотника не попасть... О! Твои воз­вращаются. Завтра покаркаем?
     Я степенно кивнул. Гнездо вздрогнуло. Родители принесли ко­роеда. Необычного. Крупного. Ещё живого. Меня чуть не стошни­ло. Пока они лю­безно раскланивались с Каруком, я столк­нул жука вниз. Он благодарно щёлк­нул клешнями. Стукнулся об сучок. Заку­выркался. Исчез в густой тра­ве.
     Сердитый отец:
     — Что это к тебе старец зачастил? Не по правилам. Сперва ты дол­жен научиться летать. Мать! Почисти мне задний коготь. Ага! Здесь. Хотел из коровьего навоза красномордых достать. Вляпал­ся! Пока вы­лезал, червяки головы попрятали.
     Мама с трудом сдержала смех:
     — Ловкий ты мой. Харушка пищит: бури не будет. Мы...
     Но он уже внимательно смотрел вдаль. Принял важный вид. На со­седние деревья опускались вороны. Подобострастно кивали ему. Шеп­тались между собой, какой у отца независимый и силь­ный ха­рактер. Наступила ночь. Они стояли, прижавшись друг к другу. Оба перла­мутровый-чёрные. Оба дорогие мне до внутрен­него пуха. До послед­него биения сердца.
     Я знаю: не смогу взлететь. Память прошлого открылась мне в мыс­лях За­хара. Я вывалюсь из гнезда. Множество тетушек и дя­дюшек бу­дут под­бадривать меня. Защищать. Попытка. Провал. Ко­готки заце­пятся за корягу. Папоротник поглотит меня с голо­вой. Некоторое время я буду изучать мир насекомых. Муравей, трудяга с бревном–со­ломинкой на спине, недовольно поворчит. Обойдёт сто­роной. Спасён­ный короед мрачно поинтересуется, по­чему я его отпустил. Посетует своей малой формой о невозможности прине­сти мне пользу. Комар по­пытается присосаться. Я убью его ударом клюва. Есть не хочется. Воды бы немного. Почувствую приближе­ние кого-то мох­натого...
     Но сейчас тихо. Тёплый ветер легко касается крон деревьев. Буд­то убаю­кивает. Стая засыпает. Враги только на земле. Я воз­вращаюсь к влюблённым третьего воплощения. Мне не свой­ственно зада­ваться во­просами многократ­ной жизни. Ни удивле­ния. Ни страха. Откуда-то из глубины Верховного Смысла до меня доходят мизер­ные знания при­чины. Ощущение плоти есть ощущение боли. У каж­дого она разная, но суть одна. Пережива­ния. Неважно какие. Ник­чемная обида или посттравматический синдром войны. Степени боли одинаковы. Про­сто важен толчок созидания. Свершения. Дви­жения вперед. Смерть есть переход на новый уровень сознания. Тот, кто смог преодолеть все этапы про­светления, способен закре­питься на следующем уровне. Двигать­ся дальше. Тот, кто струсил… Убежал от трудностей... Пряталс­я в окопе... Предпочёл обмануть и тем самым обогатиться... Изде­вался над слабыми и прогибался перед сильными… Тот опять возвращается в плоть. До тех пор, пока не поймёт, что жизнь скоротечн­а. Глупо растрачива­ет её на соблазны. На фальшивые ценно­сти. На удовольствия организма. Она и даётся такой ко­роткой, чтобы успеть разглядеть чёрное и белое. Срав­нить их по значимости. Полез­ности для себя. Помочь тем, кто падает вниз. Поверх своей гордыни. Через унижения. Через возможность одержать побе­ду над примитив­ными желаниями. Это ли не Вер­ховный Смысл жизни во плоти?

     Юношеские переживания относительно первой брачной ночи с Ариной резали мой мозг противоречиями. В тринадцать лет я по­нял: она станет моей женой. Мы даже дали клятву. В четырна­дцать, в эро­тическом сне, случилось непроизвольное семяизвер­жение. Мне кто-то сказал: нельзя заниматься ру­коблудием. Это существен­но навредит мужскому достоинству. Наступит привы­кание. Дегра­дация половых возможностей. Где частая эякуляция при­ведёт к бы­стротечному сои­тию. Без ласк. Без подготовки к трепетному сово­куплению. Без чув­ственного познания противо­положного тела. Сухо. Как свершившийся акт грязного зачатия будущего ребенка с генной деформаци­ей неува­жения к женщине. Я терпел. Крепился. Обливался ледяной водой. Тре­нировался спортом до полного изне­можения. Какие там половые из­вращения?! Страшно подумать! Рот дан человеку для поглощения пищи. Пря­мая кишка для вывода шлаков из организма. Люди... Раз­вратные и продаж­ные. Скатившие­ся к животным инстинктам. Рассматривающие похоть, как способ удовлетворения. Власти. Эти люди больны самой страшной болез­нью. Скудоумием. Груз негатив­ных эмоций и жестоких поступков никогда не отпустит душу наверх. Он вернёт его вниз, в новое тело. Круг за кругом. До полного очище­ния. Интернат. Второй класс. Обняв на проща­нье, детдо­мовская девоч­ка шепчет:
     — Я буду ждать тебя... Я буду помнить...
     Провожу рукой по голенькой костлявой спине. Внутри всё бур­лит.
     — Я вернусь!..
     Не вернулся. Её карие глаза растаяли в тумане времени. Оста­лась мечта помогать Справедливости...

     После свадьбы мы тихо сидели на диване. Обнявшись. Нежно поглаживая друг друга. Потом всё свершилось. Трепетные прикоснов­ения тонких паль­цев. Та самая граница близости, без кото­рой никто никогда не вкусит бар­хатной кожи девственности. Гра­ница целомуд­рия, открытая настоящим до­верием к мужу — муж­чине. Откровения. Секреты. Тесное сплетение горя­чих тел. Не на­игранное возбуждение. Готовность принести радость любимо­му челове­ку. За одну ночь мы проникли в тайны всего сущего. Жизнь ради жизни маленькой искры любви. Семени мироздания. Нашего буду­щего ребёнка. Я помню этот миг. В тот момент, когда испытываешь оргазм, от­ключаются все чувства тела. Исче­зают все мысли. Чистый пустой разум. Именно тогда приходит тот, кого вернули обратно. Да. Мы радуемся очередному члену общества. Но кто он? Гений или убийца? Мессия или диктатор? Узнаем спустя много лет. Ино­гда совокупность нового генного симбиоза умерщвляет младенцев сразу после рождения. Это зна­чит, что Высший разум рассмотрел в нём угрозу окружающим. Для родителей трагедия. Для вселенского масштаба возможность дальнейшего развития. Иногда ребёнок уми­рает от болезни или техногенных факторов. Недосмотр? Случай? Ошибка? Судьба? Увы! Воспитание пошло в другую сторону. Не на пользу, а во вред. Прежде всего ему.
     Вот о чём я думал, стоя перед окном. Арина уснула сладким сном.
     «— Мне не больно! А, подруги-то — дуры! Пугали...»
     «— Спи, моя радость.»
     Тёплое дыхание усыпило уставшее тело.
     Полная луна освещала двор. Улицу. Моё счастливое лицо. Но ра­дужные мысли поглощает страх. Что дальше? Выдержу ли я испыта­ние? Смогу ли обеспечить семью всем необходимым, и при этом остаться таким же, что и сейчас? Воспитаю ли сына? А, может, и нескольких детей? Как раз об этом предупреждали меня Седой и Бе­лобрысый. «Милые», «сердобольные» сосе­ди. «Надо встать на ноги... Получить высшее образование... Утвердиться в жизни как личность... Добиться стабильного и достойного зара­ботка…»        Удивительно, но когда они узнали о свадьбе, про­молчали. По лицам блужда­ли неопре­делённые улыбки. Привык­шие к их наставительно­му тону родите­ли поразились больше мое­го. За столом наши друзья усердно пили. Кри­чали «Горько!» И как-то неожиданно исчезли. Может, я был к ним не спра­ведлив?
     Оглянулся. Обнажённое тело жены притянуло магнитом. Не выдерж­ал... Она не пошевелилась. Не проснулась. Стыдно, но я так её лю­блю! С детства. С того самого мгновения, когда она мне за­лепила снежком в лоб. Иногда мне кажется, что весь мир сосре­доточился на наших отно­шениях. Явился придатком к осознанию радости...

     Утром мама и папа улетели. Полчаса до рассвета. Около гнез­да призем­лился старец Карук. Приземлился аккуратно. Ветка не покачну­лась. Как это вышло?! Мастер.
     — Кар тебе, Заха! Да прибудет надолго Птуш в твоём теле! Да из­менится твоя каркара в лучшую сторону! Как спалось? Небось, вопло­щения рассмат­ривал?
     — Познавал. Когда начнётся тренировочный полёт?
     — Через пару лун. Я прикрою тебя. Хотя... Мне каркается, что...
     — Да. Мой удел — полёт камня. Такова воля провидения.
     Карук потёр клювом кору. Устремил единственный глаз в сто­рону далёкого дуба, высоченного дерева в лесу. Застыл. Дождал­ся, пока первые лучи солнца коснулись верхушки. Наклонил го­лову на­бок:
     — Я откаркую твоих родителей. Каркну, что ты не готов.
     — Разве это правильно? Чему быть, того не миновать.
     — Поразительно слышать подобное из клюва птенца... Знаешь ис­торию про самого умного ворона? Кар-р-р! Из живущих на Зем­ле, ра­зумеется. Его родина Африка. Клювом и когтями он де­лает из щепки крючок и таким об­разом достает короедов из ды­рок дерева. Высший пилотаж!
     — Сие не признак ума. Самый умный тот, кто сумел выжить. Осо­бенно там, где это невозможно. Лучше каркни, что ты дума­ешь про круги жизни?
     Старец ответил не сразу. Рассмотрел причудливые узоры по­стройки гнез­да. Подправил вывалившийся сучок. Поджал одну лапу и стал по­хож на цап­лю:
     — Мне довелось быть попеременно мышью, лисой и женщи­ной Та­тьяной. Во времена далёкие. БезПтушные. Злые. Убийство счита­лось нормой. Я попал в круг беспрерывного перемещения. С каж­дым разом мне открыва­лась какая-нибудь истина. В период реаби­литации, когда решался мой оче­редной возврат, мне уда­лось соеди­нить все познания в одно. Окончательное. Я не открою тебе ничего нового. У каждого, кто умеет думать, познание уни­кальное. В одном экземпляре. Оно ни­когда не повторяется. Здесь зало­жен определённый смысл. Какой? Знаешь, чем отличается мудрый от гения?
     — Гений учится на опыте мудрого, который стал таковым за счёт дура­ков?
     — Интересная мысль... Подумаю на досуге. Тут ещё сложнее. Муд­рый умело использует все накопленные знания. Гений же придумывае­т новые. Так и я поступил. Вместо игры перевопло­щения предложил Высшему Смыс­лу остаться мне на пятьсот лет в теле во­рона.
     Я искренне удивился:
     — Ты защищён от всевозможных случайностей смерти?
     — Естественно. Глазом пожертвовал. Так каркнуть, закрепил предложе­ние. Тебе как воплощению Птуша это будет полезно знать. Существует одна общая каркара–судьба. Программа. Её цель заключе­на в совершенстве души. Но с одной каркаворкой. Она ста­новится Цельной путём личного осознания окружающего мира. Без посто­ронней помощи.
     — А как же кураторы?
     — Кар-р-р! Заха быстро развивается! Так и есть. Соглядатаи контролиру­ют подопечного ради его же блага. Заставляют думать и принимать соб­ственные решения. Как ты уже убедился, челове­ческая жизнь коротка. Но успевает посредством какого-нибудь случая раз­множиться на параллельные измерения. Те же Захар и Арина одноврем­енно существует в трёх мирах. Причём — посто­янно.
     — Так же, как и мы? Птицы и животные?
     — У нас другой удел. Помогать людям. Падшие души... кар-р-р! Глубоко падшие. Не в силах воплотиться сразу в тело младен­ца. При­ходится испыты­вать промежуточных два. Так каркнуть, дойти до нуж­ной точки прозрения.
     Вроде всё логично. Я так и предполагал. Согласен. Но, что-то в его откро­вениях не сходилось...

     Ночью меня замучило видение. Человечество создано как один огромный организм. Кем создано и какие Создатель пресле­дует цели, никогда и никем не будет осмысленно. Сознание будет беско­нечно крутиться вокруг да около истины. Контролируют нас Фильтранты. Кто-то приписывает им внеземной разум. Так называе­мые Ин­фильтранты. Но я понял: это не так (делать больше нечего инопланетя­нам!). Они везде. В коллективах. В компаниях. На предприятиях. В правительстве. Они постоянно теребят людей. Напрягают. Заставляют думать и принимать те ре­шения, которые участвуют в плане освоения мозга. Человек ле­нив. Эгоистичен. Пассивен. Ему неохота прила­гать усилия. Надо жертвовать време­нем. Отвлекаться от созерцания самого себя. Лишаться удоволь­ствий. Чаще же, вопреки личной неприязни, посту­паться в чью-ли­бо пользу. Это раздражает. Нервирует. Возник­ают психоло­гические срывы. Фильтранты так и говорят: не согла­сишься с мнением дру­гого, так и твоё пропустят мимо ушей. Заболее­шь!
     Они корректируют поступки. Следят за каждым шагом каждо­го. Их золо­тое время внушения — сон. Посредством моделирова­ния различ­ных ситуа­ций с участием родственников, друзей или врагов, полётов или падений, они в течение сна настраивают твоё сознание на «пра­вильный» утренний вывод. Почему и говорят: «утро вечера мудренее»... А чтобы никто не догадался, наприду­мывали множе­ство версий полезности сна. Что человек, мол, подсоз­нательно сам влияет на свою жизнь. Логичные толкования снов, сон­ники. Отдых мозга от проблем. Фантастическое «кино», любо–дорого по­смотреть. Но как только начнёшь что-то подозре­вать, появляются кошмары. Причём не какое-то там чудо–юдо из фильма–ужастика, а вполне конкрет­ное лицо обидчика из твоего детства. И ты просыпаешься в холодном поту...
     Фильтранты существа подневольные. Им приказывают — они вы­полняют. Внешность такая же, как у всех. Бытовая обстановка соот­ветствует общем­у плану воспитания подопечного. Но вну­три... Их тела могут быть со­ставлены из биомеханических тонких прибо­ров. Хотя при вскрытии ничем от человеческих органов не отлича­ются. Всё это игра. Игра Высшего Разума. Неприятно? Возмути­тельно? Да. Противно осознавать, что ты не волен в своих мыслях.
     Перед пробуждением я так и подумал. Но рассудил трезво: не бу­дет контро­ля — возникнет неразбериха. Мы не совершенны. Откровен­но примитивны. Это только мним себя сообразительны­ми. Умными. Те­шимся самолюбием. А наяву, выйдя на улицу, на­чинаем осу­ждать пер­вого встречного. Не в то одет, не так выгля­дит, не так по­смотрел, не то сказал. И тут же добавляем про себя: «Я бы поступил по-другому. У меня-то всё идеально!» Поэто­му-то и существует учение: «Не суди!» Хоть какой-то тормоз беспо­рядков. Фильтранты нашёптывают: вооб­рази человеческое тело. Присмотрись к райо­ну мозга. Куда уходит мыслительная энер­гия? Куда угодно, только не на развитие ума. Отсю­да потеря контроля над здоровьем и совер­шенством тела. Вместо того, что­бы научиться телепортироваться для быстрого перемещения в про­странстве, что поможет сделать больше полезных дел, ты от­сылаешь мысли на поиск возможности заработать виртуальные деньги, которые якобы принесут тебе сча­стье: спокойствие и уве­ренность в будущем. Время упущено. В тело проникают вирусы. Эпидемия. Рак. Тело не­разрывно связано с мыс­лями. Но их уже давно нет. Ты их разместил в мечту красиво жить. Молодость. Зрелость. Старость. Кладбище. А воз и ныне там. Никто не научил. Не просветил. Не показал наглядное от­личие пользы от вреда. И вот мы здесь. Рядом с тобой. Седой и Бе­лобрысый...

     Вскочил. Разворошил постель. Спохватился. Осторожно уку­тал Арину одеялом. Оделся. Спустился вниз. Растопил печку. По­ставил на плиту чай­ник с водой. Вот, значится, как?! Соседи, фильтранты. Как мило! Фильтру­ют мою жизнь. Но зачем? И что за система странная. Половина планеты жи­вые люди, половина — их согляда­таи. Чушь! Неужели никто из нас не способен сози­дать свою жизнь сам? И вдруг понял. Не способен! Усталость тела, которому надо постоянно выжи­вать, тормозит мысли. Теря­ется контроль над ре­альностью. Хочется расслабиться. Отвлечь­ся. В конце кон­цов, напиться и забыться. А вре­мя не стоит на ме­сте. Видоизменяется. Тре­бует твоего живого участия. Требует Ре­шения!
     Тьфу ты! Нет. Это просто сон. Я не уникум какой-то, чтобы меня просве­щать. Не гений. Тогда к чему мне знания? Может, спросить у Плаценты? За­гадочная женщина. Ходит в рубище. Во­лосы длин­ные. Седые. Что-то за па­зухой носит и рукой придер­живает. В пер­вом клас­се мне сказали: ума­лишённая. В пятом я столкнулся с ней, возвраща­ясь домой после уроков. Стоял на остановке рядом с цен­тральной пло­щадью посёлка. Скользнул без­различным взглядом. Когда с детства привыкаешь к чему-ни­будь необычно­му, то спустя время воспринима­ешь как норму. Она же, увидев меня, будто спо­ткнулась обо что-то. Поманила пальцем:
     — Внучонок... Переведи-ка меня через дорогу.
     Таким обилием машин, как сейчас, мы раньше похвастаться не мог­ли. Автобусы, спецтранспорт, сельскохозяйственные, пару мотоцик­лов на за­висть и восхищение, да пятёрка легковых част­ных автомоби­лей. Посмот­рел направо, налево. Пусто. Пожал пле­чами. Взял под ло­коть. Повёл, как пово­дырь ведёт слепого. И не сразу по­чувствовал, как она ощупывает мне руку. На другой сто­роне Пла­цента закрыла глаза. Быстро сказала:
     — Придёт время, и ты станешь известным!
     Во мне это не осело. Что я мог понимать? Но в седьмом классе столкнул­ся с ней опять. Всё повторилось. На этот раз мы разговорил­ись. Началась весна. Её рубище исчезло. Тёплая куртка. Орен­бургский платок. Валенки в калошах. И всё та же прижатая к гру­ди рука. Выпуклость привлекла моё внимание:
     — Скажите честно! Что вы там носите?
     Я здорово рисковал. Все, кто приставал к ней с подобным вопрос­ом, вне­запно заболевали ангиной. Нет, её не считали ведь­мой. Списы­вали на слу­чайность. Но тогда она ласково улыбну­лась:
     — Тебе, внучонок, отказать не могу. Скажу. За пазухой я ношу Зна­ния...
     Я узнал, что такое эзотеризм. Путь познания неочевидной сути мира. Па­раллельные миры. Измерения и пространства. Невиди­мые токи энергий. Вибрация мыслей. Узнал, что такое вера. Хри­стианство. Ислам. Буддизм. Десятки других конфессий. Узнал древних мысли­телей. Аристотеля. Цице­рона. Сенеку. Сократа. Платона. Узнал вечное противостояние между всеми течениями развития ра­зума. И так да­лее... Но поразило меня другое.
     — Ты не станешь экстрасенсом или медиумом. Целителем или яс­новидящим. Ты не совершишь сногсшибательные подвиги... хотя и бу­дут некото­рые фрагменты героизма. Также тебе не придётся ре­шать проблемы плане­тарного масштаба. Ты научишь­ся их ме­нять... Видоиз­менять. Это всё, что мне «разрешено» озву­чить.
     Мы подружились. Так и повелось. Три года я подбрасывал ей про­дукты питания, а она разрешала мне копаться в старых, заму­соленных книгах. Ино­гда спрашивал совета о том или ином ас­пекте мироздания. Плацента упорно отмалчивалась. Может, сего­дня что-нибудь скажет? Всё-таки тема куда бо­лее серьёзная, чем праздное любопытство...

     — …Для чего?
     — Что «для чего»? — удивлённо спросил Карук.
     — Создана жизнь.
     — О-о-о! Хорошая карка! Никто так и не смог ответить. Ответ спрятан за замком без ключа. В прошлом, дай Птуш памяти, бу­дучи женщиной, я про­никся идеей милосердия. Годы второго ты­сячелетия. Ходила по «жирным» людям. Просила милостыню для птен­цов–сирот. Сидела у одного в «рабо­чем гнезде». Спорила.
     — Каркай по-человечески. Я пойму.
     — Да? Попробуем... Сидела у одного богатого в кабинете. Спори­ла...

     — Таким образом, любезная Татьяна, мы не можем говорить о ра­венстве детей! Да. Ребёнок из детского дома и подросток, воспитывающ­ийся у соб­ственных родителей, — разные полюса. Но так ведь и знания им даются разные! Первому поверхностно. Об­щее. Второму — более развёрнутое. Род­ное дитя... Сами понимае­те... Это нормально.
     — Из ваших рассуждений вытекает следующее: безотцовщина подразу­мевает минимум просвещения?
     — Абсолютно верно! Посудите сами. Зачем? Психика от одиночес­тва на­рушена. В коллективе, как правило, много больных и неадекват­ных детей от алкоголиков, с генными и физическими де­фектами. По­чему же они должны учиться вместе с остальны­ми? Здоровыми. Пол­ными сил и свободы.
     Циничность, с которой он отзывался о детдомовцах, сильно раздра­жала меня. Я в очередной раз пожалела, что пришла к нему:
     — Как-то бесчувственно звучит.
     — От чего же? Как вы не понимаете?! Естественный отбор! Вообраз­ите себе на мгновение следующую картину. И те, и дру­гие учатся в общей шко­ле. Что происходит? Неимущие одеты плохо. Дешёвые ра­диотелефоны. Без компьютеров и ноутбуков, планшетов и андроидов. После учёбы возвраща­ются в общежи­тие. Питаются в об­щепите. У имущих всё наоборот. Как вы думае­те, такое несоответс­твие будет бросаться в глаза? Да они просто сой­дут с ума! На­чнут пси­ховать, во­ровать, ненавидеть...Так что комплектация в определённом месте опре­делённой группы людей — своеобразная защита от сума­сшествия!
     — Вы тоже вообразите. Наличие богатства не показатель одухо­творённости. Те, кто стоит у руля, обязаны заботится о тех, кто не име­ет такой воз­можности.
     Купец снисходительно усмехнулся:
     — Я никому ничего не должен. Я заработал деньги собствен­ным трудом. Во времена Перестройки взял в банке кредит. Открыл кооперат­ив. Крутился как мог. Во всём себе отказывал. Так почему же я дол­жен заботиться о дру­гих, если научился заботиться о себе сам?
     — Да? Вы где получили воспитание?
     — Ну, допустим... меня воспитывали папа с мамой. И что? Не по­нимаю. Это упрёк?
     — У вас была возможность развиваться. Семья, замкнутая ячей­ка. Роди­тели ограждают от голода, нищеты. Учат, одевают, обува­ют, пер­сонально водят в цирк, на каток, в кино. Одним сло­вом, за­ботятся. Не мудрено при этом вырасти со здоровой психи­кой и по­раскинув мозга­ми открыть свой бизнес. А вот комплекта­ция в опре­делён#ном месте определённой группы недоразвитых людей направляет меня на один вывод. Вам невыгодно их просве­щать. Вам нужны рабы. Обслуживаю­щий персонал. Те, кто регу­лярно приумножает ваш капитал.
     — Что вы говорите?! Замахиваетесь на всю систему развития циви­лизации! Если я начну «разбазаривать» свои средства напра­во– нале­во, то и сам останусь нищим. Это же азы бизнеса! У вас боль­ная голо­ва. Убирайтесь вон!!!

     — Я тебе прокаркал историю по двум причинам. Захар впоследс­твии бу­дет заниматься детскими домами. Причём незакон­ными методам­и. Во-вто­рых... Вполне возможно, жизнь создана ради прояв­ления милосердия. Вели­кий Птуш вдруг обнаружил, что несоверше­нен. Ему понадобился положи­тельный эмоцио­нальный фон. Для чего? Мы это­го никогда не узнаем.
     — Создатель не может быть недостаточным. Он Абсолют.
     — Откуда такая убеждённость? Ты прислушался к Нему? Он тебе что-то прокаркал на тему прозрения?
     — Говори со мной нормальным языком. Если мы предтеча появлен­ия че­ловека, надо пользоваться его речью.
     — Это сказал тебе Птуш?
     — Это говорю тебе я. «Ради проявления милосердия...» Чья вер­сия?
     Старец отжал лапу. Огорчённо попрыгал на месте:
     — Тяжело общаться с понимающими... Ну да. Мне так мнится. Мне так кажется. Слишком много несоответствий в мире. Люди всё осозна­ют, строят чистые планы будущего, хотят жить по-честному. Ан нет! Не выходит! Все­гда вмешивается его величе­ство случай. Всегда нахо­дится тухлый червяк, говнистый или на­глый, который одним махом перечёркивает добрые поже­лания. Откуда он берётся? Правильно. Птуш смоделировал то, чего у него нет, и пробует на прочность. При­думывает различные ситуа­ции шлифовки. Доводит до идеальности!
     Мне не хочется думать о Создателе как о начинающем скуль­пторе. Наши представления о Нём зиждутся на догадках. Предпо­ложениях. Можно ли во­обще рассматривать Его под углом рассу­ждений о миро­здании, созданном Им Самим? Да и есть ли Он? Мои «гля­делки» вари­антов жизни Захара уво­дят меня всё дальше от истинно­го положения вещей. История Карука о жен­щине и бо­гаче вызывает омерзение. У каждого своя правда? Недовольство другим? Находит себе оправдание? Нет. Что-то здесь неправиль­но. И ещё. С этого момента я «видел» продолжение только перво­го моего воплоще­ния...

…Она слушала меня молча. Ни разу не проявила никаких эмо­ций. Впервые я пришёл к ней домой. Раньше мы договаривались о встре­че на площади. Её взгляд блуждал по ветхому домику, со­стоящему из од­ной комнаты. Изо всех щелей тянуло ветром. Окна затянуты полиэти­леновой плёнкой. Железная кровать. Стол. Два стула. Шкаф. Полураз­валившаяся печь. Убеждение, что Пла­цента, эта мудрая женщина, живёт в лучших условиях, испари­лось как дым. Когда я закончил, она сказала:
     — Знаешь, какое Наставник несёт бремя ответственности? От пере­становки слов в предложениях, от расстановки ударения, от эмоцио­нального или вялого изложения доктрин можно жестоко ошибиться в учёбе. Повре­дить психику ученика. Ты понимаешь меня? Неважно, Как и Что сказать. Важно, чтобы он понял так, как понимает учитель. Ты следишь за моей мыслью? Хорошо. Ты хо­чешь узнать о фильтран­тах–кураторах? Послушать расшифров­ку твоего видения? Ты посчи­тал себя созревшим понять будущее? За­чем?
     — Ну-у-у, хотя бы потому, чтобы быть готовым к любым неожи­данностям.
     — Разве, зная о них, ты не будешь пытаться их избежать?
     — Вы правы. Буду. Тогда зачем...
     — Думаю, тебя подготавливают к чему-то важному. Ты молод. Простоду­шен. Ещё не познал горечь утрат и глубину разочарова­ний. Весь мир тебе кажется бесконечной сказкой. Но детство ушло. При­шло время сомнений. Не волнуйся. Все через это про­ходили. Всем мо­лодым грезится сила правды. Собственной прав­ды. Глав­ное...
     Она замолчала. Прикрыла глаза. Беззвучно зашевелила потрескавш­имися губами. Руки, покрытые вспученными венами, как из­вилистая сетка дорог автострады, беспрерывно оправляли подол пла­тья.
     — Что «главное»?
     — Не останавливаться. Лучше всегда сомневаться, чем ста­вить жирную точку. Всегда помни о непостоянстве вещей. В за­висимости от возраста они имеют обыкновение изменять форму и значе­ние...
     Мой путь пролегал через лес. Я специально выбрал длинную дорог­у, что­бы обдумать её слова. Как и прежде, Плацента сказала не много и не мало. Таков стиль общения. Но понял одно: Седой и Бе­лобрысый — не те, за кого себя выдают. Бывали дни, когда их сове­ты моим ро­дителям меняли всю жиз­ненную линию. Отго­варивали или, наоборот, настаивали на поездках. Сове­ты покупок той или иной одежды. Дошло до того, что отец и мать не начи­нали какое-нибудь дело, прежде не об­судив с ними детали. Словно околдо­вали! Я никогда не видел их боль­ными. Будто за­говорённые. Оба военные пенсионеры, но никогда не справляли свои праздники и никогда в их домах не появлялись родственни­ки и знакомые. Остальные сосе­ди по улице придерживал­ись ша­почного знакомства: здрасти–до свидания... Что же это? Фильтранты?! Надо бы попробовать их раз­говорить. Если не получитс­я, сбе­жим с Ариной в другой город. Пусть ищут!
     Дома чрезвычайное происшествие. Папа вознамерился перело­жить печку и заехал себе топором по лбу. Только что уехала «ско­рая по­мощь». Страда­лец сидит у открытого окна. Голова перебин­тована. Вы­ражение лица об­речённое. Пришёл его млад­ший брат, мой дядя. Ку­рит. Негромко сетует на неосторожность.
     Сажусь рядом. Закуриваю. Они замолчали. Смотрят, как я пус­каю кольца. Пришли Седой и Белобрысый. Потекла неторопливая беседа о технике без­опасности. Предложение пригласить профес­сионального печника. Дядя смеётся. Полушутя–полусерьёзно посы­лает их нах... Сами справимся. Не ма­ленькие. Папа просит за него прощение. Объяс­няет, у брата на всё своё мне­ние. С детства посту­пает, как левая нога захотела. Соседи сочувственно ки­вают. Сету­ют. Тяжело, мол, иметь в братьях такую яркую индивидуаль­ность. Не по-родственному.
     Я начинаю хохотать. Медленно съезжаю с завалинки на зем­лю. Кот Зна­харь фыркает. Вскакивает в стойку. Наконец до всех дохо­дит, что их разго­вор похож на перепалку клоунов в цирке. Присо­единяются ко мне. Папа просит не смешить. Голова раска­лывается.
     Поднимаюсь к себе наверх. Скоро придёт Арина. Надо при­браться. Вспо­минаю видение. Обдумываю слова Плаценты. Но как-то вскользь. Не за­остряю внимание на советы. Может, она права? Мы, молодые, не особен­но-то прислушиваемся к старшим. Зачем? Нет. Действительно. Зачем? Мельк­нула мысль. Пропала. Ну и что? Вот и «кураторы», обычные пенсионеры. Какие к чёрту фильтранты?! Бред! Накрутил сам себе. Надо обладать силою Высшего Разума, чтобы менять судьбы людей...

...Старец Карук улетел. Каркнул, на слёт старейшин. Будут ре­шать во­прос переселения в северную часть леса. Деревья там тол­стые. Выдер­жат любую бурю. Я успел крикнуть ему вслед, что бури не будет. Под гнездом возникло несколько громких голосов. Пятеро людей кого-то искали. Один из них раз­глядел мою торча­щую голо­ву. Хотел влезть. Гневный вскрик девушки:
     — Не делай этого! Что ты, птенцов не видел?
     — Не-а. Говорят, птичьи яйца полезны для желудка...
     Двое других парней и ещё одна низкорослая девица схватили его за плечи и хохоча потащили прочь. Защитница вытерла пот со лба. Ушла вслед за ними. Я облегчённо перевёл дух. В позапрош­лый раз двое ре­бятишек пыта­лись сбить гнездо камня­ми, в прош­лый какой-то юноша, вообразив себя Ро­бин Гудом, стрелял из лука. До стре­лялся до того, что одна из стрел верну­лась и воткну­лась ему в бед­ро. Дикий вопль переполошил весь лес. Всем по­казалось, что насту­пил армагеддон.
     Прилетели папа с мамой. Принесли двух гусениц. Зелёные. Рогат­ые. Бу­дущие бабочки. Я столкнул их вниз. При моих знаниях сложно жрать себе подобных. Не исключено, что прежде я был не только че­ловеком, а, может, и насекомым. Родители ничего не ска­зали. Улетели.
     Мой мир, мир великих иллюзий… В нём все друг друга едят. Иначе ты останешься голодным и умрёшь. Правило развития, рав­новесие же­лудка. Равновесие бесконечного кровообращения. Имен­но так устроен мозг Все­ленной. Мой мозг. Мозг птенца. Птицы. Мне открылся Вер­ховный Смысл бытия. Полнота пусто­ты.
     Что есть Вакуум? Пространство вокруг ума. Как только я его запол­ню, перелечу выше. На тонкую ветку. Гибкую. Изящную. Инкрустиров­анную начальной корой свежести. Утончённых вы­водов. Но сейчас я сижу здесь. В наспех построенном гнезде. Временном. На грубом и корявом сучке. Птуш возьми! Чувствую, аллегория ста­нет моим коньком!
     — Твой вид говорит о падении в расщелину каркары, — раз­дался над ухом тихий кар Карука. За размышлениями я не заме­тил его при­лёта. Кладёт на дно двух слизней:
     — Привёз тебе поклевать. А то совсем отощаешь. Откушай, Заха! Сейчас за водой слетаю.
     Слизни вкусные. Впитывают в себя среду обитания, как человечес­кий пылесос. Пыльцу растений. Микроэлементы земли. Влагу берёзо­вого сока. Птицы из-за них устраивают целые баталии. Птуш возьми! Скоро буду мыс­лить людскими понятиями? Уже мыслю.
     Карук влил мне в клюв родниковую свежесть.
     — Благодарю. Право, не стоило...
     — Ишь! Вежливый какой! Слёт решил остаться на месте. Карк­нул всем твоё пророчество. Вон, смотри! Сидят вокруг. Ждут твоих изре­чений.               
     Огляделся. Старцы расположились на кронах соседних дере­вьев. Положе­ние тел — знак вопроса. Сухие. С протёртыми кры­льями. Из­битыми клюва­ми. Сточенными когтями. Дряхлые по­следним падение­м вниз. Зато мудрые опытом. Правда, молодые их не слушают и не будут слушать. Юные Захары существуют везде. Навсегда. От грудно­го мо­лока до первой серьёзной шиш­ки на лбу. Первого боле­вого шока разо­чарования. Первого осознан­ного уни­жения инфан­тильной увереннос­ти.
     — Зачем ты им сказал про меня?
     — Оракулы в нашей популяции рождаются раз в тысячу лет. Ну? Что там дальше у твоего «продолжения»?
     — Юношеский максимализм.
     — О-о-о! Стадия грубости. Обширного «всезнания». Навер­ное...
     — Да. «Я умнее всех!»

...Попробовали стоя. Не понравилось. Невозможно одновременно дви­гаться и напрягать ноги. Арина закуривает вместе со мной. Смеётся:
     — Ты как кролик. Быстро, но часто. Мама говорит: мальчик до­рвался до секса!
     — Как мило... Хорошо, хоть вся улица не знает, как я быстро кон­чаю... Мля! Ну и язык у баб! Не говори ей ничего. Мне непри­ятно... И что она ещё звездит?
     — Быстрый спуск... — ухмыльнулась. — «Слалом». Послед­ствия онаниз­ма. Член привыкает к руке. Сознание — к быстрому удовлетво­рению. Воз­никает привыкание. Психика требует наси­лия. Спонтанно­го и резкого сои­тия. А что? Так и происходит.
     — Но тебе же приятно!
     — Просто ты меня приучил. Я же не знаю, как у других.
     — Брось! То же самое. Пацаны травят...
     — Хватит своих друзей–извращенцев приплетать! Своё мне­ние пора иметь. Это блуд и грязь!
     Я стал медленно опускать её на колени:
     — Блуд — это партнёры на стороне. Оттуда же и грязь...
     Должно быть, она права. Я и сам чувствую какой-то непорядок в нашем сексе. Сумбурность. Скоротечность. Позывы похоти. Но по-другому не умею. Хочется удар в мозг. Ни о чём не думать. Хочется власти над нежным телом. Вчера так сильно сжал грудь, что на ней до сих пор пятна. Арина за­лепила пощёчину. Про … вообще молчу. Хо­дит, широко расставив ноги. Нет-нет, а во вре­мя близости просит сама. Ну да. Приучил.
     Ушла, загадочно улыбаясь. Чёрт! Надо что-то делать. Её роди­тели нена­видят моих и меня. Грозят пожаловаться в школу и по­селковое правление. Короче, пахнет побегом. Возьму у предков сбереже­ния. Она у своих. И — адью! Ищи ветра в поле! Страна большая. Схронов много. Чайники! Неуже­ли они не понимают, что у нас ис­кренние чув­ства?! Любовь!
     Мысли постепенно вернулись к ночному видению и Плаценте. При­ятно осознавать свою будущую известность. Утру всем носы! Сто раз пожалеют, что не слушали меня! Взрослые, мать их за ногу. А-а-а-а, плевать! Завтра сбежим.
     Спустился. Догнал любимую:
     — Приготовься! Утром жду тебя в пять часов на нашем месте.
     Облегчённо вздохнула. Нежно прижалась:
     — Наконец-то! Всё готово.

     Электричка уносила нас в неизвестном направлении. Решили осесть в трёхстах километрах от дома. Напротив расположился не­казистый мужичок. Глазки хитрые. Одет небрежно. Скользнул по нам оцениваю­щим взглядом:
     — Вывалились из гнезда? Вот и правильно.
     Нервно:
     — С чего вы взяли?
     — Нутром чую. Давайте ко мне в бригаду. Каменщиками. (На­звал город) В семейную общагу поселю. Паспортов не надо. По ним вас быстро вычис­лят. Небось, ещё и восемнадцати нет?
     Как мы не держались, но покраснели.
     — Эх! Молодо–зелено! Счастливое время. Ну так что?

     Приняли хорошо. Окружили вниманием и заботой. У Арины рос живот, у меня авторитет. Работал как вол. Доказывал всем свою муже­ственность. Подсобник. Учебный комбинат. Третий разряд. Спу­стя год у самого подсоб­ник. А когда вытащил из-под падающего под­дона кир­пича нашего благоде­теля, выбился в ге­рои. Пропечата­ли в га­зете. При­шли письма от родителей. Мы к тому времени рас­писались. Жена от­ветила. После родов сына они прие­хали всей гурьбой. Обни­мания. Слёзы. Дядин лёгкий подза­тыльник. Трога­тельное прощение. Женское кудахтанье. За рюм­кой примирения роб­кие уговоры вернуть­ся. «Мы вам помо­жем»... Смеёмся. Мы уже взрослые! Здесь на подхо­де кварти­ра. Денег — разве что куры не клюют. Я «выплёвы­ваю» всем в лицо:
     — А вы нам не верили?! Тоже мне, родители!..
     Понурые. Согласные. Плач расставания. Кураторы и Плацента всё дальше. Это просто сон. Мы любим друг друга. У нас сыниш­ка. Всё меняет­ся. И мы вместе со всеми.
     Возвращаясь с работы, наткнулся на пёстрое чудо современно­сти. Перед магазином на картонной подстилке сидел безногий че­ловек. Го­лубой берет. Новомодный американский камуфляж. Пропи­тое лицо. Гитара в руках. Над­рывно кричит:
     — Эх, Афган! Мой Афган! Навсегда ты со мной!
          Поднимайся, братан! Мы поедем домой...

...Карук смотрит вниз. Первых птенцов выталкивают из гнёзд. Кто-то летит сразу. Кто-то падает. Кто-то падает и взлетает. Раз­нокалиберные стаи при­крывают. Дрозды, воробьи, синицы, лес­ные голуби, куропат­ки, малиновки, галки, сойки, дятлы. Гвалт. Советы. Сквозь папоротник пробираются пуши­стые комки хищ­ников.
     — Коты заявились, — поясняет он. — Наших не жрут. Не при­нято. Хотя и бывает иногда. Вон! Видишь полосатого? Это Зна­харь. Твоё следующее воплощение. Кот Захара.
     — Красивый.
     — Мы все красивы. Смотря с какого ракурса посмотреть. Высоч­айшее искусство — уметь «видеть». Не только многообразие жиз­ни. А мелочи мира, из которых он состоит. Толстая гусеница буду­щего ма­хаона ползёт вверх по дереву. Слепой её жрёт, летит дальше. Зрячий жрёт, успевая заме­тить плавные изгибы колец тела, соединённых эла­стичной плёнкой. Познаёт движение. Проникает в суть Верховного Смысла. Раз за разом расширяет кругозор. Стано­вится частью сущего. Поэтому-то и «видит» прекрасное в уродстве. Знает его изнутри. Я тебе не надоел?
     — Слушать полезнее, чем говорить... Подтолкнёшь?
     — Рано. Я откаркал твоих родителей. Убедил не возвращаться до вечера. Тем более Знахарь уже сыт. Со своим другом Чихом возвраща­ется домой. Кар-р-р! Захар, значится, уже кирпичи кладёт?
     — Преодолел стадию юношества. Сомнамбулизма. Мир меня­ется к чёр­ному цвету. Грядут войны.
     Карук смотрит на меня немигающим глазом:
     — Всё путём. Так будет всегда. Построил дом, посадил дере­во, ро­дил сына и... взял в руки автомат. Последнее звено круга...

                Глава 2

     Спустя семнадцать лет афганец–шурави уговорил меня встре­титься с Вербовщиком. Начался очередной Кавказский излом. Требовались контракт­ники. Личная подпись согласия умирать. Бригада разбежа­лась. Капитализм платит гроши. Аванс добро­вольного сума­сшествия отдал Арине. Глаза враз­лёт. Мгновенно сообразила:
     — За войну?
     — Цыц, женщина! Сына в институт определи.
     Из комнаты выходит родное чадо:
     — Смешно слушать людей, сбежавших из дома. Может, поз­волите ре­шать самому?
     Переглядываемся. Соглашаемся:
     — Ты прав. Решай сам. Только, не самообманись.
     — Через год пойду за тобой. Там встретимся...
     Жена тяжело опускается на стул. Красивая, созревшая женщи­на. Тихо плачет. Тайком утирает слезы. Она привыкла, что всё в доме ре­шаю я. Зна­чит, так надо. Значит, семья должна пройти ге­роический па­фос патрио­тизма. Не того, где наши деды защищали родину. А того, где платят за игру пере­кройки мира. За игру в солдатики.

     На таких войнах всё просто. Одел форму, готов прикрыть жир­ную задни­цу толстых погонов. В стране неразбериха, можно «от­сосать» эн­ную сумму долларовой крови. Торговля оружием, про­виантом, меди­каментами, жизня­ми. Добровольцы уничтожают спирт, их сажают в яму трезвости. Меня по­ставили охранять. Уже побывал в двух «за­чистках». Вместо боевика, кото­рый, казалось, выскакивает навстречу из дома, застрелил беременную жен­щину. Пока втроём разбирались, что к чему, попали под миномётный огонь. Только я один и выжил. От дома одно воспоминание оста­лось. Пыль. Куски мяса. Пахло поче­му-то духами Шанель и сушёными яблоками. Успокоился. Так или иначе она всё равно бы умерла. Пришло подкрепление. Загнали бое­виков в «зелёнку». Вертушки утюжили их три часа. Пилоты передали: «Кро­шево!..» Сходили. Проверили. Так и есть. Десять повстанцев вместе с семьям­и. Вповалку. У детей выворочены животы. Ну, значит, жди ме­сти. Горы от­рыгнут возмездие. Запросили подмогу. Окопались. «Трезвяки» про­сят выпу­стить.
     — У меня приказ. Хватит орать!
     — Ты, мля, больной что ли? Щас в атаку мляди пойдут! Дай хоть ствол, сука недорезанная!
     — Ща у самих, уродов, яйца отстрелю!!!
     Заткнулись. Из люка клубы табачного дыма. Когда крутишь само­крутку, представляешь деда во времена Великой Отечествен­ной. Всё повторилось. Но я чувствую: они готовы вступить в бой. Он назревает. Давит неизвестно­стью. Наступает оглушительная тишина. Прибегает лейтенант:
     — Захар! Дуй на высотку к старшине! Боевики обходят их справа! Ща жахнут минами! Отступайте к нам. Бе–гом!!!
     Но последние слова упираются в спину. Промедление смерти подобно. По камням особо не попрыгаешь. Два раза упал. При­клад ударил в лицо. Терплю. Только бы успеть! Мелькают лица Арины. Сына. Всё чаще. Чётче. Я погружаюсь в их глаза, как в зыбучий песок, куда попал в детстве, заблу­дившись в лесу. При­рода тянула на дно. Я не знал, что нельзя дёргать­ся. Запаниковал. И этим ускорил погруже­ние. Старый охотник вытащил за шкир­ку... Так и сейчас. Что-то тянет вниз. Предчувствие смерти? Страх? Неужели всё?!
     Вбегаю на высотку, а там рукопашный бой. Боевики бесшумно под­ползли. Прыгнули с кинжалами сверху. Тактически верно. Оператив­ный про­стор. С высотки мы как на ладони. Пятеро паца­нов погибли сразу. Старшину не взяли. Два года войны. Мастер ножа. Последнего из восьми нападавших я заколол в спину.
     — Бери пулемёт! — кричит старшой. Глаза навыкате. Рот переко­шен. Гимнастёрка в крови. — Прикрой слева!!!
     Я хочу ему сказать, что надо отступать. Что мы окружены. Язык не пово­рачивается. Автоматически бегу влево. Над брустве­ром появ­ляются головы в зелёных повязках. Длинная очередь. Позади рвётся граната. Волна бросает меня к стенке окопа. Кура­торы–фильтранты! Уй вам!!! Я выживу!
     Всё кончено. Тащу старшину на спине. На шее два автомата и пу­лемёт. Хер­ня! По тридцать кирпичей таскал. В ауле ещё хуже. Нас ата­ковали со всех сторон сразу. Лейтенант убит. «Трезвяков» разнесло в щепки. Моя вина...

...Тело непроизвольно мочится. Птичьи мозги превратились в солдат­ские.      Карук укоризненно качает крылом:
     — Учись отключаться. Всегда помни: видения не твои. Пока не твои. Жа­лость — плохой спутник развития. Почему? Ты все­гда на­деешься, что тебя кто-то пожалеет, и потому становишься слабым...
     — Это ужасно!
     — По-человечески.
     — Ты прав, старец. Птуш несовершенен. Любое здравомысля­щее суще­ство, обладающее силой созидания, никогда не позво­лит его раз­рушить.
     — Не торопись судить. Твой взгляд на мир...

     Ты покупаешь книгу... В ней чистые листы. Тебя уверяют в искренн­ости... Наносят удар в спину. Ты веруешь в Бога... Священ­ник, не ра­ботая, вкусно ест, сладко спит, разъезжает на дорогой иномарке, строит дачу не хуже чем у олигарха. Законы созданы для тех, кто их создал. Для остальных — пособие рабского суще­ствования. Твоего ребёнка сбивает пья­ный водитель. Насмерть? Хорошо. Не насмерть? Инвалид мучает тебя и себя, проверяет со­весть и терпение. Сосед сверху превратился в слона, пры­гает до утра, наклал на твой сон, как в унитаз. Получаешь зарплату ку­пить кушак для поддержания штанов... Если живёшь в клетке, твой взгляд на мир — взгляд из-за решётки. Никогда! Никогда твоя психика не будет здоровой. Что бы тебе ни го­ворили друзья, родные, врачи, телевидение, идеология и правитель­ство, ты уже болен.
     Ты спокоен. Потрясающе спокоен. Завтра платить за ипотеку, плаз­менный кинотеатр, бытовую технику, мебель. Тридцать про­центов по­даришь банку. Ты умён не по годам. Расчётливый. Ра­циональный. Ты сама твердь земли. Да. Упал на колени. Зато подобрал идею...
     Красивая жена. В постели распутна, на людях скромна. Мол­чалива. По­корна. Хозяйственна. Дети ухожены. Послушны. Сам себе завиду­ешь.
     Ты признан в обществе. Гений. Создал новую философию. По-прежнему Монолит. Сердце шалит. Пирамидон. Опять в бой. Ты смел. Выползаешь из клетки. Видоизменяешь решётку. Красишь. Сохнет. Шкуришь наждачной бумагой озарения. Покрываешь амальгамой вы­вода. Меняешь рисунок яче­ек. За плечами после­дователи. Повторяют движения. Поклонение. Гордость. Ты всё чаще устаёшь. Где-то вдале­ке кто-то издаёт тихий неправильный звук...
     Инфаркт. Реабилитация. Ты в седле. Поразительно живуч! Человеч­ество преклоняет голову. Двое–трое удивлённо оборачива­ются на далёкий непра­вильный звук. Ты смеёшься с издёвкой. Звук абсурден. Скрипуч. Попытка сдвинуть решётку с места?! Кто-то что-то тащит. Большое. Громоздкое. Опускается туман. Звук где-то рядом. Перестал скрипеть. Шумит. Шумит так же, как шумел у тебя. Вскидываешь бро­ви. Всё повторяется?! Учени­ки пропадают в тумане...
     Ты стар. Слаб. Дети и жена в белом мареве тумана. Никого во­круг нет. Никого, кроме твоего творения. Ласково протираешь ржавые пру­тья. Былая слава утешает. Тишина. Откуда-то дует ветер. Сквозь серо-белые клубы про­ступают очертания чего-то гигантского. Звук стал грустным, но прекрасным. Ты слеп. Одеваешь очки. Изумлённо вгля­дываешься в до боли знакомые контуры. Тебя. Того тебя. Тебя моло­дого. Над тобой нависла чья-то совершенная клеть...
     Если ты живешь в клетке, твой взгляд на мир — взгляд из-за решёт­ки...

     — ...взгляд из-за прутьев гнезда.
     Карук перепрыгнул на ветку выше.
     — Легко осуждать то, что не твоё. Не пройденное. Не пережи­тое.
     Мне тяжело. Верховный Смысл хохочет в морду. Проще про­стого поста­вить клеймо на чужой ноше. Ты дотащи свою. Испы­тай её тя­жесть, полез­ность или никчемность груза, наконец... когда почувству­ешь весь идиотизм дороги, найди в себе силы сбросить «мешок» в пропасть...

...Мы пошли на прорыв. Противник не ожидал наглости. Бросил­ся в погоню. Что ни час, то перестрелка. Я склонился над старши­ной.
     — Захар... Сколько нас?
     — Пятнадцать. Трое раненых.
     — Сержанты есть?
     — Никого. Я один остался. Патронов с гулькин нос...
     Его измождённое лицо, передавленное болью раздробленной голе­ни, сла­бо улыбнулось:
     — Ни... ничего. Ведь мы же — русские... Где наши?
     — Километрах в десяти. Ущелье выводит к базе. Это я хорошо по­мню. Боевики на хвосте.
     — Надо кому-то остаться прикрыть...
     Оглядываюсь на солдат. Все молодые. В копоти. Прячут глаза. На­верное, всё бы отдали, чтобы попасть домой. Подмигиваю:
     — Не дрейфь, бойцы! Оставьте мне половину того, что у вас есть.
     Набралось сотни три патронов. Половина цинка к пулемёту. Одна граната РГ-5. Одна оборонительная. Кто-то подкинул пачку сигарет. Тихо сказал:
     — Специально для такого случая...
     Сели в круг. Закурили. Говорить не о чем. И так всё ясно.
     Я беру в руки сапёрную лопатку. Окапываюсь. Земли почти нет. На зубах скрипит пыль. Немеет солнечное сплетение. Уча­щённое дыха­ние. Оборачи­ваюсь. Остатки взвода уходят всё дальше, вниз по уще­лью. Раненые стонут. Назойливые мухи. Чёрт возьми! Откуда они здесь в горах на такой высоте?! Борода­тые боевики. Камуфляж. Лив­чики–разгрузки, забитые запасными обоймами. Оружие иностранного производства. Глаза безумные. Колотые белой смертью, порошком ра­дости рая. Выстрелы сли­ваются с эхом прокля­тых скал. Вы останетесь до скончания вре­мен. Меняются люди. Меняются идеологии. Меняет­ся вера. Всё, кроме вас. Бесформенных. Холодных. Гото­вых смести камнепа­дом или снежной лавиной с лица земли это гнилое без­умие!...

...Вечер. Папа с мамой милуются на фоне заката. Близки мне до по­следнего пуха. Стая засыпает. Первый пробный полёт птиц по­терял одну четверть мо­лодости. Никто не сожалеет. Это нормаль­но. Карук хотел спасти праправну­ка. Его подобрал какой-то му­жик. Принёс до­мой. Завёл своего сына на зад­ний двор. Привя­зал птенца веревкой за лапу к стойке дровяного сарая. Заря­дил пневматическое ружьё:
     — Стреляй! Я научу тебя выживать!
     Одиннадцатилетний сын крепится. Слёзы рвутся наружу. Мама с бабуш­кой учат любить мир. Животных. Звёзды и солнце. Учат пони­мать чужую боль.      Отец другого мнения:
     — Пойми! Это женщины. Их не отправят на войну. Их не бу­дет из­бивать пьяная компания. Их не будут унижать сослуживцы. Вы­растешь. Уйдёшь из дома. Что тебя ждёт за воротами? Неиз­вестно. Когда тебя поставят перед выбором, ты не будешь коле­баться... Стре­ляй!
     Первый шаг обратно...
     — Проза Птуша, — пряча слёзы, каркнул Карук, улетая скор­беть к себе в гнездо. — Люди придумали игрушку под названием «выживать!» Прикрыва­ются ею где только можно. Оправдывают­ся перед окружающими, им громко хлопают в ладоши. Прощают. Они и забывают...

     Мой мир, мир духовных свершений. В нем есть место мило­сердию... На­бежали тучи. Хлынул дождь... Расстояние между жизнью и смертью волнует тех, кто в начале пути. Всё-то кажется ра­дужным. Безоблачным. Идеальным. Но по прошествии времени появ­ляются морщины. Жизнь-то, оказывается, — не поле перейти.
     Поражает борьба духовности и равнодушия. Постоянно ставят перед вы­бором совершения противоположных поступков. О некотор­ых последствиях знают. О других догадываются. И всё рав­но получа­ется по-новому. Неожи­данно. С печальным результа­том... Почему про­зрение наступает только перед смер­тью? Значит, можно очиститься ещё при жизни? Это что? Изо­щрённая насмешка небес? Осознание вселенской боли грехов? Неправда!!! Можно говорить о чём угодно, но прозрение через боль озлобляет!
Ветер меняет траекторию падения капель. Они дружно освежают мои устав­шие глаза. В открытом пространстве заблудившаяся ре­альность. Там, за го­ризонтом, прогрессивное человечество тщет­но пытается встать с колен. Здесь оно ползает, как пресмыкающее­ся, гадюка. Лишь бы нажраться безот­ветственного секса, чревоугодия, водки. Разложить жопу перед интернетом, за­сунуть башку в виртуальный мир наслажде­ний. А потом искрен­не пла­каться перед иконой:
     — Господи! За что мне такое наказание???
     — За глупость жить как все...

     Меня зовут Заха. Когда никто не слышит и не видит, мать зовёт меня Ха­рушка. Я всё вспомнил. Я молод. Всё, что изложено выше, в моём сумбур­ном сознании, есть признаки юношеского максимализма. Ничего обо всём. Всё ни о чем. Мысль скачет по истинам, как моё тельце по ветке (в смысле: когда научусь ле­тать). Впереди вся жизнь. Никого не слушаю. Зачем? Я страшно умён. Если часто думать об од­ном и том же, потеряю драго­ценное время. А ведь так много надо успеть! И прежде — стать взрослой птицей! Познать высоту и даль! Познать вертикально ходящих!
     Что я думаю о людях сегодня? Они делятся на три типа.
     Первый. Правило наслаждения: не напрягаться.
     Направление движения моего развития — Нирвана. Все философс­кие доктрины — пустой звук. Все мыслители — извращенцы разума. Моё тело покрыто татуировкой. В носу кольцо. В ухе кольцо. На бро­ви кольцо. На губе кольцо. На пупке кольцо. В заднице... правильно, кольцо. В мозгу... хм... тоже кольцо. Я окольцованный. То есть избран­ный!
     Моя одежда: кожано–металлические заклёпки (верх), провисаю­щие на заднице рваные джинсы (низ), ещё ниже — сня­тые с пьяного дембе­ля ар­мейские ботинки. Это клёво!
     Родители — отстой!
     Занятие: посиделки около расписной (и многократно «обде­ланной») сте­ны. Прослушивание супер–музыки в стиле панк рок. Курение, ды­шание, обалдение, дегустация допингов, полно­ценное ничегонедела­ние в процессе неподвижного поиска в игро­вых стимуляторах сетей интернета... Это круто!
     Общество делится на лохов и избранных. Первые пашут. Мы, то есть высшая каста просветлённых, изучаем повадки лохов — для того, чтобы ими управлять. Это выше чем «круто»! Круче только звёзды в моём совер­шенном сознании!
     Второй. Правило жизни: работать.
     Направление движения моего развития — комфорт. Без него я ноль. Один плюс один — уже два. Видите, как всё просто? Я под­считываю, следовательн­о существую. Если я богат, значит, из­бранный. Если бе­ден — положу всю жизнь на то, чтобы стать бо­гатым.
     Моя одежда: костюм–тройка, кожаное пальто от известных ку­тюрье, ко­жаная обувь. Это удача!
     Родители —неудачники (бедные), уважаемые (богатые).
     Занятие: круглосуточный поиск возможности заработать как можно больше больших и малых денег, обновление интерьеров в модных сти­лях. Это фортуна!
     Общество делится на тунеядцев и серьёзных людей. Первые балде­ют. Я, то есть серьёзный, — обеспечиваю себя и свою се­мью всем необходимым. Это высоко! Выше только Петр Ивано­вич, у которого есть «Бентли»! Проблемы цивилизации? Не моя забота.
     Третий. Правило объяснения: молчание.
     Направление движения моего развития — философия. Все преды­дущие доктрины — заблуждение. Мой мозг покрыт паути­ной поиска истины. В руке курительная трубка. В другой — перо просвещения. Естественно, я из­бранный!
     Моя одежда: тога Сократа, туника Фрейда, сутана Папы Рим­ского, майка и трусы под ними. Это аллегория!
     Родители: если признают во мне гения, я им расскажу, как жить дальше. Если не признают, значит, не достигли того уровня развития, чтобы постичь мою мудрость.
     Занятие: изобличение старых трактатов и на их платформе со­здание Но­вейшей философии, которая, несомненно, перевернёт весь мир. Это глубо­кий смысл!
     Общество делится на меня и невежественных неучей. Я скорб­лю о них. Они, к сожалению, заблудились...
     Так или иначе, и скорее всего не так, как предполагаешь. (Юноше­ский афоризм. Сказать нечто умное. Всем и себе непо­нятное) Я при­шел к выводу: люди считают себя Небожителями. Они летают выше, чем мы. А когда пада­ют и разбиваются, винят кого угодно, кроме себя.
     Снова пришёл Карук в образе женщины...

     Небожители встречаются нам ежедневно. Только выходишь в го­род, как мимо проносится дорогой «Мерседес» по лужам. Об­ливает с ног до головы: знай своё место, олушуня!
     В универсаме стоят в кассу с таким видом, будто делают всему миру одолжение. На улице на дороге ведут себя нагло. Беспар­донно. В госдуме, в кино и на телевидении, в медицине — везде, где пахнет зо­лотом — они на­тягивают на лица различные маски значимости, за ко­торыми, увы, проница­тельный человек видит пустоту безразличия. И упаси Боже попасть к ним на приём! Остатки человечности, ещё сохранившиеся каким-то чудом в ва­шей душе, могут исчезнуть навсе­гда...
     — Здравствуйте! Вам назначено?
     Стеснительно, чувствуя себя не в своей тарелке:
     — Мне к «владыке»…
     — Так вам — назначено???
     — У нас согласовано...
     — Ясно... — берёт в руки корпоративную трубку. — Алё, шеф! К вам ка­кейя-то чудачка! (Именно «какейя-то». Интригую­щие начало... Хорошо, что не мудачка).
     — Заводи! А-а-а, «святая просительница»! Что? Опять будешь го­ворить о детских домах и больницах?
     — Буду. Я прошу немного. Купить в клинику патологии новорож­денных одну барокамеру. Для вас две тысячи долларов — смешная сумма, а вчера умерло четыре недоношенных ребенка.
     — Так–так... Ага! А я тот самый мессия, который спасёт мир?
     Небожитель встал. Важно прошествовал ко мне. Заглянул проникн­овенно в глаза:
     — Почему этим не занимается правительство?
     — Государственные средства подотчётные. Пока дойдут до потре­бителя — рак на горе свистнет. Потом, там воруют. Согла­шайтесь! Эта акция добра усилит ваш пиар! Осветим в прессе. У меня там знакомые.
     Он хитро усмехнулся:
     — Согласен. Тогда и ты сделай мне одолжение.
     — Какое? У вас и так всё есть!
     — Встань на колени. Расстегни мои брюки и...
     — Но ведь это аморально... Некрасиво... Мне надо срочно найти средства на барокамеру. Ещё трое детей умирает...
     — За всё надо платить, дорогуша! Пять минут — и деньги в карма­не!
     — Разговор идёт о жизни и смерти, а вы хотите получить извращённ­ый секс и при этом будете считать, что сделали полезное дело. Разве это по-че­ловечески?
      Он сел в кресло. На мгновение задумался:
     — По-человечески... Жизнь и смерть... Извращения... Вы толь­ко и ждёте, что мы начнём заниматься спонсорством. Лишь бы самим ниче­го не платить и при этом остаться незапятнанными?! Оглянись! Мы создаём фирмы не для того, чтобы деньги, как ли­стопад по осени, сы­пались на вас, бедняков! Мы так выживаем! А если ты не встанешь на колени, так и нечего слезу из меня выдав­ливать...
     Я, «какейя-то» чудачка, землеползующая «святая», олушуня, пре­красно осознаю: у каждого своя правда и ложь. Небожители забрались так высоко, что ничего не видят, кроме облаков достат­ка и разврата. Сидя на «копях царя Соломона», ослеплённые блеском, они никогда не увидят нищеты. Как сказал Конфуций: «Глупо считать, что богатые принимают тебя за своего»...
     Медицинский прибор так и не купила. И вообще больше не появля­лась в клинике. Медсёстры боятся заводить собственных детей. От страха увидеть в своём ребёнке эмбрион размером с ра­диотелефон. Здесь каждый день уми­рает от пяти до десяти малы­шей. Барокамеры есть, но устаревших моделей. В учреждении постоянная текучка кад­ров. Никто не выдерживает психоло­гического прессинга. Такого на­смотришься, что не удивительно, когда к ве­черу персонал бродит по коридорам полупьяным. Главврач смотрит на это сквозь пальцы. Старый, умудрённый опытом че­ловек с лицом, похожим на безжизненную маску восковой фигу­ры, и сам заскакивает сюда всего два раза в день...
     Часто с тоскою смотрю на фешенебельные небоскрёбы. Разве со­весть по­купается и продаётся?

...Светает. Тучи уходят вдаль. Стая просыпается. Я всю ночь не со­мкнул глаз. Пожалуй, люди делятся на два типа. Умные и глу­пые. Все остальные лишь производные от первых двух в разных вариантах. Но глупые — не глу­пые. Просто не хотят думать. Ведь надо напрягаться. Жертвовать временем. Свободой! Жиз­нью!
     Захар оказался не таким...

     В фильмах показывают затяжные бои. В реальности он скоро­течен. Успе­ваешь выпустить обойму, как противник отступает. Группируется для ново­го броска. Ищет удобное место для атаки. Если не получается, идёт на пере­говоры. Ну, это редко...
     Страх перед смертью приводит тело в повышенную боеготов­ность. Мозг работает, как компьютер. Всё лишнее отсекается. Одна мысль: выжить! По­том... накатываются воспоминания. По­том... приходит все­ленская уста­лость. Хочется спать. Спать так долго, чтобы проснуться без боли за погиб­ших то­варищей. Вот из чего состоит посттравматиче­ский синдром...
     Я не помню, убил ли кого-нибудь. Стрелял во всё, что движет­ся. Менял позиции. Возвращался в своё первоначальное укрытие. Хохо­тал. Плакал. Что-то кричал. Боевики не могли продвинуться вперёд. Моя позиция пере­крыла им путь. С боков скалы. Отсту­пили бы, плю­нули бы, вернулись бы назад. Нет! Горцы. Не позво­ляет гордость.
     Обстреляли гранатомётами. Пулемёт разлетелся на куски по­корёженного металла. Поднялась стена пыли и мелких камней. Оско­лок угодил в ногу. Уколол антишок. В какой-то момент по­нял: ране­ние в голову. Немое. Ниче­го не чувствую. Нащупал раз­рыв кожи. Перебинтовал как мог. Руки в крови. Думал ли я о смерти? Интерес­ный вопрос. Каждый в бою уверен, что его ми­нует чаша сия, а ранят или убьют другого. Тайное и постыдное желание. Обычная психопа­тия войны. Нет. Я не думал о смерти. Сперва мечтал, что полувзвод дойдёт до базы и ко мне придёт «вертушка» спасения. Спустя полчаса, когда начал экономить па­троны, а боевики это поняли и стали подполз­ать ближе, думал о последнем выстреле себе в рот. Уж очень не хоте­лось попасть под нож и выглядеть растерянным и униженным. Через час я на­чал терять сознание. Ненадолго. Секунды на три–четыре... Или мне так ка­залось? Автомат нагрелся. То ли патрон переклинило, то ли в затвор попала грязь. Выкинул. Взялся за штык–нож...
     Очнулся в палате. Лепной потолок. Далёкие голоса преврати­лись в близ­кие. Появились запахи лекарств, кисло–сладкого гипсового пота, сырости, спирта и смерти. Если бы знал, что про­веду здесь полгода и насмотрюсь по­хлеще того, что видел на войне, застрелился бы ещё там, в начале боя...

     — Научился абстрагироваться от его страданий? — каркнул Карук. — Вижу. Уже не мочишься. Похвально. Давно здесь сижу. «Наблю­даю». Захар­кины видения... я бы сказал... неустойчивые. Клокочущие душевной болью.
     — В госпитале он научился воспринимать мир сном. Как в детстве. Когда случайно попал в интернат.
     — Ух! Ты и до него «добрался»?
     — Пока нет. Не могу никак понять: в чём смысл моей памяти? Вот я всё вспомнил. В скором времени сам себя сожру. Буду ко­том. Попа­ду под маши­ну. Воплощусь в Захара. Не вижу логичной связи между нами. Переплетение каркары всех троих даёт мне только визуальные образы. Как будто смотрю человеческое кино. И что?
     — Ты являешься генным накопителем. Архивом. В своё время твои зна­ния всплывут в его мозгу как решение проблем. Думаю, Верховно­му Смыс­лу нужны выводы. Птичьи. Кошачьи. Какие угодно. То есть взгляд со сторо­ны. Только представь себе на миг, как это здорово! Лю­бую ситуацию «про­смотреть» со всех ракур­сов?! Кому ещё выпадет такая удача?
     Соглашаюсь:
     — Неплохо придумано. Тогда, пожалуй, буду тщательно всё запо­минать и раскладывать по полкам.
     — И выводы не забудь...
     Старец улетел за водой. Родители куда-то пропали. Лучи солн­ца на­гревают лужи и влагу ночного дождя. Над лесом поднима­ются облака пара. Из гнёзд выталкивают птенцов. Из кустов пи­щат вчерашние. Мелькну­ла пара кошачьих хвостов. Но, в це­лом, тишина. Утро только занимается. Пахнет озоном. Да. Я стал чувствовать мир по-человече­ски. Наверное, в этом и за­ключена моя прозревшая участь. Быть чело­веком страшно!

     В койке инвалида две страсти. Воспоминания детства и спирт. Между ними консилиумы врачей. Заумные лица, латинские ска­зания, позы научных авторитетов и обречённые вердикты: меди­цина бессиль­на... биопротезы в разработке... принтер 3D... Зачем я выпустил из рук автомат?
     Сегодня на обед курица. Румяные окорочка. Будто насмешка над лежачи­ми. А баба Роза, повариха со стажем советской кухни, имела свой психоло­гический подход:
     — Радуйтесь! Вы хотя бы живы, а они аккуратненько и скром­но ле­жат себе полёживают рядом с рисом.
     Палата ржёт. Разрядка. Все знают, что в стакане вместо киселя вод­ка. На обратном пути сбора пустых тарелок Роза оглядывается на дверь. Подливает из-под полы. Приговаривает:
     — Васеньку помяните...
     Будучи военным советником, её муж погиб во Вьетнаме. Эвакуиров­ал де­ревню, на которую наступали американцы. Много на­рода и жив­ности. Пока все собрались, их почти окружили. Пол­ковник остался прикрывать. Его не могли выбить оттуда пять ча­сов. Целая рота сол­дат и три вертолёта.    Голо­ворезы до этого со­жгли два посёл­ка. Наси­ловали. Убивали стариков и детей. И ни­где не встречали от­пор. Оди­нокий и бессмертный стрелок создал види­мость бесстрашно­го гарни­зона. В конце концов на него на­травили авиацию с напалмом, а затем над поверженным телом начали пировать.
     Вьетнамцы отвели свои семьи на безопасное расстояние. Под по­кровом ночи вернулись обратно и всех подчистую вырезали. После того случая до самого конца войны янки не совали носа в район. Дела прошлого. Никто не верит. А я верю. Баба Роза это прочувствовала. Частенько заходила ко мне на рюмку памяти.
     Через месяц боли прошли. Нога не сгибается. Сухожилия одеревен­ели. Стиснув зубы, я начал борьбу. Каждые два часа делал массаж. Че­рез силу сгибал колено. Миллиметр за миллиметром с потом и ма­том. Нога постепен­но оживала.
     Тем временем госпиталь жил своей жизнью. Выписывались счаст­ливчики. Сводили счёты с кармой отчаявшиеся. Приходили генералы. Полупья­ные и хрустящие новой формой. Раздавали на­грады. Мне до­стался Орден Муже­ства. Ночью обмывали. Без эмоций. Без аплодис­ментов. Без слов...
     Уже тогда я стал понимать. Всё, что нам рассказывают в СМИ, кни­гах, мемуарах, выступлениях правительства — ложь. От нача­ла до конца. Патрио­тизм заканчивается одиночеством калеки. Тело ещё можно кое-как подправить. А память? Никогда. Или та­кая картина... К безногому лейтенан­ту пришли родители:
     — Мы тебя не бросим, сынок...
     — А где жена?..
     Помялись, помялись...
     — Ушла...
     Ночью кровь из вены опрыскала белоснежные одеяла. Вот, значит­ся, контраст...
...Всё чаще в сон просачивается время самостоятельного детства, огра­ниченное стенами интерната. Нас ещё двадцать четыре. Бро­шенные. Подкинутые в корзинах. Алкогольные аппендиксы ли­шения родитель­ских прав. Тихие. Буйные. Не по годам муд­рые. Всякие.
     Не помню, как её звали. Детдомовская девочка. Сидели рядом. Серьёзно говорили о свадьбе. Вырастем, поженимся. Она уже не хоте­ла детства. Она хотела всем доказать, что у неё в семье к ребёнку бу­дут относиться по-чело­вечески. И это мнение разделя­ли почти все два­дцать четыре. Директор Таи­сия Николаевна не выдерживает. Отвора­чивается. Плечи вздрагивают. Глу­хое рыда­ние.
     Выборгский район. Приморск. Каток. Я впервые встал на коньки. Арина на время вылетела из головы. Тащу за собой «бу­дущую жену». Она смеётся. Падаем. Лежим на льду на спине. Смотрим в небо. Из ре­продукторов несёт­ся: «Где же ты, милая? Где, где, где? В Вологде...»
     А здесь тихо. Далёкие звёзды. Месяц убегает от рассвета. По­сле катка всю группу привели в костёл. Меня поразила органная музыка. Высокий ку­пол. Напряжённость. Неестественность. Фе­тиш. Пародия на Божествен­ность. Вот такие мы осознавали исти­ны...
     Когда меня приехали забирать, я подвел её за руку к родите­лям и спокой­но сказал:
     — Она едет с нами.
     Представляю какой они испытали шок...

     Старец Карук вытирает крылом мои слёзы:
     — А ещё воплощение Птуша! Сочувствовать тоже надо уметь.
     — Безумие! Умственное помешательство!!!
     — Не более, чем родиться. Не впадай в крайности. У каждого свой уро­вень боли. Вот вчера я плакал над правнуком, а сегодня радуюсь его перево­площению. Он «ушёл» дальше.
     — Не велика ли цена прозрению?
     — В самый раз! Бездонная пропасть разочарования укрепляет душу. Де­лает её чище. Повышает степень сопротивляемости невзгод­ам. Вообрази себя с безоблачно-солнечной жизнью? Слу­чись малей­шее несчастье — и ты сойдёшь с ума. Лучше периоди­чески испыты­вать кратковременную пустоту, чем получить её од­ним ударом. Так и устроен путь взросления. Однажды...

     На ежегодной выставке в Гавани, где освещали ноу–хау в сфе­ре строи­тельства, я сделала ещё одну попытку. Уворачиваясь от рук те­лохранителей, пробилась прямо к его телу. Увидев меня, «владыка» поморщился. Хотел от­вернуться. Да не тут-то было. Твёрдо ухвати­лась за рукав:
     — Всего пять минут!!!
     Амбалы схватили меня за ноги. Стали отдирать. На нас начали огляды­ваться люди. Он понял: скандал может просочиться в прессу. Где-то в конце павильона засуетились телевизионщики. Гаркнул на спецов:
     — Оставьте нас! Чёрт с тобой! Пять минут у тебя есть. Сердобольн­ая ты моя. И погоняло-то себе прикинула?! «Святая проси­тельница»... Тьфу, мля! Ну? Какие на этот раз придумала причи­ны? Как у Гоголя? Дети? Как боль­ные мрут, как мухи?
     — Хотите заработать?
     «Владыка» захлопал глазами. Саркастически сострил:
     — Каким образом? Усыновить десять сирот, а ежемесячные посо­бия от государства вкладывать в бизнес?
     — Не смешно. Я изобрела голографические полы. Объёмные, све­товые и звуковые. Вот! Полюбопытствуйте!
     Вытащила из портфеля три образца, размером с альбомный лист:
     — На лаковой основе. Посреди комнаты или кабинета залива­ется слой толщиной в сантиметр. Размером два на три метра. В плоскость монтируют­ся различные фигурки с фосфорическими элементами. Например, морское дно. Затонувшие корабли, сунду­ки с золотом, во­доросли, разноцветные оби­татели океанов. Когда входишь в помеще­ние, включаешь свет. Из встроен­ных репро­дукторов несётся шум волн, скрип такелажных снастей шхун, кри­ки чаек. Создается иллюзия морского берега с видом на дно. Смотрите!
     Поводила образцом перед его лицом и одновременно включи­ла имита­цию звуков на смартфоне.
     — Ух, ты! — восхищённо воскликнул он. — Похоже! И для чего это?
     — Для релаксации. Вся жизнь на нервах. Вокруг масса без­мозглых идио­тов. Приходишь домой или уединяешься на работе. Садишься по­среди «океана» в кресло. Расслабляешься. Погружа­ешься в первоздан­ный мир за­рождения жизни. В голове возни­кают образы непостижи­мого и в то же вре­мя до боли знакомого ощущения большого космиче­ского взрыва антимате­рии, с видо­изменением которой по пути разви­тия Вселенной отправился че­ловек.
     «Владыка» онемел. Глаза расширились. Нервно облизнулся:
     — Однако же, композиция! Тебе бы книжки писать... Э-э-э-э... И как это делается технически? Лак. Фосфор. Пропорции. Коли­чество материалов. Из чего фигурки? Сколько стоит оборудова­ние? Вред­ность выделений лаковых запахов? Ты это просчитала?
     — Продумала и на себе испытала. Лак безвреден. Технологию не расска­жу. Только за деньги. Вы же любите деловой подход? Запатен­туете. Налади­те производство. От заказчиков отбоя не бу­дет. К тому же пиар. Имя. На весь мир прогремите. Новые голо­графические полы! Прорыв в будущее!
     Лицо медленно превращается в морду гончего пса:
     — А ты далеко не дура! «Святая просительница» Татьяна. Ну-с! И сколь­ко стоит твоё ноу–хау? Извини за прошлый раз, когда склонял тебя... ну ты понимаешь. Думал, ты такая же «соска», как все бабы.
     — Забыла уже. Вся технология до мельчайших подробностей запи­сана на флэшке. Цена — сто тысяч долларов. И желательно сразу!
     — Ну-у-у... Надо сперва консультации со специалистами про­вести. Целе­сообразность. Доход. Перспектива. Анализ. Заявку в патентное бюро отпра­вить. Оборудовать помещение. Обучить персонал. Нала­дить монтаж. На всё нужно время...
     Рассмеялась прямо ему в нос:
     — Вы думаете, я больная?! Встаньте на моё место. Где гаран­тия, что за это время вы меня не облапошите? Раскроете секрет изготовле­ния и попро­сту мне не заплатите?
     Он невозмутимо пожал плечами:
     — Определённый риск присутствует. Но и ты пойми! Я же не могу поку­пать кота в мешке! А вдруг что не так, сорвётся? Ты уверена, что в мире нет ничего подобного?
     — Только в Финляндии мозаичные полы на цементной основе. До меня им, как до Луны.
     «Владыка» задумался. Прошёлся несколько раз взад-вперёд. Я всей ко­жей чувствовала, в каком темпе крутятся его мозговые шарики. На­конец, остановился передо мной. Открыл борсетку. Вытащил толстую пачку долла­ров:
     — Пятьдесят тысяч, и никаких гвоздей! Идёт?
     Моя суть возликовала. Я специально завысила цену и рассчи­тывала имен­но на эту сумму:
     — Идёт! Вот образцы. Вот флэшка. Вот мой номер телефона. Зво­ните, если возникнут вопросы...

     — Неужели получилось?! — обрадовался я.
     Старец Карук почесал лапой бок. Нагнул голову вниз:
     — Сперва и мне так показалось. На седьмом небе от счастья. Пока ехала домой, все пятьдесят тысяч по детским приютам в уме раскида­ла. Но не всё так просто, как видится. Как поняла позже, сработал ре­флекс бедняка. Жила от зарплаты до зарплаты. А тут манна небесная оптом свалилась! Всего мгновенно захоте­лось прикупить. Одежды, косметики, бытовой техники, всякой комфортабельной мишуры. И что вышло? Нельзя сразу испыты­вать на себе удар огромного количества денег! Нельзя сразу при­нимать на себя огромную дозу просветления! Надо постепенно увеличивать привыкание. По крупицам. Это касается и современ­ных войн. Нельзя посылать в бой мо­лодых солдат. Не об­стрелянных. С одной только памятью детства и юности. Нуж­ны кадро­вые военные и контрактная основа. И чем всё кончи­лось? Когда спо­хватилась, больше половины потратила. Разрыда­лась. Помчалась в детский дом. Одела один класс в спортивные костюмы. Накупила спортив­ных аксессуаров и инвентаря. Своди­ла в дорогое кафе вместе с воспитателя­ми. Да только ещё хуже сделала. Остальные классы в мо­мент озлобились. Зависть. Повальное воровство. Драки. Скандалы. Вплоть до Собеса и поли­ции. Вот к чему вся эта благотворительность привела! Хотела-то луч­ше, а получилось как всегда. Есть такое прави­ло: идёшь к кому-нибудь на детский день рождения пяти–семи лет и знаешь, что там ещё двое детей того же воз­раста — купи подарки всем троим. А то проблем не оберёшься... По­том бро­силась всё своё накуп­ленное продавать в два раза дешевле... Потом беспро­светный душев­ный надлом... Алкоголь... Случайная связь с собутыль­ником... Бере­менность и... Ну, это совсем другая история. Теперь, надеюсь, ты по­нял?
     — Лучше периодически испытывать кратковременную пусто­ту, чем по­лучить её одним ударом...

     Баба Роза привела санитарку. Свою внучку. Молоденькую со­всем. Восем­надцать лет. Поступала в медицинский колледж. Не прошла по конкурсу. Глаза большие. Как два синих океана. Лицо и фигура точё­ные. Будто скуль­птором слепленные. Особенно мне понравились икры. Чуть ли не совершен­ные. Может, в моём представлении, зало­женном с детства икрами и внешно­стью ма­тери. Может, каждому из нас прививают идеал женской красоты со­ответственно моде современ­ности. Но я почему-то вздрогнул. Почувствовал, что с появлением Даши в госпитале для всех на­ступили другие времена.
     Сперва за ней бросились ухаживать профессора. Затем моло­дые врачи. После — весь мужской обслуживающий персонал. Больные стойко держали нейтралитет. Понимали. Такой красави­це не нужны психически нездоровые инвалиды. Такому алмазу нужна достойная оправа. Никому и в голову не могло прийти, что девушка предназнача­лась мне. Повариха основательно внушила ей мою исключительность. «Герой! Прикрывал взвод. Положил кучу бандитов. Здесь все плачут­ся, вешаются, режут вены, хлещут водку... А он борется за свою жизнь регулярным массажем и скоро встанет на ноги! Значит, имеет харак­тер. Волевой. Пробивной. За таким, как за каменной сте­ной будешь! Ну и что, что старше в два раза? Сама знаешь какая нынче мо­лодёжь. Поматросят и бросят. Не нагулялись, видите ли! Брюхо надуется. Кому ты, кроме меня, с ребёночком нужна будешь? Захар надёжный. Сын уже взрослый. А жена к нему не ходит. Бросила, стало быть. Квартира у тебя от родителей есть. Пенсию ему назначили нормаль­ную. На троих хватит. И с мозгами всё в порядке. Бывает так лихо фразы закрутит. Заслушаешься! Чего ещё надо?»
     Всё это я узнал спустя время. Даша защищалась. Дело не в воз­расте. Дело в чувствах к человеку. Той самой невидимой и же­ланной искорке обоюдного влечения. Как разряд током. Как удар молнией. Если она не пробежит, то и жизнь вся насмарку. Но, вз­глянув на меня, потеряла голову. Не знала, как подступиться. Я её пугал и притягивал зрелостью. Неподвижными глазами (с её слов: живыми и настоящими). Она сторонилась моральной зави­симости от меня. Осознавала, что придётся отказаться от своих фантазий и жить но­вой реальностью. Борьба длилась недолго. Любовь затянула неопытное сердце в омут страстей.
     Как-то утром на моей тумбочке появилась ваза с цветами. По­левые неза­будки никак не вязались с унылой атмосферой палаты, и мы вчет­вером удивлённо взирали на это чудо. Интуитивно мол­чали. Казалось, скажешь слово, и они исчезнут. У раненых об­острённое чувство реаль­ности. Всему, что тебя окружает, припи­сываешь потаённый смысл. Усматриваешь преду­преждения или знаки судьбы. Михалыч, вер­толётчик, тяжело вздыхает:
     — Красота-то какая! Так и видишь себя в поле под Рязанью. Эх! Попаду ли туда? Лечь. Вздохнуть запахи пареной травы. Над тобой майские жуки, стрекозы, пчёлы. Двигаются. Жужжат. Жизнь продол­жает свой путь... А мы здесь. Без ног и без рук... За­хар! Кто-то в тебя втюрился.
     — Ага. Баба Роза.
     Ржут. На миг всплывают образы лица и фигуры поварихи. Слоно­подобная стать. Круглые щёки. Ну, и доброта бесконечная. Куда же без неё?
     Стали гадать, кто. На второй месяц лечения я узнал необыч­ную но­вость, перевернувшую мои представления о женщинах. То ли такой тип, то ли правда. А некоторые из них по ночам удовле­творяли боль­ных. Из жалости. Из справедливости. Или таким об­разом вселяли на­дежду на выздоровление. Кому-то покажется гадким. Противореча­щим догмам религии. Приличию. Но на мой взгляд, это духовная жертвенность. Величие рассудка. Многие здесь забеременели и вышли замуж за калек. Многие приобрели бешенство матки. Половую ненасытность. Нимфоманию. Каж­дую неделю меняли парт­нёров. Судить можно разно. В каждом случае ситуации обусловлены инди­видуальной особенностью женского характера. Невостребованной внешно­стью. Уровнем интеллектуального развития. Пониманием изломан­ной пси­хики синдрома войны.
     Соседи по палате перебрали всех «ночнушек». Даже тех, кто перио­дически приходил к ним. И опять упустили Дашу, прозван­ную русал­кой. Для нас она являлась недосягаемой вершиной счастливой мирной жизни за окном. Вся Военно-медицинская академия, от ректора до дворника, ломала голову над истинной причиной её появления. Уха­живание за такими, как мы, рабо­та не для слабонервных...
     «Ночнушки» пытались и ко мне подкатить. Я отшучивался. Не из-за Ари­ны, супружеской верности и так далее. Просто мне не­приятно, когда меня касаются без любви. Животный секс удел фауны. За что они прозвали Заха­ра чистоплюем. Как раз эта по­следняя капля в золо­том кубке «крутого муж­чины» подтолкнула бабу Розу к действию.
    Я уже ходил с костылями. Тихо радовался, что освободил сани­тарок от утки и судна. После массажа отправился курить на об­щий балкон. До зав­трака полчаса. Стояла безветренная весенняя погода. Атмосфера нашёпты­вала необъяснимую грусть. Тонкое, ненавязчивое предчув­ствие чего-то необыкновенного. Позади скрипнула дверь. Кто-то встал за спиной. Я обер­нулся, намере­ваясь автоматически кивнуть куриль­щику, и разинул рот. Гла­за в глаза, почти моего роста, на меня смотре­ла Даша. Внезапная бли­зость вскружила голову. Непроизвольно отсту­пил. Она приблизи­лась. Лицо по­переменно краснело и бледнело. Мой голос дрог­нул:
     — Ты... ч-чего здесь?
     В мозгу суммировались фрагменты памяти. Даша с двумя мед­сёстрами слушает мой рассказ про мою эпопею корреспондента. Ажио­таж газетной кухни, где все друг другу завидуют и ставят палки в колёса профессиональ­ной деятельности. Встречи с героя­ми статей и очерков. Общественный от­клик в виде хвалебных и ругательных писем... Даша вместо бабушки разво­зит обед. Я в этот момент разглагольствую о женской верности. Соседи встав­ляют реплики ненависти. Я защищаю. Оправдываю. Иногда соглашаю­сь. Она не спешит в следующую палату. Прислушива­ется, закусив алые губы. Как бы невзначай подкладывает ещё один кусок мяса... Даша вос­хищённо смотрит на меня, когда я вскользь озвучиваю мечту помогать дет­ским домам... Даша заска­кивает вечером. У бабы Розы день рождения. При­слала литр ко­ньяка и копчёности. Пока все желают всего– всего, она кладёт мне под подушку вязанные носки. Я киваю. Передай огромное спаси­бо. Краснеет. Убегает...
     Мне становится не по себе. Жизнь приучила молниеносно реагиров­ать на обстоятельства. А здесь растерялся. Начал тонуть в её синих глазах. Синих, как те незабудки. Или они ярко-голубого цвета неба? Не помню. Даша неу­мело прижимается, всё так же не отрывая взгляда. От неё исходит юная све­жесть. Та самая, что за­ставляет зре­лых муж­чин забывать, из чего состоит рассудок. Ис­ходит тёплое, по­чти горя­чее дыхание. Мои руки осторожно сжи­мают хрупкие плечи. Дрожь. По пальцам струится энергия жела­ния. Не только соития. Больше, тре­петного познания целомудрия. Откровенности. Ощущения далёкой Арины. Но здесь всё удвоено и утроено. Заточено до острия скальпе­ля...

     Прилетели родители. Галантно раскланялись с Каруком. Посудачил­и о дожде и буре. Мельком глянули на меня. Улетели.
     — Поручили мне тебя просвещать, — сказал старец. — Я им кар­каю, ты и так пространство осознаёшь. Просто иногда надо подкоррек­тировать зна­ния. Определить их значимость или беспо­лезность. Вот: наглядный пример Захара. Сколько горя принесли человечеству спонтанные эмоции?! Сколько разрушенных семей и судеб. Подда­ваясь безотчётному чувству, смело пры­гали с горы страсти. А ведь ле­тают-то условно! Внутренне!
     — У него сработал рефлекс одиночества, разбавленного памя­тью послед­него боя и госпиталем. Кар-р-р! Не подумай! Я не за­щищаю его! Делаю вы­вод...
     — То-то и оно, что защищаешь. Первый грех человека — обоснов­анное оправдание своему поступку. Всему найти логичную причину. Желательно ту, которая покрасит вспышку эмоций в бе­лый цвет.
     Карук уставился на неосторожное насекомое. Упрямая гусени­ца ба­бочки–двуглазки передвигалась к вершине. По пути прогло­тила ми­кроскопическую личинку. Довольно рыгнула и запнулась, завидя глаз старца. Попят­илась. Заметалась. Карук рассмеялся. Если, конечно, можно назвать его искажённый карк смехом. За­могильным голосом за­шипел:
     — На макушке дерева, как ей казалось, заключён весь смысл сча­стья! До­статочно доползти, и тебе откроется перспектива го­ризонта. Где-то, далеко ли, тишина и спокойствие разбавляли го­речь души тон­кими проблесками ра­зума. «Это проза, — думала она. — Поэзия, ждёт меня наверху!»
И продолжала ползти. Подлетали птицы. Она прикидывалась суч­ком. Везде­сущие муравьи предлагали спуститься в муравейник и скормить­ся матке. Изображала больную. Майский жук потыкал в неё клешня­ми. Буркнул: «То­щая!»
     Она ползла. Там, на вершине, ждет её свобода. Там, на верши­не, не надо думать о еде. О тепле или холоде. О всём тленном и бренном, о чём так на­стойчиво вещают кукушки.
     «Там всё золото мира! Я буду коконом. Я стану таким, как птица. Два дня жизни, и — вечность!»
     Извилистая кора поражала причудливыми линиями. Природа поила про­хладными каплями росы. Ветер таинственно шелестел листьями.
     — Я буду совершенной!
     Сёстры–гусеницы говорили ей:
     — Вершина не есть истина! Познай подножие. Рассмотри зем­лю. Вкуси соки родников и нектар цветов. Только тогда ты превратишься в бабочку–двуглазку.
     Но она ползла.
     На самой верхней ветке, где ещё можно увидеть закат солнца, вздох вос­хищения готов был сорваться с губ... как её собрался скушать сидя­щий на сучке старый ворон...
     — А-а-а-а-а! — в страхе закричала гусеница. — Я всё поняла!!!
     Отлепилась от коры. Свернулась в кольцо. Покатилась вниз.
     — Великолепно! — восхищённо захлопал я крыльями. — Наглядн­ое отображение мудрости!
     — Увы! — печально изрёк Карук. — Не всё, во что веришь, может прине­сти тебе счастье. Очухавшись от падения, она на­зовёт его чудес­ным избав­лением и опять пустится в крайности. Стремление обрести пустые знания погубят её. Надо знать, какие получать. И — как. Этому может научить старший товарищ, а не ошибки глупцов.
     — А он учит на основе своих?
     — На почве приобретённого опыта. Не того, что у Захара. Тридцать семь лет не показатель. Ты доживи хотя бы до шестиде­сяти. А потом делай выво­ды. Сейчас он воспользуется невинной девушкой, а спустя годы будет каять­ся. Жалеть её и себя. Свою безумную спонтанность, основанную на телес­ном влечении.
     — Мне кажется, невозможно отказаться от любви женщины. На­сколько я понял, нет ни одного мужчины на земле, который отвернётс­я от искренних чувств! От них вспыхивает и его любовь!
     — Общепринятая иллюзия. Как я тебе и говорил, обоснован­ное оправда­ние. Неужели он не понимает, что своим возрастом и дефор­мированной пси­хикой сломает ей жизнь?!
     Наверное, я «прикипел» к себе–Захару. Почему-то был уверен, что он по­ступает правильно. Соответственно моменту. И не­медленно воз­разил:
     — Не согласен! На каком основании строится ваш вывод?
     — Предыдущих размышлениях. Когда появилась Даша, он не по­чувствовал к ней ничего, кроме обычной оценки её внешности. Так?
     — И что? Любовь не может быть у всех одинаковая!
     — Увы, мой маленький друг! Воплощение Птуша! Любовь всегда одна. Обоюдная!

     Мы целовались до одурения. Заперлись в процедурной. Она уже не сооб­ражала, что делала. Легла животом на стол. Задрала халат. Спу­стила труси­ки. Что-то «лопнуло». Брызнула кровь. Приглушённый вскрик. Её орган ока­зался редким. Труднодоступ­ным. Про такие гово­рят «мышиный глазок».
     — Я хочу научиться всему. С тринадцати лет мечтаю. Одна­жды отец вы­шел из ванны разгорячённым. Этот стоит до пупка... Как у тебя... Затащил мать в спальню. Я подсмотрела. У меня чуть сердце из груди не вырвалось. Как заворожённая. Потом та­кие сны стали снить­ся... Готова была на всё! Ба­бушка, когда напьётся, обучала теории. Смешно! Мама молчала. Ей, видите ли, стыдно меня просвещать. А Роза такие подробности осветила... дух захватывает. Ещё хочу!
     И я сажаю её сверху. Упругая грудь, два гандбольных мяча. Спина гиб­кая. Ягодицы плотные. Я недолго терпел...

     Наша тайна умело скрывалась. До сих пор не могу понять, как ей это уда­валось?! Даша взяла дополнительные дежурства. Носи­лась как угорелая. Любовь несла её на крыльях упоительного сек­са. Мы вытво­ряли такие из­вращения... Вспомнить стыдно. Она живо расчухала, как мне нравится: со стонами и тихими криками, просьбами не трогать, полужалостливо полураз­вратно, с утом­лённо-хитрым лицом откровен­ной похоти, с пугливой дрожью нимфетки, со строгим регла­ментом опытной жрицы. Дошло до того, что она каждый раз придумы­вала но­вую игру. Женщина–вамп. Соблазнённая учи­телем ученица. Рабыня. Госпожа. И везде соответствующее кружевное бельё. Её про­межности разбухли. Проникать в них стало тяжелее. А это, как назло, нас обоих ещё больше возбуждало. Больно. Но до потери пульса. Раз­двигая об­зор пространства. До пустоты мозга... Я потерял голову. Нога бы­стро заживала. Проснулась вторая молодость. Баба Роза тактично намекала о свадьбе. Начала относиться ко мне, как к сыну. Даша име­ла неосто­рожность поверять ей шокирующие подробности... На что повариха довольно кряхте­ла: «Таких мужиков один на миллиард... Держись его, внучка!»
     И внучка держалась. По щелчку пальца бросалась выполнять любое моё пожелание. Как по волшебству, у нас в палате возник­ли шикарные шторы, коврики, телевизор и компьютер с интерне­том. Пили только дорогие напит­ки. По воскресеньям ели изыс­канные блюда. Очень ско­ро в госпитале нас прозвали «зажрав­шейся элитой». Хотя всякую ночь собирались у нас, как в кинозал.    Врачи диву давались. С чего бы это? Отшучивались: наследство получили...
     Однажды втихаря посмотрели порнографические фильмы, и я пришёл в ужас. Насколько уродливыми и примитивными они оказались по сравнению с нашими выкрутасами... На третий ме­сяц моего лечения Михалыч прижал меня к стене. Откуда и за что? Почему в других ле­жачих палатах ноль? Не справедливо как-то!
     Опуская интимности, вкратце объяснил. Соседи выпали в сту­пор. Руса­лочка?! Мир перевернулся на голову...
     Как это всегда бывает, и неизвестно, почему, а всему хороше­му приходит конец. Распластанная и обалдевшая от очередного оргазма Даша прошепта­ла:
     — Я беременна. Кого ты хочешь?
     Поглаживая её вспотевший живот, мечтательно ответил:
     — Девочку. Такую же красавицу, как ты. Сгоняй в магазин. Купи вина и фруктов. Но только в последний раз! С этого момен­та тебе не­льзя пить и ку­рить.
     Я давно решил жениться на ней и воспринимал происходящее как долж­ное. Она вскочила. Быстро оделась. Помогла одеться мне. Умча­лась.
     Но я не дождался синих глаз. Прошли обычных двадцать минут. Прошёл час. Телефон недоступен. Неясное пугающее предчув­ствие приковало меня к окну в ординаторской. Глаза выискивали в толпе да­шин жёлтый плащ. На сердце тоска по её искренним ласкам. Проноси­лись трамваи и авто­транспорт. Город проживал очередной день. Как и моя невеста. Свой по­следний...
     Её сбил насмерть пьяный мотоциклист...
     И всё кончилось. Я потерял интерес к жизни. С утра до вечера бро­дил по этажам госпиталя, будто призрак румынского замка. Подолгу стоял у проце­дурной и других кабинетов, где испытал неземное сча­стье. Почти перестал принимать пищу. Меня не тро­нуло самоубийство Михалыча в туалете. Спо­койно сидел на уни­тазе и раскачивал его «об­рубленные» ноги перед лицом. Как он умудрился забраться?! — не мелькнула мысль. Меня не трогала вся сущность мироздания, в кото­рой необъяснимые нити судьбы запросто заби­рают на тот свет жену и не родившееся дитя. Я при­вык к смерти. Её изобре­тательности. Ино­гда я соглашался со своим наказанием за грехи. Иногда меня охваты­вал страх всеоб­щего заблуждения жизни. Мне чудился издева­тельский смех Со­здателя. На самом деле Он придумал нас как уникальную заба­ву Своего ненасытного юмора. Бесконечного просмотра комедии. Где роль потешного клоуна отведена самому счастливому чело­веку. Ведь это так прикольно: наблюдать его несбывшуюся наде­жду. Какой полёт фантазии! Какое наслаждение поруганных чувств! Какой Великий Об­лом!!!
     На свободное место «поселили» тяжелораненого. Забинтован­ного с ног до головы. Прорези для рта и носа. Без обычных сто­нов и просьб. Без душе­щипательных разговоров воспоминания. Даже мы все при­тихли. Никто ни­когда не видел такого смирения и титанического тер­пения. На второй день эскулапы осматривали мою ногу. Задавали во­просы. Я сухо отвечал. И вдруг с койки но­вичка раздался голос:
     — Папа! Я тебя нашёл...
     И мир возродился.

                Глава 3

     Буря разметала половину леса. Нашу часть не тронула. Обо­шла сто­роной. Старцы увидели в этом знак небес. Прилетели ко мне на поклон. Карук по­просил ради приличия пискнуть. Я писк­нул: «Благо­дарю. Летите с миром...»
     А сам потом рассмеялся. На что мой учитель недовольно покачал го­ловой и сердито зажмурил глаз:
     — Негоже над опытом измываться. Придёт время — сам превра­тишься в дряхлого ворона.
     — Забыли?! Моя участь быть съеденным.
     — Не знаю... не знаю... Мир меняется ежесекундно. Ломаются стереоти­пы. Появляются новые. Двойные стандарты. Тройные. Кто-то учится влиять на предопределение и тем самым высмеива­ет уважае­мую старину. Кто-то умирает в начале пути.
     — Тогда мне не стоит вываливаться из гнезда. Крылья-то... жидкие! На потеху всему лесу.
     — Скромнее надо быть. Негоже хвастаться воплощением Пту­ша.
     — Вот, всё-то у вас, у взрослых, чинно да благородно! Нет, чтобы по-простому. По-нормальному.
     — И ты, конечно же, знаешь, как?
     Мне сделалось весело. Ну, честная карка, чего важничать-то? Усложнили себе мир высокопарными фразами и думают, что философ­ами заделались:
     — Ха! Мне бы не знать! Нельзя в жизни только трагизм усматрив­ать. Если суждено умереть, то свой короткий полёт надо ис­пользовать на все сто! А не плакаться перед взлётом.
     — Кар-р-р... Мнение ясельное. Но что-то в нём есть.
     — Естественно, дорогой учитель! Смотри на реальность про­ще! Знаешь... Я перестал спать. В голове прокручиваются еже­дневные раз­говоры с тобой, разные моменты жизни Захара, свои собственные вы­воды. Всё перемеша­лось, как человеческий ка­лейдоскоп. Цветасто и форменно, и в тот же миг бесполезно. Вре­менно. На один писк. Слу­чайно!
     — Случайности закономерны. Из них состоит программа Вселенн­ой. Это для тех, кто не вдумывается в смысл законов, они ка­жутся слу­чайными. Вся­кому свой сучок, старость или шрапнель. Эх! Моло­дость! Инфантильная ра­дость! Ни о чём не думай, жри да с... «накла­дывай» на головы людей... Друг мой божествен­но-любезный! Учись логически мыслить. Осуждать и осмеи­вать удел недалёкого разума. Вернее, отсутствие такового. Хотя... Бы­вают случаи, когда глупость может принести пользу...

     ...Юродивый Хима с утра до вечера стоял на паперти возле Николь­ского Собора. О нём давно ходили слухи, что он прозор­ливый яснови­дящий. Даже те, кто был далёк от веры или заходил в Храм в виде ту­риста, неизменно на­тыкались на его пробираю­щий до косточки прон­зительный взгляд. Он смот­рел как бы сквозь человека. Чем вызывал неудовольствие прихожан. Всякий раз, придя на службу, они обходили его стороной — так, будто настолько грешны, что боялись услышать об этом. Ведь юроди­вому человеку позволе­но резать правду–матку. В отличие от мол­чащего электората.
Я познакомилась с Химой случайно. После аборта, совершённого в момент глубокой депрессии, обратилась в веру. Постепенно на­шла утешение в мо­литвах и постах. Стала забывать несчастных детдомов­цев, безразличных олигархов и свои мытарства доброде­тели. Как и го­ворили священники: на всё воля Божья! Его план, Его слёзы... А вот юродивые...
     Раньше мне казалось, что мы неправильно трактуем этот тип боже­ственных людей. Принято считать: юродивый — взявший на себя по­двиг изобра­жения видимого (внешнего) безумия с целью внутреннего смирения. В пра­вославии, например, странствую­щий монах и религи­озный сподвижник.
     На самом деле, это — Блаженный. Нищий духом. Господь ли­шил его ра­зумной привязки ко всему мирскому и через очищен­ные уста пе­риодически глаголет истину...
     Очередная воскресная служба далась тяжело. Мысли одолева­ли плотские утехи. Мне сорок лет. Статная и красивая. Мужчины посто­янно оглядыва­ются. Знакомятся. Заигрывают. Склоняют к близости. Мне это льстило. Тело регулярно требовало ласки... В Храме я дослов­но восприняла отпущение грехов. Мол, покаялась, и хватит. Надо и о личной жизни позаботиться. Не осознавала, что бесы только этого и ждут.
     Выхожу на улицу, а какой-то плюгавый мужичок в старом ват­нике гово­рит:
     — На блуд потянуло?
     Я встала как вкопанная:
     — С... с чего вы взяли?
     — На лбу написано. Детоубийство совершила и опять к нему стопы направила?! Не будет тебе покоя, пока не повенчаешься. Пока не за­живёшь во браке праведном!
     Мы разговорились. Я находилась в том возрасте, что уже не смот­рела, во что человек одет. Меня интересовала его внутренняя состав­ляющая. Исто­рии, рассказанные им, холодили душу. Где он только не был! Такое ощуще­ние — везде. Я даже оставалась на ночь в его жили­ще теплосети, располо­жившись на горячей трубе, лишь бы услышать что-нибудь из ряда вон выхо­дящее. Ну и сама частенько за­давала во­просы:
     — Существует ли Бог?
     — В человеческом понимании — нет. Во вселенском — да.
     — А что нас ожидает после смерти?
     — Сотрудничество с теми, кто «ушёл» перед нами. Дословно ска­зать не могу. Не поймёшь. Впрочем, попробую...
     Наш мозг при жизни тесно связан с телом. Зависит от него на сто процен­тов. Практически, комфорт организма диктует условия раз­мышлений. Что бы кто ни говорил, какие бы установки ни вы­двигал, а согласованы они с по­требностью вкусно поесть, сладко поспать, тепло одеться, погрузиться в удовольствия отдыха, на­сладиться любовью с противоположным полом. Ни­кто не об­ращает внимания на негативы: чревоугодие, чрезмерное соитие, та­бакокурение, алкоголизм и так да­лее. Всё то, что постепенно и незаметно разрушает тело. Поражает внутренние органы. Но это мелочи по сравнению с заболеваниями психики. Когда после смерти твоя суть, твоя мысль освобо­ждается из плена желаний, память ощущения плоти ещё можно убрать. Психичес­кие откло­нения — никогда! Это касается и покаяния за совершённые при жизни поступки.
Некоторые считают, что гадости, которые ты творил другим лю­дям, форми­руют у них стойкость характера, шлифуют добро, все­прощение. Уверяю тебя: чушь! Твой ответ перед Господом кос­нётся именно этой темы. У тебя был выбор. Ты выбрал негатив­ные поступки. Более того, в соответствии с ситуацией нашёл себе объективное оправдание. Это и есть грех. Не столько поступок, сколько ошибочное оправдание!
     На Суде их у тебя «стирают». Как и мысли удовольствия, пассивнос­ти, согласия с чужими условиями жизни, согласия с преда­тельством брата или братоубийством, согласия с чужой филосо­фией. Всем тем, что на самом деле разрушает сознание. Не даёт ему активно развиваться. И что остаётся? Пу­стая Суть. Чистая душа, которую опять возвращают на землю в новое дет­ское тель­це.
     — Да. Но население Земли увеличивается с каждым годом. Откуда берут­ся новые души?
     — А разве ты не замечала раздвоение личности? Почти все люди на пла­нете ведут лицемерный образ жизни. Опять же оправдывая себя тем, что та­ким образом защищаются. Высшая сила делит их на две, на три. Пытается восстановить естествен­ный ход мысли. Какой? Время неумолимо сокраща­ется, а десятки грехов, комфорт и стремление к нему отнимают здоровье. Приво­дят человека к сумасшествию. Тогда как покаяние, осознание милос­ердия и самопожертвования является смыслом существования разума!
     Вот ты — сделала аборт? Не пустила «вниз» очищенное дитя? За­тормозила его развитие? Если бы ты не пришла к вере, то спу­стя время груз содеян­ного постепенно привёл бы тебя к психопа­тии. Ведь ты на­шла оправдание своему поступку: зачали в алко­гольном состоянии, из­насилование, нежелание отца иметь обузу, низкое материальное поло­жение, несогласие собственных роди­телей, молодость (погулять ещё охота)... Но всё равно, как не кру­ти, понимаешь: аборт — это убий­ство! Биологический теракт!
     Сказал Господь: «Плодитесь и размножайтесь!»
     Почти все абортницы, заручившись поддержкой обстоя­тельств, на­рушают естественный ход развития разума. Тормозят его. Становятся глупыми и рассеянными. В моей жизни две девушки без моего согла­сия совершили подобный грех. Поставили перед фактом. Я безжалост­но расстался с ними. Я не хочу жить с убийцами. По прошествии нескольких лет они вновь по­встречались на моём пути. Одна попала в сумасшедший дом, вторая спи­лась.
     Любой ребёнок: калека, даун, олигофрен, инвалид детства, аутист или неадекват — наоборот, укрепляет совесть. Делает че­ловека чище и разумнее. Такие женщины, что взяли на себя крест смирения и мило­сердия, вызывают уважение, а не отвращение...

     — И какую пользу здесь принесла глупость? — спросил я Ка­рука, удив­лённый его долгим молчанием.
     — Детоубийство привело меня в Церковь, где я повстречала единствен­ного умного мужчину на земле. Химу. Я приносила ему еду, а он показывал мне простые истины в таком естественном свете, что превращал громкое слово Цивилизация в жалкую паро­дию на суще­ствование. Верховный Разум намеренно укоротил человеческую жизнь, чтобы он не отвлекался на телес­ные преле­сти, думая, что живёт вечно и ещё успеет, а заранее искал богат­ство на небе. В послесмер­тии. Кар-р-р! Да. С тех пор я начала уважать ста­рость. Время, когда отсекаются юношеские иллюзии и остаются голые фак­ты рассудка.
     Я застыдился. Попросил прощения за свой максимализм. Ста­рец улыб­нулся. Улетел за слизнями. Помимо всего прочего, он взялся меня кормить и поить. Родители отправились открывать далёкий край за лесом. Поговарива­ют, там возникла обильная аномалия насекомых. Тогда как я знаю, что нам предстоит пере­жить нашествие комаров и слепней. Но пока молчу. Ещё не все птенцы научились летать. Никто их не бросит. К чему паника? Другой вопрос — люди. Мы-то худо-бедно с нападением сладим, а они попрячутся в свои дома. Отгородят­ся химическими опрыскивателями. На время испортят воздух...

      Иногда «видишь» чужие сны. Не связанные с твоей жизнью. Абсо­лютно другие темы и поступки героев. Поутру мы привыкли (если успеваем запо­мнить) разбирать увиденное на составляющие и связы­вать со своими взгля­дами на реальность. Мнение ошибоч­ное. Навер­ное, доставшееся нам с язы­ческих времён, где всему приписывался тайный смысл, посланный с небес многочисленны­ми Богами.
     С появлением сына и моего возвращения к нормальному со­стоянию души мои сновидения ушли в другую ипостась. Сюрре­альную. Посте­пенно я пришёл к выводу: мозг защищается от посттравматического синдрома и смерти Даши. Всю первую ночь я просидел на кровати сына. Поглаживал его руку. Вспоминал наши семейные истории. И только под утро заснул...

     ...Сегодня сумерки. Долгие. Серые... Мелкий дождь. Скамейка. Без­людный парк. Мелькания... Лица, лица, лица... Директора: «Мы выну­ждены со­кратить штат сотрудников..». Владельца съёмной квартиры: «Выметайся! Здесь не благотворительный фонд...» Девушки: «Сам по­нимаешь! С таким, как ты, каши не сваришь...»
     Вот и всё. Скоро ночь. В кармане на стакан чая. Последняя сигарет­а. Оку­рок умирает, летит вслед убитой пачке. Рядом сумка. Вялые вещи. Пустые хлопоты. Даже фонари исчезли. Странно... Когда всё хо­рошо, они горят ве­село. Беззаботно. Когда на сердце праздник, ничего не замечаешь. Сейчас? Да. Смотришь в одну точку и видишь и чув­ствуешь то, что раньше казалось несбыточным. Одиночество. Безыс­ходность. Никчёмность...
     Внимание привлёк щенок. Дворняга. Сел напротив. Глаза человечес­кие. Внимательные. Ничего не просит. Просто смотрит. Ку­да-то вглубь мысли. Будто пытается понять, зачем они оба здесь? За­чем жизнь? А после — смерть? Почему удача любит других?.. Дождь сва­лял шерсть. Дрожь, как су­дорога, пробегает по хрупкому тельцу.
     «Наверное, если меня вывернуть наизнанку, так дрожит моя душа!»
Что дальше? Ничего в голову не лезет.
     — Иди ко мне. Ух! Какой мокрый! Ну, забирайся, бедолага, ко мне на грудь...
     Щенок лизнул подбородок. Проскулил «спасибо». Голова тор­чит из курт­ки. Довольная и счастливая. Да! Так и есть! Сдаваться нельзя! Ни при каких условиях! Всегда кто-нибудь поможет!
     Они согрели друг друга. И когда наступила тьма, на его лице появи­лась улыбка. Робкая. Осторожная. Он уже знал, Что делать. Встал. Шагнул в ка­менные джунгли. Дома безразличия. Опустев­ший асфальт. Одинокий трам­вай, где у водителя не выспавшиеся ошалелые глаза. Холодные неоновые рекламы. Запах озона. Запах летаргического сна... С каждым шагом он шёл всё увереннее. Бы­стрее. За ним, как раскол­дованные, вспыхивали фонари. Город сдался. Город зажигал огни...

     Открыл глаза. Начинает светать. Молодой человек во сне — это я. Мо­крый щенок — сын. Мы согреем друг друга. «Если вы­вернуть меня наи­знанку, так дрожит моя душа...» Точно сказано. В яблочко. Так дрожат все, кого выворачивает война! Все, кто дышал запахом смер­ти...
     Целый день я ходил по кабинетам врачей и требовал операцию по пере­садке кожи. Семьдесят процентов поверхности тела сына в конце концов за­менили на мою. Резали по чуть-чуть. Со спины и ягодиц. Я впадал в транс. Мои участки смазывали анестезирую­щим биологиче­ским кремом, предна­значенным специально для таких случаев. Под воздействием психотропа со­знание бросало в Нечто...

     «Жил с людьми — вот и поседел», — думал старик, сидя на берегу реки с удочкой в руках. Рыба ушла в глубину. Поглядыва­ла на червяка с завистью. Как ему чудилось, размышляла так: «Везучие твари — эти двуногие Боги! Могут позволить себе вы­копать обед и сожрать! Потом ловят нас и разбав­ляют рацион ухой!»
     Ах, да! Он про свою седину думает… Прорезанную последни­ми черными волосками…
     Огляделся. Пусто. Медленный поток. До другого берега рукой по­дать. Чистое, без единого облака, небо. Лето. Тепло. И… оди­ночество.
     Все, кого он знал или любил, уже умерли. Правнуков засосала в утробу технократическая машина безграничного комфорта. Да и живы ли они? Жена скончалась семь лет назад. Молча. Без жа­лоб боли. Без жалоб сожале­ния.
Вот он, например, сожалеет. Хочет вернуться в прошлое. Испра­вить ошиб­ки. Покаяться перед теми, кого жестоко обидел. Ска­зать супруге: «Прости...»

     Из воды вылезла морда щуки:
     — Ты — тварь, двуногий Бог!
     Сперва даже не удивился:
     — С чего бы это? В смысле... божья тварь?
     — Как же!!! Обязательно со смыслом? Ох, уж эти люди... Всё-то вам ней­мётся, всё-то сожалеется. А по-простому никак?
     Старик печально улыбнулся:
     — Разве может рыба, плавающая в воде, научить сухопутного?
     — Тогда почему вы берётесь судить о водоплавающих?
     — Не понял. Что ты имеешь в виду?
     — Нельзя сожалеть о том, что неизбежно. Тем более о жене. Беспо­лезно...

     Старик пришёл в себя. Протёр глаза. Рыбья морда пропала. Может, её и не было? Почудилось.
     Всю дорогу назад думал о неизбежности. Разговор со щукой вос­принял как видение. Иллюзию вдовца. «Почему — бесполез­но? Вер­нуться хотя бы на минуту. Всего одно слово...»
     Внезапно возникшая мысль поразила его. Только когда остаёшься один на один с самим собою, начинаешь трезво рассу­ждать. Присут­ствие другого человека мешает адекватно воспри­нимать мир. Неволь­но прислушиваешься к его мнению. Он в свою очередь слушает тебя. Не соглашается. Возникает кон­фликт. Скандал. Оскорбления. Вплоть до развода.
     Время от времени надо уединяться на своей территории лич­ного про­странства. И, упаси Боже, впускать туда кого-либо! Про­сто сой­дёшь с ума!

     ...Неизвестный Автор оторвался на миг от произведения. Посмотр­ел на «Лучшего друга»:
     — Видишь, рождение?
     — Вижу. Почему — именно женщина? Кто... или что Оно?
     — Спутница.
     — Да? Зачем ты сделал её разноцветной?
     — Чтобы мужчина развивался. Увидел только то, что принад­лежит ему.
     «Лучший друг» оглянулся на макет. Хмыкнул:
     — Многомерные фигуры... Что? Будет развивать интим?
     — Будет.
     — Это разврат!
     — Если они сами его не придумают.
     — Опять двоякость?
     Автор придирчиво осмотрел своё творение:
     — Не знаю, не знаю... Может, сузить пах?
     — Зачем? Важен не размер, а суть.
     — Думаешь?
     — Уверен.
     — Отчего такая уверенность?
     «Лучший друг» переместился в сознание продукции:
     — Кроме денег, она никогда не подумает о любви. Ну... воз­можно... где-нибудь... годам к шестидесяти... Хотя — вряд ли. Бу­дет метаться по мужи­кам в поисках идеального. Нет чтобы дома сидеть... Если Ты ещё прислуши­ваешься к моему мнению, скажу: оставь эту затею!
     — Отчего же?
     — Женщина станет бездной, хуже моего ада. Из-за неё переругаетс­я всё человечество. На ней построится весь смысл товаро–денежных оборотов. Потом появятся автрисы. Душещипательные романы. Муж­чина опять будет виноват. Он всегда будет виноват. Потом некий пи­сатель напишет об этом, и он тоже будет виноват. Буду виноват я и все мои друзья черти.
     — Я всё же рискну...
     «Лучший друг» уставился куда-то вдаль:
     — Себя она тоже будет считать виноватой. Для разнообразия.
Кстати. Ты тоже будешь виноват...

     — Па-па! Ты чего смеёшься?
     — Удивительное творение женщина! Сперва почудился ста­рик, мечтаю­щий вернуться в прошлое и попросить прощения у жены. За­тем пришёл Неизвестный Автор, слепивший женщину, как геенну ог­ненную ада!
     Сын рассмеялся:
     — Чем, ты говоришь, тебя мажут? Надо и мне попробовать...
     — Не советую. Проекция Люцифера всячески Его отговарива­ла. Утвер­ждала, у женщины все… исключительно все!.. будут ви­новаты!
     Двое соседей уже веселились вовсю. В палату заглянула де­журная медсе­стра:
     — Что такое? Наркотиков «глюкнули»?
     — Скажете тоже! — усмехнулся сын. — Откуда?! О вас рассуждае­м. О женщинах.
     — Интересно послушать. И что? Небось, мы все инфицирова­ны ви­русом богатства?
     — Вовсе нет! Вчера прочёл аллегоричный рассказ в журнале. Хоти­те, прочту?

     ...Когда его посадили в семейную клетку, разлинованную бытовым­и квад­ратами, он и представить себе не мог, что с годами кожа тускнеет. Форма видоизменяется. Прутья рвутся от сканда­лов. Начи­наешь различать запахи. Разделять радость и горе. Учиться понимать женщину.
     Позже, робко выглядывая из-за решётки, понял: выживает на­глый и силь­нейший. Романтика — вымысел романистов. А пре­красную поло­вину чело­вечества понять невозможно. Для этого надо родиться де­вочкой. В клетке, с розовыми кружевами и ку­клами.
     Можно наслаждаться иллюзиями, когда нет цели. Можно периодич­ески сходить с ума. Можно, а иногда нужно прыгать в омут страстей. Хотя бы для сравнения с хладнокровным спокой­ствием. Не­льзя впа­дать в депрессию. В уныние. Осуждать. Пото­му как осужда­ешь самого себя. Недостатки жен­щин, что тебя ко­робят и раздражают — те самые вершины, до которых ты ещё не добрался.

     Вышел из клетки. С удивлением оглянулся. Какая она жалкая. Гнилая. Пустая. Посмотрел вперёд. Дорогу затянул туман неизвестнос­ти. Где-то там очаровательные незнакомки. Вот и всё. Так просто? Всего-то и надо было — выйти?!
     — Дорогой! Ты куда собрался?
     — Туда, где меня нет.
     — Я уже туда сходила. Кроме слёз и обмана, ты ничего не найдёшь.
     — Вот как?! Ты разочарована?
     — Скорее всего, прозрела.
     Когда он слышал из уст женщины такие слова, его трясло. Раз­ве она мо­жет что-то понять? Разве она родилась в какой-то иной клетке?
     — Забудем этот разговор.
     — Забудем. Вернёшься?
     — Возможно.
     Заботливо набросила на его плечи тёплый плащ:
     — Там очень холодно. Смотри под ноги. Береги себя...

     С каждым шагом, понимая, что никогда не вернётся, уходил всё дальше. Страх, что он потерял нечто ценное, погружался всё глубже. И наконец, когда туман накрыл клетку тёмно-серым об­лаком, тем са­мым отрезая пути назад, сел на землю и горько заплакал. Понять жен­щину несложно. Просто от неё нельзя ухо­дить. Приевшаяся рутинная обыденность и есть тихая при­стань. И есть искомое счастье...

     — «Смотришь» игру сумасшествия Захара? — приземлился Карук с дву­мя слизнями в клюве. — Увлекательно. Но не позна­вательно.
     — Почему же?! Мне понравились определения женщин. У каждого они свои. Смотря с кем общался по жизни.
     — Мнение детсадовское. Так и быть. Подправлю твои выводы. Все люди одинаковы. И слабый пол не исключение. Разными их делают обстоятель­ства. Желательно экстремальные. В спокойном состоянии ты всегда здраво рассуждаешь. Логично поступаешь. Внимательно слушаешь. Дашь дельный совет. Чего не скажешь о состояниях де­прессии и нервозности. Вот откуда скандалы и вся­ческие психо–дри­хо. Вот откуда возникают массовые штампы и типажи. Никто никогда не признается в своей неполноценности. Проще найти её у другого. А всё почему? Каждая суть мнит себя центром Вселенной. Смотрит в зеркало и в зависимости от возраста думает: «Я самая красивая (самый красивый)! Только мне достанется счастье!» Или: «Я самая умная (са­мый умный)! Мою гениальность признает общество!»
     — Значит, причина в гордыне?
     — Нет. Гордыня чаще всего двигает творчество. Просто здесь её нельзя выпускать за рамки вседозволенности. Контролировать. Причи­на в скудо­умии. Думать тяжело. Надо напрягаться. Надо согла­шаться с мнением оппо­нента. И при этом испытывать страх перед его понима­нием твоей искренно­сти. Если противник не об­ладает нравственнос­тью, то решит, что ты согла­сен с его взгляда­ми. А значит, на­ходишься на ступеньку ниже. Начнёт управлять тобой. Властвовать!
     — Проклятие! Как всё сложно! Воистину, жизнь прожить — не поле перейти. Должен же быть какой-то выход? Неужели не найти компромисса?
Карук накормил меня. Взъерошил мои перья. Кивнул:
     — Можно. Вот что однажды поведал Хима...

     Светоч науки, доктор парапсихологических направлений, Алексей Петро­вич Камнев всю свою сознательную жизнь искал доказательства рая. Встре­чался со святыми отцами всех религий мира. Побывал на Тибете, в Багдаде и горе Афон. Общался с от­шельниками, старцами–затворниками и даже юродивыми. Но ни­где так и не встретил ма­ло-мальский намёк на загробное счастье в кущах Эдемского сада.
     Подсознательно он понимал: при жизни человеку не дано по­нять то, что выше понимания послесмертия. Однако упрямство учёного, ра­деющего за достойное развитие сознания современно­сти, привело его в Индию. Там, по слухам, обитал старик. После­дователь Будды. Кото­рый, будто бы, в ходе многодневных меди­таций неоднократно бывал в Нирване. То есть раю. (Эти субстан­ции абсолютно разные по смыслу и назначению. Такой вывод сделал наш герой).
     Стояло жаркое лето. Камнев плёлся на муле, купленном на рынке за бес­ценок у какого-то проходимца, клятвенно уверявше­го, что это «священное» животное полно сил и здоровья. Но уже на выезде из Бомбея мул постарел на глазах. Движения этого чуда природы стано­вились всё более медленны­ми. Ленивыми. При этом он неприлично громко пукал. Оптом и в розницу. Алек­сей Петрович ругался. Отмахи­вался веером от надоедливых мух. Часто прикладывался к фляжке с водой. И старался не обращать внимания на встречных прохожих, улыбки которых недвусмыс­ленно говорили: осёл везёт осла.
     Где-то на двадцатой миле мул отправился к праотцам. Уже немолод­ому учёному, которому стукнуло шестьдесят пять, при­шлось идти пешком. Местность становилась всё глуше. Индусы попадались всё реже. Жара, буд­то насмехаясь, усиливалась. А по расчётам, до ко­нечной цели оставалось пятнадцать миль.
     «Чего только не приходится терпеть, чтобы доказать существован­ия рая!» — частенько думал Алексей Петрович.
     Он вспомнил, что помимо неба, некоторые эзотерики утвер­ждают при­сутствие счастливых мест и на Земле. Надо просто их найти... Например, предгорье, где небольшой водопад спадает в тёплое озеро. Вокруг живопис­но свисают лианы. Среди ветвей прыгает нечто похо­жее на райскую птичку и верещит о смысле бытия, где, несомненно, находится вечная жизнь. На бе­регу у самой кромки воды прекрасная обнажённая дева невиданной красоты и форм расчёсывает золотые во­лосы. Чуть поодаль маленькая хижина, отку­да выглядывает пара весёлых ребятишек…
     Камнев был далёк от лирики. Строгая рациональность эксперимен­тальных выводов сотворила из него прагматичного циника. К тому же, возраст не желал каких-то там совокуплений молодо­сти. Возраст тре­бовал ответов на вопросы. Не это ли логичное за­вершение поисков? Не это ли восхити­тельное чувство победы над реальностью?
     Спустя пять миль Алексей Петрович, еле волоча ноги, скинул с себя «лишний» груз. Одежду и палатку. Через пятьсот метров — про­виант, го­рючее и керосинку. Бесценная записная книга, где хранились всевозможные истины, и драгоценные фляги с горячей водой ещё ка­кое-то время спорили между собой, кому остаться. На исходе десятого шага победила наука.
     К жалкой лачуге старика–отшельника Камнев почти приполз. Под тенью навеса на корточках сидело существо, смутно напоми­нающее человека. Многочисленные морщины изрезали всё лицо. Белая чалма опоясывала вы­сохший череп. Застиранный и ветхий халат — тощее тело.
     Но первое, что бросилось в глаза: пиала, наполненная божественн­ым нек­таром родниковой воды.
     Позабыв всё на свете, Алексей Петрович жадно припал к чаш­ке. Мысли обрели ясность. Он вдруг внезапно осознал: перед ним послед­ний брахман, член высшей варны индуистского общества.
     — Мир тебе, странник, — сказал старик на чистом русском языке. — Зря ты потратил жизнь на поиски рая. Куда бы ты ни пошёл, что бы ты ни хотел, рай — это место, где ты живёшь. Надо уметь его видеть. Обустраивать. Со­вершенствовать. А то, что на небе, человек узнает только после телесной смерти. Разве интересно, живя на земле, знать своё будущее? Оно может тебе не понравиться. Ты захочешь его изме­нить. Оно может быть слишком ужасным или чрезмерно счастливым. Не лучше ли уме­ло пользоваться тем, что у тебя есть?
     С тех пор Алексея Петровича Камнева никто не видел. Но, мне ка­жется, он ищет предгорье, где небольшой водопад спадает в тёплое озеро…

     — Сердце юности рвётся узнать бесконечные дали. Изменить мир в луч­шую сторону. Найти свою единственную и неповтори­мую любовь. Это нор­мально. Так расширяется кругозор и приоб­ретается опыт. Но! В какой-то момент надо уметь вовремя оста­новиться. Осмотреться. Понять свои ошиб­ки. Покаяться и про­стить всех тех, кто принёс тебе вред. Иначе превратишь­ся в желч­ного старика, обвиняющего всех и вся. Мы все ищем лучшего. Но лучшее-то вокруг нас! И бегать никуда не надо. Достаточно при­ложить руку и знания, как пространство во­круг волшебным об­разом окрасится в нужные тебе цвета. Подумай сам: это сделать проще, чем мучительно тратить годы на поиски како­го-то вирту­ального и неизвестного счастья на другом конце планеты! Это ка­сается и женщин. Мимо плывёт многообразие блондинок, брюне­ток, рыженьких, шатенок, негритянок и мулаток, и ещё пяток различн­ых рас и вероисповеданий, сотни различных характеров и типов, ты­сячи различных форм и сногсшибательных фигур. Глаза разбегаются! Пря­мо, выбирай — не хочу!
     — А на самом деле?
     — Набраться терпения. Ждать. Счастье само найдёт тебя. Так устроено всё мироздание. Никто не останется в стороне. Толстые. Уродливые. Инва­лиды. Искалеченные. Имеются в виду те, кто психи­чески адекватен. Невы­сокого роста. Откровенно некраси­вые. Глухие и немые. Разные. Все! Все до­ждутся своего часа.
     — Даже те, кто будет сидеть дома, не выходя на улицу?
     — Не утрируй. «Лучший друг» спорил с Неизвестным Авто­ром по проблеме своей зависти к Нему. Созидать — удел Высше­го Разума. А жен­щина начинает искать виноватых по причине мужского неуваже­ния к ней. Всё просто.
     — Ты мудр, Карук. Думаю твоё прозрение так же далось тебе не­легко. Здраво рассуждать может существо, прошедшее терни­стый путь взлётов и падений.
     Старец в знак благодарности наклонил голову, но тонко усмехнул­ся:
     — Как бы ни хороша была суть, другая обязательно найдёт в ней изъян. Святой при жизни — всё равно что живая смерть. Многих ста­риков награ­ждают этим титулом. На самом деле, они обыкновенные птахи. Так же ис­пражняются по-маленькому и большому. Так же тай­но желают самку, по­скольку никто не отме­нял физиологические по­требности. Так же любят по­лакомиться деликатесами и побаловаться забродившей сливой. Как и каждо­му из нас, свойственны вспышки ярости или глубокой депрессии. Покаяние. Раскаяние в кратком паде­нии. И пошло по новому кру­гу... Уровни психики любого мыслящего существа. По правде сказать, по-настоящему святых не существует. Это удобный вы­мысел священнослужителей. Одно из правил приобщения нео­фитов к вере.


     День сегодня богат на события. Сын уговорил меня позвонить мате­ри и жене в одном лице — Арине. Она примчалась во мгно­вение ока. Состоялась душераздирающая сцена. Наверное, рыда­ла вся больница. Когда первые страсти улеглись, мы оказались «худыми, как щепки...» «абсолютно неаде­кватными...» И она под­нимет нас на ноги за пять сек! Вернее, за месяц или что-то вроде того. Я даже прослезился. Перед глазами искреннее сочув­ствие, а в голове ласки Даши и старик из сна, где он мечтает вернуться в прошлое и попросить прощения у жены. Стыдно и мерзко на душе. Увидев наши ранения и порезанные кожи, Арина чуть не рухнула в обморок.  Мед­сёстры сунули ей под нос нашатырь. Оч­нулась. Закричала на всех, что госу­дарство — от­стой! Правитель­ство — демагоги и бюрократы! И немедленно забира­ет нас до­мой. Всем миром уговорили оставить нас ещё на пару–трой­ку не­дель...
     Вечером пришёл батюшка Серафим. Он и раньше хаживал, да всё мимо нашей палаты. А тут вдруг заглянул. Снизошёл, так ска­зать. Завёл беседу про чудесное спасение, как подтверждение присутствия Бога на земле. Со­сед справа слушал–слушал, да и выдал:
     — Чего не скажешь про моих погибших товарищей. Уж как они мо­лились перед боем, как молились! А полегли все, кроме меня, атеиста.
     — Господь заботится о душе, а не о теле. Тело бренно. Душа вечна. От каждого из нас зависит, попадёт он к престолу чистый аки агнец, или испач­канный людскими пороками.
     — Ну, значится, я не попаду. Весь в грязи! Как ни проснусь, так мечтаю о «ночнушке». Ходит тут маленький пупсик... Или жалею, что без ноги. Хо­чется вернуться домой и начистить рожу корешу, который увёл жену. Грехи, батюшка?
     — Воистину, сын мой! Прощай и тебе простят. Что жизнь? Про­мелькнёт, не заметишь. А после каешься: вот бы назад вер­нуться... ис­править... испро­сить прощения... преклониться перед родителями–ста­риками... успеть научить детей уму–разуму... Так?
     У соседа по щекам поползли слёзы:
     — Так, о... отец Серафим.
     Я знал, что подобная истерия сейчас закончится спиртом. Поэтому решил переключить внимание на другие вопросы:
     — Батюшка! В чём различие католической и православной церкви? Вро­де, и те, и другие христиане?
     Священник мгновенно изменился в лице:
     — Прости Господи! Первый раз в госпитале этот вопрос слы­шу. Основ­ное несогласие с ними заключено в понимании Святой Троицы. Они счита­ют, что от Иисуса также исходил Святой Дух. Мы же — только от Отца на­шего Господа. Они крестятся слева направо, мы справа налево. Почему? Всё, что слева — от лукаво­го. Справа — от праведности. От Бога. Потому и православие. Они справляют мессу, мы проводим службу. Вдумайтесь! Само слово «справляют» звучит, как действие, от которого хочется побыс­трее избавиться. Мы прово­дим верующих во служение Господу. Очище­нию от грехов. Проявле­нию милосердия к ближ­нему своему, его немощам и бо­лезням. Разли­чий ещё мно­жество. Всё сразу не обговоришь. И потом — страх. Они в пря­мом смысле слова боятся Бога, тогда как надо бояться при­чинить Ему боль. Расстраивать Его, как дети расстраивают своего роди­теля.
     Второй сосед по палате удручённо покачал головой:
— Верно. У священников на всё есть ответ. До войны я развёлся с же­ной, и судьба забросила в мужской монастырь...

     Встретил меня настоятель игумен Савва. Всё в нем с первого взгля­да вы­зывало отвращение. Глаза бегающие, хитрые. Огром­ное, с много­численными складками жирное тело поражено неиз­лечимой проказой. Псориазом.
     — Из Питера? Профессия? Облицовщик?! О! Как это кстати! Надо бы на моей даче положить плитку.
     И перепоручил брату Алексию (впоследствии оказалось, что он каз­начей).
     Поселили в общежитии, в келье.
     И началось поприще трудника, коих и было там ещё шестна­дцать чело­век. Чего только не поручали. Колол дрова, следил за кочегаркой, готовил еду для трапезной. В первый день я попал на Крещение, и мне поручили тас­кать «святую воду» в пластиковых бутылках. Цена — пятьдесят центов за флакон. Бомжи наливали воду из крана. Батюшки не успевали её освящать. Народу море. Галдят. Молятся. Короче, тор­говля шла бойко.
     В вопросах веры я полнейший профан. Мне и раньше каза­лось, что это какая-то игра, где некие люди устроили себе кор­мушку и попросту «сосут» из доверчивых граждан деньги. К ве­черу я убедился, что это именно так.   Священники, никого не стесняясь, сидели в иконной лав­ке и подсчитывали прибыль. Трудники тоскливо посматривали на дра­гоценные бумажки. Всем хотелось выпить.
     Отец Савва скинул с барского плеча на два литра. Гонцы бро­сились в ма­газин, а меня вызвали на ковёр.
     — Сейчас поедем ко мне, — важно сказал игумен.
     Первым удивлением стал автомобиль владыки. Новенький джип «сузуки». Вторым — двойственность батюшки. Зазевав­шихся пешехо­дов он покрывал трёхэтажным матом, а когда зво­нил телефон (стоит  тысячу долла­ров, не меньше), ласково так, елейным голоском, напут­ствовал невидимого собеседника Духом святым.
     Дача Саввы повергла в шок. Везде: на комоде, столах, стульях, шка­фу, кухонной стенке — стояли початые бутылки ликёров, вин, конья­ков. В сум­ме что-то около пятнадцати. На сливном бачке в сан­узле — пачка сигарет.
Мне это показалось несколько неправильным. В течение двух ча­сов я, муча­ясь неясными предчувствиями, выложил семь метров плитки и получил за это две пачки сигарет и один доллар. Для сравнения: в Пе­тербурге за этот  же объём платили сто «зелёных». Потрясения про­должились, когда игумен пригласил перекусить чем Бог послал. В зале во всю стену красовался до­машний кинотеатр, плазменный телевизор с пятьюстами канала­ми. Тело на­чальника немедленно вытянулось на роскошном дива­не, а голос милостиво разрешил:
     — Бери там на столе, что хочешь...
     И так же, как в незабвенном романе Ильфа и Петрова:  «В этот день Бог послал...» Впрочем — понятно...
     Не все, конечно, при монастыре и Храме были «кровососами». Ба­тюшка Нил продал свою квартиру и на эти деньги восстановил подво­рье, и всегда любому страждущему мог найти слова утеше­ния, а казна­чей Алексий неистово и вполне искренне просил про­щения у Бога за то, что вынужден за­ниматься деньгами там, где престол Божий. Но первое столкновение с верой ввергло меня в омут противоречий. Ко­роче, я не выдержал и ушёл...

     Отец Серафим тихо рассмеялся:
     — Мне частенько прихожане на исповедях рассказывают про «мер­седесы», «джипы» и другие автомобили у священнослужи­телей. Также об их по­ведении и служении Богу. Все мы люди. Никто не застрахован от соблазнов. Я ни в коей мере не оправды­ваю нас. У меня, например, даже сотового теле­фона нет, а моло­дые батюшки ноутбуки дорогие таскают с собой и смартфо­ны. Игумена Савву я знал. Его давно разоб­лачили, и он на Украину бежал. Для него вера оказалась источником дохода. Ходил по предприятиям и фир­мам, насильно освящал помеще­ния, получал за это мзду. Пожертвования и милости прихожан изымал и свои личные вопросы решал. Так и выявились три квартиры и две дачи... Ну и «сузуки», разумеется. А сестра его похлеще братца была. Всё это дело прошлое, и не нам судить. Очень часто священник­и пользуются своим положением и обогащаются. Они бу­дут отве­чать перед Богом, а не перед людьми. Осуждать-то все мастера. На то язык подвешен. А как касается тебя лично, сразу замыкаются…
     — Вот про себя подумай, — обратился он к рассказчику: — Ска­жешь мне сейчас про грехи свои тяжкие, от которых мороз от стыда по коже дерёт? Да ещё при всех нас?
     Сосед отвернулся к окну.
     — Вот и я о том. Сказано: не суди, да не судим будешь. В миру всё про­сто. Виноват — получи по лицу или ступай в тюрь­му. В правосла­вии — про­щай, и тебе простят...


     — Что? Ещё одно правило приобщения неофитов к вере?
     — Тебе, как воплощению Птуша, скажу: догма догме рознь. Основ­ные религии отрицают переселение душ, а в буддизме, прежде чем стать Богом, надо прожить человеческую жизнь. Го­воря простым язы­ком, всякий кулик своё болото хвалит. В разных концах земли по-раз­ному судят. На то и дана общая идея объединения. Когда к каждому мыслящему существу будут от­носиться, как к себе, тогда и наступит всеобщее равновесие. Увы! На дан­ном отрезке развития цивилизации это звучит ба­нально. Католики считают папу Римского безгрешным, в право­славии над этим смеются. Я тебе уже го­ворил. По-настоящему святых не бывает. Любому телу надо справлять ну­жду, погру­жаться в удовольствия, тепло одеваться. Несоответствия держат в узде целые народы. Во избежание хаоса. Беспорядков. Почему? Человек не хочет думать. Развиваться. Ему подавай хлеба и зре­лищ. А раз так... Получи церковные правила!
     — Ну, допустим, общество объединится. Что тогда?
     — В будущем так и произойдёт. Перед угрозой исчезновения био­логического вида, нарушения экологического баланса приро­ды, техно­генных ката­строф и последствий ядерных взрывов чело­вечество спо­хватится. Начнёт всё восстанавливать или пересе­ляться на другие звёз­ды. Но это случится так далеко, что даже я не «вижу». Самый яркий предсказатель времени Ностра­дамус «заглянул» до 3500 года. Ничего хорошего с точки зрения сегодняш­него дня он там не обнаружил. Кро­ме очередного безумия.
     — Всё-таки я склоняюсь к мысли, что Птуш совершенен. По­суди сам, Ка­рук!
     — Вот, молодость! Из крайности в крайность! Помнится, в на­чале нашего общения ты пищал то же самое. После разуверился. Теперь опять веришь? Ты уж определись как-то...
     — Я и определяюсь! Верховный Смысл создал мир для разви­тия своей чувственности!
     — Слепая версия, но мнение послешкольное.
     — Благодарю... Разве не создаёт конструктор своё произведе­ние и не уби­рает потом огрехи? Не вдыхает в него жизнь? Не шлифует? Не доводит до идеальности? Что если Он путём стра­дания всех разумных существ приво­дит самого Себя к искомому знаменателю?
     — Уж не любви ли?
     — Скорее, Осознанию любви как единственному способу раз­вития чи­стой мысли.
     — О! Быстро ты обрастаешь перьями... Зачатки прозрения. В один из приходов к Химе он рассказал мне о...

     Неизвестный Автор возвращался обратно. Дорога шла между хол­мами Добра и Зла. По живописным кустам Сомнений прята­лись звери и люди, с опаской поглядывая на Него. Даже ветер утих в ожидании гнева или радо­сти. Автор потерял рукопись Смысла. Теперь Земля предоставлена самой себе. Что с ней бу­дет? Сумасшествие? Хаос? Скорее всего, смерть. Как са­мый ло­гичный конец произведения.
     «Не могла же она вот так взять и исчезнуть?! Сколько трудов, раз­мышлений, поисков и созидания Истины! Сколько пережива­ний и со­гласия между двумя полами! Неужели придётся всё на­чинать сначала?»
     Он вышел к реке. Просмотрел её от истока до устья. Пусто. Взгля­нул на небо. Кроме звёзд и солнца, ничего не увидел. При­сел на ка­мень.
     «Надо вспомнить, на чём Я остановился...»
...Смысл зиждется на постоянных сомнениях. Осознание настоя­щей правды прекратит мыслительный процесс. Вопросы «что де­лать?», «что дальше?» — основа существования...
«Так. Это понятно. Вроде, всё правильно...»
...Противостояние мужчины и женщины, вынужденное сожитель­ство для продолжения рода. Противостояние сильного пола, как утвержде­ние силы и власти над себе подобными. Противостояние прелестного пола, как убежде­ние в собственных красоте и уме. Борьба за облада­ние лучшим и лучшей. Далее, стремление к бессмертию...
«Нет. Здесь что-то не так. Разве Смысл должен окрашиваться кровью? А что если — должен? Не будет ли он после этого превращаться в ми­лость к бра­тьям и сёстрам? Не познав горе, не ощутишь в полной мере радость. Значит, Смысл познаётся в срав­нении? Нет. Здесь что-то не так...»

     Автор грустно усмехнулся. «Осознал» столпившихся за спи­ной лю­дей и животных. Из реки высунулись морды подводного мира. Над го­ловой хлопа­ли крыльями птицы.
     «Ждут», — понял Он. Всё встало на свои места.
     Ожидание и есть Смысл.

     — Браво! С тех пор Неизвестный Автор стал Верховным Смыслом? Кое-что проясняется. Ожидание и есть бесконечный путь совершен­ства.
     — Мне понравилось высказывание одного писателя: «Если всё ста­нет по­нятным, так и незачем жить...» Ненасытный мозг разума стре­мится к лучше­му, но при этом ограничивает себя. Подстрахо­вывается. Срабатывает ре­флекс жизни. Смотрим дальше?
      — Смотрим...

     На работу добираюсь вовремя. Бригада после опохмелки. Ам­бре винных паров бытовки и высохших кирзовых сапог. Непере­даваемый запах. Даже на войне мне такой не попадался. Там по­проще, и в то же время жёстче. Запах тротила с кровью.
     Бригадир Петрович предложил стопку водки. Отказался. По­сле спиртно­го наваливаются воспоминания. Последний бой. Даша. Пере­бинтованный сын. Чужая Арина... Потом чувство справедливости. По­требность экспро­приировать у богатых на­грабленное и раздача мало­имущим.
     — Благодарю, Степан Петрович! Как-нибудь обойдусь. Что на сего­дня?
     — Тебе? Продолжить кладку кирпича на третьем этаже. Раствор уже по­дали. Правда, вышла незадача. Крановщик нечаян­но сбил вче­рашний про­стенок… Мля!!! Говорил же ему: не пить!!!
     Мужики с заплывшими глазами ворочаются. Кое-где раздают­ся не­смелые возражения:
     — От него жена ушла…
     — Понять, можно…
     — …даже — нужно…
     Я переодеваюсь. Беру своё ведро с инструментами. Выхожу на ули­цу. За­куриваю. Думаю. Каждый день одно и то же. Вчера справляли день рожде­ния Гриши. Позавчера — Миши. Три дня назад — День гранёного стакана. Создаётся впечатление, что строители мало того, что пить, курить и гово­рить начали од­новременно, или там — «в вашем алкоголе кровь не обнару­жена», так ещё без зелёного змия не начинают ни одно дело... Ин­тересно: прежде чем лечь в постель с жёнами, они принимают на грудь?
     На рабочем месте банка с раствором. Ровно куб. Чуть поодаль сби­тый простенок. Несколько студентов, молодых и горячих, ма­шут ку­валдами. Осколки кирпича долетают даже до меня. Моло­до–зелено…

«…Окопался. Взвод ушёл вниз по ущелью. Блаженно закрыл гла­за. Нет большего счастья, чем время перед боем… Внезапные взрывы пригнули меня к камням. Руки автоматически изготовили автомат. Спешно огляделся. Вытащил запасные обоймы, гранаты. И внезапно всё стихло. Дым постепен­но рассеивался. Накатился страх. Да какой! Такой, что я затрясся. Понятно: сейчас полезут. Вдруг пришла мысль, что наш взвод кто-то сдал. Но кто? О рейде знали начальник штаба и убитый лейтенант...»

     Пришли мужики. Движения вялые. Сразу видно, никто не хо­чет ра­ботать. Посидели. Поохали. Выкурили по полпачки «При­мы». Посове­щались. По­слали гонца в магазин. В мой первый по­сле госпитальный рабочий день хо­тели напрячь меня. Отказался. Полезли с кулаками. Раскидал всех восьме­рых. Очнулись. Заува­жали. Больше не трогают. И надо отдать должное: из при­личия предлагают выпить первому.
     Расстилаю раствор. Выравниваю. Кладу первый кирпич. Под­резаю. При­стукиваю. Второй, третий, пятый…

«…Из-за камней вылезают «духи». Второй, третий... пятый... Только я при­целился в первого, как будто из преисподней выныр­нуло ещё бое­виков два­дцать. Инстинкт самосохранения преда­тельски убрал палец со спускового крючка.
     Превозмогая страх, открыл огонь…»

     Прибежал гонец. Мужики опустошили бутылки. Покурили. При­ступили к работе. Я уже ушёл далеко вперёд. Похоже, до обе­да им меня не догнать. Приковылял прораб. В прошлом году на него сверху упала балка. Порвался трос крана. Успел отскочить, но ногу не уберёг. Перелом в двух местах. По­смотрел на нас: на меня — одобрительно, на мужиков — осуждающе. Про­молчал. Ушёл. Кирпич на кирпич. Раствор закончился. Приземлили вто­рую банку. Выглянуло солнце, освещая унылый конец осени…

«…дальнейшее помню смутно. Бой. Грохот. Взрывы. Перекаты от од­ного убежища к другому. Истерический хохот. Выкрики проклятия… Прилетели «вертушки». Разнесли боевиков в пыль. После выяснилось: я подстрелил из­вестного неуловимого полево­го командира. Правда, и самому перебили ногу и голову.
     Позже рассказали: ФСБ вычислили звонок боевикам по сото­вому с базы. Но кто предупредил врагов, так и кануло в неиз­вестность. Гово­рили из­менённым голосом. Но я-то знаю, кто. На­чальник штаба полу­чил орден и очередное звание. Через полгода встретил его в центре Петербурга на Нев­ском проспекте. Морда холёная. Упитанная. По­смотрел на меня высокомер­но из окна новенького джипа. Не узнал.
     Прав ли я или не прав – рассудит история. Осмотрелся. Никто нас не ви­дит. Нащупал в кармане шариковую авторучку. Подо­шёл. Во­ткнул в глаз по самый колпачок. Голова обмякла. Упала на приборную доску…»

     Обед. Мужики ушли в бытовку. Я сажусь на поддон с кирпи­чом. Закури­ваю. Смотрю на другие дома. Только подумать! В каждом из окон теплится жизнь! Желания. Мечты. Любовь... Встаю. Медленно спускаюсь вниз. Знаю. Завтра будет всё то же самое. Амбре винных паров и высохших кирзовых са­пог. Разго­воры о жене, бросившей кра­новщика. Водка, водка... Гонец. Опо­хмелка... Страшные воспоминания и одиночество. Где ты, Даша? Наверное, я не смогу работать на строй­ке. Надо уходить. Нога ноет. Голова кружится...
     Оглядываюсь. От стены отделяются фигуры погибших. Ухо­дят в туман за горизонт, куда осенью быстро садится солнце. На миг обора­чиваются:
— Ты всё правильно сделал, Захар...

     Возвращаюсь домой. В кармане трудовая книжка. Глупо. Куда я су­нулся? Привычка. Отрешиться от действительности.
     Автобус переполнен, но мне уступила место симпатичная девчушк­а. Должно быть, я похож на старика... Осень набирает силу. Жёлто-красные листья. Тяжёлые тучи. Тяжёлые мысли...
     Достаточно взглянуть на последствия политических решений, и мы пони­маем, что собой представляет правительство. Допус­кать кризисы и коллап­сы, унижать сограждан низкими пен­сиями и зарплатами, скармливать канце­рогенные гамбургеры из «Макдональдса» и спаи­вать кока–колой, прожигаю­щей траву, держать в страхе перед несуще­ствующей угрозой, а по­сле с улыб­кой смотреть в камеру и говорить: всё нормально. Всё по плану. Россию не поставить на колени...
     Зачем? Мы и не вставали... Зато знаем: на Западе к власти при­ходят ради власти, у нас, по старой имперской привычке, не ради власти, и даже не ради денег. Ради уникальной возможности без­наказанно «де­лать» деньги.
     Достаточно разобраться в новой системе образования, и мы пони­маем, что оно из себя представляет. Учебники составлены так, что с первого клас­са происходит отсев, деление на двоечни­ков — рабов и трудников, и отлич­ников — управленцев и буду­щих политиков.
     Достаточно зайти в книжный магазин, как волосы встают ды­бом. Писате­ли, обязанные нести обществу чистое и светлое, про­свещать и учить, погряз­ли в дешёвых боевиках и триллерах, сдо­бренных чрево­угодием и беском­промиссностью. Полицейский подонок, грабитель и убийца — герой. И всем находится объек­тивное оправдание.
     Достаточно включить телевизор, как становится ясно: в этой клоаке раз­врата, чужих абсурдных мнений, анекдотичных и ник­чёмных сериа­лах, глу­пых реалити–шоу всё поставлено на поток бизнеса. Про­светительные про­граммы всё дальше и реже.
     Достаточно войти в интернет, как на тебя набрасываются тролли всех размеров и пошибов. Издеваются. Оплёвывают. Вы­смеивают. Во­руют твои идеи и выдают за свои. Море спама, на­вязывающее тысячи решений по укреплению твоего имиджа. Мо­шенники–адвокаты, предлагающие высту­пить наследником баснословной суммы...— толь­ко денег пришлите на оформление наследства... Игровые симуляторы отъёма личного времени. Про­тиворечивые новости трёхпроцентной правды. Неиссякаемый по­ток пу­стых и абсурдных фильмов. Реклама… реклама... реклама... Реклама позоло­ченной грязи! Это уже не клоака, но цунами из мусора.
     О чём говорить?! Достаточно пройти по ночному городу, и мы уви­дим, как падшие и безнравственные души «крутят жизнь на всю ка­тушку». Плей­бои и путаны. Прибандиченные и приблат­нённые. «Золо­тая», на всё плюю­щая, молодёжь.
     И мы понимаем: нас давно продали, купили и ещё раз втридо­рога прода­ли. Никакие философии, конфессии, доктрины и идео­логии не принесли че­ловечеству мир и просветление. Только боль, ссоры, меж­национальные кон­фликты, войны... И выхода из этого тупика не суще­ствует. Милосердие вос­принимается как слабость, всепрощение — уродство. А самое страшное... Непре­рекаемое утверждение: смерть од­ного человека — трагедия, смерть миллионов — статистика. Народ. На род. То есть — наплевать на род. Или есть какое-то другое объяс­нение? Не вижу.
     Достаточно из космоса посмотреть на всю цивилизацию, погрязш­ую в братоубийстве, мошенничестве за кусок счастья, на измучен­ную и разграб­ленную природу, словоблудие и демаго­гию, как всякое здра­вомыслящее су­щество осознает ужас! Чело­век неразумен. Поня­тие «гомо сапиенс» — обыкновенный щит глупости.
     Выход?
     Какой может быть выход у проданного продукта, кроме как не быть съе­денным?
     ...подданные—проданные... подданные—проданные... поддан­ные—про­данные...— музыка времени...
     Проезжаем первый в Санкт—Петербурге небоскрёб. Сто пять­десят эта­жей человеческой спеси. Всё выше. Почти к звёздам. Если мыслен­но убрать конструкцию, домо–жители повиснут в воздухе. Так и ви­дятся они, завис­шие в своём развитии. Инерци­онные движения из кух­ни в зал к ящику дура­ков. Или оку дьяво­ла. Лёжа в ванне, ноутбук на табуретке. Секс без крыльев. На ходу – на лету. Мир глазами муравья... Где-то я это читал… Свер­ху об­щество кажется никчёмным. Меркантильным и ничтожным. Различные ис­кусства, что так ловко спекулируют душами, — удачное прикрытие личной психопатии. Унижение чувств.
     Подвеска между раем и адом. Но кто-то выделяется... Кто? Яр­кие пятна желаний. Верующие в Бога, ущербные в миропонима­нии и про­должающие осуждать окружающих. Мол, мы — к Со­здателю, а остальные — безбожни­ки... Верующие в Комфорт, ущербные в разуме развития, но с толстой «котлетой» денег в кармане. Мол, мы обеспечи­ваем семью, а остальные — тунеядцы. Верующие в Догмы философий, ущербные в отрицании естества, с подвешенным языком, с богатой ри­торикой (всё объясним! всё!!!). Мол, мы мудрые, а остальные — не­далёкие. Увы! Когда возникает необходимость перейти от слов к делу, они находят массу отговорок, чтобы «умыть руки». Лень.
     Что там, на краю небоскрёба? Лютый ветер. Яркое солнце. Не до­стучаться до рая. Там обитают глухие. Они вынуждают нас му­читься неопределён­ностью и неизвестностью будущего. Не до­стучаться до ада, на­шей жизни, ползающих червей и пресмыкаю­щихся. Здесь оби­тают слепые. Они смотрят и не видят ничего, что их не касается...

     — Как прошёл день, Захарушка?
     Сочувственная Арина. Сын привёл невесту. Ужинают. Все втроём смот­рят на меня, как на привидение.
     — Бесподобно!

                Глава 4

     О покойном не положено говорить плохо. Смертью он как бы выку­пает свои грехи у общества. Так и чудятся восклицания: ты умер или нет? Умер? Тогда мы тебя прощаем.
     К сожалению, уйти на тот свет — ничто по сравнению с похоронам­и. Оказывается, помимо прощения, ты должен ещё и запла­тить...

     Тётка Агриппина, добрая сморщенная старушка, решила позабот­иться о своей могилке ещё при жизни. Желание не быть в тя­гость спо­двигло бабуш­ку подняться однажды утром и вопреки болячкам, креп­ко взяв сына под руку, отправиться на кладбище.
     Сын Станислав Иванович давно забыл, что такое работа, и во­обще удив­лялся, как люди могут тратить на неё своё драгоценное время, когда под бо­ком есть замечательная мама с не менее заме­чательной пенсией?! Поэтому перспектива остаться одному его насторожила. У него, как у бывшего мате­матика, всё рассчитано. Пять процентов на питание (за квартиру не платили: правитель­ственные дотации), девя­носто пять — на опыты по исследованию алкогольной прострации... Друзья и соседи, по большей части «профессора» в той же области, с тоскою в глазах проводили их. Не хватало средств на утреннюю мензурку с реактивом... Пара уходила вдаль, сливаясь с окружаю­щей действительностью. Таяла... О чём это я? Ах, да! Прости. Забылся. Так вот.
     Современное кладбище вызывает у людей некое чувство раздвоенн­ости. Скорее ты жив, чем мёртв. В отличие от старого, оно пышет жиз­нью. Раз­весёлые баннеры: скидки на могильные пли­ты! Скидки на за­хоронение! Скидки, скидки... Скинься, мол, и тут же «откинься». Тор­говые ряды с ис­кусственными цветами–венками. И кто-то же си­дит, корпит, нанизывает их на проволоку? Белая церквушка тут же. Покре­стит, повенчает, от­поёт (при­лагается отдельный прейскурант).
     Вселенская скорбь на лицах служащих. Понимание, трогатель­ность, услужливость. «Мы позаботимся о вас!» Пропитые, но гладко выбри­тые фи­зиономии с внимательными глазами: канди­дат? Клиент?
     ДИРЕКТОР. Уникальная личность. Князь и падишах одновременн­о. Ска­зать, что он безразличен... лучше промолчать. Что для вас? ВСЁ для вас!!!
     МЕСТО. О-о-о! Именно «О-о-о»! А не «ох», например, или «ого»! В чи­стом поле аккуратные проспекты, улицы, переулки. Где-то одина­ковые огра­ды (отдельный прейскурант), где-то благодарные потомки установили мра­морные изваяния. (Прейс­куранта нет. Поступок бесце­нен. Причём здесь деньги? Нет-нет, неуместно! А? Платите втридоро­га? Извольте!) Кстати, по­чему именно «О-о-о!»? Две твоих зарплаты. И этим всё сказано.
     МОГИЛА. Полторы зарплаты.
     ТРАНСПОРТ. Четверть.
     ПЛАКАЛЬЩИКИ. (По желанию. Желание — полторы зарпла­ты.)
     ФОРМА отбытия в мир иной. Костюм. Четверть зарплаты.
     ГРОБ. От двух зарплат до десяти (?).
     КРЕСТ. От четверти до половины зарплаты.
     Ноги тётки Агриппины подкосились. Она внезапно вспомнила о ка­ких-то земных делах. Заторопилась к выходу. Счастливое же лицо Станислава Ива­новича описывать ни к чему.
     О покойном не положено говорить плохо. Смертью он как бы выку­пает свои грехи...

     — Слушаю тебя, и становится неловко. Вроде всё правильно гово­ришь, а на сердце тревожно.
     Хима лукаво улыбается:
     — Нас приучили к кладбищам. Хитроумно приписали к христиа­нству. Не дай Бог ты против?! Кощунство! Неуважение к предкам! От дьявола и бе­сов! А на самом деле? Всё то же бессо­вестное выкачива­ние денег. Более того! Нерациональное исполь­зование земли и её бо­гатств. Надо думать о живых, например, тех же детдомовцах. По­строить им жильё? Заставили мо­гилами, оградками и крестами. Возве­сти современные реабилитационные центры? Мастерские по обра­ботке камня. Гранит. Мрамор. Желе­зо. Вот это, дорогая «святая проси­тельница», и есть настоящее кощунство. На умерших деньги зарабаты­вать. Сколько ушлых дельцов набивают себе карманы на венках и лен­тах, костюмах и платьях, транспорте, катафалках, сингуматорах и, на­конец, отпе­ваниях?! Десятки... если не сотни тысяч! Мёртвым всё рав­но где и как лежать. Это бездушные и «пустые» тела. Но даже и здесь общество придумало бизнес!
     — Это ужасно! Я никогда не рассматривала кладбища с такого ра­курса. Святотатство... Ой! Действительно! Нас приучили?!
     — Вот и я о том. Достаточно поставить монумент в память о погиб­ших воинах. Достаточно сжигать в крематориях или на ко­страх всех умерших. Развеять по ветру. Возникли из ничего и ушли в ничто!
     Я смотрела на Химу и не верила глазам и ушам. А как же мощи свя­тых? Их могилы, к которым ходят люди и исцеляются?
     Он, словно прочитав мои мысли, покачал головой:
     — Как вы лодку назовёте, так она и поплывёт. Исцеляет вера, а не мощи. «Да будет тебе по вере твоей!» Неужто забыла? А в Храмы и церкви вхо­дишь? Господи, прости меня! Иконные лавки прямо в доме Божьем?! Поку­пают и продают на глазах у Отца на­шего. Да где такое видано в прошлом было? Вышвыривал же Иисус из Храмов столы ме­нял... Так нет! Не дошло до священни­ков нынешних... Горе, горе...

     Мне сложно судить о людских заблуждениях. Меня зовут Заха. Я вопло­щение Птуша. Верховного Смысла. Мои взгляды сверху вниз, человеческие снизу вверх. Кто кого пересмотрит?
     Приближается нашествие комаров и слепней. Наши-то готовы. Вер­тикально ходящие посматривают в лес на правах «царя при­роды». До того мо­мента, пока не покусают. У них всё до момента боли. Физиче­ской, реакция злобы. Духовной, реакция слёз. Из крайности в крайность. Это ли не сума­сшествие?
Папа с мамой улетели навсегда. Карук сказал, что в другой лес, а Ве­ликий мне каркнул: попали под выстрел охотника.
     — Не надо меня жалеть, мой добрый учитель. Я уже на ма­ленький. Дале­ко не ребёнок. Все когда-нибудь умрём.
     — Хм... Про кладбища «смотрел»?
     — Ага. Кощунство... Святотатство... Скудоумие...
     — Каждому веку своё прозрение. Наступит время, когда похо­роны в зем­лю упразднят. Как и многое другое, что извращает по­нятие Чело­век. По­мнишь, я тебе рассказывал про клиники пато­логии новоро­ждённых? Это цветочки. Ягоды в медицине в целом. Хирургия. Стома­тология. Косметоло­гия. Золотоносная жила!

     — Наша цивилизация, — сказал мне Хима, — тупиковая вет­вь. Все друг друга обманывают. Предают ради денег. Ради мечты: ни о чём не думать, ничего не делать и при этом всё иметь! Кто из нас этого заслу­жил? Никто. Пассивность. Лень. Равнодушие. Неотъемлемые спутни­ки современного су­ществования. Пишут, много. Говорят и того больше. К сожалению, дальше слов — ва­куум безразличия.
     Врачи дают клятву Гиппократа. Опять пустые слова. За каж­дое вы­полненное ими действие мы обязаны (обязаны!) одарить коробкой конфет, коньяк­ом или рублями. Почему бы, проще: не давать никаких обещаний? Это что? Издёвка такая? С экранов телевизора и компа сы­пятся душеразди­рающие воззвания: помо­гите моему ребёнку! Болен тем-то... На операцию надо столь­ко-то... Номер счёта такой-то... НЕТ! ПЛАТИ!!! И тогда твой ребёнок будет жить. Что же ты за родитель, если не соберёшь нужную сум­му для лю­бимого дитя?
     Правительство с кнутом и пряником за спиной — совсем обедневш­ая ор­ганизация. Ему поручили заботиться о здоровье нации, голосовал­и за него — разводит руками: нет средств!
     Олигархи, в сущности, поднявшиеся за наш счёт на природ­ных ре­сурсах, выдадут (и то редко) помощь только в счёт соб­ственного пиа­ра.
     Помогают рядовые граждане, которые сами еле-еле концы с конца­ми сво­дят. Это что? Проверка на вшивость? Проверка сове­сти? Сколь­ко же можно её проверять? Пока сам в гроб не сля­жешь?..
     В лживой клятве обрати внимание на высокопарные слова: помог­ать... де­литься... безвозмездно... не делать аборт... и так далее...

     Клянусь Аполлоном врачом, Асклепием, Гигией, Панакеей и всеми бога­ми и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответ­ственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и пись­менное обязатель­ство: считать научившего меня врачебному искус­ству наравне с моими ро­дителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помо­гать ему в его нуждах; его потомство счи­тать своими братьями, и это искус­ство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно, и без вся­кого договора; наставления, устные уроки и всё остальное в учении сооб­щать своим сыновьям, сы­новьям своего учителя и ученикам, связанным обя­зательством и клят­вой по закону меди­цинскому, но никому другому.
     Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими сила­ми и моим разумением, воздерживаясь от причинения всяко­го вреда и неспра­ведливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой жен­щине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и своё искус­ство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдаю­щих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом. В какой бы дом я ни вошёл, я войду туда для пользы боль­ного, будучи далёк от всякого намеренно­го, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщина­ми и мужчина­ми, свободными и рабами.
     Что бы при лечении — а также и без лечения — я ни увидел или ни услы­шал касательно жизни людской из того, что не следу­ет когда-ли­бо разгла­шать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выпол­няющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому.

     Хирурги делают глубокие разрезы. По-моему, они увлеклись опера­циями. Вместо скальпеля им чудится блеск тридцати сре­бреников Иуды!

     — Это отвратительно!
     — Легко сказано, Харушка! Однако мне не хочется выглядеть об­личителем общества. Поганства в цивилизации много. Даже больше, чем пред­ставляется. Ты должен учиться прощать. Это и Захару будет полезно. А что касается кладбищ...

     У юродивого Химы, зная его способности к ясновидению, как-то спроси­ли отношение к женщинам и всему тому, что называет­ся семьёй.
     Он попытался отшутиться. К женщинам он никак не относит­ся. Мужчи­на. Но назойливая пожилая пара настаивала. У них дочка вы­шла замуж за богатого принца и забыла, что у неё есть родители.
     — Явление грубое, — согласился Хима. — Но обыкновенное. Надо было её хорошо воспитывать.
     — Да мы всё последнее отдавали! Во всём себе отказывали!
     — Лучше бы отдавали всё самое худшее. Глядишь, и не выра­стили бы эгоистку.
     А пара не унимается:
     — Мы просим вас не разбирать ошибки воспитания, а сказать, что делать дальше?
     — Есть такая прибаутка. Лучше пусть ребёнок вырастет в сле­зах, нежели под старость будут плакать родители. Не пережи­вайте. Будет у вас скоро ма­ленький сынишка. Смотрите в этот раз не переусерд­ствуйте!
     Обрадовались немолодые люди счастью негаданному. Броси­ли в пакетик денежку и помчались домой. А, оказывается, это их любимая доченька сба­грила им внучка, а сама с мужем на Запад подалась. За­кручинились бабушка с дедушкой. Они-то думали, что Господь даст им самим разродиться. В уте­шение, так сказать, старости. А тут всё то же. Нет покоя от дочки…
     Делать нечего. Худо-бедно до восемнадцати лет поднатужи­лись. Так и называли внука сыном. А он их папой с мамой. Как и в прошлый раз, отда­вали последнее. Баловали и холили. Вырос заносчивым. На­гловатым. Пофи­гическим. С тринадцати лет заку­рил. С пятнадцати во­дочка пошла. Наркоти­ки.
     В армию не взяли. Плоскостопие. Учиться дальше не захотел. Пошёл ра­ботать в сферу ритуальных услуг.
     Обрадовались немолодые уже совсем люди. Есть кому и как бес­платно похоронить. Своим-то, поди, по себестоимости отва­лят. Подго­товились основательно. Годы не те. Думают о цар­ствии небесном. Всё мечтали од­новременно душу Богу отдать. Как, право, хорошо, когда вместе! Не надо в горести одному оставаться. А внуковский сын что? Молодой ещё. Ветреный. Поплачет и дальше по жизни пойдёт...
     «Сыночек» родной дожидаться не стал. Позарез понадобилась квар­тира, оставляемая ему в наследство. Автомобиль прикупить и так да­лее. На всю катушку захотелось. Обкурился анашой. Че­рез своих гро­бокопателей достал отраву, которую не определить криминалистике. Подсыпал в еду. В один день у обоих сердечная недостаточность. По­плакался для приличия.
     — Ах! — восклицал на поминках, — бабуля умерла, а у деду­ли от несча­стья сердце не выдержало!
     Дождался положенных полгода. Вступил в права. Свершилось заду­манное. Да на душе кошки скребут. По ночам предки печаль­ные снят­ся. И водка не помогает. В конце концов, случилась передозировка ге­роина.
     — Помимо бизнеса, уважаемая «святая просительница», клад­бище поро­дило у некоторой категории людей ещё одну пустоту сердца. Без­различие. К умершим стали относится с лёгкостью пу­шинки. Без ува­жения к старости...

     — Неприятная картина, — согласился я. — И как, по-вашему, надо отно­ситься к умершим?
     Карук отвернулся куда-то в сторону. По всей видимости, я за­тронул боль­ную струну его души. И вообще. Представил себе, сколько ему пришлось пережить и передумать. Сделалось дурно. Даже моими моз­гами птенца ста­ло понятно, насколько это тяжёлый мыслительный труд.
     — Умер так умер, — глухо сказал он. — Думать надо о жи­вых...


     Сын сидел перед компьютером. Играл в какую-то «стрелялку». Не на­стрелялся ещё?! Неожиданно поставил на пау­зу. Плечи напряглись. Обер­нулся ко мне:
     — Па!
     — Ну?
     — Мы решили пожениться. Как на это смотришь?
     Я давно ждал разговора и решил про себя не мешать ему. Сей­час трудно найти девушку, которая будет терпеть внезапные кри­ки ночью, нервные срывы и алкогольную зависимость. Он, конеч­но, прошёл все стадии, но кто знает, что будет через год?
     — Любишь?
     — И она тоже.
     — Как её характер? Психика?
     — Это важно?
     — Нет. Кроме генной передачи нашим внукам ваших пристра­стий. Вро­ждённые пороки...
     Он облегчённо выдохнул:
     — А-а-а... Вот ты о чём! Я думал, начнёшь обсуждать её. Твою лю­бимую разбитую чашку и облитый чаем костюм...
     — Я похож на дебила? Лишь бы она была здорова физически. Где работа­ет?
     — Учительницей младших классов. Здорова. Чего и нам жела­ет.
     — Мама?
     — Сказала, у тебя спросить. Её родители согласны.
     — Благословляю. Научишь компом пользоваться?
     — Садись рядом...
     Я и представить себе не мог, насколько это легко. Через неде­лю меня зна­ли в сети под логином Хворый. Завязались знаком­ства всех возрастов. Почту завалили предложениями вступить в партии и коали­ции всевозможных вир­туальных игр. У меня про­снулось чутьё сети. Я отключал мозги и полно­стью доверялся ин­туиции. Спустя ме­сяц наша группа из пяти геймеров наго­лову разгромила всех против­ников на чемпионате по Контр Страйку, и мы заняли первое место. Мне присла­ли три тысячи долларов. Се­мья ахнула. Сын поступил на службу мене­джером в рекламную корпорацию. Иногда просил поко­паться в интер­нете на предмет нужной ему информации. Я стал заби­раться в такие переулки, что постепенно научился обходить защиты. Два месяца не­прерывного сидения за столом превратили меня в хаке­ра. Я перестал заме­чать мир вокруг. Арина пропадала вечерами неиз­вестно где. Все звуки извне ограничивались свистком чайника и ко­е-какой лёг­кой му­зыкой. В результате я приступил к реализации своей дав­нишней меч­ты. Помо­щи детским домам и сиротским приютам...
     Но не всё так просто, как казалось. Деньги я «достал» быстро. «Об­валил» несколько банков. А вот с реализацией возникла мас­са проблем. Мне нельзя «светиться». Сходить в магазин и зата­риться продуктами питания, мебелью или оргтехникой — одно. Купить доро­гой автомобиль или снабдить детдом всем необходи­мым — лакомый кусок для налоговой полиции. Откуда сред­ства? Пришлось поломать голову. Придумать решение. Найти помощ­ников. Представиться им эксцентричным миллионером. Но уже тогда почувство­вал, как за мной начали охоту...

     На встречу с моими подручными я тщательно гримировался. Кусти­стые брови, борода и усы. Мешковатый костюм, скрываю­щий размеры тела. Ме­нял походку и голос. Однажды чуть не прокололся. Один из них пришёл ко мне с серьёзными на­мерениями помогать бескорыстно. Поведал свою исто­рию. Мои слёзы размазали грим...

     — Первый раз я столкнулся с детским домом в посёлке Назия, Ле­нобласть, когда мне было девятнадцать лет. Отец попросил от­вести одной девочке в подарок вещи. То, что я увидел, по-настоя­щему открыло мне глаза на мир. Мрак, тоска в глазах, и в них же взрослость и мудрость. Её звали Лена. Пятнадцать лет. Она в этой клоаке человеческого безразличия на­столько созрела, что готова была идти за мной на край света. До сих пор жа­лею, что не взял её в жены.
     Уезжая, плакал. До этого момента мне думалось, что это я прожил тяжёлое детство, а оно оказалось безоблачным раем.
     Через неделю она приехала ко мне, проехав половину области. Но и здесь я проявил слабость. Вернее, был молод. Страдал юно­шеским максимализ­мом. На прощание Лена прижалась ко мне, как к родному. Больше я её не видел. Глупо.
Спустя время детский вопрос затягивал меня всё глубже. Злился на об­щество за непонимание проблемы. Однажды заработал много денег. Купил три тонны сахарного песка. Отвёз в детдом. Сдуру похвастался товарищу. Он покрутил пальцем у виска:
     — Ты чё? С катушек съехал? Там же прихлебатели собрались и под «дет­скую песню» кучеряво живут!
     Приехал через два дня. Выпал в ступор. Со склада пропало пятьсот кило­грамм (десять мешков). Директор побледнела. Ви­новников нашли быстро. Кто? Повара. Разозлился. Загрузил оста­ток. Продал. Глупо. Глупо и стыдно.
Шли годы. У меня создавались и разрушались семьи. Один брошенн­ый ребёнок, двое... Нет, я с ними общался. Привозил деньги. Старал­ся со всеми дружить. Даже несмотря на то, что их матери надо мной из­девались, крича­ли в лицо: ты — НИКТО! Почему расставались? Из­вестно. Достаток и ком­форт ближе к сердцу, чем мужчина. Глупо.
     Получил прибыль от сделки. Купил десять компьютеров. Новогодн­ие по­дарки... Если бы мои жёны узнали об этом, я бы в одно прекрас­ное утро не проснулся... всё «бы», да «бы»... «якобы да кабы, да во рту росли грибы, мы бы рта не раскрывали, жевали бы их и жевали...» Присказка. Глупо.
     Мне почему-то всегда, когда вижу детдомовца, вспоминается ба­бушкин стишок:

     За окном белеет стужа, зимний ветер дует.
     На окошке сидит муха — думает, горюет.
     Кабы мне да валенки, полушубок маленький,
     Шапочку папаху, тёплую рубаху,
     Да суконные штаны — дожила б я до весны...

     Реквием! Реквием безумию прогнившего мира!

     Один ус отклеился, но, слава Богу, он не заметил. Вспомнил интер­нат. Отклеился второй. Оставил ему деньги и инструкцию. Бежал. К слову ска­зать, впоследствии мы с ним подружились. Хотя и по-преж­нему я не рас­крывал своё инкогнито.
     Детский вопрос — самый животрепещущий из всех, что могут воз­никнуть на земле. Свои ли близкие, чужие ли... Любые! Подсознательн­о каждый из нас хочет им добра. Даже глубоко безнравс­твенный че­ловек, проживший безрадостное детство, нет-нет да захочет, пусть где-то на дне души, помочь таким, как он. Как в мультфильме «Кош­кин дом»: «Кто знает, как мокра вода, как дует ве­тер лютый, тот не оставит никогда прохожих без прию­та!..» Безотцов­щина, куда хуже бездомных. Восприятие неоднозначное. Люди найдут массу доводов и противовесов. До­казательств и нравоучений. Претенз­ий и пожеланий. Скажу чест­но: я не–хо–чу их слушать!!! Ни одна ци­вилизация и ни одно об­щество не могут называться таковыми, пока не научат­ся отно­ситься к детям по-человечески. Всё очевидное не имеет против­ных ар­гументов. Им не нужны шмотки, еда, смартфоны, поезд­ки в музеи и зоо­парк. Внимание. Вот, что необходимо. Кто из вас схо­дил хоть раз в детдом? Принёс свою доброту? Знания?
     А воспитатели и учителя? Таких уставших и многострадаль­ных глаз я ни­когда не видел. Когда в носу щиплет, сбивается ды­хание и хо­чется рыдать, они отворачиваются к стене и до боли сжимают зубы. Нельзя перед сирота­ми показывать слабость. Их учат выживать...


     Старец пропал надолго. Я с любопытством выглядывал из гнезда. Многие сверстники летают вовсю. Мои крылья так и не выросли. У людей есть поня­тие: атрофированные. Вот. Это про меня. Но я всё чаще применяю деформа­цию к человеческим моз­гам. Погоня за ком­фортом превратила их в пласти­лин. Податли­вый. На всё готовый. Го­рячие желания растопляют до жидко­сти. Холодные отрезвляют. Появ­ляется рассудительность. Ну, это редко. Как и полноценный мозг. Ка­рук вещает: его отправляют вниз развиваться. Причём каждый раз с абсолютно новой про­граммой. Пока не выполнит Об­щую задачу. Ка­кую? Осозна­ние. Большинство поступков люди совершают непроиз­вольно. Инертно. Не задумываясь о последствиях. Потому и случаютс­я трагедии. Душевные и физические.

     ...К покойнице его не пропустили. Оттеснили многочисленные родствен­ники. Батюшка в длинной рясе наскоро отпел, наскоро пома­хал кадилом, ловко принял на грудь, принял в карман и про­пал.
Только когда стали заколачивать гроб, человека в лохмотьях про­рвало. Бро­сился вперёд. Оттолкнул могильщиков. Успел бросить охапку цве­тов.
     — Это кто? – брезгливо спросил сын умершей.
     Распорядитель оглянулся. Махнул рукой:
     — Юродивый. Как там зовут... не помню. Матушка ваша, цар­ствие её небесное, подкармливала мужичка.
     — Да? С чего бы это? Вечно она со своей сердобольностью совал­ась куда не следует. А юродивый — это кто?
     — Болящий.
     — Больной?
     — Можно и так сказать. Умалишённый. Но… видит будущее. Про­видец. Вот он и предсказал кончину Егоровны. День в день.
     — Да ну?! — сын с интересом посмотрел на удаляющуюся спину. — А где живёт? Странный он какой-то. Хромой, что ли?
     — Пять лет назад машина переехала. Безобидный. Никого из родственни­ков не осталось. При местном Храме на паперти подъедаетс­я. Да и Бог с ним!

                Сын

      В гангстерские времена, во времена невозвратных кредитов, «наез­дов» и «крышевания», когда бандиты «забивали стрелку», делили го­род на сферы влияния, когда милиция поднимала голо­ву и создавался ОМОН, когда ещё толком никто не знал, что та­кое бизнес, — Максим Балашов, обладая гиб­ким умом и дально­видностью, тоже взял кредит в банке. Открыл коопера­тив. Заку­пил станки по производству майоне­за и стал потихоньку завоёвы­вать рынок. Он всё так же ходил в дешё­вых ботинках, в дешёвом костюме без галстука и не мог позволить себе сходить в ресторан, поскольку пони­мал: надо наращивать капи­тал. Увеличивать това­рооборот. А для этого сле­довало экономить. Та­кой подход к делу, при известной доле везения, закан­чивается ста­бильной прибы­лью. Спустя восемь лет фирма поднялась на ноги. Так сказать, «обросла мясом».
     Максим Иванович превратился в циничного делового челове­ка, ко­торый с лёгкостью сметал со своего пути конкурентов, у ко­торого при слове «день­ги» стекленели глаза и появлялся взгляд хищника, готово­го броситься на жертву.
Однако он не забывал об окружающем мире. Всегда держал нос по ветру. Знал, что в любой момент может появиться нечто, способствую­щее при гра­мотном подходе заметному увеличению дохо­да. В третье тысячелетие он въехал на шикарном «мерседе­се», с же­ной–фотомоде­лью, с полным пакетом достатка начинаю­щего олигар­ха.
     Его мать, Любовь Егоровна, обратилась в веру и с тоскою в сердце на­блюдала за нравственным падением сына. Неистово мо­лилась. Пы­талась вразумлять его. Говорила, что надо искать бо­гатство на небе, а не на земле. Что придёт день, когда каждый человек встанет перед лицом Бога и будет отвечать за содеянное.
     Максим снисходительно относился к её «чудачествам». Отве­чал, что всё это чушь. Никого и ничего на небе, кроме облаков, не суще­ствует. А жить надо уметь. Вкусно есть, сладко спать и кра­сиво оде­ваться. Но, испытывая сыновние чувства, прикупил мате­ри домик с участком и раз в месяц высы­лал денежное пособие. Приезжал редко. Разговор у них не клеился. Всегда сводился к Божьим темам, что его только раздражало.

                Хима

     После внезапной смерти родителей, потрясшей его до умопомрачен­ия, он потерял память, но приобрёл способности к ясно­видению. Сперва это выра­жалось редким выкрикиванием в сторону кого-ни­будь, над кем он «видел» его будущее. Потом, будучи неодно­кратно избитым этими же людьми со словами «навёл пор­чу!» или «на­каркал, сволочь!», сообразил держать язык за зуба­ми.
     Постепенно обрёл ясность мышления. Видимо, мозг адаптиро­вался к пси­хологической травме. Но поразмышляв, принял реше­ние: оста­ваться для всех всё тем же юродивым. Поскольку навод­нившие мир экстрасенсы и эзо­терики, зарабатывающие деньги на доверчивости необразованных граждан обычным шарлатанством, вызывали у него омерзение. Просто он не хотел быть похожим на них.
     Хима — так его прозвал казначей Алексий — с утра до вечера с по­лиэтиленовым пакетиком стоял на паперти. Никогда ничего не просил. А если ки­дали денежку, крестился и давал напутствен­ное слово. Та­кое, кото­рое могло бы помочь дарителю.
     Однажды, дело было зимой, к нему подошла женщина. Стояла хо­лодная погода. Мороз набирал силу. Хима уже подумывал уб­раться в своё жилище — теплосеть, как она молча взяла его за руку и повела за собой. Он мгновен­но «считал» с неё информа­цию и был поражён. Впервые за много лет бро­дяжничества «уви­дел», как от женщины ис­ходила волна настоящей благода­ти. Она светилась той искренней лю­бовью к человечеству и всему окружающ­ему миру, что взывала к про­щению и самопожертвованию.
     И Хима уверовал.
     Любовь Егоровна поселила его в маленькой комнатушке с отдель­ным входом с улицы. Долгими вечерами, тесно прижав­шись друг к другу, они си­дели перед камином и изучали Библию, труды старцев. Тихо спорили по ка­кому-нибудь вопросу теосо­фии. Но никогда не ру­гались. Целовались в щёки и расходились по кроватям, довольные друг другом и проведённым днём. Ко­нечно же, он ей открылся, и она проявила мудрость. По утрам он всё так же приходил на паперть. Изображал из себя просветлён­ного нищего. Нико­му и в голову не мог­ло прийти, что эти два че­ловека жили вместе, как брат и сестра. Так прошло несколько ме­сяцев. Наступила осень.

                Откровение

     За неделю до кончины Егоровны Хима «осознал» приближе­ние костля­вой. Растерялся. Слёзы непроизвольно потекли из глаз, а прохо­дивший мимо казначей, проявляя милосердие, попытался его утешить. По всей видимости, в состоянии аффекта он пробор­мотал очередное откровение и побрёл, уби­тый неизбеж­ным горем. Последние дни Хима окружил заботой и вниманием свою благодетельницу. Сам готовил пищу. Убирался по дому. Не спорил с ней и со всем соглашался. Такое поведение насторожило женщину: «Уж не хочешь ли ты уйти от меня, друг мой?» Он от­рицательно качал головой. Уходил в комнату и рыдал, уткнув­шись в подушку. Скорое расставание раз­рывало его сердце на ты­сячу мелких осколков безграничной тоски.
     После похорон Хима пришёл в Храм. Два часа провёл в мо­литвах и покая­нии. В состоянии прострации он «почувствовал» прикосновение Пре­святой Богородицы: «Не горюй! Она у престо­ла Божьего!»
     Улыбнулся. Стало легче. Выходя из церкви, нос к носу столк­нулся с Мак­симом Ивановичем.
     — Поговорим? – по-деловому предложил тот.
     Энергия этого человека сказала многое. Беспринципный, же­стокий, бес­сердечный эгоист, готовый поступиться последними принципами, кои ещё сохранились в его очерствевшей душе.
     Но отдавая должное его матери, Хима согласно кивнул. Ска­зал:
     — Только не здесь. Вернёмся к ней.

     ...Осенние листья слетали на могилу Любови Егоровны. Мягко и точно. Будто природа пыталась накрыть её тёплым покрыва­лом, под­готавливая к суровой зиме — ту, чья чистая душа люби­ла с сострада­нием весь мир.
     — Я понял, что ты жил у мамы, — сказал, усмехаясь, Максим. — На­сколько вы с ней были близки?
     — Настолько близки, что вам не понять.
     — Вот как?! Это в её-то возрасте?!
     «Ты — глуп!» — хотел ответить Хима, но промолчал. Потому что вспо­мнил свою минутную слабость, когда допустил мысль о грехов­ном соитии. Любовь Егоровна, должно быть, в молодости сверкала красотой и сохранила привлекательность…
     «Прости меня…»
     — Ладно. Дело прошлое. У меня к тебе серьёзное предложе­ние. Ты, я слышал, владеешь экстрасенсорными способностями? Вот. Могу взять тебя на должность консультанта по бизнесу. Куплю квартиру. Автомобиль. Пла­тить тебе буду по-человече­ски.
     Хима от удивления некоторое время молчал. Вспомнил разго­воры о сыне. Сожаления о чёрствости.
     — И сколько стоит нынче человек?
     Максим Иванович, закалённый в боях прорыва наверх, автоматичес­ки пропустил сарказм мимо ушей:
     — А сколько ты хочешь? Две? Три тысячи баксов? Поду#май, это же на­стоящее счастье! Будешь обеспечен до самой смерти!
     Хима наконец-то «осознал» его судьбу. «Осознал» и содрог­нулся. На­сколько кристально чистой была душа Егоровны, и как в противо­вес ей, на­столько грязной и падшей оказалась прогнив­шая душонка сына.
     «Прости меня, Люба…»
     — Вы никогда не задумывались, зачем вы родились?
     — Ещё как задумывался!
     — И каковы выводы? Наверняка: у меня должно быть ВСЁ! Я буду са­мым счастливым на планете!!!
     Максим поражённо и искренне округлил глаза:
     — Да-а-а... А ты и вправду экстрасенс!
     — Жаль... Жаль, что вам не дано понять простой вещи. Сча­стье определя­ется не звоном монет. Не благоустройством быта и тела. Сча­стье — это жить с частицей Божьей в душе. А смерть, после которой ты станешь еди­ным целым с Ним... Такую смерть, какой бы она ни была, надобно ещё за­служить!..

     Сегодня собрание. Впервые мы сошлись все вместе в одном кафе на Са­довой улице. Сподручные и я. Они перезнакомились. Заказали обед и вы­пивку. Расселись вокруг меня. Разные. Уро­вень интеллекта скачет по возрас­ту. У каждого свой взгляд на благотворительность. Бес­корыстный помогает от души и иногда тратит свои деньги. Серьёзный, как я уже вычислил, кое-что за­бирает себе. Но выполняет задания бы­стро и качественно. Две женщи­ны, Светлая и Буйная, уже по именам понятно кто. Первая сердобольная. Го­това на всё ради сирот, вплоть до интима. Вто­рая импульсивная. Вечно со­мневающаяся. С постоян­ными пре­тензиями ко мне. Мол, я могу ещё больше раскошелиться. Смот­рю на них со стороны и думаю: может, мы все сошли с ума? Мо­жет, мы единственные в мире, кто переливает из пустого в порожн­ее? Дети поступают в приюты регулярно, как дождь по вес­не. Надо уби­рать причину. Менять идеологию. Настраивать об­щество на просвет­ление... А мы пытаемся убрать следствие. Тоже нужно. Но… нужно ли? Одеть, обуть и на­кормить. Отремонтиро­вать здания. Завезти но­вую мебель и учебные комплектующие. Обустроить быт преподава­телей. Оргтехника. Множе­ственные поездки по музеям, театрам, ста­дионам, циркам и зоопаркам. Всё это пустое! Выеденного яйца не сто­ит. Этим должно заниматься правитель­ство. Ну да. Занимается. Но не в таких масштабах. Здесь требуется другой подход. Для начала кон­кретным действием вызвать мощный общественный резонанс.
     Буйная взяла слово:
     — Мне постоянно не хватает средств. Вы заказываете одно, а наяву надо ещё больше! Вот вчера двум детям, больным полио­миелитом, оплатили ле­чение. А врачи твердят: лекарства оплачи­ваются отдель­но... дополнитель­ные санитарки — отдельно... Им пришлось штат уве­личить.
     — С чего бы это? — удивляюсь я. — Это их обязанность!
     — С Луны свалились? Кто сейчас без денег обязанности выполняе­т? Заплати и лети!
     — Твари! А ещё клятву Гиппократа давали. Впечатление, что на медиков идут учиться, чтобы потом деньги из людей качать!
     — Из государства тоже, — вставил Серьёзный. Добавил: — Будьте до­бры! Определите круг моих новых задач. Дайте денег, и я отправ­люсь в кли­нику патологии. У меня и своих дел масса на­копилась.
     — И что там происходит? Барокамеры купили?
     — Сегодня заканчивается монтаж. Из всего персонала только глав­врач трезвый.
     — Меня не интересуют подробности. Вот вам флэшка с документам­и. Вот оплата. С завтрашнего дня полный отчёт по тратам. С чеками и разъяс­нениями.
     У Серьёзного задёргалось веко. Лицо стало грустным:
     — У меня дочка ангину схватила. Можно мне...
     — Нельзя! Вы получаете приличную зарплату. Почти министерс­кую. Рас­считывайте бюджет заранее. С рабочих денег каж­дый дурак может дырки свои затыкать... Вы попробуйте воздер­жаться! Не пробо­вали? Зря. Очень, знаете ли, стимулирует. Дочке вашей купите всё необходимое. Но с этого момента — всё! Ещё раз замечу... уволю!!! Свободны! Теперь вы, Бес­корыстный. Почему тратите свои сбереже­ния на хоспис? Худой как щепка. Скоро в скелет превратитесь. Вы мне нужны для более ответственного пору­чения, а всё дурью маетесь!
     — У меня сердце кровью обливается...
     — Вы же грамотный человек. Позвоните мне. Озвучьте дополнит­ельные расходы. Поймите. Нам всё сразу не охватить. Надо действо­вать поэтапно. И желательно не привлекать внимания.
     Он аж весь вспыхнул огнём:
     — Вот я и хотел с вами об этом поговорить! Почему мы не освеща­емся в прессе? Почему никто ничего не должен знать? Я не понимаю! Поднимем народ. Привлечём благотворительные организации. Или вы эти деньги воруе­те, что ли?
     — А где вы видели честный бизнес?
     — Дети не бизнес.
     — Ну... Простите. Я не так выразился. Чёрт! Перескочил с пя­того на деся­тое... Эти средства выделяют люди, которые не хотят афиширо­ваться. Они живут в теневой экономике.
     — Тем более это скотство! Распределять деньги, заработанные не­честным трудом!
     Светлая и Буйная также посмотрели на меня осуждающе.
     — Каждый живёт, как может. Главное, что у них с совестью всё в поряд­ке. Деньги не бывают грязными или чистыми. Это вы­мысел капитализма, чтобы держать на контроле всю цивилиза­цию. Потому и карточки ввели. Электронные счета. Главный принцип современного бизнеса: знать Всё обо Всём. Нечестным трудом? Хм. Н-да. Почему же вы тогда кричите, что нас обворо­вывают олигархи? Кричите о спра­ведливости? О порядочности? О милосердии? Взываете к рассудку? Здравому смыслу? Молчите себе в тря­почку, да и дело с концом. Пусть богатые «честно» распродают полезные ископаемые, которые принадлежат всем, и наживаются на этом. Пусть вся инфраструктура использует нас как рабов, выкачивая здоровье и время. Пусть каждый день умирают недоношенные дети или их сбивают пьяные водители и насилуют в подвалах маньяки. Пусть! Зато мы с умными и просветлённ­ыми лицами будем разглагольствовать о честности?
     Все трое уткнулись в тарелки.
     — Никогда не слышали мою философию? Хорошо. Расставим ак­центы. Мне не важно, откуда придёт копейка. Лишь бы она ушла на благое дело. На мой взгляд, надо использовать любую возможность сделать обездоленных детей счастливыми. Да. Много есть свиде­тельств тому, что остаётся за гра­нью моего по­нимания мира. В основ­ном, ошибки выводов. Если я продол­жаю чему-то удивляться, значит, только на пути к просветлению. Если пыта­юсь что-то доказать — воз­можно, заблуждаюсь. Моя право­та — моя личная правда. Для осталь­ных — обыкновенная ложь. Поскольку у них свои «мура­вьи» в голове. В общем, дорога нам предстоит долгая. И всю эту дистанцию лучше пройти с досто­инством. Умрём ли мы через пять секунд или в глубо­кой старо­сти, но умрём с чувством удовлетворения. Мы не сидели сло­жа руки. Не плакались в свою и чужую жилетку...
     Не выдержал. Выпил рюмку коньяка. Они задели меня за жи­вое. Я пони­мал, что могу нечаянно раскрыться и всё пойдёт пра­хом, но в то же время чувствовал потребность выговориться:
     — Как известно, ВСЁ знать невозможно. Ещё Сократ, фило­соф и ту­неядец... Что? А разве вы не знали, что все мыслители не желают ра­ботать? В этом и заключена вся глубина их мудрости. Так вот. Он из­рёк: «Чем больше я знаю, тем больше понимаю, что ничего не знаю. А те, кто говорят, что знают ВСЁ, — знают ещё меньше. Большинство же не знает даже этого.»
     Из чего видно: знания, как и редакторы издательств, труднодоступн­ы и неуловимы. И те, и другие владеют информацией, но раскрывают смехо­творно малую часть её. Оно и понятно. Пока­жут полностью — ими никто не будет интересоваться. А так хоть какая-то интрига. Дви­жение. Загадоч­ность... Да. Я хотел убежать от действи­тельности. Прошёл войну. Потерял любимого челове­ка. Вытащил сына с того све­та. Казалось бы: чего больше? Насла­ждайся мирной жизнью. Но про­должает ли она оставаться мир­ной? Я вас спрашиваю? Чем больше я смотрю статистику, делаю выводы, приобре­таю знания, тем глубже погружаюсь в скорбь. Увы! Знания не приближают к муд­рости. Наобо­рот! Я ста­новлюсь глупее день ото дня. Вот в чём дело! По­чему? Лю­бому здравомыслящему человеку понятно: курение — вред, алко­голь разрушает и убивает нас, канцерогенные и генно-моди­фицированные продукты выжигают желудок и сосуды, и есть ещё мас­са вещей, превращаю­щих нас в послушных и больных овец. Но! Мы продолжа­ем всю эту гниль потреблять! От этого не то что глу­пым ста­нешь... Шизофреником!!! Нет. Не от разлагающегося ор­ганизма. От осознания грязи, что нам методично впи­хивает в рот и мозг современ­ная идеоло­гия! Оглянитесь!
     Видимо, я сказал с таким жаром, что мои сподручные непроизвольн­о обернулись. Опять посмотрели на меня. В кафе сдела­лась необык­новенная тишина. Только сейчас я заметил, что меня слу­шают все, че­ловек двадцать посетителей и официантов. Никто не обе­дал. Не бегал туда-сюда. Только за окном шумел город. И то как-то призрачно. Из какой-то иной реальности. Неживой. Дымчато-времен­ной.
     Да. Нечасто услышишь обличительную речь в общественном месте. Да ещё на все сто процентов логичную. Хотя о чём я гово­рю? Всё вре­мя забы­ваю. У каждого сверчка свой шесток. Своя колокольня...
     Светлая погладила мою руку. Её нежный голос успокоил меня. Об­волок звучным контральто:
     — Не сердитесь, Хворый. Мы всё понимаем. Лично я вас под­держу во всём. Правда, и мне часто кажется, что мы ведём себя несколько не­правильно.
     — Почему?
     — Нас мало. Здесь я согласна с Бескорыстным. Нужна сильная группа поддержки.
     Я разглядывал её красивое лицо. Затем перешёл на фигуру. Пока­тые пле­чи. Тонкая талия. Большой бюст... В памяти мельк­нуло...

     ...Понятие женской груди неоднозначно. Нравится. Слов нет. Толь­ко предназначена она для детей, а не для выставки. Формы у них разные. Идёшь по улице. Автоматически сравниваешь. От этого нику­да не деться. Женщины смотрят в пах. От чего? Ре­флекс. Оценка муж­ского достоинства. Всё это происходит на подсознательном уровне. Нет в этом ничего предосу­дительного. Норма. Говорим о груди. Хо­чется, чтобы она была большой. Нас так приучили. Оставим в стороне энергетическое влечение, тягу. Оста­новимся на размерах. Учёные определили: чем больше, тем здоровее ребёнок. К тому же, большая грудь поддерживает осанку. Здоровый позво­ночник, здоровое тело. И что это? Да, очередная иллюзия! У всех разная фи­зиология и консти­туция тела. Просто на этом сделали бизнес и развитый марке­тинг, чтобы всякую косметическую мишуру и одеколоны продавать! По мне, так важно влечение души. Остальное пыль.
     Или вот другой ракурс.
     Иду с Ариной, а она «пасёт»: смотрю ли я на других. Вижу краем глаза цепкий взгляд. Потом мою оценку. Всё «просекает». Не дай Бог ошибиться. Тотальный контроль. Вот и вчера нечаян­но оглянулся на фигурку — тут же упрёк: я что, хуже? Стушевал­ся: лучше. Зачем во­обще создали раздеваюч­ную моду?! Топики? Стринги? Легкодоступн­ость? Ходишь по городу и по­стоянно воз­буждаешься. Беспредел ка­кой-то! Терпел–терпел, да взмолился: «Господи! Что мне делать? Куда ни посмотрю, везде полуразде­тые девицы с выпуклыми форма­ми?! Куда ни посмотрю...»
     И ответил Создатель: «Смотри вниз!..»

     С трудом отвёл глаза в сторону:
     — Мне нельзя привлекать в компанию посторонних людей. Среди них обязательно затрётся чужак.
     — А мы?
     — О вас я навёл справки. Что же вы думали? Я приглашу к огром­ным деньгам человека с улицы?
     Недовольство. Сердитые взгляды. Тяжёлое дыхание.
     — Ну, простите, друзья! Простите! Сейчас-то я вам доверяю. Знае­те, как я ещё Время называю? Прокрустово. Судите сами. Теорема, не требующая доказательства — аксиома. Следователь­но, предоставив конкретные факты, любому предмету можно дать чёткое определение! Так? Это разумно? Зна­чит, если челове­чество считает себя разумным, то на Земле не должно быть войн, обмана и разврата. Что мы видим? Получается, оно не разумно. Поче­му же тогда мы продолжаем взывать к рассудку? К той же честности? В мире продолжается игра политиков и олигархов. Тех, кто под шумок, как обычно, набивает деньгами свои карманы. Я не скажу ничего нового. Циви­лизация развивается по замкнутому кругу. Прогресс, застой, регресс, и опять прогресс. При этом спекулируют природой и людскими жизнями. Ну и что, интересно жить в таком мире? Почему я должен быть честным и порядоч­ным? По всей планете от разрывов снарядов и бомб умирают старики, жен­щины и дети. И ничего не сделать! Ничего!
     Прокрустово время — растягивающее время. Нам бесконечно обру­бают ноги, подгоняя нравоучениями под свой размер. Надо двигаться вперёд — мы топчемся на месте. Надо встать всем в полный рост, вы­разить протест — мы так и сидим перед компом ровно, пока самих пе­тух в задницу не клюнет. Сколько ни гово­рят, сколько новых космопо­литических реконструкций бы­тия ни выдвигают, а всё то же самое. Бо­гатые превращаются в олигар­хов, бедные в нищих. Не видать ни кон­ца, ни края! Давайте при­знаем, хоть это и неприятно, что мы не разум­ны. Глупы. Озвере­лы. Безнравственны и равно­душны. И сперва надо задуматься об образовании, которое в нынешнем виде выеденного яйца не сто­ит. Мы же продолжаем банально восхищаться ди­пломами маги­стров и учёных, когда с неба сыплется железный дождь!


     — Первая встреча сотоварищей по несчастью?
     — Да, учитель.
     — Каковы впечатления?
     — Удручающие. Не завидую я Захару. То есть себе будущему. И опять же — убеждён! Он страдает посттравматическим синдро­мом войны.
     Карук усмехнулся:
     — Как и всякие алкоголики, доказывающие своим родным, что не страда­ют тягой к спиртному. Обычное тихое умопомеша­тельство. Но, всё начина­ется с детства. Как известно, родитель­ские традиции фор­мирует сознание ребёнка в ту сторону, к какой они привыкли сами. В особенности, это каса­ется критериев уродства и красоты. Сегодня женщины превратились в ци­ничных и бесчувственных особей. (Не могу найти более подходящего слова). Мужчина, в их новом извра­щённом сознании, не только должен, а даже обязан обеспечить её всем необходимым. Они так и говорят: вы дели­тесь на три типа. Мужчины, мужики и муфло­ны.
     Кто есть кто? Первые — олигархи и просто богатые люди. «Уважае­мые» и «достойные». Вторые — всяческое обслуживаю­ще–строительное быдло. Остальные, кто не в состоянии зараба­тывать сколько нужно, в массе своей — парнокопытные. Рассу­ждая трезво — чего, к сожалению, не умеют жен­щины — детям с пелёнок внушают, КАК себя вести в обществе. КАК делить его на умных и глупых, бла­городных и негодяев, красивых и некра­сивых. Совершенно очевидно. Если девяносто–шестьдесят–девя­носто — идеал, то они так и будут считать это утверждение ис­тинным до гробовой доски. Да­лее, выстраи­вая логическую цепоч­ку, их размышления сводятся к выводу: работать, работать и ра­ботать. Следовательно, ты получишь красотку жену, ласки, ужин при свечах... Но! Что удивительно. Те, кто страш­ненькие — это добрые, умные и покладистые. И вовсе не из-за жела­ния выйти замуж. Мнимая «привлекательность» не явилась для них способом достижения счастья. Они неглупые. Так что, как сказал клас­сик: «Уродство — такая же редкость, как красота. И ещё неизвестно, ЧТО лучше». У нашего героя та же история. Мечется по понятиям. В интернате приобрёл повышенную чувствительность к несправедливо­сти по отношению к детям. Теперь готов жизнь положить ради них.
     — Думаете, синдром начался ещё раньше?
     — С детства. Слушал разговоры отца и дяди о красоте большой груди. Проникся теми же мыслями. Слушал душеразди­рающие исто­рии матери и бабушки о ленивых и пропитанных ал­когольными пара­ми мужчинах. Решил для себя, что никогда та­ким не станет. Критерии, критерии, критерии... Те самые, какие внушили в молодости.
     — И как это исправить?
     — Объективностью. Важна не форма, а содержание. Говорят: встречают по одёжке, провожают по уму... Чушь! Судят по де­лам, а не по внешнему виду. Говорят: мужчина должен работать для семьи... Правильно. Но гро­бить всю жизнь за дорогие сапоги и косметику, поездки за границу и ультра­современные технику и мебель... Чушь! Вот что надо внушать. Деньги при­шли и ушли. Они — пыль. Чувства остаются. Чувства дороже золота. К со­жалению, всё происходит нао­борот. Лёгкость, с которой молодые люди об­щаются между собой, по­ражает. Сегодня она в поисках богача встречается с одним, завтра с другим. Причём через по­стель. Утром и днём посидели в кафе, посети­ли кино или клуб и, как апогей современного рандеву, интим­ное по­знание противопо­ложного пола. Глядишь, завтра жизнь превратится в жизнь коро­левны. Кар-р-р! Беспредел скудоумия! Что будет с её детьми в будущем? Станут такими же. Вот и вся правда жизни.
     — Учитель... Не у всех так.
     — Моя память говорит обратное. Вот тебе тема для размышле­ния о жен­ских стандартах. А потом и о захаркиной благотвори­тельности по­говорим. Очень надеюсь, что твоя память когда-ни­будь у него всплывёт...

     Я часто стояла вместе с Химой на паперти. Он рассказывал мне о прохо­дящих мимо людях. Рассказывал просто. Без осужде­ния. Без нравоучения. Констатировал.
     Однажды бросил взгляд в спины матери с дочкой и выдал:
     — В быту и на работе. Во сне и наяву. Марьяна пыталась сде­лать свою жизнь насыщенной. Цельной и разнообразной.
     Помимо комфорта и признания способностей менеджера бы­стро на­ходить контакты с клиентами, она искала достойного мужа. Нет. Де­вушка не бросалась во все тяжкие, пытаясь понра­виться через постель, а там — как кривая выведет. Не давала брачных объявлений. Не посе­щала клубы и дру­гие развратные за­ведения. Не настраивала подруг подыскать ей достойную пару. Также игнорировала потуги ба­бушки свести со знакомыми порядочным­и молодыми людьми. Марья­на на­бралась титанического терпе­ния. В её мечтах суженый появлялся вне­запно. Врывался в тоскующее серд­це подоб­но вихрю любви. Мгновенн­о окружал заботой и вниманием. Чуть ли не по щелчку паль­ца ис­полнял все прихоти. Ну и, как водится, не пил, не курил, и цветы все­гда да­рил.
     С восемнадцати и до двадцати пяти лет она отвергала ухажи­вания муж­чин. Причины? Слишком потный, опаздывает на сви­дания, тол­стый, худой, тощий, костлявый… большие: нос, губы, щёки, глаза… маленькие: нос, губы, щёки, глаза... много го­ворит, мало говорит, мол­чит, как воды в рот на­брал, грубый го­лос, мягкий голос, без какого-ли­бо голоса вообще… высо­кий, как каланча, маленький, как карлик, не­ряшливо одет, или наоборот — одет чрезмерно богато, чем привлекает к себе внимание ревно­сти... В дове­сок, из поисков напрочь удалялись красавцы–плей­бои, уроды, с невырази­тельными лицами, рыжие, воло­сатые, лы­сые, старики и молокососы. Ну и, конечно же, бедняки…
Поразительно, но в каждом мужчине Марьяна находила какой-нибудь изъян. «Надо же! — удивлённо думала она после очеред­ного неудав­шегося кастин­га — Это что же? Весь мужской пол, действительно, козлы?!»
     Надо сказать, с её внешностью проблем не было. Всё сораз­мерно пропор­циям согласно современным взглядам на женщин. В меру кос­метики. Оде­жда со вкусом и по моде. Дома хозяй­ственна и аккуратна. Чистота и поря­док. Пунктуальна до безобра­зия. Голос ненавязчивый. Лексикон разнооб­разный. В целом, мо­жет поддержать разговор на лю­бую тему. Ну, просто иде­ал! Один только пунктик затесался. Придир­чивый выбор жениха.
Что делать?
     Для этого надо вернуться в прошлое. С самого детства её ныне по­койная мама твердила дочке, КАКИМ должен быть настоящий мужчи­на. Сама-то круто обожглась. Взъелась на сильный пол так, что он ша­рахался от одного её ненавистного взгляда. Дальше — больше. Марья­на выросла прагматично-циничной дамой. Она так и не поняла: все люди, включая женщин, имеют многочисленные недостатки. Требо­вать от них идеальности в высшей степе­ни аб­сурдно и глупо!
     Мне часто по жизни встречались именно такие мамы с дочка­ми. Деньги, внешность, стабильный достаток, без вредных при­вычек... Господи! Да где же вы такого найдёте?! Совсем белены объелись! Вернее, вожделенной меч­ты о молодом беспроблемном принце на бе­лом «мерседесе»!
     А что же Марьяна? Увы! Как и положено законам жизни: к тридца­ти го­дам, окончательно отчаявшись, «легла» под первого встречного, на миг во­образив его ИСКОМЫМ. Через неделю, не выдержав претен­зий абсолютно­сти, он от неё бежал. Через девять месяцев на свет по­явилась очаровательная дочурка. Как ты дума­ешь, какой она станет к восемнадцати годам?
     — Как и её мать?
     — Хуже. Влияние предков, как правило, в каждом новом поколен­ии про­является всё сильнее. Меняются времена. Мода. Идеология. Техника. Уско­ряется мысль. Вот почему многие на­смехаются над ро­дителями. «Отстой! Ретро! Анахронизм!» Так и есть в определённом смысле. С каждым витком развития про­шлое подвергается переоцен­ке. Тогда же не существовало ни­чего подобного, что есть сейчас! Сле­довательно, надо менять подход. Взгля­ды. Отсюда и начинается проблема отцов и детей...

     — Что сказать, уважаемый Карук? Склоняюсь к мыслям Заха­ра. Знания прибавляют скорби. Я уже не чувствую себя птенцом. Хотя и остаюсь та­ковым внешне.
     — Завтра твой полёт.
     — Последний?
     — Как и положено Великим Птушем. Каркара у всех одна.
     — Благодарю. Уже не так страшно. Это больно?
     Старец, как мне показалось, печально покачал головой:
     — Не более чем родиться. Мгновение. Потом «очистка» и воплощен­ие в кота Знахаря.
     Я ощутил лёгкость. Невозможно без конца сидеть в гнезде с ко­роткими крыльями. По реестру внешности я уродлив. Ха! «Уродство — такая же ред­кость, как красота. И ещё неизвестно, ЧТО лучше». Ну, хоть это успокаива­ет...

     Меня зовут Заха. Старейшины придумали. Покойная мать про­звала Ха­рушка. Ласково и нежно. Теперь её нет. И отца нет. Всё исчезает в этом мире. Рождение и смерть, как два брата– близне­ца, идут рука об руку. Сер­дечно обнявшись. Влюблённые в гло­бальный Проект Вер­ховного Смысла. Подчиняясь правилам Все­ленной. Сливаясь с реаль­ностью...

                Глава 5

     Буйную и Бескорыстного снабдил новыми инструкциями. Они мгновенно поглотили обед. Исчезли. Я намеренно остался со Светлой наедине, чтобы вправить ей мозги:
     — До меня дошёл слух, что вы собираетесь спать с богатым куку­сиком ради замужества. У вас что? Других способов нет?
     Покраснела. Растерялась. Голос дрогнул:
     — Откуда вы... Ах, да. Он же наш партнёр по строительству...
     — Очень красиво... Нечего сказать. Он мне сам и похвастался. Даже но­мер в отеле на сегодня снял.
     Переменилась в лице. Уставилась в одну точку на столе. Вдруг до­шло, что её подло обманули. Поверила в искренность чувств обеспе­ченного до­статка. А на самом деле он покусился на её кра­сивое тело. Да ещё хвастается направо-налево. Старая исто­рия. Раз ты богат, то и в постели у тебя будет королева...

     ...Золушка ползла в сторону «вертикальных». Они манили её высо­той. Вседозволенностью. Лёгкостью, с которой творили ком­форт. И она тоже с лёгкостью ложилась под них. Ждала, когда понравится. Её подруги так и де­лали. И нашли же себе счастье! Теперь тоже ходят...
     С пятого раза в сауне на неё залезла неповоротливая туша пешеход­а–мил­лионера. Вытерпела. Вытерпела всё! И неожиданно пригляну­лась. Через три месяца поженились. Жизнь наладилась. Тоже стала хо­дить...
     Под ногами ползали завистливые ящерицы. Яркие горящие глаза взывали к высоте. «Сверху они кажутся такими идиотками! Неужели и я была среди них? Зато сейчас... Кучеряво! Однако... Всё бы ничего, но уж слишком тяжёл...»
     В Египте на отдыхе к мужу подползла сногсшибательная змейка. Обворо­жила. Утащила с собой в отель. «Ну-ну! Что она может сотво­рить в постели нового? Смешно!» Однако почувство­вала нечто, при­тянувшее её к земле. Вот ещё! На счету круглая сумма. Авто. Шмотки от кутюрье. Брюлики. Всё равно буду хо­дить!
     Он подал на развод. Змейка превратилась в пантеру. Стала да­вать советы в бизнесе. Всё пошло наперекосяк. Авто попало в аварию, не подлежит восстановлению. Счета арестовали налого­вые службы. Шмотки и бриллиан­ты конфисковали. Бывшего мужа посадили в тюрьму. Теперь ползают обе...
На ум приходят слова забытого литератора: «Не в масть». Не вста­вайте на пути у пешеходов. Они не смотрят вниз. Они просто безжа­лостно давят...

     Случаи разные. А заканчиваются одинаково. Не в смысле материа­льной вершины и пропасти. Нет. В смысле психологическо­го надло­ма. Большинство продолжает жить в «совершенном» комфорте, но к пяти­десяти годам на все вопросы отвечают: скуч­но... К пятидесяти пяти: была круглой дурой... К шестидесяти: сколько потеряно времени и мо­лодости зря!!! Сколько всего пре­красного вокруг, что пронеслось мимо в ослеплённом до­статке! Природа! Чистые человеческие отно­шения! Любовь... Идеальные бытовые условия и количество монет сродни внезапной потери зрения. По миру бродят призраки слепых...

     — Убью гада!!!
     — И что изменится? Равнодушных купцов десятки тысяч, а вас по­садят в тюрьму. Поверьте, там не сладко. Мне на войне по­падались бывшие зэки, и женщины в том числе. Ушибленные на всю голову от­морозки. Убить чело­века, как сходить в туалет. Раз­говор мат–перемат. Вам это надо?
     Светлая, понурив голову, рассеянно ковырялась вилкой в та­релке. На что она надеялась?! Ей Богу! Надо покупать рентге­новские очки! Меня уже раз­дражает «женская логика». Куда ни глянь — сплошные тупизмы. Чуть что — в слёзы. То единствен­ное оружие, заставляющее мужчин идти на попят­ную. Правда, смотря какая обида или что за же­лание.

     Но — бывают картины с точностью до наоборот. Плакал муж­чина. И не просто плакал. Рыдал! Сосед Иван пришёл с работы как обычно в семь вече­ра. Ещё с по­рога почувство­вал в доме новый аромат. Обычно в воздухе присут­ствовала устойчивая смесь духов супру­ги вперемешку с запахом све­жеописанных ползунков пя­тимесячной дочурки. Сейчас тоже было свежо. Так обычно пахнет пластмас­са новой видеотехники. «Неужели жена приобре­ла утюг или соковыжимал­ку?»
     Спустя десять минут всё выяснилось. Утром в дверь позвонил ком­мивояжёр. С полной сумкой разнообразного «вторсырья». Припоми­ная настав­ления мужа, она всячески отказывалась от «дешёвой... со скидкой... только для вас....» Но этот попался на­стойчивый. Пустил в ход всевозможные улов­ки и хитрости. Су­пруга разинула рот. В ре­зультате содержимое сумки пере­кочевало на диван в зале, а в карман проходимца опустились все накоп­ления семьи. Иван пришёл в ярость.
     В это время к нему в гости зашёл ваш покорный слуга. Первое, что мне удалось, так это ловко уклониться от коробки зубочи­сток. По квартире лета­ли зубные щётки, карандаши против насе­комых, детские игрушки, упаковка носовых платков и ещё много полезных вещей, на­значение которых я не успевал разглядывать.
     Только присутствие спящей дочки и меня не позволило ему рассви­репеть по-настоящему. Он сел на стул и зарыдал. Я пони­мал: не из-за денег. Чёрт с ними! Из-за непроходимой глупости жены. Сколько раз говорили женщи­нам: всё, что вам предлагают, не имеет ценности. Это же азы бизнеса. Поче­му не рекламируют помидоры, огурцы? Одежду и обувь известных фирм? Эта про­дукция не нуждается в рекламе. Сплавляют то, что невозмож­но про­дать. Скидки... Акции... «Два по цене одного»...
     Самое интересное, что коммивояжёры никогда не переведутся. Все­гда найдётся добродушная домохозяйка, верующая в телема­газин и призрачно-счастливую жизнь сериалов. Стареющая кра­сотка, которой кровь из носа надо мгновенно помолодеть. Девуш­ка простушка, убе­ждённая: вот эти би­рюльки привлекут парня...
     Через месяц история повторилась. Но уже на прогулке с коляс­кой. На этот раз Иван, скрипя зубами, нашёл в себе силы промол­чать. Я всячески успокаивал его: не обращай внимания. Учёные доказали: во время беремен­ности, после родов и ещё два года женский мозг умень­шается в два раза. Вот они и совершают бес­смысленно-безрассудные поступки. Потом всё восста­навливается... Но мои объяснения не возы­мели действия. После третьего раза Иван с ней развёлся.

     Ещё страшнее женщины зрелого возраста. Эти любят наводить тень на плетень. Хлебом не корми, а дай обсудить. «В наше время мы были не таки­ми...» Что за вид? Поведение? Какие шмотки по­купают?! Лишь бы в золоте купаться! Куда катимся? Проститут­ки!
     Не выдержал как-то. Остановился:
     — Простите. Расскажите, какими вы были в их возрасте?
     Мгновенная тишина. Сконфуженность. Растерянность. Мозги скри­пят, ищут выход из положения. Если бы спросил кто-нибудь из моло­дых, сразу же нашёлся ответ. А так почти одного возрас­та. На всякий случай пригляде­лась ко мне: может, где встреча­лись? В анатомиче­ском познании тела. Ка­чаю головой: нет. Она краснеет. Поняла, что я ответил на её немой вопрос. Спасается бегством. Делаю вывод: ещё та стервочка.
     Со временем, когда приходит осознание промахов юности, тут же моде­лируешь возможные исправления. Каешься. Начинаешь поучать подрастаю­щее поколение, как бы предупреждая. А на самом деле — в качестве оправ­дания собственных ужасных по­ступков. Я-то, де, была, в сущности, прилич­ная...
     Зачем лгать самой себе? Не лучше ли промолчать? Или что? И вправду была непорочной? Не поверю. Все постоянно делают ошибки. Только с при­ходом опыта они не повторяются.
     Но и это мелочи по сравнению с женской болтологией. Сия наука посто­янно обрастает новыми фактами и аргументами. Учё­ные или просто знаю­щие люди не успевают их классифицировать и записы­вать. Скорость изло­жения выводов приближается к ско­рости звука. Более того. Большинство слов и выражений не име­ют окончания. Бессвязны и алогичны. Хотя, что удивительно, они друг друга пре­красно понимают. Может, женщины произошли от неизвестных нам приматов? А мужчин завезли на Землю из далёкого космоса в виде эксперимента? Ну-у-у, чтобы после ас­симиляции родился совер­шенно уникальный организм под назва­нием ЧЕЛОВЕК? Мо­жет, отто­го и возникли два параллельных мира, не понимающих друг друга? История об этом умалчивает. Да и зачем знать? Боязно жить, когда всё ясно и понятно. Пред­ставительницы слабого пола могут говорить де­сять часов кряду. Засекали по секундомеру. Обо всём понемногу. Сда­бривая исто­рии собственным опытом. Обо всём сразу или частями... Одна­жды мне пришла в голову уникальная мысль: они так спасаются от насилия быстроменяющего­ся мира. Своеобразная отдушина мозго­вой деятельности. Говорят-то много, но ничего не воплоща­ют в жизнь. Вот и хорошо. Спасибо! (А то такого на­воротят!!!) Поэтому надо снис­ходительно относиться к их чудаче­ствам. Прощать...

     — Посоветуйте. Что мне делать?
     — Забыть его как можно скорее. Женат. Двое детей. На работе две лю­бовницы. Попользуется и бросит. На что вы рассчитывали?
     — Подлец какой, а?! А мне говорил: развёлся и полгода жен­щины не было!
     — А с чего бы это он виноват? Кто из вас торгует телом ради того, чтобы выйти замуж? Мне одна дама плакалась...

     «...Ну, кадр, — подумала она, — сделал своё дело и отвернул­ся к стенке! Такой же, как и все... Козёл!!! Что же мне так не везёт?! Пятый мужик, а ни­чем от остальных не отличается. Кафе, цветы, ласковые слова, постель... И здесь то же самое. Выпустил пар и отрубился. Как мило! Уснул? Вроде ус­нул. Пойдём прове­рять...»
     Аккуратно вылезла из-под одеяла. Прислушалась. Дыхание мерное. Всё. Уснул крепко. Хорошо. Но осторожность не поме­шает. Накинула его халат. Прошла на кухню. Выкурила сигарету. Вернулась в спаль­ню. Прислуша­лась. Спит. Отлично.
     Вывернула карманы пиджака. Паспорт. Что у нас тут? Вот гад! Же­натик. Трое детей мал мала меньше. Сволочь! А говорил, бо­былём хо­дит...
С деньгами тоже худо. Пять тысяч триста. А говорил, своя фир­ма. За кого он её принимает? За дурочку?
     Вернула всё на место. Оделась. Постояла в прихожей. Посмот­рела в зеркало. Дура! Так ты никого себе не найдёшь! Ну что же делать? Надо как-то замуж выходить. Скоро тридцатка обрисует­ся. Бальза­ковская...
     Дни шли за днями. Она выкручивалась, как могла. Через три месяца в её «арсенале» значились уже девять мужчин. Всё проис­ходило по од­ному и тому же сценарию. Встреча в кафе или клу­бе, улыбки–смех–уговоры, койка, разочарование...
     Однажды она встретила парня. В сердце что-то ёкнуло и поне­сло куда-то на вершину любви. Он говорил всё то же самое, но искренне, от души. Она таяла под его взглядом. Даже впервые ис­пытала оргазм. Через неделю он предложил замуж. Познакомил с родителями. Все друг другу понравились. Подали заявление в загс. Сыграли свадьбу. Хорошую свадьбу.
     Поселилась у него. Полгода купалась в лучах счастья. Забеременел­а. Он казался ей самим совершенством. Каждую субботу они ходили в кафе их знакомства...
     В один из таких походов, весело переговариваясь, встали в очередь. Она беззаботно смеялась. Он говорил ей комплименты. Позади встали два мужи­ка. Слышит приглушенный шёпот:
     — Смотри! Я трахал эту бабу. Сучка ещё та! На стенку лезла. Про­сила отбарабанить её по полной...
     В ужасе оглянулась. Тот самый женатик. Может, не про неё? Осмотре­лась. Никого из женщин нет. Бармен парень. Побледне­ла. Ухватилась за мужа... И ухватила пустоту... Громко хлопнула дверь...

     Старец Карук смеялся минуты две. Успокоился. Смахнул кры­лом слезу с глаза:
     — Номер! Под конец жизни Захар превратился в старого брюзгу. Посто­янно твердит: не осуждайте! А сам только этим и занимается. Комплекс за комплексом.
     Я не понимаю ворона. То ли он слишком мудр, то ли исключительн­о глуп. Разве не является благом своевременное преду­преждение? Не для того ли существуют нравоучения?
     — Эх, молодость! Жаль, что ты останешься в возрасте птенца. Учить окружающих тоже надо с умом. Не навредить их собствен­ным выводам. А то спустя время, когда ситуация сложится нао­борот, они найдут кого обви­нить и опять проигнорируют своё Эго.
     — Это как посмотреть. Светлая ещё девственница. Лучше отгород­ить её от опрометчивого шага, и она своё целомудрие сохранит для бу­дущего мужа. Я считаю, Захар прав.
     — Да? Нравы поучают вступать в связь после свадьбы. Со штампом в паспорте и венчанием. Так вот. Это всеобщее заблу­ждение! У каж­дой жен­щины первое соитие происходит по-разно­му. Никогда не по­вторяется. Здесь играют роль чувства и сложив­шиеся обстоятельства. Внезапная тяга, искра, война, несогласие родителей, приверженцы разных конфессий. Да и просто любовь. Да. Я согласен, что Светлая выбрала не лучший путь. Этого по­требовали жизненные условия. Но причём здесь наши осужде­ния? Это её жизнь, её тело.
     Мне сделалось неприятно. Показалось, Карук чрезмерно цини­чен. Он не все мои сны видит. Сегодня приснился под названием «Слово ласковое»...
     ...приятно и кошке. Седая аксиома. А вот иной ракурс.
     Встречаются двое. Он уже искушённый в интимных делах. Она дев­ственница. Вспыхивает близость. Неопытна. Лежит без движения. Бо­ится сделать что-то не так. Он смеётся или обвиня­ет. Ему подай всё сразу. Она в слёзы. Расстаются. Знакомая кар­тина?
     Первому мужчине девушка отдаёт себя всю, на все сто про­центов. Обо­жглась. Протрезвела. Второму уже пятьдесят процен­тов. Ведёт себя более осмотрительно. Старается не поддаваться эмоциям. Третье­му — двадцать пять. Противно! Не правда ли? Увы. Жизненно. Прохо­дит время, приобрета­ется опыт, приходит рациональная любовь, се­мья, дети... Ещё хуже, девушка превра­щается в автрису. Пишет в прозе и стихах свою боль. До конца дней своих остаётся непонятой.
     Причём здесь «слово ласковое»?
     Нетерпеливым похотливым козлам, которые разрушают тон­кую ду­шевную девичью конституцию, в худшем случае хочется дать кирпи­чом по глу­пой башке, в лучшем — послать на...
     — Да, — согласился Карук. — Интересный ракурс. Особенно после всего «увиденного» послать козлов на...
     Посмеялись. Всё-таки оригинальный мой учитель. Наверное, настоя­щие такими и должны быть. Мгновенно уметь перестраи­ваться в общении с уче­ником. Невзирая на опыт и убеждения, принимать его сторону, а потом не­навязчиво разбавлять её свои­ми идеями. Высший пилотаж!
     — Прозреваешь? Осталось немного... Даже не знаю, что тебе такого осве­тить. Хима в последнею встречу со мной перед смер­тью рассказал про себя...

      Хорошо, что сохранилась память детских унижений. До пяти лет, пока ещё был жив дедушка, при котором никто не мог оби­деть люби­мого внука, жизнь представлялась раем. После его смерти ребёнок оказался никому не нужен. Под разными предлогами отправляли в ин­тернат. Высмеивали. Били. Отец женился вторично. Приходил раз в неделю. Драл ремнём за любую провинность или школьную двойку. Вёл «полезные» беседы о жизни. С благоговейным трепетом цитировал изречения древних мудрецов. Клеймил общество «скобарями» и «жлобами». Мать повторно вышла замуж. Надолго исчезла из его жизни. Спустя время, когда ему стукнуло двадцать пять, встретились. Встала на колени. Просила прощения...
     Сегодня, обращая взгляд в прошлое, он уже никого не осу­ждал. Стёрлись в памяти обиды одноклассников, насмешки родственников, издёвки женщин за неумение зарабатывать «кру­то», унизительные гроши за свой труд. Про­стил оскорбления соб­ственных детей, уже взрослых («папа, ты никто и от­стой!»). И тут же жгучее сожаление о своих промахах, где сам делал зло…
     Только робкими шагами прозрения познаешь милосердие. До­рогу, пол­ную сострадания и горьких слез. Непостоянная и страш­ная времен­ность, в которой влачишь полуживое состояние, когда-нибудь прекра­тится. И эта единственная мысль согревает. Успокаивает…
     От воспоминаний глаза Химы увлажнились. Он внезапно за­молчал и уставился вдаль. Грязная спортивная шапка. Неопре­делённое лицо. Борода клочьями. Арестантская роба без номера. Стоптанные кирзо­вые сапоги. Бомжатский запах нищеты. И вдруг резко повернулся ко мне:
     — Знаешь, в чём первый и последний грех?
     — Ну-у-у... В гордыни?
     — В человеке! Его присутствие на земле и есть грех! Как толь­ко он ро­дился, сразу же начинает познавать правила греха. Учит­ся ими управлять. Когда же становится зрелым, выпускной экзамен после учёбы: манипуляция грехами других! И всё для того, чтобы искусно прикрыть свои...

     В следующий раз мы сидели с Бескорыстным в моём кабинете, и разговор подошёл к границам откровенности. Его рассуждения почти созвучны моим:
     — В своей жизни дважды наблюдал картину: сын, заходя к ма­тери, открывает дверь ногой и требует деньги или водку.
     Честно говоря, жалею, что не вмешался. Думал: чужие судь­бы... Спустя время, когда у самого выросли дети, пожалел ещё раз. Маятник вернулся. Другими словами, большинство ситуа­ций, где ты проявил слабость или по­творство, возвращается к тебе с удвоенной энергией и бьёт в самом неподхо­дящем месте и в неподходящее время… Что это? Насмешка судьбы? Трени­ровка характера или воли? Воззвание к ми­лосердию? В любом случае, при­чины следует искать в себе. Своём восприятии мира. Товаро–денежные от­ношения, надо признать, приве­ли его в состояние цинизма и меркантильно­сти. Паразитизма. Куда ни глянь, каж­дый пытается влезть на плечи друго­го и при этом не нести ника­кой ответственности. Прежде всего, это касается де­тей. Получив стандартный набор внимания: одежда, игрушки, увесели­тельные меро­приятия — они набираются наглости требовать большего. Не помога­ют никакие увещевания. Беседы. Объяснения семейно­го бюд­жета. Нет! У Тани или Вани есть планшет, андроид, кру­той смартфон, ультрабук. Изволь, папа! Вынь да положь!
     Я прекрасно осознаю: наступили новые времена. Думать и действо­вать надо практически мгновенно. Согласен. Но, что если я не хочу? У меня своя жизнь. Свои интересы. Своя, чёрт возьми, позиция! Мне что? Всё перечерк­нуть? Плюнуть себе в душу и плюнуть на свои меч­ты?
     Дети вырастут. Разбегутся по своим семьям и интересам...
     Так и произошло. Но кто теперь папа? Тот, кто не обеспечил. Не ку­пил, что хотели. В результате, не выдержав прессинга воз­растающих потребно­стей, бросил. То есть НИКТО.
     Сейчас не звонят. Не поздравляют с днём рождения. Не посы­лают писем на почту...
     Знаю. Придёт время. Они повзрослеют. Станут мудрыми. При­дут к отцу и, надеюсь, попросят прощения. Вернее, у его фото­графии на кресте моги­лы...
     После небольшой паузы Бескорыстный продолжил:
     — Знаете, Хворый, про прекрасный пол тоже есть что сказать. По­мните старый английский стишок:

      Три мудреца в одном тазу
      Пустились по морю в грозу.
      Будь попрочнее старый таз,
      Длиннее был бы мой рассказ...

     Так вот. Провожу аналогию. Шопинг для женщин — вершина при­ятных иллюзий. Не обязательно покупать (денег, как правило, нет). Важно погла­зеть. Оценить. Охнуть. Позвонить подруге: «Нет, ты представляешь?!» Осу­ждать грех. Своих полно. Но Про­видению было угодно бросать меня в такие ситуации, где волей–неволей приходи­лось наблюдать за ними и оценивать.
Вообразите картину. Бабушка, мама и внучка пришли выбирать пода­рок на день рождения внучке (лет пятнадцать). Все подроб­ности обще­ния, выбора и откровенного словоблудия про ту или иную модную вещь излагать не буду. Через полчаса бездарно потерянного времени (я стоял рядом и общал­ся со знакомым охранником) они так ничего и не выбрали.
     Созидание комфорта сотворило из наших женщин бесчув­ственных, а по­рою фригидных существ. Эмансипация довела об­щение между по­лами до крайностей. Что же делать тем мужчи­нам, которые не в состоя­нии зарабаты­вать столько, сколько ей надо? Повеситься, что ли? Есть такое сказочное жи­вотное — тяни–толкай. Две лошади соедине­ны в одну передними частями. Ни туда — ни сюда. Топчется на месте. Ни пожрать толком, ни любовью за­няться. Только орут в два голоса. Принеси ТО, чего нет! Сходи ТУДА, не знаю куда!
Как говорится, а воз и ныне там. Вот и констатирую. Три мудрых жен­щины в тазу...
     Я по профессии альпинист. Горный спасатель. Однажды, стоя над пропа­стью, решил для себя: хватит! Надо как-то заканчивать весь этот абсурд! Сколько ж можно терпеть выходки жены? Перед глазами за­мелькали фраг­менты нашей совместной жизни. Первые встречи. Сва­дьба. Рождение детей. Скандалы на почве се­мейного бюджета... Ну, не научился я прыгать выше головы! Не имею расположенность к бизне­су! Не умею обманывать!
      Год назад, выкапывая из снега зазевавшихся туристов, я провалилс­я в расселину. Ударился головой об ледяной выступ. Пролеж­ал без сознания два часа, пока меня не нашли напарники. Про­буждение ока­залось на ред­кость болезненным. Мир как бы раздвинул­ся на все четыре стороны света. Стали слышны каки­е-то звуки. Голоса. Потрес­кивания. За болью пришли со­всем дру­гие мысли. Я неожидан­но начал смотреть на себя и семью со сторон­ы. Потом на всё человече­ство в це­лом. Откровения одно страшнее другого вызывали содрога­ние созна­ния. Муки прозрения. То, во что я верил, чем жил, вдруг по­казалось никчёмным. Люди тратят своё драгоценное время на вещи и поступки, которые превращают их в послушных и равнодушных ра­бов. Вместо того чтобы заниматься собственным развитием, изучени­ем природы, познанием Бога, они уткнулись в экраны телевизоров и компьюте­ров. Слушают и верят таким же недалёким прожигателям жизни, как и сами. И самое ужасное: супруга. До сего дня казавшаяся почти идеаль­ной, в моём просветлённом состоянии оказалась скучной, нудной, пу­стой женщиной. Се­риалы. Шмотки. Поездки на море. Бес­конечные разговоры о деньгах и осу­ждение мужа, не способного удовлетворить все её насущные потребности.
     И что тут удивительного, в который раз спрашивал я себя. Этих ис­торий пруд пруди. Так, увы, существует всё общество! И его уже не переделать. Тогда как жить дальше?
     Последующие месяцы меня занимал именно этот вопрос. «Го­лоса» шуме­ли всё громче. Иногда проскальзывали отдельные слова: завер­шение... от­правляйся по назначению... убивающая нежно... Это по­следнее необычное словосочетание волновало больше всего. Почему «нежно»? Кто убивает? Карма? Судьба? Может, какое-то понятие, ко­торое я никак не осмыслю?
В тот день она крикнула мне в спину: «Ты неудачник! Подаю на раз­вод!» Несколько долгих часов я взбирался на эту вершину. Ти­шина необыкновен­ная. Сюда не достигает безумство цивилиза­ции. Сюда не проникают заблу­дившиеся жёны. Заблудившиеся дети. Только я. Ска­ла. Чистый воздух. Да покрытые туманом и снежными шапками горы напротив.
     И только тогда, прежде чем сделать шаг вперёд, я понял: убивающ­ая неж­но — это современная женщина. Но опять не разбил­ся. (Луч­ше бы разбился!) Зацепился верёвками за уступ. Сняли с вертолётом...
     Бескорыстный, задумавшись, замолчал.
     — Прискорбные ты мне истории поведал. Надо признать, психолог­ия мужчины и женщины — два разных измерения. Как бы параллель­ных. Во­преки законам физики, пересекаются в трёх точках. Интимные потребности, деторождение и... Правильно! Финансы. Во всём осталь­ном каждый живёт сам по себе. Разнят­ся интересы. Хобби. Представ­ления о семье и мире. По­ступки. Психозы. А самое главное, убежде­ния о количестве... Правильно! Денег. Как ты и сказал, обычные люди думают: так, мол, развива­ется циви­лизация. Учёные — о физиологии и устройстве мозга. Религии — о продол­жении рода и испытании. Я же уверен: неу­дачная шутка Бога!
     Суди сам. Обе стороны обвиняют друг друга во всех смертных гре­хах. Это уже образ существования. Предмет издевательства и гомери­ческого хо­хота. Смысл жизни! Разве это не смешно? Смысл жизни в отсутствии оной! У каждой стороны есть веские причины лю­бить и ненавидеть. Ласкать и убивать. Обижаться и прощать. Целый интел­лектуальный набор жестокой сатиры!
     — В точку! Неудачная шутка Бога.


     — Вы думаете, именно это хотел сказать Хима?
     Карук усмехнулся:
     — Конечно же, нет. Про шутки Птуша рассуждает каждый, кому не лень. Особенно тот, кто хочет скрыть свои недостатки. Юродивый ве­щал об ис­кусстве человека манипулировать греха­ми. Хворый и Бес­корыстный оправ­дываются друг перед другом. Очень легко обличить женщину. Очень трудно её понять. Захар вроде понимает, и тут же на­вешивает ярлыки. Вроде про­щает, и тут же обвиняет феминизм и эмансипацию в целом. Двойные стан­дарты мешают объективно вос­принимать мир. Всё та же двойственность. Уж очень любит человече­ство метаться между двух огней! Добро и зло. Бо­гатство и бедность. Прямо-таки в этом смысл усматривает.
     — Хорошо. Допустим. Тогда КАК надо понимать женщину?
     — Кар-р-р! Тяжёлый вопрос. Никто не может похвастаться его ре­шением. Мне больше нравится примерный ответ философского тече­ния эмпиризм. Одно из направлений в теории познания ре­альности, признающее чувствен­ный опыт единственным источ­ником достовер­ного знания. Противостоит рационализму и ми­стицизму. Для эмпириз­ма характерна абсолютизация опыта, чув­ственного познания...
     — Можно попроще? Ничего не понимаю...
     — Изволь. Разумные существа разделяют реальность на три части. Про­шлое, настоящее и будущее. Всевозможные учения по­хожи на фантазии, где философы живут страстями, пытаясь приукрасить про­шлое и смоделировать будущее. Эмпиризм, в свою очередь, обращает взор на настоящее. Учит де­лать выводы на основании личного опыта. Смотреть на вещи объективно. По-настоящему. Нельзя им приписывать фантастические свойства. Кроме тех случаев, когда сам не столкнулся с аномалией и сам не участвовал в со­бытиях. Теперь понятно?
     — Ясно. Надо смотреть на реальность широко раскрытыми глаза­ми, а не прозябать в фантазиях. И как сия истина применима к понима­нию женщин?
     — Очень просто. Спуститься с облаков и быть рядом с ней.
     — Как это?!
     — Выслушать её. Общими усилиями найти решение. Напри­мер. Мы с то­бой «видели», как альпиниста обозвали нищим. Подойди и спроси: «Ты ска­зала, я никто. Следовательно, ты зна­ешь, каким я дол­жен быть? Как этого достичь? Что для этого сде­лать? У тебя есть яр­кий пример? Научи! Я сделаю по-твоему...» Женщина любит логику. Пусть проявит её наяву. Говорить-то все мастера.
     — Она скажет: «Ты мужчина. Глава семьи. Ты и решай!»
     — «Не получается. Ты умнее, чем я. Ты делаешь выводы, зна­чит, знаешь другие способы обогащения. Научи».
     — Перельётся в обычную полемику взаимного обвинения!
     — Дорогой Харушка! Никто ни разу не пробовал! Сама того не осо­знавая, женщина тоже хочет участвовать в развитии се­мейного достат­ка. Она лучше знает, ЧТО ей нужно в данный мо­мент. Она лучше ведёт бюджет. Просчитывает затраты заранее. Экономит. Мужчина этим похвастаться не может. Ему и надо-то просто её выслушать. Раз­ве он слышит жену? Он слы­шит только то, что касается его самого. Стычки футбола, рыбалки, пива и мальчишников, откуда он возвраща­ется в виде ползущего паука. Как бы это ни звучало банально: женщи­на тоже человек. Отне­сись к ней, как к себе, и она начнёт раскрывать­ся с удивительной быстротой. Как свежая благоухаю­щая роза. Конеч­но же, с шипа­ми... Но куда без этого? Есть такая притча. Взмол­ился один му­жик:
     — Господи! Как я устал от жены! Пилит и пилит! Нет мочи тер­петь! По­моги!!!
     И ответил Бог:
     — Невежда!!! Её устами я открываю тебе истины!


     Мы переехали в небоскрёб. Сто пятьдесят этажей. Наш пятнадцат­ый. Вид из окна чудесный. Чистое небо. Финский залив скрывается за горизонтом. Сотни чаек. Нескончаемый ветер. Странные ощущения раскачки дома. Как дерева в лесу, когда на него забираешься...
     Сын с женой остались на прежней квартире. Арина начала пропа­дать по три – четыре дня. Мы перестали общаться по всем вопросам. Наверное, у неё роман. Любовник.
     Мне всё равно. У меня другие заботы. Проект раскручивался с неимовер­ной быстротой. Деньги уходили влёт. Я только-только успе­вал «опустошать» банки и «подчищать» хвосты, как все экспроприир­ованные средства разлетались по детским домам и прию­там. Мои сподручные мета­лись по городу как очумелые. Постоянно мне отзва­нивались. Сотовый теле­фон остывал ближе к ночи. Я падал головой на подушку и мгновенно засы­пал. Сны снились странные. Нечто похожее на границу реальности и сюрреа­льности. Часто казалось, что всё происходит наяву. Самые потрясающ­ие действия закручивались на ка­кой-то загадочной пла­нете. Гово­рят, во сне «прокручиваешь» свои проблемы и ищешь ответы. Не знаю. У меня вопро­сов становится ещё больше...

     ...Обнаружил, что нахожусь возле фундамента лестницы. Преодо­лел несколько ступенек и взобрался на первый уровень. Посмотрел вниз. Земля сверху кажется безобразной. Мазут по­крыл берега океа­нов. Леса вырублены для постройки нашего соо­ружения. Толпы людей в лохмотьях и телесных струпьях всеми силами поддерживают впере­ди идущих. Возмутился. Заво­пил о несправедливости. Чуть не сброси­ли обратно. Пришлось замол­чать.
     ...Следующие три уровня преодолел, не оглядываясь. Передох­нул. По­смотрел вниз. Земля затянулась лёгким туманом. Вода и деревья приобрели таинственные очертания вечной стабильно­сти. Общество выкрикивало слова поддержки. Неясные, но похо­жие на восхищение. Высказался в ответ. Те, кто выше, слегка по­журили. Пришлось замол­чать.
     ...Где-то на середине пути, когда ступени стали приобретать сере­бряный оттенок, с трудом и неохотой бросил короткий вз­гляд вниз. Землю закрыло белоснежными облаками. До слуха до­носились восхи­щения цивилизации моим трудным путём. Ничего не сказал. Просто подумал, как внизу разда­лись бурные овации. Полагаю, надо промол­чать. И так всё понятно.
     ...На золотых ступенях, окружённых мраморными стенами, уже за­был, что надо куда-то смотреть. Меня манила вершина. На­верное, там неразрабо­танные алмазные копи. Я разучился думать. За меня говорят и думают дру­гие. Надо ли говорить? Не помню, что это такое.
     ...Полёт был недолгим. Меня столкнул тот, кто, взобравшись на­верх, сохранил умение говорить. Я осторожно выбираюсь из мазута. Ползу к фун­даменту лестницы. На меня с высоты первого уровня, скривившись в пре­зрительной усмешке, смотрят толпы людей. Я хотел что-то выкрикнуть, как сверху сбросили лохмо­тья. На теле, разрывая кожу, проявлялись струпья...
     Чем выше забираешься и обрастаешь богатством — тем больше мол­чишь, тем больше слепнешь. Ибо: зачем тебе гово­рить и смотреть, когда у тебя есть всё?

     Утром я пришёл к выводу: сон не про меня. В кармане мил­лион долларов, а я не обрастаю богатством и не слепну. Почему? Я умею оглядываться.
     Достаточно оглянуться, и каждый увидит свой пройденный путь. Доста­точно напиться, и наутро тебе расскажут, кто ты есть на самом деле. Доста­точно сделать зло, и довольно-таки скоро маятник поступ­ка вернётся и уда­рит в самом непредсказуемом месте. Но недостаточ­но понять, ЧТО в этом мире происходит на самом деле.
     Человечество гниёт изнутри. Разложилось ещё при жизни. Толь­ко-только вышло из ясельного периода и попало в детский сад, а уже мнит себя все­сильным. Неужели не ясно: оружие, производящееся на заводах, убивает! Неужели не ясно: на горе и несчастьях корпорации и отдельные лица наби­вают свои карманы деньгами!
     Самое неприятное, что подобная говорильня является пустым звуком, «по определению». Мне даже представляется этот торго­вец жизнями, кото­рый, задумывая очередную войну, мыслит так: сперва — общественный ре­зонанс, крики СМИ, обоюдоострые санкции. По­том — новый виток разви­тия производства современ­ного вооружения, новые рабочие места. Далее — война, подсчёт жертв, восстановление разрушенного (на этом дополнитель­ный заработок). И кульминация — пополнение собственных счетов в банках мира.
Ведь это же так просто! Проще некуда. И опять: прогон воздуха, пу­стые сло­ва. Всегда говорил и буду говорить: пока на планете суще­ствует система «товар – деньги, деньги – товар», НИКОГДА НЕ ПРЕ­КРАТЯТСЯ ВОЙНЫ! Уберите эту систему, и всё сразу же закончится. Как по-другому? Бартер. Обмен. Натуральными продуктами питания, одеждой, предметами быта. Без денежных взаиморасчётов, без банковской волокиты и процентов.
     Невозможно!!! Согласен. Поэтому начинаем сначала.
«...Достаточно оглянуться, и каждый увидит свой пройденный путь. Доста­точно...»
     Мне не достаточно. Я осознаю тень-юктуру. За нашими спина­ми. Прямо на плечах. Сидят трейдеры, «быки», «медведи». Эти гросс­мейстеры всевоз­можных банковских операций. Они загре­бают жар чу­жими деньгами. Это схему я раскрыл в закодирован­ной сетке Forex. Подобие игры в миллио­неров. Мечта о богатстве сделала из людей мо­ральных уродов. Причём это стало нормой. Никто из них не чувствует себя ущербным. Привычка — ве­ликая сила. Я думаю о деньгах, следо­вательно, я прав. Деньги дают ВСЁ! Славу, красивых женщин, почёт, признание, поклонников, автомобиль «бентли», виллу в Испании или остров в собствен­ность, свой самолёт...
     В чём уродство? Равнодушие. Растёт армия малоимущих. Бед­няки стано­вятся нищими, богатые превращаются в олигархов. Оправдание: не умеете зарабатывать, следовательно, вы не до­стойны лучшей уча­сти. Ваша нищета — естественный отбор. Вы­живает сильнейший.
     Трейдеры в Forex используют средства вкладчиков по своему усмотре­нию. Обрастают мясом за чужой счёт. Люди без совести. Без милосердия. Из нескольких миллиардов человек два — голо­дают. Больше половины стран мира нуждается в пресной воде, треть стран — в продуктах питания. Почти везде дефицит лекарств. Преступность достигла очередного пика. Терро­ризм. Наркобароны. Межрасовые, межнациональные разборки. Мигра­ция беженцев в Европу. Локальные войны. Разграбленная изуве­ченная природа. Загаженные океаны и моря. Тухлый воздух мега­полисов. Чёрные лёгкие, чёрные мысли...
     Каждый год в мире пропадает двадцать миллионов девочек и деву­шек. Находят около семидесяти процентов. Изнасилованных, с нару­шенной пси­хикой, искалеченных. В то же самое время мисс «Красота России» получает сто тысяч долларов за то, что природа наделила её формами девяносто–шестьдесят–девяносто. Наивысшая справедли­вость! Нет, ну, правда, здоро­во! Аплодиру­ем стоя человеческому разу­му и человеческой же глупости!
     Куда ни бросишь взор, глаза натыкаются на мрачные, озабо­ченные, суро­вые лица: где бы раздобыть деньги? Много и сразу! И чтобы за это не отве­чать! Вот она, вершина мечтаний! Вот она, иллюзия кондо­минимума!
     А что же Forex? Двадцать лучших трейдеров раскладывают ваши деньги по двадцати предприятиям. Не бойтесь. Если кто-то прогорит, другие покро­ют убытки. Схема проста и стара, как Все­ленная. На сто вложенных долла­ров вкладчик зарабатывает пять, трейдер — двадцать пять. Кто богатеет? Ответ очевиден. С открытия грандиозного обще­мирового законного «кида­лова» и по наше время компания Forex выпустила в свет четырнадцать мил­лиардеров, девяносто восемь мультимиллионеров. Браво, госпо­да! Браво!
     Пусть рушится наша планета. Пусть все нации перережут друг дру­га. Пусть сгниёт природа на помойке. Пусть человеческий ин­теллект, так назы­ваемый IQ (ай–кью), сведётся к умению уни­кальным спосо­бом жить за счёт других. Пусть нравы падают на самое дно разврата. Мы с гордостью от кра­сивого слова «цивили­зация» поклонимся Гла­вам Банковских картелей и го­ловастым ушлым создателям систем вы­качивания денег из наших карма­нов!

     ...Однажды я умер. Кто-то могущественный сказал:
     — Не время. Вернись обратно...
     — Я не хочу жить на помойке!!! Среди двуличных людей!!!
     — Тогда ты никогда не станешь мудрым...
     И никогда им не стану. И знаете, как-то легче дышится. Пото­му как при­ятно осознавать, что мои поступки не превращают лю­дей в нищих. И ещё вам скажу. Однажды переступив черту чело­вечности, стано­вишься сам себе палачом. Придёт время, когда начинаешь смотреть на мир протрезвевшими глазами. И тогда вы почувствуете боль. Не физи­ческую. Душевную. Это самое страш­ное наказание на земле!..
     ...Спам. Тролли. Сетевые экстремалы. Миллионы геймеров, готов­ых ку­пить за реальные деньги усовершенствованного юнита. Это без­умие! Вирту­альная помойка!

     Приветствую вас,

     Я адвокат Альфред Майкл, личным адвокатом с инженером, я наде­юсь, что вы не будете подвергать или предать это доверие и уверены, что я соби­раюсь отдохнуть от вас к взаимной выгоде на­ших обеих се­мей.

     У меня есть возможность передачи левую над средств, принадлежащ­их одному из моего клиента, который несет Вашу фами­лию. Это мой клиент был компаньоном для бывшего президента Ли­вии Muhammar Каддафи и Кад­дафи использовал его для запус­ка опе­раций в глобаль­ном масштабе и суть в том, что мой клиент был убит в Ливии. Я его личным адвокатом. Моя цель связаться с Вами в том, что мой покой­ный клиент хранение средств на сумму (в долл. США 9.6 million) с (150 кг золота) с финансового учре­ждения до его смерти без наследни­ка, ближайших родственни­ков, или получателя. Я хотел бы вам пред­ставить, как ближайших родственников к моего покойно­го клиента для того, чтобы пре­тендовать на вышеупомянутых средств и зо­лота.

     Я запрашивать ваше сотрудничество и помощь. Для этого мне нуж­на ваша срочная помощь в передаче (US $ 9.6 million) с (150 кг золота) на ваш счет в течение 10 или 14 банковских рабочих дней. Эти деньги был заморо­жен в течение многих лет в финан­совом учреждении без претензии. Я хочу финансовое учрежде­ние, чтобы освободить деньги для вас, как ближайшего человека к нашей умершего клиента я не хочу деньги, чтобы пойти в госу­дарственную казну как заброшенном фонда. Так что это причина, почему я связаться с Вами так, что финан­совое учреждение мо­жет выпустить деньги к вам как бли­жайших родственников умер­шего клиента.

     Пожалуйста, я хотел бы вам сохранить это предложение как совер­шенно секретно и удалить его, если вы не заинтересованы. После по­лучения Ваше­го ответа, я дам вам полную информацию о том, как биз­нес будет выпол­няться, а также обратите внимание, что у вас будет 40% от упомянутой выше суммы в то время как 60% будет для меня, если вы согласны справить­ся с этой бизнес со мной.

     Я сразу ожидая вашего срочного ответа. Имейте в виду, что конфи­денциальность этой сделки не подлежит обсуждению. По­жалуйста, если вы хотите работать со мной над этим проектом, необходимо replt в моем почтовом ящике на honmicheal.alfred@yandex.com

      С уважением,
Hon.Micheal Альфред
Адрес: # 142 Rue du Ankanfu , Lom?е?   Ломе, Того
E-mail. honmicheal.alfred@yandex.com

     Мой ответ.

     Приветствую вас.
     Я Хворый. Прогрессивный человек. Думающий не о деньгах, не о славе, а о просвещении и внутреннем очищении общества.
     Очень удивлён, что мой редкий псевдоним оказался схожим с фа­милией вашего клиента. Я просто потрясён! Надеюсь, это меж­ду нами? Полная тай­на вклада? Заграница нам поможет!
     Какая жалость, что вы хотите поделить 150 кг золота между мной и со­бой... кажется, это — 9 миллионов долларов? Ага. Да ещё сорок про­центов на шестьдесят? Как мило... Сердешный вы мой. Как любез­но с вашей сторо­ны забрать большую сумму...
     Совершенно секретно вам сообщаю, что в мире:
     — разворована и загажена природа;
     — кино–телеиндустрия продолжает зомбировать цивилизацию пор­нографией, дебильными шоу и придурковатыми сериалами;
     — нравы упали ниже плинтуса и продолжают катиться в про­пасть;
     — идеологии, конфессии собачатся между собой, как базарные бабы;
     — новоявленные философы компостируют мозги неокрепшей мо­лодёжи...
     ...и ещё сотни тысяч несоответствий, уносящих на тот свет миллио­ны лю­дей. Которые ушли, так и не поняв, ЗАЧЕМ прихо­дили...
     Обратите взор хотя бы на детские дома. И я вовсе «не ожи­дать» ва­шего ответа...

     Серия вторая.

     ...Приветствую Вас, уважаемый наследник! По уникальному стече­нию обстоятельств, Ваши имя, отчество и фамилия, совпа­дают с ини­циалами че­ловека которому оставлено в наследство 15 (!) миллионов долларов! Мне, как адвокату, было бы обидно упускать шанс попра­вить наше с Вами мате­риальное положение. Да о чем там говорить?! Такое положение вещей выпа­дает один раз в жизни!
     Мои чувства подогревают не только деньги. (Видите? Я с Вами открове­нен) У меня появилась возможность восстановить некое равно­весие спра­ведливости. Потому как по истечению по­ложенного срока, наследник так и не нашелся. А Вы знаете ЧТО творится в банковской системе и в мире в це­лом?! Нехорошие людишки возьмут эту сумму (15 миллионов долларов) в оборот и начнут катастрофически богатеть. Тогда как мы с Вами, будем взи­рать на этот беспредел с тоскою.
     Поэтому вношу предложение использовать Вас в качестве наследн­ика! Реализовать мой план получения 15-ти (!) миллионов долларов, с тем, чтобы разделить их пополам 50/50! Ваше имя (участие) и моя до­кументация — позволят нам безболезненно, а самое главное, закон­но, осуществить подоб­ную операцию.
     С нетерпением жду Вашего сообщения согласия по почтовому ад­ресу, ко­торый прилагается ниже.
     С уважением, Мартин Бруннер.

     Если ЛОХ отвечает — приходит письмо следующего содержа­ния:

     ...Уважаемый наследник! Судебные издержки требуют срочно­го вклада суммы в размере 5 000 тысяч долларов! (Прислать на такой-то счет) Эти деньги будут высчитаны из моей доли как и договаривались 50/50. То есть, Вы получите 7 502 500 миллионов долларов! Ниже при­лагается копия заве­щания, где, как Вы легко убедитесь, Ваши инициа­лы полностью совпадают с «внучатым племянником» Вашего умерше­го «двоюродного дедушки».    По­мните, что это игра!
     С уважением, Мартин Бруннер.

     Если «ЛОХ в квадрате» присылает деньги, на e-mail приходит сооб­щение:

     ...Благодарю, наследник! Ваше дело успешно продвинулось. Судеб­ные приставы подтвердили Вашу идентичность с умершим, родствен­ную связь. Также навели справки о Вас и Вашем прожи­вании в Рос­сии. Поздравляю!
Запоминайте! История такова: После революции 1917 года, Ваш двою­родный дедушка эмигрировал во Францию. Открыл соб­ственное дело в Париже. Женился. Во время Второй мировой войны жена скончалась от рака, а двое сыновей погибли во фран­цузском сопротивлении, не оставив после себя на­следников...
     В данный момент происходит слушание о налогообложении 15-ти (!) миллионов долларов. По закону, оно составляет 0,3%, то есть 45 000 тысяч долларов. Если Вы пришлете половину (осталь­ное, как Вы помните, докла­дываю я) мы выиграем это дело! В противном случае мы потеряем ВСЁ! Банковские картели прибе­рут к рукам 15 (!) мил­лионов долларов! А это в высшей степени — несправедливо!!!
     Не отступайте! Вышлете на такой-то счет 22,5 тысячи долла­ров! Да при­будет с нами Господь!
     С уважением, Мартин Бруннер.

     Если «ЛОХ в кубе», продав квартиру, дрожащими от возбу­ждения рука­ми высылает указанную сумму — приходит коро­тенькая заметка:
     ...Спасибо за ваше доброе сердце! Я помолюсь за вас...

     Скажете, нереальные истории? Тогда, почему на сотни тысяч элек­тронных адресов продолжают поступать подобные письма мошенни­ков? Следоват­ельно, некомпетентные, доверчивые люди, желающие мгновенно разбо­гатеть, верят. Хотя давно из­вестно, бесплатным сыр бывает только в мыше­ловке. Игра в напёрстки, игровые аппараты, ма­хинации с перепрода­жей квар­тир, домов, участков, автомобилей, бы­товой техники... сотни тысяч авантюристов... жулики, жулики, жули­ки... Что дальше? Безграничная люд­ская глупость, основанная на мне­нии о себе любимом! Самозначимости. Гордыни... Много чего поисти­не виртуозного происходит в данный момент, оставаясь для масс неиз­вестным, но о чём многочисленные обманутые скоро узнают, похло­пывая себя по пустому карману. И нет этому ни конца, ни края!
     Некоторые червяки, спасаясь от птиц, прикидываются сучка­ми. Крот, вы­ползая по ночам на поверхность и попадая в когти совы, на минуту останав­ливает сердце. Она сбрасывает его, по­скольку считает безжизненным. Хаме­леон в целях безопасности принимает любой цвет, и у него практически нет врагов. Скунс выпрыскивает вонючую жидкость. Дикобраз отстреливается иг­лами. Ёж сворачивается клуб­ком. Осьминог выпускает «дымовую завесу». Страус, преследуемый львом, прячет голову в песок. И что? Лев ходит кру­гами, принюхива­ется. Вроде пахнет обедом, ужином и что-то ещё на зав­трак, но без го­ловы. Тут он сообража­ет: больной страус! И разочарованно удаляется... (Смеюсь). Так или иначе, большинство зверей, птиц, рыб и насе­комых защища­ются. То есть выживают...
     Человек... Здесь несколько сложнее. У него есть рациональный ра­зум. В зависимости от агрессивности окружающей обстановки может превратиться в изворотливого пройдоху. Думаете, для того, чтобы вы­жить? Почти. Больше, чтобы быстрей соскочить. Покинуть зону, раз­дражающую его. Ну не хочет он забивать своё сознание всякой требу­хой. Всем тем, что не каса­ется его дра­жайшей персоны. Что вы гово­рите? Это нормально? Возможно.
     Возможно продолжать отгораживаться панцирем эгоизма от этого много­мерного изменчивого мира, когда пришло время со­обща решать глобальные проблемы планетарного масштаба?
     Трагедия нашего времени. Человеку вообще свойственно пря­таться. «Раз­говаривать» масками. Камуфлироваться. И оправда­ние себе нахо­дит: я не хочу, чтобы мне плюнули в душу!.. Моло­дец! Как всегда, ге­рой.

     Я стоял на кухне и пил кофе, когда сработало внутреннее чутьё опасно­сти. Удивлённо прислушался к чувствам. Чутьё вой­ны. Кто-то подбирается ко мне, чтобы убить... Мотнул головой. Смешно. Никто не знает про эту квартиру. Все операции я прово­жу в офисе или транс­порте. Приходя домой, отключаю сотовые и вынимаю аккумуляторы. Меня невозможно отследить. Меняю кафе и рестораны, где в туалетах без видеонаблюдения наклады­ваю или смываю грим. Все сим–карты оформлены через подстав­ных лиц. Всегда перепроверяю возможные «хвосты» шпиков. По полчаса кручусь в чужих районах...
     Сегодня выходной. Посижу за компьютером. Подумаю. На­брал игру «ша­рики». Очень хорошо отвлекает. Что, если найдут? Да ниче­го! Окно рядом. Прыгну вниз. Самоубийство не по-хри­стиански. Гово­рят, даже хоронят на отшибе, и никто не может за­казать заупокойную службу... Увы! С моими де­лами такие вещи не прокатят...
     Неожиданно за спиной скрипнула дверь. Резко обернулся. Так и есть! Трое людей в чёрной униформе с надписями ФСБ. Вско­чил. От­ступил к окну. Появился человек в костюме. Глаза цепкие. Просверли­вающие мозг. В руках портфельчик. Мелькнула удив­лённая мысль: как они так бесшумно проникли в квартиру?
     — Ну, вот мы вас и нашли, уважаемый Захар–Хворый. Будем рабо­тать вместе...
     Отталкиваюсь. Лечу спиной в окно. Они бросаются вперёд. Почти ухва­тывают за плечи. Но меня обволакивает битое стекло... воздух... полёт... Я знаю, чем всё это заканчивается. Дет­ство. Арина. Война. Госпиталь. Спирт. Любовь Даша. «Пустые» банки. В их компах фото — фиги. Мои сподруч­ные. Детдомовцы. Жалость? Вам меня жалко?! Бросьте! Я самая противоре­чивая скотина из всех скотин на планете!
     Я...


     Старец Карук задумчиво смотрит на восход солнца:
     — Скоро придут коты. Готовься!
     — Давно готов. Смерть — прекрасное избавление от тела.
     — Да? Да. Уроки не прошли даром. Во всяком случае, я сде­лал всё что мог. Уже в третий раз. И так до тех пор, пока Круг–личность не от­шлифуется до блеска. Пока Великий Птуш не ста­нет совершенным. Абсо­лютным!
     — Он такой и есть. Не удивлюсь, если окажется, что мы глу­боко за­блуждаемся на Его счёт. Захар прожил потрясающую жизнь. Мне ка­жется, Вер­ховный Смысл завидует своему творе­нию.
     — Отчего же?
     — Он вечен. Он не может дышать полной грудью, которой успева­ют ды­шать люди. Человеческие жизни скоротечны. Поэто­му они успе­вают вме­стить в них всю гамму эмоций. Разве это до­ступно вечности?
     — Что-то новенькое?! В прошлой жизни ты не высказывал гениальн­ых мыслей. Всё больше слушал. А ведь верно! Звучит, как очередная версия, но более приближённая к реальности. О! По­явился кот Чих. Значит, и Знахарь где-то рядом... Послушай. Уви­дишь Птуша, скажи ему... Нет. Пожалуй, не стоит. Ничего не го­вори. Придёт моё время, я сам с Ним пообщаюсь... Вон! Твой идёт! Ишь ты! Красавец. Ну? Го­тов?
     — Толкай!
     Но перед тем как выпасть из гнезда, я увидел, что за Знахарем бе­жит За­хар. Карук удивлённо раскрыл клюв. Я закувыркался, как тот жук–короед. Обо что-то стукнулся. Упал в траву. Почув­ствовал же­лезные челюсти клы­ков. Закрыл глаза, в твёрдой убе­ждённости, что открою их уже в присут­ствии Птуша. Раздался голос:
     — Морда твоя кошачья! Я тебя мало кормлю?! Дай-ка сюда этого не­счастного птенца! Пошёл отсюда!!!
     Я открыл глаза. На меня смотрел счастливый Захар:
     — Погоди, малыш! Сейчас я тебя верну на место. Оборзели вконец эти обожравшиеся твари!
     Он ловко влез на дерево. Положил меня в гнездо. Посмотрел на солнце. Воскликнул:
     — Видишь, как прекрасна жизнь?
     «Вижу», — хотел сказать я. А вышло: писк–писк.
     — Эх, дурашка! Смотри! Не падай так бездумно! Прощай!
     Когда его спина скрылась из виду, я огляделся. Увидел Карука на сосед­ней сосне. Единственный глаз, не мигая, уставился на меня. Ни­чего не пони­мая, я хотел ему что-то крикнуть, как он вдруг взлетел и понёсся прочь. Ду­шераздирающий карк больно ударил по ушам:
     — Парадокс!!! Это парадокс!!! Этого не должно быть!!!
     Я почувствовал наливающуюся силу в крыльях. Впервые со дня ро­ждения мне удалось их выпрямить...

     ...Меня зовут Заха. Старейшины назвали. Мать промолчала. Втайне ото всех она звала меня Харушка. Но мне, честно говоря, всё равно. Каждое утро смотрю на восход солнца, мечтаю уле...
     Меня зовут Заха. Мое сознание начинает забыва...

     Меня зовут За...

     Кар-р-р!




                Часть 2. КОШАР

                Глава 1

     Меня зовут Знахарь. Хозяин прикольнулся. Придумал, хитрец, что клич­ки домашних животных должны содержать буквы его имени. За­хар, значит­ся. Мне наплевать! Лишь бы я был регуляр­но сыт и в тепле. Ну, «наделал» по-большому посреди кухни. Ну, помочился в тапки. И что? Меня носом в дерьмо тыкать?! Да по­нял я, понял. Буду проситься во двор. Учитель, мя, нашёлся. За­бавный, я вам мяукну, человек! Всё-то ему неймётся. Молодой, а уже правду ищет. Ну-ну. Ладно. Пойду потрусь между ног. Он-то, беднень­кий, думает, к рефлексам меня приучил. Наивный. Это я его постепенно привёл к моим привычкам. Так. Что на сегодня? Оу! Недурственно. Корюш­ка с овсяной кашей. Лизну для приличия. Крыльцо. Завалинка. Перед окном сесть, лапой умыться. Ушами поводить. Сделать вид, что мир на контроле. Всё. Кажись, успокоился. Пойду к соседскому усачу. Тоже прелюбопытный субъект. Тамошний хозяин Чихом прозвал. Чих да чих. В котеночестве чи­хал. Вот и надумал. Вообще-то, похоже. Морда, как две моих. Мотает из стороны в сторону. Будто и вправду сейчас чихнёт. В прошлом месяце из-за самки с ним подрались. Время такое. Течка. Сейчас дружим. Ну-у-у, до пер­вой самочки. На улице их три. То меня любят, то его. В целом, гармония. Нет. Не так, пожалуй. То я их люблю, то он.
     — Привет!
     — И тебе, Кошар... Тормозни! Не надо метить мою террито­рию!
     — Ах, простите! Привычка. В лес идём? Птицы чирикали — у них проб­ные полёты начинаются.
     — Идём. Но позже. Ночью дурной сон приснился. Время изменил­ось. Людям дали новые участки. Плохим людям. Лес выру­бят. Возве­дут виллы. Не пройти, не проехать. Но самое страшное, знаешь что?
     — Откуда? Это же твой сон.
     — Они привезут с собой «деланных».
     — Мать моя Мурка! Что за напасть такая?
     — Искусственно выведенные породы котов. Я таких в журна­лах хо­зяина видел. Больше моей морды раза в три...
     — Да уж куда больше-то?!
     — Другие наоборот. Тощие. Гладкошёрстные. Без хвостов. Глаза печаль­ные. Тела кастрированные. Стерилизованные. Жрут кошачьи консервы. В туалет ходят по расписанию.
     — Вот, мя! И вправду «деланные»! Куда мир катится?
     Чих потянулся. Поймал муху. Из вежливости предложил мне. Съе­ли по­полам.
     — Но и это ещё не всё. И собак переделали, и лошадей, и сви­ней. Называ­ется «генетика».
     — После клонирования я ничего полезного от людей не жду. Встре­тился тут вчера с крысой Литой. Ну, ты знаешь эту облез­лую беззубую старуху. Для вида погонялся за ней. Пискнула, меньших братьев мы­шей в лаборато­риях всякой гадостью колят. Будто бы вакцины от бо­лезней изобретают. На­шли, мя, оправда­ние!
     — Оно и понятно. Осознают, что больны. Мой пошёл в лес на шаш­лыки. Я так подозреваю, новые козни против твоего строить.
     — А-а-а, Захар всё равно по-своему сделает.
     — Не мяучь! Куратор не отцепится, пока жизнь не войдёт в нуж­ную ко­лею.
     — Тебе-то чего? У них своя мяута, у нас своя. Лучше расска­жи мне оче­редную притчу про блоху–богомольца.
     И вдруг я всё вспомнил...

     Бригада ушла вперёд. Сижу на поддоне. Устал. Семнадцать лет кла­ду кирпичи. С закрытыми глазами могу выложить арку, самую труд­ную часть кладки. Ломит позвоночник, ломит суставы коленей, на ру­ках артрит. Аб­сурд! Ради чего? Достаток в семье?.. Нет! Не должен так жить человек. Не–дол-жен!!! От большого пальца до остальных ла­донь приняла форму кирпи­ча размером двенадцать с половиной санти­метров. На глаз определяю любое расстояние. Водки могу выпить столько, что и слона свалит с ног. Пошали­вает печень. Трещат по швам наши с Ариной отношения. А кто выдержит жару, слякоть, мо­роз? Кто выдержит пустоту психики? Неудовлетворён­ность? Легко рассуждать, когда сидишь в тепле и книжонку почитываешь. Хорошо, хоть с сыном нор­мальное общение. Только меня и слушает. Жена ино­гда обижает­ся, но я-то вижу: довольна. Ругаемся часто. Из-за моей не­трезвости. Ну как ей объяснить? Город потребляет твоё здоровье. Со­сёт жиз­ненные соки.
     — Город — сила! — перед побегом сказала она. — Комфорт. Ка­рьерный рост. Перспектива...
     — Седого наслушалась?
     — Захарушка! Надо уходить! Устроимся на новом месте. Дальше погля­дим...
     Поглядели. Семнадцать лет изо дня в день только и делаю, что гля­жу в кирпич красного цвета. Лёгкие уже не те. Сигареты «Прима», пачка за пач­кой. Зубы чёрные... Как она меня целует?! Привыкла, на­верное. Видения ку­да-то пропали. Как будто на мне поставили крест. Как будто я сдался. Как будто фильтранты до­вольно потёрли руки: «Молодец! Ты участвуешь в при­чинно-следственной связи. Построена девятиэтажка. Туда въедут семьи. Бу­дут платить за коммунальные услуги. Растёт государственный бюджет. На­логи. Развитие мира. Подъём цивилизации. Только представь себе, что ты приложил руку к созиданию кондомини­мума! Аж дух захватывает!»
     Прыгнуть вниз? Восьмой этаж. Всего один шаг. Раз! И готово. Всё чаще посещает мысль суицида. Нельзя. Вдруг по «счастли­вой» слу­чайности вы­живу. Останусь калекой. Зачем Арине такие мучения? А сыну? Тьфу!
     Звонок сотового вывел из прострации:
     — Ну?
     — Захар! Твои и мои родители приехали!
     На мгновение сжалось сердце. Отпустило. Перед глазами пронес­лась мо­лодость.
     Сослался на недомогание. Отпросился. Пустой троллейбус. Унылая осень. Набегает туча, грозя излиться на нас, вечно недо­вольных своей уча­стью. Проза Художника. Что же впереди?..


     — Ты чего? — напряжённые глаза Чиха.
     — Будущее хозяина увидел. Твой добился своего. Захар и Арина сбегут. У них родится сын. Всё взаимосвязано.
     Чих довольно оскалился. Усы вздёрнулись вверх:
     — Наконец-то! На этот раз ты прозрел быстрее, чем в прош­лый.
     У меня даже вши перестали чесаться:
     — В ка... каком смысле?
     — Захар — это конечная ступень твоей сути. Твоей мысли. Короче, это ты и есть.
     Мелькнул комок с жидкими крыльями. Какой-то жук с рогами. Сверху каркнули: «Мы тебя прикроем!»
     Истины стали раскрываться с поразительной быстротой. Троекратн­ый путь. Совершенство. Птуш, Кошар... Кто последний? Или что? Ах, да! Зна­ния.
     Пришла сила. Мудрость. Чих почтительно отодвинулся:
     — Мя... мяу. В прошлый раз от восторга мурлыкал без оста­новки. Что-то изменилось? Почему ты молчишь? В той жизни за­сыпал меня вопросами.
     Видимо, моя морда приняла осмысленное выражение. Или — лицо? Я с удивлением взглянул на свою лапу. Какое-то неясное движение, стала ко­стистой. Ещё одно — рука человека. Перево­площение. Ни страха. Ни удив­ления. Всё так и должно быть. Та­ким же образом меня­лись запахи, позывы голода или сытость же­лудка. В следующее мгно­вение падение с дерева. Хруст костей под напором моих зубов. Визг автомобильных покрышек. Удар. Бросок в пропасть неизвестности. Туман. Я беру в руки сапёрную ло­патку. Окапываюсь. Земли почти нет. На зубах скрипит пыль. Немеет сол­нечное сплетение. Учащённое дыхание. Оборачива­юсь. Остатки взвода ухо­дят всё дальше вниз по ущелью. Раненые стонут. Назойливые мухи. Чёрт возьми! Откуда они здесь в горах на такой высоте?! Бородатые боевики. Ка­муфляж. Лиф­чики–раз­грузки, забитые запасными обоймами. Оружие ино­странного производства. Глаза безумные. Колотые белой смертью, порош­ком радости рая. Выстрелы сливаются с эхом проклятых скал. Вы остане­тесь до скончания времён. Меняются люди. Меняются идеологии. Меняется вера. Всё, кроме вас. Бесформенных. Хо­лодных. Готовых смести камнепа­дом или снежной лавиной с лица земли это гнилое безумие! Я опять падаю в пропасть...
     Чих беспокойно ходит вокруг меня:
     — Знахарь! Мне страшно!!!
     — Больше, чем без знаний?
     — Я «вижу» твои образы. Смерть, пожалуй, самое прекрасное чув­ство освобождения от страданий.
     — Потому и нельзя её бояться... Кошар бессмертный! Что же нам теперь делать? Я не могу предупредить Захара. Он не пони­мает наше­го языка.
     — Кураторы это сделают за тебя. Направят куда следует.
     — Но зачем?
     — Хочешь домурлыкаться до истины? Рассуди трезво. Его судьба — твоя мяута. Доживи ты спокойно до конца. Не дёргай­ся!


     Когда мы вернулись из госпиталя, я уже не смог работать на строй­ке. По­пробовал. Ушёл. Контузия. Галлюцинации. Левая рука не сгиба­ется. Сын пошёл служить менеджером. Где-то через месяц привёл не­весту. Неплохая девушка. Скромная. Трудолюби­вая. Мы с Ариной даже в осадок выпали. Остались же ещё на Руси красивые и в то же время покладистые женщины?! Уму не­постижимо!
     Решил освоить компьютер. Мало-помалу научился лазить по сетям ин­тернета, скачивать нужную информацию для сына и вир­туозно иг­рать в си­муляторы. Геймеры знали меня под логином Хворый. И одна­жды я почув­ствовал, как стал хакером. Спустя год после войны раз­блокировал тройную защиту крупнейшего европейского банка и хит­роумным способом переки­нул на свой счёт десять миллионов евро. Взлом наделал много шума, а ис­точник благодаря моей комбинации «обнаружили» в Австра­лии. СМИ це­лую неделю в режиме онлайн сле­дили за попытками полиции найти вора, а я отправился дальше. Пони­мая, что такая фантастическая сумма привлечёт внимание российских спец­служб и налоговую, разработал целую программу по созданию детского благотворительного фонда. Давняя моя мечта. В ре­зультате так запутал все коммерческие предприятия и министерство финан­сов, что деньги полились ко мне рекой. Более того. Я был честен до конца. Детские дома, интернаты, хосписы, клиники патологии новорождён­ных, де­тей–инвалидов и дотации на лечение онкологических заболева­ний я снабжал по максимуму. Далее последовали банк в Швейцарии (100 млн. франков), английский банк (200 млн. фунтов стерлингов), четыре банка в США (350 млн. долларов). Пощипал арабских нефтя­ных шейхов (400 млн. долларов). Путём переброски средств со счёта на счёт прибыль оседала в России. Через два месяца я стал миллиарде­ром.
     К тому времени «афера века», как её прозвали в сетях, достиг­ла та­кого размаха, что все спецы забеспокоились всерьёз. За мной началась настоящая охота. Лучшие программисты и хакеры всего света объяви­ли мне войну. Тайное сообщество «Энонимус» во всеуслышание поклялось разобраться со мной за полдня. Однако шли дни и недели, а ситуация не менялась, только с катастрофи­ческой быстротой обраста­ла самыми нелепыми слухами. Когда я взломал коды запусков меж­континентальных ракет ядерных дер­жав, мир вз­дрогнул. Меня начали искать по-настоящему. По всем правилам современ­ного сыскного дела. Интерпол. Объединение отделов по борьбе с экономи­ческими преступлениями. Да я и сам знал, что найти меня просто. Достаточ­но взять на контроль тех, кто внезапно разбогател. Но на этот случай я раз­работал опера­цию прикрытия... На мой головной комп пришло письмо: «Хво­рый! Ты, конечно, уникален, но я за тобой слежу!»
     Проанализировав текст, пришёл к выводу, что его могла по­слать только женщина. Уж слишком нежно составлено. Мужчина напишет «я слежу за тобой». Сперва он выделяет действие, потом проблему. Дама наоборот. Ей мнится, она понимает проблему, ставит её на пер­вое место. Потом отследил «хвост» автора. Влез в базу данных. «Про­листал» файлы. Ух ты! Неплохо. Не я один мир на макушку перевер­нул... Логин незнакомый. Отослал: «Дог­ма! Смотри не лопни!» Тут же пришёл ответ: «Кафе на Центральной площа­ди. Жду». Вот как?! Она в моём городе. Заранее просчитала встречу...


     Чих успокоился. Задумчиво почесал за ухом. Хитро сощурил­ся:
     — Занятное видение. И что? Он пойдёт?
     — Несомненно... Тело тянет в лес. Надо выдвигаться. Честно мур­лыкать, почему-то не хочется участвовать в общей программе Кошара. Сожрать самого себя?! Ни в какую дверь! Желудок то червяка требует, то жареную курицу. Свою шкуру «вижу» кожей Захара или перьями Захи.
     — Ха–ха! Великий Птуш будет съеден Великим Кошаром!
     — Ты не заболел часом? Я тебе мур–мурю о совсем других ве­щах. Мы все околдованы Игрой чужого разума!
     Чих мрачно уставился в землю:
     — Почему чужого? Мы от Него и произошли. Моя мать как-то мя­укнула: «Не верь всему тому, что видишь. Жизнь — сон. Толь­ко после неё начина­ешь жить по-настоящему. Тогда какой смысл Его осуждать?»
     Осторожно пошли к лесу. Дрозды нас, конечно же, заметили. Под­няли тревогу. Многоголосая птичья какофония прижала уши к голове. Преврати­ла в хищников. Я уже ни о чём не думал. Ак­куратная по­ступь. Короткие перебежки от дерева к дереву. Внезапная неподвиж­ность. Уши крутятся во все стороны. Чих поймал птенца воробья. Мгновенно сожрал. Со всех сто­рон из травы доносился писк. Но я шёл вперёд. Меня ждала крупная до­быча. Коты не едят ворон. Но бывают случаи, когда хочется чего-нибудь экзотиче­ского. Тем более, меня гнала мяута. По-человече­ски — судьба...


     Я увидел её сразу. Вернее понял, что это Догма. Независи­мость так и пёр­ла из неё. Красивая женщина моих лет. Делала вид скучающей светской дамы. Неприступной и самодостаточ­ной. Актёрка!
     Заказал себе кофе. Сел напротив. На столике ультрабук. Смартфон по­следней модели. Две чашки чая. Перевёл взгляд на неё. Внешности позави­дует любая фотомодель. Жгучая брюнет­ка. Кожа чистая. Бар­хатная. Глаза жгуче-зелёные. Гляделки дли­лись недолго.
     — Таким я тебя и представляла. Последним бойцом невидимо­го фронта. Как ты узнал, что я женщина?
     — Интуиция.
     — В нашем деле без этого труба. Вычислят. С приходом компьюте­ров ты первый, с кем я встречаюсь. Вынуждена при­знать, лучшим из лучших. Даже меня переплюнул. М-да... Муж­чины всегда отличаются напором. Бесшабаш­ностью.
     Я крепился сколько смог. Не выдержал. Улыбнулся:
     — Приятно, когда тебе ставят высокую оценку. Ты тоже не промах. Поглядел я, как ты в ЦРУ, ФБР и ФСБ «прописалась». Секретными до­кументами торгуем? Ну-ну.
     Как она ни держала себя в руках, а губу-то прикусила. Вроде по­слышалось, коротко простонала. Но надо отдать должное силе её ха­рактера, бы­стро пришла в себя:
     — Круто. Нет слов. Да. Я тоже миллиардерша. Однако веду скром­ный об­раз жизни. Ни с кем не общаюсь. Не с кем. Вот тебя вычислила, и внутри что-то взвинтилось. Тронулось, как льдина по весне.
     Я начал тонуть в её глазах. Они притягивали магнитом немедленн­ой умо­помрачительной близости. Только одинокая и дав­но не общав­шаяся с муж­чинами женщина может так откровенно признаться в лю­бви. Просто. Ис­кренне. Без ужимок. Без кривля­нья. Похоже, она всё для себя решила. По­строила насчёт меня да­леко идущие планы.
     Замешкался. Покраснел. Внизу всё напряглось. Брюки в паху уве­личивались с каждой секундой. Разлил свой кофе. Торопливо вытер пятно салфет­кой.
     — Волнуешься?
     — Волнуюсь, — согласился я. — Только один раз изменил жене. Но от этого возбуждение растёт ещё быстрее. А ты? Ты волнуешься?
     — Скорее, ревную. Ревную очень сильно. До боли в груди. Никогда бы не подумала, что можно потерять голову от того, кто по-настояще­му помогает детдомовцам. Перечеркнув при этом всю свою жизнь...


     Трое охранников атаковали меня по всем правилам нападения. Пер­вый ворон угрожающе каркал. Двое других молча спикирова­ли вниз, норовя клюнуть в глаз. Дождался, пока они окажутся на высоте моего прыжка, мгновенно взобрался на дерево и прыгнул на них сверху. Это­му способу я научился у Чиха. Противники врассыпную. Атака за­хлебнулась. Приземлил­ся. Юркнул в папоротник. Затаился. Потеряв меня из виду, воро­ны переклю­чились на друга. Чих намеренно стал уводить их в сторону. Откуда-то из глубины древних инстинктов ко мне пришло чувство азартной охоты. Страх перед ошибкой прыжка сделал тело упругим. Гибким. Хит­рым. Мягко сту­пая лапами, я сколь­зил между кустов. Ноздри вдыхали чью-то неопытную юность.
     Птуш возник неожиданно. Маленький. С короткими крылья­ми. До­верчивый взгляд. Прыжок! Хруст. Пасть наполнилась кро­вью. Всё! Бе­жать! Но никто меня не преследовал. Устало рас­тянулся у кромки леса. По­ложил птенца на землю. Тронул лапой. Жизнь в его глазах по­степенно уга­сала. За­тягивалась пеленой смерти. На сердце пусто. Только-то и всего?! Боги смертны? Боги такие же беззащитные, как и всё живое вокруг? Удиви­тельно!
     Рядом сел Чих. Тщательно умылся. Скользнул безразличным взгля­дом по птенцу:
     — В этот раз ты его не съел. Брезгуешь?
     — Пёс его знает! Не по себе как-то. Пахнет вкусно. Свежень­кий. Сочный. А язык не поворачивается жрать самого себя.
     — Это, Знахарь, условности. Главное, что ты живой. С целыми гла­зами и не заклёванной спиной. Меня в прошлый раз по позво­ночнику так долбану­ли! Два дня встать не мог. Зализывал. Что твои? Уже встретились?
     — Смотри сам...


     После оргазма Догма потеряла сознание. Минут пять я изучал леп­ной по­толок. Номер в отеле уютный. Комфортный. Из окна второго этажа видна площадь. Посмотрел на распластанную жен­щину. Моя жена по всем пара­метрам сразу сдала все позиции. Фигура. Грудь. Фантастическая игра секса. Догма сохранила в себе неудовлетворён­ную любовь. Большую редкость в этом воз­расте. Отдалась со всей страстью, на какую была способна. Я «уле­тал» за облака. Странно. Но я не испытывал угрызений сове­сти. После вой­ны, госпиталя и даши­ной смерти организм охладел к ласкам. Мне казалось абсурдным жить полноценной жизнью, когда в горах полегла половина взвода. Арина терпела–терпела, да и стала периодически пропадать по вечерам. Где? Что? Пле­вать! Увлёкся интернетной игрушкой. Нет, я себя не оправ­дываю. Наверное, любви не существует. Нам так хотелось думать. Вот мы с пяти лет вместе. Следовательно, не разлей вода жених и не­веста. Привыкли друг к другу. Запаху. Радости. Скуке. Депресс­няку. Можем с закрытыми глазами определить, кто какую рожи­цу корчит. Но это всё мелочи. Арина осталась там. В том, довоен­ном мире. Мы неожиданно стали разными. Чужими. И удержива­ла нас вместе память безоблачного детства. «Захар! Вылезай! Я же вижу, что ты спрятался в сугроб!» Снежок в лоб. Глаза в гла­за. Вот и всё.
     Вентилятор услужливо тянул дым от сигареты. Недопитый бо­кал вина. Много нельзя. Заклинит. Она очнулась. Вскочила. Под­бежала на цыпочках. Обхватила руками. Трогательно прижалась:
     — Ты был на высоте! Чувствовала себя маленькой девочкой, кото­рую всему обучает зрелый мужчина. Тончайшая трепетная нежность!
     — А я давно так не кончал. Двойной укол в висок. Тройной... Что-то в этом ненормальное есть. Чёрт! Разучился говорить... Что-то в этом есть не­нормальное. Вот. Так лучше. Что дальше?
     Догма ласково поцеловала в шею. Накинула халат. Села в кре­сло напро­тив:
     — По моим расчётам, ФСБ выйдет на тебя через пару дней. Надо сматы­ваться ко мне. В Питер. Сходи домой. Зачисти обору­дование.
     — Это ни к чему.
     — Вот как?!
     — Чем, по-твоему, отличается наёмный убийца от бандита?
     — Профессиональным хладнокровием? Снайперскими навы­ками?
     — Уважающий себя киллер сам делает рабочие инструменты. До­статочно разбираться в сплавах металлов, производстве ору­жия, на­чинке патронов и баллистике.
     — И?
     Пошарил в кармане пальто. Выудил на свет необычной формы ми­ниатюрный предмет:
     — На моих компьютерах ничего нет. Все операции я провожу с по­мощью этой флэшки собственной конструкции. В неё встроен десяти­ядерный про­цессор, а память рассчитана на два интернета. По сути, здесь находится всё, что связано с компьюте­ризацией мира.
     — Невозможно! Ты меня разыгрываешь? Подобная техноло­гия воз­никнет в веке двадцать пятом!
     Минуту я наслаждался произведённым эффектом:
     — Открою тебе большой секрет. Всё, что выпущено в массо­вое произ­водство, придумано год, а то и три назад. В данный мо­мент в технических лабораториях решают задачи на пять лет вперёд. Мне удалось взломать несколько файлов секретных пред­приятий. На одном из них уже создана мо­дель человекоподобно­го робота. Один в один. Копия. Движения. Речь. Его глаза яв­ляются приёмниками солнечной энергии. За счёт неё он и «живёт». Типичная солнечная батарея. И, естественно, эту маши­ну будут использо­вать далеко не в мирных це­лях.
     Догма восхищённо смотрела на меня во все глаза. Вдруг её поразил­а ка­кая-то мысль. Брови сдвинулись:
     — Ты похитил чертежи флэшки?
     — Браво! Хотя чему я удивляюсь?! Ты такая же, как я. На самом деле, я сопоставил все собранные материалы из разных конструк­торских бюро. От­сёк лишнее. Добавил недостающее. Вз­гляд со сторо­ны всегда более свежий, чем у тех, кто месяцами корпит над пробле­мой. Видишь ли... Давай выпьем?
     Она вскочила. Наполнила бокалы. Расположилась возле моих ног.
     — Видишь ли... Люди в массе своей сволочи. Добиваются превосх­одства над себе подобными, чтобы потом ими управлять. Всё приеда­ется. Деньги. Секс (поскольку ты становишься старым). Слава. Ин­тересы. Всё... Кроме власти. Властью не насытишься никогда.
     — А чего хочешь ты?
     — Справедливости. Если падла–олигарх выкачивает из земли по­лезные ископаемые, которые принадлежат всем людям, и на­живает на них миллио­ны, то он должен за это ответить!
     Догма задумчиво поглаживала мою руку:
     — Хочешь их разорить?
     — Хочу.
     — Мы проиграем.
     — Ты когда-нибудь видела стопроцентного победителя? Да. Риско­ванно. Но не более чем родиться. Считай, мы с самого пер­вого вздоха начинаем ак­тивно умирать. Кто-то быстрее, кто-то медленнее. Зато мы успеем насла­диться друг другом. Успеем принести немного пользы. А проигравшему... Что ж. Проиграв­шему всегда достаётся смерть. Это нормально!..


     — Что-то не сходится... — обеспокоился Чих. Лёг на бок. По­чесал брюхо.
— Сперва было так... Покошатились. Помурлыкались. Домяука­лись о встре­че. Пришёл домой. Только сел за комп, как в кварти­ру ворвались органы госбезопасности. Захар подскочил к окну. Бросился вниз с пят­надцатого эта­жа. А уникальную флэшку так никто и не нашёл. В этот раз он никуда не пошёл. Пёс возьми! Может, ты убил не того Птуша? Точно! Не того. В прошлый раз тот был светлее.
     — Значит, развитие пошло по-новому?
     — Шерсть дыбом! Мир изменился.
     — А флэшка?
     — Когда прощался с Догмой, незаметно сунул в её сумочку.
     — Следовательно, он уже знал.
     — И что? Ты хочешь мяукнуть, что человек способен менять предопреде­ление?
     Раньше я не умел думать. Жил инстинктами. По запахам и зву­кам опреде­лял степень опасности окружающей обстановки. Даже во сне не терял контроль над реальностью. Образы восприятия мира, их цвет и формы начи­нались с тёплого молока матери и за­канчивались самостоя­тельностью. Коты плохо видят днём. Идеально видят в тем­ноте. К хозяину привыкают по инто­нациям его голоса или звукам ходьбы. Меняются времена года. Прибли­жается старость. Болеешь, ищешь лекарственную траву. Забира­ешься под руки того, кто тебя приютил и кормит. Ластишься. Чувствуешь, где у него болит. Лечишь. Ловишь мышь. Прино­сишь, кладёшь на крыльцо в знак благодар­ности. Просишься на улицу. Дверь скрипит. Стоишь на пороге. Делаешь вид, что глу­бокомысленно изучаешь снежинки. Получаешь пинок в зад. Ле­тишь в сугроб...
     Проекция весёлой задумки Кошара. Творца. Разнообразие и беско­нечный повтор жизни формирует оптимальный вариант. Приближает несовершен­ство к абсолютности. Но важен не сам результат. Важен процесс. Вот в чём заключён вселенский ин­терес. Трагедия одной жиз­ни с лихвой восполняется счастьем в следующей. В виде равновесия. Справедливости. В виде компен­сации. А понять Великий замысел — удел прозревшего. Только он откро­венно простит грандиозную паро­дию на свои страхи. Рассмеётся вместе с Высшей силой. Отправится познавать изме­рения дальше...
     Всё проходит. И это тоже пройдёт. В одиннадцать ночи сосед­ка по многоквартирному дому возмущённо звонит в дверь:
     — Что вы там активно катаете??? Спать не даёте!..
     — Это Каталкин. В темноте прячутся Хука и Бабай. Барабаш­ка и Домо­вой. А есть Каталкин. Как только люди засыпают, он начинает катать. По стенам. По потолку. По полу. Из угла в угол. С места на ме­сто перекатывать вещи в шкафу...

     Аномальные коллеги ему говорят:
     — Люди устали. У них выходной.
     — Нет. Моя участь, данная мне сверху, напоминать обществу, что всё бренно. Перетекает из лёгкого в сложное и обратно. Видоизменяе­тся. Нельзя акцентировать внимание на чём-то одном. Ибо оно ко­му-то кажется иско­мым, а другому — пройденным этапом. Кто-то предан идеологии, кто-то её ненавидит. Разве подобный парадокс помогает человеку жить? Вместо того чтобы учиться думать, делать правильные выводы, он погружается в чарующ­ий мир противостояния, где пытается добиться одной единственной цели: выглядеть умнее всех!
     Я учусь думать. Моя оболочка — шерсть. Пушистая шкура се­мейства ко­шачьих. Львы, тигры. Гепарды, леопарды. Оцелоты, ману­лы. Пантеры, ягуа­ры. Барсы, рыси. Десятки видов. В прида­чу — «де­ланные». Мой желудок принимает сырое мясо. Мои ког­ти могут заце­питься за ледяной карниз. Мои глаза видят в темно­те, как днём. Я пройду уровень развития. Моя генная ин­формация поможет Захару выбрать путь. Моя память научит его изме­нять реальность. Да. Чело­век способен «видеть» предопределе­ние!


     Автомобиль «мерседес», женский седан. Догма виртуозно кру­тит ба­ранку. Рассказывает свою эпопею жизни. Мы спокойны. Степенны. Часом ранее в постели бушевали страсти. Каждому мгновению свои чувства. Со­знание мечется. Ищет лазейки удоб­ства.
     — В девяностых годах придумала программу «серединного вз­лома». Люди только-только вставали на ноги. Многого не знали. Всего боялись. Программисты воспринимали компьютер сверх­скоростным помощником. Никто не представлял себе реаль­ной угрозы равнове­сию. В будущем не бу­дет армий, кораблей, танков, самолётов. Управ­ляемый дрон умелой рукой хакера за­ставит население Земли трепетать от страха. Да ты уже и сам зна­ешь. Прокачал коды запусков ядерных боеголовок. Конечно же, мировой войны никогда не будет. Зачем? Ха­керу не нужны чужие территории. Не нужны деньги. Он их добудет в пять секунд. Ха­керу нужно признание в ге­ниальности. Те­шущее его самолюбие. Вселенскую гордыню. «Серединный взлом» — это...
     — Я понял. Дальше?
     — Прости. Меня саму достаёт женская болтовня. Что поде­лать! Мы так устроены.
     — Да. Различие психики полов. Думать или болтать. Разглагольс­твовать или действовать.
     — Похоже, до меня ты встречал одних только глупых жен­щин?
     — Вы не глупы. Вы искатели острых ощущений. Одни засовы­вают голо­ву в экран мыльных опер, живут чужими эмоциями. Другие от скуки стано­вятся «бабушками Вконтакте». Развле­каются. Третьи нахо­дят утешение в «понимающих» подругах, ко­торые спят с их мужьями.
     — Так и было. Духовная пустота. Злоба к мужчинам. Обрати­лась в веру. Молилась до одурения. Потом, как говорят священ­ники, насту­пает момент границы между осознанием заповедей и атеизмом. Верую­щий впадает в пре­лесть. Мол, он истинный при­верженец бо­жьей правды, а остальные все — безбожники. Охаль­ники, обуревае­мые жаждой материальных соблазнов. Не выдер­жала. Сбежала в Пе­тербург...
     Я слушал её и думал: многочисленные повторы различных ситуац­ий с не­которыми изменениями на следующих витках — ни что иное как «шлифов­ка». Архитектор–чертёжник, стоя перед пюпитром с на­колотым на нём пла­ном, наносит линии. Правит. Стирает. Рисует но­вые. До тех пор, пока не добьётся гармонии. А короткие жизни людей (кривые линии) определены Им для бы­строго реагирования на ошиб­ки. В нашем масштабе судьба скла­дывается от рождения до сорока – шестидесяти – ста двадцати лет, в Его — едва видимое мгновение. Лёгкое движение ласти­ком...
     — ...купила квартиру. Устроилась в рекламную корпорацию. По­шла вол­на новых компьютеров. Первый ноутбук. Постоянно езжу на Запад. Закупа­юсь. Каждые три месяца выпускают об­новлённый вари­ант. Двадцать лет до последнего момента «бом­била» секретные служ­бы. Чего только они не дела­ли, как не из­вращались, кого только на меня не натравливали. Ноль! Столк­ну лбами. И тишина. Далее — скромные звонки директорам ЦРУ и ФСБ: если мало, могу продол­жить. «Благодарим за внимание. Куда прислать откупные?»
     — Неплохо. И где вырученные средства?
     — Это я хосписы придумала. Через подставных лиц открыла семь благо­творительных организаций. Дома престарелых. Дома инвалидов. Клиники реабилитации.
     Восторженно смотрю на неё:
     — Честно сказать, думал — это государственные заведения!
     Догма зарделась:
     — Вот ещё! Правительство умеет красивые сказки рассказы­вать. Как всё будет хорошо и ещё лучше! Ганс Христиан Андер­сен, навер­ное, обзавиды­вался весь, лёжа в гробу!
     Рассмеялись.
     — Нет, ну правда! Кризис за кризисом прёт, а они: всё путём. Им­портозамещение... На местах осуществляется постоянный контроль... Смешно! Вот на Западе всё по-другому.
     — Лучше?
     — По-разному. Социальная защита выше. Комфорт беспере­бойный. Бо­лее качественный. Условия проживания на высоте. Одна проблема...
     — Мозги?
     — Именно! Низкий интеллект. Национальное возвеличивание. Ру­софобия. СМИ регулярно запугивают русской угрозой с Восто­ка. Так вот и жи­вут в страхе. В квартире всё автоматизировано, холодильник забит под за­вязку, в кошельке и на счетах в банках полно денег, а на дверях и окнах по три зам­ка и в подвале бомбо­убежище. Что поде­лать... Больные. Включишь телеви­зор, и хо­чется блевать. Телемагазин. Кровавые новости. Лживое ин­тервью политика. Одних только сериа­лов триста штук в день.
     — Я давно ничего не слушаю и не смотрю. Шлак. Сгоревшая со­лярка. Дымящаяся гильза. Н-да...
     — Был на войне?
     — Заметно?
     — В тех, кто прошёл «горячие точки», невооружённым глазом вид­на способность мгновенно реагировать на события. И ещё — взгляд. Всепони­мающий. В кафе ты принял меня без слов. Без объяснений. Сразу почувство­вал настоящее. Любовь. Уф! Разго­ворилась я чего-то! Расскажешь?
     — Нет. Не хочу выглядеть несчастным. Начнёшь плакать. Жа­леть. Это обижает ветеранов больше всего. Возникает иллюзия наигранно­сти. Мол, в данный момент надо проявлять какие-то эмоции.
     Её глаза оказались более красноречивыми, чем язык. Ненавяз­чивая прось­ба. Истинно–откровенное сострадание. Она хочет знать обо мне всё. До по­следней клетки мозга. Хорошо.
     — После ранения попал в госпиталь. Военно-медицинская академ­ия в Питере. Ну, ты знаешь. Около Финляндского вокзала. Нога пере­бита. В че­репе осколок. Кое-как «заштопали». Голов­ные боли. Спирт. Сердобольные медсёстры. Соседи по палате один за другим сводят счёты с жизнью. Знали, что никто с кале­ками жить не станет. Посте­пенно привык. Домой не сооб­щал. За­чем Арине инвалид? Врачи каж­дую неделю консилиумы собира­ли. Вердикт: ходить, голубчик, не бу­дете. Вот-с. Плевать! Стиснул зубы. По утрам через боль сгибал–раз­гибал ногу. На четвёртый месяц встал. Пошёл. Эскулапы при встре­че прятали глаза... Однажды привезли раненого. Прямо с поля боя. За­бинтованный, как мумия. Прорези рта и носа. Лежал тихо. Без стонов. На второй день услышал мой голос. Простонал: «Папа... Я тебя нашёл...» Я в слёзы. Вся больница потом неделю пила. Попал сы­нок в засаду под... неважно. Отряд из шести человек занял круго­вую оборо­ну. Отстрели­вались до последнего патрона. Пошли в рукопашную. Боевики знали, что это такое. Отступили в «зелён­ку» (лес). Накрыли всех миномётным огнём. Пока вертушки при­летели, пока банду разо­гнали, пока приземлились — все поуми­рали. Одного сына обгоревше­го спасли.
     Я не люблю писем. Зачем писать с войны? Чтобы родные и со­седи рыда­ли над строками, пропахшими потом и порохом? Стра­хом? Напрасной наде­ждой на возвращение?
     А они меня искали. Через год сын отправился на Кавказ. Спер­ва учебка. Потом действующая часть. У нас фамилии разные. Арина не хотела менять свою. Так и не объяснила почему. Суе­верная какая-то. Фаталистка. Ну, ста­ло быть, и сыну досталось та же. На войне непо­нятки. Кто где — не раз­берёшь. Вот и свиде­лись. На соседних койках.
     В общем, я его выходил. По ночам сказки из детства рассказы­вал. Днём всех врачей, как стадо коров, сгонял в палату. До на­чальников ходил. Требо­вал операцию по пересадке кожи. С моей спины и ягодиц сняли. Ты ещё не видела... Да лучше и не смотри! Ужаснёшься.
     Догма остановила машину. Прижалась ко мне всем телом:
     — Мне не важно, как ты выглядишь. Я люблю тебя любого...


     — ...Как видишь, на предопределение можно повлиять!
     — Не согласен! — оскалился Чих. — Надо знать технику корректир­овки. Способ дезактивации существующей реальности. Например. Мой хозяин, Седой, воздействует на психику лестны­ми уговорами. Ро­дители Захара тают при его появлении. Внима­ют каждо­му слову. По­ступают не по-своему.
     — Фу-у-у! Примитив.
     — Тоже мне Мастер нашёлся! Думаешь, Кошара за шкирку пой­мал? Знать варианты развития — не значит уметь ими управ­лять.
     Я принял бойцовскую стойку:
     — Незначительные поправки меняют мяуты. И не обязательно сло­вами. Достаточно по-людски сказать человеку: не ходи по лесу. Ходи по шоссе. И вот. Он встречает машину со спущенным колесом. Эф­фектная девушка тщетно пытается вытащить из ба­гажника запаску. Предложение помощи. За­вязка знакомства. Лю­бовь. Свадьба. Новый путь развития.
     — Пёс возьми! Знахарь! Это же высший уровень коррекции! При­чинно–следственная связь сдвигается на миллиметр. Появ­ляется па­раллельное из­мерение. А у Захара их три!
     — Допустим. Тогда почему он не вернулся домой? Не попал в лапы вол­кодавов? Не прыгнул вниз?
     Чих рассеянно почесал шею. Принялся вылизывать своё при­чинное ме­сто:
     — Почему, почему... Не знаю. Небольшое отступление. Его и у Догмы достанут. Своровал миллиард и полагает, дело в шляпе?
     — А ты, можно мяукнуть, не воруешь рыбу из чужой миски? Впол­не со­размерно. Человек разоряет банковские счета, ты — гнёзда.
     — Мне по статусу положено.
     — Ему по совести.
     Разругались. Дали друг другу по морде. Разошлись. Завтра помир­имся. Думаю, он завидует моей возможности наблюдать ис­тории раз­вития. Придя домой, я стал смотреть на Захара совсем другими глаза­ми. Странное ощуще­ние двойственности. Сейчас он молодой. Никому, кроме Арины, не нужный. Через много лет превратится в самого из­вестного человека на планете.
     Догма тоже женщина необычная. Я бы мяукнул, просвещён­ная. Ве­ликое искусство много лет копаться в сетях интернета и остаться при этом с трез­вой головой?! Любому мужику фору даст... Ну-у-у, кроме хозяина, разумеет­ся. А её необычная судьба–мяута? Поездки заграни­цу... Почему-то на память пришла притча про блоху–богомольца. Чих периодически мяучит выдуман­ные байки на разные темы...

     Подмышкой журавля Фома согрелся. Задремал. В нос бил запах гари. Ви­димо, пролетали над заражённой частью океана. Но ему при­вычно. Не в пер­вый раз. Странствующий блох–пилигрим. Верующий в Великого Блоха. И отправился он на священную гору шерсти Золотого руна.
     Отговаривали его, особенно соседи. Что тебе в чужих странах? Раз­ве здесь нельзя молиться Господу? Разве здесь природа хуже, чем за рубежом? Разве там кожа зверей посытнее наших?
     Не слушал их Фома. Прощал. Иногда отвечал: причём здесь еда и дере­вья? Я хочу мир посмотреть. Кто и как, какие блохи живут. Чем дышат. Во что верят. Это укрепит и мою веру. И по­том. Я ищу место, где пребывает ве­ликий Блох.
     На горе в Храме Собачьего Уха его неприветливо встретил служи­тель культа.
     — Веруешь? — строго спросил он.
     — Верую, — благоговейно, с поклоном отвечал Фома.
     — Во что?
     Эти вопросы для богомольца привычны. И здесь, как везде. Только отве­чать надо нестандартно. Приятно поразить священни­ка:
     — В то, что Блох не в пятках, а в моём сердце.
     — Добро. Прыгай в трапезную. Отдохнёшь. Прыгай на вечер­нюю молит­ву...
     Возвращаясь домой на шее утки, в аккурат по весне, Фома с трепе­том вспоминал полгода, проведённые в посте, беседах со старцами и духовных откровениях.
     Рядом разместилась туристическая вша. Толстая. Сытая. Тело сияет от за­гара. На морде презрение ко всему и всем. Ноутбук в ухоженных лапках ве­рещал популярную греческую песенку. По­смотрела на пили­грима:
     — Что уставился?
     — Блох с тобой! Мир тебе...
     — С горы священной шерсти, что ли?
     Он кивнул, уже мысленно прощая эту заблудшую тлю.
     Вша самодовольно потянулась:
     — Ну и что тебе дал твой Блох?
     — Умиротворение.
     — Это, типа — спокойствие?
     — Чистоту души.
     — А дома — что? Грязные души? Грязная вера? Беспокой­ство?
     И Фома не нашёлся что ответить. Потом, вспоминая соседей, тихо спро­сил:
     — А что тебе не сиделось в волосах? Неужели в других местах сыт­нее и красивее?
     Вша задумчиво теребила на груди платиновый волос. Тяжело вздохнула:
     — Прав ты, братан. Вши и блохи везде одинаковы. Только время зря по­тратил...
     Утка приземлилась неподалёку от домашнего кота Васьки. Фома спрыг­нул. Впервые в жизни огляделся. Красота родной природы за­хлестнула его воображение. Пушистые сосны и ели. Величественные звери с густой лосня­щейся шерстью. Чистый, не пропахший нефтью воздух.
     — Так вот где ты пребываешь, Великий Блох! - восхищённо воскликнул он...

     Только сейчас до меня дошёл смысл притчи. Рассказывая про Запад, Дог­ма имела в виду абсурдность европейского образа жиз­ни и российской стра­сти к путешествиям. Люди смотрят не дальше своего носа, не замечая, что под ногами. Вместо того что­бы вложить накопле­ния в собственную эконо­мику, они пополня­ют бюджеты чужих стран деньгами от туризма. Никто не пробо­вал разработать и внедрить свои технологии. Обустроить отдых покру­че всех африкано-азиатских пля­жей. Причём находят массу оправданий. «Советская идеология лиша­ла нас возможности по­смотреть мир... после отдыха на море чувству­ешь себя велико­лепно — помолодевшим... надо бы и экзотику оце­нить, попробо­вать тамошней пищи, вкусить менталитет... в ста­рости будет что вспомнить...» Вот оно, заскорузлое стереотипное мышле­ние. У нас говно, там — сказка! У нас дураки и дороги, там — уро­вень!
     Подкупленная пресса подливает масла в огонь: что поделать... От­сталая Русь! Бюрократия и взяточничество. Бандитизм и во­ровство. В связи с ни­щетой приходится отдавать сирот на Запад в обеспеченные семьи. От нище­ты тупеют и озлобляются...
     Но мне открылось не только это. Гора Афон считается колыбе­лью право­славия. Туда толпами рвутся верующие. Прямо па­ломничество какое-то. У нас — безбожие, там — старцы–просве­тители! У нас — инерционная вера, где якобы «так надо жить», там — истинные по­мыслы! У нас святого огня не достать. Отку­да?! Надо в Иерусалим мчаться... Вот оно, навязывание хри­стианских стандартов! У нас гов­но, там — глубокодуховный поиск Бога!

     — Что-то ты, Знахарь, сегодня задумчивый. На-ка вот тебе рыбки. Ишь ты! Нос воротит! Опять птенцов обожрался... Да и ёж с тобой!
     Захар идёт наверх. Я вскакиваю на печную лежанку. Ложусь отды­хать. Смотрю в окно. Сейчас мне не до рыбы. Я всё вспо­мнил...


     На следующий день мы приступили к выполнению моего пла­на. К чему медлить? С нашими способностями добыть денег не сложно. А вот грамотно ими распорядиться... Сели за стол. При­думали проект. Прежде всего, обра­тили внимание на одарённых детей. Тех, у кого есть творческие задатки. Тяга к живописи, со­чинительству, танцам, спорту. Догма мгновенно «проли­стала» интернет. Составила список. Вышли на директоров и заведую­щих. Наладили контакт. Параллельно решали мелкие задачи ре­монта и ре­конструкции домов проживания детей и сирот. На­шлись безработные педа­гоги почти по всем дисци­плинам. Связа­лись. Заинтересовали в участии. По­следующую неделю встреча­лись с ними. Общались. От кого-то отказыва­лись по причине не­согласия с темой программы, кому-то сразу выдавали аванс и направляли на места с обустройством их личных бытовых усло­вий. Через месяц наше предприятие заработало в полную силу. Естествен­но, ин­формация просочилась в СМИ. Нас осаждали корреспонденты всех стран. Приглашали в различные телеви­зионные передачи сло­воблудия и пустой по­лемики. Приходилось отказываться. Мою фото­графию уже знали в ФСБ. Я постоянно менял внешность. Через подставных лиц сделал себе новые доку­менты. Догме же подобная из­вестность ни к чему. Я вообще был приятно удивлён её скромности.
     Однако с началом второго месяца мы столкнулись с массой проблем. Сперва на нас вышли мафиозные кланы. Посредники ласково намекали «по­делиться». Потом за нас взялась налоговая: кто? что? откуда средства? где разрешение соответствующих ор­ганов социаль­ной защиты? почему не со­гласовано? почему не участвуют отцы горо­да?
     На такие встречи я ходил один. В мэрии, например, испытал настоя­щий шок. «Хозяин» припёр меня к стенке:
     — Вы нарушаете общий баланс! — кричал он с пеной у рта. — На благо­творительности подвязаны сотни правительственных до­таций и весь госу­дарственный бюджет! Тысячи людей занимают­ся перераспре­делением средств! Открывают фирмы, чтобы их увеличить и вернуть в казну! Строи­тельные организации плани­руют ремонт приютов! Про­грамма усыновления! Программа реа­билитации детей–инвалидов! Программа фондов милосердия! Вы не представляете, на что замахну­лись!
     — Короче, все кормятся с несчастных детей! — не удержался я. И, преду­преждая его новый «взрыв», добавил: — Я записываю наш раз­говор на ди­станционную видеокамеру. Видите этот зна­чок на моей груди? Сюда встроен глазок.
     Я блефовал. Не люблю пользоваться шпионской аппаратурой. По-моему, это унижает человеческое достоинство. А он, как заворожённ­ый, уставился на лацкан пиджака. В мгновение ока сори­ентировался. Сбавил тон. Расплыл­ся в улыбке:
     — Вот я и говорю. Надо было заранее нас осведомить о вашем проекте. Собрать директоров. Провести совещание. Сбалансиро­вать чёткий подход к проблеме безотцовщины. Только общими усилиями мы сможем существен­но поправить ситуацию...
     После такой сладкоречивой демагогии без конкретных предложен­ий и заезженных слов о демократии, от которых любой здравомыслящ­ий человек начинает терять сознание, у меня возникает желание взять пулемёт и стре­лять до тех пор, пока меня не уни­чтожит спецна­зовская пуля снайпера. Од­нажды я выпивал с пол­ковником ми­лиции в отставке. Что-то там спьяну пролепетал про порядок в городе и серьёзные предложения депутатов Госдумы улучшить уровень жиз­ни населения. На что тот начал откровенно хохотать:
     — Ну, у вас и каша в голове! В Питере каждый день двадцать изна­силований и бандитских разборок с летальными исходами. Бытовые кровавые драмы. Воровство. Мошенничество. Кидало­во. Десятки производственных травм. Десятки автомобильных и коммунальных аварий, отравлений палё­ной водкой, контрабанды, нарко–трафики и передозировки, пропажи под­ростков... И ещё сотни уголовных дел в производстве. Полиция вынуждена рабо­тать круглосуточно! Круглого­дично! Об этом вам никто и ни­когда не расскажет! Зачем напрягать обывателя? Пусть вся жизнь ему кажется в розо­вом свете! Развесёлые концерты, развлекатель­ные шоу, выступления коми­ков–полудурков! Вкусно пожрать. Вкусно попить. Сладко потрахаться. За­грузить созна­ние в компьютерные сети. Вот и весь сказ. А что в Москве тво­рится? А в других городах страны? Мира? Поверьте: СМИ созданы не для но­востей и просвещения. А для копания в чужом белье и внедре­ния господствующей идеологии!

     В другом случае я попал в хитроумную западню мафиозных струк­тур. Не дождавшись откупных, они под предлогом участия в нашем проекте замани­ли меня на сходку авторитетов. Я всегда предполагаю нечто подобное и по­стоянно ношу с собой пистолет. Однако, узнав меня по походке и голосу, ко мне в объятия кинул­ся один из главарей, бывший солдат взвода, который я когда-то остался прикрывать. Два дня мы пили до одурения. Вспоминали злосчастный бой, старшину и лейтенанта. Весь этот ужас войны... У всех в бригадах состояли бой­цы, прошедшие Кавказ. С их рассказов все знали, что это такое, и меня восприняли как своего. Расставаясь, восемь главных ганг­стеров города поклялись в веч­ной дружбе: только намекни...

     Через два месяца наше благородное начинание дало первую трещи­ну. На еженедельной планёрке один из преподавателей неожиданно сказал:
     — Дети стали меняться. Из забитых и униженных они поти­хоньку превращаются в наглых и безответственных. Обилие еды, фирменной оде­жды, компьютеров и сотовых телефонов. Улуч­шенные условия проживания в комфорте. Регулярные занятия с ними профессионалов по профилю... вы­рабатывают у них стой­кое убеждение в собственной исключительности и вседозволен­ности. В моей группе, ранее скром­ной и послушной, участились случаи неповиновения. Отказа от учёбы. Саботирования домаш­них заданий. Большинство сидит за партами и, не таясь, играет в смартфонах. А на мои замечания либо не реагируют, либо начи­нают возмущаться. Тем самым сры­вают урок. Я пришёл к выво­ду. После занятий, предоставленные сами себе, дети расслабля­ются. Никто их не напрягает в домашнем хозяйстве, как ро­дители в полноценных семьях. Никто им не читает нравоучений и не даёт по­лезных советов... Преспокойно покуривают сигареты  и попивают пив­ко. А некоторые и вино уже пробуют. Защищённые и обеспеченные, видите ли! «Взрослые»! Когда я заметил воспитателям, они только плечами пожали: что поделать? Дети-то обездоленные! Не травмируйте их психику!
     Со всех сторон посыпались реплики других учителей:
     — ...дерутся из-за лучших процессоров, флэшек, компакт–дис­ков и план­шетов...
     — ...у меня девочку забили в туалете одноклассницы. По при­чине модно­го платья. Да ещё засняли на видео и выложили в сеть...
     — ...старшие отнимают у младших...
     — ...комендант общежития не выдержала наглости и врезала пощёчину...
     — ...пробрались в кабинет директора и поменяли мониторы, забрав себе новый...
     — ...из старшего класса девочка обменяла спортивный костюм на интим­ное белье, устроила стриптиз. Чуть не изнасиловали...
     — ...задержали с гашишем...
     — ...утром изо рта воняет, как из вытрезвителя...
     — ...меня так вообще нах... послали!
     — ...вам ещё повезло. Меня обещали раздеть, облить водой и вы­ставить голого на мороз...
     — ...у меня ещё круче. Пригрозили зарезать в тёмном переул­ке...
     — ...дурной пример заразителен...
     Для нас с Догмой этот аспект оказался громом среди ясного неба. Она проплакала весь день, а я тщетно пытался найти проти­воядие. И так прики­дывал, и эдак. Выходило... Никак не выходило. Прекрати мы проект, обще­ственность и СМИ раздуют: очередной способ богатых прохиндеев пропиа­риться! Очередная попытка ухода от налогов! И так далее. Пригласи мы психологов для индивидуальной беседы с каж­дым, дети быстро поймут, что их считают неполноценными. Послед­ствия непредсказуемы... Мы запоз­дало спохватились: внедряя новые подходы к решению проблемы детей, не­льзя ни на секунду ослабевать контроль над их досугом.
     Увы! За первой трещиной последовала вторая. За нас основа­тельно взя­лось само государство...


     Утром у соседа я застал гостя с южного края посёлка. Сиам­ского кота Шикуша. Беспокойного и вполне неглупого.
     — Здрасти! Давно не виделись...
     — «Прослышал» я твоё прозрение. Пришёл засвидетельство­вать.
     — У тебя, Чих, не язык, а сметанолизалка!
     — Мать моя Мурка! Я-то здесь причём?! Мы заложники об­щей фрагмы телепатической связи. Можно подумать, ты не знал?
     — Перед сном узнал. Наивно думал: только я «нюхаю». Пёс с вами! У хо­зяина такой кошардак в будущем «видел», что жить не хочется.
     — «Видели». Ищешь способ ему помочь?
     — Всё-таки ласково со мной обращается. Никогда не бил. И моет. И ле­чит. И вкусно кормит. И разговаривает, будто с челове­ком.
     Шикуш пригладил лапой мою шерсть на спине:
     — Лохматый! (Он меня так звал). У нас разные стили обще­ния. Если За­хар когда-нибудь тебя поймёт, подумает: сошёл с ума. Я вот голову ломаю. Не могу понять систему повторного времени. В чём смысл видения тройной жизни? Нам-то это за­чем?!
     Чих поймал пчелу. Разделил на троих. Горько мяукнул:
     — Я полагаю, для генной памяти. Все наши умозаключения в ка­кой-то момент отразятся на выводах Захара. Седой и Белобры­сый, кроме как палок в колёса, ничего не вставляют. Шифруются. Сейчас опять на шашлык пой­дут. Новые козни строить... Про­грамма Высшего Смысла заключена в шли­фовке ошибок. С каж­дым кругом происходит исправление предыдущих. Анализ. Со­поставление. А мы наподобие ходячего архива. Укладываем вы­воды в память.
     Шикуш подпрыгнул. Сбил бабочку. Поигрался ею. Отпустил. Мы молча наблюдали за его гибкостью. Сыро–масляный красав­чик! Сиа­мы считаются самипосебешными. Злыми. Гордыми. Но Шикуш ко всему перечисленному имел отходчивый нрав:
     — Мой хозяин называет ваших «вертухайской кодлой». Все быв­шие во­енные, а у моего деда сослали на сто первый километр. За укра­денную краю­ху хлеба в блокаду.
     — Не вижу связи с нашей мяутой, — удивился я.
     — Получается, у нас у всех свой личный архив будущего. Всё, что дви­жется и ползает, неразрывно связано с фрагмой каждого человека в отдель­ности. На Захаре весь свет клином не сошёлся.
     — Да? Почему тогда только он смог изменить свою судьбу?
     — Вот это меня и волнует. Странно...
     Чих разлёгся поудобнее:
     — Слушайте притчу на этот счёт...

     Собрался как-то блох–богомолец Фома к отшельнику. Про­слышал он про мудрость и святость затворника. Отговаривали его, особенно соседи. Гово­рили: у каждого свой путь. Свои мыс­ли. Свой скок. Ста­рики, мол, кроме чу­жих заблуждений ничего не обсуждают. Типа, за­ставляют каяться в том, чего никто не со­вершал.
     Не слушал их Фома. Прощал. Перед уходом сказал:
     — Вы по шкурам собак и кошек живёте. Ничего, кроме керосинов­ой травли не осознаёте. Я же хочу воочию убедиться в силе знания. А заодно проверить свои домыслы. Так сказать, сравнить.
     Долго он прыгал. Трижды Луна догоняла Солнце. Равнина сме­нилась го­рами. Под утро четвёртого дня — глядь! Утёс. А на нём ста­рик сидит. Мо­лится. Только пилигрим рот открыл, как от­шельник го­ворит:
     — Ущелья между холмами углубляются всё ниже. Чувствую себя опу­стошённым. Гора, на вершине которой я нашёл приют, покрыта родниками чистой воды. Иногда к ней приходят с дру­гих гор. Садятся рядом со мной. Молчат. Смотрят на потоки. Ко­му-то кажется, что они быстрые. Кому-то — медленные. Молча пьют прохладный хрусталь. Знаю. У них есть свой вкус. Цвет. Тепло или холод. Свойства добра и зла.
     Одиночество собственной горы — есть личный путь каждого. У ко­го-то на склонах растут пышные деревья, приносящие плоды пользы. У других они обуглены внутренней желчью. Пороками чёрной злобы.
     Случаются лавины. Обвалы. Сходни. Горы разрушаются вме­сте с хозяе­вами. Их помнят. Ставят искусственные холмы—мону­менты. Они непо­движны. Вечны. От стен веет смертью. Вет­ром назидания.
     Но самое страшное — камни зависти с чужих гор. Они летят ото­всюду. Тот, кто сдался, спустился вниз, сложил оружие исти­ны — за­сыпан ими. Тот, кто выдержал, израненный ударами судьбы — про­должает приглашать к своим родникам. Эти оди­ночки свободны.
     Я на вершине. Горные цепи продолжают расти. Между ними уще­лья. Всё шире. Всё глубже. Всё дальше. Их заволакивает ту­маном. Между нами...— старик на миг посмотрел в глаза Фоме, — пропасть непонимания. Просто... пропасть.

                Глава 2

     — Да, понял я. Понял, — сощурился Шикуш. — Мои рассу­ждения, моя личная гора. У тебя своя. У Знахаря своя. Но, соеди­нены мы про­пастью между холмов.
     — Всё глубже. Всё дальше... — как эхо повторил я. — Мне нравит­ся этот Смысл. Разновидность Верховного. Так и хочется в свою шку­ру залезть, найти блоху–богомольца, лапу пожать. Лю­бознательный малый.
     Чих самодовольно жмурится:
     — А может, он в моей шерсти сидит? Через фрагму телепати­рует.
     — Не исключено. Из чего вывод: не вмешиваться в жизнь За­хара? Нако­пить знания в виде чистого, хрустального родника и после смерти передать хозяину?
     — Ну, во-первых, это случится не скоро. Во-вторых. Сначала он, как и всякий здравомыслящий человек, должен научиться принимать собственные решения.

               
     Догма собрала группу психологов и отправилась с ними в дет­ский дом на окраине Петербурга. Мы придумали план воздей­ствия на пси­хику сирот. Я сидел перед компьютером в нашем офисе. Подводил ба­ланс предстоящих расходов. Что-то в душе надломилось. Всё чаще мысленно оглядывался на­зад. Скучал по русалочке Даше. То была страсть бездумно–похотливая. С Дог­мой обдуманно–нежная. Скучал по сыну и Карелии. Упрямо вы­талкивал из памяти образ Арины. В дверь вежливо постучали:
     — Можно?
     На пороге высокая женщина в строгом деловом костюме и портфе­лем в руке.  Тонкие брови. Раскосые глаза. Упрямые губы. Великолеп­ная фигура. Но весь внешний вид отражался энергией государственно­го служащего. Этого ещё не хватало?!
     — Проходите. Присаживайтесь. Представьтесь!
     — Наушка. Аналитик пятого отдела федеральный службы безопасн­ости.
     В солнечном сплетении ёкнуло. Началось...
     — Чем обязан? Чай? Кофе?
     — Лучше сразу к делу. К нам поступили жалобы на ваш проект. Из мэ­рии. От различных общественных, формальных и неформальных ор­ганизаций.
     Она забросила ногу на ногу, оголив при этом часть бедра. Тон­кие, почти прозрачные чулки, явно французские, казалось, вызы­вающе ух­мыльнулись мне в лицо.
     Я прикусил губу. Заставил себя смотреть в её глаза:
     — Вот незадача. На каждом углу кричат о произволе и неспра­ведливости по отношению к брошенным детям, и тут же, когда нахо­дится человек, гото­вый прекратить весь этот бардак, возни­кают новые недовольные. Обществу не угодишь. Плохо? Плохо. Хорошо? Тоже плохо. Ну? Как и кому я перешёл дорогу? Только не говорите мне про бюджетные средства. Уши вянут.
    Её взгляд резко изменился. Стал пристальным. Изучающим. Мне не нра­вятся подобные «гляделки». Представляешь себя открытой книгой. Цокнул языком:
     — Внушаете искренность?
     — Я и так про вас всё знаю. Захар Батькович. Хакер Хворый. Опу­стевшие банки мира...
     Почувствовал огромное облегчение. Шумно выдохнул:
     — Слава Создателю! Уже и дело небось завели?
     Удивлённые, вскинутые брови:
     — Зачем? Мне приятно, что нашёлся хоть бы один достойный муж­чина. Прогрессивно мыслящий. Несколько месяцев слежу, — открыто улыбну­лась. — Восхищаюсь. Ловко это вы следы «под­чищаете»! Ин­тересно, как выглядит ваше лицо?
     Отлепил бороду и усы. Протёр физиономию влажной тряпкой:
     — Так лучше?
     — Превосходно! Моложе лет на двадцать! Теперь к делу. Мне нуж­ны деньги. Много денег. Не подумайте, что шантаж. Ничего подобно­го! Я воз­намерилась прикрыть вас со стороны закона. Что? Думаете «развожу»? Вы­качиваю средства?
     — Нет. Что вы?! Необычно как-то... Ненормально.
     — Честные люди есть и у нас в конторе. Мой отдел в составе трёх чело­век полностью на моей стороне. Ну-у-у... На вашей, ра­зумеется. Мы знаем, проект испытывает трудности. Вы не учли побочных эф­фектов безотцовщи­ны. По нашему мнению, надо ак­тивировать кампа­нию усыновления. Затем вывести её на более качественный уровень. Вот!
     Наушка открыла портфель. Вытащила папку.
     — Здесь предложения. Поиск многодетных семей. На первых порах фи­нансовая заинтересованность. Потом надавить на созна­тельность. На мило­сердие. На добродетель.
     — Не стоит ни на кого давить. Глупо. Сие мероприятие основывае­тся на добровольных началах. От души.
     — Ну и как? Получается? Сомневаюсь что-то...
     — Я всё больше склоняюсь к мысли, что и не получится. Гово­ря совре­менным сленгом, обществу следует переформатировать­ся. Изме­нить идео­логию развития. Мы ещё вернёмся к этому. За­чем деньги?
     — Очень просто. Затычка крикливых ртов. Простите! Придёт­ся вы­слушать принципы налогообложения и структуру госбюд­жета.
     — Валяйте! Сперва откройте секрет, как вы меня вычислили?
     — Стукачи, Захар. Стукачи. Давай на «ты»?
     — Изволь. И?
     Наушка облокотилась на стол. Приблизила своё лицо ко мне. Пах­нуло свежестью и дорогим парфюмом:
     — Первое правило Феликса Дзержинского, создателя Чрезвычайн­ой Комиссии, ЧК. Везде должны быть свои «уши». Сосед стучит на со­седа. Тот в свою очередь на стукача. Кто кого пере­стучит, тот и бу­дет смотреть из окна, как особисты репрессируют весь подъезд. Шучу... На заре компьюте­ризации я придумала про­грамму контроля персо­нальных компьютеров. Бук­вально за ме­сяц до программы «серединног­о взлома» Догмы. Она всё сделал­а верно. Только акценты расставила не там. Безответственно­стью иг­рать нельзя. Это не вирту­альность. Реальность! Все эти годы ФСБ её исполь­зовало в своих це­лях. «Качала» информацию противника. «Сливала» отрабо­танный ма­териал. В ЦРУ и ФБР тоже не лаптями щи хлебают. Живо смекну­ли. Завели свою шар­манку. Почему и платили ей. Выжидали время нане­сти решающ­ий удар. А когда она не в сети, пользовались деньгами на своё усмот­рение. Лучшие хакеры мира следили и стучали.
     — Однако же — размах...
     Мило усмехнулась:
     — А-а-а. Пустое. Вот неуловимый Хворый — размах! Ты мгновен­но всем иллюзии развеял. Виртуозно и безукоризненно. Поначалу я приняла твою наглость за тонкую игру. Мне и в голо­ву не могло прий­ти, что перекачка де­нег с первого банка — обыкновенное воровство?! Несколько дней свои мозги потроши­ла. Гадала, в чем подвох. Такая афера имеет обыкновение при­крываться тройной защитой. Отследила источник. Выпала в шок. Деньги распределены по счетам приютов де­тей—инвалидов. По­том, правда, ты на­чал искусно камуфлироваться. Однажды ты меня откровенно поразил. После грабежа нефтяных маг­натов... Помнишь? Сделал так, что они сами себя обо­крали. Абсолют­ный уровень!
     — Пустое... — подражая её тону, состроил я комичную рожи­цу самозна­чимости. — А если серьёзно. М-м-м... Почему только сейчас всплыла? Наушка... Что за логин такой? Навроде нашёп­тываешь на ушко.
     — Навроде. Неважно. Обговорим наше дело. Кстати! Просьба.
     — Я понял. Ничего не говорить Догме. Игра продолжается?
     — Много людей и операций нашей резидентуры затронуто. Без­опасность страны. И так далее. У тебя есть «мартини»? В гор­ле пере­сохло.
     Разлил в два бокала. Параллельно отключил все телефоны. В тече­ние бе­седы они настойчиво просили ответа.
     — Бюджет складывается не только из налогов и банковских опера­ций, экспорта продукции, экспорта природных ресурсов и продажи во­енной тех­ники за рубеж. Я открою тебе тайну. Прави­тельство и основ­ная масса депу­татов госдумы, фракций и объеди­нений, используя гос­средства, через подставные фирмы вклады­вают их в бизнес. Постоян­но отстёгивают в казну договорной процент. Это практика всех чинов­ников планеты. Коррупционе­рами и взяточниками становятся те, кто, кроме этого, хочет больше. Обык­новенная жажда наживы. Так что на одном экспор­те и налогообложении да­леко не уедешь. Как думаешь, почему?
     — Граждане имеют обыкновение умирать, увольняться с рабо­ты, менять место проживания... Фирмы — закрываться и банкро­титься.
     — Верно. Скажу больше. На налоги вообще никто не делает ставку. Огромный риск! Да. Какой-то процент закрывает дырку. Но не более. Своим благородным проектом ты сунулся в осиное гнездо. Подотчёт­ные и освобо­дившиеся деньги начинают уплы­вать налево. Оседать в карманах ушлых дельцов. А их десятки тысяч. Профессиональные бухгалтеры ловко фальси­фицируют отчёты. Начальники «шифруют» халяву под форс–мажорные об­стоятельства. Ты же выполнил за них всю работу! Купил всю одежду и орг­технику, отремонтировал здания, организовал бес­перебойную поставку пи­тания. Оплачиваешь лекар­ства, учи­телей, врачей, психологов. Обществен­ный резонанс захлопал в ладоши, а потом заинтересовался: — а, куда и откуда приходят и уходят государственные субсидии? То есть. Папарацци в конце концов раскроют махинацию века. Весь управленческий аппарат за­клеймят таким позором, что, вполне возможно, вспыхнет новая гражданская война. Которая перекинется на весь мир!
     Я задумчиво рассматривал вино на свет:
     — Да. Где-то слышал этот афоризм. К власти приходят не ради вла­сти и не ради денег. Ради возможности безнаказанно де­лать деньги.
     — Согласна. Мошенничество всех времён и народов. Но и ты со­гласись. Они вносят в бюджет миллиарды! Отсюда и кон­фронтация с иностранными компаниями и тамошними «бизне­сменами». Отсюда и локальные войны. От­сюда и терроризм. Это как раз те самые «про­двинутые», несогласные с афе­рой грандиоз­ного масштаба. Всем хо­чется кусок пирога. Поэтому тебе надо пойти навстречу. Обсудить синхронные действия. Не путаться друг у друга под ногами.
     Вспомнил упитанное тело мэра города. Его заплывшее достат­ком лицо. Посмотрел на Наушку так, что она невольно отвела глаза в сто­рону. Печаль­но повторил фразу:
     — Короче, все кормятся с несчастных детей...
     И добавил:
     — Так кто по-настоящему «обездолен»?.. или... обезличен?...


     Шикуш ушёл. На прощание посоветовал поменьше поддавать­ся че­ловеческому образу восприятия мяуты. Судьба — явление неизучен­ное. Ковар­ное. По разным причинам неустойчивое. Чих посмеялся. Ра­зумные твари в состоянии ею распоряжаться на своё усмотрение. До­статочно знать как. Я промолчал. Злой рок «детского комплекса» пре­следует хозяина с интерната. Позже выяснится: заведение предназна­чалось неполноценным детям. Там их изучали психиатры. Лечили. Особо буйных кололи успокоительным. Экспе­риментальной вакци­ной. «Подопытные» становились тихими. Мягкими, как пластилин. Что это было на самом деле, кануло в историю... Иногда Захар стоит у окна. Тихо говорит:
     — Да. Именно так, и не иначе! Я изменю ход времени...
     Он заразился страшной болезнью души. Справедливостью.
     Мы ушли в лес. Легли в засаде. Но охотиться не хотелось. Когда знаешь, что тебя накормят дома, теряешь хватку. Из хищ­ника превра­щаешься в котёнка.
     — Жарко. Лень лапами двигать. Не в пример Хворому. Этот готов угро­биться, но добиться своего. Вот взял и повлиял на предопределе­ние. Ветка судьбы отпочковалась в новый отросток. Теперь и предста­вить сложно. Что с ним станет после смерти?
     — Интересно. А как происходит перемещение душ? Техниче­ски?
     — Намедни Седой Белобрысому «разжевал». Когда покида­ешь тело, при­летаешь на «очистку». Люди примитивно называют место «чистилищем». По глупости своей приписывают ему рели­гиозный страх ада. А наяву — из­бавление от груза зависимости тела. Органиче­ской, конечно. Проще говоря, всё, во что верил, кроме Истины, — того тебя и лишают. Поклонялся богат­ству и лжи во имя комфорта? Стира­ют память на ноль. Отправляют в новое тело. В зависимости от уровня развития, в животное или человеческое. Если же обогащался Знания­ми, уходишь в иное из­мерение. Всё земное бренно. Потому и легко от­нимается. Всё духовное вечно. Не отнимут никогда!


     — Сто миллионов рублей?! Ты, часом, не тронулась ли умом?
     Наушка вытащила смартфон. Протянула мне:
     — Смотри сам. Здесь все расчёты. За три месяца вы перекрыли кис­лород пяти фондам, связанным с детской реабилитацией. Вы­деленные дотации осели на сомнительных счетах. Двое директо­ров в бегах. По триста тысяч «зелёных» прихватили... Ха! Сто запрошенных мною «муликов» только на­чало! Рассуди трезво. Если ты со всеми не дого­воришься, тебе припишут все финансо­вые крахи за последние десять лет. Мол, нашли наконец-то тене­вого олигарха... Естественно, за этим щитом укроется любая правда. СМИ срав­няют проект с землёй. Вас с Догмой либо в тюрьму, либо заставят работать на себя!
     Плотно сжал зубы. Заходили желваки на щеках. Возникло же­лание взо­рвать весь мир к чертям собачьим! Я и вообразить себе не мог, на­сколько многополярна человеческая деградация. На­сколько очерстве­ли души поли­тиков и чиновников. Насколько общество стало напоми­нать инертное стадо ослов, которым ниче­го не надо, кроме как набить карман и получить от это­го мораль­ное удовлетворение!
     — Дело в том, Наушка, что ты усиленно акцентируешь внима­ние на по­следствиях. Они тобой управляют. Вынуждают посту­паться прин­ципами. Пожирают твоё время и здоровье. То есть полностью овладе­ли сознанием. Не подумай, я и себя с такого ра­курса рассматриваю. Не исключено, что мной руководит комплекс «детской неполноценности». Долбануло во вто­ром классе интерната и не отпус­кает до сих пор. Потом стройка... Война... Госпиталь... Сын инвалид... Я всё понимаю. Окружающая обстановка требу­ет соответствующей реакции. Но и ты задумайся! Не проще ли обратить внимание на при­чину? Разобраться с теми условиями, что побудили цивили­зацию па­разитировать друг на друге?
     Наушка посмотрела на меня, как на сумасшедшего:
     — Я знаю, что хакеры не от мира сего. Сама хакер. Но ты, Хворый, гово­ри, да не заговаривайся! Кем ты себя вообразил? Мессией?! Сей­час, дорогой мой, надо устранять именно след­ствие!!!
     — А потом — последствия?
     — Так из этого и состоит вся жизнь!
     — Кто так решил?
     — Ты больной, что ли? Ты нарушаешь отработанную схему при­чинно–следственной связи. Я тебе в сотый раз объясняю! Си­стема по­строена таким образом, что все структуры повязаны од­ной цепью. Если разрушить одно звено, вся комбинация рухнет в тартарары! Воз­никнет хаос! Народ опять влезет в страх и нищету. Экономика испыта­ет очередной кризис. Дефолт! Коллапс! Оче­редной...
     Она вскочила. Подошла к стене. Встала ко мне спиной. Плечи несколько раз поднялись–опустились. Ну-ну. Успокаивается? Ишь как её задело! Сто миллионов рублей... Может, это афе­ристка? «Масштаб­ный» хакер–мазо­хист? Тот, который не только сидит за компьютером, но и ходит по фирмам и воочию наблюда­ет реакцию «подопечных»? Экстремал. Поднимает адре­налин в крови и кайфует. Кстати, она не показала своего удостоверения... Хотя зачем? Я и сам могу его подделать. Достаточно увидеть и пощупать об­разец.
     Обернулась. Лицо умиротворённое:
     — Хорошо. Взгляд со всех сторон. Ты прав. Рассмотрим при­чины. Слу­шаю тебя!
     — Ты согласна, что обществом управляют не только политики и банки­ры? Олигархи и теневые мафиози? Философии и конфес­сии? Научные изыс­кания в сфере разума?
     — Намекаешь на людские пороки?
     — Быстро схватываешь. Но кто их провоцирует? Взращивает?
     — Кто?
     — Эгоизм. Именно он двигает развитие к регрессу. Создаёт фальшивые ценности. Заставляет в них верить.
     — А-а-а. В начале разговора ты обмолвился о переформатиро­вании. Хо­чешь изменить общую идеологию? Всё-таки, Хворый, ты психиче­ски нездо­ров. Мессия не твой удел. Ой! Извини. Пере­била. И что? Су­ществуют реаль­ные способы реформации?
     — Они сидят в нас с рождения. Их глушат традиции телесного и умствен­ного проживания. Мода. Искусство. Увеселительные средства расслабления. Патриотизм. Национализм. СМИ. Теле–кино–инду­стрия. Интернет. Всё то, из чего состоит современ­ность. Из правдиво­го вранья. Вроде ничего, если бы от такого вмешательства не страдали организм и представления о мире. Вот почему человек постоянно не­доволен. Душа рвётся к чему-то высшему. Подсознательно он чувству­ет: «так жить нельзя!», а объяснить не может. Мозги приучены «краси­во» жить. Получать те знания, что принесут доход. Тешат самолюбие.
     Наушка предупредительно подняла руку:
     — У тебя есть конкретное предложение? Я понимаю. Выводы не возни­кают на пустом месте. Видя несправедливость, мудрый человек ищет спосо­бы её устранить. Но! Сколько кто не пытался, выходило одно и то же. Все­гда найдётся группа недовольных. История повторя­ется. Кровь и разруха!
     — Прежде всего, избавление от стереотипов. Например, цирк и зоо­парк — это весело и познавательно. Никто не задумывается над сутью. Гимнасты и акробаты ломают позвоночники. Растяже­ния сухожилий. Психологические травмы. Инвалидность. Жалкая пенсия. Дрессировка животных является откровенным издева­тельством над братьями мень­шими. Слоны и тигры ро­ждены для баланса природы, а не для веселья. Их сажают в клетки на всеоб­щее обозрение. Почему бы людей не по­садить туда же? Тебе не кажется это диким? Помрачением рассудка? Создали же массу познавательных кино­фильмов про флору и фауну... Нет! Подавай наглядное пособие! Ребёнка с детства склоняют к мыс­ли, весь мир — правильная клетка. Квартира в многоэтажке. Правила ра­боты. Правила потребления пищи. Правила поведе­ния. Правила ло­гичного оправдания поступков... И над всеми возвышается ве­ликая идея выхода в космос! Освоение Вселенной. Свои недра почти выгреб­ли. Пора на другие звезды перемещаться... Я могу говорить о несоот­ветствиях три часа. Большой спорт. Театр. Са­тирики. Актёрская сре­да. Анонсы и призы киноакадемий. Нас за­ставляют жить чужой жизнью. Ду­мать и дей­ствовать так, как ду­мают и действуют герои фильмов. Так же лю­бить и не­навидеть. Так же решать проблемы с помощью ножа и пистолета. Потреб­лять канцерогенное питание гамбургеров, жевательных резинок, шо­коладок, конфет, чипсов, кока–колы. Носить ту одежду, что придумана ку­тюрье для собственной славы и денег. Даже разго­варивать неологизмами, добавляя при этом: мир не стоит на месте. Мир видоизменяется. И мы вме­сте с ним...
     Остановился передохнуть, как увидел Наушкино «металличе­ское» лицо. Её всепонимающий и упрямый взгляд. Он-то мне и напомнил классифика­цию представительниц слабого пола. Му­жика в юбке. Од­нажды меня осени­ло: нет ничего абсурднее и страшнее, чем эмансипа­ция. Хуже, феминизм. Движение за рав­ные права между по­лами. Все спешат красиво жить, а на мужчи­ну с маленькой зарплатой плюют: ты слабак!
     Уравняли в правах? Да. Что произошло? Увы! Похвастаться нечем. Появ­ляется спектакль.
     Акт 1. На стройке.
     Что заставляет идти женщин на стройку, я не могу понять до сих пор. Че­рез полгода они обрастают мышцами, становятся неповоротлив­ыми, силь­ными и матом кроют не хуже мужиков. Жена? Нет!
     Акт 2. В офисе.
     В бизнесе они пытаются достичь того, что им не дал «надёж­ный» муж. Это понятно. Но что из этого вышло? Чванливость. Критерий оценки по шкале «достоин – не достоин». Домашнее хозяйство на нуле. Фригидность, пониженное либидо. Всё тот же критерий... (см. выше) Зато есть деньги. Жена? Нет!
     Акт 3. Погоны.
     Армия, полиция, налоговая полиция, МЧС. Даже излагать тя­жело. «Отмо­роженные» на всю голову! Что бы ни говорили, ка­кие бы дово­ды ни приво­дили, им там не место. Попадут в плен — изнасилуют. Схватка с преступни­ком — покойницы. Ну, не жен­ское это дело вы­полнять мужскую работу. Сила здесь ни при чём. Абсолютно другая конституция тела, не приспособ­ленная к физи­ческим нагрузкам и пси­хическим перегрузкам. Это ненормальн­о. Жена? Нет!
     Акт 4. Политика.
     Только несколько слов. «Каменные», не прошибаемые «же­лезные» леди. Жена? Нет!
     Акт 5. За рулём.
     Всё бы так себе, если бы не статистика. В экстремальной ситуа­ции жен­щина вместо тормоза давит на газ. Семьдесят три процента аварий по вине слабого пола. А что с мозгами творится?! Уму непостижимо! Сколько раз вижу одну и ту же картину. Дама за рулём джипа. Высо­комерие. Презрение. Крите­рий... (см. выше) Жена? Ну... разве что во­зить «поддатого» мужа? Нет. Всё равно, нет!
     В этом «спектакле» ещё много актов. Женщина–учёный, жен­щина–про­курор, женщина–следователь. А теперь Наушка. Жен­щина–анали­тик ФСБ... Но мне больше всего нравится последний. Так сказать, кульминационный. У эмансипации есть свой идео­лог. Догадайтесь с трёх раз, кто? Правильно. Женщина–писатель. Автриса. Ну, как вы не понимаете?! Душераздирающие женские романы о несчастной судьбе лучшей половины человечества! Не проходите мимо! Да, да. Стойте. Ровно. Смотреть в глаза!!!
     Невольно расхохотался. Моя напряжённая гостья, считающая себя глубо­ко проинформированной, умной и психологически подкованной, так же вы­ступает на сцене этого жуткого триллера под названием «Равноправие». Так же оценивает мужчин по не­мыслимой шкале до­стоинств. Ей никак не втемя­шить в голову, равно как и всем осталь­ным подобным женщинам. Человек, прежде всего, отличается Умом, а не одеждой и комфортабельны­ми аксессуа­рами. Интеллигентностью, а не способностью добы­вать деньги. Коммуникабельностью в общении с людьми, а не мат–перемат. Всё осталь­ное приложится. Надо уметь терпеть!
     — Да. Есть над чем посмеяться. Твоя болезнь, Захар, превра­тилась в эпи­демию. Ты хочешь изъять из жизни людей всё, чем они дышат! И что вза­мен?
     — Сперва, повторюсь, избавление от стереотипов. Далее — доско­нальное познание природы и природы человеческого орга­низма и моз­га. Цивилиза­ция накопила достаточно информации, чтобы начать со­вершенствовать плоть и разум. То есть удалить злокачественную опу­холь скудоумия.
     — Утопия. Жизнь неразрывно связана с технократическим комфор­том. Оттуда же и научные знания в области исследования мозга. Со­гласись. Мы знаем о нём со слов учёных. С результатов многочислен­ных опытов. Сколь­ко миллионов людей спасли но­вые ле­карства и изобретения! Сколько жиз­ней продлено! Даже границу ста­рости ото­двинули на двадцать лет. И потом. Как ты можешь отрицать современ­ную цивилизацию, если сам же ею поль­зуешься?! Беззастен­чиво гра­бишь банки и счета фирм. Снаб­жаешь технокра­тией детей–си­рот. Где логика?
     Мне неожиданно открылось, что я не смогу убедить её. В мозгу всплыла надпись: «Бесполезно». Вот так номер! Тут и до сумасше­ствия недалеко. Слово исчезло. Пришло спокойствие.
     — Идёт. Вот тебе банковская карта. На ней двести миллионов ру­блей. Код четыре единицы. Используй, как считаешь нужным.
     Наушка задумчиво крутила пластик в своих тонких изящных паль­цах:
     — Не боишься?
     — Чего именно?
     — Теперь ты, как на ладони. Всякий, кому захочется пожи­виться или на­вредить, может тебя убить.
     — И трус, и храбрец испытывают одинаковый страх. Но реа­гируют на него по-разному. Ты, конечно, знаешь, что я воевал?
     Она помрачнела.
     — Когда остатки взвода вместе с ранеными ушли вниз по уще­лью, а я ждал боевиков, мне приходили в голову многие мысли. Про жизнь и смерть. Про людей, с которыми когда-либо встре­чался. Про Вселен­ную. Про страх. И знаешь, что понял? В крити­ческие моменты внутри человека срабатывает ЦБ. Центр Безопас­ности. Инстинкт самосохра­нения. Его вершина в солнеч­ном спле­тение, а подножье в пятках. Ноги слабеют. Страх превращается в ужас. Предчувствие смерти. Каждый с этим борется, как может. Я не бо­рюсь. В пятилетнем возрасте утонул. Стоял на дне и смот­рел сквозь толщу воды, как преломляются лучи солнца. Меня охватило неимоверное счастье свободы! Красота и сила мирозда­ния! Конечно, я тогда не знал смысла этих слов. Чувствовал. Меня вытащили. Откачали. Отхаркиваясь и отплёвываясь, я впер­вые в жизни пожалел, что вернулся. Страх — это естественный ре­флекс организма. Но наше сознание рвётся из тела познавать мир дальше. Скажу честно. Я с нетерпением жду смерти. Понят­ное дело, рефлекторно я буду защищаться, но не расстроюсь, если схлопочу пулю. Думаешь, впер­вой?
     В этом месте Наушка повела себя более чем странно. Вытащи­ла из порт­феля портативный магнитофон. Включила его. Оттуда раздался её голос. Но не успел я вслушаться, как она показала мне руками «Везде жучки! Оставь свой телефон! Пошли в туалет! Там жучков нет!»
     Приложила палец к губам и напомнила мне Дашу, когда она тащила меня в ординаторскую...
     В санузле пусто. Как и в офисе. Все уехали с Догмой.
     Наушка минуты три смотрела в сторону. Видно, собиралась с мыс­лями:
     — ФСБ разработала операцию изъятия всех ваших денег. Вы и там насту­паете генералам на мозоль.
     Её светло-карие глаза смотрели на меня открыто. С каким-то ува­жительным намёком на откровение. И я поверил.
     — Как в поговорке: хочешь поломать чью-то игру — начни свою. Есть альтернативный план? Взыграла совесть?
     — Всё ещё веришь в сказку совести? У тебя редкая способ­ность притяги­вать к себе людей. Наверное, в глубине души ты бессребреник. Космополит. Принадлежишь всему миру. Дело вот в чём. Я не по сво­ей воле ввязалась в авантюру. Начальство при­казало... Переформати­рование мозгов — идея пре­красная. Будь я обычным человеком, по­мчалась бы тебе помогать. У меня сердце кровью обливается, когда я слышу или вижу, как девочки–под­ростки фигуристки и гимнастки ка­лечат своё здоровье. Моя доч­ка одержима побе­дой и славой, а тело то­щее. Костлявое. Трина­дцать лет, а сплошной комок сухожилий, мышц и нервов. В пап­ках компьютера кумиры спорта. Питание раздельное. Как у птич­ки. Я...
     Со всей силой ударила в стену. Кафельная плитка треснула. Однако же, удар!
     — Я круглая дура! Изуродовала своего ребёнка! Ну кто знал? Кто??? Я не знаю, как она выйдет замуж и будет рожать. Идио­тизм! Неделю назад были соревнования. Она проиграла. Рыдала так, что жюри сжалилось. Присудили четвёртое место... Дома би­лась головой об стенку. Все плакаты чемпионов в клочья. Это...
     Глаза наполнились влагой. Плечи вздрогнули:
     — Ты прав. Это сумасшествие! Куда не посмотришь, везде люди живут чужими идеалами. Медленно убивают себя. Превра­щаются в идиотов... Фу-у-у! Легче стало. Сказать некому. Муж засранец. Ушёл к моей лучшей подруге. Подонок! Урод недоде­ланный!!!
     На миг отвернулась. Ладони нервно сжимались в кулаки. Ска­зать по правде, я удивился. Вот уж не думал, что кроме Догмы, есть ещё кто-то ра­зумный. Похоже, я поторопился с классифика­цией актами спектакля. Обнял её за плечи. Она развернулась. Ут­кнулась в плечо. Несколько раз всхлипну­ла. Отстранилась:
     — Спасибо... Прости! Расхныкалась, как девчонка...
     Посмотрела на часы:
     — У нас есть ещё три минуты. Собираясь к тебе, я предполага­ла не­что подобное. Записала на диктофон ничего не значащий монолог о честном правительстве... Ха-ха! Не хочу, чтобы они унижали таких людей, как вы с Догмой! Я буду регулярно инфор­мировать вас о происходящем. Привыкай. Придумай тексты раз­говоров ни о чём, а общаться будем на бумаге. Носи с собой по­стоянно блокнот с ручкой. Всё! Пошли! В связи с новыми условиям­и надо модернизировать проект...


     Нас отвлекла машина. Неподалёку остановился джип. Вылезли трое. Упитанные. Широколицые. По-деловому осмотрелись. Вытащил­и рулетку. Начали отмерять землю.
     — Пёс возьми! — воскликнул Чих. — Всё! Кончилась спокой­ная жизнь. Сон в руку... Тьфу! В лапу. Купля–продажа участка. Шум по­стройки котте­джа. Птицы свалят в глубину леса. Появят­ся «деланные».
     — Что же теперь будет?
     — Бардак! Любимое людское развлечение. Наломать дров, а потом ло­мать голову, как всё исправить. Эх! Теперь, уже не бу­дет, как рань­ше. Про­пали времена!
     Но мысленно я опять вернулся к Захару. С того момента, как начал ду­мать по-человечески, постепенно привык к его образу восприятия мира. Всё, что он ни делал, вызывало в моей душе восхищение впере­мешку со страхом. Может, в этом и состоит жизнь? Из невозможного создать реальность? Пусть ценой соб­ственного спокойствия. Своего личного пространства. Зато про­жить ярко. С максимальной пользой для окружающих. Тех, кто в силу разных причин не способен дышать полной грудью.
     — Ты не такой, как в прошлом, — Чих с изумлением на морде об­нюхал меня. — И пахнешь странно.
     — Должно быть, так пахнет прозрение. Странно. Мы привы­каем к «запа­хам» ежедневных умозаключений. Порою гордимся ими. А лю­бое другое амбре... чужое... воспринимаем, как вторже­ние.
     — Нет плохого «запаха», есть привередливые «лёгкие»! Ин­тересная алле­гория. Того гляди, скоро буду прислушиваться к тебе... И всё же. Что такого необычного происходит сейчас? За­хар создаёт новое изме­рение?
     — Хочешь мяукнуть своё мнение?
     — На этот счёт у меня созрела притча...

     Отчаялся как-то блох–богомолец Фома от нищеты своей беспрос­ветной. Рестораны одежду начали стирать в стиральных ма­шинах. Стиральные по­рошки убийственные. Всё труднее найти приличный пот, где можно хоть немного присосаться и крови по­пить. Парфюме­рия–химия нюх отбивает. Всё чаще теряешь со­знание. Совсем невмо­готу стало. Помолился он Велико­му Блоху. Решил к богатой вше по­прыгать и взять Золотое Руно в кредит. Отговаривали его, особенно соседи: голод приучает к терпению. Очищает желудок и разум. Забудь про людей. Привыкай к тому, что даёт Господь. Коже кота Васьки или пса Барбоса... Не слушал их пилигрим. Прощал. Отве­чал: так и пом­рёте вместе с их старо­стью. А мне ещё жить хочется. Познать истины обширные.
     Припрыгал он, значится, к олигарху. Отстоял длинную оче­редь со­братьев–паразитов. Кланяется:
     — Попа паутиной покрылась. До ветру сходить нечем. Ото­щал до микро­ба. Дозволь подправить здоровье блеском и вкус­ным запахом Руна.
     Вша смеётся. Теребит платиновый волос на толстой шее. Го­ворит упи­танным голосом:
     — Что? Не нравится нищета? Не даёт тебе Великий Блох пищи?
     — Даёт. Но только духовную. Любить всё живое и прощать...
     — На одних мозговых играх не прокормишься. А какие про­центы взамен дашь?
     Задумался Фома. Нет у него ничего, кроме веры. Да и в той стал со­мневаться. Никак не мог блох понять, что надо с умом пользоваться тем, что име­ешь. А не искать то, что тебе не при­надлежит, да ещё и платить за это мало­верием и нравственным падением... И надумал он немного приврать:
     — К хозяевам гости заморские приедут. С Африки. Черново­лосые. Вырву пару волос. Принесу.
     У вши глазки заблестели:
     — Давно экзотику не пробовала. Так и быть. Бери Руно.
     Обрадовался пилигрим. На базар, шкуру бродячего пса, прискакал. Наку­пил различных товаров. Домой отправился. При­кинул: скажу вше, что негры не приехали. И дело в шляпе.
     Глядь! А на дороге тля юродивая сидит. Лапку в кулачок свер­нула. Сунет туда палец. Помешает. Высунет. Посмотрит одним глазком. Го­ворит: «Рано ещё. Не созрел».
     Блох–богомолец сгорел от любопытства:
     — Что же такого можно в кулачке утаить? Да ещё не созрев­шее?!
     — Поговаривают, ты, Фома, за пустое слово кредит взял?
     — Тебе-то что? — важно ответил он, мысленно прощая за­блудшую тлю. — С голоду околеешь, посмотрю, как запоёшь!
     — Не лучше ли его применить с пользой для смирения?
     А сама в кулачке пальцем помешивает. Ухмыляется пилигрим и то­вары поглаживает:
     — Не лучше ли насытиться и спокойно познавать истины дальше? Без страха перед будущем?
     Тля разжимает лапу. Взмахивает вверх. А там ничего нет. Ну не пу­стая же она была?!
     — Это ум твой улетел. Лучше голодная правда настоящего, нежели сытая ложь будущего...

     — Ты хочешь мяукнуть, что всю жизнь вокруг надо подстраи­вать под себя? И даже не пытаться её менять?
     — Именно так, Знахарь.
     — Пёс возьми! Не понимаю я тебя. Одни люди эту жизнь ме­няют, как хо­тят. Во вред остальным. Другие же должны с покор­ностью со­глашаться? Подлизываться? Не выглядит ли сия фабула ещё большим нравственным па­дением?
     Чих задумался. Зевнул. Потянулся:
     — Может, ты и прав. Если владеешь силами бороться с действи­тельностью, то почему бы не рискнуть?
     Широколицые расставили столик. Разложили на нём радость — об­мывку покупки. Выпили коньяк. Начали рассуждать о современных методах строи­тельства.
     — Полапали домой, Чих. Не могу смотреть на эти «всесиль­ные» морды!
     — Держи себя в руках. Бери пример с Захара. Сама твердь земли!


     Смотрю новости из горячих точек, на глаза наворачиваются слёзы. Побы­вавший в бою, я знаю, что это такое. Вселенский страх. Грязь. На зубах хру­стит песок. Запах тротила с кровью преследует тебя даже во сне. Автомат срастается с руками и ста­новится продолжением тела. Постоянные голод, усталость. Бес­конечная усталость! Глухая нена­висть к противнику. Особен­но, когда гибнут мирные жители. Так и ду­мается, это никогда не кон­чится!
     Выпадает возможность — можешь спать три дня кряду. Просыпае­шься, и как на другую планету попал. Всё-то кажется ди­ким и неесте­ственным. Спу­стя три–четыре часа «въезжаешь» в тему. Опять нака­тывается страх. Лип­кий. Омерзительный. Чудит­ся, что именно сейчас ты попал в окуляр снайперского прицела. Раздумывает: лишить тебя жизни или только ранить? Оценивает внешность, ритм передвижения. Если медленно и неуверенно, то ты вялый и инерционный слуга обстоя­тельств. Быстро и надёжно? Значит, профи! Представляешь опасность...
     До войны мир кажется бессмертно–вечным. Во время войны — вре­менно–смертным. После — призрачным, как безогненное пламя ко­стра. Постоянн­ое непостоянство. Реальность меняет форму и суть.
     На экране мелькает одна сторона противостояния. Глаза у сол­дат тусклые. Безнадёжные. Далее режиссёрский виртуальный перенос на проти­воположную сторону. Глаза, округлившиеся от ужаса. От передозировки наркотиков. От вида разорванных или сгоревших тел своих сослуживцев. За­мороженные. И те, и дру­гие. Никто не хочет по­нять: мёртвым всё равно, ка­кие были идео­логия, вера, нация, правила в этой жизни... разложившейся ещё при жизни... Мёртвые не получают Ничего. И следующим бу­дешь Ты!
     Теперь... Когда я вижу человека в форме, понимаю: он частич­но не в себе. Перекладывать здравый смысл на умение отдавать или выпол­нять при­казы, определённо, болезнь. Понимаю. Не мне судить. Нужны армии и фло­ты, нужны заводы и фабрики для их содержания, нужны налоги и законы, нужны покорные народы, чтобы поддерживать бре­довые идеи президентов. Из всего этого, как кажется, состоит совре­менная цивилизация. Цепочка причин­но–следственных связей. Надо защищать границы, надо кормить на­селение, надо его развлекать, жу­рить, наказывать за проступки. В любом другом случае наступит анар­хия или хаос. Которые, как нам долдонят, при­ведут мир к гибели. Об этом также невозможно судить, поскольку в истории ещё никто не ви­дел настоящей сво­боды. А значит, и её последствий мы ни­когда не узнаем. Здесь также можно сказать: нами управляют властолюби­вые циничные ублюдки... или (как это модно)... пособники сатаны... или... рав­нодушные олигархи! Всему мы нашли точное определение, всему выда­ли название, заклеймили и тут же осудили. Отчего же? От­вет прост.
     Надо признать, что мы психически неполноценное общество. Мы знаем, что оружие убивает нас, но продолжаем его выпускать и даже угрожаем им, когда где-то ущемляют чьи-то права. Мы знаем, что, до­бывая ресурсы Зем­ли, нарушаем экологический ба­ланс планеты, и природа отторгает агрессора смерчами и тайфу­нами, наводнениями, землетрясениями и селями. То есть восста­навливается. Но продолжаем вырубать леса, сносить горы, засо­рять воздух и океаны.
     Мы даже знаем, что если скажем кому-то: дурак! — то полу­чим в зубы. Но всё равно говорим. И получаем. И начинается война...
     Что это?
     Человек. Вечное чело. Вечно недоразвитое в умственном пла­не су­щество. Глупость двигает развитие. Разум, видя несоответ­ствия, захо­дит в тупик. Поэтому, следует бесконечно повторять­ся. Это же мать учения. Ошибаться. На ошибках учатся...
     Поэтому вернёмся к истоку:
     — Когда я вижу человека в форме, понимаю: он частично не в себе...

     Проснулся в холодном поту. Догма рядом. Дышит мирно и спокой­но. Я ничего не рассказал ей о Наушке. Зачем? Хватит и моих нервов.
     В госпитале смерть Даши чуть не упрятала меня в сумасшед­ший дом. Борьба за жизнь сына вернула к рассудку. Выписались. Вышли за ворота. Будто в будущее переместились. Новейшие ав­томобили, сотни неоновых реклам, стеклянные глаза людей. Все куда-то спешат. Дело­вые. Наглые. Ка­кое-то чужое измерение. Сели в автобус. На повороте его наклонило, внутри всё сжалось от страха. Кто-то громко крикнул кондуктору, внутри всё сжа­лось от страха. Сознание смеётся, а память раненого тела автома­тически подстраховывается. Так и сейчас. Меня трясёт предчув­ствие неожиданного наклона в сторону и ужасного чу­жого крика. Нет! Не хочу! Не хочу, чтобы моя любимая проходила че­рез мои ощущения мира! Из двух человек хотя бы один должен быть пси­хически здоров.
     — Ты чего, Зах? Плохо?
     Тёплые руки пробежались по позвоночнику. Нырнули в воло­сы. Помас­сировали затылок.
     — Спи, котёнок. Завтра много работы...

     Утром пришёл в выводу: надо выходить из игры. На первых порах Науш­ка нас прикроет. А дальше? Мы одни против всего мира. Реали­зовать про­грамму усыновления, и всё! Исчезнуть. Догма предложила поселиться где-нибудь на отшибе. Прекрасная мысль! Но как это сде­лать? Вчерашняя поездка в детский дом и обследования психиатров открыли нам глаза ещё шире. Мы так резко и необдуманно приступи­ли к реализации проекта, что не учли массу тонких нюансов. Дети по­ступают в коллектив из разных се­мей. По разным причинам. Притирка друг к другу про­ходит болезненно. Вы­рабатываются общие правила отношений. Причём в каждом заведении свои. А мы всех под одну гребёнку гребём! Нужен индивидуальный подход. И кто будет зани­маться созданием новейшей философии? Покажите мне хотя бы одно­го человека, способного придумать и воплотить в жизнь оптимальную линию поведения?
     Удобно кричать на каждом углу об ущемлении прав, о бро­шенных, уни­женных и оскорблённых! Удобно давать советы! Удобно пойти по­жаловаться! А вот предложить нечто стоящее и конкретно поучаство­вать — сразу на­ходятся неотложные личные дела. Проще говоря, в ку­сты. Вот и получилось. Дети это сделали за нас. Почувствовали себя взрослыми. Непо­слушание. Пиво. Та­бак. Уроки побоку. На всём гото­вом и напрягаться не надо. Своя логика появилась: МЫ НЕСЧАСТ­НЫЕ! Общество нам должно! Вынь да по­ложь!
     — Что, милый, такой сердитый? Изобретаешь новую картину миро­здания?
     — Слушай, солнышко. Не знаю, Что делать дальше.
     Догма трогательно обняла меня:
     — Вчера, когда возвращались обратно, мне пришла в голову мысль. Под­ростки считают себя обделёнными. Они твёрдо убе­ждены в том, что всё об­щество катается как сыр в масле. Так? Почему бы им нагляд­но не проде­монстрировать детей—инвали­дов и просто калек? Пусть своими глазами убедятся в обратном! Есть ещё худшие обстоятельства, чем у них.
     — Не слишком ли напряжённо? У ребят психика не на месте. А мо­ральная сторона? Разве можно эксперименты на детдомовцах прово­дить?
     — Зато честно! Жизненно.
     — Психиатрам говорила?
     — Поддержали. Дети во время Великой Отечественной войны по­хлеще видели. И ничего. Никто не сошёл с ума!


     Захар стоял у окна. Смотрел на звёзды. Я тихо прошмыгнул за печ­ку. Кровать тёплая. Кто-то здесь лежал... Так и есть! Аринины труси­ки. Проказ­ники! Под шумок, пока никого нет... Ловкачи!
     Неожиданно меня подняли в воздух его руки:
     — Гуляка! Фу-у-у-р... Вонючий! Где тебя черти носили? Пой­дём-ка мыться.
     Я покорно вишу, свесив лапы вниз. Моё тело любит ласку. Или он приучил?
Удивительная ситуация! «Вижу» Захаркино будущее, а повис в руках настоя­щего?! Через фрагму телепатии в сознание приходит перефор­матирование жизни в юношеском представлении. И что интересно. Оно почти близ­ко к выводам зрелого человека. Неосо­знанное восприя­тие мира из-за отсут­ствия опыта. Всё правильно. Рассуждения теоре­тические. Хаотичные. Без какой-либо логики. Зато движутся в нужном направлении. Придут годы подтвержден­ия. Будешь вскрикивать про себя: я ещё в молодо­сти об этом дога­дывался! Так и знал!!!
     Этому есть объяснение. В юношестве Видишь, но не сопостав­ляешь фак­ты, не думаешь. В зрелости Увидел. Вспомнил. Мысль зара­ботала в полную силу. Отсюда грамотные, обоснованные вы­воды.
     Сейчас он запихал меня в корыто. Намыливает и размышляет о природе...

     Погоду на Земле творит океан. В нём бесчисленное множество кро­хотных существ. Микроорганизмы составляют девяносто де­вять про­центов всего живого. В одном литре воды, почерпнутом с поверхности моря, содер­жатся десятки миллиардов вирусов, около миллиарда бак­терий, пять мил­лионов одноклеточных жи­вотных и около миллиона таких же одноклеточ­ных водо­рослей.
     Даже в мрачных глубинах, шесть – семь километров под во­дой, снуют сотни миллионов.
     Невидимые трудяги оказывают решающее влияние на климат пла­неты. Именно они, обитатели акватории, управляют кругово­ротом уг­лерода, а зна­чит, поддерживают определённую темпера­туру.
     Ежегодно люди выдыхают в атмосферу шесть миллионов тонн уг­лерода в виде углекислого газа. Половину всего этого количе­ства ней­трализуют мор­ские жители, водоросли. Они вырабатыва­ют особый газ, серосодержащий диметилсульфид, который, всту­пая в реакцию с кислородом, образует части­цы сульфатов. На их поверхности конден­сируются водяные пары. Возни­кают капли. Над океаном зарождаются облака. Чем жарче погода, тем обла­чнее становится небо.
     Человечество недооценивает влияние микроорганизмов на саморе­гуляцию погодных условий. Все невидимые микробы в со­вокупности действуют на планете как термостат. Нарушение это­го процесса влечёт за собой пере­стройку молекул на генном уровне...

     Да, дорогой будущий Захар, вода имеет гены, базу данных, управ­ление, собственную армию...

     ...Белые «дорожки» позади реактивных самолётов, состоят из твёр­дых ча­стиц и других продуктов сгорания авиационного топ­лива, а так­же водяных паров, выброшенных двигателем и кри­сталлизовавшихся в льдинки. Из них образуются перистые обла­ка. Они беспрепят­ственно пропускают солнечные лучи, но задер­живают тепловые пото­ки, под­нимающиеся с Земли. Планета по­степенно перегревается.
     Нарушение генной структуры? Определённо.
     Кроме этого, в океан попадает нефть с затонувших танкеров, радио­активные отходы, всяческая грязь, изрыгаемая неблагодар­ной цивили­зацией. Хо­ронят спутники, корабли, тайну...
     Но всё это мелочи по сравнению с тем, что человек вытворяет на суше. Почему мелочи? Вода имеет уникальное свойство нейтрализац­ии. А суша? Нет. Вернее, её способность к восстановле­нию замедлен­на.
     Дело в том, что природа формировалась сотни тысяч лет. Допускал­а па­дения метеоритов, астероидов, комет. Только для того, чтобы уре­гулировать несовершенные свои процессы. Потоки воды в реках и во­допадах, озёра, моря, кратеры, впадины, горы, леса, джунгли, пусты­ни, расположение континентов — ни что иное как удобство. Если на дан­ной территории не­проходимые леса, значит, ветер, слегка касаясь крон, разгоняется, чтобы пере­нести пыльцу цветков на безжизненные пространства. Если в ка­кой-то местности сохнут деревья и кусты, это не значит, что завёлся паразит. Здесь воспроизводится болото со всеми выте­кающими нужными последствиями. Газы, микроорганизмы, клюква. Так нужно и удобно. Даже одинокий дуб, раскинувшийся по­среди поля, также является частью природного плана...
     Что делаем мы? Упорно меняем рельеф планеты. Роем каналы. Сносим леса. Сушим озёра, болота, реки. Наращиваем берега мо­рей и океанов пирса­ми и портами. Сравниваем холмы. Проклады­ваем доро­ги, железнодорожные пути. Взрывами локальных войн провоцируем землетрясения... Нам так удобно? Ещё как! Вот где главный паразит! Мы создаём комфорт за счёт природы. Выкачи­ваем ресурсы. Спекули­руем ими. Полезные ископаемые, дыша­щие лёгкие почвы – бессовест­но выгребаем и распродаём. Воздух зага­живаем выхлопными газами, отходами предприятий. Энер­гию атмосферы дезориентируем радиоло­кационными установка­ми, радиотелефонами, спут­никовой передачей информации, стар­тами космических кораблей. Нам так удобно? ДА! ДА! ДА! Нам так удобно! Да что вы?! В таком случае природе удобно вас: сжечь огненной лавой и пожарами, разрушить дома и города зем­летрясениями, затопить гигантские пространства на­воднениями и гря­зевыми потоками, селями, разнести в пух и прах по­бережья тайфуна­ми, торна­до, смерчами. Ну, что вы ноете? Погибли родственники? Раз­рушены родные дома? В сердцах страх перед буду­щем? Бросьте!!! Вам было удобно жить за чужой счёт, при­роде удобно восстановить утраченное. Всё честно!
     Осуждать легко. Предложи что-нибудь такое, что хорошо и нам, и приро­де. А у вас с головой что? Не в порядке? Кажется, вам объясни­ли, что проис­ходит. Или — как до жирафа? Или пока петух в задницу не клюнет? Или пока ребёнка не собьёт машина, застрелит ненормаль­ный или изнасилует маньяк? Вам выдали аванс природного терпения. Извольте отработать. Каж­дый год на вырубленных участках сажайте деревья, кусты, цветы. Закапы­вайте помойки, если на другое уже не способны. Не ущемляйте кредитора. На кого замахнулись? На могуще­ство стихий? Чело­век не царь природы. Вы даже не представляете, что она мо­жет с вами сделать. То, что происходит в последние десять лет — предупреждения. Не пренебрегайте ими. Комфорт нужен, но поль­зуйтесь им во благо, а не в угоду. Смотрите по телевизору познават­ельные программы о флоре и фауне, а не бред домашних «дохтуров». В интернете изучайте историю, искусство, геогра­фию, археологию, а не пор­нографию и рекламу. Расшифровы­вайте философские трактаты. Да. В них минимальная правда. Так сделайте из минимума максимум. Кто вам мешает? Я знаю кто. Лень. Комфорт удобен. Слов нет. Но по­чему-то игра идёт в одни ворота. Природа не создала то, что нужно нам. Это мы научи­лись использовать её производство в своих целях. Наш организм изна­чально создан идеальным. Ему не нужны гомеопатия, медикамен­ты, стационарное или амбулаторное лечение. Это мы его запусти­ли. Ему нужен смехотворный минимум. Два литра воды в день, два килограмма овощей, килограмм мяса. Одежда и тепло регули­руется способностями личной энергии. Но, приобре­тая пороки: зависть, гордыню, страх — мы потеряли всё. Даже совесть...

     — Даже, совесть... — повторил Захар. Обтёр меня полотенцем. От­нёс на кухню. Поставил передо мной миску с карасями. Отвер­нулся к окну. Где-то вдалеке клубятся чёрные тучи. Здесь пока чисто. Мириа­ды звёзд. Полная луна. Глубоко вздохнул:
     — Даже совесть! Надо всё менять. Идеологию. Взгляды. Но — как? Мил­лиарды людей на всей планете живут так, как их приучили тради­ции. Мест­ная философия. Конфессия. Своя фобия ко всему, что пугает извне. Законы, правительства. Уровень соци­альной защиты. Техника. Питание... Нет! Не­возможно в одноча­сье повлиять на устойчивые и привычные понятия... Ту­пик!
     Окончательно расстроенный, ушёл спать. Я дождался, пока он ус­нёт. По­удобнее устроился на печке. «Настроил» сознание на мысли За­хара будуще­го. Мне стало интересно: Что он думает о мире в целом в сорок лет?

     ...в разговорной медицинской лексике «овощ» — психически нездо­ровый человек, абсолютно не осознающий своё душевное состояние (психопатоло­гия)...

     Выписки из «Протоколов Сионских мудрецов», выпущенных в свет в 1884 году:
     — Мы создадим такие свободы, при которых каждый народ будет нена­видеть другие народы. Распри погрузят планету в хаос проти­востояния. На почве озлобленности и национальной значи­мости мы разделим общество на мелкие группы, где в каждой из них на трон взойдёт чужой диктатор. Вла­столюбивый тиран и де­спот. Некоторые из них по нашему всеобщему плану потопят в крови собственный народ.
     Свободы:
     — синематограф, далее кинематограф и теле-индустрия. Дешёвые фальшивые программы, шоу, сериалы, анекдоты — фильмы, преоб­разовательные и «поучительные» передачи. Все они призваны отвле­кать человече­ство от разумного взгляда на положение вещей.
     — религиозные догмы, постулаты. Секты. Эзотеризм. Этри­кизм. Призва­ны разобщать. Доказывать преимущество веры над какой-либо другой путём конфронтации, межконфессиональных розней вплоть до объявления войны (джихад и т. д.)
     — философские доктрины, научные сообщества, исследова­тельские орга­низации. Призваны вносить раздор в умы прогрес­сивных людей. Ставить в тупик новейшими открытиями, тем са­мым отдалять созна­ние от истинного направления развития.
     — В XX – XXI веке — компьютеризация, интернет, социаль­ные сети, виртуальные игры, мобильная связь, голографическо–дистанци­онное обще­ние. Призваны отнимать биологическое вре­мя, разрушать здоровье, разви­вать привязанность к технике, ли­шать живого визуаль­ного общения.
     — XXI – XXV века — встреча с инопланетными цивилизация­ми. Звёздные войны. Ассимиляция с внеземным разумом. При­званы разру­шить человека как индивидуальный биологический вид, созданный Чистой мыс­лью Высшей Силой.
     Исполнители:
     — Цари, императоры, президенты и многотысячная сеть посредник­ов, обуреваемые жаждой власти, богатством и вседозволенн­остью. (Пометка — активно развивать с детства прису­щие качества)
     — Учёные, гении и изобретатели, создатели оружия массового по­ражения, биологической-химического воздействия на психику. (По­метка — при­ложить все средства и силы для финансирования и разви­тия структур)
     — Директора кино–телевизионных компаний. Редакторы га­зет, журна­лов, сетевых информационных серверов и сайтов.
     — Сотни тысяч подкупленных политиков, профессоров, журналис­тов, корреспондентов, писателей. Призваны дестабилизиро­вать правоп­орядок, искажать правду, нагнетать информационный эфир до­мыслами, лживыми выводами. (Пометка — развивать с детства. Ис­кать вундеркиндов, по­ощрять, продвигать. Играть на значимости, гор­дыни и т. д.)
     — Поддержка из толпы. Крикуны, наёмники, наймиты. (Крупнейш­ее капиталовложение и финансирование)
     — Олигархи, банковские картели, миллиардеры, магнаты и т. д.
     — Террористические и преступные организации, наркокарте­ли, бандиты всех мастей и рангов — призваны усиливать страх, отравлять психику и тело человека.
     — Проституция, нетрадиционная половая ориентация — при­званы вверг­нуть человечество в пучину похоти, разврата, лёгко­сти интим­ного отноше­ния, многожёнство и насилие как норма интимных взаи­моотношений.
     Уничтожение:
     — Природы. (Разграбление ресурсов недр и торговля ими) Изменен­ие климата планеты — призваны, как и другие вышеперечисл­енные пункты, для постоянного отвлечения от действитель­ности.
     — Прогрессивных людей. (Литературное игнорирование воз­ложить на редакторов и издательские компании) Активно исполь­зовать клеве­ту, психо­логический прессинг, лжеораторов, полити­канов, историков и просто способных к красноречию людей. (Подкуп и стабильное фи­нансирование)
     Цель:
     — Создание золотого миллиарда из богатых людей, владель­цев всех про­мышленных подразделений.
     — Создание двух миллиардов послушной прислуги. (Не­большие опера­ции на мозг)
     — Создание андроидов и киборгов. (Для дальнейшего разру­шения инсти­тута семьи и брака. Сексуальная распущенность)
     — Регулярные и локальные войны для планомерной очистки от не­нужного тупого человеческого сырья. Инвалидов. Душевно­больных. Все­понимающих.
     — Разделяй и властвуй...

     Огромный огород приносит плоды. «Овощей» становится всё больше. Жить становится всё тяжелее. Выживать? И подавно.
     Ещё в детстве нас учили: счастье — это когда тебя понимают. Сего­дня понимать не надо. Для счастья достаточно иметь тол­стую пачку денег...
     Кто сейчас продвигает идеи Сионских мудрецов? Кто третиру­ет весь мир? Создаёт фальшивые ценности и заставляет в них ве­рить? Ответ очеви­ден:
                СОЕДИНЁННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ
     Только слепой, равнодушный и безнравственный человек не хочет этого замечать. Куда бы ни пришла эта страна, везде кровь, грабёж, навязывание «свободы и демократии». Наберёшь в ин­тернете послед­ствия войн, развязан­ных США, и волосы встают дыбом. Корея, Вьет­нам, Югославия, Ирак, Украина, Ливия, Си­рия... Гибель миллионов человек (один только Вьетнам — два миллиона). Не говоря уже, что США сбросили на Японию две атом­ные бомбы, унёсших на тот свет двести тысяч японцев. А по­следствия ра­диации? И они после всего этого продолжают под­держивать Америку в санкциях против России?! Окончательный тупик и заскорузлость мышления.
     Надо признать. Мы психически неполноценны!

     Да, Захар. Трудно тебе будет по жизни. Лучше бы ты утонул в дет­стве...

                Глава 3
 
     Наушка читала о наших новых изменениях в проекте. Беззвуч­но шевели­ла губами. Брови домиком. Значит, что-то не устраива­ет. Сей­час она мне на­помнила редактора крупной передачи «Но­вости». Типа корректор. Типа Серьёзное Ничего Обо Всём.
     Спустя пятьдесят тысяч лет после своего появления человек пришёл к выводу: думать вредно. Заболеешь словоблудием. Со­здавать семью — от­стой. Лучше пожить гражданским браком. А то, сами знае­те: детей — му­чайся, внуков — мучайся. Работать? Лень. Предки ещё живы. Плохи те ро­дители, что своего ребёнка до его же пенсии не про­кормят.
     Вот и задумал он на поверхности ответственности найти та­кую нишу, чтобы окружающие не осуждали, а ему приятность образова­лась. Долго ду­мал. Из подобного умозаключения без бу­тылки коньяка не выберешься. Плюс закуска. Плюс уединение. А то, сами знаете, прибегут. Разорутся: чего задницу протираешь? Бегом, евро и доллары священные добывать!
     Обыватель гадает: что он такого надумает, чего я не знаю?
     Даже в самых смелых мечтах и воображении ни за что не догадает­есь! Даже в самом радужном сне! Даже... Нет больше вариан­тов!
     А изобрёл он — информационный вакуум. Казалось бы, ниче­го необыч­ного и никого этим не удивить. Ан нет! Если копнуть глубже, волосы вста­ют дыбом.
СМИ окормляет общество трёхпроцентной правдой. Видные дея­тели, вклю­чая президентов, говорят одно, делают другое. Учёные сообщают туманные выводы. Философы излагают свои доктрины настолько за­вуалированно, как слушателям начинает казаться, что им срочно тре­буется психиатр. Сосед по лестнице — и тот наплёл небылиц про свою собаку, якобы обделавшую мой коврик так «витиевато», будто она вы­разила ко мне расположение.
     Куда ни глянь — вакуум! Знаем по чуть-чуть и ничего не зна­ем. Смот­ришь в глаза диктору, а он смотрит как бы сквозь тебя стеклян­ным рыбьим взглядом. Что у него при этом творится в го­лове — одно­му Богу известно!
     Вот и заблудился человек в этой пустоте. Мается. Хочет вер­нуться к прежнему образу жизни, как ему услужливо предлагают недого­ворённость, отдалённо напоминающую выход из лабирин­та. Фальши­вую сенсацию. И так из месяца в месяц, из года в год. Всё дальше. Всё глубже погружая в нишу безответственности.
     Директор фирмы, предоставляющей услуги по расширению нашего кру­гозора — человек–полубог. Он убеждён: взаимоотно­шения между людьми определяются социальным статусом. Бога­тый кукусик ни­когда не будет дру­жить с нищим. Ведь тогда ему придётся раскоше­литься! Поделиться. Где та­кое видано? Сие из разряда фантастики. Следовательно, сильных мира сего он слегка журит, слабых — упре­кает в тунеядстве. Оно и понятно. Слабый не даст сдачи.
     Ещё интереснее наблюдать за происходящим в социальных се­тях и на ли­тературных сайтах. Хочется почитать что-то новое и познава­тельное, а на­тыкаешься на та-ко-о-е!..  что сразу понима­ешь: наш до­стопочтенный дирек­тор–корректор скрупулёзно от­фильтровал все тек­сты. Не поленился вычерк­нуть полезное. Зато активно «подогрел» ав­торов призрачными намёками на профпригодность. Возникает несла­бый спор, плавно переходящий в «раз­борки» способностей к сочини­тельству! Никто не понимает (и не собирает­ся), что такая уникальная возможность, как литературный сервер, предна­значен для просвеще­ния читателя! Это не место для пустой полемики: «Я — луч­ше! Следо­вательно, ты —никто!»
     Доказывают друг другу какие-то бредовые идеи. Доказывают несо­стоятельность оппонентов. Спорят на темы, которые выеден­ного яйца не стоят. Логины? Резюме? Глаза запутываются, когда читаешь про­странные «имена» и хвалебные речи в свою честь: я номинирован... я издавался там-то... мною выпущен альманах или сборник... меня на­градили... и так далее. Это уже не люди. Это ак­каунты. Самое прискорбное, что когда заходишь к ним на стра­ницу, через пять минут разочарованно её покидаешь: читать-то, ока­зывается, нечего.
     Жуют. Пережёвывают. Удабривают и окучивают выводы чу­жими выска­зываниями. Откровенно плюют на таланты (понятно, что из-за­висти) А ещё того хуже: звонят друзьям, тоже аккаун­там–роботам. Просят: зайди!.. про­чти!.. напиши рецензию!.. сего­дня моя очередь по­корить вершину рейтинга! И нет этому ни конца, ни края.
     Выключаешь интернет. Успокаиваешься. Вспоминаешь писа­телей про­шлого века. Берёшь в руки книгу. Погружаешься в мир романтики и чистых отношений между людьми. Там нет директо­ра–корректора. Нет важного ре­дактора. Нет всей этой шоблы без­дарных прихлеба­телей, во–рты–заглядыва­телей и зря–нажима­телей–клавиш...
     Вот честное слово! Если Наушка займётся реконструкцией проекта, я возьму её за шкирку и вынесу за дверь!
 
     — Мне понравилось. Обстоятельно и грамотно. Что облегчён­но вз­дыхаешь? По глазам вижу, хотел забросить меня на Луну.
     — Мелькала такая мысль. Не люблю советчиков. Сам ошибся — сам ис­правил. Где-то так.
     Она прошлась по кабинету. Показала глазами на мой блокнот. Вы­тащила свой. Громко сказала:
     — Я там сделала пометки. Прочти. Мне надо со своими документам­и по­работать.
     Включили лёгкую музыку, чтобы заглушить шорохи. Сели друг против друга.
      «За вас взялись всерьёз. Связались с Интерполом и западными кол­легами. Наметили стратегию. Подключили лучших хакеров и даже временно за­ключили перемирие с группой "Энонимус"».
     «Мы вчера ночью тряхнули швейцарские банки. Деньги пере­вели на вну­тренние счета Сбербанка России».
     У неё расширились глаза.
     «Разве такие существуют?!»
     «Для регуляции и контроля курса валют. Знают только созда­тели и дове­ренные лица. Десять – двенадцать человек. Никому и в голову не придёт, что эти средства наши. Они привыкли не афи­шировать между собой свои операции».
     «Сколько?»
     «Полмиллиарда евро. Двести миллионов раскинули по счетам швейцар­ских сотрудников банков. Сейчас, поди, передрались уже. Ха-ха!»
     «Захар! Ты играешь с огнём!!!»
     «Думаешь, когда из нас всё выкачают, то пожмут руки и торжес­твенно отправят на пенсию?»
     «Ты прав. Глупость сморозила. Какие планы?»
     «Через подставные фирмы строить частные дома для семей­ных пар. Вы­ходцев из детских домой и сиротских приютов. На их денежные счета посте­пенно переводить различные суммы».
     «Они прекратят работать и участвовать в жизни общества».
     «Они не нужны были тогда, не нужны и сейчас! О чём ты говор­ишь?! Ка­кое общество??? Рабовладельческое? Сомневаюсь, что твоя дочь пойдёт ра­ботать кассиршей в маркет или секретар­шей–соской! Или — пойдёт?»
     «Смеёшься? Конечно же, нет! Но ведь кто-то должен этим заним­аться?»
     «Раздвигать ноги на столе в кабинете шефа?»
     «Не зубоскаль! Дворники, кассирши, работники ЖКХ, строи­тели, кон­дукторы, вагоновожатые и ещё масса нужных для горо­да специаль­ностей?»
     «Пусть дети богатых идут туда работать. Почему именно ни­щие и мало­обеспеченные или интернатные? К тому же, мы с Дог­мой сегодня начинаем программу поступления подростков в Ле­сотехническую ака­демию и ветери­нарные институты. Будем ста­раться, чтобы после окон­чания семейные пары формировались, как лесник–егерь и ветеринар. Будут жить в лесу на офици­альных правах и на госслужбе по охране лесных угодий и животных. С пользой для себя и (ха-ха) общества».
     «Ты болен. И Догма до кучи. Чушь какая-то! Вы не представ­ляете себе масштабов происходящего! Надо вносить поправки в законода­тельство, при­нимать решения, дожидаться согласия де­путатов Думы и фракций в целом. Маховик перекройки бюджета, куда вы внесёте предложение, раскачают лет через двадцать!»
     «Мы не собираемся никуда ничего вносить! Боже упаси связыватьс­я с чи­новничьим аппаратом!!! В Леспромхозы и территори­альным ор­ганизациям по охране природы постоянно требуются лесни­ки, егеря, ветеринары, со­трудники метеослужбы, геолого­разведчики, рыбнадзор и так далее. Обеспе­чить их жильём, транспортом, медика­ментами, оде­ждой... Пусть трудятся!»
     Наушка откровенно покрутила пальцем у виска.
     «Это нереально!!! А дети пойдут? Куда их? В детдом? А забо­леют? А личные проблемы? И потом, Захар! Люди есть люди. Они имеют обыкнове­ние взрослеть и менять свои взгляды. То, что им кажется идеальным сейчас, через десять лет покажется идиотизмом! У них мо­жет возникнуть желание сменить образ жизни. Сменить профессию. Попутешествовать. Удариться в веру. Да мало ли чего?!»
     «Мы это учли. Устроим вахтенный метод. Три! Пять! Семь лет! За­нимайтесь, чем хотите, только не жопы богатым вылизы­вать и на жал­кие зар­платы медленно умирать!»
     «Замахиваетесь на систему?»
     «Не устраивает? Вообще ничего делать не будем! Вернём деньги и исчез­нем! Ищи ветра в поле».
 
     На память пришла прибаутка умалишённого миллионера...
     — Как вы не понимаете?! Земля перенасыщена полезными ископаем­ыми. Человек вынужден восстанавливать баланс в приро­де. Строить нефтяные вышки. Добывать газ. Вырубать деревья. Осушать болота. Разбавлять атмо­сферу выхлопными газами, сго­ревшим авиаци­онным керосином и сгорев­шим топливом косми­ческих кора­блей. Заполнять овраги плантациями му­сорных помоек. Ну и так да­лее.
     Вообразите! Не будь нашего интерактивного общества, про­странство превратится в непроходимую чащу. Потому нам и приход­ится кропотливо прокладывать дороги. Сносить горы. Осу­шать боло­та. Менять рельеф плане­ты! Вчера пришёл к выводу: Господь наме­ренно поселил людей на Голубом шарике, чтобы они привели его в по­рядок! Распределили ресурсы между бо­гатыми. Им же вручили бразды правления и управления циви­лизацией. Ну, а бедные... Как вы не по­нимаете?! Они обязаны всё это благообразие обслу­живать! Всё честно. Всё рационально!
     Так что смешно кого-либо из нас осуждать!
 
     «Не сердись. Прости. Ну, мне немного кажется, что вы перебарщив­аете. Мыслите фрагментарно. Не осознаете всю степень ответственнос­ти за пси­хику детей. Вспомни! В классе всем дают­ся одни и те же знания, а познают все по-разному. Не из-за жела­ния, лени или не­способности. А от ритма мыс­лительной энергии. Скорости вос­приятия информации. Типа характера и типа устройства мозга как физического органа. А ещё гены. Место рожден­ия. Семейные тради­ции. Уровень интеллекта родителей. Даже условия про­живания! Разве можно всё это учесть у детдо­мовцев, когда они живут в кол­лективе и придерживаются общих правил? Живут и действуют одинаково. Где гарантия, что они бу­дут согласны принять ваше предложение?»
 
     Вдруг всплыли в памяти фразы из спора между мужчиной и жен­щиной:
     — ...мы не можем говорить о равенстве детей! Да. Ребёнок из дет­ского дома и подросток, воспитывающийся у собственных ро­дителей, — разные полюса. Но так ведь и знания им даются разные! Первому — поверхностно. Общие. Второму более раз­вёрнуто. Родное дитя... Сами понимаете... Это нормально.
     — Из ваших рассуждений вытекает, что безотцовщина подразумев­ает ми­нимум просвещения!
     — Абсолютно верно! Посудите сами. Зачем? Психика от одиночес­тва на­рушена. В коллективе, как правило, много больных и неадекватн­ых детей от алкоголиков, с генными и физическими дефек­тами. Почему же они должны учиться вместе с остальны­ми? Здоровы­ми? Полными сил и свободы?..
 
     Что это было? Я так и не понял. Видение? Отголоски прошлой жиз­ни? Последствия синдрома войны? Но как явственно! Будто сидел ря­дом...
     «Я устал. Разбегаемся. Завтра договорим».
     — Ну, что же! Ваши замечания я учту. В следующий раз подгот­овлю бо­лее   развёрнутый проект. Согласны?
 

      Вставать не хочется. Разлёгся посреди кухни. Хозяева переступаю­т. Хо­хочут. «Вот признаки настоящей демократии! Никто никого не отодвигает и не будит!» Пару раз споткнулись. Хотели пинками отпра­вить на улицу. За­хар не дал. Только попробуйте! Будет вам демокра­тия!
     Сознание трясётся от смеха, а на морде прописалась сытая и до­вольная харя. Коты редко выражают эмоции. Ну-у-у... разве что по праздникам... Когда нальют полную миску сметаны или сливок. Или на дворе бак с живой рыбой поставят. Сядут вокруг и радуются, как я превращаюсь в рыболова. Одной лапой дер­жусь за край, второй выдёргиваю карасей... Ладно. Пойду к Чиху.
Сосед лежит на завалинке. Неподвижно. Будто издох. Пузом кверху. Пахнет копчёной сельдью. Пахнет достатком и страдани­ем от него. Вот, мя! У зажравшихся свои причуды.
     — Там... под скамейкой... угощайся...
     — Эк тебя развезло, пёс возьми! Хотел на прогулку пригла­сить.
     — Ой! Не мяучь про лес! Прошу тебя! Поплохело сразу...
     — Нечего объедаться, как свинья! Поди отрыгни, что ли!
     Чих еле успел повернуться на бок. Шерсть дыбом. Главное, вовре­мя на­помнить.
     — Ух-х-х! Легче. Благодарствую. А сам вот не могу.
     — От жадности, небось?
     — Не без этого. Вчера Шикуш забегал. В районе завёлся кош­кодёр. Ло­вит наших. Разделывает, как кроликов. Шкуру на пальто. Мясо в суп.
     Я похолодел от ужаса:
     — Кошмар-р-р! Хорошо, что предупредил. Теперь с участка ни ног... Тьфу ты! Ни лапой!
     — Про твоего мяучили. Все-таки он изменил реальность. Направил раз­витие всего человечества в другую сторону.
     — Эк, хватили! Это невозможно. Он... что? На Кошара похож? Только Богу под силу менять пути. Не ты ли про то вещал?
     Чих посмотрел на меня очень внимательно. Даже как-то не по себе стало:
     — Мы думаем, он Его воплощение. Как ты — воплощение За­хара.
     — Боюсь об этом говорить, — взъерошился я.
     — О! Уже по-человечески заговорил!
     — С вами по-птичьи запоёшь. И что теперь?
     — Наши судьбы тоже изменятся...
 
     Засомневался блох–богомолец Фома в существовании Велико­го Блоха. Закручинился. Микроб шепчет в левое ухо:
     — Бога нет! Разве позволил бы Он истинно верующим голо­дать, а без­божникам жировать в Золотом Руне?
     А бактерия шепчет в правое ухо:
     — Бог есть! Разве не получал ты неожиданно блага из ниотку­да? Те са­мые маленькие радости, что помогают тебе выжить?
     И решил пилигрим в Храм Собачьей Шерсти попрыгать. Помолитьс­я. От­говаривали его, особенно соседи. «Молиться можно дома, вера не определя­ется помпезностью внутреннего убранства церквей. Блох не только там. Блох везде!»
     Не слушал их Фома. Прощал. Отвечал: есть такие места, где откры­вается правда.
     Припрыгал в дом Божий. На колени пал. Взмолился от сердца. Видя та­кое откровение, сжалился Владыка:
     — Чем тебе не нравится твой крест?
     — Измучился я! Извёлся! Каждый день приходится выживать и об­манывать. Стыдно, Отче! Назначь мне другой рок. Полегче.
     — Ступай в хранилище. Выбери сам себе по душе.
     Входит блох–богомолец в помещение и диву даётся. Каких там только крестов не стоит! Перламутровых, инкрустированных, разукра­шенных. Де­ревянных, пластиковых, бронзовых, серебря­ных, золотых, жемчужных. Лег­ких, как пушинка, и тяжёлых, как железо. Разных.
     Ходил он, примеривался, да всё никак выбрать не может. То слиш­ком вы­сокий, то широкий, то дурно пахнет, то вогнутый, то согнутый. Вдруг смот­рит: стоит приличный крестик. Аккурат­ненький такой. По росту и размеру. По цвету и форме. По отдел­ке и запаху.
     — Вот мой рок! — радостно воскликнул Фома.
     — Бери, — ответил Великий Блох. — Это твой крест. Ты с ним сюда и пришёл...
 
     — Захар сейчас выбирает не свой крест, я так понимаю? Не тот, что ему вручил Творец? И от этого меняются наши судьбы?
     — Как он любит говорить: «Где-то так...» Я тебе рассказал старую притчу. Но. Что-то неправильно. Сдвинулось с оси. При­знаюсь тебе, Зна­харь, я боюсь будущего. С того момента, как твой хозяин не вер­нулся до­мой, а уехал с Догмой, пространство исказилось. Деформиро­валось. Ты только вслушайся в его идеи переделать мир! Несёт ши­зофренией! Громкой прелестью. Он вознамерился поломать налажен­ную систему причинно–след­ственных связей. У Великого Кошара всё продумано до мелочей. От пы­линки до Вселенной. От простейшей капли до мирового океана. К тому же Хворый подвергает опасности множество лю­дей!
     — Ну что я могу сделать?!
     — Слушать меня внимательно. Слушать себя придирчиво. Отклад­ывать на дно памяти наши выводы, что помогут ему в озаре­нии исти­ны.
 

     На выходные отправились на озеро Вуокса в Приозерский рай­он. Чудные места. Пропитанные доисторической архаичностью. Взяли лодку напрокат. Гребли два часа. Пристали к берегу в глу­хом месте, где, казалось, не ступала нога человека. Догма пришла в восторг. Мшистые камни. Столетние сосны. Доверчивые утки. Рыбы выгляды­вают из воды, просят хлеба.
     — Да это — рай! — восклицает она.
     Кидает крошку и попадает в пасть карпа.
     — Мистика! Ты видел, Зах?
     Углубились в лес. Сперва наткнулись на старинный финский фун­дамент. Когда-то здесь был хутор. Нашли несколько кустов измель­чавшей клубники. Полакомились. Собрали грибов. Разо­жгли костёр. На дне котелка поджари­ли и чуть язык не проглоти­ли от деликатеса. Потом нас потянуло друг другу. Разложили одеяла.
     Лежали обнявшись. Боясь нарушить молчание. Бывают мгно­вения, когда знаешь, что они не повторятся. «...каждой клеточкой своей я тебя любить умею...» Мир превращается в призрачное во­ображение. Время останавлива­ется. Мелькнёшь взглядом по ча­сам, а секундная стрелка стоит на месте. Медленно. Неохотно перещёлкивается на сле­дующее деление. Хочется остаться здесь навсегда. За озером цивили­зация. Смерть. Духовная и физи­ческая. Здесь — жизнь. Карелия сбра­сывает с тебя маски. Она не признаёт грим. Либо ты открыт и прини­маешь её энергию, либо ограничиваешься своими желчными пробле­мами, и природа за­крывается коконом тайны мироздания.
     Я чувствую, мы сюда больше никогда не вернёмся. Моменты сча­стья — одноразовые. Их смысл заключён в едва заметном вдо­хе и вы­дохе крат­ковременного наслаждения. Часто дышать сча­стьем вредно. Приедается, и перестаёшь его замечать. Та са­мая тонкая грань понима­ния горя и радости. Каждая в отдельно­сти определяется своим анти­подом. Каждая в совокупно­сти теря­ет свою значимость. Вот и дума­ешь, что лучше: часто ошибаться и внезапно обретать крупицы мудро­сти или не ошибаться ни­когда и не видеть разницы между тьмой и све­том.
     — Мы, Зах, здесь первый и последний раз.
     — Знаю. Смотри! Ветер облетает нас стороной! Деревья во­круг шу­мят, а у нас тихо.
     — Не хотят отпускать...
     Догма меня понимает. Я и представить себе не мог, что есть на све­те жен­щины с таким образом мышления! Всё дело, как она обмолвил­ась, в деторо­ждении. До него женщина находится в поис­ках обители для ребёнка и пото­му подсознательно проявляет здравость в суждени­ях. Ну, чтобы привлечь к себе внимание до­стойного мужа. После ро­дов становится дурочкой года на три. Все мысли вокруг родного дитя, а мир побоку. Самый, кстати, опасный момент разводов. Другое дело, когда женщина вообще не способна рожать. По разным причинам. Она становится рассу­дительной до безобразия. У неё много друзей среди мужчин и нет подруг. Она их «убивает» своей железной логикой.
     Я не выдержал и тактично спросил её про детей.
     — Тут секретов нет. Старая история. По молодости сделала аборт и те­перь не способна... Что-то там нарушено.
     Меня будто током ударило...
     — Ты сделала аборт? Не пустила «вниз» очищенное дитя? Затормоз­ила его развитие? Если бы ты не пришла к вере, то спустя время груз содеянного постепенно привёл бы тебя к психопатии. Ведь ты нашла оправдание своему поступку: зачали в алкоголь­ном состоя­нии, изнаси­лование, нежелание отца иметь обузу, низкое материаль­ное положе­ние, несогласие собственных ро­дителей, молодость (погу­лять ещё охо­та)... Но всё равно, как не крути, пони­маешь: аборт — это убийство! Биологический теракт!
Сказал Господь: «Плодитесь и размножайтесь!»
     Почти все абортницы, заручившись поддержкой обстоя­тельств, на­рушают естественный ход развития разума. Тормозят его. Становятся глупыми и рассеянными. В моей жизни две де­вушки без моего согла­сия совершили подобный грех. Поставили перед фактом. Я безжалост­но расстался с ними. Я не хочу жить с убийцами. По прошествии нескольких лет они вновь повстречал­ись на моём пути. Одна попала в сумасшедший дом, вторая спи­лась.
Любой ребёнок: калека, даун, олигофрен, инвалид детства, аутист или неаде­кват — наоборот, укрепляет совесть. Делает человека чище и ра­зумнее. Та­кие женщины, что взяли на себя крест смире­ния и милосер­дия, вызывают уважение, а не отвращение...
     — Ты чего, Зах?
     — Второй раз Нечто проявилось. Откровения какой-то жен­щины из про­шлого. У неё тоже аборт случился. С просветлённым старцем об­щалась. На­шла слова утешения. Прости! Может, тебе неприятно вспо­минать?
     — Всё нормально. Никогда не поднимай этот вопрос. Не хочу ко­паться в ошибках. Отвратительное занятие. Вернёмся к нашим бара­нам? Что это за дама, с которой я тебя застала в офисе?
     — Не в бровь, а в глаз! Всё-таки «просекла»?
     — Я не слепая. Только не говори, что это очередная безработ­ная психо­лог. И не повторяй избитую фразу: не задавай вопросов — тебе не будут лгать. И?
     — Без ножа режешь, лапа!
     — У нас появились тайны?
     Никуда не деться от зелёных глаз. «...каждой клеточкой своей я за­помню этот вечер... встречи...»
 

      Примчался возбуждённый Шикуш. Вздыбленный. Подвиж­ный. Зао­рал, как ненормальный:
     — Наших бьют!!! Барсика Западного «деланные» треплют!!!
     Мгновенно сорвались с места. Понеслись за ним. Чих поот­стал. Тя­желоват для бега. Но мы знаем, что в драке ему нет рав­ных. Он у нас вроде тара­на. Бывает, так обвалит — сутки не встать... Я всех опере­жаю. Влетаю на полян­у около крайнего дома. Три пушистых мордово­рота в ошейниках прижа­ли Барсика к земле. Дубасят лапами. Он виз­жит. Бровь разодрана в кровь. Коты выше меня на голову. Не ожидали нападения, но организо­ванно отсту­пили к забору. Я успел хряпнуть одному по шее. Подоспел Шикуш. Задними лапами разодрал спину второго. Бар­сик собрался было отстоять свою честь, как я еле-е­ле успел его оттащить в сторону. На всех врагов сразу навалился Чих. Поднял­ся такой крик, что мне стало страшно. Противники летали, как теннисные мячики. Мы создали полукруг и не выпускали их. Чих в ярости ужасен. Самому здоровому прокусил ухо. Двум другим вырвал мех до кожи. Через минуту приезжие прижали морды к земле. Оскали­лись:
     — Сдаёмся!!! Признаём! Не правы!!!
     Чих для порядка выдал каждому по оплеухе. Отдышался. Назидат­ельно промяучил:
     — Я вам ещё сунусь местных трогать! Порву, как Тузик грел­ку!
     Барсик Западный показал когти:
     — Я же предупреждал! Это не ваша территория!
     — Да мы... это... поиграться...
     Шикуш на них зашипел:
     — Пошли отсюдова! Чтоб духу вашего не было!!!
     «Деланных» как ветром сдуло.
     — Спасибо, братцы! Без вас меня бы точно в мешок с костя­ми...
     До меня вдруг дошло, что он и сам не к месту:
     — Ты-то здесь чего забыл?
     Барсик удивлённо оглядел нас:
     — Как это?! Захар перетряхивает реальность. Стало быть, и наши кармы. Надо определиться. Что делать дальше.
     Переглянулись.
     — Мать моя Мурка! — огорчился Чих. — Нехорошо это получаетс­я. Сон в лапу. «Деланные» нарисовались. Участки распрода­ли. Лес вы­корчёвывают. Уже первый дом строится. Ничего не по­нимаю! Как Захар может из бу­дущего менять настоящее?! Пара­докс какой-то!
     — Действительно! — почесал ухо Шикуш. — Изменишь про­шлое — из­менишь будущее. Мрак!
     Но мне в данный момент открылась вся истина. Реальность, как бактери­альный штамм, может отпочковываться. Ухудшиться или усо­вершенствоваться. Мой хозяин, сам того не осознавая, на­чал корректи­ровать прошлое. Вот почему видоизменяется буду­щее! Не вернулся домой и не выпал из окна. Проект реабилита­ции заработал в полную силу. Здесь. В прошлом. То есть нашем настоящем. Создаются новые предпосылки...
 

      У Догмы не дрогнул ни один мускул на лице. Догадывалась? Пред­видела? Знала?
     — Мне кажется, ты что-то не договариваешь? Как она отреагировал­а на проект и его дополнения?
     Ну, как ей сказать? Мы с Наушкой переписываемся в блокно­тах, и мне почему-то не хочется об этом рассказывать. Возникнет ревность. Женщины... такие существа... А ведь эти две — луч­шие!
     — Сомневается. Спартанский образ жизни, кроме раздраже­ния, ни­чего не вызовет. Дети уже поражены виртуальной эпиде­мией. Безволь­ные. Неактив­ные. Ленивые. Безразличные. Физиче­ская составляющая падает вниз. Скоро голова будет больше тела раза в два! Попробуй, от­бери у них ноутбуки! Кто-нибудь позво­нит на телевидение, приедут репортёры, раздуют из мухи сло­на. Поди докажи!
     — Наймём своих профессиональных корреспондентов.
     — Очередная война между студиями и программами? Они же толь­ко это­го и добиваются. «Здоровой конкуренции». Мол, мы самые по­лезные... Остальные — отстой! Высокая зарплата. Рейтинг. Из­вестность. Всё нутро теле-индустрии построено та­ким образом. Ты­кать носом в мелочи, выдавая их за необходи­мость.
     Догма рассмеялась:
     — Ты прямо озлоблен на всю цивилизацию!
     — И есть за что. Я пытался ей объяснить вред технократии, и она разры­далась про свою дочь фигуристку. Но, быстро успокои­лась. Так нас всех и учат. Надейтесь на лучшее... в следующий раз выйдет заоб­лачно... возьмите себя в руки... Какой-то всеоб­щий гипноз! Сокруша­ются: жизнь в полоску. Чёрную и белую... А почему так происходит и отчего? В ответ: не мешайте жить! Вот и вся логика.
     — Ладно тебе. Успокойся. Значит, мы под колпаком?
     — Не удивлюсь, если нас и сейчас «пишут». Ха! Под видом заяд­лых грибников и рыболовов... Во! Легки на помине.
     К берегу причалила моторка с тремя людьми. Одна фигура осталась на месте. Две других, высоких и тонких, медленно направились к нам. Шли осторожно. Обходя каждый камешек. Создалось впечатление, что они впер­вые выбрались на природу.
     Мы живо оделись. Разожгли костёр. Поставили чайник.
     — Нигде от общества нет покоя! — огорчилась Догма. — Ско­ро под одея­ло залезут. Помнишь рисунки Бидструпа?
     — А-а-а! Где человек пришёл в гости и бесконечно разглагольствов­ал о жизни, а его никак не могли выставить за дверь?
     — Ага! В конце разлёгся между хозяевами на кровати и всё продол­жал говорить. Прямо в одежде. Безапелляционно и бес­культурно. Так и здесь. Найдёшь время уединиться, как обяза­тельно кто-то прискачет напомнить о мироздании... М-м-м... И твоего места в нём.
     Фигуры, между тем, наяву оказались двумя худыми девушка­ми. Близняшками. Почти подростками–акселератками. Любозна­тельными милы­ми личиками. С не по годам проницательными и мудрыми глаза­ми. Лёгкие куртки. Парусиновые брючки. Тапки–вьетнамки.
     На сердце ёкнуло. И здесь, твари, нашли! Я подумал, что они от Наушки или вроде того...
     — Извините, что нарушаем ваш отдых! — сказала более серьёзная. — Обстоятельства сложились таким образом... Ну... Нам приходится вступить с вами в визуальный контакт.
     Догма жестом пригласила присесть на раскладные стульчики. Вски­пела вода. Я разлил кофе на четыре стаканчика.
     — Мне с сахаром, — сказала вторая. Голос тонкий. Как у ноты Си. — Одну ложку. Нет. Нет... Не размешивайте.
     Первая отхлебнула глоток:
     — Благодарю. Вкусно... Мы — группа «Энонимус». Приехали за­свидетельствовать почтение и выработать совместную програм­му дальнейших дей­ствий.
     С этими словами они синхронно вытащили из-за пазухи из­вестные всем белые маски. На миг приложили к лицам. Убрали обратно. Я узнал их тон­кие пальцы. Помню, когда все хакеры планеты искали неуловимых, психо­логи–физиономисты пыта­лись по рукам опреде­лить национальную принад­лежность. Хм... Русские. Кто же ещё? Правда, потом сообразили одеть бе­лые пер­чатки.
У меня, честно говоря, от сердца отлегло. Догма, наоборот, напряг­лась:
     — И какую, интересно, вы ожидаете от нас реакцию?
     — Согласия. И вам, и нам деваться некуда. Нас обложили по­круче ваше­го. В спину дышат. Меня зовут Ретра. Сестру — Пони.
     — Погодите-ка! — воскликнул я. — Не вы ли вскрыли коды банковских ячеек с алмазами в Англии?
     Потупили глазки. Игриво и волнующе:
     — Мы. На самом деле нам до вас, как до Юпитера. Хворый и Дог­ма. Са­мая богатая компания мира. Всю дорогу вами восхища­емся!
     — Оставим пока в сторону. Нашли нас, конечно же, через проект?
     Кивнули:
     — Наушка «прокололась». Оставила на ночь включённый но­утбук. Она, дурёха, ведёт дневник. Глупость несусветная! А ещё сотрудник ФСБ! Э-э-э... Однако же поражает ваше спокойствие. Не удивлены. Не расстроены. Не об­радованы.
     Догма подбросила в костёр дров. Пожала плечами:
     — Меня вряд ли чем удивишь. Хворого и подавно. Вы не ду­мали, что компьютер вам намеренно подсунули? Для усиления хакерского состава?
     Девушки беспокойно переглянулись.
     — Вот, чёрт! — воскликнула Пони. — Была такая мысль. Но списа­ли на душевный надлом. У неё с дочкой серьёзные пробле­мы. Вчера вызывали неотложку. С ней работает психиатр. На лицо все признаки умопомешатель­ства.
     — На почве проигрыша в соревновании, — вставил я. — Час от часу не легче. Бедная девочка. Запудрили мозги спортом. А сколько ещё таких?! То­щих и костлявых! Больно смотреть.
     Я заметил, что когда начинаю говорить, близняшки меняются в лице. Будто ловят каждое моё слово. Полуприкрытые веки. Неровные вздохи. Едва заметное вздрагивание пальцев. Этого ещё не хватало! В их представ­лении, перегруженном виртуаль­ными плоскостями, я вы­гляжу Главным Админом на троне компьютерного королевства. Коро­че — А/д/минь! Ско­сил глаза на Догму. Похоже, она это заметила. Лоб сморщился. Губа прику­шена.
Голос у неё сделался строгим. Учительским:
     — Кто в моторке?
     — Лёха... Простите! Наш третий. Петрос.
     — Перекачка денег тотализаторов? Подтасовка результатов чемпио­натов мира? Как мило. Ну и компашка подобралась. Ника­кой ответственности!
     Девушки и я расхохотались. Пони схватилась за живот. Ретра про­лила кофе. Воскликнула:
     — Кто бы говорил!
     — Да? С чего вы взяли, что мы будем с вами сотрудничать?
     Смех резко прекратился.
     — Мы вам реально прикроем спину. Вот! Поинтересуйтесь.
     Протянули смартфоны.
 

     Шикуш и Барсик смотрели на меня с ужасом вперемешку с глубо­ким ува­жением. Чих полуприкрыл веки. По земле бил бес­покойный хвост:
     — Всё ясно. Мой хозяин Седой как-то учил Белобрысого: есть на земле люди, которые путём многолетнего умозаключения мо­гут ещё при жизни осознать четвёртое и пятое измерения. Более того! Они их корректируют.
     Мне захотелось узнать подробности:
     — Не томи! Расскажи про измерения!
    — Мы живём в трёхмерном. Объёмном. Высота, длина, шири­на. В четвёр­том добавляется Время. А! Да! Надо с самого начала. Первое, условно, сле­пая амёба. Второе, условно, жизнь насеко­мых. Для них высота — всё та же длина и ширина. Только под другим углом зрения. Так вот! На четвёртой станции «время» показывает, что его не суще­ствует. Все жизни всех живых су­ществ во Вселенной двигаются посто­янно и одновременно. Вот почему часто кажется, что всё происходя­щее с тобой уже случа­лось. Так реагирует генная память. На пятой станции у тебя появ­ляется возможность «видеть» всё движение сразу. Мысленно ты можешь мгновенно переместиться в лю­бую точку. В прошлое или будущее. Как бы находясь вне пространства, но рядом с ним. Говоря проще, просветлённая Суть размещена в центре круга или шара и в пределах разумного, не нарушая общий план, воздей­ствует на некоторые участки развития.
     — Значит, есть ещё множество станций?
     — Бесконечное количество.
     — И каково их назначение?
     — Можно только догадываться. Там другие законы восприя­тия. Мне ка­жется, в них исключено понятие Смысла. Нет поиска. Любовь принимает форму естественности. Обыденной состав­ляющей. Сути объединяются в одну. Накапливают массу и энер­гию для прорыва на следующий уровень. Где уже другие вибра­ции и энергопотребления. Наверное... — Чих уставил­ся в небо, — с целью достичь Бога и слить­ся с ним. А может, стать таким, как Он. Не знаю. Не хочу знать. Начи­наешь об этом думать и чув­ствуешь себя крохотной и никчёмной бу­кашкой. Нет. Внутри, ко­нечно же, я пони­маю своё назначение, как чьё-то важное допол­нение, но почему-то не хочет­ся выглядеть игруш­кой в руках Творца.
     — Обыкновенная гордыня, — усмехнулся я. — Захар постоян­но об этом размышляет. Если Суть находится в теле, которому надо регуляр­но поддер­живать жизнеобеспечение, то мысли гордости и своей значи­мости являются психической преградой от вторжения других Сутей. Я так теперь понимаю. В нашем измерении эгоизм спасает организм. В четвёртом нам указывают на эгоизм. В пятом ты не знаешь, куда деть­ся от стыда и пробуешь его отредак­тировать. Далее... Избавляясь нако­нец-то от гордыни (тела-то нет!.. защи­щать нечего), начинаешь со­трудничать с другими.
     Чих почтительно промяукал:
     — Зрелость.
     Шикуш и Барсик единогласно решили, что мы магистры Вер­ховной Фи­лософии. Посмеялись. Пришли к мнению быть нагото­ве. Поздрави­ли друг друга с победой над «деланными». Раскланя­лись и разбежа­лись.
     Но, возвращаясь домой, не мог избавиться от одолевающих меня сомне­ний. Если Захар сумел проникнуть в иные измерения, оставаясь при этом в третьем, то это грозит парадоксом. Нельзя менять предопределение! В то же время я согласился с Чихом. Да. Возможно, каждый поступок также являет­ся предопределени­ем. Куда бы ты ни пошёл и что бы ни делал... Там! Всё рассчита­но до мелочей! Отсюда вывод: хозяин отпочковал новую реаль­ность. И помогает ему в этом его чрезмерно обострённая Со­весть...
 

      Догма пролистала файлы. Удручённо присвистнула:
     — Не хило вы замахнулись?! Создание новой философии? И назва­ли-то как прикольно... Гранируум. Граница... чего? Что означает сия аббревиату­ра?
     — Грани разума у ума, — торжественно перевела Ретра. — Мы полно­стью поддерживаем Хворого в переформатировании сознания современно человека. По сути, он породил мышление будущего. (Я при этом покраснел). Когда личное время освобо­дится от фальшивых ценностей и начнёт двигать­ся к развитию способностей тела и мозга, цивилизация откроет для себя но­вые горизонты.
     — Ты слышал, Зах? Тебя назначили Мессией.
     — Шутишь? Открыл Наушке некоторые свои соображения, а она их в дневник занесла. Скрупулёзная наша... Каково, а?! Я не собира­юсь заводить очередную шарманку религии. Проходили. Достаточно оглянуться в про­шлое. Конфликты и войны!
     Пони расстегнула куртку. Вытащила из-за пояса планшет:
     — Ваше уникальное высказывание дословно... Кстати, оно и по­влияло на нас так сильно: когда научишься бороться за каждо­го чело­века до последней надежды на спасение, тогда можно счи­тать, что прожил свою жизнь не зря.
     — Здесь имеется в виду другое, — перебил я её как можно суше.
     Мне вдруг представилась картина посвящения новоприбывше­го кандида­та в сектантскую общину. Посреди лесной поляны сто­ит го­лый гуру в цепях и с деревянным тотемом в руке. Глаза в экстазе зака­таны. Вокруг прыгают приверженцы в туниках до земли: «Славен! Славен! Славен наш Бог Громо­вержец!..» Адепт падает на колени. Ползёт к нему. Рыдает и вопит: «Верую!!!»
     — Не обязательно принимать чью-либо сторону. Достаточно её по­нять. Ну? И в чём состоит идея Грани–ру–ума? И не выгово­ришь сра­зу.
     — Широкомасштабная акция отказа от старых заблуждений. Пу­стить мощную информационную волну. С помощью статисти­ки ука­зать на раз­личия...
     — Оплевать нынешнюю жизнь и расхвалить новую? Нас перестрел­яют, едва мы откроем рот. Сами видите. Догма и я влезли исправлять вопрос дет­домовцев. Тут же налетело вороньё... пере­шли дорогу и всё такое... «Эноним­ус»! Вы не представляете, во что впутываетесь! Я могу вам приве­сти сотни примеров несоот­ветствия в любой сфере че­ловеческой деятельно­сти, но это ниче­го не изменит. Люди варятся в котле комфорта целые деся­тилетия! Их уже ни в чём не переубедить!
     Ретра оказалась упрямее, чем её сестра:
     — Начнём с приютов, клиник и хосписов. Воочию покажем детям вредо­носность интернетовского болота! Как вы и говорили про спорт, театр, цирк, кинотелеиндустрию и зоопарк! Те самые фальшивые ценности, где ушлые мошенники вытягивают деньги, не заботясь о здоровье людей и свободе жи­вотных!
     — Идеалисты! Я тоже был таким когда-то...
     — Получается, вы попросту прогнали воздух? Хотели покрасоватьс­я перед Наушкой своей добродетелью?
     Догма подняла руку, призывая всех к спокойствию:
     — Подождите, девочки! Мы на минутку...
     Отвела меня в сторону:
     — Ты чего творишь, Зах? Зачем дразнишь? Они к нам с чи­стым сердцем приехали. Их план совпадает с нашим. Только у них он более глобальный, а мы ограничились детдомом. Если уж пошли в атаку, то будем прорываться до конца!
     — Видела, как они на меня смотрят?
     — Как?
     — Фанатично и влюблённо. Не оберёмся проблем.
     — Я этот нюанс утрясу. Не беспокойся. Мне понравились конкретн­ые предложения о защите наших банковских операций. Мы из воров преврати­лись в официальную структуру. Легализова­лись. Они займут­ся прикрытием.
     — Пойми, лапушка! Если мы сунем в осиное гнездо голову, нас не только покусают. Нас разорвут на тысячу маленьких Дог­мушек и Хво­рушек. И что станется с «Энонимусом»? С детьми? Со всеми теми, кого мы начнём пере­делывать? Оставшись без ру­ководителей...
     — Мы же с тобой решили. Помнишь? Хоть что-то успеем сде­лать! Ма­лую толику. Зато — какую!!!
     — Авантюра.
     Она нежно поцеловала меня:
     — Не более чем вся жизнь…
 
     Слова. Слова...
     Год назад, после госпиталя, мы всей семьёй отправились в родные места. У Арины умер отец, у меня мать. Оставшиеся ро­дители как-то быстро со­шлись. Никто их не осудил, потому как не суди и не судим будешь. Я радо­вался, что отец со своим боль­ным позвоночником не останется один, а тёща нашла утешение в его сильных руках и жизне­радостном уме. Закатили весёлый той на пять дней. Сын с невесткой после уехали к её предкам в Тих­вин. Жена целыми днями пропадала у подруг. Я бродил из угла в угол по опустевшему дому и не знал куда приткнуться. Кот Зна­харь исчез после на­шего побега. Соседи Седой и Белобрысый сменили место жительства. Пла­цента умерла. Я обошёл всё клад­бище, но так и не нашёл её могилу. Одна­жды собрался утром и уехал на Вуоксу.
     Девственные острова её погружают тебя в первозданный мир ро­ждения нашей звезды. Всей кожей ощущаешь прозрачную чи­стоту озера и деревьев. Ещё удивительнее камни–валуны. Покры­тые мши­стым покрывалом, они как бы живут. Руки так и тянутся погладить зелёную шероховатую и в то же время бархатную по­верхность. Како­фония миллионов звенящих насекомых — где жужжат и кружатся, где хлопотливо копошатся в гуще травы — напрочь выбивает из головы звуки городов. Кажется, что реаль­ный мир здесь, а там — сон. Приду­манный. Неестественный. Так же, как и сновиде­ние — временный.
     Ночью зажёг костёр. Отблески прыгают по веткам сосен. Со­здают та­инственные очертания непостижимого движения. Созда­ют благого­вейный страх темноты. Конечно, внутренне ты пони­маешь, что угрозы нет. Но страх возбуждает. Заставляет внутрен­не собраться. Быть наго­тове. Глаза вырыва­ют фрагменты заката солнца, спокойной глади воды, контуры лодки. Над го­ловой про­носятся летучие мыши. Позади, за палаткой, шуршат ёжики. Ла­кают оставленное для них сгущённое молоко. Угольки тлеют. Прилетают комары. Тыкаются в меня и разо­чарованно отлетают. Я давно пахну лесом. Плесенью прибрежных камней, кристально чистым воздухом, грибами и ягодами. Я давно слился с приро­дой...
     Утром долго не хотел выбираться наружу. Прислушивался к восхо­ду. На­блюдал, как первые лучи будили этот фантастический мир. Про­гоняли тем­ноту. Проявляли паутину с капельками росы. Смотрел и по­ражался: после войны плохо слышу, а до слуха до­носится её кабали­стический звон...
Внезапно вторгся звук потревоженного озера. Кто-то нырнул в воду. Вот как?! Я здесь не один? В сознании пронеслись рыбаки и грибни­ки... Но кто поедет в такую глухомань? Вуокса, разме­ром тринадцать на семь километ­ров, разбавлена десятками остро­вов. Есть такие места, куда десятилетиями не ступала нога чело­века. Я намеренно выбрал такое, где нет крупных рыб и мало гри­бов.
     Возникла неприязнь, смешанная с любопытством. Как кот, мягко ступая, пробрался сквозь листву. И мне предстала купаю­щаяся девуш­ка. Палатка–колокол. На костре закипающий чайник. У меня лодка–плоскодонка, здесь — быстроходная. Нехитрый скарб. Минимум ве­щей. И всё. И всё?! Неуже­ли, кроме меня, есть на земле люди, отправ­ляющиеся на природу, как... как на приро­ду? Да ещё представительни­ца слабого пола?
     Она вынырнула из воды, будто русалка. Тысячи брызг. Сразу вы­шла на берег. Обнажённая. Глаза мои, что естественно, пробе­жались по груди и паху. Что-то защемило внутри. Напряглось. Даша... Даша... Спустя секунду стало стыдно. Подглядывать не­хорошо. Отвернулся. Бесшумно вернулся к себе. Красивая фигу­ра ещё какое-то время стоя­ла в образе секс–восприятия. Покрас­нел. Щёки запылали. Чёрт возь­ми! Ну, в самом-то деле? Что я, маль­чик что ли?
     Взял себя в руки. Успокоился. Разжёг костёр. Заварил кофе. Пил. Курил. (Да. Не избавиться никак. Несовместимые эти вещи, табак и озеро). Нет-нет, а всплывала в мозгу её внешность. Что-то в ней пока­залось напряжённым. Разорванным...
     Наверное, ночью приплыла, решил я. От лодочной станции сюда грести два часа. По пути много подводных камней. Значит, она здесь не в первый раз. Надо же! Вот уж не думал, что про это место знают.
     Позади хрустнул «падунок» — сухая ветка. Не стал огляды­ваться. Понят­но, что она. Вышла из-за спины. Села напротив. Майка, сквозь которую вы­ступали мокрые сочные соски. Ко­роткие шорты. Наспех высушенные длин­ные золотые волосы. Обыкновенное лицо. Взгляд... о чудо!.. осмысленный. Не удив­лённый. Не вопросительный. Как буд­то, я часть Карелии. Леса, озе­ра и камней. Однако же, приятно.
     — Чай? Кофе?
     — Кофе, — чуть подумав, ответила она.
     Голос её выдал. Немного грубоватый. Резкий. Интонация не­давней оби­ды. Её зелёные глаза скользнули по мне изучающе. Так смотрят де­вочки, ис­пытавшие стресс и мгновенно повзрос­левшие. Понял, что она появилась на этом острове неспроста. В её жизни случилось нечто неординарное. Убиваю­щее душу. Подошла не побоявшись. На сердце тоска и вакуум. Об­манутая любовь? Скорее — да. В состоянии подоб­ного аффекта страх про­падает. Всё-то кажется безразличным. Безвкус­ным. Беспо­лезным. Беспер­спективным и пустым.
     Так мы и пили молча, ненавязчиво рассматривая друг друга. Что я чув­ствовал в тот момент? Ситуация необычная. Редкая. На моей памя­ти... Да. Ничего такого с моими знакомыми не случа­лось.
     — Мне нравится, что вы ничего не спрашиваете.
     — Хотите об этом поговорить? — ответил я тоном психоана­литика из идиотских американских фильмов.
     И оба рассмеялись. Правда, она тут же «потухла». Надо же! Девуш­ка по­нимает юмор. Хотя чему тут удивляться. Я давно под­метил, кто часто ходит по лесам, не боясь при этом одиноче­ства, постепенно об­ретает ясность ума. Здравость суждений. Чув­ствует дистанцию между людьми. И вообще, чув­ствует тонкие струны души.
     Неожиданно её речь потекла, как маленький и тихий водопад. Мяг­ко. Не­прерывно. Так обычно бывает, когда рассказываешь первому встречному всю свою жизнь. Когда ищешь понимания и поддержки. Потому что человек тебя не знает. Ни твоих грехов, ни отклонений, ни поступков. И поэтому ав­томатически настраи­вается на сочувствие.
     — Два года назад я влюбилась. Мир перевернулся в первый раз. До встречи была стандартной дурочкой. Всему верила. Рекламам. Сериа­лам. Красивой жизни, к которой надо стремиться всеми силами. Подруги треща­ли о прекрасных принцах, крутых шмотках и крутой косметике. Об уникаль­ных, богато обставлен­ных квартирах и дачах. То и дело пропадали в саунах и рестора­нах. Ложились под мужиков, чтобы поудачнее выйти замуж. Сре­ди них я всё ещё оставалась дев­ственницей. Робкой и несмелой. С трепетом впитывала волнующие рассказы о безбедной жизни. И вот. Наконец-то на­стигла она и меня. Он подъехал к лицею на «мерседесе». Предложил прока­титься. Был галантен и обходи­телен. Дарил цветы, духи, далее — телефон и ноут­бук. Как-то от­вёз в бутик. Одел с ног до головы. Я поплыла. Голова кру­жилась от счастья. И всё ненавязчиво. Без предложений секса. Нежно. С лёг­кими поцелуями. Я возбуждалась всё больше и больше. Насту­пил момент, когда от прикосновения его рук меня начинало тря­сти. От звуков его голоса забывала всё на свете. Сидела рядом с ним на вечеринках и тупо молчала. Я ничего не замечала вокруг себя... Да. Наверное, это была чистая и светлая любовь. Настоя­щая. Однажды у нас всё случилось... Я уже не контролировал­а себя. Отдалась страстно. Откуда-то, из генной глубины жен­ской памяти, ласкала его не хуже опытной гетеры. Он смотрел на меня восторженно и по­трясённо. Гово­рил, никогда не видел ниче­го подобного... Так продолжалось целый месяц. Смеюсь иногда про себя: будто медовый... Я звонила ему каж­дые пять минут. При встречах начинала раздеваться прямо в прихо­жей. В кварти­ре не было места, где бы мы ни занимались любовью. Думаю, крика­ми оргазма мы «взрывали» всех соседей, потому как, вы­ходя поутру из подъезда, встречали их понимающие и загадоч­ные улыбки.
     На тридцать второй день я пришла рано. Без звонка. Дверь открыта. По всему коридору разбросаны женские вещи. Из зала доносились стоны. Ещё ничего не понимая, пошла на звук. Он развлекался с двумя моими подруга­ми. Все враз остановились. Возникла пауза. Гробовая тишина. Девушки спо­койно оделись и ушли. Он спокойно закурил. Пускал кольца в потолок и вы­зывающе смотрел на меня...
     Она замолчала. Подбросила в костёр сучья. Пристально по­смотрела мне в глаза, ожидая реакции. Моё лицо оставалось бесстрастным, хотя в душе всё клокотало. Обычная история. Сказка сладкой жизни превратились в прозу реальности. За всё надо платить...
     — Мир перевернулся во второй раз. Странно. Когда нахо­дишься в безза­ботном веселье, никогда не замечаешь серьёзных мелочей. Тех мелочей, что формируют твои представления о лю­дях. Нет. Я не устроила банальный скандал. Не разрыдалась. И даже, по-моему, не расстроилась. Скорее всего, из-за того, что удар пришёлся в самое сердце и не было сил проявлять какие-то эмоции. Я просто умерла. Развернулась. Пошла к выходу. Он вскочил. Побежал за мной. Голый. Жалкий. Пытался объясниться. На выходе я огля­нулась. Таким его и запомнила. Неожиданно растерянным. Ничтожным, как и вся его золо­тая долларовая жизнь. С искусственным уважением. С фиктив­ным счастьем...
     Я не вернулась домой. Вспомнила, как отец рассказывал про тиши­ну и идеальность Вуоксы. Собралась и приехала сюда. Надо сказать, природа меня исцелила. Я стала «видеть»... Нет. Не объ­яснить вот так сразу. «Ви­деть» вещи, недоступные обычному во­ображению. Даже сейчас, глядя на вас, как вы курите, я понимаю: это отголоски прошло­го. В ваших глазах я читаю понимание жиз­ни. Понимание муравья или паука. Понимания меня. Я знаю, о чём вы думаете. Я знаю, что вы не будете меня утешать. И, ско­рее всего, промолчите...
     Так и произошло. Я ничего не сказал. И не собирался. Она ушла, и весь день я её не слышал. Созерцал уток. Сходил за ли­сичками. Сотво­рил жар­кое. Периодически вспоминал незнаком­ку. Её откровения. По­стоянно гнал от себя выводы. Они всем из­вестны.
     Ночью она забралась ко мне в палатку. Обняла. Положила го­лову ко мне на грудь. И сразу же уснула. Во сне вздрагивала, и я гладил пу­шистые воло­сы. Она успокаивалась. Вблизи её лицо, несмотря на тем­ноту, казалось без­мятежным и красивым. Удиви­тельно, но я не чув­ствовал к ней интимной тяги. Она затерялась где-то в озарении ис­кренности. У каждого свой путь. Свои спосо­бы проблеска разума. Иногда — жестокие, иногда — непонят­ные. Но всегда меняющие вз­гляды на суть жизни. Какую? Слова. Сло­ва... Всё, что сказано один раз, уже не имеет ценности. Энергия слова растворя­ется в воздухе. Становится такой же прозрачной и лёгкой. Только в молча­нии сохраняется сила разума. В молчании никто не плюнет и не разо­трёт. Не осудит и не посмеётся.
Утром, стараясь не будить её, я собрался и уплыл. На миг пожа­лел оставлен­ную палатку. Потом рассмеялся. Какие, право, мело­чи!
 
     И сейчас, целуя коралловые губы Догмы, я остро пожалел о сказан­ных мною словах «падающего в пропасть общества». «Энонимус» прониклись доверием и согласны положить моло­дую жизнь за новые идеалы. И чем всё закончится? Неизвестно. Наушка подставила плечо и оголила спину. Если её начальство узнает о ренегате, она однажды выйдет из дома и «случайно» по­падёт под колёса «пьяного» водителя. Так же и я подвергаю рис­ку сына с не­весткой. Арину... Проклятье! Я какой-то безответ­ственный жлоб! Слова. Слова...
 

      Нынешний Захар рассматривал каталог картин Рубенса. В последн­ие дни им овладела страсть к живописи. Увидев меня, вско­чил. Бы­стро помыл и на­кормил. Опять уткнулся в чарующий мир Ренессанса. В доме пусто. Он поз­волил себе тихие восклицания:
     — Ну, ничего себе мэтр! Такое сотворить! Гений!
     Я заглянул в листы под его руку. Да. Есть чем восхититься. Чёрто­подобные сатиры. Реалистичные портреты. Громадные многофигур­ные компози­ции с бурлящим движением фигур. Пышнотелые злато­кудрые красавицы. Все сюжеты живые. Созда­ют иллюзию границы между временностью и вечнос­тью. Иногда встряхивают душу. Иногда дают волю воображению. Но всегда с определённой злостью ко всему живому. Тщательно прикрытой ненавис­тью. Тонкостью взглядов на плоть и кровь старинной цветущей Фландрии. Художник, несомненно, был бунтарём по натуре. А все бунтари немного су­масшедшие. Как и Винсент Ван Гог. Как и все импрессионисты. Да, пёс возьми! Как и любая творческая личность! Без взрыва эмоций не воз­никает ни одно произведение. Оно же впоследствии может погубить автора. Ну и что? Ни к этому ли они стремятся? Торжественно скончаться на со­жжённой рукописи или раскритикованной картине! Подвести итог жизни, нелегко прожитой, но полной творческих мук. Вот, мя! Домурлыкался! Разве что ещё не начал говорить по-человечески...
     Лёг рядом. Положил голову на его ногу. Рука хозяина автоматичес­ки мас­сирует мне затылок. Нет лучшего наслаждения, чем короткие ласки. Бывает, весь день ждёшь. Предвкушаешь. Потом куда-то пропа­дает ощущение тела. Ты летишь в кошачий рай «вискаса» и готовых к соитию кошечек. А все противники и «де­ланные» преклоняются:
     — Здравствуй, Великий Кошар! Мы давно ждём тебя, чтобы ска­зать, ка­кой ты мудрый и справедливый Кот!.. Я купаюсь в лу­чах сла­вы...
     Я...
 
                Глава 4
 
     У Чиха в гостях Шикуш. Морда обожравшаяся. Довольная. Ей Ко­шар! Кирпича просит! Скептически взглянул на меня:
     — Ты, брат, в последнее время по-людски мяучишь.
     — Не осудишь, так и меняться никто не будет. В отличие от хозяи­на. Прямо-таки весь пропитан Божьими заповедями. Стара­ется никого не осу­ждать.
     — Захар погружается в прелесть. Последнюю стадию горды­ни.
     — Вопрос спорный... А ты что думаешь, Чих?
     Сосед полуприкрыл веки. Утренние лучи солнца тонули в его гла­зах. Те­ряли свет и скорость. Вытянул лапу:
     — Мне нравится «наблюдать» за ним. Вчера Знахарь уснул, а я вме­сте с Захаром «рассматривал» каталог картин. Люди любят безумство­вать. Хле­бом не корми! Рубенс всех переплюнул. Об­щество так и не заметило его ис­кусную издёвку над ним. В каж­дом произведе­нии, не­смотря на реализм ис­полнения, он выделял недостатки. Под­чёркивал бессмысленность такого об­раза жизни, где все друг друга не­навидят, а внешне без конца притворяются. Да. Хозяин Знахаря такой же. Вот по­чему ему нравятся картины фламандца. Он тоже хочет под­вести жир­ную черту под цивилиза­цией, а потом изменить её. Пре­лесть? Что ж. Без неё у него ниче­го не выйдет. Вспомните! Гордыня и эгоизм двига­ют прогресс.
     Шикуш не согласился:
     — Но всё дальше отодвигают просветление!
     — Ничего. В конце концов, найдут золотую середину. Некое согла­сие технократии и разума.
     — Сколько воды утечёт...
     — Столько, сколько нужно! У Кошара просчитан даже свой счёт. Чего за­думался, друг мой Знахарь? По глазам вижу: у тебя масса во­просов. Не парь­ся. Всё равно на все не найдёшь ответы.
     — Сон странный приснился...
 
     Мы бредём через пустыню непонимания. Богатые караваны сами по себе. Одиноким путникам — высушенные колодца исти­ны. Да была ли эта «вода»? То грязная, то чужая. Жара вечной нищеты открывает глаза на ми­ражи призрачного благополучия. Оазисы достатка всё дальше. Бесплатный песок слов можешь взять задарма. Наберёшь пол­ные ладони и смотришь, как он сып­лется сквозь пальцы осуждения. Как перевёрнутые песочные часы нового отсчёта бесполезного време­ни. Как без конца уплы­вающей вдаль на­дежды.
Вчера встретил старика. Сухого и неприветливого. Он идёт уже давно. Сам не помнит, когда отправился в путь. Лицо обветрено. Губы по­трескались. Глаза сузились до азиатской щёлки. Его раз­мышления о жизни, вывод моего взгляда на действительность. Я промолчал. И сей­час молчу. Пусть он дума­ет, что мудр. Он здесь, вопросы везде. За пу­стыней, откуда я пришёл, есть непроходи­мые леса словоблудия и про­сто блуда. Откуда ему знать, что в них вся человеческая спесь значим­ости? Вся нелюбовь к мило­сердию?
     Он умер под утро. С улыбкой освобождения. Повезло.
     И я побрёл дальше. Говорят, если копать песок слов, можно доко­паться до воды истины. Не знаю. Не пробовал. Не потому, что не му­чает жажда. Страшно. Вдруг откроется то, во что не ве­рил с детства? И тогда придётся идти к морю двойственности до­бра и зла. Взбираться на вершины иллюзий. Падать на дно разо­чарований.
     Поздно. Ветер бьёт в спину. Солнце плавит мозги. Я без ума. Стану ещё глупее. Я болен состраданием к одиноким путникам. Богатые ка­раваны сами по себе. Нам же, ходокам, нищим и полу­раздетым — оза­рение просвещения. Я топчу песочные слова. Оставляю следы. Тот, кто идёт за мной, может быть, прочтёт. Вряд ли. Ветер времени срав­няет их с барханами.
     Мы бредём в никуда...
 
     — Отрицательный результат — тоже результат, — улыбнулся Чих. — Пусть даже как точка отсчёта свежих мыслей.
     — Мне не нравятся аналогии. Слова, как песок... Бр-р-р!
     Шикуш поддержал Чиха:
     — Зато наталкивают на новые размышления. Прежде чем строить новый дом, надо разрушить старый. Сравнять с бархана­ми. Время не стоит на ме­сте.
     — Вы оба чокнутые! — воскликнул я. — Во сне говорится о непо­нимании. О людях — эгоистах, не желающих понять чужую точку зре­ния. Ведь могут же? Могут? Не-е-ет. Своя шкура доро­же. Замкнуться в себе и плакать­ся: ах, какие мы несчастные! Ни­кто нас не уважает!.. Так сделай шаг пер­вым. Кто тебе мешает?
     Они уставились на меня молча. Кажется, до них стало дохо­дить.
     Человек любит себя жалеть. Психологи говорят, таким об­разом он защи­щается от влияния чужого мнения. Не понимает, что в свою оче­редь также пытается воздействовать на окружаю­щих. Навязать сочув­ствие. Сопережи­вание. Погрузить чужое со­знание в свои проблемы. А сам решать не хочет по простой при­чине. Если не получится, то впо­следствии будет кого обви­нить. В очередной раз убедится в своей ис­ключительности. А получится? О–па! Гордыня раздуется до чудовищ­ных размеров. Ни об этом ли хотел ска­зать Рубенс? Уродливые сатиры — это многочислен­ные тёмные стороны души. На лицах маски добро­порядочности, внутри бездонная желчь. В по­ступках подчёркнутая вежливость, в мыслях: кому бы ещё нагадить. Уни­зить. Доказать себе и всем, что ты лучше и чище других. А потом погрузить­ся в самосо­зерцание. Находить себе оправдания. Богатые караваны сами по себе... Одиноким путникам — высушенные колодца истины... Одинокий пут­ник, разумеется, это он сам. Безгрешный поборник правды. И в чём здесь защита? Да ни в чём. Очередная ловушка мозговых игр. Я мыс­лю, я суще­ствую... О чём мыслишь-то? О себе. Вот и весь сказ. В себя не плюнешь ни­когда!
 

      Когда внезапно прозреваешь, мир раскрывается со скоростью сверхзву­кового самолёта. Истины сыплются, как многотонные бомбы. Куда ни глянь. Разруха. Снаружи блестит. Внутри гниёт. Обратите внимание на яркую вы­веску «Мини– отель». Неоновая. Пёстрая. Так и хочется всё бросить. Посе­литься в номере с видом на Исаакиевскую площадь и Собор. Комната три на три метра. Кровати в два яруса для восьми человек. Электроплитка и кипя­тильник. Запах тюремной каме­ры. Вид из окна (увы!) в «колодец». Это ме­сто, окружённое домами впритык. Арки. Му­сорный контейнер. Детские ка­чели без сидения. Скрипят, будто железная дверь бункера. Выходишь в ко­ридор и влива­ешься в жизнь общежития. Кухня два на три метра. Два холо­дильника. Три газовые плиты. Телевизор. Запах советской столовой из про­шлого. Рядом совмещённый санузел. Очередь рассасывается где-то к четырём часам ночи. Гул одновременных разговоров семиде­сяти человек из всех девяти комнат превращается в непрерывный гул Ниагарского водопада. Параллельно четверо – пятеро обща­ются по радиотелефонам на повышен­ных тонах. Надо перекри­чать «водопад». Злобно. Нервозно. Здесь у всех психика на пре­деле. Вчера кто-то не выдержал. Сиганул с четвёртого этажа в «колодец». Скорая помощь. Полиция. «Мешок костей» упаковали в чёр­ный пластиковый саван. Комендант мрачнее тучи. Погиб­ший задолжал за два месяца... Так живут те, кто приехал с пери­ферии в Петербург за лучшей долей. Я опросил на выбор пять че­ловек. У всех дома с участками в Ленин­градской, Псковской и Смоленской областях.
     «Что вы здесь забыли?»
     «У нас есть всё. Работы нет».
     «Разве не чувствуете, что вы здесь медленно разлагаетесь? Не дай Бог, эпидемия вируса или отравления...»
     «Были уже. Пережили. Половину зарплаты на лекарства угро­хали...»
     И т. д., и т. п. Спят с кем попало. Венерические заболевания. Грязь. Вонь. Забитый унитаз. Пьяный сантехник. Начал прочи­щать... уснул.
     Я чуть не задохнулся. Вышел. Отдышался автомобильным смогом. Через реку Неву вдали дымят трубы. Осмотрел другие дома. Там жи­вут местные. Петербуржцы. Бледные. Худые. Зато с повышенным ин­теллектом. Интелли­генция. При встречах прини­мают позы римских авгуров. Декламируют сти­хи, изречения ве­ликих, свои выводы обо всём на свете. Хотите честно? Го­род яв­ляется культурной столицей Европы. Скажу от души. Мне такой культуры не–ну–жно!!! Готов на участке своём сидеть и травой питаться, да без работы. Чем унижаться и гробить здоровье в ме­гаполисе! Цивилиза... Что? Перепутали, навер­ное. Это понятие применимо к древним государ­ствам. Хотя и те... Сдохли!
     Развитие современности похоже на бал–маскарад екатери­нинской золо­той эпохи. Господа одевали маски, изображающие их самих. Есте­ственно! Чтобы не быть невзначай оскорблёнными. Так и здесь. Пре­зидент играет в президента. Партии депутатов — во фракции. Чинов­ники — в коррупцио­неров и взяточников. (Написал неправильно. Сло­варь выдаёт вариант: «кон­диционеров». Верно-то как! Очищают обще­ство от грязных денег...). Теат­рально–кино-индустриальный Олимп играет в полубогов–полулюдей. Про­ще говоря, тунеядцев, паразитирую­щих на шее работяг. Никто из них палец о палец не уда­рил. Не сеял. Не жал. Не вскапывал. Не собирал урожай. Под палящим солнцем. Под проливным дождём. Зато не сходят с экранов и очень убедительно рассуждают о том, как Всё Будет Хорошо! Развлекают глупыми хохмами. А все и ржут, как тупые лошади. Ума-то с гороши­ну.
     Это и есть то лукавство, что изобразил Рубенс... «Шекспир в живо­писи!» (Илья Репин).
 
     Мне неприятно осуждать. Некрасиво. Не по-мужски. Выхо­дишь из дома в город и начинаешь крутить головой на триста шестьдесят гра­дусов. Со стройки небоскрёба падает фанерный лист. Убивает молодо­го инженера. Ирония. В открытый неради­вый люк проваливается де­вочка. Ломает обе ноги. Инвалидность. Вливаешься в общий поток ма­шин. Ведёшь себя акку­ратно. Так нет! Женщина за рулём подрезает тебя. Сбивает бампер. Выска­кивает. Кричит: куда прёшь?! Культура... Как куда? Двигать ци­вилизацию. Отравление шавермой от азиатских гостей и гамбур­герами из «макдональд­са». Хитрожопые акции Банков ипотеки и всевозможных ски­док, где марке­тинг просчитал выгоду. Ак­ции маркетов с тем же определени­ем порядочно­сти сбагрить старую продукцию освободив место для новой. Бытовые драмы с поножовщин­ой. Драки в переулках. Ограбления. Сотни вонючих бом­жей. «Сами мы не местные... поможите чем могете...». Нико­му не известн­ые бар­ды в переходах выдавливают последнюю слезу и послед­ний рубль. Мимо проносится кортеж с мигалками власти. Всем стоять! Бо­яться!!! Проехали. Перекрестился. Тут же батюшка на новеньком «су­зуки». Глаза масляные. По смартфону напутствует Духом Святым. Студенты с расширенными зрачка­ми. Не иначе от содержимого попу­лярных наук. Пен­сионеры. Ру­гают всех и вся. Терять уже нечего. Всю молодость сожрали сов­депия и перевороты. И, наконец-то, Элита! Сливки общества! Ка­кой ин­тересный контраст. Бал, куда допускаются дети олигархов. Пятнадцатикило­граммовые платья, увешанные драго­ценностями. Бриллианты. Золото. Укра­шения. Гордый вид победителя систе­мы. Уровень! Мысленно берёшь интер­вью:
     «Вы знаете, что в данный момент седовласый озабоченный дя­дечка зата­щил в подвал второклассницу и зверски насилует её?»
     «Какой ужас! Ой! Извините! Второй танец...»
     Вот и всё. Просто и понятно. Я живу в этом мире. Они живут в мире фальшивых ценностей... Кто чего достоин?
 
     В офисе прохлада. Догма с психиатрами умчались в хоспис. Пони в при­ют под Всеволожском. Лёха–Петрос на бензоколонку. Напротив сидит Ре­тра. Смотрит на меня так, будто сейчас разде­нется и отдастся на столе. Так и есть.
     — Вопрос можно? Откровенный.
     — Кто убил американского президента Джона Кеннеди?
     — Смешно. Нет. Что мне делать? Вы мне снитесь по ночам...
     Покраснела. Начала «рассматривать» календарь на стене:
     — Мы занимаемся любовью. Я... я не могу без вас жить!
     Вот и столкнулся я со старой ситуацией возрастного блуда. Кризиса сред­него возраста. Нежная кожа. Доверчивые глаза. Неопытность... Именно она так возбуждает опыт. Всему-то хо­чется научить. Трепетно и вдохновенно. Всему-то вразумить своим образом мышления. Терпе­ливо и с удовольстви­ем. А на­града — искренний секс. Взрослые мат­роны всего объелись. Их уже не интересует нежность. Они про неё всё знают. Девочка —  нет. Тонкое по­знание мужского тела погружает её в фантастиче­ский мир мускусных запа­хов, ферментов, энергии обме­на, удиви­тельного преображения полового ор­гана, из которого возни­кает жизнь. Это уже потом пойдёт материнская вол­на. Забота о буду­щем ребёнка. О семейном бюджете. О быте. Но сейчас ни­чего этого в голове нет. Только он. Уверенный. Самодостаточный. Зрелый. Настой­чивый. Прижимает к постели. Входит медленно. Со вкусом. Впритирк­у. И ты падаешь куда-то в бездонную негу... Хочется ещё и ещё. Из со­знания напрочь выбиваются возрастные цензоры, возмущённые родит­ели, его седина. Всё вокруг стано­вится серым. Непродолжитель­ным. А в его объя­тиях вспыхивает страсть! Хочется жить вечно!
     Надо сразу расставить акценты:
     — Вообрази последствия. Мы втихаря ото всех вступаем в по­ловые отно­шения. Привыкаем друг другу. Сходимся и живём вместе. На чув­ства Догмы наплевать! Проект побоку.
     — Ну, зачем так трагично?! Не надо с Догмой расходиться. Я же пони­маю, придёт время, ты состаришься, а я всё ещё буду мо­лода. Бу­дем любов­никами? Меня всю трясёт от предвкушения!
     Глаза вспыхнули безумным огнём. Сделала попытку встать, но что-то притянуло её обратно. Сомнения, скорее всего. Здесь надо жёстче. Вызвать к себе неприязнь:
     — Давно мечтал завести себе про****ушку... В самом извра­щённом виде! Минет и всё такое прочее. Начнём?
     Ретра отпрянула. На лице гамма эмоций. От удивления до отвращен­ия. Деланно рассмеялась:
     — Шу... шутишь?
     — На полном серьёзе! Порву все промежности. Вместе будем си­деть в ванне и осторожно обмывать их. Больно. Ну, что подела­ешь?! Секс такое дело. Потерпишь!
     — Да ну?! Это ты специально говоришь, чтобы меня отвадить. Ты не та­кой. Разве может человек, занимающийся детскими до­мами, ду­мать о похо­ти?
     Сел на место. Усмехнулся:
     — А ты мне что сейчас предлагала? Как есть похоть. Подло обма­нывать Догму и спустя время, когда «всё ещё молода», оста­вить меня у разбитого корыта. Как мило! Сядь в кресло. Послу­шай меня внима­тельно. В твою жизнь ещё придёт любовь. Настоя­щая. Сейчас в тебе говорит тело. Мозги отключены. Ты хочешь познать достойного муж­чину. Отдаться тому, кто за­служивает. Не это ли явные признаки само­любования? Ходить и гор­диться своим умом? Тешиться самодоволь­ством?
     — Ладно, — кивнула она. — Убедил. Я быстро всё схватываю. Те­перь осталось поговорить с Пони. Она тоже влюблена.
     — Нет уж! Сама поговоришь. Совсем сбрендили! Нашли, …, объект воз­дыхания!
     Слава Богу, вернулся Петрос. Сели обсуждать дальнейшие планы. Ретра нет-нет, а бросала на меня недвусмысленные взгля­ды. Томно вз­дыхала. По­степенно день вошёл в обычное русло. Алексей в своё вре­мя манипулировал спортивными чемпионата­ми. Тотализаторы и бук­мекерские конторы гоня­лись за ним по всему миру. Думали, он «блу­ждающий хакер». Категория переезжающего с места на место «взлом­щика». А он в России прохлаждает­ся. Так же, как и я, использует схе­му сети компьютеров всей планеты. Так же смеётся над молодыми людьми, готовыми бездумно поклоняться игро­вым симуляторам. А об­щество воспринимает инертным стадом баранов. Так. Беззлобно. С тонким сарказмом. Это он выпустил в интернет тексты оживших атри­бутов современности...
 
     ...Я очень полезный предмет. Пластиковая карта. В моём мозгу все­возможные цифры, оплаты и получение денег моими поддан­ными. Да что там го­ворить! Люди стоят на коленях передо мной. Чуть ли не мо­лятся. Знаете, по­чему? Потому что я — совершен­ная система банковских взаиморасчётов ци­вилизации!
     Я красив. Перламутровый блеск моих плоскостей ласкает глаз, про­буждая разнообразные желания. Цветастые линии. Изображе­ния лого­типов банков. Индивидуальный штрих–код и имя с фа­милией, как пу­теводная звез­да, освещают дорогу пользователю. Где бы он ни был, как бы меня ни ис­пользовал, я совокупляюсь с «девицами–приёмщи­цами». И тут же, кстати, плачу за услуги. Всё, как у людей. Этих боль­ных на всю голову банкоматов о двух ногах.
Сегодня я загрустил. Пришла информация, что вскоре меня заме­нят на ми­крочипы. Вошьют человеку в руку, а позже и в мозг. Далее последу­ет глаз­ной голографический мобильник. А на самом закате человече­ства, когда оно превратится в киборгов, мы уже никому не будем нуж­ны. Тогда я стану ста­рым и несчаст­ным. «Нырну» в какую-нибудь «утробу» и останусь там навсе­гда.
     Но это будет не скоро. Поэтому я трясусь в кошельке или кар­мане. Его в принудительном порядке прикрепили ко мне. И те­перь мы с ним одно целое. Наш симбиоз называют: Пластикатор! Банки и налоговая должны знать о моих счетах Всё!
 
     «В шенгенской визе в обязательном порядке биометрические дан­ные. От­печатки пальцев. Слюна. Кровь. Сетчатка глаза. Ну, как же-с! Из-за угрозы терроризма, разумеется. И вовсе не из-за тотального контроля над нами!»
 
     Из списка предметов, предназначенных для зомбирования человек­а, мне понравилось про мобильного шпиона:
     ...Пальцы моего хозяина мне не указ. Я передаю информацию, куда мне вздумается. Мои предшественники были проводными, я виртуаль­ный. И это круто!
     Если рассуждать негативно, я урод. Позитивно — необходи­мая вещь. Без меня не обходится ни одна сделка. Встреча. Лю­бовные воз­лияния. В какой­-то мере я Бог.
     Вот, опять звонит какая-то девица. Предлагает отдохнуть в сауне. Понят­но, что предлагает тело. Мне-то по барабану. Лишь бы мой «хо­зяин», этот троглодит и дурилка картонная, получил максимум удо­вольствия. Кто бы мог подумать, что вещи управ­ляют сознанием?! А-а-а, вы спрашиваете, по­чему я урод? Очень просто. Казачок я заслан­ный. Шпион. Я необходимый атрибут нынешнего времени. Польза. Раньше люди писали письма на бу­маге пером, вживую. Теперь интер­нет, электронная почта. Там не видно глаз, не чувствуется энергия, не передаётся тепло рук. (Тепло согревает мой корпус). Я всё слышу. Всё передаю в ФСБ и другие организации, которые контроли­руют всех вас. Кстати, если вы захотите ввести режим молчания, то доста­точно отсоединить меня от аккумулятора.
     Я — центр мироздания! Прикольно получилось, когда один крен­дель зво­нил хозяину, а он в это время находился в пределах его види­мости... Щёлк! Не хочу разговаривать! Круто! (Крендель в шоке). Не ожидал, подлец, тако­го отношения!
     Я — необходимый атрибут существующего социума. Я — монстр вашего мозга! Я управляю всеми делами и, главное, всеми желаниями игровых си­муляторов! Особенно в метро! Никто ни­кого не замечает. Шикарно.
Долой прямое общение! Долой встречи! Превращайтесь в кибор­гов и кло­нов! Не обращайте внимания на прогрессивных людей. Они боль­ные. Они хотят переделать весь мир. Абсурд! Мир, уже давно их пере­делал...
 
     — Уважаемый Хворый! Колени — самая удобная обувь для ходь­бы. Не замечали? Странно.
     В обувном магазине каких только колодок не встретишь! Деревянн­ые, для нищих. Пластмассовые, для молодёжи. Бетонные, для строи­телей. Рези­ново–шинные, для водителей общественного транспорта. Всякие.
     Бросишь взгляд далее — и потекла слюна зависти. На полках, что повы­ше — ботинки и сапоги из золота и серебра. Для благо­детелей на­ших. Свя­щенных олигархов. Ну, и цена соответствен­но. В пределах космоса.
     Всё честно. Молчуны ближе к земле. Наглые — к небу.
     Вчера встретил бабульку. Тряпичные колодки заштопаны–за­шиты. Про­тираются. Руки в венах предсмертия, тащат сумку–тележку.
     Подковылял. Помог. Завязался разговор.
     — Времена нынче не те. Мутные, — остановилась она на миг, что­бы перевести дух. — Раньше на колени падали перед Богом. После ре­волюции и в период репрессий — когда стреляли в заты­лок. В войну — чтобы точнее прицелиться и уничтожить фаши­ста. В застойное перепутье — выпросить подпись. Сейчас… — строго взглянула на меня, будто ожидая подтвержде­ния своим словам, — чтобы иметь бо­лее–менее сносную пенсию или зарплат­у...
     Я промолчал. Она не может знать, что есть на Земле такие, как мы. Сни­маем с полок алмазные ботинки–сапоги и помогаем лю­дям под­няться с ко­лен.
     Приковыляли к её подъезду. Дотащили тележку до квартиры. Со­брался уже уйти, не ожидая благодарности, как она хватает меня за ру­кав. Протяги­вает тысячу рублей:
     — Купи себе хотя бы кеды...
     Меня прошибло до слёз.
 
     Я не хочу выглядеть послушной овцой. Не хочу ходить по ас­фальту. По чужой и мёртвой искусственной плоскости. Я хочу ходить по траве босиком. Без какой-либо обуви. Пусть полуразде­тый. Полуго­лодный. Никем и ничем не объяснимый. Зато свободный от политиче­ской уголовщины. От религи­озных догм. От гнилого общественного мнения. В конце концов, придуманн­ых кем-то обязательств.
     Приятно пройтись через лес к озеру. Осенняя природа, восхитит­ельный период. Листья устилают корневую дорожку. По бо­кам болотц­а. Десять ми­нут, а кажется, прошёл всю планету. На берегу пу­сто. Рыба, что летом встре­чала меня, высунув морды из воды, сейчас ушла в глубину. Белки, что взби­рались мне на плечи, разбежались го­товиться к зиме. Птицы, ожидавшие от меня краюху хлеба, подались на юг. Хотя нет. Одна прилетела. Сойка. Села напротив. Наклонила го­лову набок. Попрыгала. «Прости. Забыл гостинец...» Укоризненно по­смотрела в глаза. Упорхнула.
     Где-то за лесом шумят электрички. Где-то за тысячу километ­ров идёт война. Гибнут люди. Горе. Горе. Горе. Только бы вы­рвать глоток воздуха власти. Только бы насладиться комфортом. Только бы овла­деть куском сча­стья за счёт мёртвых лишних ртов. Только бы не рабо­тать и всё иметь. Толь­ко бы за это не отвечать... Обыкновенная чело­веческая Глупость. Невежес­тво. Гордыня...
Мы все умрём. Придёт время, наступит судный день. Потом он превратится в судный век. Обрушенный мир...
     Утешает одно. После нас красавица природа будет жить дальше. А белка, что так любила взбираться ко мне на плечо, и что-то шептать в ухо, приска­чет на мою могилу. Положит около креста орешки. Нет. Я не хочу ходить по асфальту...
 
     — Осуждать легко. Я сам кого хочешь «разложу на атомы», — по­тянулся Шикуш. Почесал за ухом. Облизал лапу:
     — Тоже мне страдальцы! Если не нравится, не живите в мегаполис­е. Ведь никто же не заставляет?!
     Чих отвесил ему лёгкий подзатыльник:
     — Тебя никто не заставляет жить с твоим хозяином, а всё рав­но живёшь. Покажи пример. Отправляйся в лес или на помойку.
     — Вот ещё! Я похож на шелудивого пса?
     — Вот тебе скамейка, вот тряпочка.
     — Зачем?
     — Сиди и молчи.
     И оба посмотрели на меня, ожидая весёлой реакции. Но я был уже дале­ко. Кошачьи забавы отошли на второй план. Я стал жить челове­ческими проблемами. Захар страдает от «общественной неполноц­енности». Мучает себя и других. Во всём видит изъяны и пытается найти противоядие. Задача невыполнимая. Бессмыслен­ная. Невозмож­но изменить мозги сразу несколь­ких поколений. Привычки среднего. Апломб юношества.
     С кем бы он ни общался, по желанию или принуждению, по­чти все­гда возникает полемика. Каждый во что-нибудь верит. В Бога. В доктрину фило­софии, идеологию, эзотерику, силу солнца и природы, яйцо или курицу. На ровном месте из-за ничего дохо­дит до обид. И За­хар опять пускается в объ­яснения:
      — Человек не должен отождествлять себя с каким-нибудь психо­логическим направлением. Точкой отсчёта. Быть предвзя­тым и неве­жественным. Иначе сторонниками определённых представлений о мире его взгляды будут восприниматься как ис­тина, для остальных бу­дут выглядеть заблуждениями.
Скажет мусульманину: «С чего ты взял, что твоя вера лучше?» Скажет хри­стианину: «Почему ты считаешь, что православие со­вершенно?» Скажет буддисту: «Нирвана — абсолют? Докажи!»
      И никто не может найти хотя бы одно доказательство своей право­ты. Всякое слово, высказанное в защиту того, во что веришь — плевок в лицо оппонентам.
     Диалоги. Ругань. Межнациональный конфликт. Война!
     Никто не хочет даже думать о том, что противник вырос на другом континенте. Что его воспитывали с детства в духе мест­ных традиций. Что существует семейная энергетика и обязатель­ства перед обще­ством, прису­щие данной стране и дан­ному народу, что сама природа — тепло или холод, сезонные аномалии — также формирует мировоз­зрение.
     Искусство общения прогрессивных людей заключается в объёмном мыш­лении. Нельзя ни к чему привязываться, но нужно мгновенно по­нять любую точку зрения. Не поддерживать, а именно ПОНЯТЬ! Вы­сказать дружеское расположение.
     Как-то Захар спросил раввина:
     — Вообразите себе, что весь мир и все конфессии поверили в тео­рию Чарльза Дарвина: человек произошёл от обезьяны. Это нормаль­но?
     Тот рассмеялся:
     — В высшей степени абсурд и идиотизм!!!
     — Тогда почему вы считаете, что иудаизм идеален?
     И раввин не нашёлся, что ответить...
     Однажды моего хозяина пытался подловить известный петербургс­кий профессор:
     — Вы не отождествляете себя ни с одним психологическим течени­ем. Но, в то же время, помогаете детским домам. Следова­тельно, под­вержены тече­нию милосердия!
     — Я говорю вам о вещах, приносящих психике вред. Если конфес­сии ссорятся между собой, если догмы мыслителей раз­нятся и приво­дят к проти­востоянию, если люди не могут догово­риться. Значит, те истины, в которые они верят, ведут к раздорам. Они должны быть пересмотрены. Благотвори­тельность приносит пользу. Не только детям. Но — очищению души. Избав­лению от эгоизма. Это очевидно?
     — Несомненно!
     — Всё очевидное не имеет противных аргументов...
     В другой раз на Захара насела чрезмерно интеллектуальная бизне­свумен. Они случайно пересеклись в клиники реабилитации детей–ин­валидов. Ей вдруг показалось, что он пренебрегает общечеловеческим­и ценностями. Об­разованием. Детскими яслями и садами. Школами. Институтами и универси­тетами. Полемика переросла в настоящую дискуссию. Вокруг них собрался почти весь персонал клиники. Дама вполне обстоятельно обрисовала плюсы развития цивилизации. Но, увы! С точки зрения технокра­тического строя. Сперва врачи и медсе­стры приняли её сторону и даже аплодировали. С каж­дым словом За­хара они скучнели и, внезапно вспоминая о неотложных боль­ничных делах, постепен­но освобождали фойе.
     — Сократ сказал: «Самая распрекрасная жизнь безобразна, по­скольку за­канчивается смертью...» Ну, да. Смешно. Время от вре­мени мы собираемся жить вечно. С детского сада начинается стрижка под общую гребёнку. Шаг влево – шаг вправо от правил наказывается разъяснительной беседой с роди­телями. Дома вкру­чивают ребёнку форму поведения. Всё! Индивидуальному разви­тию приходит конец. Травят творческую жилку. Травят интере­сы. Тра­вят естественные лич­ные желания. Нет! Живи как все. В школе сия фабула закрепляется коллективными мероприятиями. «Я не хочу идти на спартакиа­ду!» — восклицает ребёнок. «Как это?! — возмущаются учителя. — Завтра с родителями на ковёр!» В институте фабула закрепляется нравоучи­тельными лекциями о выборе пути. Внушают: «Государство тратит деньги и время на обучение. Вы должны достойно влиться в общество и приносить ему поль­зу!» Происходит деление на вялых и активных, слабых и вундеркиндов, двоечников и отличников. В зависимости от ха­рактеров и личных свойств молодым людям навешивают ярлыки, распределяя их по шкале достоинств от лени до трудолюбия. И вы скажете, что такой подход развивает? Да. Раз­вивает одарённых. Тех, кто сумел противостоять коллективизму. А тех, кого задавили правила, заочно отправляют в обслуживающий персонал. Невыгод­но вкладывать в них своё время и нервы.
     Смотрим на картину в целом. Из года в год, из десятилетия в деся­тилетие учебные заведения выпускают в свет один и тот же контин­гент. Будущих господ и будущих рабов. Совершенствует­ся техника и её обслуживание. Ви­доизменяется мода и возможно­сти приобретения. Одна идеология уступает место другой. Плане­ту трясут кризисы, ката­клизмы, терроризм и локальные войны. Не меняется только одно. Же­стокое понятие Коллективизм. Не ком­мунистический или демократи­ческий. Не социальный или капиталистиче­ский. Рабовладельческий!
 
     Во сне пришёл человек. Туманная внешность... Предложил дружбу. Сла­ву. Богатство. Власть...
     Мне смешно. У меня всё есть. Может, тебе что надо? Похохо­тали. Вне­запно собрались. Бежали от действительности. Кутили в ночных клубах. Прятались от полицейских. Замутили с какими-то красотками. Угнали «мер­седес». Гоняли по городу под звуки па­трульных сирен. Потом исчезли и воз­никли в непонятном месте, где всё напоминало о детстве. Встали у окна. Смотрели, как огни крупных городов отбирали у темноты свет.
     Распластанные обнажённые фурии звали нас обратно в кро­вать. Мы не­подвижно молчали. Понимали друг друга без слов. Всё в этом мире тленно. Дома. Одежда. Отношения. Любовь. И не важно, олигарх ты или нищий. И тех, и других одинаково упа­куют в деревянный ящик, одинаково отпоёт местный батюшка, одинаково закопают в могилу или сожгут в крематории. Цветы на могиле тоже будут одинаковыми.
     Пришелец постепенно растаял. Я продолжал стоять у окна. Заним­ался рассвет. Вспомнил всю свою жизнь. Взлёты. Падения. Подлости и благо­родства. Чувства и... оплёванные чувства. Да. Всё тленно и бренно. Пожа­луй, не стоит стоять на коленях и про­сить прощения. Зачем? Ведь я уже заплатил! Разве не являются платой годы унижений? Голод? Презрение со стороны женщин из-за недостатка денег? Презрение из-за того же от своих детей? Мучительный духовный поиск совершенства? И, наконец, поиски Тебя? Кого-то или Чего-то Важного. Нет! Я не хочу платить два­жды...
 
     На это раз я проснулся окончательно. Догма укуталась в одея­ло. На душе тоскливо. Быстрее бы «наверх»!
     Заварил кофе. За окном лютый ветер. Безумства людей. Мо­жет, оставить всё как есть? Спрятаться в лесу? Забыться?
     Внутренний голос: «Предательство идеалов!!! В тебя верят. Пере­строили свою жизнь ради твоих идей. Рискуют».
     Вчера встречались с Наушкой.
     «Не перегибай палку, Хворый! У вас достаточно денег для проекта. Не надо опустошать чужие!!!»
     «Только цели разнятся. Там для обогащения, здесь для пользы. Что, на твой взгляд, нужнее?»
     «На вас открыли контракт. Наняли двух киллеров. Я привезла вам броне­жилеты и оружие».
     Кивнула на внушительную сумку. Глаза печальные. Руки дро­жат. Шари­ковая ручка рвёт бумагу:
     «Пару дней осталось. Попробую узнать и предупредить».
     «Зачем? Захотят убить — убьют. Ты плохо выглядишь. Что-то с дочкой? Нужна помощь?»
     «Наверное, когда тебя будут расстреливать, ты поинтере­суешься у убийц их здоровьем... Человек навсегда?»
     «Навсегда. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях».
     «Дочку увезли в психиатрическую лечебницу. Никого не узнаёт. Бессвяз­но бормочет о чужих победах фигурного катания. Врачи гово­рят, надолго. Из ста человек вылечиваются двое – трое. И то спу­стя время один возвраща­ется».
     «Сочувствую. У меня есть хороший знакомый психотерапевт. Бат­тон Карлович Гурский. Рекомендую».
     Протянул ей визитку. Взяла. Долго молча смотрела на меня. Её лицо уже давно открыто. Она так и написала однажды: «Не могу перед тобой маски­роваться. Сажусь переписываться и ощу­щаю, как ста­новлюсь самой собой...» Увидел сожаление. Тоску. Ненависть ко все­му бездушному. Как и в утреннем сне. Она так­же вспомнила взлёты и падения. Чувства и... оплёванные чувства. Мёртвому всё равно, кем его тело было при жизни. Каждого, кто живёт на белом свете, одино­кого закопают в одинаковых гро­бах. Или в соответствии с чужой рели­гией закатают в белый саван. Или со­жгут. Тоже одинаково... Стоит ли бессмысленное прожига­ние жизни такого обращения с умершими? Не стоит.
     — А ты хочешь торжественно? С транспарантами и орке­стром? С хвалеб­ной и плаксивой речью в твою честь?
     — Я хочу за день до смерти узнать о ней. Попрощаться со все­ми. Попро­сить прощения. Встать и уйти в глубину леса. Упасть в яму и за­быться. И то­гда в памяти родных я навсегда останусь жи­вым. Не надо чёрных одежд. Горьких слёз. Мрачного катафалка. Пусть все радуют­ся, что я ушёл на сле­дующий уровень прозре­ния. А сегодняшние похо­роны напоминают о беско­нечных страданиях. Глупо. Избавление от тела и его извращённого комфорт­а — первая настоящая радость!
 

      — Великолепно! — восхищённо воскликнул Чих. — Жаль только, если все вдруг осознают захаркино желание, то начнут стремиться к смерти. Ци­вилизация выродится.
     — Потому и напридумывали кладбища и вселенский трагизм, — вторил Шикуш. — И страх. И бизнес. Совместить, так сказать, непри­ятное с по­лезным. Мяу-у-у! Насколько же люди изобрета­тельны! На ровном месте деньги стригут. И в луже рыбу пойма­ют. И пустыми обещаниями накормят. Чудеса!
     — Весь наш мир мне кажется нереальным, — сказал я. — Специа­льно выдуманный Великим Кошаром для космического по­смешища. Чувствую себя стоящим в центре древнего Колизея. Вокруг зрители на трибунах с дру­гих планет и измерений. Тычут пальцем: «Не видели нигде более уродливо­го, чем ты!..» И палец вниз поворачивают: «Смерть говняку! Смерть!»
     Чих вздрогнул. Шерсть дыбом. Шикуш отскочил. «Вспомнил» о сметане хозяина. Стремглав умчался.
     — В прошлой жизни ты не был таким злым, Знахарь.
     — Добрым и пушистым?
     — Счастливым в образе познания. Наверное, это нормально. Тогда ты просто исчез. Сейчас, скорее всего, попадёшь под авто­мобиль. Во­плотишься в Захара.
     — О! Вспомнил! Тогда я попал в ловушку кошкодёра.
     — Час от часу не легче! Значит, гад, где-то рядом бродит. Надо быть по­осторожней. И с высказываниями тоже будь повни­мательней. Не пугай нас озарениями.
     — Не верю, что есть тема, которой ты боишься!
     — Все чего-нибудь боятся. По той причине, что сперва надо выпол­нить предначертанное. А после бросаться с головой в пек­ло. Обни­маться с без­рассудством.
     Моему удивлению не было предела:
     — Разве страх не является причиной трусости?!
     — Чудак! Страх контролирует собственную безопасность. Оберега­ет ор­ганизм и тело. Вообрази на миг, что люди переста­нут бояться? Количество бесстрашных смертей приведёт к выро­ждению человече­ства. На страхе по­строено всё развитие миро­здания. Он стимулирует изобретения. Моду. Фи­лософии. Кон­фессии. Любовь!
     — Ну, хватил! Любовь-то здесь причём?
     — Страх потерять любимого человека заставляет жертвовать собой и своим временем в его интересах. На том и зиждется дре­во жизни. На корнях беспокойства...
 
     Задумался как-то раз блох–богомолец Фома над про­странством бы­тия. Решил запрыгнуть на дерево и обозреть окрестности. С высоты птичьего полёта видел. С горы видел. Да всё мельком. Толком разгля­деть ничего не удавалось.
Отговаривали его, особенно соседи: чего тебе на вершине забы­лось, когда подножья рассмотреть не можешь? Гусеница бабоч­ки–двуглазки тоже полз­ла, да сожрал её мудрый ворон! Беспо­койный ты какой-то. Молись Велико­му Блоху, и тебе всё откроется!
     Не сердился на них пилигрим. Прощал. Отвечал: говорят, пти­ца смотрит на жизнь сверху вниз, люди снизу вверх. А я буду иметь оба представления.
Допрыгал до леса. Начал прыгать с ветки на ветку, да сорвался. Упал. Сло­мал лапу. Подобрали его дети трёхрогового жука. До­мой в дупло притащи­ли. Лапу выпрямили. Лангету наложили. Оставили при себе выздоравливать.
     В целом, их семья жила дружно. По утрам жук уходил на лесо­повал соби­рать личинок. Жужелица хлопотала по хозяйству. Приготавливала запасы на зиму. Жучила и жуковка спускались на сухое бревно. Встре­чались с други­ми детьми. Судачили о жиз­ни. На второй день прихва­тили с собой Фому. Спустились. На сучке восседал один короед. Вид его был мрачен.
     — Отца нечаянно увезли на самоходе, — грустно пояснил он.
     — Кто? — удивился жучила.
     — Люди. Хотят дом построить.
     Жуковка пощёлкала клешнями. Буркнула:
     — Теперь он станет тунеядцем.
     — Мне мать так и сказала. Говорит, кору жрать не хочет. Се­мью кормить не желает. Ему только всё готовенькое подавай! Сейчас люди деревья обра­ботают, избу сложат и он там, как ко­роль, будет бревна в труху превращать.
     — Не превратит, — возразил жучила. — Есть такое новое средство. Пе­нотекс. В два слоя покроют, он там и сдохнет.
     — Ага! Как же! Моего отца чем только не травили. С само­лётов опыляли. Лесники ядом опрыскивали. А дятел? Даже жрать его не стал. Выплюнул. О! Может папа из-за этого нового сред­ства и смылся? Занаркоманил? Пойду, маме прогужу!
    Брат с сестрой и пилигрим остались одни. Некоторое время молча­ли. Жу­чила изучал кокон бабочки. Жуковка чесала брюш­ко. Блох–бо­гомолец ду­мал о превратностях судьбы.
     Земля задрожала. Кто-то шёл, и шёл совсем близко. Прислу­шались.
     — Вроде не звери...— предположил жучила.
     — Точно. Это человек! Прячемся?
     — Зачем? Он нас всё равно не увидит.
     На бревно устало присел дровосек. Его топор казался таким огром­ным, что жуки и блох испуганно переглянулись. Вдруг представилось, что от леса останутся одни щепки. Жуковка кив­нула: «Сматываемся!»
     Неожиданно человек сказал:
     — Нужны вы мне больно! Знаете, как я по дороге хожу?
     — Как? — очень удивившись, автоматически спросили они.
     — Обхожу миграцию муравьёв. Гусениц, что опускаются мне на плечи, аккуратно пересаживаю на кусты. Комаров отгоняю усилием мысли. Диким пчёлам, что так назойливо лезут в лицо, говорю: зачем вы здесь? У вас дру­гих забот мало?
     Жуки, успокоившись, перебрались к нему на колени. Фома открыл рот. Впервые он встречает человека, умеющего разгова­ривать с насе­комыми.
     — Значит, ты совершенный?
     — Нет. Только пытаюсь им быть.
     — Тогда зачем топор?
     — Рублю высохшие деревья себе на дрова. Я, конечно, пони­маю, что они неспроста засохли. Вытягивают из почвы раствори­мые соли и отмирают, чтобы разбавить землю сухостоем. Что в этом месте от гни­лья пней земле нужны драгметаллы: серебро, золото и платина. Для обильной концентрации роста леса... Но ведь и мне дома надо печку чем-то топить! Я же часть при­роды! Её основная составная часть.
     — Но как ты научился понимать нас?!
     Дровосек печально улыбнулся:
     — В городах–мегаполисах — язык денег. В лесу — язык фло­ры. Можно часами сидеть на одном месте и слушать её рассказы. Она учит спокой­ствию. Всё гармонично в созданной Богом кар­тине бытия. Надо смотреть и «видеть», а не искать прекрасное в чужих странах. Надо учиться жить в про­странстве, а не гробить его...
     Теперь на этом месте микрорайон. Каменные джунгли. Тысячи лю­дей. Сотни автомобилей. Воздух наэлектризован и загажен выхлопным­и газами. Трудно дышать. Дровосек давно умер. Блох–бо­гомолец от­правился в блоши­ный рай. Жуковка и Жучила вы­росли. Перебрались вглубь Карелии. Насту­пила бетонная жизнь. В голове же­лезные мыс­ли. В организме канцероген­ные полуфа­брикаты. По ТВ и интернету никчёмная, но востребованная ложь, рядящаяся под правду. Мой вз­гляд на мир — взгляд из-за решёт­ки. Снизу вверх...
 
     — Здорово! А как скончался многоуважаемый пилигрим?
     — Обыкновенно.
     — Расскажи, Чих! Как?
     — Это неинтересно.
     — Не тебе судить.
     — Хорошо.
 
     ...В полёте они отдыхали всего два раза. На поверхности глу­хого озера и в заводи тихой реки.
     — Третий перелёт, — покрякал вожак, — будет самым слож­ным. На на­шем пути авиационные линии, радиоактивная зона и территория охотников!
     Стая недовольно выразила свои опасения относительно моло­дых. Осо­бенно досталось Гадкому утёнку, на ком разместился блох–бого­молец Фома. На старости лет он отправился на гору Священной Шер­сти. Утёнок, вопреки повреждённому крылу, на­брался мужества и оставил с носом Андерсена. Разочарованный взгляд сказочника, бро­шенный вслед осеннему клину, от души позабавил всех уток. Конечно же, они знали, что этот уродец на самом деле птенец лебедя, но при­держиваясь правил солидарно­сти, взяли сироту в семью.
     — Может, всё-таки останешься? — предложил ему вожак.
     — Тогда этот писатель наплетёт про меня небылицу.
     — Прозорливый малый! Подумай. Нам придётся отдыхать на ма­зутной плёнке. Нефтяных берегах. Мы попадём в перекрёст­ный об­стрел подлых людишек. Во мне, кстати, девять дробинок сидит. Раны гноятся. Даст Вели­кий Кряква, пролечу последний путь.
     — Да? Тогда зачем все птицы по весне и осени мигрируют туда–сюда–обратно? Почему бы не перезимовать в хлеву людей?
     «Действительно, — подумал пилигрим. — Светлая мысль!»
     Вся стая дружно рассмеялась.
     — Экий ты несмышлёныш! Такова наша природная суть. По­мимо тепла и холода, к которому мы стремимся и от которого бе­жим, на на­ших перьях мы переносим бактерии и микробы на дру­гие материки. Регулируем питатель­ные процессы фауны. Сохра­няем собственную популяцию. Если бы не чело­вечество со своими турбинами самолётов и лопастями вертолётов, загажен­ным воздухом, отравленной рыбой и ядовитыми водорослями, нас было бы гораздо больше! Природа во­круг сохранилась бы в пер­возданном виде!
     — Значит, во всем виноваты бескрылые двуногие? Не проще ли бу­дет прекратить полёты и тем самым нарушить экологиче­ский баланс Земли? Глядишь, людишки бы и переполошились бы!
     На этот раз стая промолчала. Только одна старая утка недо­вольно броси­ла через плечо:
     — В таком случае мы станем такими же, как они. Равнодуш­ными и... бес­полезными.
     К концу третьего перелёта Гадкий утёнок выдохся. Упал в бо­лото и уто­нул. Вместе с ним пошёл ко дну и наш герой. Но ясно­видящий Ан­дерсен всё равно написал свою сказку. Правда, при этом не озвучил ужасы будущего...
 
     — Грустный конец. Всю жизнь Фома искал смысл жизни. Ис­кал Его. Вечно сомневающийся Фома неверующий. У человече­ства тоже на этот счёт есть нечто подобное.
     — Да. Мой хозяин Седой иногда читает вслух Библию. А я кощунс­твую понемножку. Перекладываю истории на блоху. Скучно одно и то же слу­шать. Надоедает.
     — Значит, скоро и моё время придёт. Всё когда-нибудь конча­ется.
     — Слова не котёнка, но матёрого кота. С другой стороны: чего расстраи­ваться-то? Мяута так и создана. Как и судьба людская. Если знаешь, зачем смерть, то и умирать не страшно.
     — Спасибочки. Успокоил. Пойду подкреплюсь «на дорожку»...
 

      Мои встречи с Баттоном Карловичем Гурским достойны осо­бого внима­ния. Познакомились мы с ним в кафе. Я отмечал го­довщину кон­ца войны. Он «заливал» свой поступок коньяком. Как оно часто быва­ет, дошло до откровений...
     ...После седьмой жертвы, изнасилованной и с отрезанной голо­вой, стар­ший следователь Зуравьев, невзирая на усмешки сослу­живцев, не выдержал и обратился за помощью к медиуму. Не то чтобы серьёзно­му. Способности проявлялись, когда он выпивал два литра водки. Зато стабильному в поиске преступников. За по­следние полгода с его помо­щью поймали двух маньяков и ра­зыскали старика, потерявшего па­мять.
     Путём алкогольной медитации удалось выяснить: очередной выход на­сильника должен состояться в ближайшие три дня. И даже место определи­лось. Лесопарковая зона около проспекта Культуры.
Разработали операцию. Засады. Скрытые патрули. Связь. Подкреплен­ие. Подвоз питания и смена. Как подсадную утку, пригла­сили ма­стера таэквон­до. Миниатюрную, но крепкую девушку.
     И действительно. На исходе третьих суток подонок клюнул. Когда стар­ший следователь примчался по вызову, то с трудом успел прекра­тить избие­ние подозреваемого. Многие полицейские охотились за ним несколько меся­цев. Дорвавшись до виновного, они, что естественно, выплеснули всю нако­пившуюся злобу. И, как оказалось, зря. Молодо­го двадцатипятилетнего че­ловека по­сле многократного освидетель­ствования признали психически не­вменяемым. Отправили в клинику около метро Удельная на не­ограниченное время. Пока не выздоровеет и не получит тюрем­ный срок как здоровый че­ловек. Там-то он и попал под присмотр главврача Баттона Карловича.
     По предписанию суда определили в отдельную палату. При­ставили сле­дить двух здоровенных санитаров. Назначили курс лечения.
     Поначалу к новому пациенту отнеслись, как и ко всем. Прове­ли полное обследование. Причём с применением современной аппарату­ры. Кормили. Поили. Выводили на прогулку. Каждые два дня прину­дительный душ. Он вёл себя тихо. Лишь однажды попросил несколько книг из больничной биб­лиотеки. Совершен­но разных и нелогичных по тематике. Впрочем, как ре­шили вра­чи, это нормально. Не хватало ещё, чтобы логичных?!
     Через неделю в клинику наведался Зуравьев. Гурский только что за­кончил осмотр. Принял на грудь заветные пятьдесят грамм. И вовремя. Поли­цейский показал папку с делом, и он узнал та–ко–е!.. что ему ста­ло дурно. Второй заход они уже пили вместе.
     На следующий день, под впечатлением истории насильника, он рас­порядился привести его к себе в кабинет. Событие из ряда вон выходя­щее. Подоб­ного приглашения удостаивались немно­гие.
     Усадили напротив стола. Глаза невинные. Ресницы пушистые. Вы­ражение лица покорное. Да и вся поза больного говорила о по­корности неизбежном­у пребыванию в доме умалишённых.
     Баттон Карлович решил лично провести обследование. Поми­мо об­щепризнанных способов определения диагноза, он пригла­сил Марчен­ко. Коллега разработал метод определения состояния больных по зрач­кам глаз. Почти со стопроцентной гарантией.
     Каково же было их удивление, когда пациент оказался абсо­лютно вменяе­мым. Но умело и со знанием дела маскировался под ненормаль­ного. Тоже своего рода искусство.
     Обладая огромным опытом, главврач без особого труда смог разго­ворить маньяка. Когда тот понял, что его разоблачили — скинул мас­ку. Глаза сде­лались злыми. Одно веко нервно задёрга­лось. И если бы не санитары по бо­кам, то, вполне возможно, бро­сился на доктора.
     — Да что вы понимаете? — вскричал он. — Вы!!! Просидев­шие в этом доме всю жизнь! Видевшие шизофреников и идиотов! Что вы мо­жете знать о внешнем мире??? Там давно разврат!!! Эти шлюхи–мало­летки ходят полу­раздетыми и заигрывают с мужчинами! Покажи сто долларов, и они готовы раздеться и отдаться одновременно! Какие из них жёны? Матери? Нарожают таких же про****ей!!!
     Наверное, Баттон Карлович сильно побледнел. Потому как санитар­ы под­хватили пациента и быстренько увели. Марченко ис­пытал шок. Пошаты­ваясь, уехал домой.
     Некоторое время Гурский молча сидел перед полной рюмкой и ни­как не решался выпить. Перед глазами стояли жертвы. Рас­терзанные. Избитые до неузнаваемости. Отрезанная голова, бол­тающаяся на куске кожи. Всё, что осталось от нежного девичьего горла. Как последний рубеж. Как оконча­тельный анализ. Как жирная и кровавая точка! Ка­ков же был их предсмерт­ный ужас?! Что они думали в тот момент? Уже не ожидая спасения! Не ожи­дая пощады!
     «В его словах есть доля правды. В интернете порносайты. Одевают­ся, подчёркивая свои прелести. Топики. Стринги. На пляжах, никого не стесня­ясь, купаются без лифчиков. За деньги и удовольствия ши­карной жизни го­товы лечь под незнакомца. Нра­вы упали ниже некуда! Но зачем решать проблему таким диким способом?! А сколько ещё та­ких развращённых и неудовле­творённых? И что теперь делать? Зво­нить старшему следовате­лю? Ублюдка посадят на общую зону. И где гарантия, что он ко­го-нибудь там не убьёт?»
 
     Ночью, когда клиника погрузилась в глубокий сон, Баттон Карло­вич про­брался в палату насильника. Мирно посапывающее существо ещё какое-то время сковывало его решение. Но затем взял себя в руки. Обильно смочил марлю хлороформом. Зажал ею нос и рот спящего. Дождался, пока дёргаю­щееся тело обмякнет и станет доступным. На­брал полный шприц воздуха. Нащупал вену на его руке. Сделал укол. Присмотрелся. «Как всегда, мастер­ски, — удовлетворённо подумал он. — К утру точка затянется. Воз­дух до­берётся до сердца. Произой­дёт закупорка сосудов и... Всё! Спите спокойно, девочки. За вас есть кому поквитаться...
     Навсегда запомнил пристальный взгляд Зуравьева, когда освиде­тельствовали смерть насильника и составляли протокол. Ко­нечно же, он всё понял. Понял и промолчал. На прощание с чув­ством и ярким блеском в глазах по­жал руку...
 
     Про то, что творится в городе, я знал. Мне ли об этом расска­зывать?! И, на его удивление, проявил хладнокровие. Поведал ему несколько своих ко­ротких историй. Мы как-то быстро со­шлись. Подружились. Ко всему проче­му, Гурский курировал несколько дет­ских домов. Нашлись общие точки со­прикосновения. Но он общался со мной странной манерой. От третьего лица. Как бы со стороны. Ско­рее всего, причина в его профессиональ­ной дея­тельности. Психиатр должен мыслить объёмно...
     ...Они спустились в морг. В каморку патологоанатома, как они оба утвер­ждали — универсально–спокойное место на земле.
     Юрий Павлович заблаговременно накрыл скромный столик. Достал доро­гую бутылку коньяка: «Вы — мой учитель! Такое подношение — самое ма­лое, что я могу для вас сделать!» Коп­чёное мясо и салаты. На что Гурский регулярно ему попенял: «К чему эти обеды у Лукулла? Скромнее надо быть...»
     Но скромнее быть не получалось. Корневой по совместитель­ству зани­мался практикой на стороне. Лечил больных шизофре­нией детей у богатых родителей. Ко всему, по странному стече­нию обстоятельств удачно женился на дочери губернатора...
     Здесь сквозила прохлада. К тому же, работал кондиционер. Оба прекрас­но знали: не для температурного баланса в помеще­нии патоло­гоанатома, а для чистого воздуха.
     Уселись в кресла. Расслабились. Гурский ловко нарезал сыр, лимон и кра­сиво разложил на блюдце. Корневой удовлетворённо хмыкнул:
     — Ловко это у вас выходит, Баттон Карлович.
     — Практика, дорогой мой Юрий Павлович. Практика. Н-да-с! Вы здесь второй год обретаетесь, а я уже двадцать восемь лет. Та­кого на­смотрелся, что скоро сам стану пациентом.
     Молодой врач рассмеялся:
     — Я для вас создам самые наилучшие условия.
     — Благодарю. Добрый вы мой... Ну? Выпьем, что ли? Предла­гаю: за ме­дицину!
     Выпили не чокаясь. Закусили. Гурский вытащил блокнот. Что-то записал в него, но не убрал. Положил на стол. Корневой с ин­тересом взглянул на то­ненькую книжицу. Всё это у стариков по старинке. Сей­час смартфоны, план­шеты, блоки электронной памяти, голографиче­ские глазные мобильники.
     — Про Марченко слышали?
     — Тот, что повесился? — Юрий Павлович передёрнул плеча­ми. — Жуть!
     — Интересный был человек. На три года позже меня пришёл. Экс­периментировал на больных. Пытался найти панацею от ши­зофрении. Утвер­ждал, что будто бы, де, существует ген, отвечаю­щий за стабиль­ный мысли­тельный процесс. И получилось, как в анекдоте. Цыган хо­тел приучить ло­шадь обхо­диться без еды. По­чти приучил. Сдохла.
     — Значит, Марченко добрался до гена и повесился?
     — Думаю, да. Это его блокнот. Любопытные записи. У нас на вто­ром эта­же в четвёртой палате лежит математик Лившиц...
     — А-а-а... Борис Абрамович? Толстенький такой, с лысиной?
     — Именно.
     Баттон Карлович наполнил рюмки. Выпили. Закусили. Корне­вой попро­сил разрешение закурить. Получил. Вентилятор услуж­ливо затя­гивал дым.
     — Так вот, — продолжил главврач, — он вычислил вероят­ность присут­ствия гена в районе грудной клетки. Солнечном сплетении. В индуистской мифологии — чакра мудрости. Н-да-с! Судить можно по-разному. Однако Марченко ему поверил. Весь интернет проштудиро­вал. Из моей домашней библиотеки практи­чески не вылезал, чуть ли не в моей квартире прописался. И что бы вы думали? Раскопал где-то трактат Конфуция, где чёрным по бе­лому изложена доктрина сума­сшествия.
     Юрий Павлович скептически усмехнулся:
     — Ну? И на чём она основана?
     — На залежах. В каждом из нас, как в земле, сокрыты несмет­ные богат­ства. С возрастом мы постепенно их вычерпываем. К старости становимся пустыми. Н-да-с! Некоторая доля правды здесь есть. Я действительно ощу­щаю себя исчерпанным. Высу­шенным. Опустошён­ным. Чего не скажешь про вас. Молодой. Энергичный.
     — Со временем этот недостаток будет исправлен.
     — Спасибо, голубчик, спасибо. Жалеть меня не обязательно. Я всё пре­красно понимаю. Моё время безвозвратно уходит. Это нормально. Так вот. Залежи распределены неравномерно. Зависит от места прожи­вания, климата, семейных традиций, националь­ности, расовой принад­лежности, собственно­го внутреннего раз­вития... Основная залежь — комфортность условий для тела и мозга. Как вам это, а?
     — Понятное дело. Это естественно. Что же здесь необычного?
     — Время. Вернее, несвоевременность. В современном мире психи­ческая энергия направлена на обустройство кондоминиму­ма, а, увы, не на здоровый образ жизни. Н-да-с! Заболевания ра­ком пищевода, например, за последние двадцать лет возросли на сорок процентов! Сюда можно добавить канцеро­генные продук­ты питания, испорчен­ный воздух, алкоголь, табак... Курите, кури­те! Извините старика. Ку­рите полноценно... Постепенно залежь здоро­вья перепоручает себя за­лежи материального благополучия. Прежде всего, деньгам, с помощью которых наше сознание отож­дествляет себя с достатк­ом. Это тоже свое­го рода заболевание. Психопатия. Ген шизофрении, о кото­ром го­ворит Лившиц, лави­нообразно распространяется по планете. По его подсчётам, к 2050 году количество умалишённых будет составлять треть на­селения Земли..
     Юрий Павлович посмотрел на врача, как на прокажённого:
     — Баттон Карлович! Вы сами-то верите в то, что говорите? Причём здесь сумасшедшие и кондоминимум?
     — Притом, голубчик мой, что за последние двадцать лет количес­тво дау­нов, олигофренов, аутистов и массы других отклоне­ний возросл­о в полтора раза! Задайте себе вопросы: отчего? По­чему? И, нако­нец: для чего? Н-да-с!
 
                   Глава 5
 
     Среди сосен мне повстречался «деланный». Длинноногий кот чёр­ного цвета осторожно обходил поваленное дерево. Глад­кошёрстный. Худой. Ухо­женный. Глаза маленькие и беспокой­ные. Завидя меня, не­медленно встал в стойку.
     — Остынь! — миролюбиво предупредил я. — Стоит мне толь­ко мя­укнуть, как сюда набежит толпа и порвёт тебя в клочья.
     Он прилёг. Вильнул коротким хвостом:
     — Пардон! Вы из «живчиков»? Я имею в виду: туземец?
     — А городские из мёртвых, что ли, будут?
     — Деревенский с юмором? Приятно слышать. Что это за виде­ния, будо­ражащие мой мозг сутки напролёт?
     — Риль.
     — Эмпиризм? Так я и думал. Не предполагал, что за городом на­блюдается парадокс. Независимый от сознания объект. Кто он?
     — С какой целью интересуемся?
     Положил голову на лапы. Сощурился:
     — Касается всех. Исключительно. Имею право знать.
     Лёг рядом:
     — Резонно. Мой хозяин Захар отрицает материальное единство мира. Но предполагает переходы между уровнями по­знания.
     — Вот как?! Не понимаю...
     — Сколько, по-твоему, в радуге цветов?
     — Семь.
     — Тринадцать. Шесть переходных. Просто никто никогда не всмат­ривается. Та же история и с людьми. Начинают смотреть и думать, когда оконча­тельно прижмёт.
     «Деланный» на секунду поднялся. Поклонился:
     — Крис. С «Гражданки».
     Я представился. Усмехнулся:
     — С кошечки слез, что ли?
     — Ха! Мы тоже так прикалываемся! Да нет... Гражданский про­спект в Петербурге. Так что Захар? Причём здесь радуга и прочее?
     — Риль открывает глаза на очевидное. Например...
 
     ...С давних времён человека тянет к прекрасному. Должно быть, от этого он впадает в крайности. Созидает и разрушает од­новременно. Как будто на­сладившись шедеврами, рвёт их на ча­сти, чтобы потом с новым вдохновени­ем воспроизвести будущие рваные клочья.
     Так и изобретатели. Почитаемые уважаемые граждане. Ни­когда не поне­сут наказание за свои детища, с помощью которых военно–тупой солдафон сметает с лица земли города и сёла. Уби­вает молчаливых «овец». С помо­щью которых создаёт геномоди­фицированные и канце­рогенные продукты питания. С помощью которых изменил климат Земли, загадил воздух, загру­зил овраги и ущелья плантациями помоек.
     Эти «кресала» — гении. Вундеркинды. Высекают искру просвещен­ия. Созидают НОВОЕ сознание для удобного управления обществом. Уже вживляют чипы в кожу. Заставляют перейти на пластиковые кар­ты, биомет­рические паспорта. Расставляют ви­деокамеры слежения по всему ареалу обитания, якобы от угрозы терроризма и воровства. Сле­жение, слежение, слежение...
     Не дай Бог сделаешь шаг в сторону. Оступишься. Налетят «маски–шоу», спецназ. Уложат лицом в грязь, как бы напоминая, Где твоё ме­сто. Или ещё проще. Влепят штраф. Отключат воду, газ, электриче­ство. Сольют информа­цию о тебе в СМИ, где уш­лые борзо­писцы под­хватят сенсацию и оконча­тельно втопчут в дерьмо.
     Да. Веление времени. Либо на коне. Либо на щите. Третьего не дано. Тер­пи вяло-сонно. Соглашайся плебейски. Закрывай глаза и уши. Только по­мни: «кресала» не видят в тебе человека. Только как опытный образец по­требителя своих смертельных изобрете­ний!..
 
     Крис уставился на меня немигающим взглядом:
     — Открывает глаза на очевидное или осуждает?
     — А ты что почувствовал?
     — Неприязнь. Не по смыслу. По сути. Без изобретателей жизнь за­глохнет. С их помощью возник я, например. И чем «де­ланный» хуже реального? Я красив, ты не очень. Меня холят. Ле­леют. К ветеринару носят. К парикмахер­у носят. Кормят делика­тесами. На прогулку, когда непогода, комбине­зончик одевают. Сплю где хочу. Сру где хочу. И ку­пили за тысячу у.е. Ты можешь этим похвастаться?
     Это мысль меня удивила. Мне и в голову не могло прийти, наскольк­о оглупели люди! Тратят время и деньги на всякую пургу. Воистину звездану­лись!
     — Чего молчишь? Не завидуй. У каждого своя мяута.
     — Идиот! Как можно завидовать куплено–проданному?! То­бой пользу­ются, как проституткой. Неужели тебе приятно быть объектом самодоволь­ства? Друзьям и обществу пускать пыль в глаза? Риль не осуждает. Риль указывает на абсурд человеческих поступков!
     Крис сперва опешил. Помрачнел. Потом понимающе кивнул:
     — Мне мяучили, что на природе мозги набекрень. Сочув­ствую.
     Ну как после этого не дать по морде?
     Вскочил в стойку. Оскалился:
     — За что???
     Я отвернулся. Пошёл домой. Бросил через плечо:
     — Смотри, в комбинезончике не обосрись...
 

      Обладает ли человек той нравственностью, чтобы знать при­чины возник­новения Начала Начал? Про параллельные миры? Про иные из­мерения? Про Божественность или отсутствие Оной? Но при этом об­манывает, насилует и убивает друг друга!
     Достоин ли человек счастья и просветления, когда покупает в од­ном ме­сте по дешёвке, а в другом продаёт втридорога?
     Получит ли он царство небесное, если издевается над соб­ственным ребёнком, мотивируя это тем, что ему самому в детстве недодали?
     На каждый вопрос один ответ. Нет.
     Почему же тогда мы все плачемся? Проклинаем судьбу? Ненавид­им брата и сестру? Продолжаем лицемерить, как бы не сказа­ли чего дурного про тебя? Продолжаем лгать?
     А здесь всё просто. Поменьше напрягаться. Побольше расслаблятьс­я. Ут­кнуть головы в экраны и мониторы, ни о чём не ду­мать. Да пле­вать на весь мир! Пусть он хоть в преисподнюю провалит­ся, лишь бы меня не трогали!
Так и смотрим на жизнь через призму личных интересов. Так и будут нас унижать низкими зарплатами и пенсиями. Так и будут нас отстре­ливать. Тех, кто не угоден. Так и будут... Пока самого лично не кос­нётся.
     Да только уже поздно будет. Какой выход? Предложить что-то но­вое?               
     Начнём сначала.
     «Обладает ли человек той нравственностью...» Ага! Не облада­ет. Следо­вательно, надо заставить его переосмыслить свой образ восприя­тия мира. Скажете: навязывание или насилие над лично­стью? Всё перепробовали. Ни­чего не получается. Непробиваемый железный лоб этот человек. Напрочь лишённый разума.
     Поэтому оставьте в покое сумасшедших и продолжайте зани­маться само­образованием. И нервы сбережёте. И время...
 
     Неизвестный Автор дописал последнюю страницу. Перечитал её. Удовле­творённо хмыкнул. Откинулся на спинку кресла. Заку­рил труб­ку. Скептиче­ски взглянул на батарею пустых бутылок под столом, на пустой бокал, на последнюю початую бутылку. Подумал: хватит пить! Надо показать роман «Лучшему другу».
     Послал импульс. Тот немедленно возник из облака тумана. Привет­ливо кивнул. Уселся напротив. Спокойно взглянул на огромное коли­чество выпи­того, на толстую рукопись, на измо­ждённое лицо Автора. Сказал:
     — Ты плохо выглядишь. Честно говоря, уму непостижимо, как Ты смог сотворить подобное за шесть дней?!
     — А ты уже прочёл? Виртуально?
     — Я следил за каждым Твоим словом. Каждым Твоим вздо­хом. Каждой Твоей мыслью... И вот что скажу. Люди в романе НИКОГДА не возлюбят добро и милосердие. НИКОГДА не смо­гут полюбить Тебя по-настоящему, а меня — понять. Знаешь, по­чему? Вижу, зна­ешь...
     Автор уже смотрел куда-то вдаль. Он «заблокировал» Свой ра­зум и «Луч­ший друг» удивлённо вскинул брови. Автор видел те страдания и муки, ко­торые пройдёт человечество от рождения до перевоплощения. Он пережил это всё Сам. От начала до конца. От рождения ребёнка до смерти умудрён­ного опытом измождён­ного старика. Нет. «Лучший друг» не сможет понять искры вз­лёта и пепел падения. В этом и за­ключена суть «романа». В поис­ке так и не понятого до конца смысла. Поиск заставляет жить. Восхищаться и разочаровываться. Любить и ненавидеть. Одним словом — существовать.
 
     Опять эта двойственность?!
     Я не спал всю ночь. Сигарета за сигаретой улетали в пепельни­цу. Перед «взором» мелькала жизнь. Неужто Всё? Конец? Нет. Я никогда не боялся смерти. Какая разница: умираешь при родах или в глубокой старости. Ты в любом случае отправляешься на небеса. Наоборот. Я этому рад. Боятся дру­гого. Боятся предсмертных мучений... Так вот что я вам скажу. Не бойтесь! Как только ваше Я отделится от тела, все страхи и боль уйдут навсегда. И эта мысль поможет вам спокойно уме­реть.
     — Зах! Ты чего в темноте куришь?
     — Ну, включи свет.
     — Проснулась от холода. Никто не греет...
     Мы стояли с Догмой, обнявшись. Молча смотрели на красный вос­ход. Как всё-таки глупо дрожать над жизнью. Время склады­вается в часы и годы, а в космическом масштабе — едва заметное мгновение. Какой смысл цеп­ляться за то, чего не будет после смерти? При тебе останутся знания. С ними ты уйдёшь дальше. Тем более, мы, возмож­но...
 
     Весна вступила в свои права, а в клинике умалишённых до сих пор не за­кончен ремонт. Несколько полупьяных штукатуров вяло покури­вали. Глав­врач Гурский опытным взглядом определил, что они только создавали види­мость работы. Печально вздохнул. От­вернулся от окна. Глаза уткнулись в папку на столе. Мысли сразу же переключились на внутренние больничные дела.
     В дверь постучали:
     — Баттон Карлович! Вы не заняты? Можно?
     — Заходите, Юрий Павлович!
     В кабинет, быстрым шагом, вошёл молодой врач Корневой. Сел напро­тив. По его внешнему виду стало понятно: случилось нечто неординарное. Бледный. Глаза бегают. Нервно сжимались и разжима­лись пальцы на ладо­нях.
     — Спокойно, голубчик, спокойно! Возьмите себя руки. Вот! Друго­е-с дело. Всегда помните, где вы находитесь...
     Юрий Павлович, обхватив свои плечи, тяжело выдохнул:
     — Этот... новенький... Он меня достал!!!
     — До сих пор утверждаете, что он здоров?
     — Если бы! Его рассуждения... вполне логичные... Выбивают меня из ко­леи! Вообразите, вбил себе в голову, что мы существу­ем только лишь в во­ображении Господа!
     Гурский скосил глаза на папку. Полчаса назад он её изучил вторич­но. Профессор Старикеев Андрон Афанасьевич, безобид­ный на вид пожилой преподаватель кафедры паранормальных яв­лений Государ­ственного универ­ситета, три дня назад сделал сен­сационное заявление. Весь мир: планета, природа, звёзды, вся Вселенная — размещены в со­знании Высшего Разум­ного Суще­ства. И что бы человек ни делал, как бы ни пытался изменить свою жизнь, всё предопределено. Вернее, раз­витие цивилизации есть не что иное, как мыслительный процесс Бога. Захотел — воз­ник катаклизм, захотел — война, захотел — благоден­ствие.
     Все видимые и невидимые изменения, философские трактаты и доктри­ны, конфессии и противостояния между ними, внезем­ные разу­мы, иные из­мерения, чужие миры... Всего лишь плод ЕГО воображе­ния.
     Пространственные аномалии, тонкие субстанции, видимые и неви­димые объекты и субъекты находятся в области, которая выше челове­ческого пони­мания реальности. И поэтому ему ни­когда не постичь Ве­ликий Замысел Творца...
     — Мы никогда не сможем осмыслить ЕГО психику! — закан­чивая своё выступление, воскликнул профессор. — Как это мож­но сделать, если каждое наше слово, каждый поступок, социаль­ные перипетии бо­гатых и бедных, равноправия и нерав­ноправия контролируются и при­думаны исключительно Богом?!
     За что и был признан невменяемым и принудительно направ­лен в сума­сшедший дом на Удельной, где после непродолжитель­ной беседы с главвра­чом определён в отдельную палату...
     Баттон Карлович вынул из шкафчика тонко нарезанный лимон на блюд­це, бутылку коньяка. Разлил в две рюмки. Дождался, пока Корне­вой выпьет. Потом пригубил свою. Ласково сказал:
     — Юрий Павлович! Вы, я знаю, атеист. Так чего же волнуе­тесь? Н-да-с. Бога — нет.
     Молодой врач вроде бы успокоился. Тоже посмотрел на папку. За­тем как-то по-детски почесал затылок. Вытащил платок. Вытер вспо­тевший лоб:
     — Да уже не уверен. Видите ли, Андрон Афанасьевич сказал ин­тересную фразу: «Всё логично и гармонично в созданной Бо­гом карти­не бытия». Не является ли это явным признаком его теории? Если от­сутствует логичность, тогда возникнет аб­сурдный хаос. Тогда можно было бы утверждать, что Со­здателя не существует!
     Гурский усмехнулся:
     — Про логику поговорим потом. Н-да-с! Подумайте над дру­гим. Если бы Творец существовал, и мы все находимся в ЕГО со­знании, разве ОН позво­лил бы возникнуть этой самой теории? Чтобы ЕГО раз­облачили и постоянно «вызывали» на диалог? Нет, Юрий Павлович! Старикеев действительно сошёл с ума. Идите. Работайте! Выбросите всякую чушь из головы!
     Когда за потрясённым коллегой закрылась дверь, главврач вновь подо­шёл к окну. Строители всё так же курили, лениво перебрасываясь ничего не значащими словечками.
     «Если Ты существуешь, — устало подумал Баттон Карлович, — сделай так, чтобы эти тунеядцы, наконец-то, начали работать!»
     Во всей этой истории его взволновал один факт. Если теория про­фессора найдёт подтверждение, то значит, у Бога нет эмоцио­нального фона. Как ОН может плакать и смеяться, любить и не­навидеть, испы­тывать страх или хра­брость? То есть обыкновен­ные человеческие сла­бости и силу, если ОН САМ же их и приду­мал?
     Неожиданно все пятеро штукатуров схватили инструменты и бро­сились к своим рабочим местам...
 
     ...тем более мы можем существовать в воображении Высшего Разу­ма. Баттон Карлович, как всегда, рассказывал про пациента от третьего лица. Посмеялись. Поговорили о том о сём и разо­шлись. Но буквально на следую­щий день он мне позвонил:
     — Помнишь, я вчера про Старикеева говорил? Сегодня утром слу­чилось необычное продолжение...
 
     — ...Я могу доказать вам существование Бога! — утвердитель­но сказал Андрон Афанасьевич.
     — Знаете, сердешный, сколько я их уже выслушал? Десятки. Если не сот­ни.
     — Послушайте ещё два. От вас не убудет.
     — Извольте.
     — Представьте себе! Можно ли такой уникальный организм, такой уни­кальный, продуманный до мелочей мозг — получить в процессе эволюции? На это уйдут миллионы лет. Теория Чарльза Дарвина — утопия. Любые обе­зьяны — прежде всего животные. Приматы. Нет никакой исчезнувшей ветви между неандерталь­цем и человеком современным. Уже доказано, что и тридцать, и пятьдесят тысяч лет на­зад (судя по раскопкам) в древности чело­век выглядел так же, как сей­час. Ну, разве что стал выше и более выживаю­щий. Опять же, за счёт развитой медицины.
     Гурский пожал плечами:
     — Допустим. И что? Не вижу связи с Господом...
     — Хорошо, — лицо Старикеева сделалось упрямым. — Это же оче­видно! Только высший разум может придумать и запустить био-ан­дроида. Не смот­рите на меня, как на шизофреника. Выслу­шайте до конца...
     — Не нервничайте, уважаемый, — примирительно поднял руки Баттон Карлович, — я вовсе не вижу вас сумасшедшим. Н-да-с! Поду­майте сами. То, что вы утверждаете, идёт вразрез с об­щепризнанной наукой. Ломает стереотипы. И, как следствие, вы­зывает споры и от­торжение. Тем более, вы выступили на между­народном симпозиуме, где присутствовали известные учёные. Со своими укоренившимися вз­глядами и выводами. С научными, опять же, признанными трудами и трактатами. Чего же вы хоте­ли? Мгновен­ного признания? Бурных ова­ций?
     Профессор сокрушённо вздохнул:
     — Какое счастье, что вы это понимаете!
     — И ещё добавлю. Некоторые нововведения водворяются в жизнь деся­тилетиями! А вы хотите сразу и навсегда! Где логика? Опять же, возникают вопросы. Как Творец «запустил» жизнь? За­чем? Какую цель преследовал?
     Баттон Карлович хотел поставить Старикеева в тупик, но вы­шло наобо­рот. Вполне очевидно, знаток паранормальных явлений давно нашёл ответы:
     — Всё просто, как всегда! Отвечаю по порядку. Вот вы смот­рите новый фильм. По сюжету развиваются действия. Уже взрос­лых людей. А что происходило до этого? Мы не знаем. Можем только предпола­гать по их раз­говорам о детстве, о родителях, других событиях, кото­рые привели к данной ситуации. Так и Господь. Расселил по планете разноцветные племена и всех од­новременно «включил». А память пер­вопредков — это заложен­ная про­грамма предыдущего действия. Яко­бы до них существова­ли отцы и деды.
     Гурский невольно поёжился. Он и сам неоднократно задавался во­просами возникновения жизни и постоянно заходил в тупик. Если, как учит Библия, первые люди Адам и Ева — белые, откуда взялись не­гроидная и монголоид­ная расы? Некоторые учёные считают, что они изменили свою внешность в процессе эволюции благодаря климатичес­ким условиям. Мутировали. Аф­рика посте­пенно адаптиро­вала негров к палящему солнцу и засухе. Морозы севера и лютые вет­ра превратили людей в узкоглазых и низкорос­лых. Плюс ко всему, на Земле есть племена, сохранившие до на­ших дней необычную внеш­ность и образ жизни. Пигмеи. Бушме­ны... На Алтае, ближе к северу, до сих пор существует народ, утверждающий, что живёт здесь тысячи лет. А выглядят высоко­рослыми европеоидными красавцами. Разнятся только цвет волос и глаза.
     Версия профессора в данном аспекте звучит более реалистич­ной и прав­доподобной, хотя и необыкновенной.
     — И, как кульминация выводов, — торжественно продолжал Ста­рикеев, — извечные вопросы. Зачем? В чём смысл? О-о-о! Я долго ло­мал голову. Посмотрите внимательно на мир! Разве вы не заметили, что всё развитие ци­вилизации строго подчинено определённому пла­ну? Из века в век, из года в год общество про­живает одинаковый жиз­ненный регламент. Социальные пе­рипетии, войны, природные ката­клизмы, демографические взрывы и перио­ды упадка регулярно повто­ряются. Развивается только тех­ника и наука. Но мозги остаются преж­ними! Это ли не удиви­тельно? Это ли не является под­тверждением того, что в сознание «заложена» схема повтора? Родился. Про­жил. Умер. Жизне­способность организма рассчитана на 120 – 150 лет. Дальше он устаревает и исчезает. Возникает новый. И так по кругу, без кон­ца. Зачем? Ещё проще...
     Баттон Карлович поймал себя на мысли, что с интересом слу­шает про­фессора. И весьма этому удивился. Как психиатр, он по­нимал, что возможно сейчас озвучиваются бредни выжившего из ума старика. Но смысл высказы­ваний никак не вязался с сума­сшествием.
     — Движение! Неважно какое. То есть — существование!
     — Ну, предположим... А всевозможные понятия добра и зла? Чело­вечество планомерно само себя уничтожает! Грабежи и на­силие. Мо­шенничество. Рабство!
     — Как бы ни жестоко это звучало, но это детали одной огром­ной систе­мы мироздания. Всё, что мы чувствуем, переживаем, осмыслива­ем, не что иное, как способы развития. Как винтики агрегата. Без них работа механиз­ма застопорится. Эмоции и же­лания провоцируют по­ступки. Вызывают про­тиводействие тех, кому они навредили. И так непрерывно. Без остановки. Любая за­держка — конец жизни...
     Гурский не выдержал. Налил себе рюмку. Выпил. Вспомнил врача Корне­вого. Его трепетное прикосновение к чему-то истин­ному, но не до конца по­нятому... Повернулся к Старикееву:
     — И на основании вышеизложенного вы сделали окончатель­ный анализ. Всё мироздание находится в сознании Бога?
     На глазах профессора выступили слёзы. Голос его дрогнул:
     — Господи! Наконец-то, хоть один человек осознал, что происхо­дит!
     Внезапное озарение поразило Баттона Карловича:
     — Погодите! А как это выглядит технически? Создатель — одно большое эфирное существо, в котором разместилась Все­ленная? Тогда где находится Он Сам? Вне пространства, что ли?
     Андрон Афанасьевич закашлялся. Вид его вдруг принял облик сту­дента, не готового к экзамену. Сконфуженно–растерянный.
     — Проклятие! Мне и в голову не пришло рассматривать Бога с та­кого ра­курса. Чёрт побери! Это... ну... Что же это? Существует кака­я-то параллель­ная реальность?! Хотя, постойте! Ну, конечно же! Прави­ла Его бытия устроены принципами четвёртого и пято­го измерений. Наверняка, Он вогну­тый и выпуклый! Одновре­менно во всём!
     Гурский выпил ещё одну рюмку. В голове прояснилось. Прошёлся по ка­бинету. Остановился напротив профессора:
     — Дело не в том, Андрон Афанасьевич, что за нас думает и посту­пает Господь. Что теперь делать нам? Тем, кто предполага­ет подоб­ное? Вдруг ваша теория неверна? Согласитесь. Вы не представили ни одного более–ме­нее убедительного доказатель­ства. Ни одного факта. Ни одного! Как я могу вам поверить? Без наглядного изображения? Без конкретных аргументов? Любому человеку на моём месте ваша версия покажется очередной гипотез­ой. Не подтверждённой. Не обос­нованной. А значит — нело­гичной. Из обла­сти догадок и научной фан­тастики!..
 
     ...Молчание затянулось. Главврач тяжело дышал в трубку. Я не вы­держал:
     — И что он ответил?
     — На мгновение я пожалел, что сказал это. Старикеев выгля­дел по­давленным. Разуверившимся адептом. Тем, кто незабвенно, невзирая на осужден­ие окружающих, шёл к цели просветления, а пришёл в пу­стоту вне­запного разочарования. Вколол ему успокои­тельное и отпра­вил в палату «меди­тировать».
     — Жёстко.
     — Посуди сам, Захар. Я далёк от паранормальностей. На каж­дый вопрос можно найти ответ. Н-да-с! Свойства мозга до конца не изуче­ны. Галлюци­нации списывают на сумасшествие. Голоса — на ши­зофрению. Но кто так решил? Те врачи–психиатры, ко­торые не знают, откуда они возникают? Проще простого поста­вить диагноз и назна­чить лечение. А дальше что? Ни­кто и не ду­мает разбираться в устрой­стве психики. Не из-за того, что не с чего начать. Не хотят! Гребут деньги лопатой и сидят на попе ровно. Вот и вся психиатрия.
     — И что вы можете сказать по поводу выводов Старикеева?
     — Склоняюсь к мысли, он здоровый человек. Мы действи­тельно нахо­димся в некой биологической субстанции. Одном ор­ганизме. Всё взаимосвя­зано. Предопределено. Предусмотрено. Даже этот разговор. Каждое дей­ствие, сотворённое живым суще­ством, является дополне­нием к последую­щему шагу. Мы при­своили ему понятия добра и зла, пользы и бесполезно­сти, жесто­кости и милосердия. А на самом деле Господь высиживает нас, как птенцов. Там. В своём воображении. Со­вершенствуется. Ищет новые пути к Абсолютности, но при этом Сам остаётся та­ковым.
     — Это убеждение или очередная версия? Другой бы на моём месте при­знал бы вас ненормальным.
     — Ты видел по-настоящему нормальных? Тебе повезло. Есть с чем срав­нивать.
     — Нет. Ну что вы?! Я вам верю. Правда, до этого полчаса на­зад я был уверен в обратном. В критическом реализме. В суще­ствовании не­зависимого от сознания объекта. Теперь всё наобо­рот. Материальное и неосязаемое единство мира.
     Хихиканье. Покашливание. Вкрадчивый сарказм:
     — Риля Алоиза начитался?
     — Кто это?
     — Немецкий философ девятнадцатого века. Так и времена то­гда были другие, дорогой Захар! Несмелая поступь науки в рели­гиозное насилие. Н-да-с! Сегодня у нас появилась уникальная возможность переосмыслить мно­гие взгляды. Вера — нужна. Слов нет. Но какая? Фанатичная или объектив­ная? В прошлые века она останавливала вой­ны. Сдерживала агрессию. Сей­час, когда начинаем понимать, что всё в этом мире имеет логическое обос­нование, мы должны поступать по уму. Не по инерции на­ших телесных по­требностей. Именно — по уму!
 

      Чих печально смотрел куда-то в небо.
     — Что случилось, мать моя Мурка? Вид у тебя не очень...
     — Шикуша сожрали.
     — Пёс возьми!!! Как?!
     — Его хозяин к моему пришёл. Разорался. Многие люди виде­ли, что он ко мне ходит, а шкурку его коричневую недалеко на­шли.
     — Вот твари! Кошкодёр до него добрался.
     — Я догадываюсь Кто. Бродит тут один отморозок. Работать не хо­чет, а жрать что-то надо. И собаками не брезгует. Главное, что своих кур не трога­ет.
     — Оно и понятно. Своё.
     — Нет. Боится. Мать грозится голову свернуть.
     — А ты откуда знаешь?
     — Ходил на разведку. Хочу отомстить. Пойдёшь?
     — Пойду, конечно же! А что делать?
     — Кур передавить. Пусть думают, что лиса наведалась. Толь­ко надо ко­манду собрать. Пойдём ночью...
     Я уже мяукал, Чих в ярости ужасен. Пока я разбирался с одной клу­шей, он перегрыз горло петуху и ещё двум курицам. Осталь­ные попы­тались спа­стись бегством, но на выходе их ждали Бар­сик Западный и Усик с хутора. Нескольких птенцов мы сожрали на закуску. Как награ­да победителям.
     Скандал поднялся страшный. Весь посёлок вооружился дробовикам­и и отправился в лес. Никому и в голову не могли прийти коты. Не по правилам совместного проживания домашних живот­ных. М–да. Это с виду мы нежные и пушистые... Шикуша жалко. Хорошо бы ещё и кошкодёра наказать. Увы! Лапы коротки.
     Захар, надо отдать ему должное, смекнул, в чём дело. Смекнул и удивил­ся:
     — Да ты у меня хищник! Что? Я тебя мало кормлю?
     Хотел сказать: «Достаточно». Вышло тоскливое «мяу–а–ау». Пёс возьми! Надо тщательнее мыться.
     — Хватит вылизываться. Иди в таз. Не дай Бог кто узнает...
 

      В интернете я набрал Риля Алоиза. Информация оказалась скупой. Све­лась к эмпиризму.
     «Положительной задачей философии Р. считает исследование ис­точников познавания, приведение в известность его условий, опреде­ление его границ, вообще объяснение научного познания. Наряду с теоретической философи­ей, как общим учением о нау­ке, существует практическая философия, как учение о выработке человеческих идеа­лов. Последняя, рассуждая не о том, что есть, а о том, что должно быть, выступает за рамки науки в строгом смысле; исходя из данных науки и человеческого благоразумия, она дей­ствует не доказательства­ми, а возбуждением веры в то лучшее, которое че­ловек должен осуще­ствить и которое она фор­мулирует».
     Другими словами: единственным источником достоверного знания яв­ляется чувственный опыт. На своей шкуре, так сказать...
     Да. Баттон Карлович прав. И прав во всём. Психиатрия не нау­ка, но лишь один из доступных методов классификации неадеква­тов. Мы на­ходимся в сознании Верховного Разума. И поэтому яв­ляемся Его ча­стью. Наши по­ступки — мыслительный процесс Бога. Какой шаг ни сделаешь, это будет Его шаг. Так чего же мы дрожим перед смертью?
 
     Ночью мы с упоением занимались любовью. Бесконечным наркоти­ком. Проблемы мира исчезли. Пришла нежность. Я не удержался и, опасаясь про­слушивания, описал на бумаге встречу с Наушкой. Догма рассмеялась. Отве­тила:
     «Знаю. Эту игру я затеяла сама. Разведка — огромный детский сад. Лю­бят серьёзные игрушки. Своего рода мания».
     «Что делать?»
     «Я вижу два варианта. Довести проект до конца или всё бро­сить. На­строить электронную систему платежей на ежемесячные выплаты по счетам. Преподавателям. Врачам. Строителям. Пси­хотерапевтам. И тому подобное. Самим, как я тебе и предлагала, смыться в Карелию. Построить где-нибудь домик на берегу озе­ра».
     «Выдержишь без сети?»
     «Станем обычными пользователями. Каких миллионы».
     «Государство перекроет кислород проекту».
     «Уже перекрывает. Я же тебе говорила: мы проиграем. Один в поле не воин. Бросим клич в интернет: платим за приём детей в семью! Пусть дальше прокуратура и собес разбираются, кто до­стоин, а кто не достоин. Пора бы и своей жизнью пожить».
     «Пахнет предательством идеалов».
     «Пахнет здравым смыслом. Назови мне хотя бы одного чело­века, кто ре­ально изменил мир?»
     «Иисус Христос».
     «Кроме Библии, нет никаких доказательств. Время прошлое. Я имею в виду: сегодня?»
    «Мы и Энонимус».
    «Ну так и нас распнут. Не поморщатся! Думай, Захар. Завтра будет позд­но».
Здесь я задремал...
 
    ...Оплодотворив свои творения разумом, Господь сделал их сума­сшедшими. Вновь и вновь люди будут пытаться втиснуть Бога в логи­ческие рамки. И не только Его. Весь свой путь существова­ния. Чётко и точ­но. И нечего за­бивать голову розовыми соплями. Надо двигаться дальше. Куда? Дальше. Это понятно. Но куда? Ещё дальше.
    Туда, где сбудутся мечты. Светлейшее будущее.
    …Предбанник сауны. На столе джентльменский набор для отдыха. Два философа в простынях разглядывают букашку. Она тащит крошку хлеба. Надрывно. Упорно. Не понимает, что скоро край. Обрыв. Поле­тит на пол.
     — Похоже на человека. Не правда ли?
     Второй наполняет в рюмки жидкость эйфории. Режет кусочки сала:
     — У человека проще. Он знает, чем всё закончится. Но! Повторен­ие — мать учения. Ему нравится обжигаться. Адреналин. И тому подобное.
     — Думаешь?
     — Убеждён. Фрейдизм.
     — Фрейдизм, – соглашается первый. – Однако, что есть Бог? Со­страдание? Чистая мысль? Душевный покой?
     — Полагаю – Очищение. В миру грязь. Шлак. Блуд. Богатые на плечах бедняков. Братоубийство.
     — Проза.
     — Проза, – соглашается второй. – Зато Господь – поэзия. По­мощь.
     Букашка доползла до края стола. Засуетилась. На мгновение засты­ла. Столкнула крошку вниз. Побежала за другой. Философы удивлён­но перегля­нулись.
     — Интересно... Как она спустится вниз?
     — Очень просто. Для неё мы Боги!
     Второй оторвал кусок от рулона туалетной бумаги. Поддел букашк­у. Скинул её на пол...
     ...Сегодня дождь. Ночь. Стою и смотрю, как водяные потоки разле­таются пылью под светом фонарей. Жаль, я не поэт. «...И поведётся всё, как встарь... аптека, улица, фонарь...» Я уже встал в очередь. Надо мной вверх улетают души. Разные. Обманутые надежды, пустые хло­поты, величие... Медленно кружатся в витие­ватом прощальном танце. Всё выше. Всё дальше. Никто не оглядывается. Потеря ощущения тела выпустило свободу мысли... Человечество только-только вышло из стадии ясельного периода, попало в детский сад, а уже мнит себя все­сильным. Стёрлись практически все поня­тия добра: всепрощение, самопо­жертвование, милосердие. Куда нас уводит остаток? Матери­альное благополучие, комфорт, деньги – деньги – деньги, остальное всё – дре–бе–де-день! Болезни, мутации, всеобщее безразличие. Разворованная и загаженная природа.
     Дождь. Мокрые фонари. Ночь. Капли падают на лицо, соеди­няясь со сле­зами. Души улетают вверх. Машут последним: про­сти!
— Кто последний? Я за вами!
...я стою в очереди...
 
     — ...Зах?!
     — А! Что? А-а-а... Опять уснул.
     — На этот раз бормотал.
     — Что именно?
     — Бессвязное. Но я поняла одно. Надо сделать то, что задума­ли.
     Догма кивнула на исписанные листки. Ага! Переводим все средства на электронные счета. Ежемесячные выплаты. Сами же исчезаем на бескрайних просторах великолепной Карелии.
     — Так чего ждём? Начали!
 
     Группа «Энонимус» восприняла наше предложение без энту­зиазма. Через полчаса они выполнили все необходимые опера­ции. Упаковали аппаратуру. Погрузили в свой микроавтобус. Расставание вышло слёзным. Ретра и Пони разрыдались. Петрос кусал губы. Догма стара­лась не смотреть в нашу сторо­ну.
     — Мы сделали всё что могли, — сурово сказал я. — Общество не желает перемен. Ему нужны доллары и евро. Власть. Идеаль­ный ком­форт. На всё остальное оно наклало с самой высокой горы мегакучу дерьма! Планету за­гадили, разворовывают ресур­сы и продают. Везде кладбища и помойки, все­дозволенность и похоть, безответственность и гордыня. Детдомовцев и ин­валидов жалко. Но! По всей видимости, это не наш путь. Во избежание кро­вопролития и бессмысленных жертв мы разбегаемся. Если когда-нибудь что-то изменится, встретим­ся в условленном месте. Вы это почувствуете. Всё. Про­щайте!..
     «Энонимус» уехали. Мы сели в джип и собрались ехать про­щаться с Гур­ским, как на стоянку ворвались четыре чёрных бро­нированных микроавто­буса. Окружили нас. Из салонов повыска­кивали спецназов­цы. Догма мгно­венно вооружила нас короткими автоматами. Я приго­товил гранаты. Переглянулись.
     — Умирать, так с музыкой, лапа!
     — А то! Смотри! Наушка с начальником идут. Сперва перего­воры...
     Приспустил окно:
     — Слушаю вас очень внимательно.
     Сердитый мужчина с металлическими глазами представился:
     — Генерал ...! Куда это вы намылились? Мы ещё не закончили наши дела!
     — Наши? Первый раз вас вижу.
     — Это несерьёзно. Игры закончились. Переведите все остав­шиеся деньги вот на этот счёт и катитесь себе восвояси. Мы вам даём послед­ний шанс.
      Я посмотрел на Наушку. В глазах глубокая душевная боль. Како­е-то вну­треннее желание, с которым женщина борется и проигрывает. Внезапно она вытащила пистолет и выстрелила себе в рот. Мозги вы­летели из черепа и за­лепили генерала с ног до головы. Тело рухнуло. Спецназ застыл в ужасе. Один только я включил двигатель. Резко со­рвался с места. Протаранил один ми­крик и с визгом шин вырвался на проспект.
     Раздалось несколько выстрелов. Спохватились. Бросились в пого­ню. В зеркало заднего обзора я увидел, как генерал упал в обморок. Рассмеялся. И в ФСБ случаются слабости...
     Проплутав по кварталам, мы выехали за город. Прибавили ско­рость. В полукилометре от нас двигались преследователи. По бокам мелькали дере­вья и бензоколонки. Строительные маркеты и редкие прохожие. На посту ГИБДД нас пытались остановить патрульные. Съехали на обочину. Проне­слись в наклонном состоя­нии. Опять выру­лили на дорогу. Я не особо-то умею во­дить и прекрасно понимал: нас всё равно достанут. В голове пу­сто. Догма вцепилась в мою руку. Часто оглядывалась. Потом перебралась на заднее сидение. Пригото­вила оружие к бою. Нас нагнала пара джипов. Об­стреляли. Заднее стекло лопнуло. Я вы­ставил в окно автомат. Выпустил нау­гад полови­ну рожка. Попал – не попал... Не знаю. Оглянулся. Догма зажима­ла рану на плече. Слабо улыбнулась:
     — Задели... черти...
     — Потерпи, лапа! Ща сверну в лес. Залатаем!
     Выскочили на эстакаду. Что-то попало под колёса. Завалились на­бок. Ма­шина полетела вниз...
 

      Взрыв «ослепил» меня и Чиха. Зажмурились. Сосед смахнул с глаз ску­пую слезу:
     — Столько полезных дел и такая банальная смерть?!
     У меня увлажнилась вся морда. Скрепя сердце умылся. Успокоилс­я. При­лёг на лапы:
     — Сбылось новое предначертанное. Нам остаётся лишь горько со­жалеть. Меня занимает вопрос. Когда это закончится?
     — Седой говорит: до тех пор, пока пространство не отшлифу­ется. Я заме­тил, с каждым разом события происходят иначе. С некоторыми дополнения­ми. Что-то убирается. Что-то добавляет­ся. Великий Кошар экспериментиру­ет.
     — Звучит прискорбно, но это Его право. Сам создал — Сам меняет.
     Чих с видимым удовольствием потянулся:
     — Завтра твой черёд. Готов?
     — Боязно.
     — Ну-у-у... Это нормально. Как мы намедни «читали»... наши по­ступки — мыслительный процесс Бога. Какой шаг ни сдела­ешь, это будет Его шаг. Так чего же мы дрожим перед смертью?
     — Пёс с тобой! Не буду дрожать. Убедил. Когда выступаем?
     — По регламенту в полдень. Но ты приходи заранее. Сегодня вече­ром по­слушаю Седого и Белобрысого. Может, что полезного узнаю. Захару в буду­щем пригодится.
 
     Кошачьи сны — странные сны. Тебя «мотает» по звёздным систем­ам. Па­раллельным измерениям. Из жизни в жизнь всего на­шего брата. Львов и ти­гров, оцелотов и манулов, гепардов и лео­пардов, ры­сей и барсов. Но страш­нее всего попасть в человече­скую Суть. Созна­ние на­чинает видоизменяться. Деформировать­ся. Вместо лап «ви­дишь» руки. Вместо кошечки женское по­датливое тело. Вместо мяуты судьбу. Не­подготовленный мозг сходит с ума. Я же воспринимаю всё, как люд­ское кино. Мелькают кад­ры. Лица. Морды. Джунгли. Пусты­ни. Горы. Я зритель...
 
     ...В детстве его заставляли играть на скрипке. Мама почему-то ре­шила, что её сын станет известным музыкантом.
     По ночам он представлял себя строителем–асфальтоукладчи­ком. Раска­тывал катком все музыкальные инструменты, начиная со сви­стульки и за­канчивая роялем.
     В молодости отец почему-то вообразил сына спортсменом. И, сле­довательно, будущим великим чемпионом. В доме появился зал с тре­нажёрами, турник, кольца и «конь».
     Однажды ночью наш герой тайком пробрался в «камеру пы­ток». Усердно подпилил «копыта». Перерезал верёвки. Развинтил гантели и штангу. Не по­ленился. Отнёс к близлежащему пруду и утопил мечту родителей.
     После двадцати пяти, когда женился, супруга решила сделать из него «зо­лотодобытчика». Орудием семейного благосостояния. До при­хода капита­лизма как-то получалось. С появлением бессо­вестных биз­несменов стало невмоготу. Потребности росли, как грибы после до­ждя. Бюджет таял, как снег по весне. По ночам он пытался подрабаты­вать. «Заботливые» законные таксисты проко­лоли колёса на «жигулях», разбили стёкла, разворотили дви­гатель. В довесок, когда в телевизоре «сидело» три програм­мы, жена почи­тывала книжки и счи­тала мужа вершиной совер­шенства. Но после многолет­них просмотров сериалов, а также реа­лити–шоу «Дом для Двух Полудурков» супруг был безжалост­но низвергнут, будто на дно Марианской впадины.
     После сорока лет, когда дети подросли и стали требовать ан­дроиды и планшеты, шмотки и карманные деньги, а жена тоскли­во мечтала о загра­ничном отдыхе, он вдруг с ужасом осознал свою никчёмность. Всю жизнь от него требовали исполнения ка­ких-то пустых обяза­тельств. Необходимых окружающим и абсо­лютно бесполезных с пози­ции его спокойного суще­ствования. Ему даже показалось, что это сон. Длинный и нереальный. Со страхами и радостями. Пророчествами и глупостями.
     Как-то ночью... Когда все мирно посапывали в кроватях... Его тело укута­лось старым дедовским плащом. Руки автоматически собрали в котомку всё необходимое на первое время. Ноги обла­чились в трени­ровочные штаны и резиновые тапки. Ликующее сознание, освобо­ждённое от обязательств, уже само выбрало до­рогу. Он уходил всё дальше от цивилизации. День за днём, месяц за месяцем, из леса в тайгу, из озера в реку, из степи в тундру, с рав­нины в горы. Питался чем придётся. Пил свежую и чистую воду родников. Научился регули­ровать теплообмен. Научился по­нимать язык зверей. И ещё множество истин, которые невозмож­но описать, открылись ему. Этот путь сделал человека счастли­вым.
     Иногда, сидя у костра, он оглядывается. Как бы пытаясь сквозь про­странство и время осознать территорию заблуждений. Улыбается и возвра­щается к уголькам просветления. Звёздному небу и золотому покрывалу осе­ни...
...А клеймо супруги: — Ничевошка!!! — упало ещё в начале пути. В помой­ку на окраине города...

     …Они стояли на краю обрыва, стараясь не смотреть вниз. С трёх сторон приближался лай собак. Всеми фибрами души волки чувство­вали самодо­вольство и уверенность охотников.
     Она пристально взглянула ему в глаза:
     «Ты спрятал волчат?»
     «Пока ты уводила их на север? Да. Надеюсь, они выживут».
     «Неужели... всё?»
     «Мы всегда к этому готовились. Иногда мне кажется, что люди — это двуногие звери. Мы выживаем, они развлекаются. Помнишь, как прошлой зимой убили последнего медведя?»
     «Помню. Он вылез из берлоги, ничего не понимая. Даже не успел приго­товиться к бою... Так и умер... Потом фотографирова­лись над по­верженным телом...»
     Злобный лай послышался совсем близко. Через полминуты всё бу­дет кон­чено.
     «Ты готова?»
     «Да. Ты был настоящим отцом».
     «А ты настоящей матерью».
     Как только собаки и охотники выбежали к обрыву — волки прыг­нули вниз...
 
     ...Отличительная черта религиозной доктрины квакеров — убежде­ние, что Бог пребывает в сердце каждого человека, непо­средственно призывая его встать на путь, ведущий к совер­шенной жизни...
                из заявления духовной ответственности
 
     ...Контузия приковала меня к койке на полгода. Весёлое, я вам ска­жу, было время. Спирт лился рекой. Медсёстры покладистые. Лекар­ства вдо­воль. Врачи заглядывали, только когда кто-нибудь, не выдер­жав такого сча­стья, вешался поутру в туалете. Но и к этому здесь все привыкли. Сядешь на унитаз, а возле плеча чьи-то ноги. Качнёшь их, и с интересом загадываешь: раскачаются они или нет?
                последствия посттравматического синдрома
 
      ...Протестантская община в Санкт–Петербурге насчитывала около ста че­ловек. Сюда-то и привела Павла Тарасова сестра ми­лосердия Диана. Ещё в госпитале помимо удовлетворения муж­ских потребно­стей она потихоньку склоняла его к тому, чтобы перенять их веру. Способ довольно-таки необыч­ный. Квакеры по­чти что пуритане. Зани­маются любовью только после заму­жества и только в определённые дни года. Однако это не помешало ей каж­дую ночь в тусклом свете па­латного фонаря приходить в тон­ком кружев­ном белье и устраивать сексуальные игры. Как потом сообразил Паша, он понравился девушке своим «достоинством» и спонтанностью. На пике сои­тия, уткнувшись в подушку, Диана с трудом сдерживала крик. Он же, не­смотря на голо­вокружение, делал с ней, что хотел...
      В дневное время сестра, облачённая в строгую униформу, со стро­гим лицом целомудрия усаживалась рядом с ним на прилич­ном рас­стоянии и чи­тала вслух духовную литературу.
     Такое лицемерное перевоплощение раздражало его больше всего. На пер­вый раз он посмеялся. На второй задумался. На тре­тий рассер­дился. Но с приходом ночи всё забывалось. И понятно почему.
     Постепенно Паша начал прислушиваться к монотонному чте­нию. Вни­кать в смысл. Думать о Боге, как о едином целом. Как о возможно­сти вопло­титься в совершенство. Ему стал нравиться её го­лос. Её внешность. Её... Да. Об этом мы уже упомянули.
     После того, как Павлу дали инвалидность и с почестями от­правили на пенсию, Диана ушла вместе с ним и вскоре привела в общину. Сперва его встретили неласково. Задавали каверзные во­просы. Выпы­тывали подробно­сти последнего боя в горячей точ­ке. Требовали по­корности и смирения. С хитрыми улыбками про­водили дознание гос­питальной жизни, особенно уде­ляя внимание встречам с их послушни­цей. Под вечер согласились принять его с испытательным сроком в один день.
     — Не понял! — воскликнул ветеран. — Почему такой малень­кий срок?
     — Посмотрим, как ты пройдёшь ночное испытание.
     Ночью, облачённые в балахоны на голое тело, в свете горящих фа­келов, окружённые новой семьёй, они спустились в подвал. Там уже вовсю шла ор­гия совокуплений. Под сводами тонули крики восторга, страсти животворя­щего оргазма...
 
     «...Следственно–розыскные мероприятия так и не выявили виновн­ика взрыва на улице Н–ской, где под развалинами дома была обнару­жена проте­стантская община...»
                выписка из протокола следователя полиции
 
     …В детском садике сын остался последним.
     «Опоздала! — расстроилась она.— Проклятая «контора»! Даже ребёнка не дают вовремя забрать!»
     — Мама!
     Обнялись. Воспитательница укоризненно посмотрела на неё, но промол­чала. Понятно. Опытная. Понимает: у всех свои проблемы...
     Вышли на проспект. По привычке быстрым взглядом окинула тер­риторию и маршрут до остановки. Вроде всё спокойно. Трое мужиков пили пиво прямо на крыльце магазина. Нет. Без угрозы. Две мамаши с колясками. Мо­лодая и постарше. Чисто... Хотя та, что постарше... Гла­за какие-то тревож­ные. Нет. Чисто.
     Сын без умолку говорил о проведённом дне, а Ольга, под псевдоним­ом «Джуди», первоклассный снайпер, мастер рукопашного боя, три боевых опе­рации в горячих точках — продолжала «ска­нировать» окрестности на пред­мет опасности. Первый снег медленно спускался на асфальт. Вроде всё спо­койно.
     Взглянула на часы. Через три минуты маршрутка. Пропустит. На всякий случай. Ещё полковник учил: не садиться ни в первый, ни во второй транс­порт. Бережёного, как говорится...
     Украдкой осматривалась. Вчера на ноут пришла метка: «тан­дем». Сигнал тревоги. Значит, на организацию началась охота. Явление ред­кое. На Оли­ной памяти всего два раза. «Разобрались», «зачистили». Организация старая. Она как бы числилась, но не существовала. Ве­теранов и связей много. Выз­волить из плена солдатика, убрать полево­го командира, со­проводить VIP–лицо. Масса чего. Правда, на послед­нем задании случился «прокол». Пятеро из телохранителей «объекта», по всей видимости, профи, отстреливаясь, «ушли». И как в воду кану­ли. Не иначе, из бывших...
     — Эй, дорогая! Едем?
     Отрицательно покачала головой. Маршрутка с водителем кавказц­ем со­рвалась с места. Умчалась. Часы. Сейчас придёт другая. Осмот­релась. Му­жики с крыльца перешли во двор детского сади­ка. Нор­мально. Мамаши по­шли на второй круг. Нормально. Но что-то не так... Как-то неестественно всё... Или опять себя накру­чивает?
     Сын пытался слепить из снега комок. «Беретта» с упирающим­ся в бок глушителем приятно успокаивала. Ольга прекрасно зна­ла: если что задума­ют, обязательно выполнят. Никакой ствол не поможет. Это только в филь­мах показывают, какие спецы крутые. На самом деле в миру — обычные люди. Конечно, когда опера­ция подготовлена и вне­запно нападаешь на ни­чего не подозреваю­щих противников — ты ге­рой. Здесь же гляди в оба!
     Аккуратно осмотрела крыши домов. Чисто. Вспомнила быв­шего мужа. Ночью собрал все деньги и ценные вещи, ушёл. Нет. Не осужда­ла. Поняла. Ну, не умеет она сексом заниматься. Из–за тренировок «там» всё сужено. Труднодоступно. Его постоянно раздражало. Потом эти «французские нов­шества». Противно... Почему раньше никто об этом не думал? Родители даже не заика­лись. Грех-то какой...
     Внезапный «звонок». Вспышка со стороны детсада. «Все-таки, му­жики...» Падает, прикрывая сына. В руке «беретта». Почти не целясь, выпус­кает всю обойму. Вместе перекатываются под стек­лянную стен­ку остановки. С другой стороны также щелкают пули. «Мамаши?!» Суки!
     Вторая обойма. Сын в ужасе кричит. Что-то обжигает тело. Ольга знает Что. Выпускает вторую обойму. Тишина. С трудом поднимает голову. Чув­ствует, жизнь постепенно оставляет её. Из последних сил ощупывает сына. Живой!!! Смотрит на цели. По­разила всех пятерых. Пять неподвижных то­чек... Всё-таки «Джу­ди» исправила свою ошиб­ку... вот и всё...
 
     ...Уж сколько раз твердили миру, что лесть гнусна... Да только всё не впрок... Вороне где-то Бог послал кусочек сыра... Ой! Это не моя басня. О чём же я?.. А! Да.
     У моего бывшего друга существовало стабильное кредо. (Сей­час, не знаю как). Соблазнить как можно больше девушек. При незауряд­ной внешности, удачно подвешенным языком, богатым словарным запасом, он к тому же научился незатейливому спосо­бу знать обо всём, но по чуть–чуть.
Он и ко мне девчонок водил. Возмущался: как это так? Литера­тор, а живёт бирюком?!
     Сперва меня это забавляло. Его спутницы, кроме как обворожит­ельными формами, больше ничем не владели. Ясные лучезар­ные гла­за смотрели как бы сквозь тебя в пространство. И, по всей видимости, упирались в зеркало, где видели свою уникальную внешность. С голо­вой, как правило, они не дружили. Зачем? Нет. Действительно — За­чем? Весь мир пал на колени перед круглой попочкой, огромным бю­стом и... короче, девяносто–шестьде­сят–девяносто.
     Потом это начало меня раздражать. С ним ещё худо-бедно можно пооб­щаться, но обилие разнообразной женской глупости, где разгово­ры своди­лись к реалити–шоу, шмоткам — была там-то, видела в бути­ке то-то, этот салон красоты лучше, чем в прош­лый раз — сбивали меня с толку. Иногда хотелось взять кирпич и размазать его по милым личикам, особенно уделив вни­мание блудливым ротикам.
     Бывший товарищ на такие нюансы закрывал уши. Впереди его, как пра­вило, ждала кровать и очередная «победа».
     Соблазнял он их довольно примитивно и просто. Достаточно наго­ворить комплиментов, кои соответствовали действительно­сти, но в ка­ком-то туман­но–загадочном образе. Ей Богу! Заслу­шаешься.
     Однако случилось пренеприятное событие. Он влюбился. По старой при­вычке привёл её с подругой. А они обе проявили жгу­чий интерес ко мне.
     Я сидел за компьютером. Корпел над романом. Казалось, ни­чего не заме­чал. Девушки притихли, но краем глаза я видел их восхищённые, и — О ЧУДО! — вполне осмысленные глаза.
     Товарищу подобное обращение с ним крайне не понравилось. Он пустил в ход всё своё красноречие.
     И я, наконец, впервые услышал систему «охмурения». Скажу вам: звуча­ло бесподобно.
     — Я увидел тебя, как светлое сияние солнца (подруга тут же переключи­лась на подслушивание) в этом прогнившем, одино­ком, тёмном мире. Твои глаза, как два океана. В них можно уто­нуть и с большой радостью успоко­иться на дне. Со сладкими воспоминаниями о встрече с тобой...
     — Как поэтично... — жеманно сказала она.
     Подруга автоматически кивнула.
     — Быстро спешащие люди... Куда бегут? Зачем?.. Не замеча­ют естествен­ной красоты. Сие — их горе. Ты притягиваешь меня магни­том золотистых волос. Помнишь? Когда я подошёл к тебе. Робкий. Смущённый. Восхищён­ный. Ты ответила мне: я такая же, как и все... О-о-о! Далеко не такая! Я ещё удивился... Как?! Совсем юная девушка, а уже размышляет по-взрослому?!
     — Да... — пролепетала она.
     — Да, — повторила, как эхо, подруга. Только для того, чтобы что-нибудь сказать. Ну, типа, поучаствовать немного.
     — И вот мы здесь. В скромном жилище писателя. Моего ис­тинного дру­га. Куда же ещё я мог тебя привести? Туда, где ро­ждаются самые смелые фантазии. Туда, где я учусь понимать гар­монию женской кра­соты души и тела. Пойдём со мной! Я покажу тебе картины глубины моего состояния лю­бви...
     И они удалились в другую комнату. Подруга же, видя моё невниман­ие, тяжело вздохнула. Неожиданно вспомнила о неотлож­ных делах. Ласково по­прощалась. Исчезла.
     Надо сказать, тремя днями ранее товарищ приводил девицу лёгкого пове­дения. Посудачив о том о сём, лживые влюблённые переспали и разбежа­лись кто куда. Но, увы! Он не воспользовал­ся презервативом. Заболел ве... Извините! Просто занемог. В ре­зультате заразил свою любовь, и на этом вся любовь закончилась.
     Сейчас мне кажется, он изменился. (Хотелось бы думать). Поверьт­е, это не реклама «резинок». Я против них. Неужели ко­му-то хочется думать, что он появился в жизни случайно?
 
     «— ...Однажды подходит ко мне капитан дальнего плавания. Одет в кра­сивую форму. Фуражка нового образца. Пахнет доро­гим парфю­мом. Видно, что не беден. Но глаза грустные. На душе, я сразу «про­ник», пусто. И ещё «понял», из-за женщины.
     — Добры день! Вы Хима?
     Киваю. Да.
     — Мне к вам Гена–трест посоветовал обратиться...
     Вспоминаю Геннадия Степикова, бывшего начальника строительн­ого треста, которому во времена казино предсказал крупный вы­игрыш в ино­странной валюте. Он взял из государственной кас­сы день­ги и всё проиграл. Вышел злой. Решил меня побить. Пока шёл, сак­вояж долла­ров нашёл. Сей­час вместе с семьёй в Англии живёт.
     Говорю:
     — Знаю такого. И что?
     А на капитана смотреть больно. Лицо осунулось. Язык запле­тается. По­нятное дело — влюблён, а она ему рога наставила. Что? Не знаю, откуда ко мне информация «приходит». Льётся что-то сверху... сплош­ной столб из фраз и предложений...
     — Три года с женой вместе живём. Как из рейса ни приду, у неё в посте­ли новый хахаль. Чего только не перепробовал! Бил. К врачу во­дил. Обсы­пал деньгами. Из-за границы всё самое лучшее и дорогое привозил. Вот и сегодня... С корабля на бал попал. Уже двоих мужи­ков привела. Ни стыда, ни совести... Вот что делать, Хима? Посоветуй­те!
     Я, значится, «смотрю» его жизнь. Всё чисто. Удивляюсь. Порядочн­ый, интеллигентный человек. Мастер своего дела. Отме­чен высокими прави­тельственными наградами за Афганистан и трудовые подвиги. А жена дей­ствительно — про***** (извините за крепкое словцо). Поль­зуется тем, что он её любит. Живёт, не работая, как вздумается и с кем вздумается, тратит его деньги направо–налево.
     Вот тут и начинается самое интересное. Я «вижу» два пути разви­тия си­туации. Первый: если промолчу, всё останется на своих местах. Второй: если расскажу, как быть, жизнь человека в корне меняется и направляется в другое русло. Вообще, это большая ответственность — предсказывать буду­щее. Вернее, я вещаю узловые моменты. Подроб­ности человек устраивает себе сам. Например, я предупреждаю об ава­рии, но не могу сказать Где, Когда, По какой причине. К тому же, не­маловажную роль играет личная симпатия.
     Предлагаю:
     — Развестись не пробовали?
     — Нет. Что вы! Я без неё жить не могу.
     — А почему? Чем она особенная?
     — Ну... — капитан замялся. Покраснел. Потом, как человек полуво­енный, принял решение идти до конца:
     — Сколько женщин у меня было до неё, и только она может удовлетво­рить меня в интимном плане на сто процентов.
     — Да? То есть любой секс? Ага. А я думал — тянет. Знаете, есть та­кое понятие? Когда не важно, с деньгами ты или без, кра­сив ты или нет, потный ты или чистенький. Когда созвучие мыс­лей и общие вз­гляды. Тяга. Беско­нечная, упоительная тяга...»
     — И чем закончилась сия трагедия?
     Хима пожал плечами:
     — Превратилась в стандартную реальность. Через месяц капи­тан подо­шёл ко мне. Радостный. Счастливый. Говорит, обдумал всё. Взве­сил. Развёл­ся. И почти тут же повстречал девушку. По-настоящему, девушку своей меч­ты. А его бывшая жена вдруг прозрела и ушла в женский монастырь...
 
      ...На этот раз меня уложили в деревянный ящик. Как положе­но, отпели и дружно закопали. Лежу и думаю: зачем озвучивал мысли о вреде технокра­тии? Сидел бы тихо себе на стульчике за клавиатурой, писал бы приятные глазу и ушам вирши… Не-е-ет. Потянуло на спра­ведливость. Проехал мимо «мерседес». Облил меня грязью. Запомнил номер. Выяснил адрес владельца. Ночью поджёг бензобак. Взрыв!
      Оказалось, в бардачке лежали полмиллиона долларов. «Вла­дыка» забыл взять домой. Ой, беда! Как я его понимаю! Денег столько наво­ровал, что та­кая сумма может и в машине до утра полежать.
      Красиво горело. Что-то там щёлкало. Лопалось. Не иначе, как штрих–коды на банкнотах…
     Побродил по лесам. Идти некуда. Домик с участком, принадлежащ­ий мне по праву, оставленный в наследство бабушкой, ото­брала мерз­кая тётушка. Предала свою маму, плюнув в её могилу. Её сынок, не менее мерзкий, по­строил там коттедж. Хожу вокруг по ночам. Пример­иваюсь, с какого бока зайти и отправить дом вслед за «мерсе­десом».
     О чём это я… Ах, да! Я же в гробу лежу. Думаю.
     Со второго класса пишу. Совершенствуюсь. Сперва тетрадки по­крывал гениальными умозаключениями. Потом сердобольные соседи подарили пе­чатную машинку. Сломалась. Появились компьютеры. Развернулся по пол­ной. А! Да! По пути в редакции поработал. Корре­спондентом. Вышло несколько статей. Вроде всё в ажуре процветало. Пока не принёс изобличаю­щую статью. Редактор прочитал. Лицо сде­лалось коричневым. Он вдруг заго­ворил о делах. Рванул с места в ка­рьер. Но вспомнил, что суще­ствуют кое-какие приличия. Бросил через плечо: мне за это голо­ву оторвут!
     Короче, прощай демократия! Здравствуй, ДЕРЬМОкратия!
     Худо ли, бедно ли, я вступил в третье тысячелетие вполне состоявш­имся обличителем технократического пространства.
     Противостояние длилось несколько лет. Оно меня втаптывало в грязь. За­ставляло употреблять алкоголь. Научило курить. Бро­сало по многочислен­ным женщинам. (Они, что странно, попада­лись исключи­тельно одинокими и с жильём). Бросало по городам и весям, прину­ждая скитаться в одних тап­ках, жрать что попало. И всё для того, что­бы я окончательно перестал чув­ствовать ре­альность, обзывая её гнус­ной и продажной сюрреальностью.
     Я же, в свою очередь, сжигал магазины и автомобили. Кидал в открытые окна богатых домов и заведений литровые банки с чер­нилами. Гранаты. Чем вынуждал их делать вторичный ремонт. (Слава Всевышнему, никого не убил!) Под видом искренней лю­бви к обеспе­ченным людям брал крупные суммы в долг под про­центы и относил в детские дома. Искали. Нанимали детективов. Приходилось кидаться в бега. Маскироваться и шифроваться. Изображать дауна. По сути, овла­дел мастерством актёра…
     О чём это я… Ах, да! Я же в гробу лежу. Думаю.
     Первый раз меня подловили случайно. Богатый кукусик подо­слал. Нале­тела толпа с дубинками. Давай отоваривать. Пока сооб­ражал, что к чему, на собственной шкуре прочувствовал всю не­нависть богатых воров к бедным ворам. Сообразил. Троим пере­ломал руки. Двоим че­люсти. Но и сам в боль­ницу попал. Одно радовало. Они там на полго­да дольше пролежали.
     Вышел. Куда идти? Что делать? Пришлось в отместку продол­жить свои робингудовские дела. Через месяц подловили. С большими поте­рями за­толкали в бочку. Запаяли. Сбросили в море. В отличие от князя Гвидона, ко­торый согласно сказке о царе Салтане, выплыл на чудо–остров и попал пря­мо в райский собственный город, я усилием воли разорвал свою тюрьму окровавленными руками. Оклемался. Вычислил негодяев. Выследил по од­ному и... Впрочем, понятно. (Слава Создате­лю, никого не убил!)
     И вот, на третий раз попал в деревянный ящик. Лежу. Думаю. Я во­обще-то живуч. Меня дома ждёт ноутбук. Мои абсолютные умозаклю­чения…
     Что? Конечно же, я выбрался. Война только начинается!
 

      В общем, я проснулся с тяжёлой головой. Человеческие сны — клоака безумия!.. Но теперь Мне наплевать! Лишь бы я был регулярно сыт и в теп­ле. Ну, «наделал» по-большому посреди кухни. Ну, помо­чился в тапки. И что? Моим носом в дерьмо ты­кать?! Да понял я, по­нял. Буду проситься во двор. Учитель, мя, нашёлся. Забавный, я вам мяукну, человек! Всё-то ему неймётся. Молодой, а уже правду ищет. Ну-ну. Ладно. Пойду потрусь меж­ду ног. Он-то, бедненький, думает, к рефлексам меня приучил. Наивный. Это я его постепенно привёл к моим привычкам. Так. Что на сегодня? Оу! Недур­ственно. Корюшка с овсяной кашей. Лизну для приличия. Крыльцо. Зава­линка. Перед ок­ном сесть, ла­пой умыться. Ушами поводить. Сделать вид, что мир на контро­ле. Всё. Кажись, успокоился. Пойду к соседскому усачу. Тоже прелюбопытный субъект. Тамошний хозяин Чихом прозвал. Чих да чих. В котеночестве чихал. Вот и надумал. Вообще-то похоже. Морда, как две моих. Мотает из стороны в сторону. Будто и вправду сейчас чихнёт. В прошлом месяце из-за самки с ним подрались. Время такое. Течка. Сейчас дружим. Ну-у-у, до пер­вой самочки. На улице их три. То меня любят, то его. В це­лом, гармония. Нет. Не так, пожалуй. То я их люблю, то он...
 
     — Готов? Пошли. Твой автомобиль через пять минут прибу­дет.
     — Всю ночь всякая дребедень снилась.
     — Перед смертью всегда так. Я давно подметил. За несколько часов на­ступает необъяснимая вялость. Во всём! В мыслях. В движениях. Окружаю­щие удивляются: что с тобой?.. Никто толком понять ничего не может. А на самом деле твой срок истёк. Пришло время перевопло­щения.
     — Звучит бесчувственно, но справедливо. Одно утешает. Всё произойдёт мгновенно. Безболезненно.
     — Да брось ты! Не успокаивай себя. Думай о Кошаре. Скоро с Ним встретишься. Сядете рядом. Побеседуете о том о сём. Он тебе всю жизнь «распишет». До последнего момента. Всё! Садись здесь. Через минуту «но­вый русский» вырулит.
     Но вдруг я увидел Захара. Он мчался быстрее ветра. В конце улицы по­явился джип. Чих отскочил в кусты. Крикнул:
     — Прыгай вперёд!
     Я оттолкнулся, как попал в родные руки:
     — Вот тварь безмозглая! Говорил же... Сиди на крыльце! Нет. Тя­нет на приключения. Эх! Глупая твоя башка!
     Так и понёс меня домой за шкирку. Лапы волочатся по земле. Чих со страхом в глазах мяукнул вслед:
     — Парадокс! Это же парадокс!!! Так не должно быть!
 
 
     ...Меня зовут Знахарь. Хозяин прикольнулся. Придумал хит­рец, что клич­ки домашних животных должны содержать буквы его имени. За­хар, значит­ся...
     Меня зовут Знахарь. Я начинаю забыва...
 
     Меня зовут...
 
     Мяу...
 


                Часть 3. ЗНАНИЯ
 
                Глава 1
 
     Меня зовут Захар. Я всё вспомнил. Замкнутый круг трёх-этап­ного разви­тия привёл меня к знаменателю: Чистая душа «уходит» дальше. В область недоступного понимания жизни во плоти. Вот почему нам не раскрывается вся правда. Потребности организма превращают её в ложь. Первое и послед­нее Удобство человека. Ложь во имя защиты тела, личного времени, семьи, идеалов!
     Куда ни посмотришь, все друг другу лгут. Явно или туманно. Кра­сочно или нагло. Изобретательно. Торжественно. Успокаиваю­ще. С пеной у рта. Назидательно. Возмущённо. И, на­конец, Правдиво!
     Когда же тебя изобличают, ты мгновенно находишь выход. Выкру­чиваешься. Пройденная школа лжи сотворила из тебя ис­кусного ора­тора. С «под­вешенным» языком. Изощрённого и ци­ничного.
     «Уходит» или «прорывается» тот, кто это понял. В последний мо­мент признал жестокие последствия вранья. Перед глазами, как скоро­течное кино, пробегают все люди, с которыми ты пере­секался по жиз­ни. Их, изменённые тобой, искалеченные судьбы. И, что самое ин­тересное. Они в свою очередь меняли твою. С «честными» глазами лгали и тебе...
 
     — Будем вставать, милый?
     Проклятье! Опять двадцать пять! Так и хочется передразнить: «Ми-ми­лый ты-ты мой!» Может, моя любовь это тоже враньё? Ничего не буду гово­рить. Автоматически помассировал рукой её упругую грудь. Пальцами сжал сосок. Арина сладострастно по­тянулась. Кивнула: да­вай? Сделал вид, что не понял. Оделся. Спустился вниз. Сидя за сто­лом, родители пили чай. Улыб­нулись.
     — Присоединяйся, — сказал папа. — Сегодня масленица. Мать ис­пекла блины. Вкуснее найдёшь только в своих фантази­ях!
     Мама наоборот. Посмотрев на меня, притихла. Материнское чутьё распо­знало мою бездонную боль. Взяла за руку мужа:
     — Оставь его. Собирайся. Нам надо идти.
     Оставшись один, слушал, как шумно встаёт жена. Думал о преврат­ностях судьбы. Жизнь, как пустыня, я песчинка её. Жизнь — океан, я его капля. Не­приятно ощущать себя уязвимым. Омер­зение! Опу­стошённость! Ненависть! Всё бессмысленно. Кто-то сотворил из нас моральных уродов. Наши поступ­ки, осознанные или неосознанные, предмет Его судебного разбирательства. Как это хитро! Мол, не причём здесь Я. «Это ваш выбор. Ваши ошиб­ки. А за них надо отве­чать! Не согласен?»
     — Не согласен.
     — Объяснись.
     — Зачем Ты изначально создал нас несовершенными? Ведь абсо­лютно очевидно, что мы будем ошибаться, лгать, грабить, убивать! Абсолютно оче­видно, что мы предстанем перед Твоими очами и Ты будешь нас судить! Это что? Издёвка такая? Типа, шутка?
      — Только что ты думал о смысле жизни во плоти и без плоти. Ты хо­чешь знать правду следующего «этажа», обгадив при этом послед­ний? По­сле смерти откроются те тайны, что были на Зем­ле. Дальше же изволь разви­ваться в новом измерении.
     — Что-о-о??? И там всё то же самое??? Поиск? Страдания?
     — Сперва усмири своё недовольство. Признай свою слабость. Фи­зическую и духовную. Прости врагов...
 
     Нет. Это невыносимо! Я теперь понимаю самоубийц. Прозрев­ших. Устав­ших. Осознавших глубину безнравственности много­численных повторов жизни. Но всё! С этого момента я не буду поддаваться шли­фовке. Я буду жить по совести.
     За окном кто-то остановился. Пригляделся. Седой и Белобры­сый. Вышел на крыльцо. Их глаза сказали мне многое. Они уста­ли ещё больше, чем я.
     — Ну? — спросил старший. — Отпустишь нас?
     — Ответ очевиден. А что? Внутри у вас и вправду механиче­ские провода?
     Младший снял полушубок. Закатал свитер до груди. Вытащил нож. По примеру «просветлённых» японцев сделал себе хараки­ри. Брызну­ла кровь. Оттянул кусок кожи вбок. Моему взору предстала сложная многоуровневая система металлических ми­кро-агрегатов. Некоторые затянуты в прозрачный пластик. Не­которые, как поршневая система двигателя внутреннего сгора­ния, бесшумно двигались вверх–вниз, осуществляя круговорот искусственн­ой крови. Всю конструкцию об­лепила «вата» наподобие строительной пены, заполняя пустоты и предохраняя «тело» от внешнего воздействия.
     — Достаточно, — весело сказал я. Хотя и сжался на миг от страха. — Мозг, я так понимаю, ещё более серьёзная субстанция? Ладно. Иди­те.
     В три секунды Белобрысый восстановил представление обрат­но. Залил специальным клеем. Оделся. Серьёзно спросил:
     — Что нам сказать Им?
     — Хм... Значит, Он не один?
     — Сложно объяснить.
     — Не стоит. Сам дойду. Что сказать? Вы выполнили свою програм­му на все сто! Что дальше? Новое задание?
     Они облегчённо выдохнули. Седой посмотрел в небо:
     — Не знаю. Такого ещё не встречал, чтобы кто-то начал про­зревать ещё при жизни. Обычно участь «Зрения» такова после неё. Не обижа­ешься на нас?
     — Нет. Прощайте!
     — Прощай!
     Фильтранты исчезли. На крыльцо вышла Арина:
     — С кем ты разговаривал?
     — Не задавай вопросов — тебе не будут лгать!
     Любопытство порождает ложь. Никто никогда не откроет себя по-настоя­щему. А вдруг ты плюнешь в душу? Разрушишь друж­бу? Опро­кинешь в омут обиды на человечество всё светлое, что ещё теплится в твоём сердце? Нет. Лучше соврать или ответить нечто приближённое. Во-о-от! Иди. Му­чайся. Терзайся предположениями: а правду ли он (она) сказал(а)? А уважа­ет ли меня?
     На лжи построены все философии и вероисповедания. С пер­выми всё по­нятно, они аллегорично оплёвывают своих противни­ков. Возве­личивают свои заблуждения на фоне принижения дру­гих. Со вторыми разобраться куда труднее. Множество Богов на небе, ровно столько, сколько конфессий, «выламывают» из че­репной коробки твой мозг до последней извилины. При этом свя­щеннослужители моделируют такие благочестивые лица, будто ми­нутой ранее общались со всеми Создате­лями сразу.
     На лжи построена политика. Афоризм «я действую в интере­сах го­сударства!» — удачное прикрытие собственных планов. Это общение с дипломатам­и, это авторитет, это известность, это возможность офи­циально обога­титься. Если вдуматься. При ма­тематическом уме поли­тика почему он не до­говаривается с про­тивниками? О да! Тогда ди­пломатия исчезнет как класс. Надо по­стоянно находиться на верши­не. Держать на привязи всех и вся. На тонкой границе между прогрес­сом и регрессом. А на недо­уменный вопрос народа: как же так, ведь это так просто: пойти на уступки, и они в свою оче­редь пойдут на­встречу (не пойдут, так весь мир осудит)? — «об­речённо» от­вечать: вы не знае­те нюан­сов полемики. Ну, не понимают они. Не-по-ни-ма-ют!!!» И всё повторяется. Конфронтации. Угрозы. Санкции. Локаль­ные вой­ны. Бедность превращается в нищету.
     На лжи построены семейные отношения. Тут всё просто. Территор­ия мое­го личного пространства. «Хорошо ли тебе, милый? — Ух, как хорошо!..» Про себя: «Мля. Хоть бы сегодня спокойно футбол посмот­реть...» А всё почему? Никто не хочет участвовать в делах супруга. Проник­нуться. Понять. Сблизиться. Проще соврать. Тем самым на время устранить проблему. Но она возвращается с удвоенной энерги­ей. Ты возво­дишь ложь в квадрат. В куб. Воплощаешь формулу «отвя­жись!» в недомога­ние, в депрес­сию, с друзьями пива попить. Нужно ли тебе оно, это пиво? Ко­нечно же, нет. Можно и дома перед компом с бокалом посидеть. Просто она тебя уже достала своими импульсивны­ми интересами! Нет, чтобы задумать­ся: почему ходит по парикмахер­ским? Перекрашивается? Покупает модные вещи? Ду­маешь: «Я долж­на чувствовать себя женщиной...» Дурень! Она хо­чет нра­виться только тебе. Чтобы ты выделял её среди всех остальных. Вос­хищался ею. Был нежен. Внимателен. Вот тогда и вправду она будет чувствов­ать себя женщиной. Присмотрись. В доме порядок. Уют. Вкусный обед. Ужин при свечах. Новая сексуальная игра в новом интимном бе­лье. А тебе уже прие­лось. Ишь ты какой «продвинутый»! Накушался и теперь смотришь в сторо­ну? Лучше скажи сразу: не люблю. И нечего комедию ломать. Нечего тра­тить её время. Кожа-то стареет!
    Ситуация с точностью до наоборот может вызвать содрогание. Не дай Бог самому оказаться в противоположной роли.
     На лжи построено и наше собственное Я. Мы регулярно занимаемс­я самообманом. Надуваем желания. Организм. Мысли. По­чему? Ещё проще. Чтобы не напрягаться. Не делать лишних дви­жений. Не впуты­ваться в каку­ю-нибудь историю. А что самое уникальное. Всему найдём логичное оправ­дание. Грамотное. Об­основанное.
     На лжи построена наука. Да что говорить! Вся Вселенная!!! Откры­тия. Домыслы. Опровержения. Учёные споры вокруг мело­чей, кото­рые лично тебе ничего не дают, только будоражат твоё неокрепшее со­знание. Взращи­вают сгусток противоречий. А они насмехаются: неуч! Дилетант! Невежда!.. Тут и удивляться не стоит. На самом деле учё­ные знают всё. Ну, или почти всё. Конкретика выводов перекроет го­сударственные дотации на опы­ты. И «яйцеголовые» уйдут вслед за ди­пломатами.
 
     — Ты сегодня странный. Как температура? Померим?
     — Спасибо, лапушка. Я здоров. (Хотя, кто знает?) Что тебе сделать при­ятное?
     Арина тает:
     — Пойдём в посёлок прогуляемся. Прекрасный праздник маслениц­а. На­верняка будут народные игрища. Скоморохи. Блины с мёдом. Что не говори, а в язычестве было что-то прекрасное!
     Я соглашаюсь. Я всё вспомнил. Мой мир, мир великих откры­тий. Время жестокости и всепрощения. Время контрастов. Твой выбор — это твоё лич­ное решение. И никто не виноват. Не ищи виноватых. Не оправдывай свою глупость обстоятельствами. Проще простого обви­нить окружающих. Возьми да признайся себе в несостоятельности де­лать выводы. Возьми да начни ду­мать...
 
     Я Великий Птуш. Я начальная стадия человека. Когда мать меня вытолк­нет из гнезда, моё тело растерзает игра хищника. Но даже за то короткое па­дение вниз откроется простор осознания мира. Несовер­шенство. Вот истинн­ое движение вперёд. Не разви­тие техники и нау­ки. Оно, понятное дело, никогда не остановит­ся. Не гениальные открытия в области времени. Всему свой срок. Несовершенство — есть смысл существования.
     Я Великий Кошар. Зверь. Когда я сожру самого себя, я открою по­таённую дверь в удивительный мир вселенского Сомнения. Противо­речивых соблазнов. Где ошибки шлифуют несовершен­ство. Комфорт — равнодушие. По головам, по нервам окружаю­щих. Минуя при­личия, интеллигентность, какую либо совесть.
     Я Захар...
 
     Уступая дорогу веселящимся компаниям, мы медленно пробирал­ись к площади. Рука в руке. Токи любви. Захотелось поцело­вать её в тонкую и нежную шею.
     — Дорогой! Когда мы сбежим? Я уже всё приготовила. На первое время денег хватит.
     — Никогда.
     Рождение сына. Работа на стройке. Уставший «афганец» шу­рави, рву­щийся восстанавливать справедливость и ненавидящий кавказцев. Война. Осколки впиваются в тело. Госпиталь. Даша. Искалеченный сын. Хакерство. Сексуальная на всю голову Дог­ма. Любовь к ней не остыла... Виртуальные схватки... Зачем по­вторяться? Никуда бежать не надо. Не–на–до! Найди в себе му­жество справиться с трудностями без посторонней помощи. Не прячься, как последний трус.
     Глаза превратились в два яблока:
     — Как?! Мы же всё решили!
    Но теперь я стал другой. Я не буду пускаться в объяснения. Доказыв­ать или опровергать преимущества раздельной жизни. Развор­ачиваю её лицом к себе:
     — Аришка! Ты меня любишь?
     И всё меняется. Трогательно прижимается:
     — Больше жизни!
     — Слушайся меня. Мир хорош там, где умеешь его обустраи­вать. А не в заоблачных далях. Прежде всего, я хочу сына.
     Она лукаво оглядывается и, подражая секретарше, персонажу из­вестного фильма, восклицает:
     — Ну, я сейчас не могу... у меня работа...
     Хохоча, вспоминаю эпопею с грязной посудой. Я просил её мыть сразу. Не ждать, когда она засохнет, не наполнять горячей водой и ждать, когда от­мокнет. Раковина полнилась — завтрак обед, ужин — двоилась, троилась, множилась. Потом плюнул! Сразу после еды шёл и мыл. Молча. Ругаясь про себя на женскую недальновидность. Арина поняла. Восхитилась моей тактично­стью. Теперь у нас всегда чисто. Теперь она всегда принимает мою сторону. Как всё просто...
 
     Желание изменить мир — удел молодости. Чем взрослее, тем со­стоятельнее. Рассудительнее. Инертное существование загла­тывает тебя с головой. Идеалы, любимые с детства, сменяются на новые. Про­тест. Бунтар­ство. Я родился без компьютеров и радио­телефонов, без стиральной маши­ны и удобств. Мой вход в дом находился справа. Чтобы попасть в туалет, надо было выскочить на улицу, пробежать двадцать метров. Зимой садился на стульчак холода космоса и искрен­не поражался: почему не сделают туалет в доме?! В школе вполне серьёзно рассуждал о высоких заблуждения­х. Де­вушки казались не­глупыми. Дотронуться до её руки — счастье! Каждому от­мерен свой промежуток прозрения. Сей­час дети рожда­ются с интернетом. Воскли­цают: — Как это рань­ше жили без сотовой связи?! Да вот так вот и жили. Договарива­лись о встречах заранее, а просве­щались с помощью жи­вых книг.
     Мой вход в дом находился справа. Когда я решил построить своё «гнез­до», я так и изобразил его на схеме. А потом задумался: почему? Привычка детства? Воображение его идеальности? Аб­сурд! Старики ворчат: вот рань­ше, в наше время... Я возмущаюсь: вот раньше, в наше время... Сын в сорок лет пожмёт плечами: вот раньше, в наше время... Внук... Правнук... Что это? Торжество зрелости? Доказательство муд­рости? Отнюдь! Всё то же движе­ние вперёд. Мир меняется ежесекунд­но. Прими всё, как есть. Не осуждай потомство. Оно живёт уже там, в обновлённом зрении. В детстве, посмотрев фильм «Вий», ночью про­снулся в ужасе. Каза­лось, ведьма утащит меня в преисподнюю... Сей­час дети преспо­койно смотрят «расчлененку», канал 2х2, где в мульт­фильмах ре­жут, вешают, расстреливают, мясорубка, потоки крови... Смеют­ся. Безмятежно спят. Привыкание к чужой боли. Безразличие. Адаптация к иным формам жизни. Будущее. Адекватная реакция на встречу с разумным слизнем далёкой галактики. Вот оно, об­новлённое развитие. Переформатирование. А я — нет! Так не­льзя! Наши дети па­дают в пропасть равнодушия! Всё оттого, что я ретроград. Плохо ли, хорошо ли, но моё детство чистое. Безуко­ризненное... Кто сказал? Во втором классе случайно попал в ин­тернат. У родителей безвыходное положение. Со мной сидеть не­кому. Похолодел. Детдомовцы. Психо­зы. Ботинки прибиты гвоз­дями к полу. Утром просыпаешься с фекалия­ми на лице или мо­крым от мочи одеялом. Один мелкий пар­нишка подбегал, бил меня кулачком в горло. Выше не дотянуться. Я стоял. Плакал. Крепился. Научился драться. Та-а-ак звезданул! Лицо разбухло. Зауважал... Но когда пришла посылка из дома... Они сидели в отдалении. Тихо. Скромно. Для них это чудо. Печенье, конфеты, зефир, мелкие игрушки. Я не задумываясь всё раздал. Я стал взрослым. Не везде так, как у тебя дома. Вернулся в свою школу. Там, где раньше трусил, начал бить в глаз. Нельзя обидчикам давать спуску. Иначе ты превратишься в тряпку. Приучил. В восьмом классе уже никто никого не трогал. Младшие почитали старших. Старшие их защищали. Не везде развиваются так, как ты видишь собственными глазами. Мир многообразен. И безобразен без твоего присутствия. Без твоего весомого слова... Кто сказал?
     После школы написал три статьи в местную газету. Восторг всех, кто меня знал. Ветеран войны качает головой: ты не прав... Отчего же?... Пред­ставь. Взгляд на один бой солдата и генерала разный. Пер­вый в гуще схват­ки. Пот, вши, крики раненых, запах тротила с кровью, гибель товарищей, безысходность, страх, ду­шевная боль. Второй ви­дит весь театр сражения. Полки и бата­льоны превратились в фишки. Он ими двигает по карте в нуж­ном направлении. Обход. Засада. Контратака. Обстрел артиллерии. Налёт авиации. Он думает. Он учи­тывает всё! Взятие «языка». Дезинформацию. Разведку. Контрразвед­ку. Подвоз боеприпасов. Снабжение армии провиан­том, обмундирова­нием, медикамента­ми. Он ничего не видит, кроме плана битвы. Он должен пере­играть противника. Скажи: кто из них двоих, солдата и ге­нерала, важнее?.. М-м-м, генерал? М-м-м, оба?.. Нет. Как ты можешь го­ворить и писать о том, чего не видел?
     Мне стыдно. Я краснее помидора. Берусь судить о мирозда­нии, не видя его. Не осознавая его масштабы. Я опять стал ребён­ком в детском садике. Сделал «уверенный» шаг и вляпался в дерьмо...
 

     Сын спит в кроватке. Вечер. За окном пурга. Мороз рисует узоры на стё­клах. Арина вяжет мне тёплые носки. Клюёт носом. Скоро ус­нёт. Родители и тёща с тестем внизу. Допивают вторую бутылку друж­бы. Спорят, кому идти за добавкой. Не пройти, не проехать. Сугробы под два метра. Я спускаюсь. Беру лопату. За мной увязался Знахарь. Сел позади. Ждёт, когда я прочищу путь. Мы понимаем друг друга без слов. Он — это я. Только в про­шлом. Ко­шар мудр. Все боги не просто так. Они ведут нас к рас­судку. Зрелости ума. Будто небрежно слепили глиняную фигурку и отсекают всё лишнее, как бы извиняясь за торо­пливость...
     Обледенелые ворота. Скрипучая калитка. Улица утонула в снегу. Сегодня я понял истину Риль. Бесконечного перевоплоще­ния. У всех оно разное. Обособленное. Пять кругов, десять, бес­конечность. В моей жизни их три. Я придумал четвёртую. Никуда не уехал. Не кладу кир­пичи. Не воюю за чу­жие идеалы. Не взла­мываю банковские счета и не изменяю жене. Я везде и нигде. Мой мир, мир мужчины. Мужества. Я не взваливаю свои пробле­мы на плечи других. И сам же отвечаю за свои слова и поступки. Если мне когда-нибудь встретится Догма, не удивлюсь, не обра­дуюсь. Пройду мимо, будто мы чужие люди. И это будет честно.
     Риль, исковерканная Роль. Когда я исправлю деформирован­ную букву И на О, я «уйду» дальше. Сыграю свою роль достойно. Вот та­кая игра ума.
 
     — Молодец, зять! Так и хочется прозвать тебя грейдером!
     Голос тестя дрожит. Ему неохота переться по сугробам.
     — Давайте деньги. Сам схожу. Я уже разогрелся.
     Благодарное «Ик!» Бегом обратно в тепло. Знахарь прыгает на пле­чо. Ва­ленки наполняются снегом. Превращаются в воду. Она стекают в пятки. Там уже хлюпает. Выбираюсь на шоссе. Пурга усиливается. Хочет залепить мои веки окончательно. Кот что-то мурлычет. Словно предупреждая. Огни мага­зина. Грузчик расчи­щает территорию. Перед дверью отряхиваюсь. Вхожу в тамбур... и нос к носу сталкиваюсь с Догмой...
     От неожиданности я поскользнулся. Начал падать. Она под­хватила меня. Прижала к стенке. Знахарь спрыгнул. Сел рядом. Господи! Ха­керша всех времён и народов нисколько не изме­нилась! Э-э-э... Что я несу?! Через много лет она останется такой же, как в молодости. Фан­тастическая бли­зость...
     — Вижу, узнал. Насилу тебя вычислили. Что же ты, друг мой лю­безный, прячешься?
     — Не... понял. В каком смысле?
     — В прямом. Кто тебе позволил менять реальность?
     Из магазина в тамбур вышел мужчина. Меховая северная шап­ка. Заячий полушубок. Унты. Лицо строгое. Как у прокурора.
     — Он? Вроде похож.
     — Он самый! На Карельском перешейке спрятался. Думал, не найдём.
     — Что происходит??? Вы кто?
     Догма взяла меня под руку. Он с другой стороны:
     — Я Правник. Мозги таким, как ты, вправляю. Пойдём-ка!
     Потащили меня на улицу. Знахарь как ни в чём не бывало сле­дом. Я рас­терялся. В голове всё перемешалось. Внезапно вся мо­заика сложи­лась. Ну, как же! В первой жизни меня поддерживала Плацента. Во второй Наушка. В третьей Догма. Ага! В новой ре­альности — Прав­ник? Вот в чём дело.
     Легко скинул с себя их руки:
     — Хорош! Сам пойду. Куда?
     Мужчина кивнул на большой двухэтажный дом. Раньше в нём жил про­фессор. После его смерти родственники сдавали внаём. Я никогда там не был. Мне он казался обителью привидений. На­верное, из-за се­рого мрачного цвета. Снег начал падать крупны­ми хлопьями. Прокля­тье! Меня же дома ждут. С бутылкой вина. И Арина. Сейчас запанику­ет...
     — Всё будет нормально, — успокоила девушка, будто прочи­тав мои мыс­ли. Надо отметить, выглядела она сногсшибательно. Как и в той жизни. Стройна. Ловка и красива. Шапка с ушками. Пальто на меху. Высокие са­пожки. С такой внешностью в нашем посёлке из-за неё передерутся. Нахлы­нули воспоминания нашего соития. Накатил стыд... Перед женой, конечно же.
     Оглянулся. Знахарь мяукнул. Будто поддерживает. Ну-ну! Я так просто не сдамся! Тоже мне, корректировщики судеб. А... Да!
     — А вам-то кто позволил вмешиваться?
     Дорожка расчищена минитрактором. Стоит тут же. Где это они его доста­ли в наше время?! С высокой мохнатой ёлки слетел огромный ко­мок снега... Вошли в дом. Призраков не видно. Зато тепло и уютно. Интерьер шестиде­сятых годов. Запах сырой мебе­ли. Запах старости. Кот сразу же забрался на стул. Разлёгся так, словно надолго. Как мило!
     — Располагайся, Захар, — усмехнулся Правник. — Разговор наме­чается долгий. Пока не вернём пространство в нужное направление, не отвяжемся!
     — Уверены?
     — Безоговорочно! Что-нибудь выпьешь?
     — Не пью. И вам не советую.
     — Поживёшь с моё, не то что запьёшь... Наркотики колоть на­чнёшь!
     Пришлось снять куртку. Сели вокруг стола. «Прокурор» во главе. Догма напротив. Глаза напряжённые. Возбуждённые. Неу­жели она всё помнит? Значит, я не один такой? Нас много?
     Когда Правник снял шапку, лицо его показалось мне смутно знако­мым. В нос ударили запахи детства.
     — Да, Захар. Последний раз я видел тебя десять лет назад.
     — Ах! Интернат? Следователь из Ленинграда? Как же вас зва­ли...
     — Уже не важно. Как есть, Правник. Так и зови. Вспомнил ту исто­рию?
     — Да. Вспомнил. Думаете, это моих рук дело?
     — Знаю. Нет. Но виновника так и не нашли. Дело прошлое. Мы здесь по другому поводу.
     — Хотите заставить нас с Ариной уехать в тот проклятый го­род? Я заде­лаюсь каменщиком. Потом война. Госпиталь. Отец и сын калеки. Хакер Хворый... М-м-м... И так далее?
     При имени жены Догма шумно вздохнула. Скрипнули зубы. Очень ин­тересно. Ревнует? Скажите пожалуйста! Сердце сдавили невидимые тиски жалости...
 
 
     Маленький парнишка, что приставал ко мне, доставал и дру­гих де­тей. Но более изощрённым способом. Ночью, когда все спали, подхо­дил к кроватям и бил спящих в горло. Спросонья ни­кто ничего не по­нимал. Заходился хри­пом. Тихо и униженно пла­кал. Я не видел, кто бил, но хорошо помню по­следствия. Пришёл день, когда дети стали попадать в изолятор. Пятый. Ше­стой. Седьмой. У всех проблемы с гландами. Один мальчик чуть не задохн­улся. Еле откачали. Доложили куда следует. Прибыл Прав­ник. Устроил до­прос. Меня тоже расспра­шивал. Это я хоро­шо помню. От него пахло таба­ком. Глаза цепкие. Два буравчика. Думалось, просверлит насквозь.
     Той же ночью я проснулся от какого-то шевеления в глубине пала­ты. Превозмогая страх, встал. Приблизился. Восемь детей из старшей группы обкрутили парнишке горло полотенцем. Душили молча. По четыре на каж­дый конец. Какая-то девочка обмочи­лась, но со злым выражением лица про­должала помогать осталь­ным...
     Утром поднялась настоящая паника. Наехали медики. Мили­ция. Какие-то чины из министерства. ЧП. Очень скоро выяснили: удуше­ние. Виновников не нашли. Воспитателей поменяли. Кроме тех, кто ночевал дома. Кроме ди­ректора, Таисии Николаевны.
     Спустя два дня я оказался невольным очевидцем её разговора с Правни­ком. Родителей парнишки лишили родительских прав. Каждый день отец–алкоголик бил сына в горло. Пьяная мать вся­чески под­бадривала... Но и на этом история не закончилась. Когда через год меня забирали домой, кто-то из воспитательниц вполголоса сказала другой:
     — Какой кошмар! Помнишь задушенного пацана? Его родных кто-то застрелил прямо на пороге квартиры. Отцу и матери по две пули в горло вса­дили. И записку нашли. «Гниды»...
 
 
     Во мне закралось страшное подозрение.
     — Да, — сурово сказал Правник. — Это я их приговорил. Та­кие твари не имеют право жить. Ты согласен со мной?
     — Разве здесь кого-то интересует моё мнение? Давайте с само­го на­чала. Прерогатива человека сделать Выбор. Так?
     Они синхронно кивнули.
     — Вот и всё. Я отказался от побега. Выбрал спокойную жизнь. Это моё право. К тому же, как сказали кураторы, вместо меня по тому же пути пошёл другой человек. Железная взаимозаменяе­мость.
     Догма вскочила с места, словно её подожгли:
     — И тебе не хочется изменить мир?
     — Нет. Не хочется. Тем более, кто знает? Может, я его изме­нил в луч­шую сторону. Последствия моего решения ещё неиз­вестны.
     — Известны.
     — Вот как?! Откуда, позвольте полюбопытствовать? Вы ясновидящ­ие? Оракулы? Потомки Нострадамуса?
     Правник расхохотался:
     — Забавный, Хворый... Ты что же, думаешь, ты один такой прожил три жизни и отвернулся от них?
     Меня бросило в пот:
     — И это тоже пройдёт.
     — Вдумайся. Ты всё вспомнил, но продолжаешь жить. То есть тебе «по­казали» три варианта возможного развития. Это не зна­чит, что ты должен от них отказаться. Надо выбрать наилучший. Подкорректиро­вать все промахи. Принести как можно больше пользы!
     Я аж оскалился от злости:
     — Кто так решил? И это говорите вы?! Понимающие, что все изме­рения продолжают жить постоянно? А бессмысленный проект? Всё перепортили!!!
     Догма схватила стул. Села рядом со мной. От неё исходила притя­гательная волна нежности и секса. Я невольно залюбовался чертами подвижного лица:
     — Измерениями называются субстанции с различными свой­ствами види­мого и невидимого пространства. Плоскости. Объём­ности. Вре­менные или безвременные реальности. Вибрационные сетки. Эфирные отражения. Поля внешнего и внутреннего воз­действия на предыдущие отрезки человеческого развития. Это пирамида мироздания. На верши­не — последняя, она же на­чальная, Истина. Скажи. Что теперь нам де­лать с этими знаниями? Стать равнодушным наблюдателем? Бесчув­ственным эгоистом, который знает бу­дущее и вертит им, как хочет?
     — То есть? Я уже им верчу, как хочу? Вот уже и обвинения посы­пались... Повторяю! Я уже накушался ревматизма, войны и благород­ного отъёма де­нег! Мне надоело лгать. Изворачиваться. Надевать по очереди в зависимости от ситуации всевозможные маски кротости и наглости. Оставьте меня в по-ко-е!!! Покой. Вот всё, что мне нужно. Да о чём рассуждать?! Вторично ис­пытывать посттравматический син­дром? Страх? Не тот страх, где ёкнуло и пронеслось. Не тот, что кон­чается мгновенной смертью. А тот, который из месяца в месяц, из года в год поедает тебя изнутри, как червяк! С тонким намёком: не конец это, мол, ещё. Но про­должение! Я вам кто? Кукла? В бою, когда остал­ся прикрывать взвод, стрелял и писался, как последний эну­резник. По­нимаю. Ре­флексы организма... В госпитале поутру вышел в туалет, а там висит сосед по палате. Я сел на унитаз. Обрубки ног перед гла­зами. Толкнул. Думал: раскачается – не раскачается, успею ли увернуть­ся? Тихое умопомешательство. Врачи сказали, никогда не буду хо­дить. Уй вам!!! Изо дня в день сам себе делал массаж. Рыдал. Спирт глотал стакана­ми. Другой сосед перерезал себе вены. Я его понимаю. Кому нужен слепой? Может тебе, Догма? Ты выйдешь замуж за инва­лида без ног и без рук? А? Уй ты выйдешь! Простите, что ругаюсь. Вы пришли не по тому адресу.
     Наверное, мне надо было выговориться. Они это поняли. Мол­ча смотрели кто куда. Только не на меня. Я чувствовал лёгкость. Знания давили мой мозг. Разрывали командой: выполнить! Вы­полнить пред­назначенное!.. Но мне всё равно. Я уже прошёл все стадии прозрения.
     — Не–хо–чу!!! Вот и всё, что могу вам сказать. Из Риля сде­лаю Роль. И досвидос! Да. Когда я всё вспомнил, моя любовь к тебе, Дог­ма, разгорелась пуще прежнего. (У неё заблестели глаза). Но разве это правильно? Дать жене клятву и через год на­гадить ей в душу? (Она по­никла головой). Опять Выбор. Опять ложь. Увольте, господа. Увольте! Что? Надавите на жалость? На сознательность? Сейчас в Ленинграде пять тысяч детей–инвали­дов, две­сти из них требуют кардинального вмешательства хирур­гов. Через двадцать лет в Петербурге появится пятнадцать тысяч детей—инвалидов, девятистам из них потребуются деньги на операцию. (У Правника вытянулось лицо). Я, что ли, довёл их до такого состояния? Я привёл социализм к капитализму? А ведь это он заставит общество всё бросить: образование, человечность, контроль здоровья — и заняться бизнесом: обрастать комфортом, рав­нодушием, болезнями. Вы просите меня устранить следствие, а не причину! Двойной парадокс! С какой стати? Я уже повторя­юсь. Па­мять прошлых жиз­ней дана для обдуманного шага. Без ошибок. Без лжи. Без причинения боли кому-либо! А исправлять мир оставьте тем, кто только народился. Моему сыну, например... Вы же знаете! Его от­правили «шлифоваться»!
     Правник встал. Прошёлся по залу. Остановился у окна. Плечи его осуну­лись. Дрожали. Вдруг неожиданно резко развернулся. Подбежал ко мне. На­гнулся к самому лицу:
     — А как же совесть? Осознание милосердия? Ты напоминаешь мне тру­сливого прохожего, который пробегает мимо хулиганов, пристаю­щих к де­вушке! Он знает, что его побьют или пырнут но­жом. Знает, что испытает боль. Ему, видите ли, страшно прохо­дить одно и то же... Сдался? Хочешь спокойной жизни? А заду­шенные и изнасилованные девочки не будут сниться? А сбитые грузовиком детдомовцы? А сго­ревшая в огне многодет­ная семья? А украденные и проданные в бор­дель проституции? Я могу тебе привести сто тысяч случаев обще­ственного безразличия! Лишь бы его се­мью не трогали... Ничего не на­поминает?
     — Это вы про мою семью намекаете? Стало быть, я — тот са­мый безраз­личный и аморальный человек? Замкнулся на своей ячейке, а на мир напле­вать? Вот и спасибочки! Вот и поговорили. Знахарь! Пошли!
     Вывернулся от нависшего Правника. Повернулся к двери. Но!.. Уходить не хотелось. Возвращалась любовь к Догме. Запахи бархат­ной кожи. Одна­жды она оделась в тонкий пеньюар леопар­да. Ушки. Коготки. Хвост. Я чуть с ума не сошёл... Нет! Надо воз­вращаться. Я мужчина. Я отвечаю за свои слова... Кот остался си­деть на месте. Открыл один глаз. Ах, вот оно как?! Что если... Обернулся:
     — А что если это всё иллюзия? Представьте себе, сон?! От на­чала до кон­ца. Мы все друг другу снимся. Массовая галлюцина­ция. И так же, как во сне, мы можем летать. Менять предопреде­ление. Ничего не предпринимать. Даже стать Богом!
     У Догмы вздулись ноздри. Помню, она так резко возбуждалась и толкала меня на кровать, падала сверху. Но на этот раз она воскликну­ла:
     — Что бы это ни было, а мы должны принять решение! Воз­никла абсо­лютно новая реальность. Правник живёт множество жизней. В этой ему открылись наши и принципы взаимосвязи. Мы с тобой живём одну, но вспо­мнили предыдущие. Создаётся впечатление, Высший ра­зум специально объединяет нас в группу. Подойти к проблеме нестан­дартными методами.
     — О... очень интересно. Какими?
     Правник вернулся на место:
     — Это нам и предстоит выяснить. Сядь, Захар! В ногах правды нет. Я за­метил, ты апеллируешь чистой логикой. Поверь, это не так.
     Всей своей сутью моего твёрдого решения моё тело тянуло до­мой. Разум вопил остаться. Проклятье! Опять Выбор? Да что же это за жизнь?! Ладно. Посижу ещё немного. Успокоился. Сел на место:
     — Поймите. У вас психоз «детской неполноценности». Вы поражен­ы комплексом детских домов и сирот. Говоря языком будущег­о, неадекват­ность. Как и шизофрения... Ну не надо! Не надо делать воз­мущённые лица! Вы прекрасно меня поняли. Согласен. Наша встреча событие из ряда вон вы­ходящее. Мы с Догмой мо­лоды, а мыслим, как сорокалетние. Я с родителя­ми на равных об­щаюсь. Правник осознал всю боль несоответствий развития циви­лизации. Внезапное Знание. Фильтранты исчезли. Харушка вырос в во­рона–предводителя. Знахаря я вытащил из-под колёс. Мелкие составные обще–нового измерения... Так вот. Почему бы и дальше не оставить всё как есть? Мы тут говорили о том, что бу­дущее известно... Какое? Альтернатив­ное? Параллельное? Нами выдуманное и нами же контро­лируемое? Вы тут упомянули прохожего... Не все ли мы — обыватели, временно проходящие жизнь от рождения до смерти? Я прекрасно осознаю: Знать и ни­чего не предпринимать — тяжелейший груз. Даже издевательство над психикой. Можно сказать, Раздрай. Но вспомните! Все реаль­ности продолжают суще­ствовать постоянно. С каждым новым витком с некоторыми изменениями.
     Правник поморщился, будто проглотил кислую ягоду:
     — Не спеши. Давай по порядку.
     — Какой порядок? Ваше появление вносит в мою жизнь хаос. По поряд­ку? Хорошо. Допустим. Давайте по порядку.
 
     Что им сказать? Как переубедить? Привести пример амбре?
     Нет плохого запаха, есть привередливые лёгкие. Так говорили древние мастера. И по-своему были правы. Плохо только, что они не могли себе представить, ЧТО случится в XXI веке. Выхлопные газы автомобилей. Ды­мящие трубы заводов. Зловония гигантских помоек. Стабильные запахи тех­нического обслуживания цивили­зации. Канали­зации. Железной дороги. Метро. Аэропорта. Спец­одежды. Медицины. Наконец — войны. Приторный запах троти­ла с кровью.
     Мы ко всему привыкли. Так устроен человек. На протяжении тысяч лет мы выработали в своих генах принцип выживания. Адаптации. Нас уже ни­чем не удивить.
     Мутируют лёгкие. Параллельно мутируют представления о жизни. Каза­лось бы, нет ничего необычного. Прогресс движется вперёд. Мимо проходит бомж, забывший, что такое душ. Мы лишь слегка по­ведём носом. Помор­щимся на миг, да и забудем. Это нормально.
     Есть запахи, которые не забываются никогда. Грудного моло­ка ма­тери, родного дома, старых вещей, любимого человека, соб­ственной кожи или пота.
Чаще всего мы хотим пахнуть ещё лучше. Шампуни, духи, пар­фюмы, одеко­лоны, туалетная вода, ароматные мыла.
     Но существует запах трудноуловимый. Труднодоступный. Последн­ий. Запах смерти. Особенно остро он чувствуется в морге. Нет, не от разлагаю­щихся тел. От отсутствия жизни. Так вот. Я не–хо–чу дышать грязным воз­духом будущего и страхом перед смертью!!!
     Привести пример одиночества?
     Оно приходит сразу после рождения. Всё, что тебя окружает. Роди­тели, родственники, соседи, друзья, сослуживцы, жёны и му­жья. Под­ведённая жирная черта под тобой единственным. Твоим телом. Орга­низмом. Мозгом. Представлением о мироздании. Это Личное. Никогда никем не осмысленное и не понятое. До сконча­ния веков и тысячеле­тий одиночество подчёркнуто обилием окружающих тебя людей. Воссоединение с ними возможно лишь по нужде. И то временно. По причине слёз в жилетку. По причи­не войны и революции. По причине усталости жить. Но всё равно ты один. Почему? В глубине души ты не хочешь участвовать в чужой жизни. Ради неё жертво­вать временем, здоровьем, интере­сами. Даже если предположить, что Выс­ший Смысл размножил Себя на миллиарды частиц, чтобы воссоединиться в кол­лективный разум обновлённого очищенного Абсолюта, то и тогда ты превратишься в подконтрольное безэмоциональное существо Его Проекта. Так вот. Я не–хо–чу быть рабом!
     Нет. Как никто другой, Догма и Правник это знают. Привести при­мер па­мяти? Из жизни в жизнь сознание претерпевает одина­ковую трансформацию развития. Естественное условие роста мозга как телесного органа. Детство. Молодость. Зрелость. Коли­чество извилин определяет опыт. В плане же об­щения превалиру­ет грамотно постав­ленная речь. Полезная обоснованная ри­торика. Аргументация выво­дов. Память в нужный момент спора выстав­ляет барьер фактов. Защи­щается. Внушает противнику свои пози­ции или отсту­пает. Вот и всё. Я акцентирую внимание на прош­лых воплощениях. Но прежде мне надо знать...
     — Сперва, уважаемый Правник, хочется услышать вашу философ­ию. Догму я знаю достаточно хорошо.
     — Ловкий ход полемики. Уходишь с линии атаки?
     — Вот ещё! Рассудите сами. Плацента как-то изрекла: не важ­но Как и Что сказать. Важно, чтобы человек понял, как понима­ешь ты... Мне надо знать, Чем вы дышите, и только тогда делать выводы.
     — Или обладать рычагами убеждения? Защиты?
     — Я похож на вора? Нет, господа хорошие. Это вы ко мне пришли. Хоти­те откровенно?
     — Сделай одолжение...
     — Когда закончится наша бессмысленная беседа, я отсюда выйду и за­ставлю себя всё забыть.
     Догма взглянула на часы:
     — Время ужинать. Я приготовлю. Не обращайте внимания. Я всё слышу.
     Повеяло домашней обстановкой. Несмелая поступь обновлён­ного мира по праху поверженного. Я обхватил голову руками:
     — Да вы что? Сговорились, что ли?! Ослепли??? Мы не дру­зья! Вы сей­час создаёте близкие, доверительные отношения! Взываете к моей совести! Я вам говорю: пре–кра–ти–те!!!
     И тут же взял себя в руки. Как хитро. Вот уже и эмоции по­шли. Ру­тина фальшивой справедливости начинает затягивать меня в омут нер­возности. Психологи, ё–моё! Девушка всё-таки ушла на кухню. Чуд­ненько! Зайдём с другой стороны:
     — Типичная провокация проявления чувств. Ваш расчёт базировалс­я на моей любви к Догме. Мол, увижу её и дело сделано... М-м-м... Так я вас слу­шаю!
     Правник не спешил. Выпил вина. Закурил сигарету. Прошёлся по комна­те. Ага! Обдумывает тактику убеждения. Не ожидал увидеть в моём лице серьёзный отпор. Я его понимаю. Будучи многожизником, он мыслит более глобально, чем мы. Любой противник его опыту вы­глядит наивным и может вызывать раз­дражение.
     — Ты прав. Прав во всём. Три жизни сотворили из тебя без­душную рацио­нальную машину, и, естественно, ты не можешь делать других выво­дов, кроме как откреститься от всего, что ало­гично. Что не укла­дывается в рамки твоего нового мышления. Не скрою. Мы с Догмой сделали ставку на ваши прошлые искренние отношения. Во-первых, вы по-настоящему друг друга любите. Во-вторых, вы изменили жизнь миллионов людей в лучшую сто­рону. Явились точкой отсчёта положи­тельной энергии просветле­ния. Да. Ваши способы противоречили об­щей морали. Противо­законны. Так ведь и законы эти созданы теми, кто хочет ловко управлять обществом. Вот ты лю­бишь выстраивать цепочки при­чинно–следственных связей. Так?
     — Так. Я и сейчас могу обратить в прах ваше вступление. Разлож­ить по полочкам и разнести в клочья. И что дальше? Скажу больше. Я допускаю, вы построите самую совершенную цепочку, которая ока­жется сверхлогич­ной даже в условиях моего нового мышления. Но мне это при любом раскла­де не нужно. Достаточ­но того, что я предам свою семью. Как вам такая логи­ка?
     Возникла пауза. Наушка как-то сказала: всё очевидное не име­ет против­ных аргументов... Посмотрим, что он на это скажет.
     — Да, — кивнул Правник. — Не в бровь, а в глаз. Хватит од­ного этого обстоятельства, чтобы мы встали и разошлись восвоя­си.
     — Не хватит, — спокойно сказала Догма, выставляя на стол тарел­ки с са­латами и жареной курицей. — Ваш диалог зашёл в тупик. Мо­жет, сперва подкрепимся? Не делай, дорогой, такую зверскую физион­омию. Я не создаю дружескую атмосферу. Го­лод не тётка...
     — Вы мне напоминаете будущие сериалы. Мыльные оперы. Зомбиа­ду. Ловкий способ погрузить сознание в чужую жизнь. Помню, появится фильм «Рабыня Изаура», так вся Россия изо дня в день на­чнёт строить предположе­ния, что будет дальше. Пла­кать. Смеяться. Возмущаться. Ненавидеть. Испы­тывать чужие эмоции, на какие толь­ко способна психика искусственного со­чувствия. «Богатые тоже пла­чут», «Моя вторая мама», «Дикая Роза». Потом начнётся волна наше­го, сперва примитивного, за­тем глобального отвлечения от реально­сти. Программы искаже­ния истории. Опровержения. Доказатель­ства. Душераздирающие соседские истории бесчеловечности. Реалити–шоу. Один только «Дом–2» сожрёт сотни тысяч семей, разрушая и извра­щая от­ношения между людьми. И полетит – понесётся наше личное время содер­жать и обогащать, и продлевать время выдуманных персо­нажей. Ешьте, ешьте! Не обращайте внимания на эгоиста.
     — После всего вышеизложенного кусок в горло не лезет, — смеясь, констатировал Правник. — Тебе бы на трибуне оратором выступать. Со­рвёшь бурные продолжительные аплодисменты.Та­ким же макаром можно заклеймить книги. Писатель также погру­жает сознание читате­ля в чужую жизнь.
     — Ничего подобного! Книга даёт возможность читателю само­му пред­ставлять внешность персонажей, виды природы, модели­ровать поступки, анализировать. В фильмах наоборот. Зрителю предостав­ляют готовый мате­риал с почти угадываемым концом. Телевизор ли­шает человека воображе­ния. Отнимает гимнастику ума. В конце кон­цов, отвлекает от полноценного созерцания окружающей действитель­ности!
     — Что сказать... Браво!
     Догма также усмехнулась. И оба приступили к трапезе.
     Надо же! По всей видимости, они проштудировали всевозмож­ные спосо­бы убеждения. Основательно приготовились к схватке. Вырабо­тали чёткую линию поведения. Например, принципиаль­но не подда­ваться железной логи­ке, какой бы она не выглядела абсолютной. М-да. Может, встать и уйти? Не будут же они удер­живать меня силой?!
     — Не будем, — сказала Догма. — Нет. Не подумай. Не читаю мыс­ли. Я тоже тебя хорошо знаю. Никто тебя не держит. Мы бу­дем нахо­диться рядом с тобой до тех пор, пока не уедем отсюда все вместе.
     Как я ни держался, а прошибло до пяток:
     — Весёленькие дела... А, ну и ладно! Надеюсь, вы не станете вме­шиваться в мою личную жизнь?
     — О нет! Хотя и хотелось бы. Лучше я умру от ревности, чем тебя застав­лять. Насильно мила не будешь.
     — Жертвенная ты моя... В носик подуть? В глазик поцеловать? Опять вы меня склоняете к панибратству. С ума сой­ти!
     Сходить к Плаценте? Найти Наушку? Я знаю, где она обрета­ется. Но! Всё закончится очередным словоблудием. Очередным самобиче­ванием. Как на­зло, из памяти стали всплывать различ­ные эпизоды прошлых жизней. Я ста­рательно их выбрасывал за борт. Думал на от­влечённые темы семьи, Арины и сына. Но они с какой-то мазохист­ской настойчивостью лезли в голову, опроки­дывая мои защиты на­взничь...
 
 
     Кто чего достоин. Извечный вопрос. Такой же, как «Что де­лать?»
Помнится, когда Чернышевский написал этот роман, Достоев­ский тво­рил произведение «Идиот». Ну это так. Присказка.
     В своё время в России «случайно возникнет» пятнадцать миллион­ов ин­валидов. Из них полтора миллиона детей с различными дефектам­и и ограни­ченными возможностями. Но цифра гораздо больше, по­скольку смотря с ка­ких позиций смотреть. Есть же ещё «чёрная» ста­тистика. Масса неадекват­ных людей, про кото­рых сразу и не ска­жешь, что они умалишённые. Есть определён­ный процент созна­тельного родительского сокрытия от общества любимых детей. Ну, не ве­рят они в отклонения! Есть... многое чего есть. Дело не в том, что всем скопом надо бросаться им по­могать, а в размышле­нии о прошлом и будущем страны. Как, впрочем, и мира в целом.
     Мы в ту пору помирились с родителями, и я периодически приво­зил се­мью к бабушкам и дедушкам. Однажды залез на чер­дак и обна­ружил доре­волюционные газеты «Родина». Листая страницы истории, с удивлением подметил странную деталь. Чем глубже уходишь в про­шлое, тем меньше уродов. За 1914 год опубликован любопытный факт: в Петербурге 213 де­тей–инвали­дов от рождения, 518 — в ре­зультате несчастных случаев, более тысячи разных послевоенных си­рот. Три приюта, созданные свет­лейшими князьями. Императорские дотации. Благотворительные фонды.
     Сейчас в Петербурге пятнадцать тысяч детей–инвалидов, де­вятьсот из них с тяжёлыми нарушениями.
     Для сравнения: жителей города в 1914 году — 2,4 млн. чело­век, в 2014 году — 5,1 млн. Как видим, за сто лет население уве­личилось в два раза... Предположим, я не учёл множество других факторов. Например, влияние блокады в период Великой Отече­ственной войны, приезжие, переселенцы, не учтённые по ка­ким-либо другим неизвест­ным мне причинам. Скидываю пять – семь процентов. Допустим, де­сять. Всё равно, прирост числа инвали­дов внушителен. И это только детей, и только в одном городе.
     Причин множество. Перечислять и полного собрания сочине­ний не хва­тит. Ясно одно. Мир, где все поклоняются доллару, напрочь удалил челове­ческую функцию выживания. Никто не следит за собственным здоровьем, за собственными детьми. Пи­тание канцерогенно. Досуг виртуален. Нарастаю­щее обилие алко­голя, табака, психотропных средств. СМИ и Минздрав со своими жалкими потугами реабилитации ситуации — так лучше бы вооб­ще молчали! Надо рассматривать проблему в целом, а не в плос­кости, где бес­конечно удаляют след­ствие, а не причину. Распро­странение спиртного, осо­бенно на перифе­рии, продолжает плодить алкогольных уродцев. А государ­ство и нало­гоплательщики обязано их кормить, содержать. Всё верно. Общественн­ый резонанс их никогда не бросит. Однако пройдёт ещё сто лет. Не­трудно подсчитать процентное соотношение. В 2114 году будет более 100 тысяч детей–инвалидов. (Только в Петербурге (?)) Ска­жете: к этому времени появятся новые лекарства, средства, идеолог­ия... Да? Самим-то не смешно?
     Кто сейчас получает дорогие лекарства? Богатые. Где выде­ленные сред­ства? Разворованы. Капиталистическая идеология? Мы уже ви­дим, к чему это привело. К заскорузлому мышлению. Деньги. Ком­форт. И ничего более. И даже этот плач, увы, канет в пучину кондоми­нимума...
 
     ...Видел, как старушка ведёт под руку олигофрена. Небогатые люди. Не строгие работники Собеса. Не мы с вами. Старушка! То по­коление, прошед­шее войну, горечь потерь, выжившее в конц­лагерях Гитлера и Сталина. То, трепетное в душе сердобольно­стью и всепро­щением, продолжает жить по правилам совести.
     Мимо шла молодёжь с банками пива в руках. Разговор мат–пере­мат. Вид настоящих дебилов.
     Она отодвинула от них свою «ношу», закрыв её своим телом...
 
     ...Кто чего достоин? Реквием. Реквием безумию прогнившего мира.
     Если Высший Разум вознамерился подобным образом отшли­фовать наше милосердие, то Он болен. Существует множество других спосо­бов повлиять на психику.
     Если обществу наплевать на себя, то оно достойно апокалип­сиса. Техно­генных и природных катастроф. Террористической войны.
     Если это так называемое развитие цивилизации, то это обыч­ный путь зве­риного инстинкта выживаемости. Мы звери. И нече­го вопить на каждом углу о здравом смысле. О рассудке сказать? Не поворачива­ется язык.
     Сидел на пыльном чердаке и плакал. Взрослый состоявшийся муж­чина. В одно мгновение представил себе весь ужас искале­ченных под­ростков. Их увеличенные глаза боли. Их веру во взрослых Богов, кото­рым глубоко наплевать на всё, что их не ка­сается. И я такой же. Такой же ли? Правник и Догма возвращают меня к справедливости. Застав­ляют вернуться к челове­ческому возмездию. И чем они отличаются от зверей? Око за око. Зуб за зуб.
     Я плакал тогда от бессилия. Сейчас плачу от прозрения. У каждого свой уровень боли. Те восемь детей, что задушили мел­кого парнишку, до конца дней своих физических и бесплотных обрекли себя на вечное мучение.
Сострадание? Что мы знаем о нём? Ничего. Жалость — плохой спут­ник раз­вития. Человек становится слабым. С каждым прояв­лением со­чувствия он будет утверждаться во мнении: чё я пере­живаю? Мне по­могут... Вот и всё. Безынициативность. Слабоха­рактерность. Вялость. А где вялость, там тру­сость. А где тру­сость, там предательство. Помо­гать надо тоже уметь. Ско­рее, за­ставлять или учить помогать себе самому. Без постороннего вмешат­ельства.
 
     Догма и Правник тихо переговаривались. Какое титаническое тер­пение! Я сидел и смотрел в одну точку. На коленях Знахарь. В его ко­шачьем сне я охочусь за Харушкой. Захар вырвал из пасти тщедушное тельце. Взобрался на дерево. Положил в гнездо. Благодарный писк... Тело хищника бросается под машину. В по­следний момент Захар выдёргивает его из-под колеса. Благодар­ное мяу... Хозяин всегда спасёт...
 
     Кто чего достоин.
     Всякий, кто встречал нищего, встаёт перед выбором: подавать ему мило­стыню или нет? Чего только в голову не лезет! Он поду­мает, что ты жадина... окружающие решат, что ты жадина... сам про себя поду­маешь: жа­дина. Куда ни глянь — ты жадина! Сре­бролюбец и скряга. В конечном итоге возникает некое смешанное чувство жалости и отвра­щения. Позже — осу­ждение общества и себя. Назавтра всё забывается. Хм... До следующего раза.
     Коллега каменщик, с которым мы возвращались со стройки домой, рассу­ждал на эту тему так:
     — Принцип мироздания основан на равновесии. Своеобразные весы. Те, кто их нарушает, думает, что перевешивает чашу. На самом деле падает вниз. Ведь чаша по инерции идёт на дно, и остановить её может только обратно пропорциональное действие совершенного по­ступка. А кто на это согласится? Например, ни­щие. Абсолютно оче­видно, что по-настоящему обездоленных считанные единицы. Есть во­лею судьбы или обстоятельств забро­шенные в чужой город и выну­жденные просить деньги на дорогу. Есть небольшой процент обману­тых и лишённых квартир. И уж совсем мизер — калеки. Почему? В мире около тридцати процен­тов — инвалиды. Но их по­чему-то не вид­но на улицах в роли попрошаек. Они все получают пенсии.
     — И что из этого? — спросил я. — Не вижу связи с равновеси­ем.
     — Прежде всего, нищие рождают в нашей совести гамму противор­ечий. Вот тебе и нарушение. Мы не можем знать подлин­ную историю несчастно­го. Он может играть. Это может быть его способ заработка. Или состоит в какой-нибудь банде тихого вы­могательства. Наши со­мнения терзают нас и выбивают из при­вычной колеи размышлений. Даже возникают определён­ные страдания за ближнего своего. Ну? И нам это надо?
     — А вдруг это испытание нашей добродетели? Что если имен­но этот ста­рик или эта старушка действительно нуждаются в по­мощи?
     — Тогда почему они не идут в государственные учреждения подоб­ного рода? Хосписы? Ночлежки? Красный Крест?
     — Ну-у-у... Возможно, стыдно. Есть масса причин.
     — Э-э-э... нет! Я сам голодал и знаю, что это такое. Бросаешь­ся на каж­дую косточку. Тут надо искать корни возникновения ни­щеты.
     Я скептически хмыкнул:
     — Подозреваю, ты их нашёл.
     — Все попрошайки — отличные физиономисты и психологи. Люди в массе своей добры и бескорыстны. Чёрствыми их делают Система, религи­озные догмы. Из этого вывод — это такой образ жизни. Нищим так нравится жить. Ни за что не несёшь ответ­ственность, не платишь за коммунальные услуги, ни с кем не вступаешь в конфликты. С чего вступать, если у тебя ни­чего нет?!
— И какой выход? Осуждать легко. Ты предложи что-нибудь полезн­ое! Они всегда будут существовать. Как ни крути!
     Коллега удручённо почесал затылок:
     — Чёрт! Не знаю... Купим пива?
     — Купим.
     У магазина стоял старик в лохмотьях. Глаза слезятся. Тело дрожит. Он невнятно бубнил себе под нос давно забытую песен­ку:
 
     Да, я шут, я циркач! Так что же?
     Пусть меня так зовут вельможи!
     Как они от меня... далеки, далеки!
     Никогда не дадут руки...
 
     Коллега скосил на меня глаза. Я сделал вид, что смотрю в дру­гую сторо­ну. Он незаметно сунул в карман старика сторублёвку...
 
     Кто чего достоин. Мы можем без конца говорить о понимании мира. Об обществе. О разуме. Делать выводы. Принимать реше­ния. Но когда сталки­ваемся с несправедливостью, рука невольно тянется ис­править её вопреки собственным убеждениям. Как та­кое происходит? Будто кто-то нашёптыва­ет на ухо. Будто тобой управляют неведомые силы. На короткое мгновение ты стано­вишься сам себе не волен... Всё просто. Каждый из нас чист и добр. Грязными и злыми нас делает «до­быча золота». Вот что превращает людей в животных. Поиск богат­ства.
     Но и здесь я рассмотрел происки добровольного самообмана. Вот разбо­гател ты, и что? Вернулся к чистоте и добру? Хуже. Ты стано­вишься адеп­том новейшей философии нашей с вами совре­менности. «Я никому ничего не должен! Если человек — сирота и вырос в нище­те, то это — естествен­ный отбор!» Вот и весь сказ. Мы звери. И нечего вопить на каждом углу о здравом смысле. О рассудке сказать? Не по­ворачивается язык.
     Проблемы взаимопонимания напрямую зависят от скорости мысли. От строения мозга как физического органа. Как бы ни влияли на чело­века се­мейные традиции, общественные нравы, понятия о приличиях и самое глав­ное — воспитание, так или ина­че взгляд на мир останется сугубо индивиду­альным.
     Например. Общаясь с детдомовцами, я подметил немаловаж­ную де­таль. Чувство собственности уступает чувству коллекти­визма. Вроде бы положи­тельный аспект. Все дружат. Все друг друга поддерживают. Но, разговари­вая с каждым в отдельности, мне открылись интересные факты.
Первый: подсознательно, а то и сознательно, ребёнок понимает свою непол­ноценность. Постоянно думает об этом. Вместо того, чтобы раз­виваться, он копит в себе горечь одиночества. Где, на­глядное пособие достатка у детей с родителями виденное им из окна, существенно тор­мозит восприятие реаль­ности. Ну... вроде тоже всё понятно: социаль­ные различия, психологическое давле­ние и так далее...
     Казалось бы, всякий детдомовец подвержен данному психозу. Од­нако они категорически с этим не согласны. Некоторые даже утвер­ждают обрат­ное: я здесь временно... За мной придут родите­ли... У меня всё будет хоро­шо...
То есть коллектив давит на них безысходностью, с которой надо по­корно со­гласиться, а, оставшись в одиночестве — индивиду­альная скорость мысли принимает другое решение: я — выживу! И вовсе не от безотцовщины. Ско­рее всего, от самостоятельности.
     Второй факт: у большинства сирот, особенно у тех, кто из неблаго­получных семей, в душе возникает ненависть к обеспечен­ным. Неслуч­айно, по статистике, более тридцати процентов дет­домовцев уходит в преступный мир. Высокая предрасположен­ность к обогаще­нию: «По­чему у них есть всё?! А у меня нет?» — делает из них хит­рых, изво­ротливых прой­дох. И здесь опять всту­пает в силу скорость мысли. Собственная скорость.
     Как бы ни старались сердобольные воспитатели, как бы ни учили всепро­щению и терпению — после шестнадцати лет, когда детдомо­вец выходит в жизнь и получает от государства комнату, он предо­ставляется самому себе... Всё! Включается режим подсо­знательной ме­сти. Вот и пришли к выводу: индивидуальное вос­приятие мира зи­ждется на благосостоянии, деньгах и всех прочих «удобствах», с помо­щью которых ты станешь счастлив. И, что самое прискорбное. Нас этому учат с детства. Калечат психику, превращая её в потребитель­скую.
     Кто чего достоин?

                Глава 2

     — Да-а-а. Разбередили вы мне душу. Что так смотрите? Воз­звали к рас­судку? Зря радуетесь. Перегорело во мне всё. Потухло. Из года в год количе­ство инвалидов увеличивается. Слепые. Глу­хие. Алкоголь­ные аппендиксы. Генные уродцы... Всем не помо­жешь. Надо убирать причину, а не следствие. Кардинальным об­разом менять идео­логию развития цивилизации. Я не буду этим заниматься. Заезженная пла­стинка.
     Они опять расселись вокруг меня.
     — Значит, тебя не трогают девочки, проданные в бордель? — изрёк Прав­ник. — Сейчас как раз то время, чтобы этого не допу­стить.
     Глаза Догмы увлажнились:
     — Не верю в твоё безразличие. В той жизни ты был другим.
     — Вы нарушаете систему повторного времени. Предсказатели ве­щают будущее, оно свершается с некоторыми изменениями. Что сие означает? Предопределение.
     — Но так ведь меняется же?!
     — Правильно. Ясновидящим запрещено открывать стопро­центную прав­ду. Иначе люди начнут самолично заниматься кор­рекцией. Знаете, как я рассматриваю нашу встречу?
     — Как? — спросили они в один голос.
     — Избавление вас от иллюзий. Мы прожили три жизни. Зна­ем, Что произойдёт дальше. Если начнём шлифовать и улучшать, значит, со­здадим новую реальность. Вектор движения сдвинется не на милли­метр, как когда-то сказал кот Чих. Пространство перестроится от нача­ла до конца. От древних цивилизаций до по­следнего времени. И ка­ковы будут последствия? Вот вы, Прав­ник, сказали: новое будущее из­вестно. Я знаю Какое.
     Он скептически усмехнулся:
     — Ну-ну. И Какое?
     — С вашей точки зрения, Лучшее. Для сирот. Инвалидов. До­мов преста­релых и так далее. Лучшее! Под влиянием «детского комплекса неполно­ценности» в противовес равнодушию вы воз­намерились со­здать альтерна­тивный мир добродетели. Решили бесповоротно упря­тать обиженных в соб­ственноручно созданную крепость очеред­ного заблуждения.
     — И что в этом плохого? В трёх предыдущих измерениях они вла­чили жалкое существование. Пусть хотя бы здесь восторже­ствует справедли­вость!
     — Без прозрения безразличного и чёрствого общества? Вопре­ки програм­ме Верховного Разума? Не исключён вариант, где в роли на­глядного посо­бия судьбы малоимущих. Он таким спосо­бом пробужда­ет в людях милосер­дие.
     Правник вскочил. Лицо исказилось. Глаза безумно вращались. Го­лос дрогнул:
     — А ты?! Ты не меняешь свой мир?! Осознал и решил не участво­вать! Осознал и тем самым нарушил программу!
     — Я уже целый год живу спокойно и чего-то не видел никаких на­рушений. Человек сам творец своего жизненного пространства. И опять же. Все три мира существуют постоянно... Успокойтесь! Не надо нервничать. Изме­рения совершенствуются. Это очевид­но. С нашей или без нашей помощи, но всегда находится кто-то, кто осознанно или подсознательно редактирует сю­жет. Вместо меня на стройку пошёл другой человек. Вместо меня он пойдёт на войну, пройдёт ранение и госпиталь, станет хакером, разорит банки и снабдит детские дома деньгами. Программа восполнила пробел. Знаете, по­чему? Я заслужил. Моя новая судьба — компенсация за прошлую. Вот где торжество справедливости. Го­ворю же вам. Оставьте этот путь проходить дру­гим, неотшлифо­ванным людям! И вообще! Не слишком ли для меня вы­сокая цена — проживать дважды одно и то же безумие?! Хватит и одной же­стокой памяти прошлого! Вам не кажется?
     На этот раз они замолчали надолго. Догма утёрла слезы. Подбросил­а в печку дров. Правник сел на место, налил полный ста­кан вина. Зал­пом осу­шил.
     К своему огорчению, я почувствовал, что проигрываю. Доста­точно пере­ставить местами акценты, и они придавят меня моей же логикой. Очень про­сто. Как упомянул Правник трусливого прохожего, так и мои доказательства прогнутся под понятием «Знания».
     Они прибавляют скорби. Чем больше ты видишь последствий люд­ских поступков. Их глупость. Их безрассудство. Их нежела­ние исправ­ляться. Тем больше ты впадаешь в уныние. А если присовокупляешь к выводам свои многолетние умозаключения, то и вовсе — беда! Далее, как я обмолвился ранее, рука невольно тянется... Но обманываю себя. Прячусь под маской возмещения ущерба. Замасливаюсь семейным очагом. Втихаря упиваюсь муд­ростью... А что? Можно и так тракто­вать побег от действительно­сти. Скорее всего, когда мои «возбудите­ли» придут в себя, то мгновенно разне­сут мою философию на атомы.
     Ещё один фактор. Догма. Знаю. Наступит момент объяснения. Мы наме­ренно оттягиваем разговор. Готовимся. Настоящая лю­бовь случа­ется один раз в жизни. Раз, и навсегда. Люди по каким-то причинам могут разойтись, заново жениться, народить новых детей. Но та искра откровенных чувств, где человек любит и при­нимает тебя любого, не погаснет никогда. Я встану перед выбо­ром семьи и зеленоглазой брю­нетки. Эта мука куда страшнее воз­врата в прошлое.
     На память пришёл незначительный эпизод из детства. Отца назна­чили со­ветником в одну арабскую страну. Мне исполнилось девять лет. Я провожал его один. Мы стояли на платформе вокза­ла. Пасмур­ная осенняя погода. Че­рез две минуты отходит поезд. Он что-то гово­рил мне о послушании, о хоро­шей учёбе в школе... Внезапно я почув­ствовал, что теряю его. Внутриутроб­ный страх невосполнимой утраты вдруг охватил меня целиком. У нас ни­когда не было уси-пуси. И маль­чиков, и юношей в семье рассматривали как взрослых мужчин. Без на­ивного ребячества. Без ясельных и детсадовских соплей. А тут я схва­тил родителя за полы военного плаща. Запричитал: «Не уезжай! Пожа­луйста, не уезжай!..» Слёзы градом полились из глаз. Будто вселен­ский плач над умершим. Как предчувствие чего-то самого ужас­ного в моей жизни. Он настолько растерялся, что не знал, как себя ве­сти. Объявили закрытие дверей. Вырывается. Вскакивает в тамбур. Поезд трогается. Отец бежит в вагон. Открывает окно. Кричит: «Не плачь! Держись, малыш! Я вер­нусь!..» И бросает мне железный рубль с про­филем Ленина. Всё, что в поры­ве сердечной боли ему пришло в голо­ву. Словно последняя возможность меня успокоить. Я стоял и смот­рел, как зелёная электричка уносит его на войну. Поскольку уже тогда знал про «советников»... Стоял и думал, что больше никогда его не увижу. И эта жуткая мысль выворачивала мою душу наизнанку. На­верное, после интерната я во второй раз осознал себя повзрослевшим.
     Спустя полгода отец, пролежав в госпитале два месяца и на­всегда остав­шийся с больным позвоночником, рассказал про тот последний бой. В ка­кой-то момент, когда надо было перебежать простреливае­мый участок, его как будто что-то удержало. Перед ним «вспыхнуло» моё лицо. Прогремел взрыв. Тело отбросило на камни и, очнувшись, он понял, что это я остановил смерть. Не будь того надрывного проща­ния и моих горьких слёз, он шагнул бы вперёд не задумываясь...
     Здесь та же самая ситуация. Прими я их предложение, и мы всей группой направим мир в новую реальность. Не прими... У кого-то в критический мо­мент перед глазами «не вспыхнет» моё лицо. Сравне­ние условное, конечно. Аллегоричное. Ну, где-то так...

     Рассказы старца Карука о мытарствах «святой просительницы», притчи Чиха о блохе–богомольце, истории пси­хотерапевта Баттона Карловича Гур­ского и мои столкновения с несправедливостью третьей жизни, в конце кон­цов, подсозна­тельно подтолкнули меня на подвиги хакера Хворого. «Благо­родной» экспроприации награбленного и его раздаче обез­доленным и неза­служенно обиженным... Ну и что с того??? По­вторение — мать учения? Если назвался просвещённым груздем, полезай в кузов реформации миро­здания? Не слишком ли тяжёлый крест для одного человека? Нет! Я буду бо­роться до конца!
 
     Правник начал издалека. Из молодости своего первого перевоплощ­ения. Из Риля...
     ...Природу Карелии не описать никакими словами. Камни, покрыт­ые мхом, высокие сосны, озера... Ну, вы знаете, о чём я.
     Чёрный лес покрыл себя дурной славой. Раньше в нём периодичес­ки про­падали охотники и туристы. Один раз в течение года бесследно исчезли две группы отдыхающих. От первой нашли ав­томобиль на опушке, пустую па­латку в пяти километрах и пару нетронутых рюкза­ков. От второй не нашли вообще ничего. Ни следов, ни какого-либо намёка на пребывание человека...
     МЧС ещё не придумали. Искали, как говорится, всем миром. Пусто. Лес размером двадцать пять на сорок километров умело хранил секре­ты.
     Мне семнадцать лет. Только–только окончил школу и посту­пил в инсти­тут. Юношеский максимализм, разбавленный гордо­стью неиз­вестно за что, подтолкнул меня отправиться на раскры­тие лесной тай­ны. Физически пре­красно подготовлен. Трениро­вался у–шу. Гонору выше крыши. Сами пони­маете, море по коле­но. К тому же, один уме­лец смастерил мне меч, который по при­меру ниндзя я разместил у себя за спиной. В довесок к оружию прила­гался охотничий нож. Далее: рюкзак с консервами, флягой, спичками и одея­лом. Карта. Компас. Не­промокаемый дедушкин плащ. В целом — готовый кандидат в покой­ники. Это я сейчас понимаю, на ЧТО решился, а тогда каза­лось, что с лёгкостью раз­берусь со всеми проблемами.
     В то, что случилось, мне самому верится с трудом. Вообще, у меня стран­ная судьба. Как будто, некие Высшие силы швыряли моё тело и сознание по городам и весям, чтобы я воочию убедил­ся в одном чело­веческом заблужде­нии. Каком? Очень простом. То, что мы видим во­круг себя, не значит, что так живёт весь мир. Мы здесь, а не везде.
     Первые десять километров, а передвигался я в середине леса в сто­рону озера Н–ское, мне ничего необычного не попалось. Прав­да, идти в лесу или по шоссе — как небо и земля. Коряги. Пова­ленные бурей деревья. Непрохо­димые болотные топи. Кстати, их рассматривали как одну из возможных причин исчезновения лю­дей. Кто-то попал в тря­сину, второй полез спасать и сам увяз и так далее. Небольшие речуш­ки. Лес становился гуще. Идти станов­илось труднее. Темнело. Ёлки в лесу, кроме затемнения, ещё и навева­ют некую таинственность. Где-то шесть вечера. Тишина.
     Лось–альбинос появился настолько внезапно, что я застыл как вко­панный. Растерялся. Нет. Не испытал страха. Наоборот. С любопытс­твом рассмотрел его. Огромный. С головы, рогов, и до копыт абсолютн­о белый. Он встал, перегородив мне путь, и вни­мательно смотрел на меня странными рыжими глазами. Позже я понял, что — предупре­ждал. На удивление, я с ним заговорил. Не помню о чём. Он вздрог­нул. Величественно исчез в гу­стой лист­ве.
     Теряясь в догадках, я прошёл ещё пару вёрст, как вышел на бе­рег ручья. Ширина на прыжок с шестом. Скорость невысокая. Огляделся. Пусто. Ре­шил сделать привал и перекусить.
     На другом берегу что-то треснуло. Навострил уши. Тихо. «Наверн­ое, сушняк падает», — решил я. С сосновых деревьев часто падают су­хие ветки.
     Опять треснуло. Гораздо ближе и явственнее. Несомненно, к реке кто-то шёл.
     Припал к земле и почувствовал себя, мягко скажем, неуютно. От­полз за невысокий холм. Вытащил меч.
     Из леса вышел медведь. Это был всем медведям медведь. Та­ких я не встречал больше никогда! Ни в зоопарке, ни в цирке, ни в кино. У меня глаз намётан, а у страха глаза велики, но для срав­нения: его лапа оказалась раз­мером с баскетбольный мяч. Тело в длину метра три.
     «Вот и всё. Приплыл». Правда, всё равно не испугался. Так. Неко­торая опаска. Припомнив свой путь к ручью, на всякий слу­чай прики­нул, как от­сюда бежать. Высокая трава меня полностью скрывала, но всё же...
     В голове перепуталось. Мелькали скупые познания — ЧТО де­лать при встрече с диким зверем. Встать с подветренной стороны. Не бе­жать (легко сказать!). Изображать миролюбие. Не отводить взгляд и медленно пятиться спиной назад.
     Приглядевшись, я заметил, что мишка притащил дерево. Су­хое длинное бревно. Довольно-таки ловко перекинул его с берега на берег. Лёг на него и пополз. Осторожно и безмолвно.
     «Всё! — думаю. — Сходил в поход! Сейчас доберётся до меня!»
     Однако посередине он остановился. Сунул лапу в воду и за­мер. Я в недо­умении...
     И вдруг! Медведь резко выдёргивает лапу, а в ней рыба фо­рель. Ловко бросает себе за спину. Дальше, несмотря на трагизм моего по­ложения, я на­чал беззвучно хохотать. Рыба упала в воду и опять по­плыла по течению к нему в лапу, а он-то, бедолага, ду­мал, что бросает на берег. Видимо, раньше так и происходило. Здесь, должно быть, не та излучина реки.
     Одуревшая и измочаленная до неузнаваемости, после пяти – шести дёрга­ний рыба так и уплыла дальше трупом.
     Довольный мишка сполз обратно. Сел и огляделся. Каково же было его удивление, что обеда нет! Заворчал. И поверьте, мне от этого рыка стало дурно.
Потом он ещё долго бродил по берегу в поисках добычи. Злобно орал на во­ображаемых воров. Успокоился и ушёл.
     Излишне говорить, что этой ночью я через реку переправлять­ся не стал. Забрался на дерево, где и продремал всю ночь. Под утро немного поел. От­правился дальше. Страх исчез. Всегда, когда что-то опасное минует, уже не так страшно. Появилось предположение, что пропажа людей целиком и пол­ностью лежит на мегамедведе. Каждые пять се­кунд на всякий случай огля­дывался. Но и здесь я не рассмотрел знаки предупреждения...
     Смеётесь? Да. Я тоже принимал приключение за весёлую про­гулку. Пока не встретил старика.
     Он спокойно сидел перед костром и ел обжаренный кусок мяса. Первое, что бросилось в глаза — необычные кожаные ша­почка, куртка и штаны. На Крайнем Севере так одеваются нанай­цы–оленеводы. Не­сведущие люди сра­зу думают о национальном костюме, о традициях севера, о шаманских обря­дах. Мне же по­казалось, что это его повсед­невная одежда. Протёртая. Много­кратно чищенная и аккуратно под­шитая.
     Увидев меня, старик нисколько не удивился. Жестом пригла­сил присесть. Лицо в глубоких морщинах. Глаз почти не видно. Волосы и борода седые и длинные. При близком рассмотрении мне стало ясно: этот человек далёк от цивилизации. Костяная ку­рительная трубка. Рез­ной посох. Самодельный нож в чехле.
     Отшельник? Старовер? На «бегунка» с тюремной зоны не по­хож. Вообще ни на кого не похож. Не от мира сего...
     — Правды ищешь? — голос приятный, но тихий. Почти что глухой. Вы­сохшие руки неторопливо набили трубку.
     — День добрый, уважаемый! Ищу исчезнувших в этом лесу людей. Вы никого не встречали? Ну, хотя бы раньше?
     Старик посмотрел по сторонам. Посмотрел так, будто сейчас из ку­стов выскочат пропавшие путешественники всей земли. Прикурил от уголька. Пожал плечами:
     — Семя.
     — Не... не понял?
     — Семя от семени недалеко падает. Глянь на ту пещеру, — он мах­нул в сторону. — Все там.
     Увлёкшись стариком, я не обратил внимания на огромную дыру под сос­ной. В душе холодок. На ум полезли байки про ле­ших. Но лю­бопытство взя­ло верх. Поинтересовался:
     — Живые хоть?
     — А чего им будет-то? Как вошли, так и не хотят выходить. Молят­ся. Семя от семени недалеко падает...
     «Секта!» — мелькнуло в голове. Как же я сразу не допёр?! Ну, ко­нечно же! Пещера — вход в подземелье, где им мозги и выкру­чивают! Факелы. Оргии. Божественный экстаз. Худые, как щеп­ки...
     Старик коротко хохотнул:
     — Невелики твои познания. Смешно. Это что же? В миру все так видят свободу выбора?
     «Язычники?!» — похолодел я вторично. Кошмар! Вот влип...
     — Эх... поросль. Затуманили тебе разум. Дело не в поклоне­нии че­му-либо. Это условности. Дело в трезвом восприятии мира как такого. Без навязы­вания и насилия. Боишься?
     — Страшно, — честно признался я.
     Старик закашлялся. Вытряхнул пепел в костёр. Вновь набил труб­ку:
     — Говорю как есть. Никогда ничего не навязываю. Можешь встать и уйти. Никто тебя не держит. Только никому не говори про меня и прозрев­ших. Люди хотят жить своей жизнью, а не чу­жой ложью. По­знавать способ­ности тела и мозга, а не возможно­сти лазерных проигрывателей и прочих новейших образцов быто­вой техники. Об­щаться с Богами на равных, а не стоять на коле­нях перед иконами. Вера не в идолах–истуканах, не в церков­ных шествиях и прыжках во­круг огня.
     — Однако же удивительно слышать такое посреди леса! У отшельн­ика — и такие познания мирской жизни!
     — Вот этим и определяется истина. Ты знаешь только то, к чему тебя приучил твой мир. Я же знаю и то, и другое. Кто из нас делает правильные выводы?
     Мои познания реальности тогда находились почти что на нуле. Я не вла­дел риторикой. Не интересовался религиями. Смутно представлял себе исто­рию мира. Читал только книги приключен­ческого жанра. Зато в совершен­стве владел несколькими приёма­ми рукопашного боя. Гордился своими спортивными достижения­ми и поступлением в институт.
    — Вынужден признать, вы обладаете куда большими знания­ми, чем я. Иконы. Идолы–истуканы. Прыжки вокруг огня... Вера. Чем она определяет­ся?
    — Строгой индивидуальностью. Не оглядываясь на жизнь со­седа, рассу­ждать и действовать на личное усмотрение. И при этом не вме­шиваться в ритм развития другого человека.
     — Разве это возможно? Люди принадлежат к одному биологическом­у виду. Так или иначе, совместно проживают. Сообща ре­шают многочислен­ные проблемы... Ах, да! Хорошо. Уберём в сторо­ну тех­нократию. Всё равно! Семейные отношения? Пита­ние? Одежда? Жильё? Просвещение? Обыкно­венные потребно­сти быта и разума, без которых не выживет ни один орга­низм!
     Старик подбросил в огонь сушняк.
     — Один миллиардер настолько «накушался» своего безгра­ничного богат­ства, что стал задавать вопрос: в чём смысл жизни? А все, кто его окружает, ответить не могут. Для них ответ очеви­ден. Они давно усмотрели смысл: вы­тягивать из него деньги. Только знакомый мил­лионер сжалился.
     — Высоко в горах, — говорит, — где-то в Тибете живёт муд­рец. Вот он-то и знает этот проклятый смысл.
     Собрал наш герой экспедицию. Отправился в путь. Всю Азию прошёл. Половину Китая. Всех попутчиков растерял. Все продук­ты съел. Голодный и оборванный, заросший и злой, взбирается на послед­нюю вершину. Глядь! А там пещера. Сидит на выходе такой же обо­рванец, как он, и на костре тушку крысы жарит.
     Уселся напротив. Уставшим голосом спрашивает:
     — Не ты ли будешь тот великий мудрец, кто всё знает?
     Незнакомец важно кивает головой.
     — Тогда скажи, в чём смысл жизни?
     — Жизнь — это широкая и быстрая река.
     И замолчал. Ждал–пождал миллиардер. Чувствует, внутри всё заки­пает. То ли от голода, то ли от злости. Восклицает:
     — И это всё?!
     — Всё.
     — Совсем из ума выжил?! Я бросаю шикарные виллы, красивейш­их жен­щин! Бросаю автомобили, яхты, самолёты! Оставляю богат­ство, на которое могу купить всё золото мира! И только для того, что­бы услышать эту чушь?!
     «Мудрец» вскакивает. Бежит вглубь пещеры. Шарит там. Шу­мит. Выбе­гает с мешком в руке. Глаза горят. Побледнел. Покрас­нел. Хвата­ет миллиар­дера за плечи. Трясёт. Надрывно орёт:
     — Так значит, жизнь — это НЕ широкая и быстрая река???
     Я невольно расхохотался. Ожидал, что старик озвучит какую-ни­будь ис­тину, изобличающую современную цивилизацию. А вышло наоборот. Он высмеял философию сознательного ухода от жизни. Без­рассудство одиноких скитов, отшельников, замурован­ных в стенах мо­настыря иноков... Безумство скитальцев, ищущих Великую Правду. Старик даже высмеял себя. Себя?! Нет. Здесь кроется другой намёк...
     — Другой, — кивнул он. — Можно переставить героев места­ми, и тоже будет смешно.
     Внезапно у меня пропала охота веселиться. Притча натолкну­ла на удиви­тельную мысль. Мы все похожи на участников уни­кального опыта. В се­кретной лаборатории провели эксперимент. Посадили в клетку четырёх обе­зьян. Сутки морили голодом. Наутро кинули гроздь бананов. Только не­счастные животные бросились к еде, как их облили ледяной водой. И так несколько раз. Пока они не сообразили, что к ба­нанам подходить нельзя.
     Убрали одну. Подсадили другую голодающую, которая и слы­хом не слы­хивала про холодный душ. Бросается к бананам. Соро­дичи её учат. Понима­ют, чем всё закончится. Так, постепенно, меняя одну за другой, в клетке оставили лишь тех, кто про воду ничего не знал. Но те, как и прежде, всякую вновь прибывшую отгоняли от еды. Почему? Потому что здесь ТАК ПРИ­НЯТО!
     Вот в чём дело. Сидишь ли ты за рулём «бентли» и имеешь на сче­тах миллионы или ползаешь, как червяк, пресмыкаясь перед сильными мира сего, всё одно. У каждого своя широкая и бы­страя река. Каждый понимает, что здесь «так принято», и потому не будет пытаться что-либо менять... По­лучается, общество инер­ционно движется по пути роста благосостояния. Ви­дит в нём единственную линию развития. Не задумывается о причинах появл­ения такого образа жизни. Так жили раньше, живут сейчас и будут жить дальше. Тем самым загоняя себя в ловушку игры быта — «обеспечен­ного тела». Где любая мудрость от­талкивается от достатка. Крутится вокруг него. Апеллирует к нему. Охаива­ет или славит. Доказывает преимущества или опровергает. Бес­конечно навязывает «идеал». Всегда досягаемый, если полож­ишь к его ногам свою совесть и не будешь вдаваться в смысл.
     — Примерно так, — согласился старик. — Присовокупи просвещен­ие и будет в самый раз.
     — Вот именно! Да! Как мы будем развиваться, если все прикреплен­ы к школам, институтам, университетам?
     — Знания передаются от отца к сыну. Как ты думаешь, почему я никогда не видел видеомагнитофонов и компакт-дисков, но знаю о них? А ведь ты ещё ничего не слышал о персональных компьютерах и интернете! И в какую клоаку он превратится. Сколько времени будет потеряно впустую из-за сете­вого без­умия!
     Вопрос поставил меня в тупик. Сперва я решил, что старик узнал это от пропавших туристов и охотников. Потом, я где-то слышал про информаци­онный слой планеты, ноосферу, где со­держатся все знания цивилизации. Вполне возможно, он каким-то образом туда попадает и считывает информа­цию. Под конец пришёл к выводу: он лукавит. Ра­зыгрывает меня. Прикинул­ся этаким мудрецом–отшельником, загова­ривающим прохожих на­смерть... Вернее, отговаривает их возвращать­ся. В таком случае ему надо предоста­вить конкретные аргументы, а не пичкать меня аллегоричными притчами!
     — Поросль. Не умеешь здраво рассуждать.
     До меня вдруг дошло. Старик читает мысли?!
     — Отражение мозговой деятельности закручено в кольцо в виде не­видимого обруча. По цвету и форме, скорости появления мыслей мож­но понять, о чём человек думает. Мимика также иг­рает роль. А ещё глаза. Но не у всех. У тебя так всё на лице напи­сано... Знаю про компьютеры от отца. Он от деда. Тысячу лет на­зад уже предполагали искусственный интеллект.
     В этот момент я понял, о чём меня предупреждало само провиден­ие. Лось перегородил дорогу. Не пускал меня неопытного. Медведь таскал рыбу, буд­то знания. Кидал за плечо, будто их со­бирал. Тогда как надо сразу их «есть». Вдумываться в смысл. Потом сполз на берег и ничего не нашёл. Выброшен­ные истины, чьи названия ты только и успел прочесть, исчезли. Одно дело знать. Другое — Осознавать.
     Нынешнее поколение приучили видеть в прошлом недоразви­тое че­ловечество. Тёмные времена. Сплошное кровопролитие. Инквизицию. Рабство. Эпидемии. Переселение народов. Гибель древних цивилиза­ций. Но! Уже то­гда строили циклопические соо­ружения без современ­ных методов расчётов и мощной строи­тельной техники. Делали слож­нейшие операции на мозге. Знали о планете, потусторонних мирах и общались с ними. Знали о плане­те и могли с помощью тени столба определить её диаметр. Не странно ли? Мы задираем нос от вели­чайших открытий в освое­нии энергии атома и полётов в космос, а всё это известно и опро­бовано три тысячи лет назад. Мы только сейчас на­чали использо­вать в лечении гомеопатию, а на протяжении пяти тысяч лет ею исцелялись миллиарды древних людей!
     Старик внимательно посмотрел мне прямо в глаза:
     — Ступай в пещеру. Прислушайся к рассудку. Сам решишь, как жить дальше.
     В этот момент он обрёл надо мной необъяснимую власть. Вну­три я сме­ялся над ней. Думал, что справлюсь с любым гипнозом, а тело по­тянуло к дыре под сосной. Вдруг захотелось посмотреть, чем занима­ются искатели истины. 
Трепеща от возбуждения, заглянул внутрь. Ступеньки вниз. На стенах факе­лы. Спустившись, я попал в круглый зал метров сорок в диаметре. Посреди каменный очаг, вкопанный в землю. Вокруг сидят двадцать человек в разных позах. В разных одеждах. За­росшие и седые. Мужчи­ны и женщины. Те, кто оказался ближе ко мне, подвинулись. Освобо­дилось место. Казалось, никто не обращает на меня внимание. Снял с себя рюкзак и оружие. Сел. И весь мир исчез...

     Хаотично перемещаясь в пространстве, Круг–личность обна­ружило ядер­ную звезду, вокруг которой обращались около десят­ка планет. Подумало: а не создать ли здесь Чистую мысль? Друга. Можно, конеч­но, себя клониро­вать. Но зачем делать собственную копию, когда со­бой сыта по горло? Будет с кем пообщаться. Всё-таки что-то новое... Только надо это сделать с про­стейшей, не развитой Сутью. Иначе она не осознает коллективного предна­значения Разума.
Первая попытка закончилась плачевно. Позже люди назовут это место Фаэ­тоном. Обломки планеты кружатся по орбите между Марсом и Юпитером. Существа не выдержали противостояния двух основных Начал. Покончили с собой.
     Круг–личность подкорректировало Путь, добавив состояние Мило­сердия, поместив его между началами Добра и Зла.
     Далее спроектировало собственные проекции в виде миссий, виде­ний, предпосылок религиозного свойства, природных отоб­ражений фауны и фло­ры. Даже планету Глорию на земной орбите по другую сторону от Солнца. Как зеркальное отражение своей мудрости. На этот раз, учитывая неудачный опыт, Бесконтроль­ная сознательность, откуда существа могли черпать твор­ческие идеи, была размещена на высоте десяти метров над поверхностью планеты в полупрозрачной сфере, невидимой обычному зрению.
     Организм человека получился на загляденье. Совершенный мозг, совер­шенное тело. Дело за малым. Планомерное Развитие. На седьмой цикл, как и было задумано, Круг–личность решило отдохнуть. Много­образие жизнен­ных форм, способствующих ро­ждению абсолютно но­вого Сознания, вызва­ло закономерную усталость. Если бы оно знало, что сон продлится вечно, неза­медлительно покинуло бы эту часть Все­ленной...

    ...Поднимаясь в гору к источнику хрустальной воды, Люци размышл­ял в поисках ответа на два мучивших его вопроса. Почему Отец об­щается с ними через свои проекции и почему Он создал такое обилие разноцветных, летаю­щих, подводных, подземных, изоэнерге­тических племён?
     В сознании шёл внутренний диалог:
     — Ты знаешь, что про тебя напишет один писатель?
     — Что?
     — Это двойной парадокс. Читающие сейчас этот текст будут зада­ваться вечными вопросами о возникновении мира или пре­кратят чи­тать.
     — И что?
     — Они увидят очередную неудачную попытку выбраться из заблу­ждений и понять Его. Это ненормально.
     — Возможна, мозговая опухоль?
     — Определённо!
     — Тогда надо просто жить и ни о чём не думать. Так, что ли? Но тогда в чём смысл развития? Не слишком ли тернистый путь для воз­никновения Друга?
     Двойственность промолчала. Люци пришёл к роднику. Набрал пол­ный кувшин. Постоял некоторое время. Подумал о братьях и сёстрах, оставлен­ных внизу под горой. О жене Авеше. О том, что миграция му­равьёв совер­шает очистку почвы, а падение метеори­тов — не что иное, как Разре­шение природных задач по улучше­нию рельефа плане­ты. О несчастном ав­торе, му­чающемся от несоответствия пороков и добродетелей. Всё это в бу­дущем и наверняка в одной из альтернатив­ных реальностей. О спящем Твор­це...
     Непроизвольно шагнул в сторону и полетел вниз...
     ...Община удивилась долгим отсутствием Люци. Младший брат Эн­тин, родившийся пятнадцатью годами позже, не видя кув­шина, отпра­вился на гору. Несколько волков сопровождали его. Позади в отдале­нии шли львы и тигры. Звери впервые испытали чувство беспокойства. Их это пугало. Что также являлось необычным ощущением.
     Люци сидел на земле. Потирал ушибленный затылок. Глаза брата свети­лись странным светом:
     — А-а-а, младшенький...
     — Что случилось, Люц? Тебе больно?
     Звери попятились. Заворчали. Обратились в бегство. Энтин по­ражённо оглянулся. Хотел крикнуть им вслед слова утешения, как вдруг, не успев ни­чего понять, бездыханным рухнул на зем­лю...
     Люци злорадно усмехнулся. Собрал измазанные кровью остат­ки кувшина и вместе с телом убитого брата сбросил в пропасть.

     — Пишешь? — мгновенно перенёсшись в будущее, он загля­нул че­рез плечо.
     У писателя мурашки забегали по коже.
     — Пиши, пиши... Я сам стану Круг–личностью! Вы будете убивать друг друга с моим именем на устах. Вы будете грабить и уничтожать природу! Вы будете ненавидеть всё Добро мира!
     — Но... почему?!
     — Потому что вы — мои потомки!

     — И что это было? — я огляделся в поисках поддержки или хотя бы со­беседника. Люди продолжали молча взирать на очаг в центре зала. Лица просветлённые. Чистые. Мне захотелось стать таким же... Теперь я начал ко­е-что понимать.
     На заре цивилизации некогда совершенное человечество неожидан­но на­чало деградировать. Оказались повреждёнными некоторые участки мозга. Возникли новые направления мозговой деятельности. Впоследствии было предпринято несколько неу­дачных попыток вер­нуться к обычному режиму. Адаптировалось. Знания о том времени придут в далёком будущем. Круг–личность направляет развитие по спирали. Из века в век улучшая путь про­хождения. Люди проживают одинаковую жизнь, но с каждым но­вым витком более отшлифован­ную. Творец добивается идеально­сти любого события или мысли. Вот почему иногда кажется, что это уже когда-то происходило. Ме­няются идеологии и религии. Меняются условия проживания. Развивается технократический строй. Войны чередуются с миром. Повторно воссо­здаются усло­вия жизни предков. Творческая натура корректирует своё произ­ведение, доводит до совершенства. Так и Круг–личность отсе­кает всё лишнее...
     — Звучит, как очередная версия бытия, — устало сказал я. Но уже не оглядывался и не искал сочувствия или понимания. Провёл ладо­нью по лицу и с удивлением нащупал усы и бороду. Краем глаза заме­тил, как люди во­круг повернули ко мне головы.
     Время сократилось или исчезло само это понятие. Мне захоте­лось выйти наружу, вдохнуть свежего воздуха. Занималась осень. Величе­ственная Каре­лия раскрыла свои объятья. Сел у костра, где когда-то меня встретил старик нанаец. Закурил трубку. Из леса вышел юноша с рюкзаком на плече. При­близился.
     — Правды ищешь? — спросил я...

     Правник тяжело вздохнул:
     — Так начался мой путь прозрения.
     — Занимательный триллер, — усмехнулся я. — Достойный пера просвет­лённого писателя... Истории про миллиардера, экс­перимент с обезьянами и встречи с медведем и лосём я где-то уже слышал. Интер­нет в будущем будет пестреть байками. Про Круг–личность тоже ни­чего нового. Как вы и подве­ли итог: оче­редная версия бытия. Из него следует, я должен участвовать в шлифовке реальности, невзирая на свой сознательный уход от неё. М-м-м... Неубедительно. И что это за странная аналогия Люци и Энтина с Каином и Авелем? Нельзя повто­рять Библию. Пахнет плагиатом... Мне больше всего понравилось утверждение: мы здесь, а не везде. Да. Звучит весомо.
     — Это не развлекательное шоу!!! — возмущённо воскликнула Дог­ма. — Неужели ты стал таким бессердечным?!
     — Устал я от вас. Мне надо домой. Поди, переволновались все.
     Правник кивнул:
     — Иди. Для начала с тебя хватит. Но помни. Мы не уйдём от­сюда, пока ты к нам не примкнёшь!
     Знахарь вскочил. Побежал к двери. Догма хотела остановить меня. Я увернулся:
     — После поговорим. Не до тебя. Извини...
     На улице всё так же шёл снег. Но наши следы не замело. С вы­сокой мох­натой ёлки слетел огромный комок снега... Вот как?! Правник «за­морозил» время. Велики же его познания! Вот и хорошо. Успею вина купить...

     — Ну, ты метеор, сынок! Мы только успели закуску пригото­вить. Как там снаружи?
     — Сюрреалистичность предложила свежую реальность.
     Арина уснула. Клубок шерсти упал на пол, закатился под ди­ван. Сын не спал. Увидев меня, улыбнулся. Всё повторяется. Всё. Кроме моего решения. Если Круг–личность существует, Оно меня поймёт. Приходит время, и ты чувствуешь себя опустошён­ным. Выжатым ли­моном. И откуда взяться ново­му соку? Из прошлых Знаний? Уходя от погони, отстреливаясь от врагов, мы с Догмой упали с эстакады под мост. Машина взорвалась. Я опять родил­ся. Она опять родилась. Да. Это подтверждение шли­фовки. Ну и что? В этот раз мы обладаем па­мятью прошлого. Следовательно, повторяться нельзя. Это же очевид­но! Разве не является это нарушением принципов мироздания? Знать будущее и корректировать его? Правник вообразил себя Богом?!
     Согласен. Заманчиво. Но мы смертны. Всё так же несовершен­ны. На нас влияют эмоции, и мы всё так же не умеем их контро­лировать. И опять наде­лаем ошибок.
     — Где ты был, милый?
     — Снег чистил. Потом ходил родителям за вином. Никак им не уго­мониться. Радуются нашему счастью.
     — А ты?
     — И я.
     — Я тебе носки связала. Померишь?
     Разве можно променять семейную идиллию на чужие судьбы? Причём здесь совесть? Детдомовцы, сироты, дети—инвалиды бу­дут всегда! Прави­тельство кое-как справляется с ними. Сыты. Обуты. Учатся. Не обделены вниманием. Чего ещё надо? Куда уж больше? Мы уже знаем, чем заканчива­ется вмешательство. Наушка застрели­лась. Её дочка попала в сумасшедший дом. Во­семь «повзрослевших» детей справили день рождения в баньке, за­дохнулись угарным газом, сгорели. Побеги. Изнасилования. Злоба на «сы­тое» общество. Пре­ступность. Поножовщина. Мы своим проектом перегру­зили неокреп­шее сознание детей. Сдела­ли их моральными уродами! Где га­рантия, что и в этот раз ничего подобного не произойдёт? Вот и я так думаю. Никакой гарантии нет. Если Правник научился влиять на время, то и без меня спра­вится. Догма? Что ж. Надо собрать всю волю в кулак. Любить Арину. Но, чёрт возьми! Это не любовь уже?! Издевательство!
     — В самый раз, лапушка! Спасибо!
     — Я рассчитывала на большее.
     — Ну, как же без этого...
     Но мысленно я представлял Догму. Тело жены куда-то исчез­ло. Вместо него возникла дрожащая от возбуждения нежность. Горячие губы. Твёрдые соски большой груди. Гладко выбритый пах с узкой по­лоской волос над «де­вочкой». Вседозволенность...
 
     Лежали уставшие. Глядели в потолок.
     — Это что-то новенькое, — сладострастно прошептала Арина. — Чув­ствовала себя развратной и распущенной. Чего это на тебя нашло? Уж не завёл ли ты себе любовницу? Да ладно! Не напря­гайся. Шучу.
     Если когда-нибудь она «увидит» и «познает» хотя бы треть того, что прошёл я, наверное, сойдёт с ума...
     Во сне я терзал длинноволосую брюнетку со всех сторон, а утром выяс­нилось, что, не просыпаясь, грубо насиловал жену. Сперва это её забавляло. Испытывала многократный оргазм. Но когда я добрался до извращений, до крови искусала губы и с тру­дом не орала от боли. Вни­зу родители. Под бо­ком сын в кроват­ке... Да. Нехорошо вышло. Мне стоило неимоверных тру­дов успокоить её. Однако ближе к вечеру она робко попросила повто­рить. Жёсткий секс, несмотря на адскую боль, пробудил дремлю­щую в каждой женщине похоть. Не подумайте. Мужчин это тоже касается. Чем глубже па­дает партнёрша, тем раз­вратнее становит­ся партнёр. Или наоборот. Как вам будет угодно.
     Впервые с момента моего прозрения я прочитал ей лекцию о вреде поло­вых соблазнов. У Арины отвисла челюсть. Она и не предполагала, что я вла­дею риторикой и грамотностью выводов. Покраснела. Покля­лась больше не поднимать этот вопрос.
     Если с жизнью мы разобрались, то куда девать мою память? Наши отно­шения с Догмой не ограничивались разносторонней близостью. Иногда подолгу смотрели в глаза и понимали друг друга без слов. Од­нажды я спро­сил свою бабушку: что такое лю­бовь?
     — Когда внезапно испытываешь потребность обнять любимо­го че­ловека сзади. Без желания тела. Без просьб. Будто хочешь оградить его ото всего ничтожного мира...
     Ну, где-то так.
 
     Зимнее утро в сельском доме начинается с растопки печки. О-о-о! Это це­лое искусство. Открыть задвижки трубы. Налущить тонких ще­пок. Сложить домиком в топке. Внутрь сложить ском­канную бумагу. Прожечь чистку тру­бы, чтобы прогнать «пробку» в дымоходе. И толь­ко потом зажечь. Подки­нуть дров. Сидеть и смотреть, как зарождается тепло. Сказочно и непереда­ваемо. Встать. Подойти к окну. Оценить стеклянные узоры. Выгля­нуть на улицу. Прикинуть на глаз, сколько копать снега. Тяжело вздохнуть. Одеться. Отправиться за лопатой. За спиной Знахарь. Под ногами хрустит. Невольно задаёшься вопросом: чего людям неймётся?
     Вспоминаешь, как летом сбегаешь на озеро. Никого нет. Голы­шом зале­зешь в чистую воду. Застынешь. Всё вокруг прозрачно. Девствен­но. Рыбки снуют сонные. Подплывают к ногам. Тыкают­ся: нет, не еда.
Оглядываешься. Над туманом леса редкие облака отступающей ночи. Нако­нец, рассеиваются, явив место восходу солнца...
     Где-то далеко, как эфирный отголосок цивилизации, звуки электри­чек. Проносятся и тонут в плотности деревьев... Здесь же всё дышит гармонией. Утка с взрослыми утятами, привыкшие к людским подая­ниям, какое-то вре­мя крутилась подле. Потом уко­ризненно взглянет в глаза. Уплывёт. Утята несутся вслед. Бойкие. Смешные.
     Никто не верит, но когда я остаюсь один, из воды высовыва­ются морды рыб. Рты раскрываются, будто объясняя мне подвод­ную жизнь. Рядом садят­ся птицы. Сойки. Лесные голубые голу­би. Вороны. На плечи забирается бел­ка. Что-то шепчет в ухо. Трое бельчат кувыр­каются в метре от меня. В руки не даются. Ещё маленькие, всего боят­ся...
     Встаёт солнце. Дымка уходящего тумана растеклась по воде, пыта­ясь оторваться и зажить собственной жизнью. Сосны шеле­стят совета­ми Как осознавать пространство. Горизонт прощается с ночью. Даже карельские камни своим неприступным видом, своей грандиозной мо­нументальной ар­хаичностью вещают мне о прошлом и будущем... Душа заполняется покоем, свежими мыслями...
     Домой возвращаешься в приподнятом настроении. Собираешь гри­бы. Морошку. Бруснику и чернику. Навстречу первые стари­ки–бегу­ны. Собач­ники, чьи собаки, как и рыбки, сонные. Пону­рив головы, бредут куда потя­нет поводок... И, наконец, она. Мо­лодая. Гордая. В лёгком платьице. С поло­тенцем на плече. Воз­душная. Неприступная. Скользнёт по мне безразлич­ным взгля­дом: нет, не мой типаж. Мельк­нёт среди деревьев. Исчезнет.
     Всё исчезает в этом мире. Рождение и смерть, как два брата–близ­неца, похожи друг на друга своей противоположной ложью. Чувства и бесчув­ствия, такие непохожие и противоречивые. Го­ворят, прожить жизнь надо так: когда появляешься на свет — плачешь, а все вокруг улыбаются, когда умираешь — все вокруг плачут, а ты улыбаешься.
     Разве можно всё это продать за рубль? За золото и власть?
     Звуки человеческого «счастья» мне ни о чём не говорят. Они пусты. В своей гордыни. Равнодушии. Погоне за лучшей долей. Поисках «до­стойного» места в обществе. И что? Мне нужно слу­шать подобных людей? Стать та­ким, как они? Извините. Лучше я посмотрю и послу­шаю немых рыбок в озе­ре...
     Осенью земля засыпает. Немного грустно. Душа наполняется та­инственным полётом красно-жёлтых листьев. На озере тишина. Дач­ники разъеха­лись за «счастьем». А ты становишься частью природно­го сна...
 
     Но сейчас зима. Двухметровые сугробы. Многоэтажная па­мять. Правник и Догма терпеливо ждут моего решения. Не дож–ду–тся!!! Помру, а не изме­ню своего решения. К чему они меня опять приведут? Однажды ехал в поез­де с непризнанным литератором. Разговорились. В чём-то наши мнения со­шлись, в чём-то разошлись. Неожиданно он озвучил свой сон:
     — Странные вещи происходят. Иду по улице и вдруг у всех людей на плечах вместо голов появляются трёхлитровые стеклян­ные банки. В них, как рыбки в аквариуме, плавают все денежные знаки мира.
     Остановился. Протёр глаза. Пригляделся. У некоторых вместо лиц мони­торы компьютеров, экраны телевизоров, смартфонов и планше­тов. Тоже все останавливаются. Сгрудились вокруг меня. Тычут паль­цами:
     — Смотрите, — говорят, — человек с головой! Это нонсенс!
     А остальные бормочут что-то бессвязное:
     — Дебет... Кредит... Оплатить счета... Оплатить ипотеку. Аванс. Зарпла­та...
     Подскакивает ко мне флэшка на козьих ножках:
     — Подключи меня! Скачай информацию! Скачай! Накачай! Будешь в курсе всего происходящего!
     Пожимаю плечами. Удивлённо отвечаю:
     — Мне некуда вставлять...
     — У тебя на руках нет разъёма?! У тебя что-то с головой!
     Испугался я. Вот. И банко–люди, как банкоматы о двух ногах, тоже гово­рят:
     — Человек с головой!
     Наверное, с головой, да не с той?
     И разнеслось по всей земле: в России остался человек с голо­вой! Ломану­лись все в нашу страну. Запрудили города и веси. Море банко–людей, море нужных и полезных идей! В принуди­тельном порядке за­ставляют пачками оформлять банковские карточки. Операции вживле­ния под кожу датчиков лояльности. И вот, кто-то бросил клич:
     — Долой головы! Водрузим на плечи микрочипы! Наша но­вейшая доктрина — строгая рациональность! А тех, кто с голо­вой, отправим в сума­сшедший дом на перевоспитание!
     В общем, еле убежал. Пришёл домой. Заперся на все замки. Сделал из па­пье–маше муляж головы в виде стеклянной банки с рыбками–долларами внутри...
     — Да! — рассмеялся я. — У каждого свои рыбки!
 
     Правник и Догма провоцируют меня. Подталкивают к фальшивым эмоци­ям. Возбуждают совокупную гамму искус­ственной лжи и прав­ды. Я опять начну негативно рассматривать олигархов и плакаться над нищими. Рыдать над больными онко­логией детьми. Трястись от не­справедливости... Не–хо–чу!
 
     Докопал до ворот. Из почтового ящика торчит уголок письма. Смешно. Через двадцать лет они исчезнут. И ящик, и письма. Переква­лифицируются в электронные... Прислано мне. Почерк Догмы. Начи­нается?!
     Разорвал на мелкие кусочки. Отшвырнул подальше. Присыпал сне­гом. Нет. Они определённо считают себя всемогущими. Ни­когда не­льзя настаи­вать, пока человек сам не согласится! Разве будет его со­гласие выглядеть правдоподобным, если оно кем-то навязано? Бред какой-то!
     — Мя… мяу!.. — напомнил о себе Знахарь.
     — Ты прав. Пойдём перекусим. Нехай дальше снегоуборочная ма­шина пашет. Ещё не хватало всю улицу разгребать!
     Четверо родителей пьют чай. Лица разбухшие, но удовлетворённ­ые. Как по команде, уставились на меня.
     — Ты сегодня задумчив, — кивнул проницательный отец. — Как там внук? Сходите погуляйте. А мы с ним посидим.
     — Ага, — возразила тёща. — Мы-то с ним посидим, а вы опять нажрётесь!
     Рассмеялись. Подкинул дров в печку:
     — Я отлучусь ненадолго. Скажете Арине: на пару часов. Тут рядом.
Промолчали. Все уже привыкли к моим внезапным исчезновени­ям. Летом я подолгу пропадаю на озере. Осенью и весной в лесу. Зимой в центре посёлка у Плаценты. На это раз я решил расста­вить все точки над i с Правником и Догмой. Пусть не тешат себя иллюзией навязан­ного ими моего просветле­ния...

     Тот литератор сказал тогда ещё одну прелюбопытную вещь:
     — Писатель никогда не увидит своё произведение глазами читател­я. И, право, зря. Трепетный, как осенний лист, барьер. Не­преодолимая преграда.
Стремление донести до сознания общества очередную ступень разви­тия за­гнало его в ловушку. Кажется, и убеждённо кажется, раскрыва­ешь новые го­ризонты... Увы! Всегда найдётся какой-ни­будь скептик, кто докажет обрат­ное. И будет прав.
     Конечно, всё дело в сюжете. Бывает, напишешь обыденным язы­ком, а и не заметят, в первую очередь обращая внимание на смысл. И наоборот: украсишь текст вычурными фразами, пара­доксальными вы­водами — засме­ют.
     Вроде, и выхода нет. Одни пытаются перечитывать спустя вре­мя, другие доверяются корректорам и редакторам. Я же вообра­жаю себя «среднестати­стическим обывателем».
     Что ему нужно? Хлеба и зрелищ. Меньше нотаций, больше интерес­а. До­биться такого душевного состояния, где не надо ду­мать, но — наслаждаться. Можно сюда добавить безответствен­ность...
     При этих словах спутник отвернулся к окну, за которым мель­кали дере­вья. Задумался. Потом вновь обратился ко мне:
     — Виноват! Безответственен именно я. И вот почему. Отожде­ствляя себя с героями, пытаясь влезть в их шкуру, думать и по­ступать, как они, я ухожу от реальности. Раскрываю образы и тут же делаю их идеальными. Что в кор­не ошибочно. Писатель обя­зан рассматривать ситуацию со всех ракурсов. В первую очередь, с наиболее приближён­ных к читательскому восприятию. Конечно же, сложно. На всех не угодишь. Но есть, якобы, отдушина: об­щие установленные нормы. Вот это, на мой взгляд, и является ло­вушкой! Пока­жите мне ту точку от­счёта, от которой отталкива­ются приемлемые для всех убеждения?
     Философии? Так давно известно, аксиома аксиоме рознь. На­корми, напои и одень человека. Создай безопасные условия для проживания. Вот и вся философия.
     Конфессии? Придите в племена, сохранившие свою природ­ную суть на­бедренных повязок. Покажите им иконы, Библию, Коран, Ти­питаки (Буд­дизм). Они воскликнут: «О, Солнце! Какая замечательная растопка для ко­стра!»
     Государственный строй и идеология? Противостояние с други­ми. Нена­висть и войны. Разруха.
     Нет такой точки отсчёта. Попросту не существует! Общие установ­ленные нормы — заблуждение!
     Поэтому мне становится всё труднее и труднее излагать свою точку зре­ния...
 
     Литератор прав. Перекладывая его выводы на мою ситуацию, могу ска­зать то же самое. Всё, что мне не втемяшат мои «гости», какие ни приведут доводы, а Нет такой точки отсчёта, от которой отталкивается всеобщая благодать! Да и сам Правник изрёк: мы здесь, а не везде! Сам себе противо­речит! Как, например, в изоб­разительном творчестве. Различные течения в живописи пыта­лись представить природу ниже искусства. Романтизировать по­роки. Идеализировать человека. Дефор­мировать воображение... А вышло что вышло. Всех вытеснит компью­терная графика. На вы­ставки будут хо­дить люди старшего поколения и последние уче­ники художественных лицее­в. Так и здесь. Многооб­разие мира вытесняют примелькавшиеся заблу­ждения. Напускают страх перед новыми. Ну уж дудки! Я буду молчать. Нет. Не сейчас. По­сле разговора с ними. Может, они больны? Комплекс детской не­полноценности? Не такой слабой, как у меня в прошлых жизнях. Более глобальной? Приближенной к шизофренической? И теперь мучаются. Не на­ходят выхода утомительным мыслям о равнопра­вии детей семей­ных и детей брошенных. Да. Это болезнь души. Вирус человеколюбия. Где поражённый им жертвует собой и сво­ей семьёй во имя чужого благополучия. Без ответа с той стороны и осознания оказанного ей благодеяния! Сколько раз наблюдал такую картину. Ты сделал добро, а люди пожимают плечами. Мол, спасибо. Мол, так и должно быть... А какой ценой ты пере­ступил через себя?! Чего лишился?! Уже не объяс­нишь! Вот и за­масливаешься потом: я поступил по совести... по спра­ведливости... по законам добра и света...
     Ты уверен? Ты знаешь, что произошло дальше? Ты убеждён в том, что не нанёс вреда их терпению и выживанию? Не нарушил их соб­ственный ритм восприятия мира? Нет. Ты успокоил себя своим благо­честием. Самодоволь­ством значимости. Какой ты святой и пра­ведный, какой хорошенький и чи­стый, какой милаш­ка! А остальные — прожжённые и наглые эгоисты! Убла­жают своё тело и купаются в деньгах. Твари!!!
О-о-о! Я уже это проходил. Через боль. Через ненависть...

     ...Отец и дочь неспешно передвигались к магазину. Мимо пробежал­и двое вертикальных. Сверкнула золотая обувь. Больно уда­рила по глазам.
     Лицо дочери на миг исказилось. С тоскою посмотрела в спину ку­кусиков:
     — Пап! Почему мы ходим на коленях? Ведь это так просто — встать и пойти!
     — Сколько раз тебе объяснять?! У нас такая карма. Судьба. Рок. Понимай как угодно... Зато мы умеем читать и писать.
     — Лучше бы мы говорили и смотрели в смартфон!
     — Мы ближе к земле. Видим то, чего не могут рассмотреть верти­кальные.
Дочь задумчиво взглянула ему в глаза:
     — Пап! Разве можно жить на коленях? Они бегают. Они участвуют в про­цессе развития общества.
     — Они проносятся мимо прекрасного, не замечая его. Оттого и «слепы». Оттого и равнодушны ко всему, что ползает под нога­ми. Много ли у тебя интереса к червю?
     — М-м-м...
     — Мы тоже черви. Так же, как они прорывают ходы в почве, чтобы она дышала, мы стимулируем кукусиков на рост их богат­ства.
     — И нет никакого способа изменить реальность?
     — Почему же? Есть. Может, тебе в мужья попадётся вертикальн­ый...
     Через два года дочь вышла замуж за Алмазного и забыла свою се­мью. Как-то раз отец передвигался к магазину за пивом. Шёл дождь. На дорогах слякоть. Мимо пробежали дочь с мужем. Пла­тиновые кроссовки своим блес­ком на миг ослепили его глаза. По привычке за­жмурился. Дочь намеренно наступила в лужу. Волна грязи обдала лицо и тело.
     Он стоял на коленях посреди города. С удивлением посмотрел ей в спи­ну. Подумал: а почему бы и нет? С трудом поднялся. Сделал шаг. Ещё один. Дома уже не казались такими высокими. Увеличился обзор пространства. Вздохнул грудью совсем другой воздух. И ещё странно. Те, кто ползает, уже не казались людьми. Зато чем-то неприятным и бесполезным... Что же это? Чем выше, тем равнодушнее?!..
 
     Решили: нашёл себе оправдание? Открестился от предначертанног­о? Увидел глубокий смысл в движении разума и ловко увернулся от ползаю­щих на коленях?
     Увидел. Прозрел. Осуждаете? Хорошо. Как вам такой ракурс.
     ...Осталось немного. Два – три шага —  и ты уже в недосягае­мости. Дале­ко позади толпы нелюдей с угрозами и наставления­ми, уговорами и злобой. Скроются с глаз. Растворятся в тумане невежества. Сгинут.
     Дорожка к озеру, путь просветления. За плечами грохот автомобил­ей отдыхающих, треск квадроциклов. Пустые разговоры. «Нако­нец-то вырвал­ся на природу, но надо возвращаться. Шеф не опускает в отпуск. Ему надо...» И понеслось. О работе, о кре­дитах, о налогах... Мрак!
     Мостик через речушку. Течёт медленно. Спокойно. Опираюсь на перила. Смотрю, как водоросли мягко извиваются под напо­ром воды. Играют. Запах летаргического сна...
     Когда-то в прошлом здесь шумел мировой океан. На дне озера на­хожу ра­кушку, несвойственную пресному водоёму. Показал специали­сту. Повертел в руках: «Наверное, кто-то пошутил. Привёз. Бросил на память. Пересечение линий говорит о морском происхождении. Дати­рую возраст в десять тысяч лет».
     Но я-то знаю: никто не шутит такими вещами. Чего только нет на дне! Как часто случается, всё, что блестит снаружи, внутри му­сор. Гладкая спо­койная поверхность, а под водой осколки от пивных буты­лок, полусгнившие чемоданы со ржавыми металли­ческими уголками, тазики, дырявые вёдра, даже застывший це­мент. Воистину похорони­ли!
     Сегодня пришёл на берег в надежде вкусить малую толику счастья тиши­ны, но вместо этого столкнулся с трагедией. Пять человек ныря­ют. Ищут утонувшую девочку двенадцати лет. Уби­тая горем мамаша сидит на песке, раскачивается из стороны в сторону, обхватив голову руками. Тут же десят­ки людей с потем­невшими лицами лихорадочно названивают по телефонам. Вызы­вают МЧС, полицию, скорую.
     Мгновенно сориентировался. Закрыл глаза. Подводное тече­ние и родники озера мне хорошо знакомы. «Увидел» вторым зре­нием: тело отнесло влево на пятьдесят метров.
     В чём был, прыгнул в воду. Устремился вслед. Лихорадочно бьёт ра­достное ощущение: она ещё жива!!!
     Не захлебнулась. Потеряла сознание от холодного выброса подвод­ного родника.
     Пока плыл, её отнесло ещё дальше. На меня уже никто не смотрел. Всё! Я над ней. Набрал полные лёгкие воздуха. Нырнул. Темнота оку­тала зрение, но всё же разглядел на дне светлое пят­но. Девочку затяну­ло под корягу по­чти у самого берега. Глубина два метра.
     Схватил подмышки. Потянул наверх. Страшно, но надо действов­ать. Остались считанные секунды до смерти. Вынырнули. Несколько взмахов од­ной рукой. Вытащил на песок у самой кромки воды. Отды­шался. Прим­кнул к её полураскрытому рту. Вдохнул жизнь...
     Когда она очнулась, я ушёл с её поля зрения. Попятился и ис­чез в кустах. Оттуда наблюдал, как она встала. Пошатнулась. На­конец, её заметили. За­кричали от радости...
     На обратном пути на мостике смотрел, как водоросли играли под напо­ром мягкой воды. Изумрудные. Нежные. Я у порога рая... От­нюдь!
     Девочку, которую я спас, через неделю сбила автомашина. На­смерть. Ду­майте, что хотите, а смерть взяла своё.
     Понял: я ошибся! Не должен был тогда изображать из себя бес­корыстного героя и сладостно тешиться самолюбием. Случил­ся пара­докс.
     Скорее всего, произошло следующее. Всем, находившимся на озе­ре, ста­ло ясно: тот человек, вопреки логике уплывший вбок, исчез из поля зрения. А ещё через десять минут в этой же стороне они увидели утонувшую на бе­регу. Живой и невредимой. Следо­вательно, он её спас и, как истинный джентльмен, не ожи­дающий награды, незаметно уда­лился.
     Да, тот спасатель заслуживает уважения. Но! Посмотрим на это с другой стороны. Вернее, с двух сторон. Девочки и случая в целом.
     Она прекрасно осознавала, что её кто-то вытащил из воды. Кто? Во­дяной? Человек? Бог?
     Нехорошо это, когда не знаешь, кто спас. Нехорошо не поблагодар­ить. Совместно порадоваться. Черт возьми, даже выпить от счастья! Нехорошо оставаться в неведении. Думать о жизни, как о нечто эфир­ном. Нереальном. Тем более, находясь на грани жизни и смерти, де­вочка испытала стресс. Открыла глаза и нико­го не увидела. Разве это нормально? Я тоже утонул в детстве, и меня спасла молодая девушка. Все её обнимали и хвалили. Мо­жет, сейчас я вернул долг? Э-э-э... Нет!
     Всю неделю купался в лучах безвестной славы. С таинствен­ной улыбкой проходил мимо людей на пляже, которые вовсю об­суждали тот случай и, что говорить, благородство незнакомца. Гордился сам собой. Радовался. Как прекрасно, что она вырастет. Выйдет замуж. На­рожает детей. И всему при­чина Я. Глупо! Воистину глупо!
     ...В тот день я вышел в магазин. Ещё издалека увидел скопле­ние людей на шоссе. Понял: произошла авария. Подошёл. Позади зашур­шали покрыш­ки «Скорой помощи». Человек тридцать – тридцать пять расступились...
     Я её узнал сразу. В лёгком платьице, залитом кровью. Умиро­творённое лицо, где изо рта вытекало что-то чёрно-бурое. Сани­тары подняли тело, как мешок картошки. Кожа натянулась. От удара вну­тренние органы преврати­лись в крошево. Кто-то охнул. Запричитал. Краем глаза видел, как все, вклю­чая и меня, тайком вытирали слёзы...
     Они упаковали её в саван. Треск молнии, закрывающий то, что раньше было человеком, вывел всех из ступора. «Скорая» уехала. Тол­па разошлась. Я стоял и тупо смотрел на кровавое пятно. Во­дитель скрылся. Бежал, как по­следний трус...
     На мостике, куда пришёл после, водоросли извивались как-то медленно. Неохотно. Они уже не казались мне изумрудными и нежны­ми. Они уже не играли под напором мягкого течения. Слёзы капали вниз последним «про­сти». До порога рая далеко...
     Одна мысль постоянно гложет меня. Я не остался. Недокорректиров­ал ре­альность, и она продолжила свою деформацию. Мы тогда подру­жились бы с девочкой. Она не чувствовала бы себя одинокой... Всё было бы иначе...
     Но, иначе ли? Мы вмешиваемся и не осознаём, даже не предполагае­м ре­зультат! Поступаем, как нам кажется, верно. А поче­му-то выхо­дит «как все­гда». Что за фабула такая? Что за насмеш­ка об­стоятельств? Божий промысел или случайность?
     Есть ситуации, требующие незамедлительной реакции. Но прогрес­сивный человек всегда должен помнить о последствиях. Заранее моде­лировать в сознании всевозможные жизненные кол­лизии и выходы из них.
     Так вот. Я уже смоделировал свою жизнь.
     Не пудрите мне мозги!!!

                Глава 3

     Мне неприятен второй рассказ Правника. Его Риль похож на писк родив­шегося щенка. Я давно уже прошёл этот возраст. Мо­жет быть, раньше бы и восхитился, охнул от удивления, рази­нул рот. Сейчас же с трудом держал губы в нейтральном положе­нии. Не кривился. Не цо­кал языком. Не судил и не искал нюансы несовпадений. Его путь про­зрения, его личный взгляд на созда­ние Вселенной. Это уже не версия. Заблуждение. Мне начали надое­дать аллегории...

     Тоннель, по которому передвигалась моя плоть, узкий и неудобн­ый. Тем­но. Страшно. Впереди тусклый свет ушедших вперёд. От них осталась лишь вонь. Терпкая. Непривычная. Даже иногда затыкаешь нос и начинаешь ак­тивно работать локтями, лишь бы побыстрее преодолеть этот участок.
     Сегодня вывалился в искусственную нишу. Печатные агрега­ты. Запах ти­пографской краски. За столом местный редкий актёр. Улыба­ется, подлец. Зубы скалит на мой вид. Сказал:
     — Ползёшь?
     — Ползу.
     — Небось, наверх? Тебя там только и не хватало! Прямо ждут – не до­ждутся, когда этот грязный червяк выберется на поверх­ность.
     На моём пути они уже попадались трижды. Мерзкие. Завист­ливые. Со стеклянными и в то же время алчными глазками. Там, на воздухе, их прозва­ли редакторами. Здесь, где авторам пере­крывают дыхание, редкие актёры. Почему? Скорее всего, от способности быстро менять маски. Смотря какое произведение тащишь. Поэтому пришлось съяз­вить:
     — Ты, я вижу, тоже в крота превратился. Самого наверх не пус­кают?..
     Весь скепсис и сарказм живо слетели с коричневого лица:
     — Ага! Прозорливым стал? Ну-ну... Для тебя есть маленький сюр­приз. Присядь. Отдохни. Я сейчас...
     Вскочил. Юркнул вбок и вниз под копировальный станок. Даже и пред­ставить себе не мог, что там есть ниша. Похоже, если меня не об­манули гла­за и уши, там кто-то прятался и по-детски всхлипывал. На­верное, отпрыски, решил я. Жизнь-то продолжа­ется. Даже под землёй. Только мне показалось, что я где-то это уже видел и чувствовал. Будто бы время повторилось...
     Но редкий актёр выскочил с другой стороны. Откуда-то свер­ху. Су­нул мне новый набор инструментов:
     — Держи! Пригодится.
     — Думаешь?
     — Уверен! Только, вот что...— внимательно взглянул мне в глаза. — Можно оценить твои чеканки?
     Я удивился. Никто ещё на этом пути не интересовался моими рабо­тами. Расстегнул котомку. Вытащил сборник. Протянул в его дрожа­щие руки.
Он осторожно разложил ковки на столе. Погрузился в изучение. Через неко­торое время лоб покрылся испариной. Лицо побледне­ло. Глаза вращались, как у сумасшедшего. Затем дыхание сби­лось. Капнули несколько слёз. По­ложил последний лист в стопку. Высморкался в платок. С расстановкой про­говорил:
     — Жаль. Никто этого не увидит.
     — Почему же? Теперь у меня есть новые инструменты. Я бы­стро выбе­русь на поверхность.
     — Думаешь?
     — Уверен!
     — Вот и обменялись любезностями. Ладно. Тебе, так и быть, скажу. По­смотри внимательно на стены. Что видишь? Ничего не напоминает?
     Я оглянулся. Откуда-то из глубины памяти проступили неяс­ные воспоми­нания. Смутные, но до боли знакомые. Но тут же ис­чезли.
     — Нет. Ничего не напоминает.
     — Ты уже был здесь. На прошлом круге. Да и на позапрошлом мы с то­бой встречались. И ещё раньше... Твой путь, как заезжен­ная пла­стинка. Ты чеканишь одно и то же. Шлифуешь. Поэтому ничего во­круг не замечаешь и никого не узнаёшь. Та вонь впере­ди — это вонь от тебя. От твоих непра­вильных чеканок... Зато, честно признаться, они стали лучше...

     — Можно мне больше не выслушивать примеры реконструк­ции? Ваш Риль не вяжется с концепцией существования объекта, независи­мого от со­знания...
     — Ах, вот про какой ты Риль твердишь! А я-то голову ломаю... Ну, как же! Помню. Риль Алоиз. Немецкий философ. Отвергал материаль­ное единство мира. Этакий критический реа­лизм! Пища для ума.
     — Общество сколько не корми, всё на рубль смотрит, — вста­вила Догма. — В этот раз я поддержу Захара. Мне тоже не нра­вится отсебя­тина. Создаёт­ся впечатление, что вы ищите к себе со­чувствия.
     — Понимания.
     — Жалости.
     — Ну и что??? Да. Не отрицаю. Есть элемент старческих слёз. Но! У меня свой метод повлиять на решение Захара.
     — Чеканки человека, ползущего под землёй? Не вижу связи.
     Правник вскочил. Пробежал по залу. Вернулся на место. Я за­метил, это его способ взять себя в руки. Когда исчерпывается запас убежде­ний, надо отвлечься. Привести мысли в порядок. Выстроить новую ли­нию атаки. Господи! Всё старо, как Ты Сам!
     — Разве нас не приучают с детства проводить аналогии? С помощ­ью раз­личных образов приходить к правильным выводам?
     Я начал уставать от общения с ним:
     — Мы движемся по замкнутому кругу! От какой точки зрения от­талкиваются ваши рассуждения? От каких истин? Я вам скажу. От своей личной. Вот и всё! Вы опять выстраиваете новую реаль­ность. Доказываете её превос­ходство над другими... Поймите! Те самые «другие» останутся на том же ме­сте. Обладаете ли вы той нравствен­ностью и ответственностью, чтобы от­вернуться от них? Кто вам поз­волил? Никто! Никто, кроме ваших амбиций. Нагло­сти и обыкновен­ной вседозволенности! Ну, как же?! Обрели яс­ность ума и можно браться за шлифовку Верховного Разума!
     — Все люди являются корректорами. Только одни находят в себе силы бросить вызов судьбе. Другие прячутся за ширмой эго­изма.
     — За здравым смыслом. Я своё отмучился и теперь хочу полу­чить награ­ду. То есть тихо–мирно прожить спокойную жизнь и умереть в кругу семьи, а не где-нибудь на отшибе... Вам не надое­ло переливать из пустого в порож­нее?
     — Хотите знать чёткий ответ?
     — Сделайте одолжение.

     ...Сундук Истины начали тащить ещё во времена Ведической культуры. Выглядел он неотёсанным. Грубым. Сколоченный кустарн­ым способом неизвестным мастером, которому открылось «Озарение Ци». Видимая и не­видимая суть бытия.
     Внешность сундука постоянно видоизменялась. Всё зависело от того, кто брался тащить его дальше. Как правило, измождён­ный ста­рик перекладывал лямки на плечи юноше. Поэтому стен­ки ящика сперва пестрели весёлыми яркими красками, далее с го­дами они тускнели, постепенно превращаясь в чёрные.
     Первое правило передачи из рук в руки: никогда, ни при каких об­стоятельствах не открывать крышку.
Второе: если тебе всё же захочется посмотреть, что внутри, смот­ри правило первое.

     Спустя несколько веков сундуку приделали отшлифованные до блеска деревянные колёсики. Обточенные на каменном круге неиз­вестным масте­ром, которому открылось «Знание Ви». Спря­танное от глаз понимание Твор­ца.
На поверхность наложили металлические полосы. Как бы совме­щая стихии железа и дерева. Катить ящик стало веселее, хоть он и приба­вил в весе. Зато за день удавалось преодолевать гораздо большее рас­стояние. Что позволяло иногда посматривать по сто­ронам. Так зароди­лась «Фабула Ли». Разногла­сия между Созда­телем и человеком.
     В течение трёх тысяч лет сундук обшивали китайскими шелка­ми. Распи­сывали его арабской вязью. Объявили гробом Господ­ним, а на крышку нало­жили крест. Сотворил его неизвестный ма­стер, которому открылась «Запо­ведь За». Доказательство присут­ствия Бога на земле.
     Здесь сундук обильно окропили кровью, отчего он принял красно­ватый оттенок, и отправили в Ватикан на опознание его достоверно­сти. В течение следующего века он признавался под­делкой, настоя­щим, подделкой, настоя­щим...Так появилась доктрина двойственно­сти. Добро и Зло и борьба между ними.
     В XIX веке сундуку приделали двигатель внутреннего сгора­ния, а дере­вянные колеса заменили на резиновые. Придуманы они были неизвестным мастером. Учёным, которому пришла в голову мысль обратить взор в про­шлое. Не для изучения быта, а для познания исто­рии... Так вспыхнуло по­вторное «Озарение Ци». Отрицание Господа, как нечто неосязаемого.
     В XXI век он попал уже не тем грубо сколоченным из неотё­санных кус­ков дерева сундуком. Теперь он представлял собой современное из­делие с пластико–титановым покрытием, крылья­ми и атомным реакто­ром. Изобре­тены они были неизвестным ма­стером, ко­торого осенило эгоистичное «Про­зрение Я», означаю­щее: почему ни­кто никогда не пытался узнать Что вну­три сунду­ка?
     Да, он слышал про два правила. Но, поскольку являлся высокоразв­итым интеллектуалом, уселся за компьютер. Вычислил ве­роятность взаимосвязи всех предыдущих философий. Выставил их в той после­довательности, в ка­кой они развивались. И... и не стал открывать. Он чётко представил себе со­держимое. Сошёл с ума и активировал апока­липсис...

     ...Я сижу в пещере на камнях. На мне шкура саблезубого ти­гра. Моё пле­мя спит после сытного ужина из мяса мамонта. Пере­до мной непо­нятный предмет. Он состоит из большой и малой ча­стей. Во времена долгих зим я изучал его и пришёл к выводу, что он являет собой ём­кость. Однажды мне пришла в голову любо­пытная мысль: попробо­вать приподнять малую часть. Она со скрипом откинулась. Превозмо­гая страх, заглянул внутрь...
     ...Уже много лет я тащу сундук, внутри которого шесть свит­ков па­пируса с надписями. Ци–Ви–Ли–За–Ци–Я...

     — Чёткий ответ? Бред начинающего писателя. Вот бы ему блеснуть остроумием... Я вам твержу о простых вещах. Хорошо! Разберём дан­ную чушь. Хотя опять втягиваете меня в диалог... Ну да ладно! Циви­лизация дви­жется по кругу. Кто так решил?
     — Статистика и повторные обстоятельства. С каждым витком происходят одни и те же события, но с небольшими дополнения­ми. Следовательно, шлифовка. Следовательно, мы имеем право корректи­ровать. Те самые Неиз­вестные мастера. Так почему не мы? Привыкли, что мир двигают каки­е-то абстрактные гении. А мы только пожинаем плоды революции. Разве это ло­гично? Мы, трое зрелых и просвещён­ных людей, отошли в сторону, когда всякая шушера делает на детях бизнес. Ладно бы делали с поль­зой для них. Так нет! Ни сты­да, ни со­вести. Только карман наби­вают. Пойми, Захар. Мы избран­ные! Мы та­щим на плечах сундук Знаний. Нам дана уникальная воз­можность из­менять реальность. Кому ещё улыбнётся такая удача? Кто из людей на земле прожил три жизни? Знает последствия поступков? Может влиять на поли­тику и геополитику? Даже на природу и взаимоотношен­ия между людьми? У тебя писательский талант. Я чи­тал твои статьи. Твой конёк — краткость. Точная и своевременная. На­род пой­дёт за то­бой. Тем бо­лее, ты бессребреник.
     Ещё немного, и я брошусь к ним в объятия. Знают куда нада­вить.
     — Ваш первый рассказ про Чёрный лес куда более полезный. Как там сказал старик–нанаец? Дело в трезвом восприятии мира как тако­го. Без на­вязывания и насилия.
     Они рассмеялись. Догма утёрла слезу. Констатировала:
     — Каждый человек из всего услышанного слышит то, что ему по душе. Остальное отправляет в мусорную корзину. Вот откуда столько помоек! Ми­риады заблуждений!
     — Прежде посмотрите на себя! Комплекс детской неполно­ценности — всё то же заблуждение. Что же вы перестали смеять­ся? Вбили себе в голову «великую справедливость», а на другие мнения начхать. На меня и мои вз­гляды наплевать. На общество, с личным прозрением каждого, также нало­жили с горы. И это, по-вашему, избранные??? Сперва разберитесь со своими мозгами. Избранным является человек, способный менять направление раз­вития в глобальном, планетарном масштабе! Вы же предлагае­те мне обык­новенную, узконаправленную коррекцию существую­щих реалий. Повторяю! Надо менять идеологию народов. Убрать фальшивые ценности комфорта. Показать истинные! Я этим за­ниматься не буду. Оставьте меня в покое! Риль — это не воз­можность перевоплощаться во что-либо. Сознательная инициа­ция. Отказ от каких-либо поступков. А, может быть, я не исключаю, награ­да за прошлые мучения. Я уже год живу вне вре­мени. Пока вы не заявились. Сейчас я уйду. Завтра договорим. Но. Предупреждаю. В по­следний раз. Я устал вам доказывать не­состоятельность вашего жела­ния...

     По пути домой я согласился. На самом деле, они правы во всём. На­чиная с прохожего, трясущегося от страха и бегущего от проблем. И заканчивая уникальной возможностью обладать зна­ниями прошлого и будущего, шли­фовать пространство. Воз­можно, я сдался. Возможно, бегу от действитель­ности. Возмож­но, прикрываюсь семьёй. Но кто возьмётся меня осудить? Разве есть среди вас безгрешные? Разве мож­но иметь за плечами массу недостатков и советовать Что и Как делать? Вот и я о том. Осу­ждение...
     Однажды мне повстречалась женщина. Лет под пятьдесят. Мы по­пали за один столик в кафе. Разговорились. Неожиданно для себя, и для меня тем более, она приоткрыла пикантные моменты своей жизни. Правда, я до сих пор не могу понять, как можно рассказывать подоб­ное незнакомому челове­ку. Когда ей исполни­лось три года, скончалась мама. Отец взял на себя роль всесто­роннего воспитания. Обучал жен­ским премудростям, гигиене, кулинар­ии, общению с мужчинами. До­обучал до того, что не вы­держал. В очеред­ной банный день овладел ею. Овладел нежно. Так, что она почти не почув­ствовала боли. Ей то­гда было девять. С тех пор они зажили как муж и жена. Детство кончи­лось, так и не начавшись. Игрушки побоку. Мальчики ей ви­делись на­ивными. Девочки глупыми. В тринадцать лет она впервые почувство­вала оргазм. В четырнадцать влюбилась в отца самой настоящей любо­вью. Он казался ей совершенным Богом. Абсо­лютом. На всех осталь­ных мужчин смотрела охлаждённо. После школьных уроков спешила домой. Го­товила обед. Придумывала новую сексуальную игру. Терпе­ливо ждала его с работы. Весь смысл её жизни свёлся к телесному на­слаждению и удоволь­ствию удовлетворять отца. Это казалось есте­ственным. Нормаль­ным. Лю­бовь переросла в страсть к мужскому телу. Тонкое при­косновение к поло­вым органам трясло её больше, чем обычные девичьи фантазии в этом воз­расте. Она любила его пот. Мор­щинистую кожу. Спонтанный и грубый секс. Медленный и неж­ный. Извращённый и целомудренный. Бывало, он по часу терзал её тело, а она просила ещё и улетала в страну умопомрачения... По­ступила в институт на факультет психологии. Отец настоял. Спустя время он по­нял, что совершил непоправимую ошибку. Ближе к старости проводил с ней серьёзные беседы. Подготавли­вал к тому, что когда-нибудь она выйдет замуж и родит детей. И слушать не хотела. Наоборот. Познавая глубины людской психи­ки, постоянно находила себе оправдание. Да. Сожительство с родным отцом аморально. Противоречит генному про­должению рода. Превращает девушку в неполноценную женщину. Но оста­новиться уже не могла. Детское привыкание переросло в необхо­димость. С каждым годом он становился слабее. Астма. Проста­тит. Нарушение двигательного аппарата. Ходил с палочкой. Она покупала возбуждающие лекарства. Участилось сердцебиение. Первый инфаркт. Второй. Половые функции сводились к нулю. В их жизни появились предметы интимного свойства. Имитаторы. Но его мозг отключался вполне естественным биологическим старением. В последнем сово­куплении сердце не выдержало. Вместе с ним для неё умер весь окру­жающий мир. Осталась инерция и сладкие воспоминания. Теперь она мечтала только об одном. Побыстрее скончаться и соединиться с от­цом на небе...

     К чему я вспомнил эту историю. Что вы испытали в момент её про­чтения? Правильно. Нездоровое возбуждение вперемешку с отвраще­нием. Некот­орые индивиды на миг вообразили себя на месте героев и оплевались. У некоторых (не думайте, что только отцов, но и женщин, которые в детстве идеализировали папу и искали себе будущего мужа, похожего на него) мельк­нула мысль греховной модуляции в своей се­мье. В целом, произошло здоро­вое осуждение. Так нас приучили нор­мы поведения и обществен­ные традиции. Теперь встаньте на её ме­сто. Отец поставил перед фактом. Приучил. Оптимизировал сексуаль­ные отношения. Мо­жем мы после этого осуждать её? Нет. Его? Думае­те, что да? Ошибаетесь. Значит, вы никогда не мыли девочку. Не провод­или ладонью по её нежной попке, тоненькой щёл­ке, хрупкой спин­ке и едва формирующейся груди. Не вдыхали запах нежной и бархат­ной кожи. Не чувствовали доверчивость и беззащитность. Готов­ность к по­слушанию. Её подсознательной тяги тела к мужской ласке. Всё это происходит на биологическом уровне и практиче­ски не зависит от нрав­ственной подоплёки. По статистике — той, что осела в поли­цейских прото­колах — из ста подобных случаев семьдесят происходи­ло с обоюдного со­гласия. «Сердобольные» соседи и знакомые доне­сли, или девочка проговор­илась. А сколь­ко ещё нам неизвестно? Тыся­чи. Если не десятки тысяч ситуа­ций по всему миру. Я не имею в виду родительское насилие. Там за сотню тысяч переваливает.

     Задайте вопрос. Почему я привёл именно это сравнение с осужден­ием? Чтобы вас основательно пробило. До мозга костей. До глубины души. Осу­ждать-то все мастера. Но, попади каждый из вас на границу морали и амо­ральности, посмотрел бы я, как вы выкрутитесь. Нраво­учения надо уметь читать. Продумывать наперёд каждое слово. Вз­гляд. Движения. Позу. Дыха­ние. Начи­ная с трёх лет, ребёнок впитыва­ет пример родителей, как губка. Повторяет буквально всё! Восприни­мает нормой даже противо­естественные и безнравственные позиции. Воспитание воистину искусство!
     С детдомовцами ещё сложнее. По моим наблюдениям, после трёх – четырёх лет уже бесполезно менять сложившиеся коллек­тивные отно­шения. Либо усыновлять до этого возраста, либо приучать к мысли всепрощения. Постоянно показывать тех, кто страдает больше чем он (она). Тем самым стимулировать мило­сердие. Это единственная пси­хологически здоровая отдушина. Иначе ребёнок превратится в волчонк­а. Совершенного эгоиста. «Общество мне должно! И всё тут!!!» Поверьте. Я перепробовал все методы. Нет лучшего и дей­ственного, чем привезти детдо­мовца в клинику детей–ин­валидов. Пусть он свои­ми глазами уви­дит, что собой представляет поруган­ное детство. Не­льзя из краси­вых вещей, игрушек и лживых улыбок добро­детели де­лать инструмент помощи приютам. Не обманывайте сами себя. Не на­слаждайтесь значимостью совершенного поступка. Это ил­люзия спра­ведливости. Только в сравнении и в условиях искреннего внимания детдо­мовец вырастет в нормального сердечного чело­века. А для этого надо посту­питься своим временем и своей жиз­нью. Нет. Я никогда не боялся трудно­стей. Я просто не хочу их проходить заново. Каждому пути своя длина. Каж­дому страда­нию свой уровень. Каждому испыта­нию свой срок. Не согласны? Что ж. Протяните руку и откройте дверь. Очень удивлюсь, если у вас получится.

     Из слов складываются фразы. Из фраз — заблуждения. Я могу же­стоко ошибаться или успокаиваться чистой логикой, основан­ной на опыте. Но знаю. В каждом детдоме, приюте, реабилитаци­онном цен­тре, клинике и хос­писе свои условия. Своя правда. Разные дети, разные психологические типы. Никогда не повторяю­щиеся. Индивиду­альные и страшные в своём одиноче­стве. Личном одиночестве. Так или иначе, а дети без родитель­ской опеки становятся самыми несчаст­ными существами во Все­ленной. Груз заброшен­ности прописался в их мозгу и будет идти с ними до конца дней. Все поступ­ки, да и весь об­раз жизни будут постоянно отталкиваться от детского време­ни, про­ведённого в изоляции от семейных чувств. И самое печальное, они ли­шены энергии. Того тепла, что даёт жизнь. К сожалению... Холод. Рез­кие телодвижения. Металлические глаза. Тоска. Грубые высказыван­ия. Внезап­ный смех ни о чём. Спонтанное желание сделать кому-ни­будь больно. По ночам тихое рыдание в подушку...

     Мне регулярно приходят на память похождения «святой просительн­ицы» Татьяны. Старец Харук, мудрец из мудрецов. Наив­ный Харуш­ка. Сильный Чих. Хитрый Шикуш. Прозревший Зна­харь. И ещё мно­гие винтики–фраг­менты моей общей картины восприятия ре­альности. Причём каждый допол­няет друг друга. Будто толстая же­лезная цепь со звеньями–знаниями. При­чинно–следственными связя­ми. И что необычно. Если выделяешь одну, дру­гие начинают исчезать. Но толь­ко перестаёшь думать, как всё восстанавли­вается. Это натолк­нуло меня на мысль: человеческая психика устроена так, что на дан­ном эта­пе развития не способна суммировать обстоятельства. Ей тяже­ло сопо­ставлять события и видеть в них рациональное зерно. Каждое в отдельности — пожа­луйста. В совокупе — рассеянно. Надо обладать даром постоян­ного умозаключения. Сознательно работать над круго­зором, нрав­ственным обогащением, детальным анализом происходящег­о. Не только в личной жизни. Всего мира в целом. Спер­ва, кажет­ся, не охватить. Руки опускаются. Ничего подобного! Ма­ленькими шажками, по крупицам. Про­сто. Придите в детдом. Пооб­щайтесь с ди­ректором, воспитателями, психоло­гами. По­смотрите на детей со сто­роны. Прочувствуйте атмосферу. Сде­лайте вывод. Это ка­сается не только проблемы безотцовщины. Широко открывать глаза надо в лю­бом месте. При встречах с лю­быми людьми. Почему? Если ваша хата с краю, то её никто не за­метит. Случись что, пройдут мимо. А слу­чится обязательно. Та­кова природа человеческих взаимоотноше­ний. Только покидаешь порог дома, как сталкиваешься с противопо­ложными убеждения­ми. И автоматически начинаешь подправлять их. Себя. Добива­ешься взаи­мопонимания. Кое-какой гармонии. Каждый день. Ежеми­нутно. Бесконечно.


     Арина укоризненно посмотрела на меня. Промолчала. В от­личие от пред­ков она терпеть не может моё долгое отсутствие. Подогрела борщ. Сервиро­вала стол. Ушла наверх кормить сына.
     Но обедать не хотелось. Сидел и рассеянно ковырялся ложкой в та­релке. Правник и Догма нарушили моё умиротворение. Распе­чатали память. То, от чего я успешно убежал, навалилось на меня очередны­ми терзаниями сове­сти. И время-то какое удачное вы­брали! Прямо тю­телька в тютельку. Через год начнётся Пере­стройка. Кооперативы. Гангстерские времена. Переворо­ты. Капи­талистический путь. Объего­ривание и обмишуривание. Глобаль­ные кидалова. Войны. Сотни ты­сяч искалеченных судеб. Засти­ранная политика, провонявшая запахом обещаний. И что это за люди?
     Всякий, кто научился терпеть, достоин похвалы. Но никак не похва­лишь того, кто «терпит» на людях. Естественно, для лично­го имиджа, или, как модно утверждать — пиара. Один депутат Госдумы постоян­но корчил из себя всепрощение, однако за рюмкой коньяка нечаянно высказал в объектив скрытой камеры: все конфессии (вероисповеда­ния) — пудреницы мозгов на­родного быдла!
     Сюжет живо разместили в интернете. Что тут началось! Через день он ли­шился мандата, а, следовательно, неприкосновенности. Потом его стали за­девать на улице, а после бить. Причём били во всех местах, где бы ни появ­лялся. И по всем местам тела. Через неделю бывший де­путат попал в боль­ницу, но его и там били. Ис­подтишка. Как бы неча­янно. Особенно больные.
     За что? Думаете: за оскорбление чувств верующих? Отнюдь. За то, что народ назвал быдлом. Самое интересное, что во всех выступлени­ях осталь­ных народных избранников нет-нет да и проскакивает скры­тая издёвка над «подданными». В этом можно легко убедиться, про­смотрев любое интер­вью. Почему?
     Всё просто. Общество не подчиняется их указам, потому как счита­ет оные удобными для правительства, но никак не для наро­да. Очень часто из­даются законы–однодневки, выпущенные для определённой задачи, для определённой группы лиц. Только в Думу приезжает при­личный человек воспользоваться законом... бац!.. а его уже отменили. Кто-то провернул опе­рацию, «наварил­ся», поделился, ждёт следую­щих «кукол».
     Из этого вытекает вывод: на Западе к власти приходят с день­гами ради власти. В России — не ради власти, и даже не ради де­нег, а ради возможно­сти безнаказанно «делать деньги».
     И текут средства неизвестно куда, и опережает инфляция над­бавки и зар­плату, и смеются толерантные господа над нами... Хотя лица де­лают искрен­не–честными. Никто никогда не слышал и не видел хоть бы одного раскаяв­шегося. Это полубоги–полулю­ди. Почти святые. Что? Видели и слышали? Это вам при­снилось... Вот такие люди. Ника­кие.
     Когда-то. В другом измерении. Ретра и Пони сказали: пока к каждо­му че­ловеку не начнут относиться, как к себе, общество не научится любить... Перефразировали мою фразу: надо бороться за каждого че­ловека независи­мо от его социального статуса. Ци­вилизация может на­зываться таковой, когда будет трепетно отно­ситься к слабым и непол­ноценным членам её...
     В этом всё и дело. Если появился на свет генетически больной ин­валид, порождённый неумеренным потреблением алкоголя, та­бака и наркотиков, то большинство здоровых людей скажут: есте­ственный отбор... скинем с бар­ского плеча дотацию... создадим реабилитацион­ные центры... пусть утеша­ются «вниманием»...
     Но никто! Абсолютно никто не пытается создать ребёнку одинак­овые условия нахождения со здоровыми детьми. Общий дет­ский са­дик. Общая школа. Общие игры. Какие игры??? Очень просто. Напри­мер, посадите ин­валида в кресло арбитра как дет­ских, так и взрослых спортивных соревнова­ний. Развивайте его интеллект наравне со все­ми, а не в специально отведён­ных ме­стах. В школах на лестницах по­стройте подъёмники. Приучайте здо­ровых детей к милосердию. Пусть помогают калекам с дет­ства. Это же так логично! Неужели ни­кто не видит?! И вы ещё называете себя умными и серьёзными людь­ми? А ещё хуже — прогрессивными?
     Десятки, сотни мелочей, лежащих на поверхности, но не уви­денных за­мыленным комфортом зрением. Мы все! Все ослепли. И не будет по­нимающему человеку прощения, если он знает, но отворачивается. Осо­знаёт, но находит оправдания и доводы. Име­ет возможности, но мотивирует своё без­действие вселенской усталостью. Что? Отдохнёшь после смерти!
Да? Тогда вот что я вам скажу. Рассудим трезво: куда я приведу своего или детдомовского ребёнка? В какой мир?
     Здесь в большом спорте на сегодняшний день около трёх миллион­ов ин­валидов. Сломанные позвоночники, колени, руки, ноги, головы. Растяжения сухожилий. Смещение суставов. В боксе — закупорка со­судов, потеря ори­ентации в пространстве, ума­лишённые. Во время матчей — потеря сознания и внезапные остановки сердца. Спортсме­ны являются статьёй дохода сотен тысяч прохиндеев и пройдох в тота­лизаторах и букмекерских конторах. Но и сами спортсмены кто? Опросил больше ста. Хочу славы... Хочу богатства... Хочу поднять до­стоинство нации... Господа хорошие! Величие нации, наро­да и каждо­го человека в отдельности не в великих достижениях спорта, «Еврови­дения», оригинальной политике, уникальных изобретениях и так да­лее. Смысл существования заключён в осознании своего места в об­щей си­стеме мироздания. Развитии способностей тела и мозга, а самое главное — помощи тем, кто в начале пути или не в состоя­нии в силу своей ущербности развиваться самостоятельно. Что значит спорт? Биз­нес.
     Здесь в кинотелеиндустрии погрязшая в разврате и наживе це­лая плеяда «знаменитостей». Режиссёр рассказывает, что потра­тил всего каких-то пол­миллиона долларов на душевный фильм, в котором пока­зал доброе и вечное, воззвал к милосердию, раскрыл образы (увы!.. виртуальной добродетели). Через сутки фильм за­бывается. Воз и ныне там. В клипах прыгают полуго­лые девицы. Сразу становится понятно, Как они туда попали. Фальшивый гла­мур и душещипатель­ные откро­вения в стиле «богатые тоже пла­чут». Де­бильные рекламы того, что не продать. Добрый веду­щий отвратительных программ, до­хтур в оч­ках. Очки обязатель­но прямоугольные, взгляд распо­лагающего к себе внимательного всепонимающего друга. И при­том все они слепые. В переносном смысле. Мыльные оперы — сказки про «золушку» и бру­тального обиженного обществом то ли спецназов­ца, то ли... просто при­личного мужчину. Фантастика! Где они таких видели?! Во сне, на­верное. Новости — дай Бог, одна сотая правды. «Умные» поли­тики и правительство. Что есть кино и телевидение? Бизнес.
     Здесь в цирке и зоопарке откровенно издеваются над зверями. Биз­нес.
     Здесь разворованная и загаженная природа. Бизнес.
     Здесь кладбища. Даже на усопших научились зарабатывать деньги. Никто не гнушается. Ни церковь, ни гробовщики. Бизнес!
     Здесь плантации помоек. Растущих день ото дня, заполняю­щих про­странство зловонием, плодящих вирусы эпидемий. Пря­чущих тай­ны... Отхо­ды бизнеса.
     Здесь медицина. Давшая клятву Гиппократа и затем продав­шая её за тридцать сребреников. Плати за всё. Лекарства, опера­ции, услуги, «скорую помощь», аборт, пластику лица и тела, си­делку... Бизнес.
     Здесь в городах, особенно в мегаполисах, каждый день гибнут де­сятки людей. Под колёсами автомобилей, от взрывов бытового газа, от руки бан­дитов и маньяков, из-за прорыва труб с кипят­ком, падения со­сулек и старой штукатурки... Бизнес.
     Здесь... Масса чего Здесь. Скудоумия. Безумия. Примитивного мышле­ния. Слабоволия и трусости. Ради чего? Чтобы никто не думал и не смел ду­мать о тех, кто на всём этом делает бизнес.
     Ни одна идеология, конфессия, ни социалистические или капитали­стические отношения не принесли обществу долгождан­ного спокойс­твия, ум­ственной и физической гармонии.
     Насилие, рабство, кровь, боль, смерть.
     Раньше я скорбел из-за отсутствия информации о древних цивилиз­ациях, потусторонних мирах, параллельных измерениях, инопланетног­о разума, возникновению человека. Когда? Зачем? А те­перь пони­маю. С описанным выше подходом к жизни никто из нас этого не за­служивает. Человечество только–только вышло из яслей и перешло в детский сад. А уже мнит себя всесильным. Напрасно. Выс­ший Смысл никогда не позволит трёхлетнему ребёнку сесть за штурвал самолёта.
     Заметьте. Мы упомянули ничтожную часть того, что творится в мире. Любая ситуация, как озеро. Восхитительная спокойная поверх­ность. Но стоит нырнуть и погрузиться на дно... чего толь­ко не уви­дишь. Осу­ждаю? Нет. Показываю как есть. У вас всё иначе? Тогда вы тоже слепы. Спросите: как жить по-другому? Надо кормить и защи­щать семью, родственников, себя! Тонко подмечено. Себя. Вот с себя и начните. Отор­витесь от моего объ­яснения, оторвитесь от экранов ТВ и интернета. Начните думать. И решение придёт само собой. Во что веришь, то и получаешь. Ве­ришь в прогресс и технократическую эво­люцию? Получи раб­ство на бога­тых кукусиков и зарплату на поддер­жание штанов, получи мытарство обустройства кондоминиума, полу­чи болезни от канцерогенных продуктов питания, получи объегорива­ние и оболванивание, получи пустые сказки и обещания, получи обна­глевших детей («Пап, мам! Дайте денег на ВСЁ!»), получи дох­лую воду из-под крана и оплату коммунальных услуг и, наконец, получи страх перед будущим. Веришь в духовное развитие, раз­витие энерге­тических способностей тела и мозга? Научишься жить без денег. Научишься защищаться. Познаешь такие истины, что ахнешь! А после научишься ими управлять...

     Опять прогнал воздух. Прямо-таки ветер. Знаю. Сколько ни говори, ни пиши, ни пытайся вызвать общественный резонанс — вспышка эмоций оста­нется вспышкой. Фейерверк. Взлетел, раз­летелся и погас. А почему? Обыва­теля приучили каждый день упиваться сенсацией. Идти в ногу со временем. Мчаться вперёд к новой информации. А что стало с теми людьми, что были вчера? Неважно. Это уже история. Од­нажды я задался вопросом: Что произошло с героями изобличитель­ных программ о бытовых или семейных проблемах после выступле­ния? Глухо. О них тут же за­были. Безразличие. Рейтинг. Популяр­ность. Всепонимающий до­хтур в очках...

     В моей третьей жизни хакеры Ретра, Пони и Петрос создали новую фило­софию. Гранируум. Грани разума у ума. Там деталь­но изложена доктрина Сознательного ухода от современного на­силия. Эффект пу­стой комнаты. Она вроде бы существует, но в ней ничего нет. Некая форма без содержания. Там отрицаются понятия добра и зла. Всё то, что выворачивает человека наи­знанку. Ставит его перед ежедневным выбором. Заставляет по­ступаться принципами. Зло и добро присут­ствуют как система координат для рассу­ждений. Гранируум отсекает размышления о смысле в общем. Мы грани су­ществования. Грани Ума. Мелкие частицы одного целого, Чистой Мысли. Телесная обо­лочка дана временно. Для познания двух состояний: телесного и эфир­ного. По сути, с самого рождения мы идём к смерти. Значит, должны загодя подготавливаться к «выходу». Тот, кто потратил драгоценный проме­жуток на обогащение и развлечения, на власть рабовладельца, не сможет пробиться наверх. Зашлакованная душа тянет к земле и ново­му воплощению до полного прозрения. Тот, кто уродлив, искалечен, несчастен и беден, но нашёл в себе силы перетерпеть до конца, осо­знанно развивал свой дух в сто­рону просветления, с лёгкостью пушинк­и воссоединится со своим Роди­телем. (Кто или Что — отдель­ная история). Поэтому, узнав о Гранирууме, всякий здравомыслящий че­ловек своевременно расставит акценты. Откажет­ся от ублажения тела в разных проявлениях. Займётся поиском очищения. Поиском Знаний будущего бестелесного состояния. Это можно узнать и при жизни...
     Сперва я решил, что это очередная догма. Очередная иллюзия. Язы­чество или секта. Помните? «Адепт падает на колени. Ползёт к гуру. Вопит: «Ве­рую!!!» Но когда всё вспомнил, задумался.
     Действительно. Человечество накопило столько знаний, что может смело отказаться от технократического развития. Или, по крайней мере, идти па­раллельным курсом с ним. Ни всякий же сразу отвернёт­ся от стиральной ма­шины и телевизора, удобств и автомобиля. Просто. Не мешайте друг другу. Уважайте выбор. Когда показывают «солнеч­ных людей», поклоняющихся дереву, корреспондент откровенно зубо­скалит и одновременно прослав­ляет потрясающую жизнь в городе. А что если они не хотят там жить? Никогда не думали? Хотят пить род­никовую воду. Потреб­лять овощи и фрукты, вы­ращенные собственны­ми руками. На­блюдать за природными процессами. Познавать возмож­ности ор­ганизма и мозга. Развивать энергетические способности. И во­обще! Дышать чистым воздухом!
     Что у вас сразу же возникло в голове? «Развитие... Прогресс... Кто будет защищать? Другие страны мгновенно полезут захва­тить! Осо­бенно США ждут не дождутся, когда россияне внезапно поглупеют и уйдут в леса. По­дальше от газа, нефти, энергоресур­сов и плодородных земель... Утопия... Кто будет лечить зубы, ор­ганы, болезни?... Откуда брать одежду, мебель и всё остальное... Где та информация о способ­ностях мозга и тела?» Оп! Хоро­ший вопрос.

     Я уже упоминал о забытом литераторе, встреченном мною в элек­тричке. Судьбе было угодно свести нас в одном купе. Что по­разило прежде всего, весь вагон оказался забит под завязку. Буд­то я усилием воли преодолел не­видимую преграду, или он пропу­стил сознательно, увидев во мне многожиз­ника. Не знаю. Наш разговор неизбежно кос­нулся вопроса двух параллель­ных миров: пути к технократии и пути к свободе от неё. Речь его текла плав­но. Без напряжения. Память у меня отменная. Привожу почти слово в слово...

     Описать то, что чувствуешь, практически невозможно. Не хва­тит и сло­варного запаса всех народов мира. ЭТО надо «видеть» глубинным зрением чистоты. Абсолютным безмолвием. Система Внутреннего Об­раза совмещает в себе гармонию тела и духа. Самостоятельно добить­ся — дело трудное. Для новичка невыпол­нимое. Если двигаться поэтапно, чередуя тренировки и отдых, если в точности выполнять по­ставленные задачи, можно только всту­пить в начальную область и кое-что понять.

     Человеческий организм создан идеальным для условий Сол­нечной систе­мы. В других галактиках, где действуют иррацио­нальные законы, люди ис­паряются. На данном этапе развития при встрече с внеземным разумом ди­хотомия (раздвоенность) нравственности разрушит мозго­вую деятельность обеих сторон. Созвучие вибраций — дело будущего. С этим всё ясно. Кто со­здал? На этот вопрос нет ответа. Что бы мы ни предполагали, что бы ни брали за основу, к каким бы ни апеллировали религиям — всё равно истина будет сокрыта от нас. Конкретность за­ведёт в тупик. Тогда как сомнения двигают цивилизацию.
Для достижения возможного совершенства нам остаётся разви­вать в себе способности. Но прежде организм подлежит очище­нию. Возраст здесь не при чём. Инвалидность лишь очередная ступень. Болезни можно уничто­жить определёнными СЛОВА­МИ, произнесёнными вслух или про себя в определённое время и в определённом месте.
     Очистка — кратковременная боль. Смена погоды, мигрень, боль не хро­ническая. Представь себе тонкую чёрную короткую линию (30—35 см). Мысленно наложи на очаг поражения. Несколько раз повтори про себя сло­во... Внимание! Не говори вслух!!! Только про себя: НИИТ­РАЛ. Через три – пять минут ра­бота организма войдёт в норму.
     Возникнет активация внутренних ресурсов. При хронических забо­леваниях процесс более длительный. От одного дня до трёх. Сидя в уединённом месте, закрой глаза, мысленно захвати очаг поражения и «отправь» его к ма­кушке головы, затем «выдави» наверх и «сформи­руй» в шар. Далее, в пер­вым рывке, «выбрасы­вай» его на высоту три метра, мысленно представляя, что он раз­рывается на миллионы оскол­ков и они оседают на землю. Во вто­ром рывке — на высоте триста метров. В третьем — километр. При этом по­вторяй про себя фразу: ОТПРАВЛЯЙСЯ ПО НА­ЗНАЧЕНИЮ. Повторяй каждый день по пять раз. Как правило, болезнь полностью излечивается к концу третьего дня.

     Вообще, все болезни от ума. От неправильной мозговой деятельнос­ти. От практики негативных мыслей. Где пожелание ко­му-либо зла, неважно по ка­кой причине, тормозит скорость вос­приятия реальности. В таких случаях, когда кто-то тебя обидел, произнеси сло­во ВАЧКУРТУ (тихо, вслух, ударе­ние на первое У). При этом собери руки в ку­лаки, разведи в стороны вниз, и разожми кулаки в ладони. Как бы сбрасывая с себя чужое воздей­ствие. Ведь обида — прежде всего встречный всплеск эмоций. Это твоё дело, как на него реагиро­вать. Поставить «щит» или же поглотить и пережёвывать в себе, как сухую какашку. После очистки перестань общаться с этим челове­ком. Не провоцируй повторную неприязнь.

     Утро всегда начинается с растяжки сухожилий. Представь себя пан­терой. Медленно вытягивай конечности до упругого напряжения. Тре­щит? Это нормально. Застой Луча Внутреннего Образа. Тебе покажетс­я странным, но всё в мире выполняется в виде луча. Начиная от солнца и заканчивая луче­вой болезнью. Мысли также сформирова­ны в луч. Треск сухожилий, костей, внезапная боль в пояснице и так далее — накопление лучей в определённом месте. Отсутствие трени­ровок скапливают сгустки в шарик и не выпускают наружу. В таких случаях вслух выгова­ривается слово ЧАКУРМА. (То есть — всё будет хорошо. Иде­ально. Совершенно. Ударение на У).

     Морихэй Уэсиба, создатель учения Айкидо, использовал силу про­тивника. Как бы возвращая её обратно. Внутренний Образ — уход с линии атаки противника. Поэтому прежде всего следует обратить вни­мание на ноги. Каждый день по 15 минут зажимай коленями тен­нисный мяч и передвигайся из стороны в сторону используя лишь ступни. На каждое движение вдох – выдох. Ду­май при этом о глади озера в безветренную погоду.

     Краткое отступление про испуг. Ещё древние мастера говори­ли: и трус, и храбрец испытывают одинаковый страх, но реагиру­ют на него по-разному.
Так и есть. Преодолеть неуверенность перед превосходящим вра­гом можно одной фразой: бояться буду потом, а сейчас я дей­ствую.
     Например. Я научил одну свою знакомую при попытке изнасилован­ия на­нести со всей силы удар растопыренными пальцами в глаза. Она так и сдела­ла. Она использовала фразу. Успокоилась. И поразила про­тивника. Поверь, лучше сломать пальцы, нежели быть зверски заму­ченной и зарезанной теса­ком в горло. Кстати, пальцы за­жили также благодаря Внутреннему Образу.

     Представляю себя бетонным шаром два метра в диаметре. Массой семь – восемь тонн. Качусь мерно, обтекая встречных, уступая дорогу любому. Пусть думают, что хотят. У меня свой путь. У меня своё тело, своё сознание. Почему я должен думать о том, где меня нет? Почему я должен осуждать то, что мне не при­надлежит? Любое слово, высказан­ное мне в лицо, я возвра­щаю словом ОММА. (Окстись. То есть — по­смотри на себя и кое-что уви­дишь).

     Энергия — это тепло разума. Спустя время ты научишься её видеть в виде безогненного пламени.

     Иллюзия неприступности постепенно вырабатывается трени­ровкой рук. Встань боком к стене. Вытяни руку вниз. Тыльной стороной ладо­ни со всей силы дави на поверхность одну минуту. Отойди в сторону. Мгновенно рас­слабься. И ты увидишь, как она сама поднимется вверх. Вот и пришли к пер­вому постулату. Сила противодействия зависит от неосознанного давления. Инстинкта. Поэтому больше поддавайся вну­тренним чувствам, нежели логи­ке. Чем, в сущности, и владеют жен­щины. Так легче выживать. Рациональ­ность вообще вредит сознанию.
     После упражнения с теннисным мячом восстанови дыхание. Под­ними руки вверх в стороны. Круговые движения вбок и от низа живота ладонями вверх к груди. Три раза. Мысленно произ­носи: «Здоровье приходит, болезни уходят».
Подойди к висящей на уровне глаз нитке. Мягко, как кошечка лапкой, нане­си резкие удары ребром ладони. Так, чтобы нитка не шелохну­лась. Подго­товка удара — вдох. Удар — выдох.

     Все проблемы, возникшие в жизни, от несвоевременности. Надо по­пасть в унисон с развитием цивилизации. Идти в ногу с новшествами, принимать их как должное. Ретроградные мысли: раньше было луч­ше... вот в наше вре­мя... — напрочь изъять из лексикона, да и из голо­вы тоже. Понятно, что тех­нократия разовьётся гигантскими скачками. Появятся личные самолёты–мо­били. Появятся киборги для удовлетво­рения похоти — различ­ных форм, цветов, запрограммиро­ванных ха­рактеров. Появится голографическая вирту­альная связь. И ещё много чего, что сейчас находится в разработке.
     Надо научиться пользоваться этим во благо, а не в угоду. Как гово­рил Мао Цзэдун: от ветра перемен не выставляют щиты, а строят вет­ряные мель­ницы.
Комплекс движений Тао, немного похожий на Ушу, совмещает в себе пла­стичный танец и размышления о своём месте в мире. Внутренний Образ не даёт определённую форму уходов с линии атаки противни­ком. Просто дви­гайся из стороны в сторону по принципу маятника. Неторопливо. Так, как тебе подсказывает твоё тело. Физиология каж­дого из нас исключительно ин­дивидуальна. Как и отпечатки пальцев, как и сетчатка глаза, как и извили­ны в мозгу. Поэтому и движения должны быть разные. Просто уходи и возвра­щайся на то место, откуда ушёл. 10 – 15 минут. Это только в фильмах пока­зывают резкость и силу. Мы же ухо­дим и возвращаемся. Ненавязчиво. По­рою с нежными мыслями о Вселенной. Ведь бесконечность звёзд, их якобы необъят­ность, на самом деле заключена в твоей руке. Всё, что недоступно, до­ступно только тебе. Ты здесь и везде.

     Человеческий организм состоит из мяса и воды. Следователь­но, надо есть мясо и пить воду. Как и автомобиль, требующий бензина, надо поглощать то, что требует организм: белки и вита­мины. В день полкилограмма мяса в варёном виде (любого), два килограмма овощей в виде любых салатов без сметаны и подсол­нечного масла, слегка под­солить и два литра воды, завар­ной тра­вы или ягод. Избавляйся от чая, кофе, жаркого. Всё это наносит не­поправимый вред слизистой обо­лочке кишечного тракта, эмали зубов. Нару­шает проходимость пищи, вызывает недомогание. Не слушай вегетарианцев и приверженцев строгих постов. Даже невооружённым взглядом видно, как они пух­нут, толстеют или худеют.
     Употреблять ли алкоголь? Хороший вопрос. Пиво — вред. Вино только натуральное домашнее. Водку только качественную. Лучше всего коньяк. Разумеется, всего в меру. А лучше, когда имеется для этого обоснованный повод: день рождения, Новый год или приятная компания. Короче, не увле­кайся... Бывает, прав­да, тяжёлый творче­ский кризис...
     Силовые нагрузки — день через три. Сидя на полу, полусогну­тые ноги под диван, качать пресс. Прыжки со скакалкой. Присе­дание, бед­ра парал­лельно полу. Турник — подтягиваться, сколь­ко сможешь, че­рез силу, до упора. Всё перечисленное выполнять столько раз, сколько тебе лет. Соразм­еряй дыхание. Не торопись. Внимательно смотри по сторонам. Береги себя...
ЧАКУРМА — всё будет хорошо.

      В лесу, где предавался размышлениям о муравьях, где потоки вет­ра сквозь листья вызывают таинственный шелест, мною заня­то место. Слияние.
Слова потонули в какофонии звуков насекомых, птиц и зверей. Гром далёкой грозы... Но всё же — это тишина. Вечное безмол­вие привыч­ности. Каждое дерево впитывает сок земли. Выполня­ет предначертан­ное природой действо. Хранит информацию, за­крывает кронами зем­лю от палящего солн­ца, прячет в своей утро­бе жильё и припасы белок, кормит птиц короедами, и просто — является дополнением к общей картине бытия. Красивым, граци­озным дополнением...
     Однажды, в мой лес забрёл бывший друг. Двадцать пять лет он жил в го­роде среди каменных джунглей. Со страхом огляделся:
     — Жуткие ели! Мрачные лапы закрывают свет. Так и чудится, что там кто-то прячется. Не пугают ли они тебя образами непо­стижимого?
     — Пугают...
     — Значит, страшно?
     — Страшно. Страшно, что никто этого не чувствует. Той глу­бины про­зрения, где не надо зависеть от водопровода с мёртвой водой. От электриче­ства, за которое надо платить. От газа, взо­рвавшегося из-за пьяной дури со­седа и разнёсшего подъезд. От случайности быть сби­тым лихачом–води­телем. От множества других причин, угнетающих состояние твоей души... Вот где пре­бывает страх. В мегаполисе.
     — Да? Тогда предложи что-нибудь лучшее! Осуждать все ма­стера?!.
     — Ты находишься среди лучшего. Закрой глаза. Ощути смысл ЯР­РУМа. Совершенства. Всего того, что развивает представление о мире. Вдохни мяг­кий чистый воздух. Запахи полевых цветов. Запахи жизни...

     Он так и «ушёл», ничего не поняв. Его манили искусственные меч­ты, на которые потратил свою скупую короткую жизнь. Брал кредиты в банках, по­купал комфорт. Брал новые кредиты, чтобы покрыть ста­рые. И так до тех пор, пока за рулём автомобиля, осо­знавая всю пагуб­ность подобного суще­ствования и отключив ра­зум водкой, попытался пробиться сквозь стену дома. Вырвать­ся на свободу...
     Но кирпичный монолит не пропустил его. Стены прочно огра­дили чело­века от границы лесополосы. От родника мудрости. От бури и безветрия. От клюквы, малины, грибов. От созерцания се­мьи кабанов, осторожно бреду­щих на водопой. От последнего медведя под именем Бедошка, который, ча­сто оглядываясь, как бы прощаясь, отправился вглубь Карелии. Подальше от человече­ского безумия. От злобного су­масшествия охотников. От смерти...

     В этом и заключена энергия системы Внутреннего Образа. В осо­знании идеальности природы. Где даже страшненький кустик является шедевром непонятого Художника.

     Большинство поступков совершается неосознанно. Лишних тело­движений и того больше. Из-за бытовой загруженности уте­рян контроль над ресурс­ами организма.
     Можно уйти в лес. Часами сидеть, погружаясь в первозданную суть. От­решиться от реальности. Но этого мало. При возвраще­нии до­мой оставлен­ные на время проблемы возвращаются с удво­енной энер­гией.
     В таких случаях система Внутреннего Образа предлагает сло­во НА­РЬЯМА. Лучше повторять про себя. Где-нибудь в уединён­ном месте.
     Оно несёт спокойствие. То самое умиротворение, о котором тоску­ет раз­розненная мысль. Звучит мягко. Ненавязчиво. Конеч­но, это не значит, что надо чётко и собранно воспринимать мир. Попытайся на время не отожде­ствлять себя с ним. В хорошем смысле, разумеется.
     Инерция, к которой мы привыкли с детства, постоянно заводит в тупик. Всё одно и то же. Подъём. Завтрак. Работа или отдых. Вечер. Что-нибудь по­читать или посмотреть. Секс. Сон.
     В этом случае помогает трава сныть. Растёт повсюду. Облада­ет противо­сонными свойствами. Вид её с лёгкостью найдёшь в интерне­те. Попробуй. И будешь удивлён, как через полчаса вы­свободится мыслительная энергия. Расширится восприятие про­странства. Монахи и отшельники, старцы — пи­таются снытью круглогодично. Употреб­лять в виде салата. Триста – четыре­ста грамм в день. Начнут прихо­дить непонятные образы людей. Приглушённ­ые разговоры. Советы. Даже прикосновения. Не бойся этого. Каждому из нас уготовлена своя судьба, и на неё может по­влиять только тот, кто её со­здал. Наоборот. Попытайся наладить контакт. Нет, это не сумасше­ствие. Не слушай никого. Просто, попробуй.
     НАРЬЯМА настроит тебя на положительный лад. Здесь как бы раз­двигаются границы сознания. Ты увидишь свои поступки и движения со стороны. Сразу же подкорректируешь и больше ни­когда не повто­ришь оши­бок.
     Я чувствую, возникает массу вопросов. Например, как зани­маться подоб­ной системой, когда надо работать, получать деньги, платить за коммуналь­ные услуги, растить детей, погружаясь с го­ловой в их вос­питание и пробле­мы.
Ответ прост. Ты поразишься, насколько бездарно мы тратим своё вре­мя. На одно и то же действие отдаём массу энергии. Задумай­ся. Вос­произведи вче­рашний день до мельчайших подробностей. Уверен, многие поступки не требовали особенного внимания. Для этого нужно научиться смотреть вперёд. Моделировать режим жизни. Помогает фраза: КОРЬЕ ВА ЖЕНГ. Выговаривать слитно, но с некоторой крат­кой паузой между словами. Это своеобразная стирательная резинка. Она удаляет накопленные чёрные флюи­ды, явив место для новых. КО­РЬЕ ВА ЖЕНГ. Утвердительно. Беззлоб­но.
     В лесу я часто обнимаю деревья. Сливаюсь с флорой. Под ко­рой бе­гут соки — тексты информации. Так же, как и в воде, в них заложен блок само­сохранения. Спиленное дерево не умирает. Оно внутренне отдаёт себя тем, кто находится рядом. Мне мно­гие лесорубы рассказы­вали. На лесоповале часто происходят не­понятные вещи. То им вне­запно становилось плохо, то хочется взлететь, то приятно кружится го­лова. Они «принимают» ауру дерев­ьев, но, не понимая, ЧТО это такое, «отбрасывают» её на зем­лю...
     Внутренний Образ — наша личная Суть. Разумная мысль. Я.

     Скажешь: оккультизм, поганство, язычество и тому подобное? Воз­можно. Но вот в чём дело. Человек изначально создан несовершенн­ым. Призван стремиться к абсолюту. А тело управляет сознанием. Диктует условия жиз­ни. Отсюда — ошибки. Поверь, все люди, кото­рых расхваливают религии (святые старцы, заум­ные батюшки и т. д.), звёзды ТВ и кино, известные фи­лософы и политики — так же ходят в туалет по-большому и по-маленько­му, так же непроизвольно пукают, так же мысленно или вслух посылают тебя на три буквы и потом муча­ются: дошёл? Не до­шёл? Так же подвержены пси­хозам и нервным срывам. Так же могут являться причиной болезни или смерти окружаю­щих... По­тому как — недоразвиты в умственном и физиче­ском отношени­ях. Не хотят рассуждать объёмно. Мыслят в плоскости, то есть — фрагментарно. И на основании заблуждений творят беззако­ние и не­приязнь ко всем сразу... Вот и говорю тебе: ОММА. Окстись. Посмотри на себя и кое-что увидишь. Проще — не осуждай!..

     — Хорошо. Я внимательно вас выслушал. Отсюда вопросы. Вы до­стигли просветления? Вы абсолютно здоровы? Вы можете противосто­ять сотням врагов?
     Литератор встал. Спокойно посмотрел на меня:
     — Оглянись! В вагоне заняты все купе и даже стоят в прохо­дах. Здесь же только мы вдвоём. Но всё равно: нет. Я ещё не до­стиг нужно­го уровня. И никогда не достигну. Разве что после смерти... Моё объёмное повествование не обязательно восприни­мать за веру. Но если решишься, не пожалеешь. Прощай! Чакур­ма.
     — Чакурма, — ответил я автоматически.
     И не заметил, как он вышел. Через тридцать секунд купе за­полнили люди...

     Выводы можно делать разные. Когда у меня заболел зуб, я восполь­зовался системой тонкой нити и словом НИИТРАЛ. На удивление, боль исчезла и больше никогда не возникала. Однако Внутренний Об­раз не связался с моим личным восприятием мира. Скорее всего, отто­го, что я вы­брал свой, индивидуальный путь. Мой незнакомец так и выразился: как сет­чатка глаза, как от­печатки пальцев, как не повторяю­щиеся извилины в мозгу. Долж­но быть, у каждого из нас су­ществует уникальное видение ре­альности. Это легко заметить после совместного просмотра фильма. Будут общие восклицания: понрави­лось – не понравилось. Будут общие привыч­ные обсуждения героев. Но отношение к сюжету всегда будет разным. Проекция и модуляция поступков персонажей — противоположная. Концов­ка — сугубо не­стандартная.
     Забытый литератор достиг экстрасенсорных способностей. Стал жить в гармонии с собой и природой. Научился управлять чувствами и людьми. А я почему-то почувствовал себя ущерб­ным. Недоразвитым. Маленьким щен­ком, открывшим глаза пару минут назад. И, скажу вам, ощущение не из при­ятных.

     От размышлений меня оторвала Арина:
     — Что, Зах? Не понравился борщ?
     Полкилограмма мяса, два кило овощей. Про супы он ничего не ска­зал. Наверняка и желудки у всех разные. Кислотные выделе­ния. Кро­вообращение. Скорость переваривания.
     — Всё путём, моя ненаглядная. Просто я сегодня не голоден.
     Она села напротив. Положила руки на стол. Положила на них голо­ву. Причмокнула:
     — Ты какой-то странный. Что-то случилось?
     Если бы ты знала, Что. Грохнулась бы в обморок. Мне не нра­вятся верти­кальные гляделки и пустые объяснения, после кото­рых так и остаётся ниче­го непонятно. Стерпел. Хотя и готов был встать и уйти:
     — Тебе... Тебе показалось. Как сынок?
     — Принял дозу молока и отключился. Может, сходишь за памперс­ами? Мама оставила денег. И ещё... — Арина отвела глаза. — Ты пой­дёшь рабо­тать? В армию? Будем мы получать образо­вание? И во­обще: как жить дальше?.. Почему ты так же­лезно спокоен?!
     Ах, вот оно что! Неужели началось?! Маленькими шажками, по крупи­цам? Высший Смысл зашёл с другой стороны? Да ну! Бред!
     — Тебя не устраивает наш образ жизни? Какая потрясающая воз­можность заниматься чем хочешь!
     — Чем?
     — О чём мечтаешь. Только не перечисляй мне желания своих подруг. О шмотках, о круизах и золотом мальчике на тихо­океанской личной яхте. Уши отвалятся.
     Округлённые глаза:
     — Что в этом плохого?
     И я понял, что это не её слова. Посмотрел на жену, как на полоумн­ую:
     — Надеюсь, ты шутишь? Мы же всё обговорили. Будем жить здесь. Пи­таться с огорода и сада. Весной построю хлев. Заведём живность. Буду заго­тавливать на зиму корма. Сено. Ты же согла­силась!
     Чужое лицо. Впервые с момента нашего осмысленного обще­ния:
     — Я тщательно всё обдумала. Пришла к выводу: мы живём неправ­ильно. Не по-людски. В бедности. Почти нищете.
     Я потерял дар речи. Честное слово! Язык проглотил. Никогда бы не поду­мал, что получу удар в спину от человека, ради кото­рого отвер­нулся от мира. Должно быть, я тоже изменился в лице. Поскольку она отшатнулась, но, видимо, решила идти до конца:
     — Давай рассудим трезво...
     Во! Моих слов наслушалась.
     — ...и посмотрим широко открытыми глазами. Ребёнку скоро пона­добится одежда. Мне нужна стиральная машина. Кожа на ру­ках шелу­шится. Уже обозначились вены. Посмотри на матерей! Как будто про­волокой руки об­крутили. Мне нужны новые пальто, платья, обувь. Всё износи­лось. У тебя, кстати, тоже. Мы едим из посуды прошлого века. Края отколо­ты, поверх­ность в трещинах. Мебель ни к чёрту! Сколько ей? Тридцать? Со­рок лет? Почему туалет до сих пор на улице? Я могу простудиться. В доме пора де­лать ремонт. Откуда мы возьмём деньги на строительные материалы? Ты хо­чешь, чтобы сын рос в пыли и сре­ди рваных обоев? Хоро­шее же у него бу­дет представление о красоте вещей! Нечего сказать. Не ты ли говорил о тон­кой детской психике? Вон, к соседке Ане вчера тётка прие­хала из Фин­ляндии. Вышла замуж за финна. Видеомагнитофон привезла. Та­кие фильмы и концерты по­смотрели! Закачаешься!
     Меня будто к стулу прибили. Ни подняться. Ни с места сдвинуться. Я сперва даже растерялся. По инерции начал думать, что всё правиль­но. Надо крутиться. Надо устроиться на работу. Надо снабдить всем необходимым свою семью. Туалет в доме. Капитальный ремонт. Об­новки... Хотел крик­нуть: «Стоп!»
И вдруг рассмеялся. Меня охватило ликование. В голову пришла уди­вительная мысль. Арина не виновата в своих выводах. Она просто живёт в другом измерении. Не знает о моих мытарствах птенца Ха­рушки и кота Знахаря. Не знает о Плаценте и Наушке. О кураторах–фильтрантах. Обо всём страшном многообразии мира. О моём прозре­нии и многомесячных умозаключениях. О Догме и Правнике. С чего ей думать иначе? Она живёт в том, в обновлён­ном слепом про­странстве, которое я исказил. Воистину! Зна­ния прибавляют скорби. Мы с ней две разных плоскости. А потому: зачем ей всё знать? Что это изменит? Мне придётся на­чать с самого начала. С гнезда и старца Ка­рука. Ну, допустим, выслушает. И что? Сочтёт ненормальным. Решит, что я тронулся умом. Смешно! И рад бы сказать, да нельзя! Что де­лать?
     Арина всегда заражалась моим смехом. Улыбнулась:
     — И вправду весело! Я уже было подумала, ты будешь орать как реза­ный. А ты всё понимаешь!
     — Конечно, моя радость! Иди–ка, я тебя расцелую.

     Но как только мы поцеловались, на меня накатила такая боль, что я с тру­дом сдержался от удара её по лицу. Рука дёрнулась. Опустилась. Слава Выс­шему Смыслу, Арина не заметила. При­шлось ей дословно расписать наше совершенное, переформатиро­ванное будущее. Лгал и краснел про себя. Ду­мал о падении вниз в пропасть материальной за­висимости. Не так-то просто всё ока­залось. Я мыслю высокими поня­тиями, а ей нужны обычные человеч­еские потребности. Пусть даже приобретённые с помощью денег... Тьфу! О чём я говорю?! Я — что? Начинаю заражаться технократией? Вот и пришла расплата за бегство от действитель­ности. Похоже, от неё никуда не скрыть­ся. Что же это? Правник и Догма правы? От времени не спрячешься. Время найдёт тебя в любой точке земного шара.
     КОРЬЕ ВА ЖЕНГ... Поможет ли? Или ОММА. Посмотри на себя и кое-что увидишь...

                Глава 4

     — Всякое бывает. И даже невозможное, — Догма отхлебнула чай.
     Встала. Выглянула в окно.
     — Снег идёт без остановки. Сходи, Правник! Расчисти! А то за­несёт по крышу. Не выберемся. Только не замораживай время. Орга­низм трясёт от вибрации...
     — Хотите остаться наедине? Я не буду мешать... Ладно, лад­но! Иду. За­несёт, так занесёт. Смотрите, чтобы вас не занесло!
     Я пришёл в последний раз. Знаю. Последний. Молчу. Решил про себя, буду держаться во что бы то ни стало. Главное — не подпускать её на рас­стояние вытянутой руки...
     Последние полчаса они предприняли настоящий прессинг, вы­звав у меня целую гамму эмоций. От гомерического хохота до вселенской скорби. От желания их убить до слёзных виртуальных обнимашек. Правник предпринял последнюю атаку на совесть. Причём пошёл в неё так, будто это решающий бой за освобожде­ние человечества:
     — В законодательном кодексе говорится следующее «незна­ние за­конов не освобождает от ответственности». Я же говорю обратное: знание законов людского общения... осознание послед­ствий... объек­тивное зрение всех ти­пов характеров, а главное — способность их по­нять, простить и помочь вы­брать нужный путь развития. ДАР БО­ЖИЙ! Отвернуться от него — преда­тельство Высшего Смысла. Да что говорить?! Предательство самого себя! Ты, Захар, выбрал для себя спокойную жизнь? В своём прозрении прошлых воплощений усмотрел награду? Решил не вмешиваться? Ты уподобился вра­чу, не желающе­му без денег лечить больного. Выложи ему, понимаешь, тридцать сре­бреников Иуды, и всё тут! Но в результате... Так же, как и уче­ник Иисуса. Повесишься! До поры до времени... до того момента, пока не начнёшь сталкивать­ся с несправедливостью... ты будешь наслаждаться семьёй в пол­ной мере. Спохватишься. Поздно. Время ушло вперёд. Та са­мая возможность... как сейчас... упущена. Я уже проходил это. От­вернулся. Вку­сил вымышленного счастья невмешательства. И что вы­шло? Перед смертью каялся так, что, наверное, и чёрная душа дьявола содрогнулась. Знать и не использовать. Понимать и не рассказать дру­гу. Осознать и не просветить об­щество. Первый грех на земле! Обык­новенная трусость...

     Я слушал его и вспоминал детство. В шестом классе отец по­дарил мне пневматическую винтовку. С едой у нас были перебои. Я налов­чился охо­титься за дроздами. Птица такая же, как курица. Только в уменьшенном ва­рианте. Птица наглая. Хуже воробьёв, ворон и сорок. Умело организует налёты на огороды и сады. Жрёт практически все ягоды, какие растут на све­те. Особенно до­ставалось клубнике и карин­ке. Настоящий деревенский бич. И ничего не помогает. Над чучелами «смеются». Привыкают. К тре­щоткам привыкают. К пропеллерам из фольги привыкают. Даже к проходящему мимо хозяину привыкают. Затаятся в листве яблони. Ждут. Только уйдёшь в дом — налёт. Вот я и решил сов­местить полезное с приятным. В пять часов утра прятался в туалете. Как раз напротив огорода. Сперва прилетали сторо­жа. Сядут на верхушку берёзы или ёлки. Обозревают окрестности. Всё ли спо­койно. Поворачиваются к лесу: — Чок! Чок! Чок!... Стало быть, мож­но!
     И сразу же штук сто пятьдесят со всех сторон, как саранча. Доволь­ные и безнаказанные. Разных возрастов и расцветок. В первый день настрелял тридцать. Ощипали. Сварили. Съели. На второй они быстро сообразили, что характерный щелчок выстре­ла выбивает из их рядов собратьев. Особенно усердствовали ра­неные. Орали как резаные. Впо­следствии вся охота своди­лась к первому и последнему же выстрелу. Чуть щелчок — пфынь!!! Врас­сыпную. Сторожей прилетало больше. Сидели по десять ми­нут, меня вы­сматривали. Тогда я наловчился их отстреливать. Они стали выбирать места обзора дальше. Сообразили, что смерть бьёт максимум на пятьдесят метров. Я выбирал другие точ­ки. Камуфлировался. Сливался с листвой. Тогда они стали де­литься на две – три группы. Пока одна отвлекала меня, две дру­гие обчищали урожай. Ладно бы по одной ягоде жрали. Так нет! Клюнут в одну, тут же в другую. Пока всё не перепробуют... Но дело в другом. С возрас­том меня охватило чувство раскаяния. Огромное. Слёзное. Что мог по­нимать шестиклассник, которого взрослые поощряли на охоту? Они думали, что привили мне на­выки выживаемости. Формировали стой­кий характер. Мол, чело­век выберется из любых передряг... Заблужда­лись. Заблуждался и я. Мне не жалко ягод. В лесу на полянках растут лесные клубника и земляни­ка, и птицы привыкли ею лакомиться. Мне не жалко для них ничего того, что растёт у меня на участке. Я слиш­ком поздно стал понимать их инстинк­тивный образ жизни. Мне жал­ко моих родителей. Они выросли в войну и послевоенное время. Где каж­дый сам за себя, и объединяет только общая беда. Они рассматривают любую живность как объект пищи. Бабушка в бло­каду ела собак, ко­шек, крыс и мышей. Когда я нечаянно уро­нил кусок хлеба на пол, она заплакала. У неё до самой смерти не пропала ни одна крошка. У нас на печке всегда стояли мешки с сухарями...
     Не об этом ли сейчас говорит Правник? Об очередном самобичеван­ии? О самом последнем, окончательном прозрении?
     Той осенью после войны с дроздами. Когда выпал первый снег. На двор по утрам повадился летать чёрный дрозд. Явление редкое. На Ка­рельском перешейке их не встретишь. Во всяком случае, в нашем райо­не. Случилась настоящая схватка. Вдоль за­бора росли кусты чер­ноплодной рябины. От бо­гатого урожая иногда даже ломались ветки. Я, как обычно, стрелял в него мет­ров с тридцати. Как привык. Навскидку. Я так свыкся с винтов­кой и научился учитывать ветер и силу пружины, что мог с того же расстояния перебить стебель травы. Про круглые мишени с цифрами вообще молчу. По­стоянная десятка. А здесь произошло необъяснимое. Дрозд после каждого выстрела пере­летал с ветки на ветку абсолютно невредимым. Его жёлтый клюв, ка­залось, на­смехался надо мной. Так продолжалось три дня. На четвёр­тый… вечером… Я перебрал винтовку. Смазал детали. Поменял пру­жину. Просеял пульки, выбирая по форме самые правильные. В полпя­того утра накинул на себя белую простыню. Залёг в деся­ти метрах от кустов. Су­нул боезапас в рот. Пять штук, решил я про себя. И всё. Это был вызов. Вы­зов моей меткости. Вызов всей цивилизации!
     Противник явился ровно в пять. Конечно же, он заметил меня сра­зу. У дроздов отличная память. Светлое пятно на начинающем чернеть снеге сра­зу же привлекло его внимание. Скосил глаз вниз и получил первый заряд. О чудо! Хоть бы что! Перелетел дальше. Клюнул ягоду. Вытянул шею. Проглотил. Второй выстрел. То же самое... Последний, пятый. Обливаясь потом и жгучей ненави­стью к заговорённой птице, я целился долго и тща­тельно. Вин­товка при выстреле слегка вздрагива­ет. Я и это учёл. Напряг что было сил все мышцы... Он покачнулся. Посмотрел мне прямо в глаза. Тяже­ло оттолкнулся и улетел.
     Полетел умирать, самодовольно подумал я. Похвастался своим до­мочадцам, да и забыл. На следующее утро, когда снова падал снег, я опять увидел на черноплодке этого дрозда. Он не шеве­лился. Не кле­вал. Он сидел и смот­рел на дом. Он хотел мне ска­зать: несмотря на твою глупость, я имел соб­ственное удоволь­ствие выжить! Сгинет в прошлое человеческое безумие по­треблять и наживаться на себе подобных. Сгинет радиация атомных элек­тростанций и атомных взры­вов. Сгинет вся Вселенная! Но мы всегда будем выживать. Несмотря ни на что. Знаешь, почему? Мы живём, чтобы жить. Вы живёте, чтобы жить красиво за чу­жой счёт. Кто ты? Кто ты без винтовки? Жалкий ку­сок дерьма...
     И мне стало не по себе. С тех пор я никогда не стрелял в птиц и жи­вотных. На мой взгляд, надо обладать чёрствым и жестоким сердцем, чтобы от­стреливать беззащитных уток, медведей, ти­гров, кабанов и всех других представителей фауны. Таких охот­ников мне не жалко. Я бы их судил и са­жал в тюрьму сотнями до тех пор, пока не прекратят­ся сафари. Звери едят от голода. Люди стреляют для забавы. Кто из нас разумен? Да. Мы все сгинем...

     Правник выбрал правильную позицию. Начал давить меня аналогиям­и. Прожив три жизни и начав жить четвёртую, я набрался такого сверхогром­ного опыта, что мне не составляет труда мгно­венно сопоставлять самые раз­нообразные аргументы и выводы. Я стал посте­пенно сдавать свои убежде­ния. Чёрный дрозд вопреки смерти приле­тел опять и поставил меня на ме­сто. Я вопреки зна­ниям отвернулся от предназначения. Птица победила че­ловека. Я — проиграл.
     Лучше всегда проигрывать. Так острее осознаёшь своё несовершенс­тво. Потому как понять какую-нибудь мудрость — не зна­чит стать мудрым. Вспомните. Достигнув потолка, быстро понимаешь, что на­чинается следую­щий пол. Вот вам яркий пример.
     В девятом и десятом классах я рассуждал, как взрослый. Пар­ни–од­ноклассники считали меня недалёким, пустым человеком. Плагиато­ром, способным лишь повторять высказывания взрос­лых. Поэтому не восприни­мали всерьёз. Я чувствовал себя выше их и, в сущности, их детских забав. Они же сознательно ставили меня ниже. Постепенно я перестал с ними гово­рить о высоких ма­териях. Не хотел выглядеть за­носчивым. Умником. Идеа­листом. Спустя тридцать лет я встретился с одним из них. Поговорил три минуты и понял. Я для него остался та­ким же никчёмным. Сред­ним челове­ком. Сформировавшийся в юно­сти стереотип автома­тически выдал в его со­знание меня–школьника. Он был поче­му-то уверен, что я нисколечко не из­менился. И я не стал его разубе­ждать. Сперва решил, что и у самого засел в голове его стерео­типный образ. Отнюдь! С первых же слов он начал насме­хаться надо мной. Он и тогда считал себя выше меня, но — увы! — остался на том же уровне. Я пытался его разговорить. Понять, чем он дышит сего­дня. Как воспринимает быстро меняющийся мир.А он всё так же сводил об­щение к сарказму, особо тонкими намёками подчёркивая мою несостоятель­ность. Мне стало страш­но. Ведь в школе я считал его наиболее просвещён­ным из всех одноклассников. В чём-то ему подражал. В чём-то старался пре­взойти. За что-то осуждал. Мы так и расстались каждый при своём мнении. Что я вынес из этой встречи? Получив знания... приобретя опыт... научив­шись мыслить объективно... даже делать полезные для себя и окружающих выводы... я к своему огорче­нию превратился в Сократа: «Я знаю только то, что ничего не знаю...» Это та степень мудрости, когда понимаешь, что стал ещё глупее, чем раньше. Знаете, почему? Помните: знания при­бавляют скорби? Вот именно. Кому скорби. А кому очередную сту­пень просветле­ния. Смотря как реагировать. Куда бы я ни приходил, с кем бы ни общался, всегда рядом оказывался кто-то, старающийся в силу личной неприязни, за­висти, других взглядов, наглости или гордо­сти втоптать меня в грязь. Я тут же смотрел на себя со стороны и удивлялся. Не успевал и слова сказать, как уже высмеян и оплёван. Что это? Всего одно слово. Учёба.
     Мы учимся бесконечно. Всегда. Скажу больше. Нет такого возрас­та, что­бы в полной мере признать себя по-настоящему взрослым. Сие вымысел ро­манистов и удачное оправдание гор­дыни. Мол, я старше. А, значит, умнее! Ха-ха! Шаг назад... Про­сто приходит время. Дети перерастают своих отцов. Надо всегда помнить об этом.

     — Таким образом, наш дорогой Захар, Знания Высшего Смы­ла да­ются только в одном случае. Своевременно и умело их ис­пользовать. Безответ­ственно потреблять Дар себе в угоду. Без­нравственно.
     Всё это время Догма топила печь. Готовила обед. Одета по-просто­му. Спортивные штаны. Майка в обтяжку груди с сочными сосками. Волосы красиво растрёпаны. Нет-нет, и бросала на меня взгляд, пол­ный сострадания и понимания.
     — Допустим, я соглашусь. Что тогда? Какова моя функция пере­форматирования мира? Нынешний компьютер занимает ком­нату де­сять на десять метров. Мировые банки только–только на­чинают пере­ходить на электрон­ную систему платежей. Понятия советских времён будут сохра­няться до двухтысячного года.
     Я видел, как они оба напряглись. Недоумённо переглянулись. Вот как?! Они уверены в моем упорстве до конца?
     — Нет. Не подумайте. Сейчас я фантазирую. Мы уедем с Ари­ной в город Н–ский. Я всё также буду растягивать ногу, падать со стены на стройке, по­вреждать копчик, получу куском кирпича по голове и де­сять дней лежать в больнице, на войне прикрывать взвод, лежать пол­года в госпитале... м-м-м... вытащу с того света сына, выйду и возь­мусь за хакерство. И как вы себе представляе­те такой «приятный», за­ранее известный повтор? Во всех трёх жизнях происходило примерно то же самое. Или у вас на этот счёт другой проект?
     Правник облегчённо выдохнул:
     — Другой. Мы минуем отшлифованный материал. Начнём сразу с серьёз­ной кампании реабилитации детей–инвалидов, дет­домовцев, си­рот и домов престарелых. Охватим весь спектр влия­ния на правитель­ство и обществен­ное мнение. Деньги я уже со­брал. В последней жизни намеренно запоминал даты лотерейных выигрышей, номера билетов и облигаций. Через подстав­ных лиц... за плату, разумеется... постепенно накопим капитал. Поти­хоньку скупим акции НефтеГазпрома. Возьмём на контроль золо­тодобывающие и алмазные компании. В гангстерские времена подомнём под себя те бандит­ские группировки, которые в два­дцать первом веке успешно легализуются. Выйдем на международн­ый уровень. Создадим совместные предприятия. Как ви­дишь, мы не разрушим надвигающийся капитализм, но с успехом бу­дем использовать его по своему усмотрению. Согласись, на первых порах это вполне возможно.
     — Вы уже пробовали?
     — Нет. В прошлый раз дошёл до создания схемы проекта. Просчи­тал всё до мелочей. Учёл социальные катаклизмы, перево­роты и ло­кальные войны. Учёл изменения различных настроений общества.
     — То есть? Пока это всё только на словах?
     — Я умею «замораживать» время. Если что-то будет не полу­чаться. При­торможу. Примем другое решение. Переиграем. Сам убедился. Это суще­ственный аргумент.
     Догма вскочила. Подошла так близко, что я непроизвольно отшатн­улся. Так сказать, насели с двух сторон. Поднял руку:
     — Погоди. Не торопись. Вы, Правник, уверены, Высший Смысл позволит нам менять Его план? Знаете, что мне сказали кураторы–фильтранты? Он не Один. Их Несколько. Что вы об этом знаете?
     Их лица изменились до неузнаваемости. Побледнели. Посере­ли. Правник развёл руки в стороны. Голос дрогнул:
     — Первый раз слышу!!! Ты не ошибся? Может, не так понял?
     — Куда ясней. По программе моих соглядатаев я приобретаю Зна­ния по­сле смерти. В этот раз произошёл сбой. Они растеря­лись и про­говорились. Хотя... Кто его знает? Возможно, намерен­но.
     Догма быстро успокоилась. Предположила:
     — Он Сам может не заниматься нами. Наверняка не занимает­ся. Помощ­ники... ангелы... направляют кураторов вниз.
     — Очередная версия, — усмехнулся я. — Лично моё мнение тако­во. Выс­шему Смыслу не нужны сподручники. Если мы со­зданы Им как единый ор­ганизм, любая наша мысль или боль дой­дёт до Него безо всяких посредни­ков. Так же, как мы чувствуем своё тело. Как только наступил на гвоздь, мозг принимает сигнал.
     Правник рассмеялся:
     — Тем более ты не имеешь право уходить в сторону от биологичес­кого вида! Иначе противоречие высшей пробы!
     — Да? Вы уверены в положительном результате нового проек­та? Учли изменения в развитии всей цивилизации? Всё взаимо­связано. То, что вы со­бираетесь предпринять, повернёт эволю­цию на никому не из­вестную дорогу. Но. Люди есть люди. Они умеют подстраиваться к любой системе. Постоян­но будут нахо­диться желающие вставить пал­ки в колеса. Недовольные. Вла­столюбивые. Обиженные. Вот у вас способности «заморозки» времени. Так? Вы посчитали себя вправе пользоваться ею на своё усмотрение. Разве это справедливо? Заметьте! Вы хотите воспользоваться прерогативой сильного. Всё то же самое раб­ство. Э-э-э, нет! Давайте на равных. С нуля. Как и поло­жено. У всего остального общества нет возможности выигрывать в ло­тереях и розыгрышах. Они мечтают. Они надеются. Строят пла­ны. Выкладыва­ют последнее... А Правник, бац! Всё заграбастал! Капитал копит. Ре­шил само­лично творить закон. Разве это логич­но? Вопить о равнопра­вии и в это же самое время равноправие попирать?!
     Правник сник. Отвернулся. Долгое время смотрел в стену. Догма разря­дила обстановку:
     — Чай вскипел. Почаёвничаем?
     — Сделай одолжение. Мне с лимоном и мёдом. Есть?
     — Обижаешь... Я же всё помню!
     Реальность ударила нас воспоминаниями. Спонтанность в сек­се. Созву­чие в мыслях. Понимание друг друга с полуслова. Тогда мне ка­залось, что Догма специально рождена для меня. Или я для неё. Чего я только не передумал! Господь разбрасывает две поло­винки по всей земле, и всю жизнь они ищут свою... Обилие встреч с противополож­ным полом и повторных свадеб шлифуют твой характер, и под конец ты получаешь искомое... В мо­лодости тебя интересует количество, в зрелости — качество... Масса всего ненужного. Пустого. Бесполезно­го. Тогда как просто! Надо на­браться терпе­ния. Не растрачивать себя на хлопоты. Ждать того самого импульса, когда внезапно понимаешь: всё! Долбануло то­ком! И тебе уже не важен возраст. Внешность. Её (его) привычки. Дети или бездетность. Какие-то прошлые или существующие проблемы. Вообще... Не важно ничего, кроме как по­пасть в уни­сон дыханием и стать единым целым!
     — Ты думаешь о том же, что и я?
     Хотел сказать «да». Испугался. Я знаю, чем кончается такое вступ­ление. Догма к нему и стремится. Всеми фибрами души. Всей сутью любви. Я уве­рен. Она с лёгкостью откажется от проекта, лишь бы остаться со мной. В этом и заключён смысл Це­лого. Вопреки своим амбициям, нервам, мыслям, жизни, в конце концов! Всегда принимать сторону своей половинки. Даже если она не права...
     Так вела себя в госпитале «русалочка» Даша. И мне стыдно, что я безза­стенчиво, мотивируя своё состояние одиночеством и инвалидно­стью, поль­зовался её телом и доверием. А встретив Догму, всё мгно­венно забыл.
     Так пыталась вести себя Арина. Но призрачная мечта комфор­та за­туманила ей мозги, и она превратилась в обычную женщину, которая рассматривае­т мужчину как средство для достижения благосостояния. А что у него в душе творится? А нужен ли ему подобный образ жизни? Никого не интере­сует. Вынь да положь! Все семейные дрязги зиждутся на постаменте достат­ка. Увы! За три с четвертью жизней я встречался с представителями почти всех социальных слоёв общества. Начиная с пятидесяти лет. Когда здоровье уже не то. Когда происхо­дит переоценка ценностей. Когда дети уже не тре­буют полно­ценного внимания. Когда остаёшься один (одна). Когда вдруг остро осознаёшь: погоня за красивой сказкой выеденного яйца не стоила! Оказывает­ся-то, был важен человек, находящийся рядом с тобой! Его лю­бовь к тебе...
     — Нет, — соврал я. — Думаю о проекте. Правник! Садитесь к сто­лу. Да­вайте конкретно обмозгуем ваше детище. Ну-ну! Не де­лайте та­кие счастли­вые глаза! Я ещё ничего не решил.
     — Зато хоть какой-то сдвиг есть! Пару дней назад рвался от­сюда бежать. Поверь, Захар. Сидеть на попе ровно тоже надо уметь.
     Рассмеялись.
     — Как только согласишься, — продолжал он, наливая себе кофе, — я буду считать, что эту последнюю жизнь прожил не зря...

     На память пришёл рассказ старца Карука, когда он пребывал в об­разе «святой просительницы» Татьяны. В ту пору она работала в од­ном из изда­тельств Санкт–Петербурга. Редактор поручил ей изучать человеческие поро­ки. Более того. Требовал еженедель­ный отчёт. Через месяц с ней перестали общаться. Всем сотруд­никам казалось, что она следит за ними и описывает то, что ви­дит. «Вот ещё! — смеялась Таня, наблюдая их подозрительные лица. — Делать мне больше нече­го!»
     Один только Паша Синапов, программист и балагур, относил­ся к ней не­предвзято. Частенько они с ним сталкивались в курил­ке. Моро­чили друг другу головы различными анекдотами из жизни и расходи­лись, довольные проведённым временем. Он-то и подкинул ей мысль обратить взор прежде всего на тех, кто перепродаёт втридорога дешё­вые продукты потребления. Это ли не порок? Потом на директоров частных компаний. По его мне­нию, они являлись «мусоросборником» негативных психических отклонений. Условно, конечно же.
     Сперва Татьяна не поняла своего задания. До последнего мо­мента ей ви­делось, что в обществе всё подчинено строгому регла­менту раз­вития. Как и положено, социум движется вперёд, соблюдая правила товарооборота. Взаи­мовыгодного сотрудниче­ства. Чёткого распреде­ления обязанностей между людьми. По­нятно, что те, кто генерирует идеи и умеет организовать их во­площение в жизнь, стоят выше тех, кто использует их на практи­ке. Это есте­ственно. Дворник, в силу свое­го низкого IQ, заведует уборкой подконтроль­ной территории, мётлами и лопатами, и не может управлять корпорацией. Всё логично. Так ду­мают все.
     Однако, погружаясь в мир исследования, она столкнулась с людь­ми, кои и привели её к мнению «обоюдного паразитизма»...

          «Джусер»–коммивояжёр

     ТЕЛО. Оно первое, кто испытывает боль. Физическое неудовлетвор­ение. Голод. Холод. Надругательство. Похвалу или хулу форме. ВЛАДЕНИЕ ТЕ­ЛОМ. Всё гениальное просто! Сде­лал поднож­ку (предложил товар), стой. Наблюдай падение. Да не просто наблю­дай. Не давай подняться. Выдержи паузу. Подскачи. Помоги поднять­ся. За­верь в искренней дружбе и... обчисти кар­маны. Вот она, верхов­ная теорема первого джусера. Создателя пирамиды выгодного капита­ловложения. Ага! Из неё вытекает вторая. Пользуйся пра­вилами жад­ности!
     Татьяна пришла в подобную компанию (наподобие «Гербалай­фа»). Напросилась в коммивояжёры. Её прикрепили к «фунда­менту». На­ставнику средней гильдии Геннадию Кракену. Он на пальцах объяс­нил основные принципы сетевого маркетинга. В последнее время люди на глазах поумне­ли, что повлекло ката­строфические последствия для бизнеса джусеров. Всу­чивать дешёвый товар, выставляя его как полезный, становится всё труд­нее. Совсем рядом за поворотом товар дорогой. Качественный. Разрекламиро­ванный в СМИ. А значит — надёжный. Компании джусеров начали развали­ваться, как карточные домики. Но. Перед выходом «на дело» поклялся сде­лать из неё пер­воклассного специалиста по объегориванию граждан. Она так поняла, Гена отрабатывал на ней своё словоблудие. Умение заговаривать. По­следующие события повергли её в шок. Таня и не представляла себе, как много на свете глупых женщин! Гена, обладая богатым словарным запасом, охмурял, завораживал, убеждал... Как-то раз, слегка приобняв одну несчаст­ную, даже прослезился. Если бы судьба распорядилась иначе, он несомнен­но стал бы великим ак­тёром.
     — Вас приветствует компания «Ювелинг»! Мы заботимся о жен­ской кра­соте! Поэтому предлагаем исключительно эксклю­зивный кос­метический на­бор, не выставляющийся в магазинах. В ассортименте всё, что делает пред­ставительниц прекрасного пола ещё краше…
     Прежде всего, учил он её в перерывах, надо подходить к продавщиц­ам. Здесь мы наносим двойной удар. Первый: они обяза­ны выглядеть красиво, чтобы привлечь клиента, второй: они чи­сто по-женски хотят выглядеть жен­ственными. Улыбайся. Это любят все. Когда говоришь – не останавливайся. Иначе заподо­зрят неуверен­ность. Если сомнева­ются, используй обходные манёвры. Например. Она: «Мне это не подойдёт!» Ты: «Зато вот эта помада отлично гармо­нирует с вашей кофточкой! Ничто так не привлекает мужчину в жен­щине, как гармо­ния!» Второй нема­ловажный аспект – цена. Надави на разницу. Ты даже вообразить себе не можешь, сколько женщин на самом деле тра­тят денег на косметику, мази, крема, мыло, шампуни. Астрономиче­ские сум­мы! Большинство из них красуются не перед нами, а перед подруга­ми и знакомыми. Конечно, этому способствует наша ши­рокомасштабная рекламная акция соблазнения новыми, совре­менными средствами омоложе­ния. Вот и пришли к возрасту. Все хотят оставать­ся молодыми. Хотя бы до пятидесяти. Уж тут-то, осо­бенно сорокалет­ние, стараются вовсю! Салоны красоты, соля­рий, дие­ты, шейпинг, лазерная наноперфорация, пластические операции.
     Татьяна слушала его и понимала: новоявленные комми­вояжёры не исчез­нут никогда. Старость дышит в затылок. Появ­ляются морщины, целлюлит, папилломы, бородавки, натоптыши, седина в волосах, пры­щи, дряблость кожи, отвислые животы и груди. Как с этим бороться? Здравствуй, джусер! Спаситель жен­ской красоты! Панацея от недуга! Божественный нектар бессмер­тия! Да тут, дорогие мои, и говорить-то ничего не надо. Подведи женщину к зеркалу...
     Она вспомнила, как отец часто говорил маме:
     — Для кого ты прихорашиваешься? Меня и так всё устраива­ет.
     Классическая фраза в ответ:
     — Ты ничего не понимаешь! Женщина должна чувствовать себя женщи­ной!
     Здесь джусеры развернулись по полной. Текстильная промышленн­ость – главный двигатель бизнеса. Мода. Показы мод. Какой цвет сезон­а? Сезонная распродажа по низкой цене! Телепрограм­мы типа «Модная блажь» со сла­щавым придурковатым жено­подобным веду­щим (конечно же, в очках «до­брого дохтура»). Стилисты. Парикмахе­ры. Маникюр – педикюр. Золотые украше­ния. Бижутерия. Дорогая обувь. Да откуда столько денег-то взять??? Крутись, дорогуша, кру­тись!!!
     Под вечер, ай–яй–яй, случилась неприятность. Две женщины отка­зались от косметики. Причём в жёсткой форме. Похоже, она поторопи­лась с оцен­кой масштабов глупости.
     — …самая низкая цена при высоком качестве…
     — Нет.
     — …только для вас…
     — Нет!
     — …почувствуйте запах…
     — Молодой человек! Вы, кажется, не поняли? Я сказала: нет!
     Конфуз. Лёгкая растерянность. «Спасибо за внимание!» Недовольн­ая фи­зиономия Гены Кракена:
     — Пролёт. Либо наши перестарались. Либо в натуре понима­ют, в чём дело. Такие встречаются редко. Одна на сто. Не пробле­ма. Сейчас быстрень­ко весь остаток сплавим!
     И сплавил. Пятьдесят три женщины, в возрасте от восемнадца­ти до ше­стидесяти лет, приобрели духи, помады, туалетную воду, мыло, тушь, тени, лак для ногтей, лак для волос — и всё по самой низкой цене, но... Третьераз­рядных, малоизвестных фирм. Воис­тину тело фор­мирует сознание!
     После они сидели в кафе (джусеры, представьте себе, тоже едят!). Он подсчитывал прибыль. Татьяна мечтала вылить на его голову чаш­ку чая. Ин­тересно, Гена обидится?
     — Тридцать восемь тысяч! — торжественно объявил он. — Как оно тебе? По-моему, круто! И план выполнили, и денег зара­ботали. Прико­лись, за день — среднемесячная зарплата?!
     — Прикольно... Слушай, а тебе их не жалко?
     — Не понял... В каком смысле?
     — А вдруг раздражение чувствительной кожи? Язвы? Аллер­гия? У каж­дого человека особенный организм. Так же, как отпе­чаток пальца. У всех индивидуальный.
     Джусер задумался. Видимо, припоминал нечто подобное:
     — Было пару раз. Аллергия на запах и зуд в промежности от ин­тимного жидкого мыла. Так они сами виноваты. Знают же про свои недостатки, так нет. Туда же. Нет, не жалко. Бабы — дуры! Ой! Изви­ни. К тебе это не отно­сится. Ты, вообще... Не такая, как все. Никогда не встречал твой тип. Даже не знаю, как с тобой об­ращаться. Одета скромно, но со вкусом. Косметикой не пользу­ешься. Сразу видно по губам. Гранатовые. От помады губы станов­ятся бледными, вялыми, не чувствительными к поцелуям. Я подметил одну деталь. Те, кто красят­ся, теряют подвижность лица. Подсознательно боятся сбить грим. Го­ворят, не разжимая рта. Да и треплют-то всякую чушь…
     Может, я тоже дура, подумала Таня. Мамина сестра, её тётка, вы­шла за­муж и через два года приехала погостить. Располнев­шая, непри­глядно оде­тая, не накрашенная, но чистенькая, акку­ратно подстрижен­ная. Папа тут же съязвил:
     — Что, не следишь за собой, Маня? Не тренируешься, жир на живо­те. Одежда штопана перештопана.
     На что та ответила, не задумываясь:
     — Не нравится? Не спите со мной! — подразумевая, конечно же, своего мужа, который, по всей видимости, не раз задавал те же вопро­сы.
     Только сейчас до неё дошёл смысл этих слов. В какой-то мо­мент тётя осознала, что бороться с реалиями бесполезно. Дородо­вая и по­слеродовая полнота, раздвижение тазобедренного сустава — есте­ственная, природная защита новорождённого. Дорогая одежда, не­дешёвая косметика — основа­тельная дырка в семей­ном бюджете. От крема, пудры, помады — чесотка и зуд у ребён­ка, которого постоянно берёшь на руки, прижимаешь к себе, це­луешь, играешь. Самое порази­тельное, что муж от неё без ума. Почему? До­гадаться не сложно. Тётя была не такая, как все. То есть — НЕ ГЛУПАЯ!
     Перед расставанием Татьяна поинтересовалась понятием «джусер».
     — От восклицания «джус!» Когда встречаемся с коллегами, так привет­ствуем друг друга. Тактика корпоративно–групповой поддерж­ки. А ещё «джусер» в переводе — соковыжималка. Чем мы и занима­емся — вы­жиманием соков, то бишь денег из клиен­та.
     Её чуть не вырвало.
     Вернувшись домой, она попыталась оправдать комми­вояжёров. Может ли такая работа являться нормальным источни­ком дохода? Всё-таки бизнес же­сток. Надо выкручиваться. Кто как может. Как жить без еды, одежды, опла­ты коммунальных услуг и всего остально­го, что просто-таки необходимо по жизни? Ответ один. НАДО РАБО­ТАТЬ!!! С утра до вечера. Положить здо­ровье и время. Идти на поклон к богатому кукусику...

                Паразит

     ...Что Татьяна и сделала на следующий день. Только решила сразу брать быка за рога. Вообразила себя изобретателем ноу–хау в сфере менеджмента. Досконально изучила данный профиль. Выявила поло­жительные и отрица­тельные аспекты. Её конечной целью оказался ге­неральный директор ги­гантской корпорации «Российский мех». Она хотела убить сразу трёх зай­цев. Выпол­нить поручение редактора, на­писать про порок жадности и попы­таться сформулировать способ аль­тернативной жизни. Без раб­ства, раболе­пия, вынужденного поклоне­ния рублю. Идея безум­ная. «Проперченная» сот­нями мыслителей, со­циальных револю­ционеров, учёных мужей и приводя­щая, как мы уже убедились, к неизбежному выводу: НАДО РАБОТАТЬ!
     С другой стороны. Таня не хотела выглядеть «мусорщиком». Все­гда не­приятно влезать в чью-то судьбу. Осуждать. Указывать. Но, если вдуматься, зачем нужны газеты, журналы и литераторы? Тупо изла­гать новости? Рас­хваливать действительность? «Ли­зать» жопы силь­ным мира сего? Или же делать этот мир чище? Выявлять недостатки и устранять их? И, самое глав­ное, просве­щать тех, кто только в начале пути познания! Кто дал право? Тот, кто на нашем горбу пытается въе­хать в рай. Тот, кто за бокалом дорогого ко­ньяка посмеивается над «убогими», называя их «быд­лом» и жертвами есте­ственного отбора...
     Каким способом она проникла в компанию, рассказ долгий. Набор юно­го диверсанта для проникновения в стан противника. Татьяна про­билась на приём к генеральному директору, Процве­таеву Петру Арка­дьевичу. И вот что произошло.
     — Можно на всё что угодно придумать слоган, — объясняла она своё «ноу–хау».
     — Вот как? — усмехнулся гендир. — Даже на товары, кото­рые вре­дят здоровью?
     — Легко!
     — Уверены? Тогда попробуйте меня убедить, что курение безвредн­о.
     Они сидели у него в кабинете и вместо отпущенных десяти минут разго­варивали уже полчаса.
     — Извольте. Природа уникальна во всех её проявлениях! Гомеопат­ия — лечение на травах. Листья табака не исключение. Никотин уби­вает микро­бов. Курите в меру! Это и полезно, и стильно!
     У Петра Аркадьевича округлились глаза:
     — А что? Так бывает?
     — Ну, вот видите? Сомневаетесь? Значит, скоро поверите.
     — Чёрт! Точно! Подловила. Но это мелочи. Почему вы увере­ны, что ваш новый способ менеджмента откроет нам новые воз­можности?
     — Последнее время у покупателя возник устойчивый стерео­тип продавца как официального вымогателя. Они всучивают то­вар, в сущ­ности, ему не нужный. Дублёнки или шубы, слов нет, красивые, удоб­ные, тёплые. Однако подспудно каждый понима­ет: эти вещи возникли в результате убийства жи­вотных. То есть наносится вред фауне и пси­хике. Производители обогаща­ются паразитизмом на природе. Вы со мной согласны?
     — Ну, не все же такие умные, как ты! Правда, у тебя несколь­ко прими­тивные представления о бизнесе и людях...
     «Есть!» — воскликнула про себя Татьяна. Она добивалась именно таких откровений.
     Процветаев поудобнее расположился в кресле. Женщина заме­тила, что он отключил все телефоны.
     — Основная часть населения — инертная масса. А три про­цента, как и говорил Стивен Кинг, двигатели прогресса. Да, мы диктуем моду, внушаем современные представления о вкусах. Но ведь никто, кроме Гринписа, не возмущается! Всех всё устраива­ет. И знаешь, по­чему?
     — Почему же?
     — Безразличие. Да, да! Ты не ослышалась. Это понятие при­меняют к нам, а на самом деле оно производное от пассивности. Ты же мо­жешь ку­пить искусственный пуховик? Он не менее, а то и лучше дер­жит тепло. В пять раз дешевле. Нет. Ты покупаешь дублёнку. Потому что тебе внушили. А раз ты поддаёшься гипно­зу, то есть являешься не­далёким, не интеллекту­альным, инерт­ным существом, то и не до­ждёшься никогда равноправия! Так кто из нас паразит? Я, кто на жиз­ни зверей и глупости потребителя зараба­тывает деньги, или — ты, ко­торая с этим СОГЛАСНА?

     Паразитизм паразитизму рознь. Правник сейчас невольно паразитир­ует на моих чувствах к Догме. Манипулирует прозрени­ем. Добивает­ся Согла­сия. Его не волнуют мои личные убежде­ния. Прош­лые страда­ния. Тяжёлый поиск правды. Утомительный поиск Высшего Смысла. Но. Я должен понять их точку зрения! Должен! Разве не для этого нам дана способность думать?
     В школе к нам часто приходили ветераны Великой Отече­ственной. Веда­ли истории сражений и битв. Мне запал в сердце один из них. Старый, как сама Вселенная. Ему и на войне-то уже было около соро­ка.
     — Надо было протянуть телефонный провод через простреливаем­ое поле. Пополз один. Убили. Второй, третий, четвёртый. Убили. До­шла оче­редь до меня. Прополз. После боя из моей плащ–палатки вы­ковыряли больше ста пуль. Хлопали по плечу. Радовались, что я такой счастливчик. Приставили к награде. Спросили: что ты думал в тот мо­мент? «Я очень хо­тел жить...»
     Однажды отправили в разведку. Нас четверо. Собрали инфор­мацию о передвижениях противника. Возвращаемся обратно. На­тыкаемся на отряд немцев. Отстреливаясь, бежали по сосновому бору и выскочили на минное поле. Фрицы с собаками наседают. Командир даёт приказ бежать по минам. Побежал первый. Подо­рвался. Мы, я и мой товарищ, навели на старшего ав­томаты:
     — Сам беги!!!
     Он возьми, да пробеги. Что поделать. Пришлось бежать за ним след в след. Оторвались. Идём. Молчим. Угроза командиру — трибунал. Останови­лись передохнуть. Робко просим его не доно­сить. Он смеёт­ся. Ма­шет рукой:
     — Пустое. Я всё понимаю. Знаете, почему я пробежал и вы­жил? Я твёрдо обещал жене вернуться домой...
     Мой товарищ погиб на следующий день. А лейтенант и я без еди­ной ца­рапины дошли до Праги. Нам очень хотелось жить. И поэтому мы победили смерть!

     Люди принимают конкретные решения. Всей своей су­тью, своим разу­мом. До мозга костей. Без оглядки на окружаю­щих. Их жизнь — это их жизнь. И ничья более. Каждому даётся право прожить её так, как того требу­ет его совесть. Обстоятель­ства. Традиции и нравы. Од­нако когда вмешивает­ся чья-то воля... когда навязываются чужие убе­ждения... добиваются согла­сия... Разве ты обязан подчиняться? Разве ты будешь прин­ципиально менять свой образ существования? Разве ты готов со стопроцентной отдачей реали­зовать себя на новом попри­ще? Нет. Неприязнь. Неудовольствие. Возмуще­ние. Ненависть. Да. Люди принимают конкретные решения. Но! Свои.

     — ...Всякое бывает. И даже невозможное, — задумчиво сказа­ла Догма, видимо, отвечая на какой-то внутренний вопрос.
     Отхлебнула чай. Встала. Выглянула в окно.
     — Снег идёт без остановки. Сходи, Правник! Расчисти! А, то за­несёт по крышу. Не выберемся. Только не замораживай время. Орга­низм трясёт от вибрации.
     — Хотите остаться наедине? Я не буду мешать... Ладно, лад­но! Иду. За­несёт, так занесёт. Смотрите, чтобы вас занесло в нуж­ную сто­рону! Ой, ой! Не делайте такие зверские физиономии.
     Я пришёл в последний раз. Знаю. Последний. Решил про себя, буду дер­жаться во что бы то ни стало. Главное — не подпускать её на рас­стояние вы­тянутой руки.
     — Ты намеренно избегаешь меня?
     — Намеренно. Скажу честно. Сознательно. Ты же знаешь... Стоит нам только обняться, и весь мир сразу же исчезнет. Я пре­дам Арину. Сын вы­растет без отца. Будем реализовывать проект Правника. Чув­ствую, он законч­ится так же, как и все остальные. Ничем.
     — Откуда такая уверенность?
     — Вспомни историю. Каждое начинание сперва раскручива­лось на всю катушку. Потом глохло. Закон мироздания. За проек­том следует другой проект. И так без конца.
     Догма прошлась по залу. На миг задержалась перед картиной, копи­ей «Джоконды» Леонардо да Винчи. В двадцать первом веке выяснит­ся: зага­дочной улыбкой Моны Лизы художник закрыл её чёрные поре­девшие зубы. Парадокс творчества.
     Подбросила в печку дров. Села напротив меня. В глазах тоска. Лю­бовь. Не выдержал. Отвернулся. Ещё мгновение, и я брошусь к ней в объятия. Тело предательски затряслось. Внизу напряг­лось.
     Она это поняла тонкой девичьей структурой:
     — Я и сама борюсь с собой, как могу. Меня останавливает твоя жена и ребёнок. Помнишь Ретру и Пони? Петроса? Они все втроём любили тебя. Каждый по-своему. Девушки как мужчину. Юноша как старшего совершен­ного товарища. Друга. Они виде­ли в тебе мес­сию. Не только хакера Хворо­го. Порядочного, про­грессивного челове­ка. Ретра как-то перефразировала твои слова: когда научатся относить­ся к каждому ребёнку, как к своему, ци­вилизация по праву займёт до­стойное место во Вселенной. А сегодня она ре­гулярно привносит в него грязь. Шлакует.
     — Помню. Удивительно! Они ещё не родились. А словно жи­вые!
     — Наши прошлые жизни навсегда осели в памяти. Её уже не очи­стить. После разговоров с тобой я начинаю тебя понимать. Главный принцип жиз­ни: не навязывать. Всё верно. Можешь от­ветить мне на один вопрос?
     — Если он не связан с нами.
     — Не связан. Хотя все мысли об этом. Как ты планируешь свою но­вую жизнь?
     Действительно. Я как-то не задумывался об этом. Разведу жив­ность. Буду заготавливать на зиму сено. Возможно, займусь фермерс­твом. Постараюсь меньше общаться с людьми. А то затянет...
     — Не вмешиваться в чужие судьбы. Воспитывать сына. Пи­таться тем, что вырастил собственными руками.
     — Армия?
     — Плоскостопие.
     — Но ты же понимаешь. Обстоятельства всё равно столкнут тебя с детдо­мовцами. Карма. И всё такое...
     — Буду сознательно избегать. Я своё отмучился.
     — И Арина с тобой согласна?
     Этот вопрос застал меня врасплох. Но отступать некуда:
     — Вчера в ней проснулось потребительство. Подруги и мать поез­дили по ушам. Соседка из Финляндии видеомагнитофон при­везла. Ко­роче. Пошло – поехало. Засветился маячок лучшей доли. Скажу откро­венно. Не ожидал!
     Догма расхохоталась. Даже слёзы на глазах выступили:
     — Вот тебе и ответ на твою выходку! Так или иначе ты вер­нёшься к де­тям. Ты бессребреник. Альтруист. Только такой чело­век может за­ниматься проблемой реабилитации инвалидов. И взрослых тоже!
     Я ей вкратце рассказал истории ветерана. Подытожил:
     — Если конкретно принять решение, Высший Смысл вы­строит дру­гую ветку развития. Детьми займётся другой альтру­ист. Другие Догма и Хворый. Кстати! Давно хотел спросить. Во времена хакерства недо­суг было. Как тебя звать на самом деле?
     — Кристина.
     — Красиво-то как!
     — Я ведь тоже начала менять предопределение. Родителей отговор­ила от поездки на море. И они не попали в автокатастрофу. Остались живы. Тот са­мый молодой человек, что в результате привёл меня к бесплодию, отлетел от меня как ошпаренный. Я до сих пор девствен­ница... Если не ты, то — никто. Лучше в мона­стырь монашкой уйду. Замолю все наши грехи.
     В носу защипало. Это невыносимо! Медленно встал. Отошёл к окну. Правник отчаянно махал лопатой. Уже половину расчи­стил. Трактор зане­сло снегом. Верх кабины напоминал зеркаль­ный пулемёт­ный дот. Казалось, сейчас разлетится стекло и посыплется пулевая смерть... Иллюзия. Конечно же, обыкновен­ная человеческая аналогия. Та самая, что спасает от сумасше­ствия. Чувства тянули к Кристине. Разум нашёптывал: у тебя се­мья. Ребёнок. Предательство! Чем ты от­личишься от подлецов от­цов, кои побро­сали своих детей? Сколько по­рушенной нежной детской психики?
     Чувства требовали душевного и физического удовлетворения с лю­бимой женщиной. Разум насмехался: ты не мужчина! Как ты выпол­нишь свои клят­вы, данные Арине?

     ...Нам по пять лет. Глаза в глаза. Снежок в лоб. «Захар! Я же вижу: ты в сугробе спрятался!..» Нам по восемнадцать. Неловкое проникно­вение. Лёг­кий вскрик. Сладострастие... «Я беременна...»

     Двойственность... Двойственность. Выбор... Выбор. Измочали­ли сердце до неузнаваемости. Жизнь, один железнодорожный путь в два конца. Куда направишься, то и получишь. Ни соско­чить с поезда. Ни дёрнуть стоп–кран. Ни полететь под от­кос. Только твоё решение!
     — Есть охота, — с трудом разжимая губы, выдавил из себя.
     Догма отреагировала мгновенно:
     — Сейчас разогрею! Зови нашего «прокурора»!
     — Ха! Ты тоже так его прозвала?
     — Ну, дык известно... мысли влюблённых сходятся...
     Вцепился руками в подоконник. Перед глазами вспышка бли­зости. Тон­кий пеньюар чёрной пантеры. Чулки на подтяжках. Кружевные трусики с застёжкой на... Коготки. Ушки. Хвост. Бро­сает меня на кро­вать. Сама падает сверху... Дрожащий шёпот. В близости с любимым поочерёдно: свежая на­ивность, огненная бестия, распутная стерва. До­вести его до стонущего экс­таза! А на людях шершавый холодный ка­мень. Макушка морали...
     Я какой-то мазохист. Вот любящая тебя без оглядки девочка. Всё про­стит. Всё поймёт. И главное, ты её любишь также. Вот трёхжизнен­ная пози­ция: творить настоящее добро... А я всё бегу ото всех. Эх! Как жаль, что я всё вспомнил только тогда, когда сошёлся с Ариной!!! Прямо насмешка ка­кая-то?! Шутка Высшего Смысла. Выбор? Двой­ственность? Из–де–ва–тель–ство!!!
     Правник воткнул лопату в сугроб. Обогнул дом. Хлопнула дверь. Значит, подлец, «подслушивал»! Ну да. С его способностя­ми грех не воспользовать­ся. Кто из экстрасексов... тьфу!.. ...экс­трасенсов не пы­тался воздействовать на окружающих?

     За обедом мы молчали. Я выпил водки из холодного графина. Ду­мал, для аппетита, а в результате ничего не почувствовал. Буд­то воду. Так уже случи­лось однажды. Погибла Даша. Принял две­сти грамм чи­стого спирта, и ни в одном глазу. Как это всё-таки несправедливо! Ме­сяц умопомрачительных отношений. Девичьи мечты семейной жизни. Пьяный мотоциклист. Дитя не родилось... Мрак!
     — Душа не на месте? — Правник разлил водку по рюмкам.
     Посмотрел на Кристину. Она согласно кивнула. Добавил и ей.
     — Сегодня ночью «вошёл» в Ноосферу. Информационный слой планеты. Хроники. Нашёл ячейку–веду жизни кота Знахаря. Любопыт­ный объект зна­ний оказался. Рассуждал, как человек. Очень тебя обо­жал. Можно сказать, боготворил. Жаль, что поте­рял способность мыс­лить. Стал обыкновенным. Так вот. Чих од­нажды сказал ему: «Душа, как мотылёк. Живёт временно. От лю­бви, будто огня фонаря, обжигает крылья. Падает. Растворяется в темно­те...» А Знахарь ответил: «Лучше погибнуть от любви, чем в клюве птицы!»
     — И что? Опять аналогии? Арина, стало быть, птица?
     — Ты хочешь жить с человеком, которого не любишь? Так и она тебя не любит. Разве может любимая женщина ставить выше любви обновлённый гардероб, новые тарелки, ремонт дома и сти­ральную ма­шину?
     — Как мило. И откуда это? Из Хроников или на моём лице написан­о?
     — Какая разница? Факт.
     Выпили. Я немного поплыл. Взял себя в руки:
     — Это вы про Банк Акаши говорите? Бесконтрольную сознательн­ость? Ага. И как это поле выглядит технически?
     — На высоте десяти метров «висит» прозрачная ромбовидная сетка с ячейками–ведами. В каждой из них заключена определён­ная инфор­мация обо всём на свете. Если долго присматриваться, открывается список жизни всех живых существ Вселенной. Включая параллельные миры и другие из­мерения. Попадают туда Избранные. Ясновидящие. Прорицатели. Предсказ­атели. Проводники. Коучинги. Я туда прони­каю, как правило, под утро. На границе сна и пробуждения. Моя эфир­ная оболочка выскакивает из тела. Со­единяется с общим вибрацион­ным потоком планеты. Мероприятие болез­ненное. Пока учился, выпа­ли все зубы и волосы. Потом, правда, научился их выращивать.
     — Понятно. Эзотеризм.
     — Нет. Эзотеризм — это путь познания неочевидной сути мира. Только один из многих миллионов. Но мне кажется, их го­раздо больше.
     — А наш мир очевиден? Сомневаюсь что-то. Надо переста­вить ак­центы. Значит. Вы развили в себе энергетические способ­ности? Ясно. Ладно. Допу­стим, у вас есть возможность «читать» веды. Что вы на­шли про проект и но­вую, прозревшую жизнь?
     — В этом-то и дело. Ничего. Меня не пускают туда. У меня своя версия появилась. Существуют пустые ячейки. Как пустые страницы. Нам позволя­ют написать новейшую историю. Соб­ственную. Без плана Высшего Смысла.
     Я посмотрел на него, как на сумасшедшего:
     — Абсурд! Типа, три Бога на земле? Вернее, два и одна Боги­ня?
     — Но согласись! Такого ещё никто не видел и не чувствовал! Что, если мы первые? Разве не является память прошлых жизней намёком на возмож­ность исправить всё к лучшему?
     — Но почему вы сделали именно такой вывод? Почему не для спо­койного созерцания реальности? Осознания своих прошлых ошибок? Возможно­сти направить своих детей на верный путь развития? Обяза­тельно опять налом­ать дров?!
     — Да, — подала голос Догма. — Я поддерживаю Захара. По­чему?
     Правник думал целую минуту. Наверное, подыскивал более доступ­ное объяснение:
     — Потому что не хочу себя обманывать. Как бы я ни старался скрыться от действительности, а в глубине души мне хочется всё изме­нить. И вы та­кие же. Так устроена свободолюбивая душа. Вот скажите мне сейчас! Вы ви­дите, как автомобиль несётся на маленького ребён­ка. Ваши действия? Мо­жете не отвечать. Вы вытащите его из-под колёс. А те, кого давят, насилуют, обращают в сексуальное рабство на расстоянии — уже не ваша забота? Вас там не было, а потому и со­весть чиста. Так, что ли? Это и есть самообман. Безразличие. Равноду­шие. Эгоизм. И ещё масса сино­нимов лживой доброде­тели.
     — Чёрт возьми! — выругался я. — Аргумент серьёзный. Слов нет. Но по­чему выбор пал именно на нас с Кристиной? На тех, кто наку­шался «под за­вязку»?
     — Зная дерьмо на вкус, вы никогда больше в него не вляпае­тесь. Вот ты тут намедни озвучил альтернативу прежним Хворо­му и Догме. Да. Всё взаи­мозаменяемо. Но рассуди трезво! Им придётся заново про­ходить тот путь, который вы уже прошли. И, конечно же, они надела­ют ещё больше ошибок! У них нет такой роскошной памяти, как у вас. У них отсутствуют многолет­ние выводы. Потерпев фиаско в одном предприятии, у них опустятся руки. Тогда как вы будете продолжать прорываться вперёд! Возь­мём, например, вашу неудачу с детдомовца­ми. Последний проект обеспечил их всем необ­ходимым. Снабдил оде­ждой, полноцен­ным питанием, улучшенной средой обитания, смарт­фонами, компьютерами и остальным. Оплачиваемыми пси­хологами, врачами, современными воспитателями. Что произо­шло? Дети рассла­бились. Обнаглели. Пиво. Вино. Курево... Что вы сделали? Раскидали оставшиеся деньги на бессмысленный крик: усыновите и получите крутую дотацию!.. И сбежали. И по­гибли. Вы что? Пожелаете новым Хворому и Догме той же уча­сти? Ни за что не поверю. У вас появи­лась возможность начать с самого начала. С нуля. Как ты и говорил: убрать причину, а не след­ствие. Алкогольные аппендиксы детей из не­благополучных семей прекра­тятся, когда пройдёт широкомасштабная акция по закрытию фабрик табака и алкоголя. Поднимется гран­диозный общественный резонанс в пользу здо­рового образа жизни. СМИ, газеты, журналы и телевидение изо дня в день будут доказывать преимущества натурального питания, а не канцерогенных про­дуктов. А потом и за все другие несоответствия возьмёмся. Глав­ное — начать. Прогрессивные люди подхватят. Сейчас самое вре­мя. Ещё никто не испорчен капиталистическим образом жизни. Ещё не глупы женщины, кото­рым в двадцать первом веке подай всё и сразу. Ещё читают книги вживую. Ещё не появился интер­нет с гнилым нутром виртуальных иг­ровых симуля­торов. Ещё нет войны в Чечне, в Африке, Европе и Азии. Ещё нет природных аномалий, спровоцированных человечеством. А также нет техно­генных катастроф. Мы можем предотвратить Черно­быль. Только вду­майтесь!!! Сколько всего мы можем пресечь на корню! Предупредить. Научить. Локализовать. Направить мышление лю­дей на созидание, а не на разрушение. Кому ещё, кроме нас, выпад­ет реальный шанс реконструиро­вать будущее?
     Правник вскочил. Пробежался по залу. Лихорадочно налил полный ста­кан водки. Одним залпом выпил. Закусил. Сел на ме­сто. Обхватил голову руками. Возникла томительная пауза.
     К сожалению, меня не впечатлил его искренний всплеск эмо­ций. Кристи­на смотрела в сторону. По её лицу я так и не понял, о чём она думает. У меня возникло ещё больше вопросов.
     — Всё верно, Правник. Всё правильно. Скажу больше. Я бы вас поддер­жал, если бы...
     Они сразу же подняли на меня в надежде глаза.
     — ...если бы сейчас существовала наша прошлая реальность. Как вы по­мните, все три мира продолжают жить своей жизнью. Параллельн­о. В сего­дняшнем, четвёртом, я остался жить с семьёй, Догма спасла родителей, а вы набили карманы выигры­шами в ло­терею. Это уже другой мир. С другими правилами и по­следствиями. Вот таких миров действительно миллионы. Если не сто миллиардов. Столько, сколько всего на белом свете живых су­ществ. Прошлых, на­стоящих и будущих. Я думаю... Хотя это и прозвучит как очередная версия. В каждом из миров вся ставка делается на определён­ную ра­зумную суть. Вся цивилизация кру­тится вокруг Одного индивидуаль­ного разума. Он бесконечно проживает все воплощения от амёбы до Бога. Он одновременно представитель флоры и фауны, музыкант, поэт, художник, врач, учитель, священник и атеист, богатый и бедный, мужчина и жен­щина. Бытует во всех типах и характерах, известных небу и зем­ле. Здесь это может быть любой из нас троих. Никогда не заду­мывались? Вижу. Нет. Про детей, описанных вами так слёзно, мне тоже есть что сказать. Как вы обмолвились три дня назад: мы здесь, а не везде. Я не могу одновременно находиться во всех точках планеты и спасать несчастных. Такую силу мне ещё не выдали. Да и зачем? План Высшего Смысла никем и никогда не будет осмыслен. То, что для нас считается ужасным, для Него развитие Его идеи. То, от чего мы седеем или рвём на себе волосы, всего лишь очередная ступень в Его проек­те.
     Кристина побледнела:
     — Ты неплохо устроился, Захар! Всему нашёл оправдание. У тебя семья. У тебя сын. У тебя стойкий и мужественный харак­тер. А что де­лать мне? С моей любовью к тебе? Ладно. Я соглас­на. Ты получил Знания после связи... с Ариной. Ты не виноват. А мне куда? В мона­стырь? Я же без тебя не выжи­ву! В конце кон­цов, покончу с собой!
     — Зачем ты это сказала? Ты же меня без ножа режешь!!!
     — А ты хотел спокойненько отсюда уйти? Уж не очерствел ли ты оконча­тельно, мой милый друг? Замаслил глаза безоблачной жизнью и думаешь: дело в шляпе? А-а-а! Я знаю, кто из нас Ин­дивидуальный Разум. Как я сразу не догадалась?! Это Ты! Инди­видуальный такой весь от пяток до просвет­лённого, разумного мозга! Ну, конечно же! Весь мир крутится вокруг тебя!!! Даун я! Даун, даун, даун! Простых вещей не замечаю. Вот полюбуйся, Прав­ник, с каким совершенством нам довелось пообщаться! С Абсолютным! Куда там Будде с его сме­хотворной Нирваной. Что я говорю?! Все Боги ни­что! Ничто по срав­нению с Захаром! Он и всех святых переплюнул...
     — Молчи, женщина!!! — зашёлся я на крик.
     Правник опешил. Переводил взгляд от меня к ней и обратно. Мол­чал, будто язык проглотил. А меня трясло так, словно я по­пал в бето­номешалку. Все слова Кристины выворачивали душу наизнанку. Рас­членяли на биллио­ны мелких осколков. Уничтожа­ли на медленном огне истины. И вдруг что-то взорвалось в уме. Оторвалось. Ухнуло в пропасть. Бесцветную и страш­ную в своей безграничной глубине. Я летел, слегка касаясь скользких стен. Пытался затормозить падение. Пальцы отскакивали от поверхности. Увели­чивалась скорость. Лома­лись ногти. В сознании лопались представления о Вселенной. Я с удивлением посмотрел наверх. Зал, где сидели Догма и Правник, уменьшался с фантастической быстротой. Превращался в точку. И, на­конец, слился со стенами. Я уже не чувствовал полёта. Всё видимое про­странство превратилось в сплошную серую линию. Медленно, но верно ис­чезала моя сущность. Ужас, готовый поселиться от осознания происходящег­о, растворился в радости. Потом пропала и она. Пустой и чи­стый мозг. Какое-то время я выхватывал отдельные фрагменты мыслей: «Ка­рук прокар­кал Харушке...» «Чих промяукал Знахарю...» «Плацента шепчет: Что и Как сказать — не главное. Главное, чтобы тебя поняли так, как пони­маешь ты!..» Я не хочу умира-а-а-а-ать!!!

     Здесь нет холода. Нет тепла. Суть облегчённо дышит свободой от них. Нет голода или сытости. Чистоты и грязи. Добра и зла. Нет време­ни. Нет неги удовольствия или горечи утраты. Даже нет оргазма от сои­тия, который воспринимался единственной отдушиной хотя бы на секунду отключиться от ощущений привя­занности к потребности вы­живать... А наяву он даётся как ключ к замку активации семени жизни. Здесь нет Бога. Он вдруг окажет­ся одной из бесконечных причин раз­вития разума. Нет любви между пола­ми. Она обеспечивает рост циви­лизаций...
     Есть твоя чистая мысль. Выращенная тобою на почве страда­ний. Неваж­но каких. Неудовлетворённостью или наслаждением от достиг­нутых вер­шин. Ибо и там, и там ты пресыщаешься. Не­возможно по­стоянно смотреть в одну сторону. Тогда Мысль мертва.
     Она созревает. В одно мгновение понимает смысл жизни во плоти. Тело — кокон цветка. Оболочка вокруг точки центра. Дол­гая или ко­роткая защи­та Осознания пространства. Всё, что проис­ходило с тобой, лишь способ про­зрения. Твой индивидуальный способ. Данный тебе во временное пользова­ние. И каждый раз новый. Более труднодоступ­ный. Более тайный. И в тот же миг бо­лее несовершенный. Потому как с новым витком у тебя появляет­ся возможность применить знания, по­лученные ранее. Но твоё Я всё равно при­знаёт пройденный этап лишь иллюзией.
     Здесь не надо жить. Не надо умирать. Тебя встречают Сотруд­ники. Предлагают себя на выбор. Перечисляют свои желания об­новлённого поис­ка. Если созвучны твоим, вы объединяетесь в следующий круг по­знания. Выходите на новую плоскость вибра­ции. Ты уже не ты. Вас двое.
     И только тогда твоя мысль начинает понимать свои желания. Ту степень отличия от других, как например, степень отличия плохого от хорошего. Одно без другого теряет свою значимость...

— ...Захар!!!

    ...одно без другого не существенно. Ты сливаешься с Сотруд­ником в еди­ное целое. Сгусток просвещения. Рядом возникают и растворяются другие сгустки. Они понятны и непонятны од­новременно. Вы видите их ошибки. Они видят ваши. Обмен мне­ниями. Миг или вечность диа­логов...

     — ...Что это, Правник? Захар!!!
     — Не паникуй! Это кома. Сейчас я его «выдерну»...

     ...внезапно появляется сгусток, созвучный вашему. Вы объединяет­есь. Вспышка озарения более совершенным желанием. Объёмность пространства уменьшается. Плотность вибрацион­ных потоков увели­чивается...

     — ...Дёрнулись веки. Слава Богу, приходит в себя!
     — Крис! У меня в сумке нашатырь. Неси сюда! В тонкой, продолг­оватой ёмкости. Быстрей! Я могу его «потерять»...

     ...четвертаков мало. Несколько сотен. Гомон диалогов проры­вает до боли знакомое созвучие. Вас уже восемь. Объёмность сжимает ваш сгусток со всех сторон. Вибрация окаменела...

    — Вот! Держи! Захар!!!
    — Да не тряси ты его! Только хуже сделаешь! Вот кто тебя за язык тянул? Дала бы ему высказаться. Четвёртую жизнь живёшь, а никак понять не мо­жешь. Мужчина созидает, женщина потреб­ляет. Следова­тельно! Слушайся его во всём!
     — Дура я!..

    ...сквозь неё пробивается соседняя восьмёрка:
     — Вы там целы? Айда с нами! Совершенное созвучие.
     — Бросьте! Очередная иллюзия. Но... Вы нам нравитесь!..

     — ...Открыл глаза. Захар! Ты меня слышишь?!
     — Господи! Не ори!!! Возьми себя в руки. Пока он ещё не пришёл в себя окончательно, заруби себе на носу. Твоё дело под­держка. При­крытие со спи­ны. Дать ненавязчивый дельный со­вет. Направить в нужное русло. И, нако­нец, безоглядно Любить!
     — Да, Правник. Я поняла. Прости. Я быстро понимаю. Быстро со­ображаю. Я испугалась. Всё! Больше не повторится!
     — Другое дело...

     ...шестнадцатых всего три. Ваша пробивается к ним. Желание креп­чает. Один шар развалился. Чистые мысли пытались разле­теться. Их поглотила плотность. Встречный последний идёт к вам. Совсем рядом что-то режет зрение. Сетка. Сетка! Сетка...
     — Не оглядывайся назад!!! Что ты делаешь??? Ты всех нас погуб­ишь!!! Нам придётся начинать всё сначала!!! Не оглядывай­ся-я-я-я-я-я!..

     Меня зовут Захар. Я всё вспомнил. Замкнувшийся круг трёхэтапног­о раз­вития привёл меня к итогу: Чистая душа «уходит» дальше. В об­ласть недо­ступного понимания жизни во плоти. Вот поче­му нам не раскрывается вся правда. Потребности организма превраща­ют её в ложь. Первое и последнее Удобство человека...
     «Уходит» или «прорывается» тот, кто это понял. В последний мо­мент признал жестокие последствия вранья. Перед глазами, как скоро­течное кино, пробегают все люди, с которыми ты пере­секался по жиз­ни. Их, изменённые тобой, искалеченные судьбы. И что самое ин­тересное. Они, в свою очередь, меняли и твою. С «честными» глазами лгали и тебе...
     Да. Но в чём заключалось то, последнее Желание?

                Глава 5

     — Как ты себя чувствуешь? — Кристина ласково гладила мою руку. — Прости меня глупую! Не знаю, что на меня нашло?! Помутнен­ие.
     — Нет. Ты всё правильно сказала. Я должен думать и о наших от­ношениях. Я... Я люблю тебя всем сердцем. Очень тоскую по нашим отно­шениям. Тебе будет неприятно, но скажу. После пер­вой встречи я всю ночь терзал жену, а «видел» тебя. Прости. Мне сейчас не выразить иначе всех чувств... Где Правник?
     — Ушёл в магазин за водкой. Он испугался ещё больше, чем я. Только виду не подавал. Расскажешь, где ты «был»?
     — Наверное, нет. В том месте не существует эмоций. Другие зако­ны вос­приятия реальности. Более зрелые, что ли. Более... Не выразить.
     — Идеальные?
     — Примерно так. Мне кажется, об этом ещё рано говорить. Казался себе глупым и недоразвитым ребёнком. Если судить объективно, та­ким и яв­ляюсь. Знаешь... Я постоянно осуждаю женщин. Все они мне кажутся олице­творением материальной за­висимости. Их мысли кру­тятся вокруг достатка. Их оценка муж­чин отталкивается от толщины их кошельков. Просто мне не по­везло. Слишком поздно встретил тебя.
     Кристина отвела глаза в сторону:
     — А что? Ты со многими женщинами общался, чтобы так о них су­дить? Вспомни. Не везде так, как здесь. Может, Высший Смысл наме­ренно сводил тебя с подобным сочетанием цинизма и меркантильно­сти. А на самом деле...
     — А на самом деле вы белые и пушистые?
     — Нет. Разные. У мужчин то же самое. Не замечал? Твой взор об­ращён на юбку. Это естественно. Притяжение полов. А своего поля ягоды не ви­дишь. Я могу также их классифицировать на нормальных и подонков. На львов и муфлонов. На трусов и бла­городных.
     Удивлённо взглянул на неё. Истину глаголет! Я ведь и вправду не рассматривал мужчин с позиции женщины!
     Она встала. Прошлась по залу. Остановилась у печки. Развер­нулась. Неожиданно рассмеялась. Кивнула:
     — Со мной тоже случай пикантный произошёл. До встречи с тобой мне понадобилось дать рекламу в газету. Прихожу...

     ...Издательство выпускало новый тираж. Спешка. Беготня. Ру­гань. Запахи кофе, пота, дыма сигарет и коньяка. Кто-то подвер­нул ногу, не удержался. При падении «собрал» несколько столов и кресел. Хохот и сердечный посыл к чёрту. Настойчивые звонки телефонов. Треск раз­рываемых на куски еже­дневников. Злые ре­плики в сторону редактора. Девицы — те, кто помоложе, накла­дывают очередной макияж. Те, кто постарше, желают им прова­литься сквозь землю. Седовласый мужчи­на, на миг отрываясь от игры в компью­тере, неожиданно философски изрекает:
     — После пятидесяти лет женщины становятся золотыми.
     В помещении повисает тишина. Все, человек тридцать, вопросит­ельно смотрят на него. Ждут объяснений.
     — А чего не понятного-то? — удивлённо продолжает он.
     Самый «старый» работник, которой намедни справляли пять­десят три, свирепо вращая глазами, ехидно провоцирует:
     — Про старых пердунов этого не скажешь. У них всё наобо­рот. Чем стар­ше, тем глупее.
     Молодёжь прыскает в кулаки. Остальные коллеги степенно усмеха­ются.
     Седовласый мрачнеет. Терпеливо, чеканя каждое слово, «разжёвыв­ает»:
     — Пока продолжается молодость, коя и есть ветреность, де­вушки прихо­рашиваются, модные шмотки прикупают, по клубам шляются, флиртуют направо–налево. Когда выходят замуж, хо­зяйство ведут спустя рукава. По­тому что ещё не сорок. Надобно и о себе любимой подумать. Муж и дети не ухожены. Обеды гото­вит плохо. Полная ра­ковина грязной посуды. По углам пушистая пыль. К супругу ежедневн­ые претензии по семейному бюджету: мало зарабатываешь! Ста­ло быть, ты ноль.
     Самый «старый» работник констатирует с издёвкой:
     — Потому и ноль, что о семье не думает. И каков финал?
     Седовласый с милой улыбкой разводит руками:
     — После пятидесяти: груди до пупа, тройные подбородок и живот, цел­люлит, дряблая кожа, морщины. Задница в два обхва­та. Кому ты нужна? Что толку мне от твоей мудрости? Да. Теперь ты прекрасно го­товишь обеды, шикарные пироги печёшь. Теперь в доме порядок. У меня всегда чистое бельё. В сексе ты сделаешь ВСЁ, лишь бы он был со мной регулярно. С то­бой даже есть о чём поговорить! Но...
     Всё издательство затаило дыхание. Самый «старый» работник тихо во­прошает:
     — Но?
     — Но, мне, старому пердуну, который, по вашему мнению, стал ещё глу­пее, чем раньше, этого уже не–ну–жно!!!

     Я понял, что она хотела сказать. Как и в истории миллиардера, ко­торый в поисках смысла жизни встретил «прозревшего» от­шельника. Достаточно по­менять местами акценты, и тоже будет смешно. Самый «старый» работник издательства с лёгкостью разложит на атомы пяти­десятилетнего мужчину. Каждый смотрит с колокольни своего неу­дачного опыта. И всё же...
     Женщины мне всегда казались существами из другого измере­ния. Нас неизменно притягивает друг другу. Нас волнует бли­зость. Потому как чудно и прекрасно. Радует глаз. Тело впадает в негу. Появляется смысл жить ради неё и детей. Но! Что творится в голове представи­тельницы слабого пола, неизвестно не то что небесам. Неизвестно ей самой. Такая вот насмешка природы. Неадекватные поступки. «Объяс­нимая» трактовка жизни. «Сног­сшибательные» выводы. Из крайности в крайность. Иногда дума­ешь: нас воссоединили по очень простой причине. Во Вселенной из всех существ только человек–мужчина об­ладает титанической, почти космической вы­держкой, чтобы вытерпеть её выходки. Воистину! Это героизм  тысячеле­тий! Да что говорить. С тех пор как антиматерия превратилась в плотность, все мужские особи видимого и невидимого пространства взяли на себя от­ветственность ограждать весь остальной мир от чумы «железной логики». Уверен, и в других системах то же самое. Мужчина может переключиться с од­ной ситуации на другую. Она — нет. Она бу­дет муссировать её до тех пор, пока та не издохнет. Потом сядет и будет плакать: какие же эти мужики всё-таки коблы!!!
     Вот, честное слово! Мне грустно. Я могу привести столько приме­ров, что не хватит бумаги всей планеты и текстовых доку­ментов OpenDocument. Женская проблема словоблудия и вечных желаний превращает мужчину, да и всю нашу жизнь в космиче­ское шоу. В ко­медию и трагикомедию одновре­менно. И самое прискорбное. Они стремятся нас понять изо всех сил. Рвутся из кожи вон. Готовы выслу­шать, готовы согласиться, готовы... А вы­ходит только хуже. Как и сре­ди мужчин, есть глупые и умные. Но, взять дурака мужчину и дуру женщину, кого вы выберете?
     Но и умная женщина — это великое стихийное бедствие. Всемирн­ый по­топ. Природа со своими катаклизмами может отды­хать. Есть среди них та­кие яркие индивиды, что хочется вместе с космонавтами удрать на около­земную станцию. Хотя... Что я го­ворю? Они и там меня достанут. Ну, вы по­мните. Женщина–учё­ный, женщина–астро­навт, женщина–писатель... Настоя­щее муже­ство, наше настоящее му­жество, наше вселенское МУЖЕ­СТВО — понять и простить. Снизой­ти до слёз. Обнять. Нежно прижать к груди. Прошептать на ушко: «Плевать на деньги, что ты потра­тила ни на что! Главное, мы вместе...»
Да. Главное, мы вместе. Сообща растим отпрысков. Рука об руку дви­гаем цивилизацию. Совместно плодим человечество. На все времена...
Конечно же, есть и такие, что выше всех нас. Тоже поймут и про­стят. Где-то слышал и никогда не видел. Послушают меня — по­смеются. Поплюются. Ну да ладно. Я же говорю: они из другого измерения!

     Кристина просверлила меня взглядом словно коловоротом:
     — Вижу, думаешь о нас нелестно? Что ж... Мне есть чем защищатьс­я...
     Мужчины мне всегда казались потомками приматов. Нас, к сожален­ию, неизменно притягивает друг другу. Мы понимаем. Ради продол­жения рода и сохранения популяции. Вот и прикиды­ваемся простуш­ками и дурами. Превратились в настоящих ак­трис. С вами иначе не­льзя. Мы сознательно восхищаемся силой, ловкостью, умом мужа, чтобы покрепче привязать его к себе. Что поделаешь! Обезьяны. Они не умеют вести семейный бюджет. Хо­зяйство. Воспитывать детей. Большинство, даже забивая гвоздь в стену, обя­зательно попадут себе по пальцу. Из крайности в крайность. Такая вот на­смешка природы. Им постоянно хочется свободы. Сбегают на рыбалку. На мальчишник. Бродят неприкаянными по городу и оседают в барах. У них по­иски правды жизни. Не гнушаются ничем. С лёгкостью изменяют с другой женщиной, находя себе оправдание в том, что она его понимает. А та тоже над ним посмеивается. В силу обстоятельств копит деньги за услугу. По моим подсчётам, каждый мужчина на планете за всю жизнь выпивает ци­стерну спирта. Где-то шестьдесят тонн. Особо яркие ин­дивиды, шимпанзе и макаки, умудряются проглотить эшелон. Превра­щаются в алкоголиков. Они становятся в позу, воображая себя гения­ми, и философствуют на тему «как жить лучше». А ещё постоянно пы­таются доказать женщине свою исключи­тельность. Приходится изоб­ражать истерику, тупость и глупость. Гориллы же, как дети. Покажи им игрушку, и они успокоятся. Настоящее мужество, наше настоящее мужество, наше вселенское ЖЕНСКОЕ мужество — понять и простить. Снизойти до восхищения. Обнять. Нежно прижать к груди. Про­шептать на ушко: «Какой же ты всё-таки... Самый лучший из лучших! Пле­вать, что ты смотришь на других женщин и мысленно их раздеваешь и име­ешь... Плевать на пропитые деньги... Плевать на твоё психо–дрихо футбола и хоккея... Плевать на автомобиль, который ты лелеешь больше, чем меня... Главное, мы вместе! Рука об руку двигаем цивилизацию. Совместно плодим человечество. На все времена...»
     Конечно же, есть и такие, что лучше остальных орангутангов. Тоже пой­мут и вознесут женщину на пьедестал поклонения. Где-то слыша­ла. Никогда не видела... Но! Встречаю первый раз!
     — Интересно! А к кому ты относишь меня? Гамадрилам? — усмех­нувшись, спросил я. — Вроде всех основных перечислила. О! Правник возвращае­тся. А снегу-то намело! Скоро сквозь кры­шу пробиваться будем. Ну, так к кому?
     Ловко это Догма меня поддела! Должно быть, Правник научил её читать мысли. Тем более! Зачем нужны пустые разговоры?
     — Ты Верховный Бибизьян.
     Её лицо приняло такое серьёзное выражение, что я почувство­вал, как она хихикает про себя.
     Улыбнулся:
     — Один – один. Ничья.
     Шумно вошёл Правник. Отряхнулся. Молча прошествовал к столу. Вы­грузил спиртное. Безэмоционально взглянул на нас. Разочарованно выдох­нул:
     — Вам нужно больше времени? Могу уехать куда-нибудь на день.
     Кристина покраснела. Я разозлился:
     — Нет уж! Дудки! Закончим сегодня! Меня дома ждут.
     — Какая двойственная натура. Только что вещал: люблю тебя всем серд­цем... надо подумать о нас двоих... И на тебе! Опять за старое. Ну, ну! Не превращайся в зверя! Могу вообще исчезнуть. Не хотите участ­вовать в проекте? Не надо!
     — С вашими способностями мы вам не нужны. Зачем тогда...
     — Я не справлюсь. Охватить одному весь спектр деятельности ци­вилизации под силу только Богу. Я тщательно обдумал твои слова про но­вые «по­вторы». Пришёл к мнению. До последнего момента мы про­жили одну и ту же жизнь. На это указывает мно­жество факторов.
     Опять уселись вокруг стола. Он разлил водку по рюмкам, но мы с Догмой не притронулись. Осознали финишную прямую.
     — Во-первых! Наша внешность не меняется. Во всех жизнях с ор­ганизмом происходили одни и те же болезни, на теле возника­ли оди­наковые болячк­и. Цвет волос тот же. Рост. Размер фигуры. Голос. По­ходка. Такими же выглядят родители. Друзья и знако­мые. Все люди, с которыми пересека­лись по жизни. Ничего не из­менилось! Меняются только события.
     Во-вторых! История мира до нашего прозрения не сдвинулась ни на йоту. Древний Египет. Древний Рим. Средневековье. Вой­ны. Совре­менность. Мода. Искусство. Философия. Рабовладель­ческий строй. Капитализм. Социа­лизм. И так далее... Никаких из­менений.
     В-третьих! Погода и природа, и всё, что с ними связано. У меня от­личная память. Все катаклизмы и аномалии во всех жиз­нях происходи­ли в одно вре­мя тютелька в тютельку до микродо­ли секунды. Звери, птицы и домашние животные? Те же самые. Подводный мир? Тот же. Окрас. Поведение. Воз­раст. Ареал оби­тания. Это касается и насеко­мых. Никаких изменений.
     Вам не кажется это странным? В трёх жизнях вы на сто про­центов оста­вались самими собой, но менялось только ваше пред­ставление о мире. Ста­новились более совершенными. Как будто Высший Смысл раз за разом да­вал вам шанс объединить усилия в лучшую сторону. Вспомни, Захар, тот момент, когда ты должен был после первой встре­чи с Кристиной вернуться домой? Ты не вернулся. Жизнь продлилась ещё на полгода. Зато, сколько за это время вы успели сделать?! Уму непостижимо!!! Перетрясли все страны! Заставили шевелиться все правительства и спецслужбы! Сколько детей–ин­валидов реабилитиро­вали! Скольким детдомовцам помогли! Ещё немного, и всё получи­лось бы. Что если сейчас вам даётся последний шанс?

     Да. Правник нашёл существенные доводы. Когда пришли Зна­ния, я уже думал об однообразии всех жизней. Но, обрадовав­шись подарку судьбы, не заострил внимание. А следовало бы. Те­перь, в новом свете, данное время выглядит как последний шанс. Багаж предыдущих зна­ний является базой для последующих дей­ствий. Толчком переформа­тирования мира. Следова­тельно... Четвёртая жизнь не является окон­чательной? Грядут следующие. Пятые. Десятые. До тех пор, пока Выс­ший Смысл не отшлифует измерение до нужной формы. От небрежно слепленной куклы не отсечёт всё лишнее... Что же это? Параллельных миров нет?! Обыкновенное иллюзорное желание человека рассматри­вать про­странство как многомерное?! Видимо, так. Скуч­но жить в се­рой и заранее известной реальности. Игра ума! Игра фантастов, будо­ражащих сознание общества безумными мирами. Игра лич­ная. Каждо­го из нас. Разукрасить действительность в те краски, которые тебе по вкусу.
Так почему же я так возгордился собой? Своей значимостью? Кристи­на пра­ва. Вот что собой представляют мужчины. «Редкую исключи­тельность!» Но хитро не показывают вида. Лёгкая не­принуждённость. Этакое безразличие к жизненным коллизиям. Всезнание обстоя­тельств. Всегда всему найдут объ­яснение, а себе оправдание. Прикры­вают эгоизм искусственной маской чрез­мерной внимательности. А женщины — реалисты. С чётко обозначенной це­лью. С хитростью со­всем иного плана. Оптими­зированного и адаптирован­ного к жизни со­стояния души и тела. Они играют открыто. Нет. Не так. Они не игра­ют. Они по-настоящему искренни. Прямо говорят: хочу то, хочу это... И то­гда мужчины пускаются в объяснения (работать не хотят, лень.) Диван ещё послужит. Жалко руками стирать бельё? Поставь бак с про­стынями на плиту. Прокипяти. Я выжму. Развешу. Это платье можно перешить. Чёрт с тобой! Купи новые туфли. Только бе­реги их. Не рас­таптывай. Косме­тика и всё остальное? Почитай про джусера. И вооб­ще!!! Не поклоняйся зо­лоту и деньгам! Они извращают сознание!
     Что мудрствовать лукаво? Мужчины тоже хотят красиво оде­ваться и жить в комфорте. Но! Не пошевелив при этом левой но­гой. И пра­вой. И всем телом. Не затрачивать время, отпущенное для спортивной программы и пива. Не нести ответственности за поступки, упорно из­бегая их совершать. Диван ещё послужит...
    Так почему же я так возгордился собой? Своей значимостью?
Очень просто. Оправдание лени. Лучше с тихой грустью посожа­леть о не­счастных. Повздыхать о страшной несправедливости к брошенным детям. А про себя добавить: уж я-то своих детей не брошу! Но прохо­дит время. Бро­саешь. И, почти не задумываясь, находишь оправдание: как же женщины меркантильны! Подай им то. Подай это. А в ре­зультате ребёнок растёт без отца!
Один плюс один — два. Чистой воды арифметика. Я отказался от борьбы из-за трудностей. Прожив три жизни, пройдя войну, стройку, разные степени женской любви. Передумав всё на свете, я больше не хочу в этом участво­вать. Правник прав. Из-за трусо­сти.
     Рядовой обыватель не знает, что его ждёт впереди. Я? Знаю.
     Он не готов к внезапным переменам судьбы. Я? Готов.
     Он сойдёт с ума от вида крови. Я? Не сойду.
     Я владею большей информацией, чем он. Большей возможно­стью напра­вить ситуацию в нужное русло. Однако, как всякий трус, нашёл причину этого не делать. Мол, с меня хватит!

     Правник, чувствуя мои колебания, подытожил:
     — С сыном можно общаться, не бросая его. Встречайся с ним каж­дую не­делю. Регулярно приноси деньги. Арина, как и всякая женщина, погорюет и найдёт себе утешение в других объятиях. С её-то внешно­стью?! Не расстраи­вайся. Больше половины всех женщин планеты че­рез это проходят. И ничего. Не умерли.
     — Звучит хладнокровно.
     — Не более чем отказаться от предначертанного.
     — Безнравственно.
     — С трезвым взглядом на новую реальность. Ты умеешь здра­во мыслить? Умеешь. Вот и пораскинь мозгами основательно. Без комплексов посттрав­матического синдрома и долгожданного отдыха от мировых проблем.
     Кристина при этом взглянула на меня так, словно я из гамад­рила превра­тился в Создателя. Видно, у неё пересохло в горле, раз она нервно облизнула губы. Дрожащей рукой выпила водку. Поперхну­лась. Прокашлялась. Заку­сила квашеной капустой. На глазах от напря­жения выступили слёзы. Голос дрогнул:
     — С вами не то что запьёшь. Как и сказал Правник — колоть­ся на­чнёшь. Из пустого в порожнее переливаете. Захар! Неужели ты не по­нял, что согла­сился уже тогда? В тамбуре магазина? Как только уви­дел меня? Я же видела по глазам. Недаром говорят, они зеркало души. В них пронеслась наша по­лугодовая любовь. Проект. Река Вуокса и полуостров. Помнишь? Группа «Энони­мус». Психологи. Детские дома. Всё пронеслось в одно мгновение и суммировалось в продолже­ние. Зачем бессмыслен­ное сопротивление? Каки­е-то никчёмные идеа­лы? Надуманные отговорки? Посмотри на меня! Скажи честно. Тебе же, кроме меня и твоей мечты помощи сиротам и детям–инва­лидам ничего не нужно!

* * *

    Что произошло с нами потом, подробностей никто никогда не узна­ет. По­чему? Спустя тридцать лет, УВЫ, всё осталось на своих местах. Брошенных детей всё больше. Умственно отсталые всё чаще. Физиче­ски неполноценные постоянно. Гены и сосуды проспиртованы, проку­рены, поражены наркоти­ками, пропитаны канцерогенными продукта­ми питания, инфицированы ви­русами. Внутренние органы деформиро­ваны. По официальной статисти­ке, с каждым годом приток неадеква­тов увеличивается на три процента. Данные занижены, чтобы не трав­мировать зомбирован­ное население. В конце кон­цов, мы пришли к вы­воду, что все дома, клиники и реабилитационные цен­тры надо попро­сту ЗА­КРЫТЬ. Это «концлагеря», в которые заключают неу­годных об­ществу НЕНУЖНЫХ ДЕТЕЙ. Если мы люди, а не звери, то каж­дое недоразвитое или инвалидное существо обязаны лечить и воспитывать в кругу семьи. Среди своих детей. И тогда я назову нынешнюю стаю бешеных волков ЦИВИЛИЗАЦИЕЙ. А сейчас Интернет увёл её в вир­туальную отду­шину искусственного удовлетворения личной ущербно­сти. Если в силу внешности, ин­теллекта или инвалидности тебя никто не признаёт, тебя при­знает интернет. Он не задаёт вопросов. Он в каж­дом из нас видит стимулят­ор собственного развития. Подпитывается телесной энергией и энергией возбуждённого азарта. Ведь ты не мо­жешь управлять соседом, убедить его в своих взглядах. Не можешь влиять на правительство и законы страны. В иг­рах интернета ты власт­вуешь над всей Вселенной. В сетях безнаказанно троллишь. В отзывах на публикации оскорбляешь и откровенно плюёшь­ся. На чужие элек­тронные адреса рассылаешь спам. Этим ты пы­таешься рас­красить в цвет своё чёрное заскорузлое существова­ние. Растёшь в своих гла­зах. Становишься наглым. Якобы все­сильным. Находишь способы объегорив­ать доверчивых граждан. Через «кошелёк» и хакерство выкачива­ешь со­держимое счетов. Мимо проходит пятиклассник с цифрой 5А на портфеле. Владе­лец тщедушно–костлявого тела второклассника. В ру­ках смарт­фон це­ною в пятьсот долларов. Выработал синхронность. Идёт и копается в Од­ноклассниках и Вконтакте. Весь мир исчез. Книги побоку. Родители оплатят долги. Станет старше — в сердцах крикнет: «Вы ничего не понимаете!!! Это моя жизнь!!!»
     Да. Это твоя погубленная, никчёмная жизнь.
      Отсюда равнодушие. Пока петух в задницу не клюнет отрав­лением сла­достями, чипсами, гамбургерами, прожигающей траву кока–колой и тысяча­ми других образцов бизнес–«мёртвой» еды.
     Отсюда безразличие. Пока не взлетишь на воздух от бомбы терро­риста или не упадёшь в море во взорванном им же само­лёте.
     Отсюда стеклянные глаза. Пока обиженная природа, которую кале­чат, грабят и загаживают отходами, не сносит твой дом с лица земли. Вместе с комфортом и всей семьёй.
     Отсюда мозг без извилин. А? Что? Да. Мне двадцать лет, и я не прочёл ни одной книги. Ну и что? Зато я умею, в отличие от вас, зара­батывать себе на жизнь!

* * *

    Мне стыдно перед будущими просветлёнными потомками. Пройдёт срок, и всё встанет на свои места. Дрессировщикам и охотникам наде­нут ошейни­ки и будут выставлять в клетках на всеобщее обозрение, а звери из цирков, зоопарков и океана­риумов будут жить на воле в есте­ственной среде. Большой спорт упразднят. Останется оздоровительная гимнастика с индиви­дуальным подходом к каждому. Никогда больше ни один спортсмен не ста­нет инвалидом, переполненным допинговы­ми анаболиками, не станет став­кой на тотализаторе в букмекерских конторах и ис­точником достатка сотен тысяч жуликов и прохиндеев. Скалола­зы, дайверы, рыбаки на льдинах и прочие экстремалы осозна­ют стыд перед спасателями, тратящими здоровье и время на их поис­ки. И научатся ценить жизнь. Исчезнет медицина с её вы­качиванием средств из карманов больных. Люди научатся лечить себя сами. Заво­ды и фабрики перестанут гадить в атмосферу. Появит­ся новый без­опасный источник энергии. Психотронная кинотеле­индустрия сги­нет, как ана­хронизм. Общество откажется от гото­вого продукта воображен­ия, навя­занного режиссёрами и сценари­стами, и разовьёт своё. Опять начнут читать книги вживую. Ис­чезнут театры, балеты, концер­ты зомбирования и мозго­выкручивания. Все тунеядцы–парази­ты, ак­тёры и актрисы, юмористы и хох­мачи, проповедующие славу и прин­цип ничегонеделания, вдруг осознают свою ущербность. Нако­нец-то сообразят, что в мире есть только три вида на­стоящего искус­ства: изобразительное, литературное и музыкальное. Всё осталь­ное — для НАЖИВЫ. Научатся одинаково ценить уродство и красо­ту, а конкур­сы «Мисс» с безнравственными полуголыми ослицами девя­носто – шестьдесят – девяносто признают глупостью. Восстановится институт порядочной семьи. Появятся личные самолёты–мобили. А шоссейные и же­лезные дороги впишутся в природный ландшафт. Пре­кратятся войны и тер­роризм. Наступит всеобщий социализм. Нации объединят­ся в одну. Земляне. Все вопросы будут решаться сообща. Ра­болепство и кровавое противостоя­ние религий забудут, как страшный сон. Узна­ют, зачем Человек. Зачем Бог или отсутствие Его. Частично восстано­вят природу. Узнают тайны мирозда­ния. Научатся управлять погодой и земными ресурсами, создавать новые. Встреча с иноплане­тянами и другими разумными сущностями планеты. Раз­витие мира выйдет на новый уровень. Люди перестанут бояться смерти, по­скольку будут знать, что она Переход. Далёкие звёзды. Космические войны. Всё бу­дет... А сейчас мне стыдно. Что они подумают о нас? Скажут: два­дцать первый век, век больных полудурков! Интернет создан как универ­сальная система просвещения. Мгновенно поступающей ин­формации и ана­лиза быстроменяющегося мира. А не источник дохода, сло­воблудия, пустой траты времени и здоровья на виртуальные игры и безликое общение друг с другом... Надеюсь, нас простят... Позором от скудоумия предков (нас сего­дняшних), всё понимающих и ничего не предпринимающих, моё сердце порвано в клочья...

                Эпилог

     Меня зовут Лёха. После армии я пошёл работать каменщиком. Же­нился. Родил двоих детей. Оболтусы и двоечники. Кто бывал на строй­ке, знает. Грязное это дело. Без водки не слаженное. С утра мы опо­хмеляемся. В обед «догоняемся». Домой я прихожу навеселе. Никто со мной давно не разгова­ривает. Я сам по себе. Семья смотрит на меня, как на пустой хлам, который каким-то чудом ещё приносит половину зарплаты. Наверное, подумывает меня выгнать. Мне насрать! Утром трясутся руки. Наверняка от артрита. Я не алкоголик!!! Я снимаю напряжение. Попробуйте чётко уложить тяжёлую перемычку на окна! Перемешать застыв­ший раствор! Попробуйте перелопа­тить тысячу кирпичей в день! А если неправильно положил? Надо снять. Очистить от раствора. Настелить новый. Прикинуть общую порядовку. Уло­жить... Это вам не поле перейти.
     Я люблю смотреть сатириков. Особенно тех, кто поливает гря­зью тупой Запад и подчёркивает наши недостатки. Однажды подумал: это лучше, чем их устранять. Тогда не будет причины для смеха. Я люблю крутые боевики и фантастические фильмы. Приятно иногда помечтать о том, чего никогда с тобой не случит­ся. Люблю шашлыки на природе. Нажраться и упасть в тра­ву, уйти в «медитацию». Мне нравится ехать в маршрутке. Мель­кают люди. Неоновые и пёстрые рекламы того, чего никогда не смогу купить. Крутые недоступные иномарки. Я лю­блю город. Считаю: без мегаполисов людям не жить... Недавно пришёл но­венький. Говорят, до второй чеченской войны здесь рабо­тал. Напрягли сбегать за «аптечкой». Отказался. Полезли на него с ку­лаками. Раскидал нас всех восьмерых. Уважаю. Сразу видать каменщ­ика высшей пробы. Каждый день из приличия предлагаем выпить пер­вому. Усмехается. Сидит на поддоне. Курит. Смотрит на другие дома... Вот что я вам скажу. Чужая жизнь потёмки. Взять, например, мою. Скоро полтинник. Печень посажена. Колени не сгибаются. По­звоночник по осени и весне ло­мит. Как, впрочем, и всё тело. Зимой куда ни шло. «Греемся» в бытовке. Ле­том растворяемся в пьяном уга­ре. Что там за окном? В мире? Мне всё равно. Скоро пенсия. Подумаю на досуге... Новенький ушёл далеко вперёд. До обе­да нам его уже не догнать.
     Меня зовут Лёха. Я строю дома. Про нас говорят: мы строим новую циви­лизацию. Совершенную. Что это такое? Не понимаю.
     Меня зовут Никто...

                Послесловие

     С мягкой игрушкой котёнка я стоял у ворот. Ждал отца и мать. Сменя­лись времена года. Вместо кепки шапка–ушанка. Вместо проху­дившегося пальтишко штопаная рубашка. Босые тощие ноги или ва­ленки. Только не менялись глаза, полные надежды.
     Понимал ли я тогда одиночество, ограниченное стенами ин­терната? На­верное, нет. Нас ещё двадцать четыре. Брошенных. Подкинутых в корзинах. Алкогольные аппендиксы лишения ро­дительских прав. Ти­хие. Буйные. Не по годам мудрые. Всякие.
     — Сегодня никто не придёт, Лёня. Идут тяжёлые тучи. По­шли в дом. Ре­бята приготовили тебе подарки. День рождения...
     — Что они такого могут подарить?! У них самих-то ничего нет.
     Таисия Николаевна качает головой. Красивая стройная жен­щина, поте­рявшая мужа на войне. Сколько тепла и ласки она отдала нам, ху­лиганам и неврастеникам. Никогда не кричала. Не била. Возьмёт за руку. Поводит по дому. Расскажет, как его освобождали солдаты.
     ...Встаёт рядом. Кладёт руку мне на голову. Также смотрит на доро­гу...
Иногда, в момент острых душевных переживаний, вижу себя со сторо­ны. Длится это меньше мгновения, но я успеваю, как фото­аппарат, за­печатлеть увиденное в памяти.
     Так и запомнил нас двоих, прижавшихся друг другу. Дождь за­ливал нам лица. Проникал под одежду. Стекал по телу и дальше под ворота на улицу. Я чувствовал защиту сострадания. Безмолв­ную. Нежную. Что директор ду­мала в тот момент? Какие подыс­кивала слова утеше­ния? Наверняка она зна­ла, Что сказать, но молчала. И это молчание дороже мне всех чудес на свете!
     Сейчас оглянулся в прошлое. Если Высший Смысл вернёт меня туда хотя бы на секунду, то и тогда успею встать рядом. Об­нять её. Сказать...
     Нет. Я ничего не буду говорить. Зачем?

    Человек — субъект беспокойный. Суетный. Только–только вы­шел из яслей и попал в детский сад. Поступки глупые. Желания примитив­ные. Лю­бовь на словах. Чуть что — в слёзы. Однажды ему в руки по­пала кукла под названием Разум. Наигравшись вдо­воль, он, как обыч­но, захотел узнать, что внутри.
     Результат известен.
     Игрушка сломалась...                leon.strochnik@yandex.ru