Мертвецы тоже люди, Елена Грозовская. Роман
=================
Глава 17
«Вернувшись домой, я всё ещё находилась под сильным впечатлением от встречи. Прочитала договор. Выяснилось, что первый месяц работы – это испытательный срок, и если я его провалю, то из двух тысяч долларов, причитающихся за месяц, заплатят только пятьсот.
«Так, значит надо постараться и продержаться год!»
И главное, как кстати! Летом мне исполнилось восемнадцать, и теперь я могу работать полный рабочий день. Пенсия по сиротству скудна, стипендия – мышкины слезы, а я уже наделала долгов. У проклятой «нивы» то аккумулятор пришлось менять, то свечи, то карбюратор. В последнее время машина повадилась глохнуть. Знающие люди сказали, что-то с топливным насосом, но денег на ремонт не было.
Если бы я смогла проработать у профессора хотя бы год! Дай бог ему здоровья! За это время я накоплю достаточную сумму денег, чтобы поехать в Швейцарию, в Высшую техническую школу. Денег хватит на два курса! Я смогу учиться у лучших преподавателей биологии!
«Сиделка... Подумаешь, это временно. Да и что особенного в такой работе, не хуже других, а деньги платят! Я же собираюсь ухаживать за животными в зоопарках, а человек ничем не хуже – то же животное, если рассуждать здраво!»
Я так размечталась, что уже наяву видела себя на стажировке в знаменитых зоопарках мира и с нетерпением ждала, когда же закончатся занятия, и начнётся работа, за которую мне впервые в жизни заплатят приличные деньги.
Конечно, к вечеру, когда восторг поостыл, я попыталась взглянуть на предложение профессора по-другому и оценить его с нравственной стороны. Ясно, что Этернель предложил мне работу, не сомневаясь, что я не выдержу искушения и соглашусь только из-за денег.
Мысль эта несколько коробила моё чувство собственного достоинства, но я утешила себя, что когда в кармане долги и дыры, и сношена единственная пара туфель, и есть хочется три раза в день, а не один, о гордости можно на время забыть.
«Не обманывай себя. В твоём финансовом положении даже работа уборщицы – повод для радости!»
Я вспомнила бледное лицо профессора, немую мольбу в глазах несчастного больного и попыталась убедить себя, что деньги – единственное, чем он пока ещё обладает. Молодость, здоровье, сама жизнь – всё в прошлом. Остались только деньги, последний козырь, который бедняга бросил мне в надежде вернуть иллюзии.
Как и сказал Этернель, ехать пришлось за город. Отстояв в пробке на Кутузовском, автомобиль выехал на полупустое Минское шоссе. Дачный сезон уже закончился, и по дороге катили фуры дальнобойщиков. Осенняя распутица завладела русской природой. Дождик робко стучал по крыше старой «нивы». Редкие капли разбивались и, увлекаемые «дворниками», сползали с лобового стекла в серую, раскисшую безвестность.
Проехав Лесной городок, я остановилась на обочине и посмотрела на карту. От столицы недалеко, но бывать в этих местах мне не приходилось даже проездом. Наконец, разобралась: на следующем повороте после Митькино свернуть в лес, и дальше держаться всё время правее.
Как только машина въехала на лесную разбитую дорогу, деревья вокруг сомкнулись бесконечными дикими джунглями. Я ехала уже десять минут, а чаще не было ни конца ни края.
«А говорят, под Москвой лесов нет!»
Но вот – первая развилка, и асфальт закончился. Дорога продолжилась старым бетонным покрытием. На следующей развилке покрытие сменила разбитая грунтовка, тоже видавшая лучшие времена. Дорога становилась хуже и хуже. «Нива», ёрзая и закидывая высокую базу то вправо, то влево, то вниз, то вверх, медленно объезжала глубокие, с чистой дождевой водой, прозрачные лужи.
Я очень боялась опоздать, а ещё больше – застрять здесь в глуши.
«Только не заглохни! – молила я свою развалюшку. – Обещаю, что куплю новый карбюратор и сменю воздушный фильтр!»
Лес вокруг становился всё гуще и темнее.
Лес был везде, и весь мир вокруг был лесом.
Как только я запаниковала, что никогда не выберусь из лесного лабиринта, дорога в очередной раз повернула направо, и я выехала на опушку, на колею, петлявшую по бывшему колхозному полю, поросшему пыреем и конским щавелем.
Странное это было место. У подножья косогора начинался большак. Он нырял в арку часовни, почерневшей от времени, крытой влажной, поросшей мхом дранкой. Широкие ворота часовни, распахнутые настежь, открывали дорожный простор. В глубине сухой ниши горела толстая жёлтая свеча и освещала тусклый лик Богородицы. Печальные глаза и белая щепоть ладони на иконе благословляли всякого идущего этим путем.
Я вышла из машины и огляделась. Тихо. Прислушалась – не слышно ни шума Минского шоссе, ни гула дальних электричек. Кругом на сухой подстилке из мха и травы, на поле под парами – безлюдно, ни бумажки, ни щепочки. Только ветер подметает опавшие листья и шумит в верхушках берёз, освещённых оранжевыми струями солнца, вышедшего из-за облаков.
На несколько мгновений солнечные лучи блеснули ослепительно ярко, и я увидела на противоположном краю поля у кромки дальнего леса дом из бурого кирпича. Дорога у опушки уходила под склон, а уж потом, вверх на косогор.
Вероятно, только с этого места особняк был и виден.
Я обрадовалась, как заплутавший путник, узревший в ночи светлое оконце. «Нива», время от времени пробуксовывая на чёрной, сырой земле, послушно двигалась навстречу моей судьбе...»
Продолжение часть29:
30 ноября 2016, Москва