Ингерманландская губерния. Лужский уезд, 1725 год.
Государя Петра Первого уже не было в живых. Всем управлялся Меньшиков с Государыней Екатериной. Ему противостояли граф Остерман, да могучие князья Долгорукие. А еще подрастали великие князья Петр Второй да Елизавета, да Анна Иоанновна. Князю Федору это напоминало некую замятню. Он видел умершего Государя, стоял на панихиде, на похоронах в Петропавловском соборе. Но дальше, видя происходящее в столице, пришел с рапортом к генералу Якову Вилимовичу Брюсу, кой слыл великим ученым (он им и был). Рапорт был о бессрочном отпуске.
Брюс знал Федора, принял его незамедлительно. Почитал бумагу, поднял понимающие глаза. Вид у него был весьма утомленный. Парик сидел неровно, ну ладно.
- Что, князь, не хочешь быть замешан в эту нынешнюю кашу? Правильно, я и сам не хочу. Тоже уйду с этой службы, надо наукой заниматься.
Подписал поданный рапорт и Федор отправился в Боровое.
Княгиня Елена Переславская чудесно управялась с имением Боровое. Она одевалась по русскому обычаю, в сарафан, на голове платок, иногда без платка, из своих роскошных светлых волос заплетала чудные косы и вплетала венки, что деревенские бабы заглядывались. (также имелась целая коллекция кокошников, некоторые напоминали короны).
Она не стеснялась выступать на сельских праздниках. Принимала участие в кадрили. А там идут два хоровода навстречу. Меняются парами и движутся дальше.
Весьма веселый танец. А наша Елена в танцах была хороша. И умела плясать русские пляски. Ох, неприлично крутясь, показывая голые ноги, затем в конце поклоняясь, склоняясь, показывая голые груди. Как же она танцевала! Танцевальное чудо. А все село, включая батюшку (и Федора) ахало. Хороша Елена.
Не стеснялась с ней состязаться в танцах дворовая красавица Василиса. Хороша девка. Но Елена переплясывала и перепевала всех.
Но если начинались частушки, то мама не горюй. Под гормонь, балалайку (были умельцы). Начиналось все пристойно, но в конце было все неприлично (мат-перемат). Особенно отличались женщины. Частушки были весьма разнообразны и для дворянского уха неприемлемы.
Но Федор был терпим. А Елена и сама с увлечением слушала это народное творчество. А еще сама выходила на середку хоровода в народном сарафане, кокошнике, и звонко пела такие частушки, что у Федора уши вяли. Ладно. Он ее любил.
Еще любовался на свою амазонку, когда та скакала верхом на коне, сидя верхом боком в женском седле в длинной юбке.
Какие купания в речке Боровке девки устраивали! Раздевались, не стеснялись, в воду бросались. А наша княгиня не отставала. Также обнажалась (даже перед крестьянами) и ныряла, как русалка. Купальня, разумеется, была, но ею толком не пользовались.
А замечательная баня! Когда Елена, никому не доверяя, раскрасневшим всем телом, сама его веником парит и играет. Еще своей грудью. Хороша была Елена, краше не было в селе.
Если Елена хворала (такое было нечасто), то банщицай была дворовая Василиса. Крепкая деревенская девка, перепарить ее не удавалось. А как красива! Добра, старательна. Все ее любили.
Когда Федор был на рыбалке, сидел с удочкой и полавливал карасей и плотву, повстречались двое незнакомых мужиков. Федор насторожился.
- Кто такие, откуда?
- Не твое дело, барин, уди себе пескарей, пока цел.
Что-то здесь не так.
Народные гуляния, хорошо. Признак того, что народ доволен. А староста Афанасий был как-то встревожен. Он пришел к Федору с утра в кабинет. Нял шапку, поклонился. Негромко хмуро сказал.
- Василиса пропала. Ушла в лес с корзиной и пропала. Нет ее. Я не докладывал, барин, у нас уже две овцы пропали. Подумаешь, овцы, может волки заели. А сейчас я на приметные следы гляжу, что-то не так. Василису бы поискать, хороша девка. Почему-то привязалсе к Василисе, уж больно красива. Да все село привязалоси.
Василиса действительно была хороша, нельзя, чтобы пропадали люди. Афанасий (семь на восемь, восемь насемь) предложил свои услуги по розыску неведомых татей. Можно ватагу собрать из нетрусливых мужичков. Храбрые бабы смогут под видом сбора лесного добра посмотреть на лес.
Сам управлюсь, подумавшись. Снарядившись, ушел в лес.
Искал следы, нашел. Пошел по следам. Слушал, нюхал. Долго. Темнело. Федор, опытный разведчик, закутался, улегся под елью, уснул. Утром был засыпанный сухой хвоей, впрочем, легко отряхнулся.
Летний лес был чудесен. Уже было много грибов, особенно белых, да подосиновиков, а сыроежек можно было поедать прямо сырыми, захрустывая сухарями. Весьма сытное кушание. Федор наслаждался этими лесными кушаниями.
А ягоды? Этим летом черника пошла, Яжевика,! Правильно говорят, что лес-батюшка кормит.
Показывались кабанчики, были олени, но Федор не стрелял. Нельзя. Тихо. Наконец, напал на след. Не боялся. Не надо бояться густого тумана, не надо бояться пустого кармана, лишь собственной трусости надо бояться.
Вышел тур. Длннгорогий, мощный, спокойный. Он остановился, молча уставился на Федора. Федор стоял спокойно, на всякий случай снимая свой заряженный мушкет. Тур ушел. Древний бык.
В поиск.
Увидел (унюхал) костер. Он прибавил ходу. Возле него сидели двое. Федор бесшумно подкрался, мушкет был подготовлен. Федор резко стукнул одного сидящего в голову прикладом, второй остолбенел, Федор поводил перед его лицом стволом, сказал:
- Тсс, тихо. Кто ты?
Немолодой. Светловолосый. Бородатый.
Мощная грудь, такие же руки, ясный взгляд. Смотрел, не боясь.
- Ох, барин, отпустили мы тогда тебя с рыбалки, а ты как непрост оказался. Посмотри на Архипа, кажись ты его кончил. Спасибо, что я еще живой. А мы вольные люди. Нас ватага. Думаешь, что вам, дворянам да боярам все дано, а нам ничего? Ошибаешся, барин, мы свое возьмем. Мы, вольные и невольные люди. Можешь меня убить.
Федор над ним склонился:
- Но ты же должен понять, что поместья получают служивые люди не за просто так. Они кровь проливают на государевой службе.
- Они жир больше копят, а не кровь проливают. А крестьяне пот проливают. Кто на барщине горбатится, кто оброк платит, кто в крепостных ходит? Отольются кошке мышкины слезы. Ты, барин, Степана Тимофеевича не заставал. Ох, задал он жару вашему народу. Смел был, саблей рубился, отчаянный, однажды плененную персидку за борт кинул на глазах у всей дружины.
И глядел, ясно и честно. Федор подумал. Старый тать был отнюдь не дурак.
Но надо отвечать.
- Ты пойми, что есть государева служба. И есть государевы люди. Что, если бы свейскую, ливонскую или турецкую войну не взяли. А сколько народу татары в полон угнали? Кто строил крепости, просто лесные засеки, вас защищал? Дрался под Лесной, Полтавой? Стрелял, в штыки ходил, под картечь? Сколько полегло? Легко было?
- Ладно, барин, у тебя своя правда. У меня своя. Убивай меня скорей. Что-то жить надоело. Я не жалею, что тебя отпустили на рыбалке, но в следующий раз не отпущу. Помни Степана Тимофеевича Разина.
А мне не попадайся.
- Помню вашу милость на рыбалке. Позаботься о своем подельнике. Прибери его как-то.
Федор еще мрачно угрюмо подумал, сказал:
- Сам управлюсь,тати разинщину мне в имении хотят устроить? Я вам такое укажу, мало не покажется.
И ушел в лес, думая о словах врага, бывшего разинца.
Затем, дома размышлял, ходил.
Но кое-что случилось.
Пришла во конюшню серая в яблоках, что была под княгиней. Оседланная. Княгини не было. Федор напрягся. Это уже не пропавшие овцы.
Афанасий сразу предложил призвать капитан-исправника.
Сам справлюсь, подумалось, не надо народ подставлять. Приготовил добрую крестьянскую одежду, серый теплый кафтан, хорошую обувку, из оружия была слабая двустволка по птице, кою он не взял, и проверенный тульский армейский мушкет. Также маастрихский пистолет. А большой охотничий нож он сам ковал и заточил.
Вдруг, услышал за собой топот ног. Легкие, бабьи. Это была дворовая, красивая. Догнала.
- Милый барин, любый, куда же ты один в лес к татям? Как же я? Я с тобой. За тобой. Вот, торбочку с припасом принесла. Не уйду.
- Уйдешь.
Сдернул с плеча мушкет, несильно ее ударил. Она отошла, а он ушел в лес. Нельзя ее с собой брать, так было надо.
Пошел в лес по знакомым следам. Видел веревочные ловушки и волчьи ямы. Старательно обходил. Шел быстро и осторожно. Несколько дней. Высматривал, слушал, вынюхивал, как волк лесной. Все чувства у него обострились. Ночевал под деревьями. Проходили дни. Когда изменяешься ты, изменяется мир.
Много дней. Он искал. Вдруг почуял нехороший запах. Так пахло на войне, над трупами, над полем боя. Он хорошо это помнил. Определил ветер, послюнявя палец, пошел туда. Далеко идти не пришлось. Лежала Василиса. Метрвая, почерневшая. Лицо со страшным мученическим оскалом. Милая добрая Василиса, что же, за что же над тобой сотворили?
Вот вы кто, борцы за справедливость народную, бунтовщики, разинцы бывшие. Говорите, все разделить меж народу поровну? А баб делить также будете? И убивать? Будете, если я не воспрепяствую.
Он осатанел. Окаменел. Он уже был не князь Федор, а древний зверь. Хищный, осторожный и чуткий. Беспощадный.
Сторожко двинулся дальше.
Вдруг увидал незнакомого мужика, который вынимал из силка зайца. Воспользуясь занятостью врага, Федор снял мушкет, мешок, приставил к дереву, бесшумно приблизился, доставая пистолет. Мужик внезапно что-то почуял, обернулся. Федор сильно ударил его пистолетом в голову, тот повалился. Затем зашевелился:
- А, это ты, барин?
- Да, любезный. Пошли за мной, если можешь, потом поговорим. Заяц твой никуда не денется.
- Волки и лисы заедят.
- Тебя самого скоро заедят.
- А звать меня...
- Тебе имя больше не понадобится. Пошли.
Подошли к мертвой Василисе. Федор свирепо велел:
- Хорони в этой яме. Ломай то дерево, делай крест.
В результате получилась могила с каким-то крестом.
- Молись за упокой души ее, моей и своей.
Он что-то пробормотал, а Федор, зайдя за спину, оскаля зубы,ножом его убил. Затем, повесив мушкет за спину, двинулся в свой лесной путь. Смотрел на приметы, даже сломанные ветки, сбитые листья, следы на земле. Нюхал воздух, который попахивал дымком. А идти надо было против ветра, откуда этот запах и доносился.
Так, есть часовой. С часовым разобрались ударом ножа, тихо. Вокруг костерка сидела ватага. С десяток человек. Федор уже не церемонился. Сдернул с плеча мушкет, выстрелил. Один повалился. Пистолет из пояса, выстрел, второй повалился. Другие бросились в кусты, Федор сам бросился бежать, пока не поздно.
Отдышался, стал прочищать и заряжать оружие, вслушиваться. Все было тихо. Обычный лесной шум.
Тогда он стал пробираться обратно, держа мушкет наизготовку. Вот они, тати. Успокоились, костерок раскладывают. Три неубранных трупа лежат в сторонке. Федор засел в засаду, набрался терпения и стал ждать.
Дождался. Один из воров отошел в ближний куст по большой нужде. Федор деликатно дождался окончания процесса, тихо подкрался сзади, резко стукнул прикладом в затылок.
Затем поволок вора прочь. Поливал его водой из лужи, поил водкой из фляги. Наконец тот пришел в чувства. На вид нормальный мужик, хоть во внешности что-то разбойничье, дерзкое. Светлобородый, с ясным взглядом, где не было трусости.
- Ты кто, вор?
- Аа, барин, это ты вор, а я борец за справедливость народную. Думаешь будешь вечно барствовать, зря думаешь. Вон, во всеоружии весь, можеши меня прикончить, я смерти не боюсь, господь с нами разберется, с тобой тоже. Думаете все земли, скотов, людей захватили, управы на вас не найдется? Ох, вспомнится Степан Тимофеевич. Отольются кошке мышкины слезы.
- Где барыня?
- У атамана, где же еще? Сперва шибко сопротивлялась, а как ее пустили по кругу, снасиловали вместе, смирилась, как миленькая. У атамана не забалуешь. Она сперва противилась, кричала, даже дралась, а теперь только под атаманом стонет, кончает да смеется. Потом плачет от счастья женского. Вот там твоя боярыня. Приканчивай меня скорей. Страшен ты, барин.
Федор его ножом кончил.
А потом пошел тихо к татям. Но в их прежней стоянке не осталось. Только лежали неубранные трупы, да кострища. Федор пошел по следам. Они шли к его селениям, что не радовало. Он опять ночевал под деревьями, затем готовил оружие и бесшумно шел по следам вперед.
Вот они. Подобрались поближе к селу. Разместились в ближнем лесе. Федор даже усмотрел Елену, которая покорно готовила им на костре. Еще раз проверил мушкет. Подобрался поближе. Огонь! Выстрел! Вор повалился. Воры разбегались, Федор тихо и быстро уходил в лес.
Я еще вернусь. Узнаете, гады, боевого полковника. Главное, проверка оружия. Прочистка, перезарядка. Уход за оружием. А у воров, как уже Федор заметил опытным взглядом, с этим никак. Потому и стрельба у них не идет. Нет подготовки. Я бы с такой дистанции зайца в глаз уложил, а вы? Разинцы хреновы. Борцы народные. Овец прощу, но они милую Василису умучали и убили, и княгиню снасиловали. Главное, надо Елену спасти и сохранить.
Федор не шел, а тихо крался. Ни хрустнувшегося сучка под ногой, ни сломанной ветки. Ни крикнувшей сороки на дереве. Но быстро. По запаху учуял. Подкрался.
Они, как бы успокоившись, огонь разложили, воды в котле разогрели, разделись, стали мыться и купаться. Елена, голая, им прислуживала. Один тать с ружьем стоял на охране, да разве так надо охранять,усмехнулся про себя Федор. Часового надо располагать в засаде, а этот торчит посреди стоянки и вместо наблюдения, пялится на Елену. Федор вскинул мушкет, выбрал цель. Выстрел, попадание. Часовой завалился, Федор тихо и быстро ушел в чащу. Я вас не отпущу, тати. Главное, Елену спасти. Он по опыту знал, что враги сейчас должны начать охоту за ним самим. Поэтому постарался уйти подальше в лес.
А вслед ветки хрустели, листва шелестела. За ним шли. Дошли.
После очередного дневного отдыха Федор почуял врага. Зашел в сторону, нашел удобное место, приподнялся на колено, поднял мушкет. Выстрел, враг свалился, затем надо бежать. Вслед была беспорядочная пальба. Стрелять не умеют.
Ишь, идут за мной. Федор не поленился. Он сделал бегом большой круг по лесу, заходя в тыл противнику.
Спрятался. Вот они, идут осторожко. Близко, ближайший враг на расстоянии вытянутой руки. Федор прыгнул, ударил ножом. Затем пистолет, выстрел, затем бежать в лес, спасаясь от их стрельбы. Но остановился за деревом. Дождался своих преследователей.
Поднял мушкет, выстрелил. Еще один есть. Бегом в чащу. Но ушел недалеко, опять немного в сторону, путая следы. Затем тихо притаился. В кустарнике, зарослях. Воры вокруг порыскали, да и ушли. Федор потихоньку пошел за ними. Ночевал под деревьями, ел ягоды да сыроежки лесные со своими сухарями, да остатком сала копченого, сидел под кустами с оружием наготове.
Терпение есть великая сила. Неожиданно (ожиданно) повезло. Возле ручья, где он сидел, показалась Елена с ведром в руке. Федор привстал, приложил палец к губам в знак молчания. Она замерла, уронив свое ведро. Затем бросилась Федору на шею. Они долго обнимались, целовались, потом Федор велел молча следовать за ним, побежали в лес. Там разговорились.
- Милый мой, любимый, как ты исхудал, оброс. Пахнет, как от козла. Какой же ты сильный, смелый. Ничего не страшишься.
Не страшусь. А с ворами посчитаюсь.
- Милая, что было?
- Худо было. Сильно вначале меня брали толпой по-всякому. Потом атаман ихний,
Тимофей, забрал меня к себе, больно было мне по женской части, потом как-то прижилась под ним. Жестокий он. Я все дни и ночи о тебе тосковала. Ждала тебя, как хорошо, что ты пришел! А ты знаешь, что они с Василисой сотворили?
- Знаю. Если ты отдохнула, пошли за мной. Только ветками не хрусти, да ветвями не шелести.
Она принялась отряхивать и поправлять его серый охотничий кафтан. Поели, целовались. Они любили друг друга. Пошли. Знакомыми тропами, затем Федор остановился.
- Лена, там твой знакомый лесок, край села и усадьба. Береги ее. А я буду все беречь, как могу. Прости. Я вернусь, милая.
Он поправил мушкет на плече, резко повернулся и ушел в лес. Далеко идти не пришлось. Вот они, тати. Четверо. Сильно их проредил Федор. Сидят, отдыхают. Сейчас я вас еще прорежу. Уж очень близко вы подобрались к поместью. Не к добру. А мертвых девок я видеть не могу.
Осторожно приближался, взводя курок. Все равно, получился щелчок. Воры обернулись. Федор выстрелил в ближайшего, у того из головы что-то брызнуло. Федор бросился бежать, чувствуя, что за ним погоня. Но он бежал по кругу, возвращаясь в исходное место. Получился настоящий лесной марафон. Пришлось поспать под елью. Затем следовать дальше, выискивая врагов.
Нашлись, подбираясь ближе к селу. У костра была разделанная овца. Еще одну украли.
Трое, не уйдете. Уже знаете, какой из меня стрелок. Есть удачная цель, выстрел! Опять надо бежать, петляя по лесу, прочищая и заряжая ружье на ходу по-егерски. Теперь в засаду, ждать. Но воры были опытные, тоже стали ждать.
Сейчас мы вас окружим. Федор опять бесшумно побежал по лесу в округу остатка их ватаги, только подбираясь уже с другой стороны.
Зашел в тыл, выстрел. С двоими управлюсь. Пистолет из-за пояса, выстрел в упор, с другим схватился, бросил его так, что крепко хрустнула вражья рука. Тот остался сидеть, посматривая осторожко на Федора, держась за поврежденную руку.
- Ох и силен же ты, барин, оказался. Всю нашу ватагу положил.
Был страшен на вид, ломанный нос, рваные ноздри, нет передних зубов.
- А ты же зачем Василису положил насмерть?
- Противилась шибко. Норовиста была. А в лесу побудь безбабым? Народ и погорячился.
- Звать тебя Тимофей?
- Тимофей, а откуда тебе знать имя?
- Если я все знать не буду, грош мне цена. А тебе и так грош. Минуту еще будешь жить. Почему за народное счастье надо столько крови проливать? Люди погибают. У меня Василиса погибла.Она же была милая, добрая. За что?
- Лес рубят, щепки летят. Еще и не столько погибнет. Много! Василиса! Будет леворрюция! Все поделим меж собой. А вас не оставим, баре. Я не последний. Мы многие, умные, смелые. Все отнимем, все поделим справедливо. Не оставим. Не жить вам! Никак не жить. И дому твоему немного не успели красного петуха подпустить. Успеют.
Федор его убил ножом. И тут почувствовал, как же он устал. Без сил сбросил свое тяжелое оружие и сел на землю рядом с последним поверженным врагом. Затем нашел в себе силы. И медленно пошел в свой дом, где его ждали.
Дом надо строить, надо созидать, а не ломать и не делить. Дом и усадьбу надо строить и перестраивать. В уютном доме должен быть хозяин. Это трудно.
А там была хозяйка, любовь, баня, самовар и счастье.
Ноябрь 2016.