Я разбивалась на тысячи осколков во всех мыслимых и немыслимых вселенных. Я не собралась в единое целое ни в одной из них. Всего лишь четыре коротких слова смогли убить. Убить на долгие годы.
Оказывается, без сердца тоже можно жить. Оно осталось там, в прошлом, опустошенное. Оно уже не ярко-алое. Оно уже не бьется в ритм с эмоциями. В груди уже нет раны: она давно затянулась, скрыв пустоту от посторонних глаз. И если воткнуть нож между ребрами, то он не причинит боли. Ведь там пусто. Давно.
Потом была череда разных. Но их всех объединяло одно. Отсутствие любви. И отсутствие воспоминаний. Пустота сожрала все.
Может быть, нам дано любит лишь единожды? А затем мы просто пытаемся карабкаться вверх по скользким и холодным мраморным ступенькам в подвале собственного подсознания, пытаясь заполнить ту пустоту, вырывая сердца других.
Если темнота – это отсутствие света, то где же собран весь свет? Я давно уже не видела его. Может быть, он пробивается где-то сквозь маленькое окошко на чердаке? Окошечко, спрятанное за бельевыми веревками, на которых сушатся рубашки. Рубашки… Спустя столько лет я все еще предпочитаю рубашки мужского покроя всей остальной одежде.
А еще я столько раз пыталась утопиться. Утопиться в алкоголе, пытаясь захлебнуться, забывшись и уплыв в те миры, где еще нет моих осколков. Утопиться в красках, пытаясь дать им проход в грудную клетку, дабы они заполнили всю пустоту, громко бьющуюся внутри давящей тишиной. Утопиться в небе, которое не в состоянии отвлечь.
Пустота в груди не даст утонуть.
Это было бы слишком просто.
Иногда твой образ приходит ко мне во снах. Подсознание пытается принять твой облик, чтобы как-то уберечь меня от ошибок. Чтобы сообщить мне что-то важное. Эти сны уничтожают меня. Но они же дают мне силы жить. От ночи до ночи. От сна до сна.
Вся жизнь похожа на сплошной вязкий и тягучий сон. И нельзя пробудиться. Пустота не только внутри. Она вокруг. Обволакивает как тяжелое холодное покрывало, не желающее греть.
Пустота уже никогда не отпускает своих пленников.