Прошла пара месяцев с тех событий, о которых мы вам рассказывали. Группа «Бог Мегаполисов» перестала выступать. Администратор группы пытался найти нового солирующего гитариста, но все прочие музыканты не изъявляли больше желания выступать. Они теперь пили, пили много и безостановочно, а когда администратор застал их за инъекциями наркотика, то махнул рукой и ушёл сам. К тому времени закончился и ажиотаж вокруг Олега Сон, который демонстрировал полное равнодушие ко всему, что происходило вокруг него. Он словно выпал из реальности, стал аутистом (out – выход; выход из реальности).
Хаксл- Лейба (Лео) Каннер, еврей с Галичины, ставший известным детским психиатром в Североамериканских штатах классифицировал появляющуюся у некоторых детей заторможенность, систематизировал множество случаев и назвал это психическое заболевание «синдромом раннего детского аутизма», когда дети по непонятным причинам не желали воспринимать окружающую их реальность и перемещали свой разум в придуманный ими мир. Профессор Каннер создал методику поведенческой терапии и назначал курс специфического лечения психотропными препаратами, которые делали нереальным придуманный больными ребятишками мир. Иногда такое лечение помогало, иногда – нет. Слишком многое до сих пор не объяснено и непонято.
Это что касается детей. Когда же в подобное состояние погружаются взрослые, то клиника подобных случаев ещё более запутанна и труднолечима. Пока лечение Олега Сон оплачивала дирекция группы, к нему проявляли особое внимание, и с ним работала целая группа медиков, предлагавшая ту или иную систему медикаментозного лечения. Но когда «Бог Мегаполисов» закончился, и на счёт перестало поступать целенаправленное финансирование, внимание к пациенту тут же резко уменьшилось и его переоформили в обычную клинику для психически нездоровых людей. Мало кто посещал там Олега. И среди них выделялась молодая женщина, лицо которой закрывали большие тёмные очки, словно помещение было залито солнечным светом. Впрочем, чему тут удивляться, некоторые посетители старались делать себя неузнаваемыми. Такая вот она штука – психология.
Первое время рядом с музыкантом крутилось сразу несколько молодых девушек, которые называли себя его подругой. Да, именно так, подруга должна быть у знаменитости одна, а все прочие девицы – так, для ничего не значащих встреч. Девушки, которые постоянно навещали Олега, были и молоды и красивы, ухожены и стильно одеты, и, хотя ничем не походили друг на друга, но казались сёстрами, почти что близняшками. Может, так казалось потому, что у всех было одинаковое выражение лица – хитрой настороженности. Казалось, что внешне различные, внутренность они имели сугубо общую и прагматичную. Оттого и были похожими, как куклы, сошедшие с ленты конвейера фабрики игрушек. Впрочем, как только Олега перевели в обычную клинику, как эти «одинаковые» девушки тут же и пропали, словно их никогда и не было.
Пропали не все. Одна осталась, которая старательно скрывала лицо под тёмными очками. Наверное, читатели давно уже догадались, что это была госпожа Селена. Это действительно была она. После столь трагичного завершения рок-концерта, экстрасенс находилась на сцене, но её оттёрли в сторону, когда началась суета и неразбериха. Госпожа Селена то уходила прочь, медленно, склонив в печали голову, то снова появлялась в палате, одетая в белый накрахмаленный халат и пытливо заглядывала в глаза пациента, словно пыталась там разглядеть нечто особенное, сокрытое для всех остальных.
Удивительное дело, но её визиты никого не удивляли, и её присутствие в палате было как бы само собой разумеющимся делом, тогда как всем прочим «подругам» приходилось много уговаривать медицинский персонал и украдкой совать им в карманы смятые денежные купюры. Лишь после этого им позволяли, и весьма недолго, побыть здесь. Посидев немного, они подбирались к музыканту и начинали трясти его за руку, привлекая к себе внимание и громко называя своё имя. Они думали, наивные, что этого будет достаточно, чтобы рок-звезда Олег Сон очнулся от своего непонятного транса и прижал свою избранницу к груди. Всё это казалось им глубоко логичным, и они делали одну попытку за другой, и каждый раз – напрасно. Ведущий лечение медик позволял им эти «вольности», решив, что для больного вреда не будет, а польза – чем чёрт не шутит – может всё же появиться.
Но она не появилась, и доктор был вынужден расписаться в собственном бессилии. Медики этого очень не любят и такие больные рядом с ними долго не остаются. Равно как и сочувствующие люди, которые за такое своё сочувствие ожидают вскоре получить некий дивиденд. Но – нет дивиденда, нет и сочувствия. Скоро Олег Сон остался совершенно один.
Нет, не совершенно один, так как мы уже поминали про госпожу Селену, которая продолжала его навещать. Продолжала, хотя каждый такой визит изменял её облик, словно отнимал не менее полугода интенсивной жизни. Если бы какой античный скульптор Эллады, Лоохар, Мирон или Фидий, начал ваять её статую, то она, какая была перед концертом, отличалась бы от той, какая посещала обычную неврологическую клинику. Диана- охотница, Артемида и Персефона заменилась мойрой – Клото, Лехесис либо Антропос. Черты лица обострились, яркие зелёные глаза, которые временами сияли молниями, словно отодвинулись вглубь черепа, а тщательно уложенные волосы уже не казались украшенными короной или диадемой. Стройная фигура, лёгкая и гибкая, сделалась чуть более суховатой, ели не сказать больше – костлявой, а пальцы рук, которые с одинаковой лёгкостью владели как клавиатурой компьютера, так и вязальными спицами, теперь были сжаты в кулачки, а кожа на них казалось настолько тонкой, что вот-вот косточки порвут эпидермис и выглянут наружу. Госпожа Селена всегда одевалась стильно, ярко, порой даже чуть вычурно, но теперь яркие блузки, юбки, украшения заменились длинными тёмными платьями, а косметика больше не ложилась на лицо. Клиника не терпела жизнерадостности, она эту жизнь из вас высасывала. Это касалось пациентов, равно как касалось и тех, кто посещает их и дарит им свою заботу. Но как долго это могло продолжаться?
Поэтому никто не удивился, что в один из дней посещения гостья наклонилась к безучастному лицу пациента и шепнула ему: «Прости», после чего поднялась на ноги и быстро удалилась прочь. Она решила навсегда оставить тело музыканта, человека, который был для неё дорог её к нему чувствами? Будущее покажет, а пока что госпожа Селена спешила прочь.
Не стоит более томить читателя. Госпожа Селена пыталась целый месяц исцелить Олега теми методами, которыми она владела. Вот только она занималась совсем не целительством и отнюдь не знахарством. Госпожа Селена была экстрасенсам и помогала, безвозмездно или за плату, людям, попавшим в разного рода обстоятельства, которые нельзя было разрешить обычными методами. Да вы и сами об этом знаете, если следите за теми событиями, которые мы взялись описать со всем возможным тщанием. Что же касается Олега Сон, то он сделался вместилищем для некоей сущности, что именовала себя Тартариусом и выполнила затаённое желание музыканта сделаться не просто звездой в своей профессии, а чем-то большим, настолько большим, что появился музыкальный проект «Бог Мегаполисов». К сожалению, некоторые наши мечты находят воплощение, потому как выходят из пределов нашего контроля. Вы думаете, что это не так уж и плохо? Ваше счастье, что этого не случилось с вами.
Тартариус и Лантаэль удалились, освободив Селену и Олега. Только если женщина смогла справиться с чувством душевного опустошения, то с музыкантом было всё гораздо сложнее, если не предположить большего. Раз за разом госпожа Селена дарила Олегу частичку своей души, своей силы, но никакого результата не наблюдала, кроме обратного, то есть она становилась всё слабее и слабее, с каждым последующим разом. Ещё недавно она чувствовала, что стоит гораздо выше всех прочих людей, её сограждан, и это чувство её окрыляло. Теперь же постоянная подавленность угнетала её, давила и скоро могло согнуть в дугу. Видели ли вы пожилых женщин, обладательниц недуга, именуемого «вдовий горб»? Считается, что это результат снижения в костях кальция и связанного с этим остеопороза. Костное вещество истончается, делается пористым и позвоночный столб не может уже держать тело прямо.
Всё это так, но эта истончение костной ткани не причина, а следствии тех душевных недугов, которые человек переживает, затрачивая огромные порции душевных сил, истончая жизненные запасы. Вот по этой причине и случается нарушение обмена веществ, сбивается та «божественная настройка» организма, с которой каждый из нас является в этот мир. Госпожа Селена почувствовала, что её силы, казавшиеся неистощимыми, находятся на пределе. Было ли это влиянием того, что в её теле находился посторонний, эфирное существо, назвавшееся Лантаэлем, или это стало следствием той невидимой битвы, которую вели духи во время концерта? Так или иначе, но следовало себя подпитать энергетически. И это надо было сделать как можно скорее.
Как это госпожа Селена определила, не являясь медиком? Это не так уж и сложно, если умеешь чувствовать сам себя, прислушиваться к себе. Организм, он ведь является не только носителем души, но и всякого рода инстинктов, обитающих в нашем подсознании. Как умеет кошка или собака, заболев, найти ту необходимую для поправки травку, так и человек может излечить себя, прислушиваясь к тем стремлениям, которые у него появляются. Вот только абсолютное большинство из нас к таким вот порывам глухо, и жёстко контролируют свои порывы и желания. К добру ли это? Как знать, как знать …
Существуют специальные методики, как можно подпитать себя энергетически. Некоторые умеют делать это и часто пользуются таким умением. Кто-то из них настолько втягивается в эти процессы, что становится постоянным энергетическим потребителем, энергетическим вампиром. Печальна участь его партнёра, которому приходится стать энергетическим донором. Он быстро старится и умирает, тогда как его супруг продолжает демонстрировать редкостную энергию и жизнелюбие. Но это совсем другое дело.
Кроме специальных методик существуют ещё и местности, где тоже можно подпитываться энергетически. Такие места люди находят и привечают. Порой там даже открывают санатории и здравницы. Много таких мест в Карелии, куда госпожа Селена любила ездить. Есть подобные места на Кавказе, на Северном Урале, на Алтае, куда Селена давно планировала съездить, но всё как-то не получалось. Одно из мест было и в Латвии. Называется оно – Юрмала.
О, Юрмала! В советские времена это было культовое место для творческой интеллигенции. Была писательская «мекка» - Переделкино, для избранных, и Юрмала – для всех прочих. Сколько там было найдено сюжетов, сколько завязалось интересных встреч, сколько создалось брачных союзов, которые увеличили творческую элиту Советского Союза и России. Такого исследования не было проведено и – жаль. Народ бы удивился результативностью этого места.
Так что же это такое – Юрмала? Прежде всего, это курортный город, в который вошло сразу несколько посёлков – Лиелупе, Булдури, Дзинтари, Майори, Дубулты, из которых последний является административным центром. Здесь появился первый в Латгалии санаторий «Мариенбад», открытый ещё в 1870-м году. В девятнадцатом веке туда ездили лечиться, принимая водяные и грязевые ванны и нежась на песчаных пляжах Рижского залива, где охочие люди находили экзотические камушки, «слёзы Прибалтики» - янтарь. В Юрмале находилась дача латышского поэта Яниса Райниса, позднее ставшая музеем, а поэту и его супруге поэтессе Аспазии (Эльзе Розенберга) поставили общий памятник на главной улице Майори. В лютеранской церкви устроен музей истории и искусства Юрмалы. Впрочем, весь район Дубулты вполне мог бы стать музейным районом. Здесь можно снимать фильмы из времён владычества Ливонского ордена, когда он пытался распространить католичество отсюда на всю Северную Русь, поддерживая отношения с Великим Новгородом, который имел успешные торговые связи с европейским Ганзейским союзом.
О, Русь, великая Русь, она всегда пыталась влиять на соседние державы, чтобы иметь среди них уважение. Через свои разнообразные товары, а то и просто – через страх, как это происходило у варягов, норманнов. Именно эту политику привнесли с собой варяги во главе со своим вождём Рюриком. А вот жители Новгорода пытались заработать уважение своим трудом, своими товарами, своими умениями. Жаль, что у них не получилось развиться до полной самостоятельности …
Самодержцы российские то изгоняли чужеземцев, то снова привечали их, брали в жёны принцесс заморских, выдавали за них своих дочерей. Приглашали архитекторов, инженеров, учёных, художников. Император Пётр Великий замыслил построить на пустошах новую столицу для обновляющегося государства и назвать его своим именем. Новый прекрасный град именовали Пальмирой, Северной Пальмирой, сравнивая его с древним сирийским городом Традморой, считавшимся эталоном красоты и успешливости.
Иосиф Сталин поставил для себя задачу, подобно Петру Великому, сделать Советскому Союзу, то есть России, прививку Европой. Именно для этих целей была присоединены к СССР прибалтийские государства, а после окончания Второй мировой войны ещё и Северо- Восточная Пруссия с городом- крепостью Кёнигсберг. Если Европа не идёт к нам, то мы сами войдём в Европу. Такие вот были мысли у «генералиссимуса».
Прошли годы, десятки лет. Давно уже нет Иосифа Сталина, распался незыблемый Советский Союз, не стало Кёнигсберга, который переварила советская административная система, заменив его Калининградом, форпостом России на западных рубежах. Вместо «моста» появился очередной «бастион», да плюс тысячи лазеек для ушлых контрабандистов и коррупционеров. А Прибалтика, она пошла своим путём, трудным и долгим, но своим …
Госпожа Селена неспешно гуляла вдоль набережной реки Лиелупе и размышляла, отчего она приехала именно сюда. Она привыкла подчиняться своим порывам и знала, что каждый из них несёт в себе скрытый смысл. Надо его найти и извлечь. Не зря ведь её тянуло приехать именно сюда.
Люди редко слушают свои ощущения. Оттого так часто их ошибки громоздятся друг на друга и погребают под валом проблем тех, кто не умеет выстроить свой жизненный путь. Увы, но не принято учиться на ошибках, своих или чужих, как это ни печально звучит. Казалось бы, чего уж проще – проведи прогрессию своих намерений и загляни, что там, в конце, вырисовывается. Однако ж нет, рвут вперёд, как скаковые рысаки, и каждый ведь думает, что кто не успел, тот обязательно опоздал на праздник жизни. Что там говорили древние мудрецы про то, что опоздавшим достаются кости, да ещё и обгрызенные собаками, которые ведь не размышляют долго. Кто видел тех мудрецов? Не вымысел ли это? Чтобы поменьше размышляли, а рвали вперёд и вперёд …
Вот такими туманными истинами и занимала свой ум госпожа Селена, которая двигалась по аллеям национального парка в Кемери, тоже считавшимся районом города. Именно здесь и находись корпуса санатория, путёвку в который купила госпожа Селена. Из озера Каниера поднимали лечебный сапропелевый ил, который ранее использовали как удобрение, а теперь облепляли им тело курсанта (купившего курсовку) и заворачивали в плотную простыню. Кожа после такого вот возлежания становилась розовой, как у младенца, а медики с умным видом глаголили о пользе, полученной нервной системой организма. Госпожа Селена слушала их монологи, которые они проговаривали с неистребимым акцентом, с каким говорили почти все прибалты. Известно, что популярный в России актёр Донатас Банионис, лауреат Государственной премии 1967-го и 1977-го года, говорил со столь чудовищным акцентом, что его постоянно дублировал другой актёр – Александр Демьяненко, сыгравший студента Шурика.
Постепенно душевная боль, терзавшая её последнее время, начала отступать. Место постоянной ноющей боли заменило спокойствие, на которое уже легла уверенность, что проблема будет решена, проблема как госпожи Селены, так и её … её … в общем, проблема музыканта и человека Олега Сон. Селена ещё не знала, каким образом всё это произойдёт, но была теперь уверена, что решение существует и его просто надо найти.
Это только говорится, что «просто», но на самом-то деле будут бессонные ночи и десятки, а может и сотни прикидок, что и как надо сделать, ибо ничего просто так не даётся. Это только в кино всё происходит легко и просто. На то кинематограф и называют «за глаза» Великим Обманщиком и Обольстителем.
Все эти терзания будут позднее, а пока что госпожа Селена отдыхала, бродила по пляжам побережья Рижского залива, по парковым зонам Юрмалы, по сказочно покойным улицам этого города, который умудрялся оставаться таким, каким бы мы хотели видеть тот город, что хочется считать «своим», где может поселиться душа. А ведь это не так-то просто, чтобы чувствовать душевное родство. Но госпожа Селена это ощущала. Она заходила в магазинчики и сувенирные лавки, брала в руки разного рода мелочи и гладила их, привечала, то есть примеривалась к обладанию, и продавцы чувствовали это, улыбались и совсем не огорчались, если она не покупала ничего и выходила из магазинчика с пустыми руками. Примерно так же вели себя торговцы Оук-порта Республики Большие Эмпиреи из повести Василия Аксёнова «Мой дедушка – памятник». Поверьте, чтобы вести себя так, надо обладать большой внутренней культурой и достоинством. Госпожа Селена чувствовала себя здесь комфортно.
Гражданам маленького государства приходится чем-то компенсировать ничтожные размеры своей Родины. Им ведь тоже хочется такого же величия от Родины, как гражданам России, Соединённых Штатов Америки, Германии или Франции. Но у них нет необозримых географических просторов, неисчерпаемых полезных ископаемых, славных побед в историческом прошлом и целый пантеон изобретателей, учёных, композиторов или полководцев. У них мало что есть, кроме горячего сердца, которое умеет любить, трудовых рук, знающих свою работу и спины, которая может выдержать многое. Что ещё? Внутренняя культура и образованность, готовность научиться тому, чего ждёт от них их маленькая страна, которая нуждается почти во всём. И это «почти всё» приносят ей её граждане, своим трудом и профессионализмом. А как же иначе выжить в этом суровом современном мире?
Когда начал распадаться Советский Союз, первыми от него отделились именно государства Балтии, которые решили идти своим путём, долгим и трудным, по направлению к Европе, к которой они когда-то принадлежали и из которой были выдернуты той неумолимой силой, что зовётся «геополитикой». Первое время было очень сложно и, в следствие этого, появились националистические настроения. Стали отрицать всё русское, демонстрируя собственные ценности, отрицая, и зачастую совершенно напрасно, сколько было влито ресурсов в экономики прибалтийских государств. Но ведь так происходит, к примеру, с супругами, которые решили расстаться и обе стороны подогревают себя реальными и придуманными обидами, совершенно игнорируя всё то хорошее, что их до той поры соединяло. Уже потом, спустя определённое время, когда страсти поутихнут и можно будет оценить всё холодной головой рассудка, появляется и добрая улыбка и лёгкое сожаление от утрат.
Госпожа Селена говорила по-русски, хотя могла бы изъясняться и на английском языке, который знали, наряду с немецким, большая часть горожан, но она предпочитала оставаться собой, россиянкой, в отличии от некоторых соотечественников, которые хотели показать себя приезжими из европ и не понимали, что европейцы несут в себе другую начинку, не такую, как они, и местные жители чувствуют это. Такая вот «хитрость» коробит местных жителей и они почти не общаются с теми, кто пытался выдать себя за другого, но те, кто не считал нужным скрывать принадлежность к российскому гражданству, чувствовали себя вполне спокойно. Если вели себя дружелюбно, следует добавить.
Прогулки по городским кварталам тоже входили в программу «умиротворения», какую изобрела для себя Селена. Она заходила в крошечные кафе, заказывала чашечку кофе «по-венски», либо «по-рижски» (почти парижски, что чрезвычайно нравилось завсегдатаям местных кофеен), неспешно выпивала её, перекидывалась с официантом парочкой фраз и шла дальше. А вечером снова отправлялась на лечебные моционы.
Приятно было лежать и ни о чём не думать. Как жаль, что большинство людей это вот занятие – не думать – перенесло в постоянную каждодневность, тем самым страшно обедняя себя, во всех смыслах этого слова, ибо знания наши и есть настоящее богатство, которое может принести прибыль, когда никаких ресурсов уже не изыскать.
Приятно было ощущать, как тебя осторожно касаются чужие чуткие руки и наносят на твоё тело килограммы сапропелевого ила, после чего тело закрывается материей и наступает блаженство расслабления. Известно, что во время подготовки к полётам будущим космонавтам приходится проходить некий психологический тренинг, хорошо описанный фантастом Станиславом Лемом в рассказах о пилоте Пирксе. Суть испытания была в полной оторванности от реальности, когда рецепторы тела не ощущают привычных реакций и начинают оттого грузить сознание многообразием информации ложной. То положение, в котором находилась госпожа Селена, почти в точности повторяло те условия. Разница была в том, что стоило открыть глаза и можно было убедиться, что всё с тобой нормально, и ты находишься в привычной сетке координат.
Временами Селена так и делала и тогда перед ней возникала фигура Линды Овчиннайниньш, специалистке по лечению грязевыми ваннами. Линда была женщиной пожилой, всю жизнь посвятившей этому нелёгкому делу. Руки её, которыми она накладывала ил, сохранили свой вид и оставались столь же розовыми, как и у самой Селены, которая была моложе Овчиннайниньш более, чем в два раза. Или просто в два раза. Дело в том, что лицо Линды имело облик маски скорби, а известно, что невзгоды старят человека, хотя бы это было просто такое выражение. Улыбка, она всегда молодит, тогда как скорбь формирует и подчёркивает обилие морщинок, сначала мелких, а потом всё более фактурных и глубоких. В остальном же Линда имела вид подтянутый, фигура у неё была стройной и слегка сухощавой, что было характерно для латышек. Всё остальное скрывал белый халат, накрахмаленный до такой степени, что слегка похрустывал при движениях.
Сначала госпожа Селена не замечала вечной скорби, которую приняла за уныние флегматизма, чем отличались прибалты, про которых, в особенности про финнов и эстонцев, даже складывают анекдоты. Но Овчиннайниньш не вписывалась в равнодушие флегматизма, потому как была всегда скрупулёзна и точна. Что-то явно угнетало эту женщину. К тому же, не будем забывать, что госпожа Селена, в силу своих занятий, замечала и видела чуть глубже обычных людей. Даже пребывая при этом на отдыхе.
Одна фраза цепляет за собой другую, та – следующую и скоро открылась некая суровая трагедия, что до чрезвычайности угнетала врача лечебного учреждения. Но начиналось всё с вещей, для врача привычных.
– Скажите, пожалуйста, госпожа Овчиннайниньш, – осторожно начала как-то Селена, – каким образом эта ваша липкая грязь благотворно действует на нас, на отдыхающих? Я лично стала гораздо спокойнее и вижу, что и другие расслаблены. А ведь совсем недавно все мы были столь экспансивны.
– Это всё здешний ил, – откликнулась медик. – Это его свойства, которые давно были подмечены местными жителями. Наши предки снимали многие недуги накладываниями грязевой субстанции. Известно, сколько болезней возникает вследствие ослабления нервной и связанной с ней иммунной системой. Восстановление нервного баланса влечёт за собой и повышение иммунного тонуса, что влечёт за собой и улучшение самочувствия.
– А всё-таки, – продолжала расспрашивать опекавшую её врача Селена, – как это всё происходит?
– Весь механизм воздействия я описывать не стану, он вам будет неинтересен, да и ни к чему вам это, – вздыхая, отвечала Овчиннайниньш, – но лёгкие частицы ила обладают обволакивающим и слегка массирующим воздействием на те участки кожи, где находятся нервные окончания. Через них действие распространяется и на всю периферийную систему. Вы, верно, обратили уже внимание, как хорошо и глубоко спится вам, что является проблемой для большей части горожан, и не только России?
– Да, – кивнула Селена, – сон здесь замечательный.
– Он входит в нашу систему оздоровления организма, как важная её составная часть. Глубокий сон разгружает то нервное напряжение, которое накапливается у всех горожан и служит источником для многих болезней, которые легче пристают к людям нервным и напряжённым, то есть уже заранее запрограммированным на нездоровье.
– Какой замечательный у вас ил, – улыбалась пациентка, – вам здорово повезло, что он у вас имеется.
– Он не более замечателен, чем ил Нила, или, к примеру – Евфрата, – ответила врач, – надо знать и уметь добавлять к нему другие компоненты, которые увеличивают его полезные свойства многократно, а это уже в себя включают специальные дисциплины.
– Скажите, госпожа Овчиннайниньш, – продолжала вкрадчиво говорить пациентка, – почему бы вам и самой не воспользоваться собственными методиками для личных нужд. Судя по вашему виду, вам тоже неплохо бы пройти курс грязелечения. Вы тоже устали и нуждаетесь в отдыхе …
Вот так, исподволь, фраза за фразой, госпожа Селена попробовала узнать причину, по которой её лечащий врач была так удручена. Сначала Овчиннайниньш не захотела отвечать, но Селена проявила настойчивость и некоторые свои способности, после применения которых люди становились с ней более откровенными. Не подвели они её и на это раз. Линда вздыхала, но говорила, а потом снова вздыхала. Оказалось, что причиной её удрученности был супруг.
Гуннар Овчиннайниньш был рыбаком. Не тем рыбаком, что сидит с удочкой в руках на берегу Лиелупе, а моряком, плавающим на борту сейнера «Булдури», умело тянувшего тросы кошелькового невода, куда умещается целая тонна сельди- иваси или ставриды. Гуннар был рукастым мужиком, не выпускающим изо рта пеньковой трубки, которую он периодически заправлял табаком. Табаком этим, привезённым из Турции, его снабжали друзья из Риги, с которыми он ещё когда-то состоял в Латвийском Народном фронте. Это было в прошлой жизни, когда он был молодым и много времени проводил в компаниях, любивших сидеть в пивном баре и говорить о политике, о независимости Латвии. С тех пор многое изменилось, с политическими декларациями Гуннар уже не знался, а вместо пива употреблял водку, шведскую, германскую и русскую, много и часто. Всё бы ничего, но в последнее время Гуннар покинул сейнер и перекочевал домой, выйдя на пенсию. Здоровье у него уже было не то, подорванное тяжёлой работой в море и суровыми условиями рыбацкой страды.
– Слишком он много стал пить, – пожаловалась Селене Линда, словно близкой подруге, – сначала я думала, что это от тоски, что пришлось оставить море, друзей, работу, а теперь …
– Теперь? – переспросила Селена Овчиннайниньш, которая замолчала и смотрела перед собой, разглядывая что-то такое, что не видел никто, кроме неё.
Линда закрыла глаза и вдруг по её щекам, по морщинкам, что покрывали эти, когда-то – румяные, а теперь – втянутые, побежали слезинки, часто-часто. Селена обняла врача, хотя та была её гораздо старше и легонько прижала к себе, едва слышно нашёптывая слова утешения, понятные человеку любой национальности своею интонацией. Линда через силу улыбнулась и отстранилась, выскальзывая из обнимающих её рук пациентки.
– Он стал совсем другим и временами я его просто не узнаю. Недавно я проснулась ночью, словно кто толкнул меня, а он склонился надо мною и разглядывал моё лицо. Я едва не закричала – это был совершенно незнакомый человек, и выражение лица его было пугающим. Я вскочила, мне показалось, что в руках у него была опасная бритва, а потом смотрю - это же Гуннар и был он удивлён не менее меня. Посмотрел на бритву и спрятал её в карман, а потом пошёл спать. А я лежала и пыталась понять - что же произошло, и почему я не сразу его узнала. Это были совершенно разные люди. Но потом я начала убеждать себя, что всё мне со сна пригрезилось, и бритва в руках Гуннара и эта его «чужая» внешность …
Линда Овчиннайниньш ещё немного порассказывала, о себе и о своём супруге, который на старости лет всё глубже погружался в пьянство, а потом как-то разом замкнулась, потемнела лицом и вышла из комнаты, где происходил у них разговор. Это госпожа Селена начала размышлять и невольно снизила направленное на собеседницу психо- эмоциональное воздействие, сродни тому состоянию, которое наводили гадалки цыганско- тамильской национальности, владевшие древними магическими искусствами.
Своё искусство госпожа Селена, экстрасенс достаточно высокой квалификации, во время отпуска обычно не применяла. Конечно, случались исключения, но они, эти случаи, были настолько редки, что это лишь подчёркивало выработанное Селеной правило. Такое происходило, если к ней обращались за помощью. Или она сама решала помочь.
Вот как на этот раз.
Само лицо Линды, выражение её глаз, взгляд, говорили о том, что она нуждается в помощи. А этот рассказ о супруге, который склонился к ней с бритвой в руке, убеждал в том, что долго раздумывать нельзя. Похоже, Линда Овчиннайниньш нуждалось в срочной помощи, если не сказать большего – в защите. Госпожа Селена ощутила, что это её случай.
Теперь надо было начинать действовать. Но вот тут начинались сложности. И – самое главное – Линда Овчиннайниньш принадлежала к другому этносу, который испытывал недоверие к русским, которые, в виде своей государственности, поглощали латышский народ, пытались влить его в общее ложе России. То, что латыши, да и прочие прибалты перед этим давлением устояли, говорило о том, что они оставались такими по причине своего душевного отторжения российских ценностей. В этом и состояла главная сложность.
Надо было сделаться для врача своей, и своей по-настоящему.
Может для кого-то это и стало бы непреодолимой сложностью, но у госпожи Селены имелись свои приёмы и методики, из того арсенала, которым её «вооружили» Черепанников и Го Цзи. Госпожа Селена посмотрела в глаза Линды глубоким взглядом. Происходила «тонкая настройка» на её астральный контур. Овчиннайниньш почувствовала внутреннее сомнение и попыталась отвести взгляд в сторону. Но – не успела. Селена «метнулась» вперёд и перекочевала в её тело. Всего лишь на краткий миг. Она успела увидеть себя глазами Линды, заметила, что у неё, сидящей напротив и вытаращившей глаза, выбилась из причёски прядка. Можно было возвращаться. Теперь между двумя женщинами была установлена настоящая связь, как если бы их объединяла родная кровь, дающая быструю настройку на самую близкую доверительность. Селена вернула свой разум назад и поправила непослушную прядку.
– Что это со мной было? – Линда Овчиннайниньш провела ладонью по лицу, словно желая снять с него липкую паутину, кинутую порывом ветра. – Словно меня повело куда … Показалось, что я вижу нас, обоих, откуда-то со стороны. Странное, удивительное ощущение …
– Должно быть вы очень устали, госпожа Овчиннайниньш …
– Называй меня просто Линда, госпожа …
– В таком случае и вы меня называйте Элен, Линда, – подхватила доверительный тон Селена.
Это очень важное условие в её деятельности – чтобы ей доверяли и перед ней раскрывались. Только тогда и можно было добиться желаемого результата. Когда открывают свою душу перед священниками, медиками и адвокатами, то получается нечто похожее, но здесь многое зависит и от личности второго доверительного лица.
– Знаете, Элен, – снова тяжело вздохнула медичка, – в последнее время мне приходится так тяжело. Своим коллегам рассказывать всё я бы не хотела. Уж больно тема щепетильна. Я бы не хотела пересудов за моей спиной. А вы … я чувствую к вам какое-то доверие. Я не понимаю почему, но это так. И я вам могу рассказать …
– И правильно сделаете, уважаемая Линда, – улыбнулась Селена. – Дело в том, что тоже являюсь специалистом в разрешении … неких психологических проблем. Отсюда и сильная душевная усталость, снять которую я к вам и приехала.
– Наверное, я просто почувствовала в вас коллегу, – обрадовалась Овчиннайниньш. – Теперь мне всё ясно.
Какое-то время они ещё говорили, словно бы Линда пыталась проверить действительные знания собеседницы и употребляла разные медицинские выражения и термины, но госпожа Селена это «испытание» прошла успешно и сама прочитала небольшую лекцию на тему влияния подсознания на повседневное поведение обычных, заурядных людей. Наконец «проверка» была успешно закончена и Линда пригласила свою пациентку к себе в гости.
Надо признаться – это был беспрецедентный случай. Ещё никто из работников санатория не приглашал отдыхающих из России к себе домой, как бы они не были приветливы во время лечебных процедур. Таков политес, выразился бы император Пётр Великий.
Почти у всех работников были свои машины, новенькие или сильно подержанные. Чаще всего это были «фольксвагены» и «лады». Вот как у Линды. Сначала машину пришлось долго прогревать, пока мотор поработал «на холостом ходу», и только после этого женщины отправились в путешествие, недолгое путешествие.
Семья Овчиннайниньш проживала в маленьком уютном особнячке, который ненастойчиво намекал на ремонт. Стены были обшиты деревянными панелями и выкрашены финской краской. Вот только некоторые панели держались «на честном слове», а краска начала отслаиваться. Красивая и яркая издали черепица на крыше вблизи выглядела «покусанной», а спутниковая антенна основательно проржавела. Дверь в гараж открылась не по радиосигналу, как это подразумевалось, а вручную, со скрипом и большим трудом. Но всё остальное было на пристойном уровне. Имелся даже энергичный вертлявый пёс, откликавшийся на кличку Болек, из породы чего-то там охотничьего, который за минуту успел гостью обнюхать, облаять и уже приветливо раскачивал хвостом, норовившим свернуться в бублик.
В окне появился силуэт мужчины, который меланхолично глянул на разговаривающих с Болеком женщин, и снова пропал. Хозяйка пригласила гостью пройти в дом.
– Гуннар, – преувеличенно бодро выкликнула хозяйка, – дорогой, у нас гостья. Это моя хорошая знакомая. Она отдыхает у нас, в санатории. Представляешь, она тоже занимается медицинскими вопросами …
Продолжая говорить, чуть более громко, чем это обычно бывает, когда люди приходят домой, госпожа Овчиннайниньш прошла через небольшой холл, где была устроена вешалка, а также находился шкаф-купе с раздвижными зеркальными дверцами, и вошла в гостиную. Селена, остановившаяся из деликатности на пороге, была вынуждена пройти вперёд, потому как любопытный Болек иначе её просто повалил бы, до такой степени рьяно пытался войти в дом следом. Пёс явно считал свой территорией не только двор и окрестности, но и весь дом целиком. Потому, на правах своего, и лез внутрь, чтобы видеть, что тут собираются делать.
В гостиной царствовало море. Оно здесь присутствовало везде: и в качестве написанных кем-то акварелей, на которых парусники борются со штормом, с успехом и без, и в качестве сувениров – деревянного штурвала, укреплённого на стене, иллюминатора, заменявшего собою одно из окон, комбинации каких-то сигнальных флажков, которые смог бы прочитать специалист в знании семафорной азбуки, но в большей степени, пожалуй, в виде макетов парусников, стоявших на самых разных полочках, а некоторые из моделей находились внутри пузатых бутылок, как прозрачных, так и из тёмного стекла. Эта комната вполне могла бы являться музеем, музеем парусного флота, если бы не было здесь обычного обеденного стола с вазой, в которой находился букетик высохших цветов, электрического чайника, а также большого телевизора с приставкой спутниковой антенны и проигрывателя видеодисков.
Госпожа Селена принялась оглядывать обстановку комнаты, потому как она лучше всего говорила о внутреннем содержании людей, здесь проживающих. К примеру, экстрасенс разглядела, что некоторые из макетов парусников, тех, что находились внутри пузатых вычурных бутылок, были безнадёжно повреждены и лежали там набором составных деталей.
В это время растворилась дверь, и в гостиную вошёл хозяин дома, Гуннар Овчиннайниньш, в недавнем прошлом моряк, рыбак, а ныне просто пенсионер. Конечно же, госпожа Селена тут же сосредоточила своё внимание на нём, ведь именно ради этого человека она и отправилась сюда.
Когда-то Гуннар Овчиннайниньш был красавцем и мог бы позировать для скульпторов, Микеланджело Буонарроти или Эрнста Неизвестного. Должно быть, в прошлом это был очень сильный и мускулистый человек. Но со временем годы и суровости жизни иссушили его тело и выделили жгуты крупных кровеносных сосудов, которые обвивали иссохшие морщинистые руки. Его плечи, «косая сажень», сократились до «аршина», а буйная шевелюра оставила о себе воспоминание в виде клочковатых вихров, которые упрямо торчали, не собираясь сдавать свой норов ни времени, ни тем более – расчёске. Лицо его покрывали морщины, словно оно было в прошлом воздушным шариком с нарисованной рожицей, но вдруг, сквозь какой-то прокол часть наполнявшего его воздуха вышла и то, что осталось, одрябло, скукожилось, сморщилось и сделалось брюзгливой миной. Если когда-то Гуннар и был добродушен, то всё это осталось в прошлом, а ныне это был совсем другой человек, и этого «другого человека» и видела госпожа Селена. Трагедия супругов, всю жизнь посвятивших друг дружке, состоит в том, что они продолжают любить его и свою любовь к нему, к нему прежнему. Как бы не изменился человек, который отдал себя своей «половине», его продолжают видеть прежним, того, который принёс столько радости и света. Такому прощается многое и терпится от него что угодно, словно все добрые дела складывались в большой мешок терпения, и нынешняя «колючесть» уменьшает тот мешок, но он продолжает присутствовать в самом нутре человека и заставляет его отдавать должное. Должное прошлому.
Классический случай. Жалкий опустившийся человечек, одрябшие щёки которого были покрыты сивой щетиной, а из широкого воротника пижамной куртки и ворота старенькой тельняшки жалко торчала худая и дряблая кадыкастая шея, худые ладони с длинными подагрическими пальцами были испещрены синими точками, которые когда-то складывались в узоры тату- наколок, большие оттопыренные уши казались невообразимо большими, а водянистые почти что выцветшие глаза почти скрывались под набрякшими и тоже морщинистыми веками, поддерживаемыми столь объёмистыми подглазными «мешками», что они казались следами недавних побоев. И на всё это вместе с умилением смотрела Линда, которая выглядела, по сравнению с этим стариком никак не супругой, а разве что дочерью.
– Гуннар, – бодро обратилась к нему супруга, – не желаешь ли посидеть с нами? Я найду твою любимую трубку и начиню её табаком. Настоящим «капитанским» табаком.
Но Гуннар обратил и на жену, и на гостью не больше внимания, чем на пса Болека, который вертелся тут же, умудряясь ткнуться носом в бок каждого, лизнуть языком, покачать хвостом и быть уже в другом месте, и всё это почти одновременно и настолько жизнерадостно, что мог бы развеселить и самого меланхоличного мизантропа. Если тот мизантроп заметил бы собаку.
Покачиваясь из стороны в сторону, Гуннар подошёл к стене и ухватился за одну из пузатых бутылок, что лежала на боку в специальном приспособлении, похожем на те «козлы», на каких деревенский люд распиливает привезённые для отопления брёвна. Гуннар достал бутылку и поднёс её ко рту, словно желал проглотить содержащийся внутри макет парусника. Теперь стало понятно, по какой причине макет был разрушен. Весьма бесцеремонно хозяин потряс бутылкой и прислушался к доносящемуся треску, с которым внутри перемещались детали сломанного «парусника». Напрасно Гуннар подносил горлышко к губам, из бутылки так ничего и не вылилось. Без сомнения, оттуда могли бы высыпаться мелкие части такелажа, но Линда тут же оказалась рядом и взяла из рук супруга многострадальную бутылку, чтобы поместить её обратно на стойку, а Гуннар её действия сопровождал недовольным ворчанием, которые ничем не напоминали членораздельную человеческую речь.
– И вот так у нас происходит почти каждый день, – пожаловалась хозяйка гостье, тогда как хозяин стоял рядом, в двух шагах, и бессмысленно таращился перед собой. – Я его почти не понимаю.
Госпожа Селена могла бы пояснить, что её супруг изъясняется на странной смеси языков Месопотамии. Улавливались отдельные шумерские слова, ассирийские, слова народности хур, и даже древней Вавилонии. Ей вспомнилось, как она как-то присутствовала на заседании Общества изучения прошлого, и выступающий товарищ произносил слова и выражения, как если бы говорил житель далёкого прошлого. У лектора было удивительное горловое произношение, при котором слова незнакомого языка как бы перекатывались. Вспомнилась история о известном греческом трибуне Демосфене, который в детстве страдал косноязычием и которого его учитель риторики, Исей, знаменитый умением составлять речи любого содержания, заставлял членораздельно проговаривать фразы, набив рот речными камушками. Постепенно Демосфен сделался знаменитым оратором и частенько произносил страстные «филиппики», в которых призывал греков к борьбе против Македонского царя Филиппа Второго, чью захватническую политику продолжил его сын, известный как Александр Великий, Македонский. Так вот, этот самый Гуннар, старичок Гуннар, проговаривал фразы так, как это пытался сделать доктор исторических наук, но у него так не получалось. Что прикажете делать?
– Не желаете ли попробовать чайку, дорогая Элен? – Между тем вопрошала гостью хозяйка, пытаясь переключиться с горестей на привычную домашнюю канву каждодневной жизни. До чаепитий ли здесь? Но госпожа Селена согласно кивнула.
Пока Линда Овчиннайниньш хлопотала, ополаскивая из электрочайника внутреннюю поверхность пузатенького глиняного «заварочного» чайника и щебетала о живительных свойствах жасминового чая, которого обожают швейцарцы, экстрасенс разглядывала хозяина, который продолжал стоять на месте, слегка покачиваясь. Словно бы размышляя, куда ему направиться и чем заняться.
– Давно это он у вас так?
– Да уж месяца с два, – горестно вздохнула хозяйка, наполнив внутренность «заварочного» чайника кипятком, – а до того просто пил. Преимущественно водку. Бутылку в день. Выпьет и сидит, словно бы прислушивается, что у него внутри происходит. Я с ним пытаюсь разговаривать, а он или отвечает невпопад, либо вообще делает вид, что меня не слышит.
А ведь вполне может быть и так, подумала гостья, но вслух ничего не сказала. Сам хозяин по-прежнему оставался стоять на том же самом месте и ровно так же покачивался. Словно истовый моряк, который укоренился на палубе во время шторма и высится там и не сдвинуть его никакими ветрами. Должно быть такие же ассоциации «видела» и Линда, потому как продолжила говорить:
– Он у меня человек морской. Как мы с ним познакомились на берегу, а был он тогда парнем видным и настолько завидным женихом, что я и раздумывать не стала, когда он мне предложение сделал. И началась у нас тогда семейная моряцкая жизнь, когда муж три месяца в году дома, а всё остальное время в море. Он и принадлежал морю, душой и телом. Помню, со мною о чём-то говорит, а в глазах волны плещутся, словно его унести от меня прочь норовят. Да он никогда дольше положенного дома и не оставался. Приедет, неделю мы любимся, то есть друг от дружки не отходим, а потом он начинает домашним хозяйством заниматься. Веришь ли, дорогая Элен, всё здесь его руками сработано. Он ведь раньше на месте сидеть не мог, всё чем-то себя надо было занять. Я думаю, что в голове его тревожный морской ветер гудел, и он напряжённой работой себя от того зова отвлечь пытался. А потом … он ведь и раньше, перед тем, как отправиться на свой рыбацкий корабль, неделю из кабачка не вылезал, вместе с разными забулдыгами сидел, песни там пели вольные, словно он пытался чего-то набраться впрок, ведь на борту нельзя ничего, ни-ни, под строгим там запретом, вот моряки, прежде чем пуститься в плавание, и пускаются во «все тяжкие». А мы, моряцкие жёны, только вздыхали. Чего уж тут скажешь?
– Гуннар … обижал вас?
– Чего уж не было, – поджала губы хозяйка, – того не скажу. Любил он меня. Не так, конечно, сильно, как любил море и всю эту морскую жизнь, но и мне что-то от его страстей перепадало. От любви той двое детишек у нас. Разъехались уже, правда. Как мы из Союза вышли, так для нас Европа свои пространства раскрывать стала. Молодёжь туда ринулась, не вся, конечно, но, что обидно, самая активная да инициативная. Им бы дома свои способности применить, а они, вон …
– А Гуннар? – попыталась Селена вернуть мысли Линды обратно, в дом. – Каким он стал, когда прекратил выходить в море?
– Тоскующим, пожалуй, – медленно ответила Линда. – Я ему пыталась компенсировать отсутствие морского пространства, но, видимо, человеческой страсти это не под силу, конкурировать с природными стихиями. Да и со временем чувства наши сделались не такими острыми, как в молодости. Вы ещё молоды и поймёте это через определённое время. Я думала … надеялась, что Гуннар облюбует ловлю рыбы удочкой, как это делают другие мужчины, но он к такому отдыху относился с презрением. Это как профессиональные охотники на слонов наблюдают за прыжками этнологов, размахивающих сачком, с улыбкой превосходства на губах. Они уже не станут «размениваться по мелочам», занимаясь всю жизнь крупной добычей.
– Но что-то он делал? – Заявила Селена.
– Конечно, делал, – согласилась хозяйка. – В первое время он делал по дому всё. Гуннар ведь у меня мужик рукастый. Точнее, был когда-то …
Линда сразу как-то пригорюнилась, глядя на постаревшего супруга, который так и стоял у стены и продолжал покачиваться. Казалось, что он здесь находится только внешне, а на самом деле дух его далеко отсюда, на борту корабля, который в очередной раз пересекает бушующее море. И экстрасенс решилась на небольшой эксперимент. Она подошла к старику и остановилась перед ним.
– Кто ты? Как тебя зовут?
Всегда отличавшаяся отменной памятью, госпожа Селена запомнила несколько фраз, которые произносил доктор исторических наук. Фразы на языке шумер и вавилонян. Старика словно кто толкнул в бок, и он весь содрогнулся, а потом столь быстро повернулся на звук голоса, что женщины даже решили, что он сейчас упадёт. Обе они кинулись к нему, но гостья была ближе и протянула к старику руки. Вот только Гуннар вовсе не собирался падать. Он схватил за плечи молодую женщину и приблизил к ней внезапно обострившееся своими чертами лицо. Рот его ощерился, показав оставшиеся испорченные временем зубы.
– Ты сама скажи – кто ты?
– Я – человек, имеющий право задавать вопросы, – уже с трудом подобрала слова Селена, использовав латынь.
Старик заскрежетал зубами, а потом схватил с полку бутылку со сломанной моделью парусника внутри и, одним быстрым движением, сломал её о полку, а потом нацелил иззубренный осколок, которым оскалилось горлышко бутылки, сжимаемое рукой Гуннара. Вот сейчас он вопьётся гостье в горло, располосует его …
Вскрикнула, прижимая ладони к щекам хозяйка, закатывая глаза, перед тем как упасть в обморок.
Госпожа Селена была готова к такому повороту событий. Не теряясь, она схватила за пальцы, которые сжимали её платье у горла, и ловко повернулась, подныривая под руками. Арсенал единоборств имеет массу приёмов самозащиты и ухода от захвата. Освободиться от рук старика может и начинающий борец. Если, конечно, имеет дело с обычным пожилым человеком, потерявшим самообладание настолько, что кинулся на молодого человека, или молодую женщину. Справиться с таким весьма несложно.
Но Гуннар не был уже обычным стариком. Хотя Селена и смогла поднырнуть под его руки и сжать пальцы, пробуя их повернуть «на излом», но довести приём до конца у неё не получилось. Эти руки имели стальные мускулы, вот так – без кавычек. Иного объяснения просто не было. Гуннар сначала сплоховал, промедлив, но теперь напрягал мускулы и выворачивал руку обратно, надвигая горло женщины на острый осколок бутылки. Вот сейчас он дотянется до lingualis, или язычной артерии, и рассечёт её, вскрывая этот кровеносный сосуд, откуда хлынет поток артериальной крови. Вот сейчас …
Селена беспомощно раскрыла рот, примериваясь, успеет ли она локтем ударить в бок старика, и в это время …
Раздался громкий вопль и послышался треск от разбиваемого стекла. И сразу рука, сжимающая её с силой гидравлического захвата, ослабла, осколок бутылки царапнул по коже и выпал из ослабевших пальцев. Гуннар наклонился и полетел на пол, но его успели ухватить руки Линды и Селены, и замедлили падение настолько, что тело на пол опустилось без всякого вреда для здоровья этого удивительного старика.
Всё-таки Линда Овчиннайниньш оказалась крепкой духом женщиной, потому как не опрокинулась в обморок от этого жуткого зрелища и взяла себя в руки. Она сорвала со стола сахарницу и разбила её о голову своего супруга, который вдруг ожил и напал на гостью. И не просто напал, а попытался её покалечить разбитой бутылкой. Такие сцены сплошь и рядом показывают в кино, и мы замираем от напряжения и, мысленно, благословляем судьбу, что у нас-то всё хорошо и спокойно, пусть скучно и пресно, но зато спокойно и стабильно. Но на то оно и кино, чтобы иметь возможность прожить, пусть и мысленно, чью-то жизнь, чтобы через полтора- два часа вернуться в свою.
– Что это значит? – Спросила Линда у гостьи и тут же, не дожидаясь ответа, принялась осматривать голову своего супруга, который неподвижно лежал на полу, окружённый осколками разбитой бутылки и сахарницы.
Решительно госпожа Селена отодвинула хозяйку в сторону и сама наложила руки на голову старика. Гуннар был жив и дышал, хоть и слабо, но стабильно. Голова его оказалась крепкой, и слабые женские руки смогли нанести ему небольшую ссадину. Возможно, через минуту- другую он сам придёт в себя. Об этом Селена и сообщила хозяйке, но та и сама была медиком и могла бы разобраться. Линду Овчиннайниньш покоробила бесцеремонность гостьи. Но ведь случай, который произошёл сейчас в её собственной гостиной, был из ряда вон. Это почти то же самое, что и пробуждение её, когда над ней склонился Гуннар с опасной бритвой в руках. Привычный мир рассыпался на глазах и госпожа Овчиннайниньш зарыдала. Сначала слёзы просто капали из её глаз, прокатываясь по щекам, покрытым румянами, а потом она начала всхлипывать, жалея себя, Гуннара и их семейную жизнь, всё то хорошее, что, пожалуй, уже никогда не повторится.
Теперь хозяйку успокаивала гостья и её увещевания подействовали неожиданно быстро. Линда не знала, что кроме слов, здесь ещё было задействовано психо-эмоциональное поле ауры. Такими приёмами пользуются опытные психологи, психотерапевты и экстрасенсы, работающие в медицинских направлениях. Таким был, кстати сказать, Григорий Ефимович Новых, известный как «старец» Распутин, на беду свою решившийся поучаствовать и в политических игрищах.
– Мне показалось, – призналась госпожа Овчиннайниньш, – что вы начали нести ту же белиберду, какую несёт мой благоверный. Или мне это показалось?
– Нет, – честно ответила гостья, – не показалось. Я говорила на том языке, на котором разговаривал ваш супруг.
– Да? – Очень удивилась Линда. – Это такой язык? А я-то думала, что мой Гуннар просто бредит, впал, что называется, в детство, или – медицинскими терминами выражаясь – находится в состоянии рамоли.
– Это на самом деле язык, – пояснила селена, – и даже более того, он говорит на нескольких языках.
– Мой Гуннар на старости лет сделался полиглотом, – примеривалась к новости хозяйка. – Никогда бы не подумала. Он не проявлял к чужим языкам никаких интересов. Он знает русский язык и немного немецкий. Конечно, у них на кораблях много людей, которые побывали за границей. Должно быть, они и знают те иностранные языки, на каких им приходилось разговаривать, но Гуннар … он никогда не покидал пределов Балтийского моря … да и на других кораблях ему не приходилось бывать … А вы не ошибаетесь, Элен?
– Ошибиться может каждый из нас, – примирительно ответила гостья, – ровно поэтому я должна расспросить вашего супруга, чтобы разобраться. Вы ведь в этом тоже заинтересованы, не так ли?
– Конечно, – закивала Линда, – вот только … как бы это вам сказать …
– Говорите, – попросила гостья, видя, что хозяйка замешкалась.
– Тут такое дело … мой Гуннар … он … мне кажется, что он временами теряет соображение. Я хочу сказать, что, возможно, ваши расспросы ничего не прояснят … к сожалению.
– Я вас понимаю, – примирительно улыбнулась Селена, – но вместе с тем и напомню, что сама занимаюсь некоторыми медицинскими вопросами. То есть я отдаю себе отчёт о своих словах и действиях. А с господином Овчиннайниньш мы будем разговаривать в состоянии ментальной связи.
– Связи? – Переспросила Линда. – Ментальной?
– Это вроде гипноза, – пояснила гостья. – Я сейчас возьму его за руку и постараюсь настроиться на его волну. Затем попробую разобраться в его состоянии. Вы можете находиться здесь же и наблюдать за нами. Это будет не очень долго.
– Я не слышала про подобные методы, – поджала губы хозяйка дома. – У нас в клинике такого не практикуют.
– Это довольно редкая методика, и я не буду говорить о подробностях. Я вызвалась вам помочь и собираюсь сделать это. Я уже вижу, что ваш случай непростой, и попробую в нём разобраться. Попрошу отнестись к этому с пониманием и не мешать мне. Повторяю, что это не займёт много времени.
– Ну … ладно, – нехотя ответила Линда. – Что я должна делать?
– Сидеть рядом и наблюдать. Ничего больше.
– А если … кто-то из вас …
– Я это почувствую и отреагирую.
Обычно всё это госпожа Селена проделывала у себя дома, там, где было заранее подготовлено всё необходимое. В крайнем случае, как это было после смерти её хорошей знакомой, Блаватской Наины Львовны, вне привычных стен, но и в знакомых условиях, где не должно было быть неожиданностей. Не должно было быть, но всё же случилось, и это всё было заранее подготовлено силами, которые владели подобного рода действиями не хуже её, по меньшей мере. А вдруг и здесь может случиться что-то подобное? Отказаться, сослаться на что-либо, на какую-то мелочь, и просто уйти, постараться забыть, словно ничего и не произошло?
Нет, этого нельзя было делать категорически, ибо нехорошие процессы в этом доме уже начались. Её вмешательство, пусть даже и такое пустячное, уже спровоцировали этого человека на действия, опасные действия. И вся трагедия заключается в том, что действительного механизма окружающие не понимают, мало того, они его не принимают, отказываются принимать. Как это сформулировали чопорные англичане – «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Так вот, милостивые господа, это порой случается, хотите вы этого или нет, и то, что вы на всё закрываете глаза, делает ситуацию не имеющей решения.
Другими словами, если она сейчас извинится и уйдёт, то случится непоправимое – кто-то в этом доме сегодня погибнет, а может случиться так, что погибнут оба, потому как она сорвала условную «чеку» с условной мины замедленного действия. Эта мина непременно сработала бы и без неё, но её пальпирование ситуации подтолкнули событие, которое должно было произойти, но позднее, позднее …
– Будьте внимательны, – повторила Селена ещё раз и начала работать.
Пальцы наложены на виски контакта, надо теперь создать общее ментальное поле, в котором и пройдёт весь процесс основной работы. Это требует больших усилий, больших сил, не физических, да и физических тоже.
Глаза её были закрыты, смотреть было не обязательно, теперь она выстраивала свою Вселенную, пусть и маленькую, но она постаралась вычленить их обоих из этого материального мира. Для всех, для Линды Овчиннайниньш, они как бы уснут, погрузятся в транс, это всё же привычно, не пугает, а лишь тревожит, да и то потому, что у хозяйки напряжены нервы, то есть она находится в том состоянии, в котором люди замечают чуть больше того, чем когда спокойны и безмятежны.
Создать кокон замкнутого эгрегора не так уж и сложно, с этим могут справиться и новички, но дальше должно произойти погружение в чужое сознание, а это уже не просто, это уже – высший пилотаж. Это вроде того, как врач вводит пациента в гипнотический сон, а потом перемещает своё сознание в тот же самый сон, в то же самое место. Это и есть – подсознание, место, где владычествует Природа, где царствуют инстинкты, инструменты этой самой Природы, которая не совсем – Мать, а уж скорее Владычица.
Помните, как это говорила пушкинская старуха – хочу, мол, быть Владычицей морскою и рыбка, чтобы, была у ней на посылках. Эту фразу требуется немного пояснить. Старуха захотела властвовать подсознанием Золотой Рыбки, исполнявшей желания, то есть сделаться модератором ситуации и извлекать из этого материальные, корыстные выгоды. Но это есть покушение на Законы Природы, и старуха была наказана перемещением во времени на изначальные позиции. Тема для серьёзного фантастического произведения, а гениальный русский поэт сумел уловить ситуацию своим обострённым поэтическим чувством. В нём явно были задатки экстрасенса, причём экстрасенса сильного, вроде Филиппа Ауреола Теофраста Бомбаста фон Гогенгейма, известного ещё как Парацельс, или Джузеппе Бальзамо, или Калиостро. Или как у Эдгара Алана По.
Госпожа Селена не раз уже проделывала этот путь, и каждый раз это казалось ей путешествием над бездной по мосту, свитому из тысяч тончайших нитей. Здесь надо было обладать филигранным искусством и тем куражом, каким обладают безумцы, готовые бросить вызов богам и уметь противостоять им.
Подсознание, удивительное дело, в мире астрала напоминает собой плато Путорана. Это особое место, о котором грезят маги. Всё пространство состоит как бы из многих многогранных столбов, что находятся по отношению друг к другу столь близко и даже тесно, что их верхние торцы и представляют собой дивную равнину, равнину странной, многогранного профиля, структуры. Конечно, не всё плато таково, но есть там участки, которые удивительны и бесподобны. Те путешественники, те экстремальные туристы, что попадают туда, чувствуют, что находятся в особом месте, где нельзя оставаться прежним. Там, в удивительном месте Среднесибирского плоскогорья, вполне мог бы появиться монастырь, подобный Шао Линю, или Соловецкому, построенному на месте доисторических лабиринтов, оставшихся от цивилизаций, сама память о которых ушла в прошлое, растворившись в местности.
Человек, голову которого сжимала госпожа Селена, зашевелился и постарался вырваться из рук её. Экстрасенс открыла глаза и отодвинулась от существа, которое заняло место старого моряка Гуннара Овчиннайниньша. Чем-то он был похож на Гуннара, словно был его уродливым братом, но вместе с тем это было явно не человеческое создание. Слишком узкой была голова, и уши были слишком большими и вытянутыми кверху. Руки и ноги были велики, а суставы выделялись, словно то были не сочления костей, а шарниры чудовищного механизма. Существо было одето в серый балахон, под которым скрывались все прочие особенности. Оно ощерило довольно длинные зубы, похожие на звериные клыки. Госпожа Селена не подавала виду, что обескуражена. Собственно говоря, это она сама вытащила существо, отделив его от тела старого моряка.
– Давай поговорим, – предложила экстрасенс своему оппоненту. Тот что-то быстро залопотал на одном из наречий Месопотамии, но Селена его оборвала:
– Ты можешь говорить так, как говорю я, потому не строй из себя невесть что.
– Я говорю так, как привык делать это, – сварливо ответило существо.
– Зачем ты залез в тело этого человека? – нахмурилась госпожа Селена. Она сразу решила «взять быка за рога».
– А тебе какое дело? – Снова ощерилось существо. – Гуннар мой, мы с ним сейчас – одно целое. Ты не сможешь меня отсюда изгнать. Да и сам Гуннар меня больше не отдаст.
– Почему ты так думаешь?
– Не думаю, а знаю, – улыбнулось существо гримасой, которая могла бы напугать любого, непривыкшего к подобным зрелищам. Длинные изогнутые зубы суть не самое изысканное зрелище.
– Кто ты? Как к тебе обращаться?
Поселившийся в её теле Лантаэль не скрывал своего имени и вёл себя максимально открыто. Он был честен, насколько это возможно. Это существо имело вид хитрый и порочный.
– А как зовут тебя? Ты мне ответишь? Нет?.. Так вот и я не стану отвечать.
– Нам всё равно придётся как-то договариваться, ибо я не вернусь обратно до тех пор, пока не пойму, что мне делать дальше.
– Оставайся, – снова показало зубы существо, – вместо одного человека у меня будет сразу два.
– Со мной у тебя ничего не получится, – заявила экстрасенс, – силёнок у тебя не хватит. Тогда как я могу устроить тебе очень неспокойную жизнь …
Внезапно существо прыгнуло, очутившись в непосредственной близости, и распахнуло пасть так, словно намеривалось проглотить женщину. Госпожа Селена напряглась и представила, что она - это Сфинкс, дочь Химеры и Орфра, что имела тело льва и крылья грифона. Существо столь же резво отскочило прочь и заворчало.
– Я же предупреждала тебя, что не по зубам. Давай договариваться.
– Давай …
– Что ты сделал с Гуннаром Овчиннайниньшом?
– Да ничего с ним не случилось, – осклабилось существо, – всё идёт так, как и должно произойти. Задумывалась ли ты когда, подруга, чем ты можешь поступиться ради того, чтобы исполнилось твоё заветное желание?
Госпожа Селена пожала плечами, а потом вспомнила забытое выражение – «бойтесь исполнения своих желаний, ибо они могут и в самом деле исполниться». Она тогда не обратила внимания на фразу, а ведь в ней явно присутствовало некое «двойное дно». Судя по мерзкому хихиканью существа, именно в нём всё и крылось.
– У каждого из нас имеются различные желания, – ответила экстрасенс, – в том числе и заветные. В чём между ними разница?
– А между тем это очень важно, – продолжало скалить зубы существо. – Случается так, что человек чего-то очень сильно возжелал. Раньше даже давали зарок. Это вроде как выдавали некие внутренний «аванс», обещая сделать то-то и то-то, если их желание выполнится. Желание выполнялось, прямо или косвенно. Люди своё обещание выполняли. Или не выполняли. Не так уж и важно. Здесь важно другое …
– Что же именно? – Нетерпеливо спросила Селена. Ей было неприятно смотреть, как издевательски ухмыляется это непонятное существо, живущее в теле несчастного латышского рыбака.
– Слышала ли ты такое выражение – «за всё надо платить»?
– Конечно, – отозвалась экстрасенс.
¬ – Возьмём для примера тебя …
– Лучше возьмём Гуннара, – перебила существо экстрасенс, – чтобы не забывать про него.
– Пусть так, не важно, – отмахнулось существо, – Гуннар или кто другой, без особой разницы. Захотел Гуннар кое-чего, не будем уточнять, но подчеркнём, что желание было сильное. Как ты уже должно быть заметила, я в этом не сомневаюсь, что нервная система человека суть приёмо- передающая система. У некоторых она настроена столь деликатно, что они имеют возможность ощущать желания окружающих. Для себя-то они именуют эти свои ощущения интуицией, а некоторые могут даже читать отдельные мысли. Кстати сказать, этому можно научиться. Хочешь, я помогу тебе постигнуть это искусство?
– Давай сосредоточимся на том, о чём ты начал говорить, то есть о обратной стороне исполнения желаний.
– Изволь, – с лёгким сожалением согласилось существо. – Каждого человека окружает незримая оболочка, душа которого является своеобразной батарейкой, тем питательным элементом, что поддерживает тело носителя, оберегая его от враждебных энергетических вихрей, что носятся вокруг вас, хотя вы этого не замечаете, разве что как лёгкое недомогание.
– Что это за враждебные вихри? – Насторожилась Селена.
– Когда-то, в необозримом прошлом, на нашем мире существовали и другие цивилизации. Материальное тело, это признак первичного развития. Рано или поздно носители разума приходят к выводу, что материальная оболочка им мешает для совершенствования мотиваций дальнейшего развития. Тогда и происходит Исход.
– Что такое Исход?
– Переформатирование материального тела в энергетические субстанции, которые сохраняют способность нести разум и организационные условия дальнейшей эволюции.
Существо говорило и говорило, а Селена пыталась растолковать его слова, но потом поняла, что их разговор снова уходит от нужной ей темы. Она успела разобраться, что расы того далёкого прошлого, когда случился Исход, тоже были подвержены страстям и тоже вели войны между собой, что вылилось в целую череду ледниковых периодов на нашей планете. Время от времени наступало условное перемирие, и тогда наиболее активные и деятельные энергетические сущности начинали собственные игрища, задействуя представителей нынешнего человечества, которое не представляло, как устроен их мир на самом деле.
– … Или делает вид, то не представляет, – ехидно продолжало существо.
– Послушай меня … как мне тебя называть?
– Можешь называть меня дивом, – ухмыльнулось существо, – это больше всего отвечает действительности.
Дивами, чтобы вы знали, на Руси называли духов Природы, выполнявших функции, непостижимые для обычного человеческого сознания. Отсюда и выражение – диво, дивный, суть – непостижимый, загадочный. На Востоке тоже существуют духи, более злобные, имеющие схожее название – дэвы. Они выполняют схожие функции, но если славянские дивы не демонстрировали своего присутствия поблизости, то восточные дэвы старались людям принести зло, оттого их опасались, а что уж говорить о джиннах, паранормальных духах, которые находили удовольствие в расправах над теми горемыками, что имели неосторожность столкнуться с джиннами, и попытаться установить с ними контакт.
– Див, ты снова уводишь разговор в сторону. А я хотела бы узнать про Гуннара …
– Ты сама виновата, – нахально заявило существо, – я ведь чувствую, что тебе хочется узнать про нас, вот я и рассказываю. Люди, в большинстве своём, научились дистанцироваться от необычностей, от чуда, и потому сложно с ними пересекаться, но вот это неутолимое желание получить то, что хочется …
– Мы об этом и говорили, и ты помянул, что нервная система человека представляет собой антенну ...
– Да-да, именно это я и говорил, пока ты своим неуёмным любопытством не отвлекла меня.
– Продолжай, я тебя слушаю.
– Обычное человеческое желание это есть просто блок курпускулированной информации. Условно говоря, это что-то вроде заказного письма, которое вы отправляете на рассмотрение Фатуму … Ага, тебе уже интересно узнать про него …
– Ты говорил о заветном желании, – мужественно пресекла своё любопытство экстрасенс.
– Как угодно, – осклабился див. – Заветное желание проходит уже по иной категории воплощения. Это уже, если сравнивать, то бандероль или даже посылочный ящик. Заветное желание поглощает массу энергии из того защитного поля, которое окружает тело носителя. Желание, ваше заветное желание, улетает к Фатуму, но, воспользовавшись моментом, когда поле истончается … Ты когда-нибудь ощущала усталость или опустошение после таких вот мечтаний?
Госпожа Селена прислушалась к себе, вспоминая, и была вынуждена признаться, что порою мечтать тоже занятие из утомительных.
– Вот видишь, – торжествующе потряс кулаками в воздухе див. – Все вы одинаковы, смертные.
– Что же в таком случае происходит?
– По сути своей – ничего. Или почти ничего. Так, сущая мелочь, всего лишь кванта отрицательной энергетики. Квант действия, который в вашей науке называют ещё постоянной Планка. Ваши учёные, они обладают более широким взглядом чувствительности и порой умеют объяснить то, что другие не хотят понять. Ещё Исаак Ньютон …
– Ближе к теме, див! – Оборвала существо Селена. – Какой может быть вред от кванта тёмной энергетики?
– А тут уж всё зависит от вас, от ваших наклонностей. У кого-то это проходит безвредно. Другие, кого подвергли внешнему энергетическому воздействию, такому, как порча, или сглаз, когда этот самый квант преобразовывается в энергетическую мину, что разрушает здоровье отдельного органа, а то и всего организма в целом. Но и это не самое главное.
С каждым словом существо, див, преображался, подбоченясь, он строил рожи, кривляясь перед экстрасенсом, и тогда госпожа Селена, наконец, сообразила.
– А откуда же в теле Гуннара взялся ты, див? Как ты туда проник?
– Догадалась? – Ощерилось существо. – А ведь всё просто. Достаточно было поливать крошечный квант обильным количеством спиртного. И тогда …
Стоп! Госпожа Селена вспомнила сказу Льва Николаевича Толстого «Как чертёнок краюшку выкупал». Господи, да великий русский писатель ещё в прошлом веке описал всё в подробностях, слегка изменив всё и метафорировав. Эти кванты отрицательной энергетики он назвал кровью – кровью лисы, волка, свиньи и прочих животных. Но ведь в крови и скрывается источник энергетики, в результате биохимических процессов происходит выработка необходимых ферментов, которые и выполняют роль … Господи, так вот как всё это …
– Див, – обратилась к существу Селена, – а может, стоит тебя назвать немного по-другому?
– Зачем – по-другому? – Удивилось существо.
– Бес … Так будет точнее?
– А какая тебе разница? – Осклабилось существо. – Див, бес, или ещё как. Какая тебе-то разница?
Существо едва не подпрыгивало от возбуждения. Оно скалило крупные зубы и делало самые непристойные жесты. Оно было готово наброситься на экстрасенса- женщину, но та проявляла спокойствие и решительность, и существо, снова и снова, отскакивало, начиная шипеть и брызгать слюной.
– Тебе не поможет … – шипел див- бес, – тебе ничто уже не поможет. Ты раскрыла себя для иного тела. В тебе был чей-то дух, и это открыло тебя … Пусть это буду не я, но ты проявляешь себя … ты себя проявляешь … очень скоро кто-нибудь появится. Тот, кто займёт твоё тело. Сначала ты будешь чувствовать озабоченность, но потом ты привыкнешь … о-о-о, ты обязательно привыкнешь … они все обязательно привыкают … и тогда вы, оба вы, достигните многого, возможно много больше, чем ты думаешь сейчас. Это время придёт. И ты вспомнишь меня … или не вспомнишь … да это и не важно … важно здесь то, что ты открыла себя … открыла дорогу … сделала возможным Исход …
– Исход? – Повторила Селена, побледнев и делая шаг назад, отчего див- бес возликовал и начал совершать вокруг неё прыжки, перемежая их ужимками, явно исполняя какой-то отвратительный обрядовый танец. Внезапно он снова кинулся на Селену, и снова она его оттолкнула, да столь сильно, что существо покатилось по бугристой поверхности «плато», завывая от боли и обиды.
– Про какой Исход ты сказал, несчастный? – Процедила экстрасенс, снова представляя себя Сфинксом, и поднимая воображаемые «грифоньи» крылья, отчего див испуганно заверещал.
– Я всё скажу, только … только отойди от меня … Индивидуальный Исход проходит после соединения внешнего тела и внутреннего духа, когда происходит процесс преобразования. Уже много людей прошло через это. Они и возглавляют готовящийся Исход человечества. Ты сама … кажется … видела … нет, ты успела это остановить … помешала этому …
Селена снова сделала шаг назад. Она вспомнила Тартариуса, который уже почти что поглотил собой Олега, милого Олега Сон, лечением которого и занималась она. Она помешала свершиться страшному, остановила необратимый процесс. Госпожа Селена мучительно застонала. И тогда, посчитав этот момент удачным, див снова прыгнул на неё раззявив зубастую пасть …
Что было дальше, сказать, знаете ли, весьма затруднительно. Не забывайте, что всё это проходило в подсознании латышского моряка, больного «отравлением души», если подходит подобная формулировка. Смешались ли там тела в ментальном поединке, или то были плотные жгуты энергетик, неизвестно, только оба тела внезапно содрогнулись и разлетелись, как разлетаются кегли в боулинге, после лихо проведённого броска. Вот только никакого шара не было и в помине.
Сознание медленно возвращалось на «своё место». Госпожа Селена приходила в себя, то начиная слышать голоса, то пытаясь снова провалиться в бездонную пустоту, до такой степени были растрачены её силы. Может иной другой, оказавшийся на её месте, и провалился бы в кому, но, учитывая её немалый опыт, учитывая, что с ней ранее поработали настоящие мастера паранормальных методик (один Го Цзи чего стоил), но Селена всё же «вернулась в себя». И услышала тихие голоса, уже наяву.
– Линда … Линда … это ты?
– Гуннар … Ах, Гуннар!
Далее они говорили исключительно на латышском языке. Госпожа Селена ещё немного полежала на полу, прислушиваясь к интонациям голосов. Див, если он оставался внутри Гуннара, себя никак не проявлял. Почему? Попыталась понять Селена. Должно быть, всё это время он подавлял собой латыша, заменяя его идентификацию своими ощущениями. Конечно же, Гуннар был растерян и испуган. Как прячется маленький ребёнок с головою под одеяло, чтобы найти там укрытие от воображаемых ужасов, так и этот взрослый человек предпочёл спрятаться в чулане своего подсознания, вместо того, чтобы признаться, что внутри его что-то происходит, что-то неладное. Да и кто из нас станет признаваться медикам в подобном, заранее уверенный, что его признают безумцем, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но делать-то всё равно что-то надо. В противном случае всё заканчивается тем, чем могло закончиться у Гуннара. Но закончилось ли это?
В два приёма, но Селена всё же поднялась на ноги. И только после этого к ней кинулась хозяйка. Селена зашаталась, пытаясь отодвинуться в сторону, но её уже держали, держали крепкими руками. И Линда умудрялась ещё и гладить её, по волосам, по плечам, просто по щеке. И шептала:
– Милочка … как же это вам … как вам удалось?.. Господи, как же это у вас получилось?..
– Линда? – Послышался встревоженный голос её супруга и дальше он говорил на своём языке с вопросительными интонациями.
Жена ответила ему самыми нежными обертонами, и тут же поворачивая голову к гостье, чтобы объяснить её свои слова, и снова обращаясь к супругу. Так она вертела головой, и говорила:
– Он спрашивает, кто ты … и как здесь очутилась … он ведь ничего не помнит … ничего за последние недели … месяцы … это настоящее чудо … и это чудо совершили вы …
– Просто я специалист в своём деле, – попробовала ответить Селена и тут же пожаловалась, – в этом чрезвычайно трудном деле, от которого наступает такая усталость.
Конечно же, Линда Овчиннайниньш хлопотала над гостьей, как курица- наседка хлопочет над выводком цыплят, потчевала её чаем, бисквитами и даже угостила своей собственной наливочкой, настоянной на полыни и бруснике. Здесь же, за столом сидел и Гуннар, одевший для такого торжественного случая пиджак, ставший ему не по размеру большим, и всё смотрел на гостью, к которой столь уважительно обращалась его жена. Сам Гуннар выдавил из себя всего несколько слов благодарности, не понимая толком, за что именно он должен благодарить незнакомку и почему он вдруг оказался лежащим на полу в гостиной своего собственного дома.
После чаепития Линда Овчиннайниньш вызвала по телефону такси, которое увезло гостью в жилой комплекс санатория. Курсовое лечение подходило к концу, и пациентка должна была отправиться домой, в Россию. Последние два дня госпожа Селена провела на морском берегу, глядя в набегающие волны прибоя. Они помогали ей думать, думать о Линде, ставшей счастливой, и о Гуннаре, с которым она так толком и не познакомилась, а также о том существе, о бесе, который вновь затаился где-то на дне подсознания моряка, чтобы когда-то проявиться вновь и заявить о своих правах на тело латыша. Но больше всего Селена думала об Олеге, Олеге Сон, к которому она скоро снова отправиться. Ведь это очень сложное и ответственное дело – штопать душу любимого человека.