Дорога показалась Джахи бесконечной. Сначала он долго плыл на верблюжьей спине по раскаленному песчаному морю. Жара изнуряла, но еще больше изнуряло однообразие – день за днем все та же качка меж двух горбов, от которой к концу дня начинает кружиться голова, затем привал, ночной холод, пробирающий до дрожи, и вновь пытка качкой, зноем и жаждой.
Когда он почти потерял надежду выбраться из заколдованного круга, караван добрался до небольшого городка с зелеными тенистыми улочками, фонтанчиками и постоялым двором с прохладными, чисто убранными комнатами.
«Вот бы побыть здесь подольше, отдохнуть, набраться сил», - мечтал Джахи, растянувшись на широкой кровати после сытного обеда.
Но нет, на следующее утро Доржо – маленький, бритоголовый гонец, присланный Бессмертными, ждал во дворе.
- Надо торопиться, - сказал он, едва завидев Джахи. – Мы должны добраться до гор засветло!
Поменяв верблюдов на лошадей, они тронулись в путь и на исходе дня вошли в изумрудную долину, за которой синела горная гряда с розовеющими от закатного солнца вершинами.
Тут они и остановились на ночлег. Слуги разводили костер, а Джахи лежал на расстеленном покрывале, покусывая травинку, и любовался огненными искрами, летящими в темно-фиолетовое небо.
Он поднял взгляд повыше и увидел полную луну, похожую на круг желтоватого сыра. Точно такая же вышла из-за туч на мгновение, чтобы осветить маленькую фигурку, камнем летящую в море.
Да, он струсил и смалодушничал, промолчав о том, что видел. Но если бы и сказал, что бы это изменило? Магию все равно не вернуть.
Ее хватились накануне его отъезда. После обеда начались сборы и хлопоты, так что поначалу про нее никто и не вспомнил. Отец самолично отбирал лучших верблюдов и самых верных и преданных слуг. Мать поднялась с постели, чтобы проследить за тем, как собирают сына. Попрощаться, насмотреться на него перед долгой дорогой, благословить и дать наставления.
- Одного не уберегла и второй уезжает, - вздыхала она горестно, вытирая опухшие от слез глаза.
- Не на всю жизнь уезжаю, - недовольно отвечал Джахи. Слезы и причитания его только расстраивали, будили волнение и тревогу.
- Где же Магия? – вдруг спохватилась мать. – Жена должна быть рядом с мужем, особенно в такой день, перед долгой разлукой.
- Наверное, заболела от переживаний, - буркнул он.
- Я схожу, посмотрю, что с ней, - вызвалась постаревшая нянька. Дети выросли, но Салиха прижилась во дворце. Неотступной тенью следовала за их матерью, своей хозяйкой и покровительницей, угождая и выполняя мелкие поручения. Она торопливо поднялась и раскормленной уточкой, переваливаясь с боку на бок, заковыляла к дверям.
- Надо было сказать, чтобы за гадалкой сходила, - сказала мать, проводив ее взглядом.
- Зачем?
- Чтобы посмотреть, гладким ли будет твой путь.
- Ну, уж нет! – наотрез отказался Джахи. – Хватит с меня той страшной старухи, что ты звала в прошлый раз! И слышать не хочу никаких предсказаний. Тем более что в них нет ни капли правды!
- Но ведь она верно угадала вторую смерть…
- И обнадежила тебя, уверив, что видит Шайни живым! Все обман! Только околдуют, запутают, лишат покоя!
Лучше бы он этого не говорил. При упоминании о младшем сыне несчастная снова ударилась в слезы, и ему пришлось ее успокаивать, и обещать клятвенно, что уж с ним-то точно ничего не случится. Это очень утомительно – успокаивать плачущую женщину. Джахи обрадовался появлению Салихи. Она с этим делом справится много лучше. Но та прямо с порога, воскликнула расстроенно, всплеснув руками:
- Магии нигде нет! Ее целый день никто не видел!
- Где же она? Ты не заходил к ней, Джахи?
- Нет, я слишком устал и после поминального пиршества сразу отправился спать, а сегодня едва встав, услышал новость про поездку…
Он почувствовал, как краснеет от собственной лжи, но никто этого не заметил.
Встревоженная царица в сопровождении своей свиты отправилась с новостью о пропаже невестки к мужу. Магию кинулись искать и до самой ночи вокруг дворца и по всему городу, и в степи, и возле моря мерцали факелы и разносились громкие голоса.
Рано утром, провожая сына, отец обещал продолжить поиски, но Джахи уже знал, что никто никого не найдет. Тело давно унесло в морские глубины, закрутило, затянуло на дно, на корм рыбам. Но произнести это вслух не хватило сил.
Ведь тогда бы его спросили, почему он не бросился спасать жену, почему не поднял на ноги людей. И никто бы ему не поверил, что он принял увиденное за наваждение, за морок, который наслала ведьма-прорицательница.
Так он и уехал с тяжелым сердцем и, качаясь между верблюжьих горбов, старался не смотреть по сторонам, чтобы не увидеть в струящемся от зноя воздухе мираж - иссохшую от горя жену или ее отца с молящим взглядом.
Он сплюнул травинку, отвернулся от сияющей луны на бок, закрыл глаза и приготовился заснуть, но эти двое так и стояли перед внутренним взором.
«Неужели целую тысячу лет я буду помнить об этих несчастных? – думал Джахи, мечтая скорее провалиться в сон. – Пожалуй, отец не зря предупреждал о том, что бессмертие — тяжелая ноша. Вечная память — не благо. Это проклятие!»
Однако на утро, когда встало солнце и разбудило птиц, и весь мир наполнился трелью, и звоном, и солнечным светом, настроение поменялось. Хрустально чистый воздух взбодрил и выветрил из души чувство вины и тревоги. Умывшись из ледяного родника, подкрепившись вяленым мясом с лепешками и напившись обжигающе горячего чая, Джахи вскочил на коня и следом за Доржо отправился на встречу с Бессмертными.
По мере того, как они приближались к горной гряде, в душе росло благоговение и трепет. Вблизи горы оказались еще внушительнее, от их величия захватывало дух, а вскоре, когда дорога пошла вверх, Джахи охватил настоящий восторг. Эйфория, замешанная на чувстве опасности и убеждении, что эта опасность минует, обойдет стороной.
С каменистой тропинки открывался вид на долину. Она лежала так далеко внизу, что показалось, будто селение, рассыпавшееся крошечными домиками вдоль узкой речушки, можно легко сгрести в ладонь. Вдруг ясно представилось, как копыто лошади съезжает вниз, выбивая из горной породы мелкие камешки, увлекая за собой всадника, и летит вниз, в распахнувшуюся бездну.
«Нет! Ничего этого не случится, - уверенно подумал Джахи. – Скоро, совсем скоро я встречусь с Бессмертными и вспомню все. И сам стану бессмертным».
Небо из голубого стало ярко-синим, каждый волосок на конской гриве засиял отчетливей, а слух сделался настолько тонким, что казалось, еще немного и Джахи услышит, какие мысли ворочаются в обритой голове проводника.
Чем ближе приближались они к цели, тем сильнее обострялись все чувства. Словно не в гору поднимались, а к свету, к абсолютному знанию, которое вот-вот откроется во всей своей полноте.
Да, Джахи ожидал чего-то совершенно необыкновенного, чего-то особенного и все равно поразился тому, что увидел, свернув за уступ.
Высеченные в камне ступени поднимались к монастырю, зависшему над пропастью. Розовато-белые строения, пирамидами растущие к небу, сбились в кучку на краю небольшой площадки, у самого обрыва. Казалось, монастырь-призрак парит в воздухе, кутаясь в пушистые облака.
- Ну, вот мы и добрались! – весело воскликнул Доржо. - Осталось преодолеть лестницу, и мы на месте!
На последней ступеньке Джахи воскликнул от удивления:
- Шайни?!
По монастырскому дворику, огороженному невысоким каменным заборчиком, прогуливались молодые ребята и девушки в одинаковых одеждах винного цвета. Шайни, живой и невредимый, только похудевший, о чем-то беседовал с рыжеволосым верзилой.
Услышав окрик, он обернулся, но лицо его осталось безучастным.
Однако он шагнул навстречу и даже обнял старшего брата и поприветствовал:
- Рад тебя видеть, Джахи, - хотя прозвучало это скорее печально, чем радостно.
- Что все это значит? – спросил старший брат удивленно, разглядывая странное одеяние брата младшего. – Кто эти люди?
- Это те, у кого есть дар бессмертия. Они, так же, как мы с тобой, прибыли, чтобы принять обряд посвящения.
- Где ты был? Куда ты пропал? Ты знаешь, что тебя похоронили? Мать сходит с ума от горя!
- Потом расскажу, сейчас не время.
Действительно, к Джахи уже приближался молодой монах в красных одеждах. Он поклонился и предложил следовать за ним:
- Я покажу келью, а потом отведу к источнику. Церемония посвящения вот-вот начнется.
Джахи оставил вещи в крошечной комнатке с грубо сколоченной кроватью, и отправился вслед за своим проводником дальше, за восточную стену, туда, где с горных вершин бежали ручьи, стекая в каменную чашу, словно специально устроенную природой для омовений.
Тело обожгло ледяной водой, кровь заиграла, и от усталости не осталось и следа.
- Этот источник дает ясность ума, - заметил монах с улыбкой, подавая простую белую рубаху.
- Да, словно тысячу иголочек вонзились в мое тело и оживили меня! – воскликнул Джахи возбужденно, накидывая на рубашку темно-бордовый халат из тончайшей и легчайшей шерсти.
Они вернулись в монастырский дворик, и провожатый удалился, наказав ждать приглашения на церемонию.
Старший брат, поискав глазами младшего, нашел его стоящим в стороне ото всех. Сложив руки на груди, совсем как их отец, он задумчиво смотрел, как синеют горы, как последние лучи солнца скользят по ледяным вершинам, окрашивая их в красное и золотое.
- Так куда ты пропал, Шайни? – повторил Джахи свой вопрос.
- Я не мог оставаться там, где потерял своих любимых. Это слишком больно, - ответил он, не поворачивая головы.
- Мог бы предупредить отца и мать!
- Прости. Если бы я рассказал о своих планах, с меня бы не спускали глаз, и я бы не смог уйти.
- А кого же тогда похоронили? Кочевники нашли кости и пояс, украшенный золотом и бирюзой. Отец сказал - такой был у тебя.
- Это, наверное, один из тех несчастных, что ограбили меня по дороге. Дикие звери меня не тронули, а люди отобрали воду и все, что посчитали ценным. Избили и бросили умирать в пыли. Хорошо, что до города оставалось совсем немного. Меня подобрал старик-горшечник. Добрый человек. Он даже хотел учить меня своему ремеслу, но я не смог остаться. Я услышал во сне, как трубят трубы. И когда проснулся, все еще слышал, как они зовут меня. Во мне росло желание идти на этот зов, я не стал ему сопротивляться. Шел и шел, пока не добрался до монастыря.
Джахи хотел расспросить поподробнее о таинственных трубах, но не успел раскрыть рта, как воздух наполнился низким и протяжным звуком. Вибрируя, то разрастаясь, то затихая, он подстраивался под само дыхание – выше на вдохе, ниже на выдохе. Подчинял себе ритм сердца, заставляя его биться чаще.
Повинуясь сердцу, Джахи обернулся и увидел, что ворота среднего здания распахнулись, именно оттуда неслись чудесные звуки, приглашая на церемонию Посвящения. Молодые люди один за другим потянулись к храму, и братья последовали за ними.
Внутри их встретил полумрак, только свечи, расставленные вдоль розоватых стен абсолютно пустого помещения, дрожали и подмигивали язычками пламени. Музыка, отраженная от камня, зазвучала еще сильнее, увлекая дальше, к задним дверям, открытым нараспашку. Джахи пошел вперед и оказался в темной пещере, плотно примыкающей к монастырю. Ее своды, изгибаясь причудливыми арками, убегали в бесконечность и растворялись в темноте, из которой и трубили волшебные трубы. Низкие и высокие тона стали чередоваться чаще, и Джахи вдруг почувствовал, как стремительно уменьшается, летит в бездну, становясь непереносимо крошечным, обращаясь в ничто. Он приготовился исчезнуть совсем, но его отбросило в другую крайность, в доли секунды растянув до размеров вселенной, соединяя с ней и открывая все секреты мироздания, однако, не успел он восхититься, как его затянуло обратно, в микроскопическую песчинку, стирая все обретенное знание без остатка.
Не в силах переносить этой пытки, Джахи закрыл глаза и увидел то, ради чего прибыл на Посвящение. Он увидел каждый рассвет и каждый закат прошлых жизней, осознавая в то же самое время, что когда очнется, в его памяти останутся только самые важные, самые значимые воспоминания. Мифы оказались правдой - дар бессмертия позволяет прожить тысячу лет. Но только при условии бережного отношения к своему телу. Безрассудство и риск могут отнять бренную плоть у бессмертной души много раньше отпущенного срока.
Джахи вспомнил оглушительный рев медведицы и ледяной страх, поднявший волосы на затылке. Он и его лучший друг охотились на оленей, когда из кустов, прямо им под ноги выкатился смешной медвежонок. Надо было развернуться и бежать прочь, а Джахи беспечно ухватил звереныша за мохнатый загривок, поднял повыше, чтобы как следует рассмотреть, не подумав о том, что разъяренная мать может находиться поблизости.
Друг закрыл его своим телом и расплатился за это жизнью. А перед смертью просил позаботиться о любимой жене.
«Пожалуйста, не оставь мою Птичку. Она маленькая, слабая… она пропадет одна», - шептал он, захлебываясь идущей горлом кровью.
Птичка. Ее и в этой жизни прозвали Ласточкой за легкую походку и стремительность.
После смерти мужа Птичка поклялась хранить ему верность и соединиться с ним в следующей жизни.
«Мы будем вместе, я обещаю тебе» - шептала она, обнимая могильный холм.
Но так и не сумела выполнить обещание, потому что Джахи из одной только ревности встал между Магией и Шайни.
«Чужого не бери, не будет в радость», - донесся откуда-то издалека скрипучий, старушечий голос.
Трубы давно уже стихли. Они стояли рядом – соперники, рожденные одной матерью. В прошлой жизни они были друзьями, и, надрезав однажды ладони, назвали себя кровными братьями, смешав кровь крепким рукопожатием.
- Как она? – спросил Шайни. В голосе его смешались и радость, и боль, и надежда.
- Она пропала. Перед самым моим отъездом, - ответил Джахи и пошел к выходу.