Закатов здесь почти не бывает.
Солнце падает за горизонт резко – как в воду. Рано и быстро начинает темнеть.
Земля остывает мгновенно – за день напитавшаяся жаром и раскалившаяся. Словно огонь, накрывшийся, как одеялом, дождём.
Воздух здесь наполнен самыми разными запахами. Такими, какие встречаются только на восточном берегу Крыма.
С одной стороны – это запах полей. Степной, цветочный, лёгкий запах трав. Не тяжёлый и влажный, а сухой, едва уловимый. И если нет сильного ветра – то этот запах держится долго, опускаясь к вечеру на землю и укутывая её собой.
С другой – запах гор. Запах земли, камней. Раскалённый у подножия и ледяной на вершине. Запах, напоминающий о переменчивости всего вокруг и одновременно о незыблемости – как будто эти горы будут стоять и стоять здесь века, пока однажды не превратятся в песок.
И с третьей стороны – запах моря. Но не того моря, которое полно людей, а другого – чёрного, глубокого, которое отрезает остров от всего остального мира. Запах солёной воды, тины, рыбы. Запах, прилипающий надолго, приносящий не свежесть, а опасность, страх навсегда уйти в эту безвоздушную темноту.
И эти три стороны Феодосии сливаются вместе в один-единственный отрезок времени – когда солнце начинает опускаться, и почти сразу наступает ночь.
- Надо бы вернуться, лошади не любят темноты, - говорит Ваня - сопровождающий нашу группу.
Молодой парень в джинсовых шортах до колен и красной, заметной ото всюду, рубашки.
А мы – это пять человек - отдыхаем, сидя на жёсткой колючей траве.
Под конец дня мы забрались далеко в горы, на самую вершину Тепе-оба.
Рядом с нами стоят наши лошади. Они равнодушно и спокойно жуют траву и объедают кусты, не обращая никакого внимания на своих сегодняшних всадников. Дома – внизу – им дадут булки, яблоки и морковки. Они знают это и хотят поскорее вернуться.
Но вернуться не так просто.
С вершины видна вся Феодосия. Справа – сам город. Ближе к центру белеют многоэтажные дома с красными, голубыми и зелёными крышами. Они кажутся одинаковыми, тесно стоящими друг рядом с другом. И если кое-где вдруг вытянется один высокий дом, его тут же окружат десятки маленьких. И - уже не отличить от других. А ближе к берегу – сотни частных домиков с многочисленными пристройками, отчего одноэтажный дом становится двух- или трёхэтажным и кажется уже извивающимся ввысь горбатым великаном.
Сразу за городом – степь. Оттуда мы только что пришли. Издали кажется песчаной пустыней – с холмиками-барханами, волнами, уходящими вдаль, и, кажется, вот-вот появится верблюд.
А если посмотреть налево – Феодосийский залив. Людей не разглядеть – только, издали кажущееся ярко-синим и бесконечным, море.
Узенькая горная дорожка, по которой мы пришли и по которой нам придётся идти обратно, убегает вниз, и от неё пахнет пылью и солнцем.
Мы сидим в тени, которой здесь немного. Я, двое мужчин и две девушки. Отдыхающие в Феодосии. Мы увидели друг друга первый раз сегодня – на этой экскурсии.
Лошади у нас у всех разные. Две - смирные, спокойные. Они жуют траву и почти не смотрят на своих хозяев. Только иногда вздрагивают от мух, кружащих над ними, и бьют по своим спинам хвостами. Две - резвые, шумные, молодые. Их не особо интересует трава и кусты. Они всё время переходят с места на место. Они явно не любят друг друга и постоянно задираются. Около них всегда стоит наш сопровождающий – и каждый раз, когда они начинают, как собаки перед дракой, пристально друг на друга смотреть и фыркать, словно рычать, он прикрикивает на них и замахивается рукой. Тогда они ненадолго успокаиваются.
А моя лошадь – самая старая. Она очень пугливая. Стоит одна дальше ото всех и озирается по сторонам. Я смотрю на неё – и когда она видит мой взгляд, начинает быстро жевать листья. Но как только я отворачиваюсь от неё – она опять замирает и словно бы ищет кого-то.
- Какие они все разные, - замечаю я Ване.
- А то! – улыбается он, - двух одинаковых не найдёшь. Такая природа!
И он гладит свою лошадь – молодую, хитрую, постоянно пытающуюся забраться куда-нибудь в кусты и убежать.
Вечером уже не так жарко – хотя солнце стоит в самом зените. Но ещё мгновение – и оно упадёт за горы – и наступит ночь.
Ночи здесь страшные. Заблудишься – ни за что не найдёшься. Одно спасение – говорят все по-русски, хоть и другая страна.
Вот и сейчас мы все, хотя кроме меня из русских только Иван, говорим по-русски. Все остальные – украинцы.
- Ну что, по коням! – смеётся молодой парень в красной рубашке, - а то до темна не успеем. Ночевать здесь всем охота? Кабанов встретить хотим?
Мы поднимаемся. Спину ломит – в седле с самого утра. Но виду никто не подаёт. Молча подходим к своим лошадям.
- Кабанов я встречал, - говорит один из украинцев, - на Кара-даге.
- И что? – не верит Ваня.
- Удирали!
- Кто? Кабаны?
- Да какой там! Мы! За десять минут весь Кара-даг.
И они весело смеются, словно старые друзья по охоте.
- А ящера не видели? – уже серьёзней спрашивает Ваня.
- А! – машет рукой украинец, - сказки больше читай!
- А что за ящер? – уже спрашиваю я.
- Говорят, у подножия Кара-даг, в море, живёт гигантское чудовище и тащит тех, кто заблудился, - рассказывает Ваня.
- Говорят, что кур доят! – кричит ему украинец, - да и что там блудить по горам? Вверх идёшь – на вершину. – Он махнул рукой вверх. - Вниз – на берег. – И он махнул рукой вниз. - Чушь!
- Да всё может быть. Природа! – говорит Ваня.
Все опять смеются, хотя и очень устали. Ваня не обижается, что его истории не поверили. Только качает головой, что означает – «погуляй тут с моё – не то увидишь».
А украинец – средних лет мужик, пузатый и рослый, в спортивных штанах и майке – усмехнулся:
«Мал ещё спорить».
Но том и разошлись.
Моя лошадь - тёмно-коричневая большая кобыла - шарахается от меня, будто не узнаёт.
- Ну, ну, ты что, - говорю, - это же я.
И она успокаивается и стоит смирно.
Я сажусь на неё и глажу по ушам. Она дёргает ими.
- Ты лучше стукни её по бокам, - говорит мне Ваня, - быстрее идти будет.
И показывает, как надо ногами бить по бокам лошади.
Но мне жалко. Я слегка сжимаю её бока коленями, но она этого даже не чувствует. Она тянется к кустам, которые ещё не все обглодала. Но потом начинает медленно тащиться за всеми.
Мы идём друг за другом. Я – позади всех. За мной только сопровождающий. Он замыкает нашу колонну.
Дорога очень узкая – и круто уходит вниз. Подниматься было проще. Когда спускаешься – кажется, вот-вот лошадь споткнётся и полетит вниз.
- Нужно сесть немного назад, - говорит мне Ваня, - откинуться. Если прижиматься вперёд – лошади будет тяжелее идти.
От этого становится ещё страшнее.
- Не машина, - добавляет он, - природа!
Он часто прибавляет - «природа!» - точно это слово должно оправдывать всё, что происходит на свете.
Я откидываюсь назад и крепче держусь за поводья. Лошадь иногда останавливается пожевать кусты – но, когда видит, что другие уже ушли вперёд, догоняет их.
Мы идём в тишине. Раздаётся только ритмичное лошадиное цоканье.
Говорить не хочется – наговорились за день.
Дорога уже знакомая, однообразная. Кусты, редкие деревья. С одной стороны дороги горы, с другой – обрыв. Всё время хочется смотреть вниз. Но я начинаю бояться, что закружится голова.
Иногда сквозь деревья появляется море.
Мы идём так уже долго, начинает темнеть, и от усталости, спадающей жары и монотонного бездействия, клонит в сон.
Я думаю о том, как странно оказаться вдруг в другой стране. Ехать через границу. Но постоянно слышать русскую речь, только иногда перемежающуюся с украинской – знакомой, узнаваемой, понятной.
- Риба! риба! свіжа риба! – с утра кричат на море.
И тут же по-русски:
- Барабулька, крабы, вино!
Всё так запуталось. И Ваня вон русский, а водит украинцев по их же горам. Тут уже «природой» не отделаешься. Тут что-то другое. Но что, как?
Вдруг – толчок! Я вздрагиваю. Моя лошадь резко заржала и отпрыгнула в сторону.
Точно споткнулась. Бросилась к самому обрыву. И замерла у края.
Я вскрикнула.
Ваня подъехал ко мне.
- Испугалась?
- Немного, - сказала я.
Хотя мои руки так крепко вцепились в поводья, что я бы не смогла их сразу отпустить.
Лошадь уже вернулась на тропинку, но ещё как-то озадачено смотрела вокруг – точно не узнавая мир.
- Почему она прыгнула? – спросила я.
Ваня пожал плечами.
- Никогда не знаешь, что ей придёт в голову. Может, испугалась чего. Мышь или зайца. Природа! – прибавил он своё любимое.
Я погладила лошадь – дрожь прошла по её спине.
- Испугалась больше меня, - сказала я.
- Это с ними часто бывает. Она у тебя спокойная, но трусливая. У лошади сердце зайца.
И мы пошли дальше.
Я посматриваю вниз – далеко, где и не разглядеть, течёт горная речушка. Вода, должно быть, ледяная. А по склонам гор – деревья – где мог притаиться кто угодно – хоть заяц, хоть мышь.
«Мне не видно. А она чует. – Думаю я. - Природа…»
Лошадь понуро и равнодушно шла вперёд.
- А что это такое? – Вдруг крикнул мужик-украинец.
Он указывал на белые шарообразные здания далеко впереди. Их было четыре. Четыре купола посреди открывающейся нам степи.
- А это ещё с советских времён осталось, - крикнул ему в ответ Ваня, - радиолокационные станции. Разведка вроде.
- А туда можно попасть? – спрашиваю я.
- Не, там охраняется. Ну раньше было. Сейчас не знаю. Стоят просто. Мы туда не водим.
- Зачем же они?
- Ну вдруг война.
Ваня улыбнулся, но после всего мне уже было как-то не смешно.
Белые гигантские шары остались позади.
Когда стали подходить к базе – лошади зафыркали и пошли быстрее.
- Почуяли дом, - засмеялся Ваня, - сейчас понесётся.
Но моя лошадь не понеслась. Она встала около своего стойла и, как мне показалось, тяжело вздохнула.
Нам на встречу выскочил жеребёнок. Он на своих длинных сильных ногах скакал вокруг лошадей, но не подходил к ним слишком близко – опасаясь нас.
- Не объезженный ещё. Не оседлали. Но скоро я его возьму, - сказал Ваня.
И мечтательно смотрел на молодую, ещё свободную, лошадь.
Я даю своей старушке булку и морковь, которую взяла ещё утром из дома.
Она берёт и тихо жуёт. Съела – и смотрит на меня. Я даю ещё. Она также тихо берёт и жуёт.
Старая мудрая лошадь. Я глажу её. Она больше меня. И умнее. А сама испугалась зайца.
- Ну что, природа, - говорю я ей, - бери, ешь. Заработала.
И она берёт. И ест.
Мы прощаемся с лошадьми и садимся в машину.
А над городом уже ночь.
И позади осталось всё – и белые охраняемые купола, и горы, и тропинка – всё.
И только молодой неопытный ещё жеребёнок носится и скачет вокруг привязанных лошадей. Но и он скоро скроется из виду.