Он заметил её среди тысячи других разноцветных и блестящих сувениров, которыми торговали старые усатые купцы на одной рождественской ярмарке неизвестно в каком году. Фарфоровая балерина с мраморным цветом кожи в воздушной синей пачке, с виртуозно вздёрнутыми вверх руками безучастно смотрела в одну точку, не замечая пробегающих мимо прохожих. Она ему сразу понравилась, причём так сильно, что он не раздумывая захотел обладать ей, как если бы это была вожделенная машина или долгожданное жильё. Нащупав в глубоком кармане несколько медных монет, он положил их в покрасневшую от мороза ладонь торгаша, и сказал только:
- Мне вот эту! – показывая на хрупкую статуэтку огромным пальцем, – я возьму эту!
Спустя несколько мгновений, прижимая диковинную находку к сердцу, он бежал по мощеной дороге домой. Конечно, если вообще можно назвать это неуклюжее перемещение бегом. В этот момент он походил на хищника, какого-нибудь бурого медведя, который тащил свою несчастную добычу в тихую и тёплую берлогу.
Он осмелился посмотреть на неё во второй раз в своей скромной комнате, в которой только и было, что большой подержанный стол, белый табурет, ржавая скрипучая кровать да громоздкий комод. Тусклый свет от жёлтой лампы отбрасывал большие тени на тёмные стены. Он осторожно развернул бумажный свёрток и поставил фарфоровую балерину на край стола. Её тонкие руки, словно два белых лебедя, плывущих навстречу друг другу, пленили его, и некоторое время он не мог отвести от них взгляд. Ах, если бы люди были такими красивыми. Если бы все люди были такими красивыми…
В третий раз он взял её в руки, когда перекладывал фигурку из бумаги в деревянную коробочку, обшитую бордовым бархатом. Он хотел сделать что-нибудь приятное для своей балерины, и поэтому купил ей подержанную шкатулку у какого-то старьёвщика. Если бы его драгоценность могла разговаривать, она бы точно сказала ему спасибо. Ему в самом деле показалось, что ей понравилось. Он быстро положил свой фарфоровый трофей в новый красивый дом и спрятал её подальше от чужих глаз в самый тёмный угол под своей кроватью. Спрятал, чтобы никто, кроме него, никогда не смог найти её. Он думал, что ей бы точно пришлась по душе такая забота. И ему так было спокойнее.
В следующий раз он достал её, чтобы вновь почувствовать на пальцах ощущение магической прохлады, которое возникало всякий раз, когда он брал балерину в руки. Как ему нравилось держать статуэтку в своих грубых ладонях. В них она казалась ему такой маленькой и беззащитной. Он был уверен, что они встретились неслучайно, а потому только он мог быть её настоящим спасителем, её самопровозглашённым героем. Только он знал, как можно причинить ей счастье.
Вот, например, однажды он купил кисть и немного краски для того, чтобы изменить цвет той самой воздушной синей пачки и хоть немного преобразить внешний вид его драгоценной балерины. Прошло уже три недели с момента их первой встречи, и она вдруг стала для него такой привычной, такой неособенной. Рядом с девушками вроде неё не должно уживаться постоянство. Скорее ей следует непрерывно меняться: быть каждый день разной и неповторимой. Слой за слоем он наносил, как мог, красный цвет на хрупкий слой редкой ручной росписи антикварного фарфора. Краска, как назло, не ложилась ровно и расплывалась по краям. Вскоре он добился своего, и ему даже понравилось это небольшое перевоплощение. Если бы она могла разговаривать, она бы точно сказала ему спасибо. По-другому просто не могло быть.
Надо ли говорить, что череда изменений на этом не закончилась?
Каждую ночь, когда город погружался в благостный сон, и никто из знакомых не мог увидеть его в окно, он доставал одну бархатную коробочку, в которой лежала она. Каждую ночь, как зачарованный, он что-то обновлял, правил, изменял – делал её лучше. И кто мог знать, сколько бы продолжались эти эксперименты с кистью, если бы однажды он не решил достать из саквояжа увесистый молоток, чтобы уничтожить её прекрасные руки, которые так пленили его в день их первой встречи и были похожи на двух белых лебедей, плывущих навстречу друг другу. Боясь потерять свою драгоценность, он не мог поступить иначе. Без рук маленькая балерина вряд ли могла понравиться кому-то ещё, кроме него. Если бы эта кукла умела думать, она бы точно по достоинству оценила этот поступок. Ему было тяжело решиться на это, но так было проще. Так для всех было проще. В этом мире они были созданы друг для друга. Неотвратимо.
Он взял молоток и ударил им по тонким рукам.
Затем он осторожно уложил её обратно в коробочку. В маленькой шкатулке, обшитой бордовым бархатом, лежало изуродованное тело некогда прекрасной балерины с мраморным цветом кожи в воздушной синей пачке с виртуозно вздёрнутыми вверх руками. Под гнётом слепой страсти, звериного страха и ощущения вседозволенности она превратилась в горстку антикварного мусора. Фарфоровая статуэтка безучастно смотрела на своего покровителя, нисколько не чувствуя боли. Если бы она могла разговаривать, она бы точно сказала ему «спасибо». Он осторожно уложил её обратно в коробочку и спрятал подальше от чужих глаз в самый тёмный угол под своей кроватью. Спрятал, чтобы никто не смог отыскать её. И сам больше никогда к ней не прикасался.