Баланколь

               

     Приехали мы как-то на рыбалку в Хакасию к моему хорошему другу Саньке. Он нас встретил на станции Уйтак на своём стареньком «Москвиче» и сходу сообщил, что ездил на разведку на озеро Баланколь, что в горах, в двадцати девяти километрах от совхоза. Там лёд ещё довольно крепкий, и даже не думал таять.
     А на дворе было уже начало мая, вовсю кругом зеленело, и было странно, что где-то ещё может быть лёд. Но мы поверили Саньке на слово, и вот, вооружившись зимними удочками, трясёмся на двух мотоциклах по степной дороге в сторону гор. Дорога извилистая и петляет между небольших пока холмов. Но вскоре скалы становятся круче, повеяло холодным ветерком. Кое-где в расщелинах стали появляться остатки серого снега.
     Наконец, спускаемся в обширную долину. И перед нами открывается необычная и прекрасная картина. Играя голубыми и зелёными тонами, посреди этого обширного простора, лежало прекрасное создание природы -  озеро Баланколь.
     Левый берег был весь усеян голубыми и жёлтыми цветами сон-травы, которые на фоне зелёной травы образовывали такие замысловатые узоры, что глаз нельзя было оторвать от этой красотищи. Но правый, более лесистый берег, казался ещё более загадочным: он был опоясан розовой полосой по самой кромке воды. Я не мог понять, что же это такое, пока Санька не разъяснил, что это цветёт багульник.
     Позабыв, что приехал ловить рыбу, я, как зачарованный побрёл в сторону правого берега. Лёд был действительно крепким, и вскоре я уже стоял на берегу, вдыхая такой пьянящий, одуряющий запах багульника, от которого начинала кружиться голова. Вдоволь налюбовавшись и нанюхавшись, бреду назад.
     Ребята уже пробурили лунки и успели поймать немного рыбы. Но мне почему-то рыбачить не хочется, и я иду варить уху из пойманных окуней.
     Уже вечером, сидя возле землянки, делимся дневными впечатлениями. Друзья вспоминают удачную рыбалку, а передо мной стоит зелёно-жёлто-голубая долина и цветущий, словно в розовой пене, багульник.
     Но надо на ночь протопить землянку, и мы идём готовить дрова. Лиственница здесь растёт разлапистая, и нижние ветви почти касаются земли. Среди них есть и сухие. Вот их мы и обрубали. Серёга рубил, а я светил фонариком и складывал в кучу, чтобы потом отнести к землянке.
     Всё было бы хорошо, но тут Серёга заинтересовался: почему это ночью раскричались вороны?
     - Они, вообще-то, должны спать и молчать, - констатировал он, опуская топор.
     Я, решив пошутить над ним, говорю:
     - Да какие вороны? Это рыси перекликаются между собой.
     Серёга подскочил с земли, как ужаленный, бросил топор и бегом в землянку. Мне пришлось тащить и дрова, и топор одному. Никакие уговоры не могли уже вытащить Серёгу из землянки, и даже тогда, когда Санька разъяснил ему, что это кричали козлы (косули), он всё равно рубил дрова прямо в землянке, хотя это было очень неудобно и тесно.
     Порыбачив ещё пару дней, мы уезжали из этого земного рая полные необычных и незабываемых впечатлений, о которых я писал гораздо позже в своих стихах и рассказах. Но попасть ещё хотя бы разок в это прекрасное место мне так и не удалось. А жаль!