Вечером сижу перед окном, которое выходит сейчас на рощицу голых старых деревьев, а совсем недавно среди них здесь укрывался двухэтажный барак, который осенью сломали. Один из обитателей барака и зимой и летом иногда любил разжечь между деревьев мангал и жарил мясо, которым угощал своих неуклонно спивающихся соседей. Бутылка водки и трёхлитровая банка пива располагались прямо на снегу либо на чахлой траве.
Теперь барака нет, и нет его прежних обитателей, но странным образом эту традицию разжигать огонь в выходные и распивать коллективно алкоголь под шашлыки унаследовали теперь уже мои соседи, вполне добропорядочные люди, которым, однако, не хватает мужского общения, потому что у них нет гаража и их машины располагаются прямо под окнами между тех же деревьев.
Спиральное кольцо жизни возвернулось на круги своя. Думаю, что если я выйду к ним и спрошу что-то о смысле существования, они мне нальют и посмеются. Поэтому я никуда не иду, а включаю компьютер и начинаю шелестеть клавишами. Я верю. Не знаю, можно ли назвать предмет моей веры богом, но в том, что мир сотворён и развивается по определённым законам, у меня сомнений нет. Я всё более погружаюсь в виртуальность представлений и мыслей, и она становится не менее яркой, чем «реальность» (беру это слово в кавычки как весьма условное).
Я всегда догадывался, что если есть законы сотворения неба, земли и света, то если их хорошо исследовать, весьма вероятно, что где-то найдётся щелочка, проникнув в которую, я смогу всё начать сначала. И когда я проснусь, то увижу всё тот же барак, обильно населённый в послевоенное время многодетными семьями, где по вечерам во дворе мужчины забивали «козла», а женщины варили борщи и стирали бельё, которое потом развешивают между деревьев. Но чем выше и мощнее становились деревья, тем мельче -- обитатели бурака, которому они в годы тяжёлой войны радовались, как самому лучшему прибежищу. Но постепенно двор вырождался, и, наконец, полностью перешёл во владение полутрезвых мужчин.
Нет! Я хочу другой жизни для себя и для них! Буду расти и стареть вместе с этими тополями, берёзами и вязами уже по другой программе. Оказывается, это возможно: и окружающее, и я сам будем иными. Ведь вместе с прежней жизнью мы давно выкинули поэзию, которая превращала нас в рабов. Один из постулатов того рабства заключался в литературных догмах-кандалах, сотворённых талантливыми людьми, которые сочиняли песни и стихи, похожие на абстрактные мечты, совершенно не связанные с реальной (без кавычек) жизнью.
Мы кузнецы, и дух наш молод… Я другой такой страны не знаю..
Если враг не сдаётся… Упаси вас бог познать заботу…
Как странно: эту чушь мы всерьёз почитали долгие-долгие годы. А, между тем, все, в ком оставалась хоть частица разума и совести, тужили по ушедшей юности, делали в основном только то, за что платили деньги, и любили своих близких из сострадания к ним, а они нас – из сострадания к нам.
Завтра, когда я проснусь, всё будет по-другому. Я нашёл эту тайную дверцу. И всю свою прежнюю жизнь я оставлю как ненужную, забытую кем-то вещь вот в таком убогом гардеробе…