Обида с вервием

Лина Орлова
Обида не помнит, когда она появилась на белый свет. Знает только, что в ту пору людские сердца уже бились.
Как-то Обида встретила Сердце и незаметно пробралась в его хоромы. Отыскала укромный уголок и затаилась. Она тогда  была ещё маленькой Обидушкой. Сердце её даже не заметило.

Много закутков у Сердца. Одни - светлые, другие - затемнённые. В одних - жарко, в других - прохладно.
Обиде приглянулся полутёмный, прохладный закуток. Ей нравилось, когда темень нависала над светом. Сидела Обидушка одна в уголке и тосковала. До сладкого томления любила она печаль-тоску. 

Таилась, тосковала Обидушка и не заметила, как превратилась в Обиду. И захотелось ей затемнить всё Сердце. Да так, чтобы оно больно сжималось от мрака и печали. Ведь ей становилось хорошо, когда терзалось уязвленное Сердце!

Но Обиде не удавалось полностью вытеснить свет из Сердца. Он упрямо струился то там, то тут и ослеплял, злил Обиду.

Задумалась Обида, как бы взять власть над Сердцем да стать полной хозяйкой в сердечных хоромах. Решила она побродить  среди людей, ума-разума у них набраться. Слышала Обида, что ум у людей иногда поперек сердца идёт, путами для него становится. Побывала Обида в людях, всякого наслушалась. Главное поняла, что без угла она никогда не останется. 
Ещё люди сказывали, будто тёмные дела и при свете творятся. Вот тут-то и сообразила Обида, что ей нужно. Украла она у людей льняное вервие. Вытрясла из него силу обережную. Трясла так усердно, что кострица пуще прежнего затопорщилась. Связала крепким узлом концы, замкнула круг. Подчинила Обида льняное вервие своей воле. Вот и нашлись путы для Сердца обжитого. Путы мягкие да гибкие, прочные да колючие, крученые, трёхпрядные. Одна прядь тьму держит, другая – холод, третья – печаль.

Стало вервие Обиде служить. Обвила она вервием Сердце и ждала случая, чтобы потуже его затянуть. Как только Сердце расстраивалось, сжималось от печали, Обида тут же концы вервия подтаскивала да узлом крепким для надежности скрепляла. Мечтала она не один год в Сердце пожить, властью над ним насладиться.

Сердце носит в себе Обиду,  задыхается в льняном обруче, поеживается от царапин колкой кострицы. А Обида блаженствует, ей уютно да сладко от сердечных терзаний.
Чувствует Сердце, что-то неладное с ним творится… Зябко, муторно. И радость не в радость. Спасибо, что любовь шепнула ему про Обиду. Поселилась, мол, у тебя и тенью своей свет в хоромах застит.  А Сердце всегда любовью согревалось, верило ей. Заглянуло Сердце в свои темные уголки, разглядело Обиду. Неприметной, печальной показалась ему незнакомка. Прохладой от неё веяло. А когда разглядело Сердце у неё веревочные концы, увидело, как Обида его опоясала, ох, и рассердилось оно на неё. Скинуло с себя вервие колючее, забилось сильнее сильного, вскричало гневно:
- Сгинь, Обида! Ступай прочь! Чтобы духу твоего в моих хоромах не было! Не быть отныне в хоромах моих грусти-печали. Вон!

Сидит Обида на скамейке, теребит концы льняного вервия. Бездомная она теперь. Надо искать новые сердечные хоромы, да чтобы там тёмный, прохладный закуток был. Обида была уверена, найдется нужное Сердце. Люди сказывали, что, в каждом сердце есть и жар, и холод. А она уж накинет ловко на новое сердце льняное вервие.

Сидит Обида и о сердцах людских размышляет. Много их вокруг! Бьются, спешат, суетятся. Все разные…

Вот ликуют любящие, наполненные радостью сердца. От них надо держаться подальше. От лучей обожания и ликования можно ослепнуть. Свет Обиду раздражает. Эти жилища им с вервием не подходят.

А вот пульсируют неравнодушные, бескорыстные сердца. И откуда в них сила такая? Любое печальное сердце растормошат, заставят его встрепенуться. Столько радости в него вдохнут, что сердце становиться большим, вервием не обхватить. В радости великая сила!

Глянь, стучит весёлое сердце. Со светлой радостью стучит. Этому и неведомо, что в мире грусть-тоска живет. Музыку веселья Обиде вредно слушать. Руки опускаются, сама себе не хозяйка становится.

Присматривается Обида к сердцам, прислушивается, бормочет:

- Расстроенное, уязвленное, задетое, оскорблённое, ущемленное, обделённое, опечаленное… Вот мои сердечки. В них света и тепла мало. И каждое для меня хорошо по-своему.  Загляну-ка я в опечаленное сердце.
Прошмыгнула, отыскала мрачный уголок и зажила привольно в новых сердечных хоромах, сжимая Сердце колючим вервием.

Немало сердец поменяла Обида. Вольготно ей жилось. Но тут вот что случилось.

Хоть и умна Обида, а не всё у людей разузнала. Оказывается, не вечно бьются людские сердца. Отстучало и обжитое Обидой Сердце. Вервие само соскользнуло с него. Темно и холодно стало повсюду. Даже печаль исчезла. Озадачилась Обида, а отчего же печалилось Сердце? Как бы узнать про это?
Обида слышала, что у каждого сердца свой путь. Опоясалась она вервием и пошла по дороге, прислушиваясь к бьющимся сердцам, вдруг где-то вспомнят об умолкнувшем сердце. Оказывается, помнящих сердец было много. И все они говорили о радости и любви, о тепле и свете, но никто – о печали. Они и не догадывались, что в уснувшем сердце таилась большая, невыносимая печаль. Или им не хотелось об этом вспоминать? Обида увидела, что помнящие сердца приютили радость и любовь отстучавшего сердца. А где же печаль?

Пошла Обида дальше. Путь сердечный был длинным и тернистым. Исхудала Обида, растрепалось её верное льняное вервие, зацепилось за терновый куст.
Обессилела Обида. И тут подхватил её сильный ветер и понёс. Обида хотела удержаться, схватилась за вервие, а ветер и вервие сорвал с куста. И полетела Обида над дорогой, закручиваясь в своё льняное вервие. Стих ветер, упал маленький растрёпанный льняной комочек на дорогу и покатился перекати-полем неведомо куда…

С тех пор никто про эту Обиду и не вспомнил. Верно толкуют люди, все обиды рано или поздно забываются.

Людские сердца продолжают биться и идти своим путём. И в любом сердце может затаиться обида. Но при согласии сердца и ума в сердечных хоромах будет светло и тепло от любви и радости.

* * *
Вервие – это шнур, бечевка, скрученные из волокон пеньки, льна или
каких-либо других волокнистых материалов или веревка.

Кострица (костра) - жесткая кожица и деревянистые волокна льна и конопли, остающиеся, как отброс, после их трепания и чесания.


Ноябрь 2016

Картинка из Интернета