После брежневского застоя началась лихорадочная суета. Страна аплодировала новому Генеральному секретарю ЦК КПСС, тут же хоронила его, снова аплодировала и снова хоронила.
В воздухе пахло грозой.
Ливень хлынул в 1985 году, когда на пост Генерального секретаря заступил Михаил Сергеевич Горбачёв. Этот ливень он навлёк на страну для очищения, отрезвления и построения того «светлого будущего», которое у нас никак не строилось. Михаил Сергеевич принял судьбоносное решение и назвал начатый процесс давно забытым в российской истории термином «перестройка».
Весной 1986 года новый корпус стал вторым домом для сотрудников нашей лаборатории. А она росла и пополнялась новыми, интересными, незаурядными учёными. Институт общей генетики продолжал терять лучших своих сотрудников. Развал этого института стал приобретать угрожающий характер, и в конце концов Н.П.Дубинин был смещён с должности директора. Для нашей лаборатории это оказалось неожиданным благом, к нам пришли молодые киты генетического океана Алексей Павлович Акифьев и Леонид Семёнович Чернин. У меня в связи с этим были большие опасения.
А.М.Серебряный к этому времени защитил докторскую диссертацию, Л.С.Чернин уже был доктором, а А.П.Акифьев готовился к защите. Четыре доктора наук, четыре лидера в разных областях генетики в одной лаборатории - явление редкое. К счастью, все они были щедро одарены природой достойными качествами, которые способствовали нашей безоблачной совместной работе и жизни. Впоследствии я сделала всё от меня зависящее, чтобы каждый из них получил свою лабораторию.
***
Летом 1986 года судьба нанесла мне страшный удар. Июльским вечером Виталий уезжал на Гамма-поле, я же должна была поехать туда на следующий день. Закрыв за ним дверь, я подошла к окну. Увидела, как он вышел из подъезда и оглянулся на наши окна. Вечернее солнце ярко освещало его лицо, оно было молодым и по-прежнему прекрасным. Ночью я никак не могла уснуть, то его лицо, то глаза не давали мне покоя. Тяжёлая и моя, и его служебная судьба губительно сказалась на нашей личной жизни, она стала далеко не безоблачной. Утром, сделав неотложные дела, я помчалась на Гамма-поле. Свернув на свою улицу, увидела множество людей у нашего дома. Поняла, что что-то случилось.
Случился инфаркт. Виталия Константиновича не стало. Неожиданная смерть на 51-м году жизни не была случайной. Его здоровый, никогда не знавший болезней организм не выдержал душевных травм и унижений. Первый удар был нанесён уходом из Института общей генетики. Насколько он был сильным, я поняла по тому, что двери нашей квартиры закрылись, Виталий стал физически не выносить чужих людей в доме. Громкая эстрадная музыка сменилась на тихую классическую. Веселый нрав и общительность вернулись к нему лишь через несколько лет. К началу 80-х годов его талант учёного и оратора, его редчайшая эрудиция, весёлый нрав и остроумие сделали его одним из самых известных и популярных генетиков не только в СССР, но и в мире, где он был признанным специалистом в областях мутагенеза, антимутагенеза, полиплоидии, эволюции и селекции растений.
Он вел большую научно-организационную работу: был учёным секретарём Отделения растениеводства и селекции ВАСХНИЛ, учёным секретарём Совета по научно-методическому руководству селекционными центрами ВАСХНИЛ, заместителем главного редактора журнала «Вестник сельскохозяйственной науки».
Возглавляемый им отдел на Гамма-поле стал подлинным центром радиационной генетики и селекции сельскохозяйственных растений. Сотрудники любили его за доброту и справедливость. Его приглашали на все крупные международные совещания с пленарными докладами, его называли крупнейшим теоретиком мира в области генетики растений.
А у себя на родине генетики-чиновники, занимавшие высокие посты, делали все, чтобы он не смог защитить докторскую диссертацию. Эта злосчастная диссертация была написана в 1977 году, когда он был близким сотрудником директора Всесоюзного научно-исследовательского института растениеводства академика Д.Д.Брежнева. Дмитрий Данилович торопил Виталия с защитой диссертации, но он работал сразу над тремя книгами и откладывал защиту.
Смерть Д.Д.Брежнева поставила крест на его диссертации. Все последующие годы стали чередой унижений и разочарований. Девять предзащитных докладов и последующих решений учёных советов - «диссертация не по профилю совета» - свели его в могилу. Всё, что он успел, - издать единственную книгу «Мутации в эволюции и селекции растений», вышедшую в свет в 1982 году.
Похоронен Виталий Константинович на деревенском кладбище в Шебанцеве. Раньше, когда мы гуляли с ним по окрестностям Гамма-поля, мы часто приходили на это старое кладбище, и он говорил: «Здесь будет для нас с тобой вечный дом». Проводить его в последний путь приехали его друзья и коллеги из многих городов.
Я скорблю, что Виталий Константинович ушёл от нас так рано, что жизнь уготовила мне вдовью судьбу, что он не увидел своего внука Максима, как две капли воды похожего на него, и наших правнуков. Нашей внучке Оле было полтора года, когда он ушёл от нас.
Бессмысленная многолетняя борьба раньше времени оборвала жизнь и Алексея Борисовича Иорданского.
В 60-70-е годы Алексей Борисович увлекся проблемой организации и функционировании хромосом высших организмов. Безусловно, здесь сказалось влияние ведущего нашего цитогенетика А.А.Прокофьевой - Бельговской, которая в 1962 году пригласила его в свою лабораторию в Институт молекулярной биологии. Он был одним из первых российских учёных, кто поставил вопрос об основном парадоксе (до сих пор не разгаданном) современной общей и молекулярной генетики — зачем так много ДНК у ядерных организмов - эукариатов. Сейчас стало известно, что более 95% генома человека - это не гены. Алексей Борисович неоднократно в своих ярких, часто очень полемических выступлениях говорил об этой проблеме. Он первым в СССР стал широко применить для идентификации злаков метод дифференциальной окраски хромосом.
Выступления А.Б.Иорданского на научных конференциях всегда проходили при переполненных аудиториях. Это свидетельствовало не только об интересе к самой научной тематике докладчика, но и о большом доверии, которое оказывали ему коллеги.
К сожалению, талант А.Б.Иорданского не был должным образом оценён ни в Институте молекулярной биологии, откуда он вынужден был уйти, ни в ВНИИ прикладной молекулярной биологии и генетики ВАСХНИЛ. Постоянные неприятности на службе, сложности с докторской диссертацией не прибавили ему здоровья.
Значение работ А.Б.Иорданского для развития цитогенетики растений в нашей стране было понято лишь после его безвременной кончины, которая настигла его, когда он едва переступил пятидесятилетний порог жизни.
Я скорблю, что Алексей Борисович слишком рано ушёл из жизни, что причинила ему много горя, что он не увидел прекрасных наших внуков Надю и Лёшу.