Чем привлекает меня охота? Добычей? – Нет! Хотя и это не последнее дело. Но главное она даёт реальную возможность вырваться на волю из душного каменного мешка города. Почувствовать себя на пару выходных настоящим путешественником, открывателем первобытных чудес. Скинуть с себя путы и оковы надуманных условностей цивилизации и ревнивого общества себе подобных. Есть возможность пережить невзгоды и риск приключений. И победить! Порой пройти по самому краешку, пережить девятый вал эмоций и даже, если случиться, самому испытать безотчётный страх и настоящую первобытную жуть. За этим и еду в незнакомые места. Выбираю поглуше, понепроходимее. Такие, куда не совал бы свой нос городской гламур и креатив с его визгливым «вау», с обезьяненный у американских малокультурных и необразованных мартышек в джинсах. Туда, где звучит нормальная русская речь. Порой крепкая и солоноватая, но русская. Хотя в наше время в Подмосковье с этим туго. Но всё же!..
А тут встретился старый приятель, Андрюха, и позвал на Открытие охоты к нему в старинное село Усолье, что на Уводи. Небольшая, ныне, речка эта извиваясь по среднерусской равнине, стала естественной границей меж двух областей. Там, на левом берегу, Ивановская, а тут, на правом - наша Владимирская. С обеих сторон, как говорится, глубинка, захолустье, а значит, и праздношатающихся «вауистов» нет. Есть надежда на хорошую охоту… Еле дождался выходных. Любимый спаниель, как только понял, что собираюсь на охоту, засуетился, заходил по квартире ходуном. Всё старается чем-то помочь: то сапог из кладовки тащит, то патронташ старается ухватить. Даже готов, похоже, ружьё нести – вон, как за погон тянет. В общем больше мешает, чем помогает и всё в глаза заглядывает, будто спрашивает: «Хозяин! Ты меня не забудешь? Правда?» - Правда, говорю ему, охотник в лугах без своего друга – русского спаниеля никакой не охотник вовсе, а так – одно название. Пёс чихает в знак согласия. Наконец всё собрано, и мы катим по шоссе: хозяин за рулём, ушастый помощник за штурмана. Оба смотрим вперёд. Вот стрелка «Усолье» показывает съезд с асфальта. Дальше просёлок кружит по полям и перелескам. Колёса «Мустанга» то поднимают серую пыль столбом, то, пугая лягушек, расплёскивает из заболотившихся луж воду на обочины по сторонам. Внутри у водителя всё напрягается – не застрять бы. Это легко: буксанут колёса в колейной жиже и придётся тогда вместо охоты возиться с домкратом в грязи. Пронесло! В прогалах меж берёз блеснула Уводь. Ещё километр и показалось село на косогоре. Над ним церковь нацелила колокольню в небо. Церковь двухэтажная: летняя и зимняя под одной крышей. Известна она в народе ещё тем, что сюда из города возили втихую крестить детей в те времена, когда это не больно поощрялось властью, особенно партийной…
Избу-пятистенок Андрюхи нашёл довольно быстро. Он дома и готов в путь. Но, Татьяна, жена его, ни за что не отпускает нас, пока не оценим её, томлёных в русской печке, щей – наваристых, деревенских. Грех не уважить хозяйку и не отведать. «О! Лепота! – наперебой стараемся мы - в жизни ничего не едал лучше!» - «Ладно, подхалимщики! – смущаясь, машет рукой довольная хозяйка – езжайте, уж. С богом». И уже вослед, с крыльца: «Ни пуха, ни пера, охотнички!» - «К чёрту!». Охота предстоит на левом берегу, в заливных лугах два дня и две ночи. На «казанке» со всем скарбом перебрались на вёслах на ту, ивановскую сторону и ещё немного вверх по течению…
Два русских спаниеля: рыже-пегий Тагир и чёрно-пегий Айтос (подпольные псевдонимы – Чубайс* и Черномырдин*) ревниво следят за хозяевами, ждут, когда те возьмут в руки ружья. Вот тогда они уж покажут себя. Лодку вытащили на пологий берег подальше от воды – тут будет наша базовая точка. Неподалеку поставили палатку, оборудовали огнище, приготовили дрова для костра, повесили на рогульки чайник и котелок. Все! «Ну, что? С приехалом и на ход ноги?» - «Давай! Ну, бум!» - «Бум!». Старая многолетняя традиция ещё со времён бывалых. Никуда не денешься. Люди уходят, но традиции надо блюсти…
Солнце клонится к горизонту, тени пары кривых берёз на берегу удлиняются. Но, до заката еще есть время. Успеем добыть что-нибудь к ужину. Оглянулись: простор-то какой. Темная полоска лесов по краю окоёма еле видна. Летний ветерок колышет высокое, давно некошеное разнотравье, гонит по нему волны. Кусты ивняка тут-там разбросанные по бескрайнему лугу кажутся рифами и островками в бескрайнем разнотравном море. Рядом, наверное, баклуши. В них и около должны быть непуганые утки и бекасы. А коростелей здесь, по словам местных, всегда было много. На бугорках, где травка пониже и пожиже, верняком есть перепела. Да и дупеля не чураются таких мест. Тёплый воздух, обдавая медовым ароматом цветенья, слегка пьянит.… Пустив спаниелей в свободный поиск, мы не спеша углубляемся в пойму. По пути, Андрюха, на правах старожила, предупреждает: «Будь осторожен, Николаич. Сюда и местные не больно ходят – недоброе место. Внимательней под ноги смотри. Говорят, тут есть провалы от старых соляных разработок». – «Ладно». Чтобы не мешать друг другу, разошлись в разные стороны. Минут через десять, продираясь сквозь бурьян, стало казаться, что заброшен я сюда из другого мира и один-одинёшенек на всём белом свете. Вдруг неподалёку – гаф! Типа: хозяин, не спи! Разворачиваюсь, вскидываю с локтя ружьё в плечо (оно всегда наготове) и почти не целясь, автоматически на рефлексе жму курок. Птица тряпкой падает в заросли. Есть! Кажется, коростель. Командую – подай! Немного спустя, раздвигая стебли травы, спаниель суёт в руки, и вправду, коростеля. Да какой здоровый – видно матёрый. В который раз восхищаюсь в душе удивительной смышлёностью русского охотничьего спаниеля. Отвлёкся я, размечтался, а он безо всяких команд сработал как надо. И как вовремя голос подал, предупредил! Молодец, с полем тебя, ушастый! – ласково треплю его по загривку. Ищи! В отдалении слышен дуплет. Доносится команда - Тагир, подай! Значит, тоже есть. Андрюха стреляет метко! С полем, дружище! Дальше уже слежу за своим помощником внимательно. Высокая трава полностью скрывает его. Но пес, то и дело выпрыгивает над ней, взмахивая длинными ушами, как крыльями - это коронные «свечки» породистого русского охотничьего спаниеля. Поэтому охотиться с ним легко… Вдруг примечаю, на краю «потного» места спаниель заволновался, движения стали резче, стремительнее, свечки чаще. Будто кого-то пытается накрыть лапами на аллюре. Так у него бывает, когда причует молодого зайца. Эх, а у меня дробь-то на мелочь! Не успею перезарядить, и отзывать спаниеля не хочется. Впрочем, сейчас не сезон на зайца – успокаиваю свой закипевший адреналин в крови. Ну, ладно, думаю, пусть потренируется – основная охота завтра. Кого он гоняет в траве не видно: только метёлки высоких трав мотаются в разлёт. Вот «свечка» и резкий бросок вперёд и вдруг - Ф-р-р-р! – как брызги в разные стороны одновременно взлетели, будто взрыв, десяток, серых, размером с голубей, птиц. Взлетели и расцвели фейерверком оранжевых пятен надхвостий. От неожиданности (я ж ожидал зайца) пришел в замешательство - первым выстрелом, не целясь, как говорится «от живота», «спуделял». Мгновенно вскипевший адреналин подтолкнул под локоть. Мимо! Второй был уже прицельный – есть! Стайка не унеслась прочь, а отлетев подальше, врассыпную нырнула в траву. Непуганые! Айтос быстро разыскал и подал добычу в руки. Разглядываю, ну конечно! Куропатка! Целый выводок серых. Давно их не видел. А спаниель рвётся в бой. Но, отзываю его и увожу в другую сторону. Мало куропаток в наших краях. Надо поберечь. Кабы знал – и в первую б не стрелял. Пока время до заката есть - пойдём коростелей пошугаем…
Солнце село за острые верхушки чёрных елей за рекой. Тени от одиноких деревьев протянулись через луг. Ночной мрак зародился в гуще кустов ивняка и поглотил их. По низинкам закурился призрачный туман. Постепенно густея, заполнил их, и молоком разлился по округе…
Андрюха вернулся чуть раньше и уже разводил костёр. Его Тагир, как настоящий сторож, облаял нас на подходе, словно чужих. Потом завилял остатком хвоста, признал – свои пришли. Сначала похвастались друг перед другом добычей. Затем по традиции: «Ну, по маленькой. С полем!» - «Ага, - поддерживаю, - на кровях! Будимо!». Тут же вспомнили заезженный анекдот про «Будьмо» и заржали на всю пойму. Легко стало на душе – никому и ничего не должен. Так бывает только на охоте! В полчаса управились со всем: накормили собак, разделали дичь, почистили картошку, добавили, что полагается и вот уже помаленьку котелок закипает на костре. Ещё не совсем стемнело, но вечерняя прохлада ощущается. Придвигаемся ближе к огню. Собаки вместе с нами. Мой, по обыкновению, прижался к ноге: так ему уютнее и спокойней. Прикрыл его телогрейкой. Пёс смежил глаза и засопел ровненько. Напарник, попробовав варево, сказал: «Готово! Горячее сырым не бывает! Ну, давай, с почином!» - «Давай!» Охотники знают, что с шолёмкой из свежей добычи, приправленной дымком костра, не сравнятся никакие наваристые борщи ни из какой печки. Уж, пусть родные подруги обижаются - не обижаются, но это так было всегда, так есть и так будет впредь! Сняли котелок с костра и поставили между собой. Настало время священнодействовать. Деревянной ложкой черпали душистый бульон из густого варева вместе с то картошкой, то «моркошкой», то выхватывали кусок дичи и, надувая щеки, старательно дули на них – не обжечься бы. Собаки подняли головы и выжидательно уставились на хозяев: «Вы, что, забыли про нас? Мы тоже охотились. Да без нас вы бы голую картошку ели!». Нет, конечно, не забыли, отвечаем, просто ещё горячо. Чуть позже пришло время и их пира. Каждый спаниель ел свою долю и, косясь на другого, ревниво порыкивал. Наконец, все насытились, и потекла под звёздным небом неторопливая беседа. Глядя на затейливо извивающиеся, как восточный танец живота, языки пламени я спросил: «Почему это место считается недобрым? Причём тут какие - то соляные провалы?» Андрюха, немного помолчав, как бы прикидывая с чего начать, заговорил: – «Старики сказывают гиблые тут места, нечисть водится. Порой люди пропадали, да так, что их и не нашли. В основном чужаки – местные сюда без нужды не суются»
- «Говоришь, нечисть водится? – с сомнением глянул я на собеседника, - ну, мы - то с тобой и не в таких местах бывали»
- «Ну, я сам не больно-то в нечисть верю, но люди пропадали. Это, как говорил уважаемый Бендер, медицинский факт. И тёща моя, она местная - рассказывала»
-…? – уставился я на него, ожидая продолжения. Спаниели успокоились и вновь улеглись поближе к нам. Приятель, не вставая, подбросил в огонь пару сучков. В небо поднялись мириады искр. Похоже на звёзды, подумалось. Костёр, получив подпитку, разгорелся: вновь заплясали языки пламени, разгоняя темноту. Прерывая затянувшуюся паузу, Андрюха продолжил: «Наше село недаром называется Усолье. Соль! Её издревле тут добывали и, говорят, не только княжество Стародубское снабжали, и другие в округе, аж, до самой Москвы вывозили. А в селе большое торжище было. Потом, ещё до революции, стали привозить более дешёвую соль - промысел стал невыгоден, заглох и его забросили. Правда, во время войны трудно с этим стало. Вновь стали варить соль. Но, после жизнь более-менее наладилась - опять всё забросили».
Я с сомнением покрутил головой: «В Турции видел, как соль добывают с соляных озёр. Так там все берега насквозь белые, просоленные. Ничего не растёт. А здесь что-то подобного не заметил»
- «И не увидишь. Здесь солёные озёра под землёй. В старину предприимчивые мужики ставили своё дело: копали колодцы, черпали рассол и по деревянным желобам сливали в солеварни. Там рассол выпаривали и получали чистую соль. Выгодный бизнес был»
Помолчав, добавил: «Промысел – то забросили, но колодцы остались. Со временем они ветшали, обрушивались, зарастали бурьяном и получились опасные ямы, типа ловчих. Старое поколение, кто что-то знал и помнил, уходит, а молодёжь – чего она знает? Все в город норовят. Вот, видимо, стало место недобрым, как пара, другая пришлых пропала. Кто ж чужих искать будет? Тут-то и про нечисть вспомнили»
- «Откуда ты это всё знаешь?» - засомневался я.
- «Слышал. Да, иногда деревенские мужики за рюмкой чая толкуют. А потом, Коля Фролов помнишь, у нас на экскаваторном директором заводского музея был, в газете «Ковровские вести» писал? Он историк»
- «Ну, пора и вздремнуть. Вон заря с зарёй встречается»
Действительно, на западе ещё не догорела вечерняя заря, а на востоке уже робко разгоралась утренняя…
Проснулись, позднее утро. Солнце в небе довольно высоко и сияет вовсю. Обычно считается поздновато для удачливой охоты. Но с породистыми русскими спаниелями это неважно - они и в пустыне дичь найдут. Проверено и не раз! Судя по всему, денёк обещает быть жарким. Донеслись хлопки дуплета. Хм…, кто-то тоже забрался сюда и стреляет нашу дичь. Кто же это?..
Быстро собрались, а «Черномырдин» с «Чубайсом» уже готовы – их мы накормили первым делом. Для меня накормить пса до охоты это принципиально. Наслушавшись россказней, про случаи, когда собака вместо подачи в руки сжирает дичь, решил для себя раз и навсегда не охотиться с голодным другом, дабы не провоцировать и не искушать. Потушив костёр и прибрав всё в палатку, отправились в луга. Каждый в свою сторону. Уговорились: три выстрела подряд – сигнал тревоги. Вскоре послышался выстрел Андрюхи. Я ж решил тактику охоты изменить: сначала ознакомится с угодьями - уйти в луга как можно дальше, а собственно охоту начать на обратном пути – не придётся весь день по жаре добытую дичь таскать на тороках. Командой «Гуляй!» пустил Айтоса в свободный поиск. Но для него это означает, что не надо челночить, но пропускать дичь страсть не позволяет. Время от времени из бурьянов раздаётся солидное «гаф», но я не реагирую, и птица благополучно улетает. Иногда после подьёма он подбегает ко мне и, как бы сердясь, смотрит в глаза: «Ну, чего не стрелял? Я выложил как на блюдечке!». Добродушно отвечаю: «Гуляй, гуляй, дорогой. Потом постреляем!» В буйном разнотравье шагать, точнее, продираться нелегко. Иногда попадаются места, где повилика крепко оплела бурьян в такой дикий «колтун», что без мачете не прорваться. Приходится обходить неприступное место. Раз-другой споткнулся о заросшие травой сгнившие долблёные колоды – не то ли это, о чём рассказывал в ночи Андрюха? Надо быть осторожней и за Айтосом внимательнее приглядывать: кабы чего с ним не вышло в охотничьем запале, вон как в крепях ныряет - места то, по рассказам, гиблые. Раза два прибегал он по уши мокрый. Искупался где-то. Значит, есть не пересохшие бочажины. А может…? Не дай, бог!…. Солнце перевалило зенит. Наступает самая жара. Пот пропитал майку, рубашку. Пора, отдохнуть, перекусить. Всё равно у дичи наступает «тихий» час. Будто исчезает куда – даже с собакой не найти. Присел на бугорок, разложил немудрёную снедь, разделил на две неравные части: побольше ушастому помощнику, поменьше себе. Заморили, как говорится, «червячка». Стала накатывать дрёма. Земля тёплая – прилёг, руку на ружьё. Спаниель тут же под бок привалился. Сон его чуткий – никого не подпустит. Высоко в небе кружат чёрные коршуны. С визгом чертят синеву стрижи. Пронеслась пара крякв. Наверное, Андрюхин «Чубайс» спугнул. По травинке, что склонилась к лицу, ползёт букашка. Порхая пёстрыми крыльями, мелькнула бабочка. В поисках сладкого нектара, гудят, перебирая цветы мохнатые шмели… шмели…. Веки сами собой смежились… Очнулся от того, что кто-то ползёт по щеке. Муравей. Ленивым движением ладони смахнул его – не мешай наслаждаться очарованием летнего дня. Так тепло, хорошо, уютно в бурьяне – шевелиться не хочется. Пахнет горькой полынью. Айтос толкает в спину, мол, поднимайся, пошли. Посмотрел на часы – пора вставать. Сел. Лишь голова торчит из травы. Округа как на ладони, а меня не видно. Потянулся, с хрустом расправляя мышцы. Лепота-а!... Встал, огляделся, и тронулись в обратный путь. Теперь поохотимся по-настоящему... Пятизарядный «карамультук» тульского завода с кованым ковровским стволом лежит на сгибе левой руки, правая рука держит цевьё, указательный палец на предохранительной скобе. Удобно и к выстрелу мгновенно готов! Командую четвероногому партнёру так, больше для порядка: «Работай! Ищи!» - его-то заставлять не надо. После команды работает «челноком». Особо за настоящим русским спаниелем в высокой траве следить, напрягаться не надо: периодически делает свои коронные «свечки» - держит контакт со мной. Такая манера позволяет ему обрабатывать довольно широкую полосу в пределах уверенного выстрела, и не мешаться под ногами. Смешно смотреть, как при этом взмахивают его длинные уши, в такие моменты похожие на пару больших чёрных крыльев, будто пёс взлететь хочет. Вот спаниель прихватил с ветра запах и повёл ближе к жиденьким кустикам шиповника… Поменял направление. Ещё и ещё раз… Кружит, будто кого то загоняет. В такой манере обычно по коростелю работает. Но, сейчас немного не так, зигзаги поразмашистей и без забеганий обратно. Может тетерев? Не останавливаясь, вставил патрон с дробью покрупнее. В такие моменты время не наблюдаешь, сердце колотиться – вот-вот выскочит – в голове бьётся только одна мысль: «Ну, родной, давай, давай!» и Айтос даёт. Резкое ускорение, бросок по-кошачьи … и с суматошным хлопаньем крыльев из бурьяна вырывается черныш – ушастый его едва лапами не накрыл! Сумасшедшие мгновенья! «Карамультук» с локтя взлетает в плечо, не чувствуешь ни рук, ни ног, не видишь ничего, кроме дичи перед мушкой. Мушку, впрочем, тоже не видишь – движения отработаны до автоматизма. Следишь только за целью. Выстрел на рефлексе – в «ту» сторону! На таких эмоциях первый выстрел иногда бывает мимо. На второй уже немного успокаиваешься и выцеливаешь осознанно. Но, к этому моменту дичь порой оказывается за пределами выстрела. Опять мимо! Чуть позже, поуспокоившись, машешь рукой, ну и ладно. Не это главное. Пусть живёт, раз повезло ей. Зато, какой шквал эмоций! В этот же раз попал с первого выстрела. Верный друг быстро разыскал и подал, как положено в руки. Хвалю его, треплю за холку. От сухарика – лакомство, он отказывается. Глазами впился в добычу. Осмотрев птицу: куда и как попал, отдаю её ему – пусть понесёт немного. (Думаю, что собаки на состязаниях жадничают, неохотно отдают добычу, потому, что хозяева всегда сразу её отбирают и прячут. А ведь охотятся вместе, вернее больше работает пёс, а хозяин только стреляет, да и мажет частенько. Зачастую без ушастого помощника и найти битую птицу не может. Зато общую добычу он нагло присваивает по праву сильного! А у собаки тоже имеются эмоции, да и соображалка на несправедливость по-своему работает. Получается это ошибка держать своего четвероногого друга за бездушный механизм-автомат без желаний и эмоций. Отсюда и результат: непонимание и взаимообиды.) Я смотрю на это так: спаниель прирождённый охотник, а не носильщик. Подержать добычу – это как награда ему. Немного пронесёт и сам отдаст. Да и впредь жадничать не будет…
Вот мой чёрно-пегий опять начал выписывать вензеля: то тут выпрыгнет из травы, то там. Кого-то причуял и вот-вот поднимет на крыло. На этот раз взлетел встрёпанный от беготни по крепям рыжий коростель. Летит небыстро, болтает в воздухе лапами из стороны в сторону. Стрелять проще простого, главное не тропиться. Время от времени, меняю направление движение, чтобы обыскать или зелёную куртину, или возвышенность, или заросли кустарника. Пёс, хоть и увлечён поиском, но постоянно следит за хозяином и быстро подстраивается под меня…
В этот раз я вернулся раньше Андрюхи и, передохнув, начал разжигать огнище, готовить салат, дичь щипать и т. д. А пёс отправился купаться: ему жарко в шубе. Через какое-то время подошел и приятель в сопровождении своего ушастого «Чубайса». Видно притомились, но с богатой добычей. Вечерний пир сегодня приготовим на славу. Однако примечаю, что, не смотря на удачный день, партнёр немного не в духе. «Ну, что, Андрюха, с полем!?» - пытаюсь сбить его с минора.
- «Давай!»
- «По сколько капель?»
- «Ты чо, краёв не видишь?!»
- «Ну! За удачу!»
- «За удачу! И давай сразу по второй!»
- «Давай. Бум!... А чего смурной?» - спрашиваю.
- «Пустяки… Вон, встретился тут с одним деятелем с ружьём. Шибко больно умный. Попадаются же такие. малость поговорили о разном. Вроде бы и ничего особенного, а послевкусие - будто дерьма наглотался. Жалею, что в свинячью морду сразу не заехал. Потом расскажу. Ну, что будем готовить?»
Начались обсуждения вариантов охотничьих рецептов для трапезы. Известно, что охота это царское удовольствие! Но настоящая охотничья трапеза, это кульминация праздника, называемого охотой! А если сдобрить приятной беседой под домашний напиток, пережитое на долго остаётся незабываемым впечатлением. Решили: запечь перепелов на шампуре, типа шашлыка, тетерева на углях в фольге с зеленью с печёной картошечкой. Ну и бульончику из коростелей будет недурственно. И нам и нашим ушастым. Пока готовили, стемнело: высыпали звёзды, Млечный путь протянулся по небу, искры костра поднимаются вверх. Под смакующие оценки настоящего народного напитка потекла беседа о прошедшем дне. Андрюха уже умиротворённо продолжает: «Слышу выстрел неподалёку и чьё-то раздражённое порсканье – ищи, ищи… ищи! Ну, думаю, у какого-то бедолаги проблема с поиском и подачей. Пойду, посмотрю, да если нужно будет, помогу. Тагир мастер на это! Раздвигаю кусты и вижу какой-то франтоватый «мужичок с локоток» в новеньком, с иголочки охотничьем костюмчике покроя «а ля за бугор», в галстучке, шляпе с пером понукает свою, похожую на спаниеля собаку, которая мечется по бурьяну, чего-то ищет, а найти не может. Поздоровался с ним, смотрю. Похоже, поиск затягивается. За это время мой Тагир уже пару коростелей запросто поднял бы. Спрашиваю – что ищем? Может помочь? Мужичок отвечает, мол, что может твоя безродная полу дворняжка, когда мой чистопородный найти битого коростеля не может. Андрюха миролюбиво пропустил выпад против своего Тагира мимо ушей, хотя на него это не похоже. Но сейчас заело – найдёт ушастый или нет, там, где это чудо заморское не справляется. Не прошло и пяти минут: находит Тагир битую птицу; но не коростеля, а чибиса, под кочкой, там, где пёс незнакомца раз десять уже пробежал. Взял Андрюха чибиса, подаёт франту – это что ли твой коростель? Возьми, а то твой едва не затоптал его. У него, что с чутьём? – насморк что ли? – не сдержавшись, съязвил мой приятель. Мужичок полез в занозу, целую лекцию прочитал: мол, спаниель не должен искать чутьём – это порок. Он должен выпугивать, вышибать птицу с ходу. Спаниели, которые разыскивают дичь по запаху плохие, никуда не годятся. Так, де, написано у англичан. Ну, да, - лукаво согласился Андрюха,- только мой сразу нашёл то, что твой старательно в землю втаптывал. Кстати, - тут же поинтересовался он - почему ты это чибиса коростелём почитаешь? Франт, ничтоже сумняшеся, заспорил – что, это точно его коростель и ничто другое. Андрюхе стало скучно с таким «знатоком» от охоты. Он повернулся, позвал Тагира и направился восвояси. Но на душе у него от этой встречи было гадко. Внимательно выслушав приятеля, стало понятно, откуда дует этот гнилой ветерок про «оригинаторов, про «выбивание» дичи без причуивания и т.п…. Об этом рассказал приятелю и, плеснув, с устатку, по пятьдесят грамм, добавил: «Да, плюнь! Лучше наших русских спаниелей нет! Ну, давай, бум!» - «Бум! Но, честно предупреждаю: попадётся мне этот ряженый франт ещё раз, точно в торец дам, чтоб не позорил моего рыже-пегого… Ну, бум!» Он такой, он может. Как-то, на моих глазах, успокоил сразу двух нехилых мужиков, что попёрли было на него. Такое редко, но с ним иногда бывает, особенно если «позволил» себе. Такой у меня приятель – за «други своя» всегда постоит. Оно и понятно – в ВДВ служил.… Кайф мы поймали и от хорошего настроения решили: «Давай споём!?» - «Давай!» И две лужёные глотки затянули на всю пойму: «Ой, рябина кудря-а-ава-а-я, белые цветы-ы!». Назавтра говорили, что в ближней деревне концерт слышали. Но, наших верных «Черномырдина с Чубайсом» это ничуть не беспокоило – они, набегавшись за день, уже мирно спали, прижавшись к хозяевам. В ночном небе изредка мелькали сполохи зарниц, и вдалеке, за лесом глухо погромыхивало, будто пустую дубовую бочку катили по булыжной мостовой…
Проснулись ранним, серым утром. Солнце ещё не встало, последние клочки предрассветного тумана, тщётно цепляясь за прибрежный краснотал, сплывали вниз по течению. Где-то закрякали потревоженные утки, и над Уводью с характерным свистом крыльев пронеслась их небольшая стайка. Мы не спеша собрались, и вместе с солнцем, оставляя борозды следов на посеребренной росой траве, углубились в пойму. Ушастый быстро поднял мне дупеля. Приглушённый остатками тумана, выстрел прервал его полёт. «Подай!» и вот первая за утро добыча заняла своё место в ягдташе. Начало положено – будет, с чем домой вернуться. Часа два я с Айтосом удачно бродил в поисках добычи по лугам, с тревогой посматривая на синеющий мрачными тучами горизонт: грозы бы не случилось! Вдруг издалека донёсся призыв о помощи: три подряд выстрела. Не будучи уверен, правильно ли я понял сигнал бедствия, минут пять подождал. Но нет! Вновь три выстрела подряд. Засёк направление и, ответил дуплетом: слышу, иду! Тороплюсь, иду напрямик… Преодолеть полтора километра требует времени. На душе тревожно, мысли всякие, одна страшней другой: что могло случиться? Наконец, вижу приятеля, машущего мне рукой: скорей, скорей. Подхожу, смотрю на него: вроде всё в порядке, только возбуждён и смущён чем-то, показывает на заросли бурьяна за спиной и сбивчиво: «Там!... Вон!... Попал!...Осторожно!.. Слушай!» Откуда-то рядом, как из-под земли замогильный голос, вроде кто-то отчаянно зовёт: «А-а-а… Помоги-и…- те… Эй… спаси-и…- те… О-о-о…». Опешив, я уставился на Андрюху. А он: «Иду тут, и вдруг слышу зов из-под земли - помощи просит. Сначала не понял, немного растерялся от неожиданности, сразу невольно про нечисть вспомнил. Чуть было не труханул: уж, не заманивает ли? Встал столбом ни взад - ни вперёд. Не пора ли ноги делать от греха подальше? Потом сообразил - откуда нечисти средь ясна дня взяться? Не по их обыкновениям это. А у Тагира шерсть дыбом встала, и крадётся он к этим чепыжам осторожно. Тянется, а сам оглядывается, будто на помощь меня зовёт. Я потихоньку за ним. Раздвигаю стебли, а там чёрный провал – на дне мрак, темно и что-то барахтается. Из глубины какой-то козёл осипшим человеческим голосом умоляет, мол, помоги, вытащи, спаси. «Полцарства» сулит. Пошли, сам убедишься. Только осторожно за мной и Айтоса придержи»… Подминая бурьян, с опаской, на четвереньках, приблизился за приятелем к краю обрыва, наклонился. А оттуда таким гнилостно-тухлым амбре ударило, едва не вывернуло. Преодолевая тошнотный запах, осторожно глянул вниз, присмотрелся – точно: мужичок по колено в грязи, слизи и хрипит, молит о помощи. Андрюха рядом наклонился, всмотрелся и вдруг говорит: «Пошли отсюда. Пусть сам выбирается!» Мужик в яме, видимо, услышал, да как завопит: «Помогите, вытащите, я тут уже полдня. Не имеете права бросать меня. Я вас по судам затаскаю!». Андрюха спокойно ему: «Сначала вылези, потом затаскаешь!» и мне, силком оттаскивая от колодца: «Пошли…». Отвёл немного от ямы, но дальше я упёрся: «Нельзя человека в беде оставлять!» - «Да какой это человек? Это тот вчерашний ферт в шляпе, что я рассказывал, русских спаниелей в «лице» Тагира позорил. Пусть посидит ума набирается…» Потом подумав, видимо, сжалился, вернулся к яме и крикнул: «Эй ты, фуфлыжник! Чтобы вытащить тебя верёвку нужна, а её у нас нет. Надо за ней сходить. А ты пока, что посиди, мозгами, если есть, пораскинь, о своём поведении подумай» Из-под земли вой: «Не оставляйте меня-а-а!» - «Нам, что сидеть, тебя сторожить?– удивился Андрюха – а кто верёвки и всё остальное принесёт?» Он умеет убеждать. Снизу: «А вы, правда, вернётесь? Не бросите?» - «Это как просить будешь» - «Умоляю, простите меня!»…
Пока ходили на берег, к лодке приятель признался: «Если бы не ты, честно говоря, я бы просто ушёл. Хрен его кто тут найдёт когда. Место недоброе» - «Андрюх, не будь кровожадным» - «Да, человечишко этот больно поганенький. Вчера выпендривался не по делу. Сейчас сидит по горло в дерьме и ещё пугает своих спасителей голой ж… Надо ж быть таким недоумком».
Быстрым шагом, минут за сорок, мы обернулись. Из колодца уже не крики, а всхлипы доносились. Андрюха крикнул вниз: «Ну, что, фофан, нюни распустил? Не боись. Мы пришли» и, бросив конец верёвки на дно, добавил: «Привязывайся! Вытащим!»… Конец дёрнулся и из ямы донеслось: «Готово! Тащи!». По рассказу приятеля мужичок-то был с «локоток», а поднимать тяжеловато. Вдвоём еле управлялись. Хорошо канат прочный. Наконец, из ямы показалась, (что за чёрт?) чёрная от тины собачья голова: безумные искры в глазах, длинный красный язык змеёй извивается меж кровавыми оскаленными клыками. Уж и впрямь, нечистая сила! – едва верёвку не бросили. Тут услышали: «Собаку снимите у меня с башки. Не уроните, дорогая - двести тысяч заплатил». За собакой выволокли на свет облепленного затхлой слизистой грязью мужичонку. Стоит он перед нами невысокий, в пол-Андрюхи, жалкий, грязный, воню-у-чий. Стоит, трясётся толи от холода, толи от страха. Ну, да! Такое пережить не каждому дано. «Ну, что, страдалец? Пошли к реке. Подмыться бы тебе надо. Натурально дерьмом за версту несёт». По пути, выяснили, поняли, что попал он в колодец, из-за уникальных качеств своего спаниеля рабочего разведения, который работает не чутьём, а должен выпугивать из крепких мест дичь на большой скорости. Поэтому, посланный, обследовать куртину высокого бурьяна, резвый заморский пёс с разгона вломился в неё и сорвался в яму. Хозяин, бросившись на визг пса, тоже с разбега угодил туда же: то ли оступившись, то ли споткнувшись. Секундное дело и вот они бултыхаются в вонючей солёной рапе вместе, на дне заброшенного древнего колодца… Чуть позже, видимо, немного очухавшись, очень огорчился за свой наглухо испорченный фасонистый охотничий костюмчик, де, якобы сам шил. Потом спохватился, вспомнил про своё, как он говорит, очень дорогое ружьё, от страха забытое в колодце. Его попытки побудить нас вернуться и достать ему ружьё, Андрюха прямолинейно пресёк: «Сам забыл – сам и доставай. Какой резон вновь соваться в гиблое место. И без того всю охоту нам испортил». И добавил для пущей важности: «Кто знает, вдруг, в самом деле, там нечисть водится. Ты уж сам проверяй»… Проводили до Уводи к его лодке спрятанной в камышах. На другом берегу стоит чёрная с мерседесовской трёхлучевой звездой на капоте коробка на колёсах. «Твоя что ль «барбатайка»?» - спрашиваем. Он кивнул. «А ты, видать, «богатенький Буратино»! - хмыкнул мой приятель – Ну, теперь спасли тебя - жить будешь. На новый костюмчик и шляпу с пером наскребёшь. А за своей собакой смотри, не то, как ружьё потеряешь». Убедившись, что после треволнений новоспасённый в порядке и в адеквате, мы оставили его рядом с лодкой и, свистнув наших «Чубайса с Черномырдиным», пошли восвояси. Благодарности нам его не нужны, спасли ему жизнь, и ладно! Вот уж, действительно: ни пуха, ни пера …
Такое дело было у нас в Усолье в то лето. Вот этими неожиданными приключениями, бурными эмоциями, риском и чем-то вроде подвига в мирное время привлекает охота. Всякое бывает…
Гроза, собиравшаяся с ночи за горизонтом, как-то прошла мимо.