Летом светает рано… Кажется, что вот только-только задернула ночь на окнах темные звездные шторы, а уже рассвет тихонько тянет на себя бархатное фиолетовое одеяло, из-под которого сразу появляются розовые щечки нового дня.
… Степашка приподнял одно ухо и чутко прислушался: тихо, все спят? Спят. И не удивительно: только-только начало светать, комната кажется залитой молочным туманом. На всякий случай Степка осторожно заглянул в лицо Ксюши: в ногах ее кроватки он с комфортом устроился с вечера. Девчушка сладко спала, подложив ладошку под щечку и чему то улыбаясь во сне.
Очень аккуратно, что бы не разбудить, песик спрыгнул с Ксюшкиной кровати на пол и тихонько направился к двери. По дороге, поставив передние лапы на край Ванюшкиной кровати, проверил и мальчишку: Лёля, спавшая у Ивана в ногах, чутко повела ушами и приоткрыла один глаз. Увидев, что это Степашка совершает ранний обход личный Ванькин страж совершенно успокоилась и опять погрузилась в сон.
Все спят, вот и хорошо. Теперь надо тихо- тихо прошмыгнуть в дверь, что бы и хозяйка его не услышала. А то, если услышит, что будеееееееет!!! Ууууууу!
Одному ему категорически не разрешали выходить из комнат второго этажа на площадку лестницы. Ибо, как говорила хозяйка, летающих йорков не бывает, а ступени там достаточно крутые, да и сама площадка не широкая. Но уж так вышло, что Степке очень-очень надо на чердак, потому… потому, что этим летом появилась у боевого йорка маленькая тайна. Нет, нет: потом он обязательно все расскажет, но пока пес тихо-тихо выскользнул за дверь, а потом, припадая к самому полу почти ползком пробрался в дальний угол захламленного чердака.
Степашкина тайна появилась у него совсем неожиданно теплым, но дождливым июньским вечером.
Тем вечером близнецы устроились на верхней ступеньке лестницы и тихонько шептались обсуждая события долгого летнего дня. По крыше стучал теплый летний дождь, в низу на терраске тетушка накрывала стол к чаю: так интересно смотреть как все ходят где-то там, внизу… Вообще то, все дети, выросшие под крышей старой дачки, независимо друг от друга любили сидеть на верхней ступеньке лестницы. Когда-то и мама близнецов сиживала там с подружками, а потом и Павлик, старший двоюродный братец, сменил ее на «наблюдательном пункте».
Вдруг близнецов привлек странный шум с чердака. Толи шуршало, то ли гремело, то ли скрипело- не поймешь. Что бы это могло быть? Может быть Мотька туда забралась? Но нет, кошка свернувшись пушистым клубком, сладко спала в кресле… Тогда что? Иван сразу предположил, что это домовой что то потерял, а теперь ищет. Только он успел поделиться с Ксюшкой своими догадками, как на чердаке загремело так, что услышала даже тетушка на террасе, а Степашка поставив лапы на нижнюю ступеньку и задрав голову вверх звонко залаял!
Не-не-не: домовой такого шума производить не будет, если только он с шишигой поссорился… Даже не поссорился, а можно сказать поскандалил и они уже приступили к бою посуды… Но с другой стороны, какой он тогда домовой, если посуду бьет? Это ж какие убытки! Нет- нет! Наш домовой хороший, хозяйственный и ответственный, он уж точно хулиганить не будет!
Предположения следовали одно за другим: кто, что и почему. Обсуждение продолжилось и за чаем, который позвала всех пить Степашкина хозяйка. Договорились до того, что Ксюнька стала как-то опасливо коситься в сторону чердака. Не помогло даже то, что после чая хозяйка слазила на чердак с фонариком: пусто, только старые вещи лежат.
Вот следующим утром Степан и обследовал чердак первый раз, а то, что за дела? В его (ЕГО!) доме непонятно что гремит (да как оно вообще посмело греметь, его не спросившись?) и Ксюшку пугает? Правда, надо сразу сказать, что Степашка знал: ничего страшного на чердаке нет; чуял он это. Но разобраться все равно надо. Хозяин он или не хозяин?
Причину странных звуков нашел Степан быстро, так и появилась у него маленькая тайна, которую он очень ревностно оберегал до поры до времени. Особенно берег он свою тайну от кошки: пару раз заставала хозяйка боевого йорка, когда он, оскалившись в грозном рыке, закрывал крошечным своим тельцем шипящей Мотьке подходы на чердак.
Матильда была оскорблена в лучших чувствах: чердак вообще то считался ее безраздельной собственностью, где черная «персианка» ходила где вздумается и гуляла сама по себе. А тут какой то йорк посягает на исконно ее территорию! Оккупант!!!! Захватчик!!!! Ш-ш-ш-ш-ш!!!! От обиды Мотя даже слов не находила!
И вот однажды утром Степашка понял, что тайной уже можно поделиться со всеми! Не успела Ксюня встать с постели, как песик побежал к двери. Добежит до двери, обернется, гавкнет тихонько, вернется к девочке на секунду и опять спешит к двери. Мол, что ты копаешься? Пошли, что интересное покажу!
Поведение Степашки заинтриговало всех. Ваня с Ксюшей, хозяйка и Лёля отправились за Степаном. И только Мотя обижено повернулась ко всем хвостом: прекрасно знала, что пес к «тайне» ее все равно не подпустит.
Йорк аккуратно пересек лестничную площадку и, привычно упав на брюшко, нырнул вглубь чердака. Через секунду веселое приглушенное «гав» раздалось из под старого корыта (как такой раритет попал на чердак и что вообще там делал выяснить не удалось, как и то зачем он вообще там столько лет хранился) оттуда же блеснули озорные Степашкины глаза. Группа «посвященных» недоуменно переглянулась, но любопытство победило. Все осторожно двинулись вглубь чердака. Путь не был прост! Наверное на чердаке складировались все вещи, которые в течении 35 лет существования дачи еще «могли пригодиться». Мечта Плюшкина, а не чердак!
Но вот наконец чердачная «полоса препятствий» пройдена! И за старым корытом, в углу чердака все увидели Степашкину «тайну», тщательно оберегаемую им от посягательства кошки. И эта тайна стоила «войны собак и кошек»! Потому что «тайной» было гнездо малиновки с уже вылупившимися и оперившимися птенчиками, которые пока еще не очень мелодично покрикивали требуя кормежки. Гордые папа и мама малиновки важно сидели на ветке, которую было видно в чердачное окошко.
Тем утром папа-малиновка устроил замечательный певческий концерт, все были уверены, что поет он в благодарность Степану за то, что боевой йорк охранял покой его семьи.