Д. ПАВЛОВ
ПАМЯТИ С.А. РАЧИНСКОГО
(«Московские Ведомости», 4 мая 1902 г., №121)
Блаженны чистые сердцем.
Мне выпало на долю большое счастье видеть незабвенного Сергея Александровича Рачинского в наиболее дорогой и близкой его сердцу обстановке, в обстановке созданной им знаменитой Татевской школы. Это было более двадцати лет тому назад, когда я гимназистом провёл целое лето в Татеве. Обаяние светлой личности покойного Сергея Александровича было так велико, что нельзя было с первой же минуты не поддаться очарованию, невозможно было не видеть с первого же взгляда, что здесь, в этой скромной сельской обстановке, творится великое дело, творится скромно, без шума, с удивительным смирением. Сергей Александровичу как древние русские подвижники, ушёл от мира и его суеты. Ему, и по рождению, и по образованию, и по таланту, предстояло поприще широкое и славное; только что взойдя на профессорскую кафедру, он уже обратил на себя общее внимание. Но молодой учёный добровольно отказался от известности, почёта и славы для того, чтобы уйти в народ, в тот простой, тёмный Русский народ, который так нуждается в просвещении, не в том, какое хотят ему навязать наши самозванные народолюбцы, а в просвещении истинном, просвещении в духе Православной Церкви, в постоянном ближайшем общении с которою Сергей Александрович видел краеугольный камень воспитания русского юношества.
Этим «русским», в ближайшем значении слова, духом было проникнуто как учение в Татевской школе, так и настроение, царившее в общежитии учеников при ней. Татевскую школу нельзя было представить без церкви, как трудно было представить себе Татевскую церковь без ближайшего участия в её службах и заботах об её благолепии Татевской школы, во главе с самим незабвенным её основателем. Ни одной церковной службы не пропускалось ими, а свободное от школьных занятий время большею частью проходило в спевках, в которых принимали участие не только мальчики, но и девочки, составляющие прекрасный церковный хор. Надо было видеть Сергея Александровича, окружённого школьниками и учителями, его же выучениками, чтобы составить себе более или менее верное представление об этой удивительной, единственной в своём роде, школе.
Сергей Александрович был не только учителем своих учеников, мне кажется, что будет мало назвать его их отцом; этот редкий по душевной чистоте и мягкости любвеобильного сердца человек был для своих питомцев скорее любящею матерью, жившею одними с ними радостями и горевавшею их неудачами и печалями. Школа - был его дом, школьники - его семья, для которой он работал, не покладая своих рук. И как радовался он, какою гордостью светились его добрые глаза, когда из его «детей» выходил прок, когда они, с его ближайшею духовною и материальною помощью, выбивались на торную дорогу. С каким вниманием следил Сергей Александрович за индивидуальными наклонностями и способностями своих учеников! Каждого из них он знал так, как в наше время редкий отец знает своего единственного сына. И стоило только мальчику обнаружить хотя какой-нибудь талант, чтобы чуткий отец-учитель сейчас же пришёл на помощь его развитию.
Во время моего пребывания в Татеве, в школе Сергея Александровича были два подростка-мальчика с удивительными художественными способностями. И как же нянчился он с ними, как поощрял их к дальнейшему труду, как радовался их успехам. Оба они, конечно на его средства, получили специальное образование и, кажется, оправдали надежды своего благодетеля. И таких, конечно, было не только эти двое...
Я как сейчас вижу перед собою Татевскую школу. Просторная, светлая, с широким террасой-крыльцом, она расположена как раз против церкви, от которой её отделяет широкая улица. Над входом в школу икона благословляющего Христа. Внизу школьного здания просторные классы и помещение для учеников, нередко живущих при школе; на верху - две крохотные комнатки Сергея Александровича, заставленные книжными шкапами, завешанные картами и картинами. Ход в них через школу. Великолепная Татевская усадьба, со всеми удобствами просвещённой богатой жизни, всего в какой-нибудь версте и даже меньше от школы, - и Сергей Александрович, конечно, мог бы жить здесь, в фамильном доме Рачинских, пользуясь привычным от рождения комфортом, но он не пожелал жить отдельною, хотя бы и вне классов, жизнью от своего детища - школы и предпочёл её две убогие комнатки роскошным покоям Татевского дома. Мало того, живя под одною кровлей со своими милыми школьниками, он, - по крайней мере в моё время, - разделял с ними их скромный стол, довольствуясь тою простою пищей, которую приготовляла на всю школьную «артель» баба-стряпуха. Совершая утреннюю прогулку, он нередко собирал щавель для обихода школьной кухни.
Сергей Александрович при первой встрече просто поражал своею скромною внешностью. Видеть на нём одежду заштопанную и зашитую, быть может, руками той же стряпухи-бабы, единственной школьной прислуги, было далеко не редкостью. Но зато этого человека и нельзя было поразить и подкупить какою бы то ни было блестящею внешностью. В оболочке он прежде всего искал содержания.
Я сравнил, совершенно невольно, незабвенного Сергея Александровича с древними русскими подвижниками. И действительно, его жизнь, по крайней мере, вторая её половина, представляет собой один сплошной подвиг добровольного отречения от своей собственной личности и неустанного служения ближнему, служения горячо беззаветно любимой родине на самом трудном и неблагодарном поприще, поприще народного педагога, воспитателя истинных православных Русских людей, верных слуг Русского Царя. И как прославил Господь имена великих отшельников, из глуши пустыни просиявших светом своих подвигов по всей Православной Руси, так же прославил он и имя отшельника-педагога Сергея Александровича Рачинского, ушедшего от славы в деревенскую глушь, но и оттуда прославившегося своею беспримерною просветительною деятельностью не только в горячо любимой им России, но и далеко за её пределами.
*
ПО ТЕЛЕФОНУ:
Петербург, 3 мая.
3 мая в церкви училищного совета при Св. Синоде отслужена панихида по скончавшемся известном деятеле по народному образованию профессоре Сергее Александровиче Рачинском.
(«Московские Ведомости», 4 мая 1902 г., №121)