Кристина проснулась от того, что кто-то мягко коснулся ее щеки.
Мягкая лапка, как у кошки. Еще и еще – нетерпеливо, настойчиво. Так не хотелось открывать глаза, но, когда лицо обмахнуло чем-то пушисто-волосатым, защекотав ноздри, она чихнула и села на кровати.
- Муська! Ну что тебе не спится в такую рань?
Она и забыла, что заснула у Криса, в бабушкиной комнате.
Кот робко переступил с лапки на лапку, задрав хвост трубой, и жалобно мяукнул.
- Ты хочешь есть, да? – Кристина протянула руку и почесала белый галстучек под печальной мордой. Муська с готовностью повалился на спину, подставив живот, и заурчал.
Вставать совершенно не хотелось. Хотелось валяться, утопая в пуховой перине, в обнимку с котиком и наслаждаться уютом, созданным бабушкиными руками. Коврик с пугливыми оленями на стене, выцветшие фотографии в золоченых рамках, удивительные узоры на кружевной салфетке поверх телевизора - после мира звезд все это казалось настоящей роскошью.
Кристя посмотрела на сладко жмурящегося кота и тяжело вздохнула:
- Везет тебе, Муська - в тепле, накормленный. А там дети умирают.
Так жалко их всех, а больше всего – мамину звездочку, Наташу.
Какое счастье, что они ее нашли и вытащили из этого страшного, гиблого места. Она так ослабла, что не могла идти, и Крису пришлось нести ее на руках. Маленькую, почти прозрачную, с растрепанными волосами, измазанную черной, зловонной жижей, но зато – живую.
Поглаживая Муську, Кристина вспоминала пережитое приключение:
Когда они, преодолевая притяжение завода, с трудом выбрались наружу, встал вопрос о том, что делать дальше.
- Сначала надо принести воды тому пареньку, - решил Крис, - он совсем плохой. Так страшно, когда дети говорят о смерти, как о чем-то обыденном.
Наташа слушала их разговоры, крепко обнимая Кристиана за шею. Услышав слово «смерть», она прижалась к своему спасителю еще сильнее, а на чумазом личике появилась гримаса страха.
- Крис, выбирай выражения, - Кристина показала глазами на малышку.
- Ладно, хватит разговоров, надо что-то делать!
Он решительно двинулся вперед, и Кристина пошла за ним следом, с облегчением чувствуя, как ослабевает хватка стального монстра за спиной. Каждый шаг давался чуточку легче, с каждым метром они словно размагничивались, и с ног сваливалась тяжесть.
Однако к разговорам пришлось вернуться, и очень скоро. Кое-как напоив детей озерной водицей, которую они набрали по дороге и отдохнув, сидя прямо в клубах пыли на дороге, они одновременно произнесли:
- И что теперь?
- Господи, Крис, мало, что мы мысли друг у друга, читаем, теперь еще и разговаривать хором будем?
Василек, так звали мальчишку, вымученно улыбнулся, а Наташа только беспокойно глянула на Кристину, не разжимая объятий. Она так и сидела на руках у Кристиана и ни за что не хотела его отпускать - даже для того, чтобы напиться. Так и пришлось ее поить из ведерка, облив Крису футболку.
- Давай отведем их к Лизе, - предложил Кристиан, - мы не можем оставаться тут вечно, кто-то должен о них позаботиться, пока нас нет.
- Пожалуй, ты прав - к Лизе, больше некуда.
- Она и сама слабенькая, конечно, но у нее хотя бы есть, что поесть.
- Звездочет раздает еду, - неожиданно сказала Наташа.
- Звездочет? – хором спросили Кристиан и Кристина.
- Да, на площади. Но это далеко. Я один раз ходила с соседской девочкой, но она умерла.
- Боже, Наташенька! Какие ужасы ты рассказываешь!
- Ладно, пошли, хватит ахать, будет еще время, - Кристиан поднялся на ноги, - Василек, дай руку Кристине.
Они взбирались по лестнице – Кристиан со своей ношей, еще осторожнее, чем прежде, следом за ним, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы отдохнуть, их новый приятель, а последней – Кристя.
Стук в дверь спугнул остатки сна и вернул Кристину к реальности:
- Кристина! Ты встала? Просыпайся! Завтракать пора!
- Иду! – отозвалась она, с неохотой выбираясь из нагретой бабушкиной постели.
На кухне шумел старенький чайник, в ковшике, клокоча, варились яйца, а из маленького телевизора бубнили ведущие утренних новостей.
- Сделай погромче, - попросила Кристина, усаживаясь на полюбившееся место – спиной к холодильнику.
- Да зачем тебе этот негатив, - проворчал Кристиан, но подчинился. Прибавил звук, отдал пульт подружке и продолжил намазывать масло на тосты.
«Вооруженное противостояние продолжается. В городе отсутствует электричество и водоснабжение, пропадает мобильная связь»
«Война экономическая в любое время может перейти в региональные, а затем и в глобальные военные действия»
- Какой канал не ткнешь, везде какая-то война! – возмутилась Кристя.
- Я тебе сразу сказал, что ничего хорошего ты не услышишь.
Он поставил на стол глиняный бокал с черным кофе:
- Как ты любишь – черный и без сахара.
- Да, такой люблю, а ты откуда знаешь?
- Да просто знаю и все. Разве у тебя так не бывает, что ты просто знаешь о чем-то?
- Бывает, - отозвалась Кристина, отхлебывая кофе и щелкая пультом.
«Эксперты изучили видеозаписи по делу «школьного стрелка». Судя по тому, как спокойно он заряжал и перезаряжал пистолет, специалисты пришли к выводу, что говорить о помутнении рассудка нет оснований».
- У меня у самой сейчас рассудок помутится. Что происходит, Крис? Такое чувство, словно все с ума посходили! Куда не глянь, везде какие-то ужасы творятся.
- Тихо! – Кристиан бросил обдирать с яйца скорлупу и поднес палец к губам.
«В аптеках резко вырос спрос на противовирусные и укрепляющие иммунитет препараты, на улицах стали появляться люди в марлевых повязках, по городу распространяются слухи об эпидемии. Власти уверяют, что оснований для паники нет, но количество обратившихся с жалобами на бессонницу и резкий упадок сил продолжает расти», - встревоженно докладывала ведущая.
- Смотри! Ты видишь? Она заражена, - отчаянно воскликнула Критстина. – Ну, неужели никто, кроме нас, этого не видит?!
Кристиан молча разглядывал симпатичную журналистку, ведущую репортаж от здания городской больницы. Лицо под профессиональным макияжем оставалось бесстрастным, но рука, державшая микрофон, заметно дрожала. На гладком, без единой морщинки лбу, уже проклюнулась черная точка, обещая скорую трагедию.
За спиной журналистки выли сирены скорой помощи, а вокруг толпились перепуганные граждане, жаждущие высказаться перед камерой.
«Больницы переполнены! – с надрывом кричала интеллигентная на вид женщина в сером плаще и голубом вязаном берете. Она вытирала слезы под запотевшими очками и срывалась на безобразный, истерический визг, краснея до самого кончика острого носа: «Мы скоро все вымрем от этой черной бессонницы! И никому нет дела! Моя мать лежит в коридоре – коридоры битком, не говоря о палатах! А отец умер, не дождавшись приезда скорой помощи! И все это в течение одной недели! А они говорят – нет эпидемии!»
Журналистка побледнела и потащила микрофон обратно, а его уже перехватила крепкая мужская рука. С экрана, перекрывая нецензурщину, понеслось пиканье.
Кристина не выдержала, щелкнула пультом, бросила его на стол и закрыла лицо руками.
- Ну, перестань, - Кристиан неловко погладил рыжие, пушистые волосы и отдернул руку, словно обжегшись.
- Я боюсь, - призналась она, отняв ладони от глаз и уставившись на друга. – Я очень боюсь, Крис! У меня такое чувство, словно сейчас сердце разорвется от страха!
Он смотрел на нее с сочувствием и молчал – вытянув руки по швам, чувствуя себя совершенно беспомощным. Кто его знает, как справляться с женскими истериками? Его никто этому не учил.
- А вдруг у меня она? Инсомния эта чертова, негра? Посмотри, а? Внимательно? Может, я у себя ее не вижу?!
- Да нет у тебя никакой инсомнии! – возмутился Кристиан.
- Ну, присмотрись! На лбу ничего нет? А на груди? – заторопилась она, поднимаясь с табуретки.
- Кристина, сядь и пей кофе! Что ты ко мне пристала со своей грудью?! Разденься еще! Нет у тебя никаких пятен! Я бы тебе сразу сказал!
- Точно? – уже поспокойнее спросила Кристя, присаживаясь обратно.
- Точно! – он вернулся к своему занятию, кое-как ободрал скорлупу с яйца и отдал его Кристине.
- Какое-то неаппетитное, все в рытвинах, - попеняла она.
- Сама чистила бы тогда!
- Что ты на меня кричишь? – в голубых глазах заблестели слезы.
- Прости, что-то я запаниковал.
Крис устало уселся напротив, позабыв про свой кофе, остывающий рядом с плитой на столешнице.
Не говоря ни слова, Кристина поднялась и принесла ему бокал с желтым, как солнце, смайликом на керамическом боку. Поставила под нос и легонько ткнула в затылок:
- Пей, не паникуй.
- А у меня? – он робко поднял на нее глаза.
- Что - у тебя?
- У меня нет черных пятен?
- Разденься еще, - передразнила его Кристя.
- Ну, правда? - жалобно спросил он.
- Да нет, конечно! Я бы тебе сразу сказала! Давай, пей свой кофе, в школу опоздаем!
- Я и забыл про нее, - обескураженно откликнулся Крис, - все так перемешалось, не до школы. А может, не пойдем? Там, наверное, не до нас. Никто и не заметит, что нас нет.
- Может, не заметят, а может и заметят. И вообще надо знать, что происходит. Пошли!
В школу они так и не попали, хотя и торопились - не из-за того, что боялись опоздать, просто погода выдалась на редкость отвратительная. В спину толкал ледяной ветер, а в лицо сыпало какими-то ледяными колючками – не то секущим дождем, не то мелким градом.
- Ой, погоди, мне что-то в глаз попало, - Кристина остановилась и стала рыться в сумке, а Кристиан подставил под сумку руки, чтобы ей было удобнее в ней копаться.
- О, что это у нас, влюбленные? – насмешливо прозвучало совсем рядом.
Комар! Откуда только взялся. Лешка Комаров, с глазами пустыми и бессмысленными, как у покойника, а с ним - кучка приятелей. Одного из них – длинного и сутулого, с привычкой плевать себе под ноги - Кристина много раз видела во дворе своего дома. Как ни пройдешь, вечно сидит на лавке с оттопыренной губой и харкает, как верблюд. Ужасно противный тип. Остальные – не менее противные, но незнакомые вообще.
Не иначе курили какую-то дрянь за кустами, заметили их и погнались, как псы за добычей.
- Пошли, - бросил Кристиан, - потом со своим глазом разберешься.
Кристя застегнула сумку, повесила на плечо и шагнула вперед, но Комар преградил ей путь.
- Что, папашка твой, который из органов, дуба дал? Как ты теперь запоешь, ментовская дочка?
- Что ты мелешь? – растерянно спросила она.
- Да ладно, Павлик видел, как из вашей квартиры труп выносили. По виду - мужик. Папаша твой, стопудово. Ну, если только не твоей маманьки любовник.
Комаров злорадно засмеялся, показывая нечищеные зубы. Его с готовностью поддержали верблюдообразый Павлик и все остальные.
Не снимая сумки с плеча, Кристина сделала пируэт, толкнув ногой в залепленном грязью кроссовке Лехину грудь. Легонько, почти нежно, но этого хватило, чтобы он сел на колени с перекошенным от боли лицом, а после упал носом в гравий.
Кристиан закружился в странном танце, раздавая удары. Пара отточенных движений — и рядом с неподвижным Комаром скорчился от боли Верблюд Павлик, а следом, рухнул, крича и хватаясь за переломанную руку, крепко сбитый паренек в спортивной шапочке, надвинутой на самые глаза. Остальные успели разбежаться.
- Аааа, больно, - по-детски плакал Павлик. Комаров молчал и не шевелился. И это было страшно.
Крис перевернул его на спину и отшатнулся – черное отверстие в сердце пульсировало, из него лез маслянистый червь. Точно также, как у Юры – вывинчивал длинное, бесконечное туловище, цеплялся заусенцами и лез все дальше. Когда он пролез в полуоткрытый Лешкин рот, Кристина не выдержала и дернула Криса за рукав:
- Бежим!
Они неслись по улице, не разбирая дороги, шлепая по лужам, обдавая брызгами недовольных прохожих.
- Боже, боже, что теперь будет! – приговаривала Кристина, размазывая тушь по щекам.
- Ничего не будет, они первые к нам пристали! – задыхаясь на бегу, отвечал Кристиан.
- А вдруг я его убила?!
- Не мели чепухи! Ты же знаешь, что такой толчок в грудь не может быть смертельным. Кстати, откуда мы с тобой про это знаем?! Что вообще произошло? Как мы это сделали? Я ничего не понял вообще!
Она не успела ответить, потому что возле них, завывая сиреной и сверкая мигалкой, затормозила патрульная машина.
- Они?
- Да! Они! Сволочи! – проныл из машины Верблюд Павлик, шмыгая носом и поскуливая от боли, а полицейский, беспрепятственно надевший на друзей наручники, уже подталкивал их к раскрытым дверкам.
- Ну все, Крис, мы попали! – обреченно сказала Кристина, когда их закрыли и повезли. Она уже не плакала, она пребывала в шоке.
- Да ладно - мы! Кто теперь поможет детям?!
- Я не знаю… может, Канг? Он же там остался? Где он? Где еще он может быть?
- Бред какой, как собака может им помочь? Даже такая умная, как наш Канг!
В дежурном отделении их отвели в маленький, скучный кабинет и, сняв наручники, посадили перед его хозяином – таким же скучным и серым, с огромным черным пятном посередине бледного лба.
- Что тут у нас? – устало обратился он к патрульному.
- Да вот, устроили драку на стадионе. Один из потерпевших в коме, - он недоверчиво покосился на хлипких с виду задержанных.
- Они сами на нас напали! Мы защищались! – подали голос задержанные.
- Подождите, - поморщился следователь, - не надо хором.
И тут же охнул, и завалился набок, а потом упал на пол, с грохотом роняя стул.
- Анатолий Михалыч, ты чего?!
Молодой патрульный возился сбоку от стола, а Крис и Кристина, не могли сдвинуться с места, словно парализованные.
- Это сон. Дурной сон, - выговорила Кристина одними губами. - У меня сто раз так было. Сейчас мы проснемся, и все будет хорошо.
- Осторожней, держи его за плечи, вот так!
Мимо них в раскрытую дверь вынесли неподвижного следователя, из дыры во лбу лез, извиваясь, уже знакомый обоим слепой червь.
- Что теперь? – спросила Кристина, когда за их спинами провернулся ключ и наступила тишина.
- Понятия не имею, - ответил Крис. – Может, попробовать как-то выбраться отсюда?
Он осторожно поднялся и на цыпочках подошел к окну.
- Решетки…
- Блин, где эта собака шляется! Канг! Каааанг! – громко и отчаянно зашептала Кристина.
- Да чем он тебе…
- Канг! Я знала, что ты придешь, дружище!
Словно из ниоткуда возникла гривастая морда, как у льва-альбиноса, а за ней — из пустоты — материализовалось туловище. Канг молча развернулся и махнул хвостом, приглашая следовать за ним.
Пространство как будто расслоилось. Прямо перед Кристиной засияла узкая голубоватая полоска света. Она стремительно расширялась и сияла все ярче, пока не превратилась в ярко освещенный коридор.
- Крис, давай скорей! – крикнула Кристина и шагнула в невесомость следом за четвероногим проводником.
И тут же свет погас, точно захлопнулось окно. Ребят обступила тусклая чернота и уже знакомое чувство невесомости.