4.10.2015. 8.15.
Не открываются глаза -
Знать, солнечный денёк...
Без света жизнь прожить нельзя,
Но как же одинок
И жалок мозг мой при лучах,
Пронзивших небеса;
И интерес ко всем зачах...
Но через полчаса,
Когда природа как «прости»
Дарила ливень мне,
Могу я снова принести
Всем радость на земле!
Поцеловать нахала в лоб,
Жаднюге рубль дать;
Согреть того, кто здесь продрог;
Утешить чью-то мать...
Но почему?! Готов вопрос.
Ответа только нет.
Давно я гибну и всерьёз,
Коль ярок солнца свет...
Это не поэтическое преувеличение. И не вчера появившаяся проблема...
Мне было семь лет. Мы поехали в Сухуми. Как всегда, «дикарём» и, как всегда, не зная, кто нас «приютит» в незнакомом месте. Встать «на постой» тогда было нелегко...
Я радовалась вполне искренне. Снова к морю! Снова с мамой, которую по-настоящему только в отпуске и видела. Не знаю, как сестре, а мне общения с той, кто меня родила, очень не хватало. А здесь!...
В дополнение к основной причине моего восторга были и другие (менее значимые, но видимые). На мне было шикарное белое платье. Правда, абсолютно не гармонирующее с пацанской натурой его обладательницы. Но купленное в Москве, из которой мы только и могли выехать в южном направлении, оно согревало детскую душу. И не её одну, к сожалению: тело — тоже. И через 57 лет я помню, как из-под панамы (тоже дорогой - «московской») по моим соломенно-прямым (и коротким
- мама не умела «сооружать» даже косички, а сестра за меня ещё «не взялась», поэтому растительность на голове всегда подрубали ножницами) волосам стекала «вода», как я тогда мысленно констатировала. Она попадала и на брови, уши, нос, подбородок, шею... Текла столь обильно, что иногда приходилось протирать глаза, освобождая от мокроты ресницы. Как я позднее догадалась, это был пот...
- Да что же это с «дэтиной»? "Божежки ж" ты мой! Вы «што» - «нэ бачив»? «Помрэт» же малая! …
Бойкая тётя, схватив меня на руки (почти школьницу — и не пошатнулась), скомандовала: «Пошли ко мне! Быстро!»
Никто не сопротивлялся. В принципе, она, заметившая то, что маму с сестрой не заинтересовало, нас выручила: иногда жильё приходилось искать до вечера. Получается, помогла моя странная реакция на солнце, за которым, собственно, и охотились приезжие типа нас...
Я не умерла ни в ту, ни в последующие наши поездки. Не запомнила имени «спасительницы». Но, точно, возненавидела её всем своим детским нутром, когда увидела, как она раздавала затрещины своему усыновлённому ею племяннику (его мать умерла во время родов) — косоглазому мальчику Нукзару, бывшему моим ровесником. Такая жестокость в течение дня могла сменяться у неё приливами слёзной нежности. Тогда она тискала его и жалостливо причитала: «Иды ко мне, сыротынка...» Мальчик не сопротивлялся, но радости в его повреждённом взгляде никогда не было. Он вынужден был притерпеться к приливно-отливному характеру своей (ненормальной, как я теперь считаю) тётки-усыновительницы...
Я бы хотела всё это забыть! Но в дни солнечного беспредела память «увозит» в Сухуми...
Но свет люблю необыкновенно и окружаю себя светильниками различного назначения в большом количестве.Тёмное время суток воспринимаю как предвестник долгожданного отдыха, но принимаю его лишь в дуэте с искусственными источниками освещения.А в "солнечные денёчки", радуясь за окружающих,при движении предпочитаю перебежки (как по простреливаемой местности)в поисках спасительной для меня тени от домов и деревьев...
Жив ли "дедушка Нукзар" (ведь он - мой сверстник, а значит, теоретически мог стать носителем такого "звания")? Что и кого он любит? И способен ли вообще на такое чувство человек его судьбы?