Иллюстрация: Алла Касьян
Пролог
Берта была старая и костлявая. Ее шкура потерлась и потускнела, а рогатая голова уныло свисала вниз.
Минувшим летом ее не выгнали в стадо, и большую часть дня она стояла под навесом, мечтательно пережевывая траву, которую охапками приносила ей крошка Лу.
«Она много лет служила нам верой и правдой», сказала бабка.
«Благодаря ей мы выжили в неурожай и выкормили нашу Луизу», - сказал дед.
«Мы не можем ее зарезать, это была бы страшная неблагодарность», - заключили старики и оставили корову доживать ее коровий век.
А сегодня пришел мужчина, надел ей на шею веревку, вывел из теплого стойла и потянул за собой по стылой ноябрьской склизи. Ноги коровы разъезжались, сонные глаза смотрели с испугом и недоумением, но Берта не сопротивлялась – свободной рукой мужчина нес крошку Лу, и когда она выглядывала из-за его плеча, взгляды коровы и девочки встречались, одинаково тревожные и тоскливые.
I
Осень выдалась скорой и дождливой. Не убереглась бабка, застудилась, занедужила и вскоре отдала Богу душу. Ненадолго пережил ее дед. Никого не осталось у сиротки Лу на свете, кроме старой Берты.
Как похоронили деда, собрался в доме народ. Стали судить да рядить, к кому девчонку пристроить: сарпинку (1) ткать или корзины вязать еще слишком мала, в пекарню и вовсе непригодна. Начали бабы между собой решать, кому обузу на себя брать.
- Куда мне такую махонькую, у меня самой четверо, - сказала жена мельника.
- И я не возьму, мой-то который год хворый, все хозяйство на мне, - сказала портниха.
- И прясть мала, и ткать мала, - заключила, оглядев Луизу, соседская старуха. Неодобрительно покачала головой, поцокала языком. – А взяла бы ты ее, Амалия! Дом у тебя большой, да и детей вам Бог не дал! –обернулась вдруг старуха к единственной дочке мясника. – Будет тебе дочка!
- Вот еще! – покраснела женщина. – Ладно бы она их была, стариковская. Стану я приблудную девку брать! Небось, из этих кто подкинул! – неодобрительно кивнула она в сторону речки. Там, за заснеженным льдом, за реденькой полоской леса бодрыми струйками тянулись в небо дымки Сарепты (2).
- Побойся бога, бесстыжая! – вскипела портниха.
- А чего мне бояться-то? – Амалия приосанилась. – Я права свои знаю, к службе хожу. А если старики и взяли девчонку к себе, то только потому, что и сам старый был из этих! – и она снова кивнула в сторону речки. – Приблуда и найденыш, от каких родителей, неведомо. Говорят, что у них там жребий бросают, чтоб жениться, - понизила голос она. – Вот, может, девка какая не захотела, по жребию-то, да и нагуляла, а у них такого не прощают. Она в лес тайно ребеночка-то и снесла.
- А и сплетница ты, Амалия, вот что я тебе скажу! Помолчала бы лучше, не гневила Бога. Они там без молитвы за стол не сядут, не то, что ты! – вскипела старуха.
- А сама бы и брала девчонку, коли такая умная! – запальчиво воскликнула дочка мясника. - Вольно ж другим предлагать!
Разгорелся спор. Стали вспоминать, кто ребенка крестил, - запамятовали, зато припомнили, что был, де, у старика со старухой племянник Петер, да подался в странствия прошлой весной, и с тех пор от него ни слуху, ни духу. За спором все забыли про ребенка, забившегося в угол кровати. Девочка между тем сидела за подушками, накрывшись вышитой накидкой и молилась Господу, чтобы ее не нашли злые женщины, ведь она не хотела попасть в дом к чужим, да к тому же дурным людям.
В ту пору шел мимо кузнец. Услыхал он шум в доме и заглянул узнать, что случилось. Как только разобрал, что к чему, без слов взял девочку на руки, укутал в бабкин платок и хотел было домой к себе снести.
- Тогда уж и корову возьми, - посоветовал кто-то. – Тут она околеет, а вам, может, на похлебку сгодится, у вас самих семеро по лавкам.
Взял кузнец на привязь корову и пошел домой. «То-то жена обрадуется», - думал он, прижимая к себе испуганного ребенка.
II
Все переменилось в жизни Луизы. Сначала она боялась кузнеца и его немую жену, но та ласково улыбалась девочке, заплетала ей волосы и даже целовала перед сном, так что вскоре малышка перестала дичиться, начала играть с остальными детьми и через месяц вполне освоилась.
В субботу перед Рождеством в доме затеяли грандиозную уборку. Казалось, не было ни одной тряпицы, которая не была бы выстирана и накрахмалена, ни одного сантиметра стен и пола, который не был бы выскоблен или отмыт до скрипа. Пробормотав, что у него не жена, а «Lappenvolk» (3), кузнец ушел расчищать от снега улицу перед домом.
Крошка Лу изо всех сил помогала приемной матушке: мела, мыла, посыпала дощатый пол белым песком. Пока она возилась с ведерком, с улицы вошли старшие дети, помогавшие отцу.
- К маленькой Лу точно придет Кристхен (4) и принесет ей подарок, - сказал, посмотрев на Луизу, старший мальчик, четырнадцатилетний Ульрих. – Она добрая и трудолюбивая девочка, а ты, Анна – неряха, да к тому же ябеда! – и он показал сестре язык.
- Можно подумать, Кристхен принесет что-нибудь тебе! Я сама слышала, как батюшка говорил: вот придет Рождество, а с ним и Кнехт Рупрехт (5), ох и будет вам тогда!!!
- Я уже не маленький. Я возьму Кнехта Рупрехта и оторву ему мохнатую башку! – захохотал Ульрих.
- Посмотрим-посмотрим, - поддразнила его сестра, и дети, толкая друг друга, ввалились в комнату, где с матерью мастерили бумажные цветы и цепи для украшения дома близнецы. На столе и подоконнике зеленел пророщенный ячмень, в вазе расцветали ветви вишни и кизила, срезанные заранее и отогревшиеся в тепле. Пряно пахло корицей – это в печи румянилось рождественское печенье. Вечерело.
Поставив ведерко к порогу, Крошка Лу пошла на кухню и стала смотреть в окно. В рождественской суматохе забыв про свое горе, она размышляла о Кристхен и о корове, которой надо было отнести праздничную краюшку хлеба, когда к ней подсел Ульрих и положил руку ей на плечо:
- Смотри, - тихонько произнес он. – Видишь, небо краснеет, словно раскаленная печь?
Девочка посмотрела на пламенеющий закат и кивнула.
- Это ангелы готовятся к Рождеству! Они тоже пекут рождественское печение, - сообщил мальчик.
- И мишек? – спросила Лу.
- И мишек! И зайцев, - уверил ее он.
- И мишек, и зайцев, - передразнила его подошедшая сзади Анна. – Как мило!!! Может, ты еще поцелуешь бедную сиротку?
- Не смей так про нее говорить! Разве ты не слышала, что сказал отец - никакая она теперь не сиротка, а наша сестра! – разозлился Ульрих, взял Анну за руку и быстро увел из комнаты. Лу осталась одна, и тут ей припомнилось все – и как жила она у стариков, и ее кроватка, и кукла с милым нарисованным лицом, и деревянная лошадка, которую смастерил для нее дед. Девочка села на пол и уже было заплакала, как вдруг услышала кузнеца, созывающего детей на праздничную службу. Пришлось бежать одеваться.
По случаю ее нарядили в одежду, из которой выросла Анна, на что бывшая хозяйка платья скорчила злобную рожу:
- Пусть тебя утащит Кнехт-Рупрехт! – прошипела девочка и, пока никто не видел, больно ущипнула Луизу за руку.
Получасом позже радостной и шумной толпой кузнец, его нарядная жена и четверо румяных от мороза детей шли к вечерней рождественской службе. Пятую, приемную дочку отец семейства нес на руках, потому что снег был слишком глубок для малышки. Сердечко Анны сжималось от обиды и зависти: раньше честь ехать у отца на руках принадлежала ей.
III
Луиза думала, что они пойдут в церковь, но почему-то все направились в другую сторону. По дороге девочка увидела знакомых: старуху-соседку, черноглазую Амалию, которая не захотела ее приютить, еще нескольких женщин, чьих имен она не знала. Оказалось, что церковь не отапливалась, поэтому Рождественская служба проходила в здании школы. Каждый принес ей подарок – пряник, яблоко, цветную ленту или игрушку, каждый старался сказать доброе слово. Позабыв о несчастьях, весело смеялась малышка с остальной детворой, радовалась подаркам, доброте и вниманию, которыми вдруг оказалась окружена.
Вернувшись домой после службы, крошка Лу вместе со всей семьей сидела в гостиной. «Christkind, liebes Herz, Was hast du unter deinem Scherz? » (6) -пели дети. Вдруг кто-то громко постучал в окно, и девочка забилась под стол: она испугалась, что придет страшный Кнехт-Рупрехт; кто он такой, она не знала, зато точно помнила, что у него мохнатая башка и что сам кузнец его боится. От страха малышка зажмурилась. Что-то происходило в комнате, слышалось лязганье цепей, громкие мужские голоса, возня, веселый шум. Когда все стихло, Луиза открыла глаза и увидела, как красивая девушка в белом кисейном платье вошла в комнату. Лицо ее было скрыто вуалью, и девочке показалось, что она прекрасна, как ангел Божий, или как невеста. Луизу уговорили вылезти из-под кровати и поставили рядом с остальными детьми.
- Умеете ли вы молиться? – спросила детей девушка.
- Да! – хором отвечали дети.
Все шло своим чередом, и, пожалуй, не случилось бы никакой сказки, если бы не платье. Нет-нет, вовсе не то старое платье, которое стало мало Анне и в которое нарядили Лу. Все случилось из-за матушкиного синего платья, которое Анна просто обожала. На платье были жемчужные пуговки, и девочка совершенно точно знала, как славно они стучат об зубки, если их грызть – ведь она не раз малышкой теребила и кусала их, сидя на коленях у матушки, которая в этот момент пряла или шила. «У меня будет такое же платье, когда я буду взрослой», - мечтала она. И надо же такому случиться, что точно такое, только крошечное платье с жемчужными пуговками и серебряной тесьмой принесла для малышки Лу в переднике Кристхен!
Вдобавок к этому, произошла престранная вещь. Когда дети стояли, выстроившись в ряд, а Кристхен и пришедшие с ней помощники, выяснив, слушались ли дети родителей, одаривали каждого по очереди, Ульрих, изловчившись, поднял вуаль и девушки и звучно чмокнул ее в щечку! Ох и переполох поднялся! Все визжали, бегали и прыгали, только Анна пораженно замерев, глотала слезы: она отчетливо увидела, что под вуалью была никакая не Кристхен, а соседка Мария, с которой ее брат ходил на воскресные занятия! Чувствуя себя обманутой, девочка покинула гостиную. Резко войдя в комнату, она почти нос к носу столкнулась с сироткой Лу, примеряющей новое платье. Подскочив к ней, Анна со злостью рванула кружевной ворот, но ткань оказалась крепкой. Тогда девочка принялась злобно щипать и царапать малышку, обрывая заодно кружевную отделку и пуговицы с платья:
- Убирайся из нашего дома! – кричала она. - Это мои мама и папа, а не твои! Ненавижу тебя, Лу-приблуда! Гадкая, гадкая приблудина!
Наконец, подарки были розданы, поздравления соседей и друзей приняты, Кристхен с ее свитой давно отбыли к другим детям. Тут-то взрослые и хватились Луизы, но девочки нигде не было. Просмотрев все комнаты, они забеспокоились всерьез, а потом и вовсе забили тревогу. Девочка исчезла, словно ее и впрямь унес унес Кнехт-Рупрехт в своем огромном мешке.
Не участвовала в поисках только Анна. Тихо сидела она в уголке, глядя на суматоху. Под фартуком в кулаке девочка крепко сжимала несколько жемчужных пуговиц.
IV
Напрасно кузнец с женой перевернули в доме все кверху дном, клича крошку Лу. Напрасно спускался Ульрих в подвал и осматривал мешки и бочонки, поднимался под самую крышу на стылый чердак, срывал накидки со старых кресел и открывал сундуки. Девочки давно не было в доме.
В чьих-то огромных ботинках, укутанная в старенький платок, после злополучной ссоры она выскочила прямо на мороз и побежала за огород, за сад в хозяйственные постройки, где доживала последние деньки ее кормилица.
Корова не стояла, а лежала на соломе, бок ее тяжело вздымался, из ноздрей шел пар. Девочка обхватила коровью морду руками, стала целовать и гладить ее высокий лоб:
- Прости меня, Берта, я забыла принести тебе хлебушек!
Не сдерживаясь больше, она заплакала навзрыд.
Тонкие стены хлева защищали от ветра, но не от мороза, поэтому через некоторое время крошка Лу ослабла от слез и холода, прилегла на корову, обняла за шею и прижалась к ее теплому боку. В соседних домах слышалась музыка и смех, в опрокинутом небе рассыпались мириады звезд. Мир жил своими заботами и радостями, люди веселились, плясали, пели гимны. «Тихая ночь, святая ночь» - запели невдалеке. Пение было так красиво, что девочке показалось, будто поют ангелы.
Отвергнутая матерью, покинутая стариками, не принятая сводной сестрой, она и сама уже не хотела туда, в шумный праздник. Ей было сладко вдыхать родной запах, прижиматься щекой к знакомой шкуре. Тепло медленно покидало распростертое на корове тельце. Самая яркая звезда Рождества, возвестившая приход Спасителя, взошла над хлевом.
- Не плачь, милая, - послышалось вдруг рядом. Малышка подняла голову, но вокруг не было ни души.
- Крошка Лу, это я, Берта, - отчетливо промолвила корова.
- Ты? – изумилась девочка. Она была так удивлена, что не могла произнести больше не слова.
- Ты удивлена, что я разговариваю! Но сегодня особая ночь, - пояснила Берта. – Раз в году, в Сочельник, Создатель позволил животным обрести дар человеческой речи в благодарность за то, что мы приняли в хлеву Его Сына, младенца Иисуса!
- Я помню эту историю! – взволнованно воскликнула Луиза. Бабушка рассказывала ей, что когда должен был родиться Сын Божий, люди не приняли его родителей, не пригласили их в дом, не постелили постель и не дали еды, и малыш родился в хлеву, прямо на соломе. Мария, Его мама, спеленала Младенца и уложила в ясли, вокруг блеяли овечки, а в небесах ангелы пели прекрасными голосами.
- Неужели там были и коровы?
- Не знаю, милая, - печально ответила корова. - Похоже, что нет. Люди жестоки к нам. Мы, животные, служим им верой и правдой, даем молоко и шерсть, рожаем телят, ягнят. Наших детей они отбирают и увозят от нас, и мы никогда не видим больше наших родных крошек, а нас, как только мы состаримся, отправляют под нож. Но ты не плачь, - спохватилась корова, увидев, что девочка снова залилась слезами, - меня в суп никто не отправит. Этой ночью я покину двор, чтобы идти к Вечнозеленым Лугам.
- Пожалуйста, возьми меня с собой! – взмолилась девочка. Слезы застывали на ресничках и щеках льдинками. Корова горячо вздохнула прямо малышке в лицо, лизнула ее шершавым языком.
- Тебе со мной нельзя, - сказала она. – Во-первых, ты не корова, что тебе делать в Вечнозеленых Лугах? А, во-вторых, у тебя еще слишком много дел.
- Каких? – всхлипнула Лу.
- Важных. Слушай и запоминай. Как вырастет твоя коса до пояса, придет в деревню странник, купец. Глаза его будут синие, как небо, веселые, как река. Приглянешься ты ему, станет замуж звать. Тут ты ему и скажи: «Не пойду за тебя, коли не поможешь мне отыскать дедушкины пальчики, ему, мол, на том свете без них никак нельзя». Коли поможет тебе – смело иди за него замуж. А откажет – значит, это не твой суженый, Богом назначенный. Хорошо все запомнила?
- Да, - прошептала девочка. – Спросить про дедушкины пальчики…
Долго ли еще шептались корова и девочка, не ведомо; между тем поиски не прекращались. Не взирая на то, что пальтишко Луизы висело на месте, а маленькие валенки стояли у порога, решено было искать на улице. Кузнец со старшим сыном оделись, взяли в руки фонари. Дети испуганно сгрудились вокруг плачущей матери.
Уже почти выйдя за порог, кузнец вдруг вернулся, обнял жену и прошептал ей на ухо:
- Милая, вспомни: ты ведь раньше за километры чуяла брошенных деток! Как ты их находила, по запаху, что ли?
Женщина перестала плакать, пересекла освещенный коридор и вошла в темное пространство кухни. Лунный свет, струящийся из окна, посеребрил ее белые волосы, высветил чеканный профиль. Покачиваясь и прикрыв глаза, она крепко обхватила себя руками. Вскоре стало слышно, что она напевает какой-то мотив, похожий на колыбельную. Немного погодя мотив стал громче, быстрее. Достигнув самой высокой ноты внезапно оборвался и все отчетливо услышали слабый вскрик, то ли всхлип. Никто не ожидал того, что случилось дальше: как была, босая, раздетая выскочила она на улицу и помчалась по заснеженному двору, по ровным грядкам, укрытым снегом. Следом огромными шагами бежал кузнец, но где ему было за ней угнаться! Легкой тенью пронеслась она между сараев, скользнула в темноту хлева, где на околевшей корове лежала крошечная девочка.
Эпилог
Немало лет минуло с тех пор. Крову похоронили с почестями возле речки, история с синим платьем, которое перешила жена кузнеца из своего для приемной сиротки, была благополучно забыта. Женился и уехал Ульрих, вышла замуж и Анна. Подрастали младшие сыновья кузнеца, близнецы, богатыри. Выросла и крошка Лу – краса да помощница матери с отцом.
Уж как пойдет с подружками на речку или по грибы, только выйдет за околицу, - парни прохода не дают. А она вроде озорная, веселая, а как станет кто речь о женитьбе вести, внимательно так в глаза ему посмотрит и головой только качает – нет, мол. Нет, - и все тут.
Как-то послала мать ее в соседний поселок, что через речку – купить нардек (7) для пряников. Шла она обратно через мост, поскользнулась и ножку зашибла. Сидит, плачет. Шел на ту пору мимо прохожий, подошел к девушке: «Что случилось, красавица?» А она как поглядела не него, так и обмерла: глаза у него синие, как небо, веселые, как река. «Я, говорит, из той деревни, мне бы домой попасть, да вот ногу зашибла». «А я как раз туда направляюсь, позволь, провожу тебя», - говорит незнакомец. И таким он добрым ей показался, что не побоялась девушка принять помощь и оперлась на его руку. Шли они медленно, но за разговором не заметили, как пролетело время. Оказалось, что мужчина не был в здешних краях много лет, а вот теперь приехал навестить родных.
- А в твоей деревне жили мои дядюшка с тетушкой, да, должно быть, давно померли, - сказал вдруг он. – А вон и дом их! – и указал на заколоченный дом, в котором жили когда-то старики, приютившие крошку Лу.
Подивилась девушка, но ни слова не сказала.
Стал после этого случая захаживать новый знакомый в деревню. Нет-нет, да и столкнется с ним Луиза: то он с молочником беседует, а то прямо к отцу ее названному с каким делом заглянет. Полюбила вскоре девушка его всем сердцем; стал и тот разговор о свадьбе заводить, а кузнец ему: «У вас, мол, за рекой просто так жениться не положено, жребий надобно кидать!» Смеется тот: «Да у нас давно такого нет! Вот мои батюшка с матушкой женились по жребию, как Бог назначил, как раз за год до пожара. А теперь уж все больше родителей спрашивают» (8).
Тут и вспомнила девушка про корову, и про обещание отыскать дедушкины пальчики. Только как спросишь такое у любимого: а ну как не знает он ответа на мудреный вопрос, ужели отказ давать? Да и прекрасно помнила: учит дед ее читать, буквы показывает, и все пальцы у него как есть на месте. Мучилась, томилась несколько дней, наконец, решила – было все детским сном, а если и нет, то все равно замуж за него пойдет. И дала согласие.
Свадьбу сыграли шумную, веселую. Месяц прошел, другой настал, собрались молодые к родителям жены в гости. А путь их пролегал мимо того места, где ветшал стариковский дом. Насмелилась тут Луиза и говорит:
- Милый, а не поможешь ли ты отыскать мне дедушкины пальчики – ведь ему на том свете без них никак.
- Как же, - удивившись, говорит ей муж, - ужель дядюшку без пальчиков похоронили?
Тут настал черед Луизе удивляться, а муж уже ей рассказывает: мол, в войну отморозил его дядюшка пальцы, пришлось несколько даже отнять. А косточки фронтовой доктор отдал ему на память, и лежали они с тех пор в тканевом мешочке, в сундуке.
Пошли они к старому дому, влезли по липе на чердак. Так и есть – вот он, сундук, вот они, косточки. Отнесли они их тут же на кладбище, закопали рядом с дедовой могилкой.
Видно, правду сказала Берта. В одном только ошиблась – был муж Луизы никакой не купец, а простой кровельщик, Петер Кауфман (9). Но стоит ли верить всему, что скажет старая корова?
Примечания
1. Сарпинка - полосатая или клетчатая, бумажная холстинка, работается в Сарепте, Саратовской губернии.
2. Сарепта - колония религиозного братства гернгутеров в Нижнем Поволжье. В настоящее время - территория Красноармейского района г. Волгограда.
3. «Тряпичный народец»
4. Кристхен, Кристкинд – (нем. Christkind «Младенец Иисус»). Кристкинд представляется часто в качестве девочки или ангела женского пола, который дарит детям подарки на Рождество
5. Кнехт Рупрехт (Рыцарь Руперт, Слуга Руперт) — спутник святого Николая в немецком фольклоре. Согласно традиции, Кнехт Рупрехт спрашивает детей, умеют ли они молиться. Если они умеют, то получают яблоки, орехи, пряники. Если они не умеют, он бьёт детей сумкой с пеплом. В других версиях истории Кнехт Рупрехт даёт непослушным детям бесполезные, уродливые вещи, такие как куски угля, палки и камни, в то время как хорошо себя ведущие дети получают сладости от Святого Николая.
6. Кристкинд, дорогая Кристкинд, что у тебя под фартуком для нас? (нем.)
7. Нардек - арбузный мёд, очищенный и сильно упаренный сок, получаемый из мякоти зрелых плодов арбуза.
8. Имеется в виду пожар 1823 г., истребивший почти всю деревянную Сарепту: 37 жилых и фабричных домов, церковь, около 100 надворных и хозяйственных построек.
9. Kaufmann (нем.) - купец