Смерть. О ней много пишут, говорят. Ее боятся и ненавидят. Кто-то пытается не думать о ней, другие – напротив, стремятся постичь ее тайну.
Рано или поздно мы все умрем! Так звучит единственно справедливая истина. И если родиться суждено не каждому, то покинуть этот мир предстоит решительно всем.
«Я умру, посмертной маской мне лицо облепит вечность – долгожданная беспечность…» – писал кто-то из классиков. Избавления в смерти искали многие. В плотных рядах самоубийц побывали и великие – Ганнибал, Сенека, Ван Гог, Хемингуэй, Гитлер на худой конец – и личности поскромнее – вдова профессора Капустинского или тот парень из пятого подъезда. Разные причины, побудившие их сделать этот безвозвратный шаг, привели к одному – к бессмертию. Да, да, именно к бессмертию. Ведь уже умершему человеку смерть не грозит, а значит, он фактически становится бессмертным.
Определений смерти много, но лучшее из них звучит так: «Смерть есть не жизнь». С этим не поспоришь. Вот только что скрывается за физическим состоянием этой самой «не жизни»? Что остается, когда последние кусочки плоти съели черви, а обглоданные кости навеки погребены в земле? Память? Только лишь?..
Да, жизнь интересна, но ведь смерть еще интереснее. В ней гораздо больше загадочного и манящего. Ты не знаешь, что ждет тебя за этой гранью, ты можешь только надеяться и уповать на то, что эта неизвестность будет милосердна к тебе.
Из дневника профессора Светличного, 23 сентября 2006 г.
- Клуб самоубийц? – переспросил Кирилл. – Как это?
- Обыкновенно и вместе с тем необычно, – спокойно ответил отец, неспешно размешивая сахар в черном цейлонском чае.
- И что вы там делаете?
- А как ты сам думаешь? Уж, наверное, не крестиком вышиваем.
- Ты это серьезно? – Кирилл был удивлен спокойствием, с которым говорил отец.
- Вполне. И я очень бы хотел, чтобы сегодня вечером ты пошел со мной.
- Зачем?
- Мне очень нужна твоя помощь. И кроме тебя обратиться мне не к кому.
Еще несколько минут назад Кирилл даже и подумать не мог о подобном разговоре. Отец, конечно, был человеком странным, но не настолько, чтобы состоять в каком-то там клубе самоубийц. Хотя с того дня, как умерла мать, он действительно сильно изменился. Некогда веселый и общительный, отец стремительно превращался в нелюдимого и немногословного пожилого человека.
- Не бойся, никто тебя ни к чему не будет принуждать. Ты нужен мне как сторонний наблюдатель.
- Зачем все это? Прости, но я не понимаю.
- Не переживай, со временем поймешь. Согласен?
- Нет. Извини.
Отец пристально посмотрел на Кирилла. Его пронзительный и холодный взгляд вызывал у сына непроизвольную дрожь. Кирилл очень не любил, когда отец так делал. Казалось, он проникал в его самые потаенные мысли и читал их.
Олег Викторович – бывший ректор института, доктор биологических наук, а ныне преподаватель на пенсии – был человеком неординарным. Он увлекался совершенно невообразимыми вещами, начиная айкидо, по которому имел третий дан, и заканчивая игрой по выходным на африканском там-таме.
- Кирилл, ты прекрасно знаешь, что я никогда бы не обратился к тебе за помощью, если в этом не было необходимости. Поверь, мне очень нужна твоя поддержка.
- Не знаю, правда, я сейчас совершенно не в состоянии тебе что-то обещать. Этот разговор выбил меня из равновесия.
- Не веди себя как женщина. Ты мужчина или кто? – отец всегда использовал этот безотказный прием, хлестко бивший по мужскому самолюбию, когда чего-то хотел добиться от Кирилла.
- Ну, допустим, я соглашусь. Что я должен делать?
- Для начала дать свое твердое и непоколебимое согласие.
- Согласие с чем?
- Оказать нашему клубу и лично мне одну услугу.
- Услугу? Мне что нужно будет кого-то убить? – Кирилл улыбнулся и внимательно посмотрел на отца, надеясь увидеть ответную улыбку. Но тот был очень серьезен.
- Да, не буду тебя обманывать. Тебе действительно придется приложить свою руку к нескольким смертям.
- Ты, наверное, шутишь? Послушай себя. Ты действительно шутишь или сошел с ума. Я не могу никого убить. Понимаешь?
Олег Викторович глубоко вздохнул:
- Объяснить это не так просто, как кажется на первый взгляд. Понимаю, что мои слова могут показаться тебе бреднями сумасшедшего старика, но постарайся довериться мне. Я никогда бы не подверг тебя опасности. Поверь, то, что я задумал, стоит того, чтобы умереть. Видишь ли, я уже давно пытаюсь найти способ обвести вокруг пальца старуху смерть. Двадцать лет я потратил на то, чтобы разгадать тайну вечной жизни. И не зря. Мне, наконец, удалось составить формулу, которая позволяет добиться того, о чем человечество мечтало всю свою историю – бессмертия.
- Ты это на полном серьезе? – спросил Кирилл, не скрывая скептический настрой.
- Я, Кирилл, слишком стар, чтобы шутить такими вещами, как смерть. Чем она ближе, тем меньше кажется смешной. Поверь, сынок.
Олег Викторович крайне редко называл Кирилла сыном, предпочитая обращаться к нему либо «молодой человек», либо просто по имени. Кириллу очень не хватало отцовской нежности, особенно после смерти матери. И каждый раз, когда Олег Викторович проявлял хоть малейшую благосклонность, он был готов на все, лишь бы продлить это чувство семейного счастья.
- Помнишь миф о Прометее? – продолжил беседу Олег Викторович.
- В общих чертах. А что?
- Так вот, как оказалось, секрет вечной жизни заключен в огне. Только это необычный огонь, а источник божественной мудрости и бессмертия. И мне удалось его добыть. Я смог обнаружить огонь Прометея! – торжественно заявил Олег Викторович, и глаза его загорелись триумфальным пламенем.
- Отец, это звучит антинаучно. Ей богу. Ни ты ли считаешься самым закоренелым материалистом в университете? И ни ты ли учил меня с младых ногтей, что любое явление обязательно имеет научное объяснение? И вот ты на полном серьезе рассказываешь мне сказку о Прометее.
- Сказка – ложь, да в ней намек. Если ты не забыл. Кроме того, это не сказка, а миф. Чувствуешь разницу? А что касается моих взглядов, то я никогда не отказывался и не откажусь от них. Все в рамках науки – поверь. Это, конечно, долгая история, но я постараюсь ее максимально сократить, чтобы донести до тебя основной смысл. Как ты знаешь, я долгое время изучаю светлячков. Так вот, эти крошечные создания – носители огня Прометея. Почти десять лет назад я натолкнулся на один весьма любопытный документ. В нем содержался перевод римского варианта неизвестной греческой песни о Прометее, написанной Гесиодом, и которую позже переписал Секст Проперций. Не знаю, как она попала в архивы университетской библиотеки, но то, что я ее нашел – само проведение, не иначе. И в этом переводе я нашел ответ на вопрос, мучивший меня долгие годы. Я понял, как достичь бессмертия, как обмануть старуху с косой. В древнегреческом тексте говорилось о том, что Прометей не успел передать людям божественный огонь: Гефест вовремя обнаружил пропажу и рассказал обо всем Зевсу. Громовержец настиг вора, но тот в последний момент успел спрятать огонь в полом стебле тростника. Однако к людям этот тростник так и не попал. Зато его нашли маленькие жучки, которые отложили в тростнике свои личинки. Божественный огонь проник в них – так появились первые светлячки. Этот огонь передавался из поколения в поколение, сохранившись до наших дней. И всю эту историю можно было бы смело списать на фантазию древних авторов, если бы еще в детстве я не стал свидетелем не менее странного события. Когда мне было двенадцать лет, я жил у бабушки в деревне. Ее дом стоял на краю, у самого леса. Целыми днями я пропадал там. Мне нравилось изучать природу, слушать пение птиц, наблюдать за насекомыми. Именно тогда я и решил стать биологом. Однажды я задержался в лесу допоздна. Мне посчастливилось увидеть то, что навсегда осталось в моей памяти и сердце. Я сидел на дереве и рассматривал гнездо скворца с маленькими птенцами. Неожиданно меня отвлекло странное и завораживающее явление. Неподалеку в зарослях возникло яркое зеленоватое свечение, которое начало стремительно разрастаться и приближаться ко мне, словно звездное небо. Это были светлячки – тысячи, десятки тысяч, море светлячков. Они окружили меня, я почувствовал, как их крылья бьются о мое лицо. Но мне не было неприятно, напротив, я смотрел это светопреставление, словно завороженный, не смея пошевелиться. А потом я начал медленно подниматься в воздух, будто бы это светлячки тянули меня вверх. Что было дальше, я не помню. Когда я пришел в себя, было уже совсем темно. Мое тело совершенно занемело: оно не хотело меня слушаться. Я лежал на земле и смотрел в звездное небо. Но эти звезды были живые…
Маленький Олег открыл глаза и посмотрел в яркое звездное небо. Мелкие светила мерцали на черном полотне ночного неба, словно миллиарды глаз вселенского разума, внимательно наблюдавшего за происходящим на Земле. Он видел все: рождение планеты, ее взросление. Увидит и старость, и неотвратимую гибель Земли, и даже человечество – лишь мгновение в этой планетарной биографии.
- Не бойся, – раздался в голове мальчика приятное многоголосье.
- А я и не боюсь, – ответил про себя Олег. – Чего мне бояться?
- Вовсе нечего, – сказали голоса и запели:
Мы светим, светим, светим,
Мы светим и поем.
А в песне этой светлой
Мы шлем тебе поклон.
Мы тайною с тобою
Поделимся, но ты
Возьми ее с собою
И в сердце сохрани.
- Кто вы? – спросил Олег, когда голоса замолчали.
- Мы звезды-светлячки. Скажи, ты хотел бы стать одним из нас?
- Не знаю. А зачем?
- Чтобы вечно сиять в небе, радоваться и петь веселые песни.
- А что мне надо сделать?
- Об этом тебе расскажет наш старший брат. Посмотри направо.
Олег повернул голову туда, где светила полная луна. Вдруг из-за лунного диска показались лапки и головка огромного светлячка.
- Здравствуй, здравствуй, мой дорогой, мой маленький друг, – заговорил светлячок мягким, словно лунный свет, голосом. – Ты уже познакомился с моими братишками и сестричками, звездами невеличками?
- Да. Они сказали, что я тоже могу стать звездой.
- Это правда. Но сначала я расскажу тебе одну очень интересную историю. – Светлячок запел:
О космос, ты помнишь, как боги тешась,
Расставив на шахматном поле фигуры,
Играли людьми – абсолютная власть
Над миром земным, над людскою натурой.
И воины бились, и рушился мир
По воле небес, по велению свыше.
Вкушая кровавую пищу, эфир
Смеялся, предсмертного плача не слыша.
А люди молились, а люди клялись,
Просили у неба за что-то прощенья.
Теряя свою мимолетную жизнь
Во славу богов, за грехи искупленье.
Но сын Иапета, спаситель, творец,
Отбросив сомненья, во славу свободы
От Солнца зажег для холодных сердец
Огонь золотой в утешенье народу.
Сей разума дар, сей источник познанья,
Прозренье дарующий пламенный свет
Нес людям титан, не страшась наказанья
Жестоких богов, уготованных бед.
Но жертва его оказалась напрасной,
И скрытый в нарфексе огонь проведенья
Упал с высоты в мир пустой и несчастный,
Разбившись о скалы, погас за мгновенье.
Светлячок с большим лунным брюшком закончил петь и тихо заговорил:
- Но в действительности, мой маленький друг, огонь этот никуда не пропал. Его нашли милые светлячки, которые стали звездами и до сих пор несут свет Прометея людям. Запомни это, и когда ты вырастешь, ты тоже станешь яркой звездой…
- Вот так я узнал о секрете божественного огня, – закончил свою удивительную историю Олег Викторович.
- Извини, но это больше похоже на галлюцинацию, чем на то, что происходило в действительности, – ответил Кирилл, терпеливо слушавший странный рассказ отца. – Ты точно в тот день не ел никаких грибов или незнакомых ягод?
- Нет, сынок, поверь мне, это не было расстройством психики. Через много лет, когда я уже стал признанным ученым, со мной вновь случилось нечто подобное. И вот тогда я узнал, как получить божественный огонь в лабораторных условиях. Мне удалось выделить его из светлячков. Если смешать этот биокомпонент с горючим, например, керосином, и поджечь, получится огонь, способный даровать вечную жизнь. Правда, не все так просто… – Олег Викторович замолчал.
- Что не так просто? – переспросил Кирилл и невольно напрягся.
- Видишь ли, сынок, чтобы обрести вечную жизнь, придется попрощаться с жизнью земной.
- Это как?
- Умереть, если говорить простым языком.
- Не понимаю. Нужно умереть, чтобы не умирать?..
- Да.
- Но это же какой-то парадокс.
Олег Викторович на мгновение задумался:
- Да. Это парадокс. Но, знаешь, именно из таких парадоксов и состоит истина. Помнишь, как у Пушкина: «И гений, парадоксов друг». Но сейчас не время для философствования и уж, тем более, для поэзии. Нам пора выезжать.
- Подожди, но я еще не дал своего согласия, – возмутился Кирилл. – Ты рассказал мне историю, которая тянет разве что на сюжет фантастического рассказа. Тебе не кажется, что у меня пока слишком мало сведений о предстоящем мероприятии, на котором, ко всему прочему, я должен буду кого-то там убить?
- Не кого-то, сын, а меня.
Кирилл молча замотал головой, не в силах подобрать слов, чтобы ответить на столь неожиданный и вопиющий по своей циничности ответ отца.
- Я понимаю, что это звучит страшно, – попытался успокоить его Олег Викторович. – Но, поверь, я прекрасно понимаю, что делаю, и полностью отдаю себе отчет. Ближе тебя у меня никого нет. И никто не сможет мне помочь исполнить задуманное. Я прошу тебя, как только может отец просить единственного сына. Не бросай меня.
В глазах Кирилла появились слезы. Он по-прежнему не мог говорить и лишь пристально смотрел на отца, пытаясь увидеть в его взгляде хоть что-то, что могло перевесить чашу его сомнений. Олег Викторович неожиданно улыбнулся – по-доброму, как он делал это раньше, когда мама еще была жива. Кирилл заплакал. Он всхлипывал, как ребенок, как в детстве, когда отец утешал его. Добрая улыбка папы была лучшим лекарством для содранных коленей, лучшим успокоительным для хрупкой детской души. Внутри Кирилла все сжалось, и он рыдал, пристально смотря на отца – любимого человека, которого ему предстояло убить.
Когда Кирилл и Олег Викторович сели в машину, на улице уже было темно.
- Куда мы едем? – спросил Кирилл.
- В обсерваторию.
- Зачем?
- Там мы собираемся.
- Мне все равно как-то не по себе, отец. Ты точно знаешь, что делаешь.
- Вот это мы сегодня и узнаем.
- Не понимаю, почему ты не рассказал мне об этом раньше? Почему сделал это в самый последний момент?
- Чтобы у тебя не было времени отказаться, сынок…
Скоро они подъехали к круглому зданию. В далеком шальном 93-м его начал строить американский миссионер Дэвид Смит. Однако деньги на загадочной и суровой чужбине быстро закончились, и то, что должно было стать Храмом Солнца, так и осталось незавершенным проектом, уродующим лицо города, словно, огромный бетонный прыщ. Наивный и абсолютно не знакомый с российским менталитетом Смит никак не ожидал, что на родине Пушкина и Толстого его облапошат, как малое дитя на базаре. Позже здание выбил у городских властей университет. Его достроили и переоборудовали в обсерваторию.
Когда они вошли внутрь, там уже находились люди. Празднично одетые мужчины в смокингах и ослепительно белых рубашках сидели на стульях полукругом и о чем-то беседовали. Олег Викторович оставил Кирилла рядом с дверью, а сам подошел к собравшимся.
Некоторых Кирилл знал. Здесь были знакомые отца: братья Савины – Иван и Савва – основатели и тренеры школы айкидо, Семен Артурович – известный в узких кругах медиум и целитель, Петр Геннадьевич – бывший преподаватель философии. Поговаривали, что он окончательно спился, и его выгнали из института. Сейчас же он выглядел гораздо лучше, чем раньше: чисто одет, выбрит, выглажен и, казалось, даже помолодел лет на десять. На нем был шикарный смокинг, правда, костюм казался слишком большим для сухой фигуры Петра Геннадьевича. Скорее всего, он взял его напрокат или одолжил у кого-то из знакомых.
Лицо еще одного мужчины тоже показалось Кириллу знакомым. Он долго не мог вспомнить, где раньше видел этого пожилого хорошо одетого человека. Присмотревшись внимательнее, Кирилл узнал в нем Наиля Гузаева – местного алюминиевого магната. Раньше он часто светился на телевидении и даже входил в сотню Форбс как один из богатейших людей России. Несколько лет назад в новостях прошла информация о том, что Гузаева арестовали за попытку подкупа должностного лица. После этого он надолго пропал из эфира и с газетных полос.
Олег Викторович что-то шепнул на ухо каждому из мужчин, а затем вернулся к Кириллу.
- Все они тоже стремятся к вечной жизни? – спросил Кирилл с нескрываемой иронией.
- Да, но в их случае это скорее религиозное или философское стремление. В моем же – чисто научное. Все практически готово, осталось соблюсти театральную часть – без антуража, видишь ли, умирать как-то совсем уж грустно. Почему-то люди обязательно хотят покинуть этот мир с пафосом. Никто не горит желанием испустить дух, лежа на больничной кровати, или, того хуже – скончаться в результате банального несчастного случая. Как бы спел Фаррух Булсара – show must go on. Даже после смерти.
Отец достал из кармана свою золотую зажигалку – подарок на юбилей. Хоть Олег Викторович и вел здоровый образ жизни, он мог позволить себе раз в месяц выкурить хорошую сигару в компании близких друзей.
- Вот, возьми, – Олег Викторович протянул зажигалку Кириллу.
- Зачем она мне? Ты знаешь, я не курю.
- На память. Да и вообще, как говорится, на всякий пожарный – вдруг пригодится.
Кирилл взял зажигалку и убрал в карман. Олег Викторович отвел его на второй этаж, где находился огромный телескоп, на который университет потратил не только кучу денег, но и нервов, оправдывая необходимость подобного приспособления для научной деятельности в министерстве образования. Через широкий проем в полу, как на ладони, был виден холл и все, кто в ближайшее время планировал покинуть это грешный мир. Кирилл подумал, что лучшего места для организации подобного действа придумать было сложно. С мистической точки зрения обсерватория являлась своеобразным мостом между бренной землей и космосом, порталом в звездное пространство – холодное и четко структурированное, как разум истинного ученого.
- Теперь, сын, успех всего эксперимента зависит исключительно от тебя. Запомни, когда я махну тебе рукой, но не раньше, ты должен будешь открыть купол и развернуть телескоп. То есть – объективом на нас, а окуляром в небо. В этот момент там будет находиться полная луна. Постарайся направить окуляр точно в ее сторону. Очень важно, чтобы ты все успел, поэтому лучше потренируйся, пока есть время, а я закончу все приготовления.
- Знаешь, отец, честно говоря, я не уверен, что справлюсь. Да и вообще, я до сих пор не уверен, что хочу участвовать в твоем эксперименте. Я, конечно, согласился, но все больше сожалею об этом. Поверь, мне очень сложно даже осознавать то, что сегодня здесь произойдет, и уж тем более прилагать к этому руку. Ты единственный родной человек для меня в этом мире. Прошу тебя, одумайся. Правда, оно того не стоит.
- Кирилл, ты прекрасно знаешь, что я не отступаю от задуманного. Тем более, когда на карту поставлено слишком многое. Будь стоек до конца. Помоги мне.
Не в силах больше сдерживать свои чувства, Кирилл заплакан. В другой ситуации он бы не простил себе эту слабость, но здесь решался вопрос жизни и смерти. И пусть он был риторическим, и ответ на него уже был дан, Кирилл все еще надеялся, что отец одумается.
- Я хочу с тобой? – вдруг взмолился Кирилл.
- Нет, – спокойно ответил Олег Викторович.
- Почему?
- Тебе нельзя.
- Почему?! – настойчиво спросил Кирилл.
- Не время, – отец положил руку сыну на плечо и пристально посмотрел ему в глаза. – Не время. Когда оно придет, ты поймешь, поверь мне. А сейчас помоги нам. Пожалуйста.
Олег Викторович спустился по лестнице в холл. Мужчины в смокингах почему-то зааплодировали ему, поднявшись со своих стульев.
- Господа, – громко обратился он к собравшимся, – сегодня мы совершим удивительное путешествие за грань привычного и наскучившего нам мира. Мы оставим в нем нашу боль, наши страхи и слабости. Впереди – бесконечность. Она ждет нас. Мы долго шли к этому дню. И я бесконечно счастлив, что встречу смерть в обществе таких достойных людей.
Собравшиеся вновь зааплодировали Олегу Викторовичу, после чего каждый из присутствующих тоже сказал несколько пламенных слов. Основной посыл речей заключался в гордости за себя и за товарищей, за смелость, с которой они решились на столь отчаянный и, вместе с тем, прекрасный шаг. Было еще что-то о любви, боге и прочей аморфной тематике.
Затем Олег Викторович вместе с братьями Савиными вышел из холла. Но вскоре они вернулись с большими канистрами в каждой руке. Мужчины начали по очереди подходить к ним, становясь на колени. Олег Викторович, Иван и Савва обильно поливали тех содержимым канистр, а после облились сами. По резкому запаху, наполнившему всю обсерваторию, Кирилл понял, что это керосин.
Эти пятнадцать взрослых солидных мужчин, одетые в смокинги и с ног до головы облитые керосином, выглядели нелепо и вместе с тем невероятно трогательно.
- Мы, в здравом уме и твердой памяти покидаем этот мир, чтобы возродиться в мире ином, – произнес Олег Викторович торжественным тоном.
Сказав это, он поднял голову и посмотрел на сына. Отец внимательно глядел на него несколько секунд, а затем махнул рукой. Кирилл, словно в бреду, побежал открывать крышу здания. Он совершенно не отдавал себе отчета и действовал на автомате, стараясь не думать о последствиях.
Когда Кирилл закончил поворачивать телескоп, он услышал душераздирающий крик. То, что творилось внизу, казалось ему кромешным адом. Мужчины, объятые пламенем, бегали по холлу, издавая при этом нечеловеческие вопли. Кирилл смотрел на страшную картину полными ужаса глазами. Он совершенно не знал, что нужно делать: пытаться помочь, сгорающим заживо людям, бежать отсюда прочь сломя голову или просто оставаться на месте, наблюдая за агонией несчастных самоубийц.
Дождавшись, когда последний из факелоподобных мужчин навсегда умолкнет, Кирилл спустился в холл. На полу в хаотичном порядке лежало пятнадцать обгоревших трупов. Узнать среди них отца было непросто. Превозмогая себя, Кирилл начал осматривать мужчин. Вскоре он нашел Виктора Олеговича. Его изуродованное огнем тело застыло в неестественно страшной позе. Рядом с трупом отца лежала канистра, было похоже, что он споткнулся об нее и упал, когда бегал вместе с остальными по холлу, объятый пламенем. Кирилл зачем-то поднял канистру. Судя по звуку, в ней еще остался керосин. Словно в трансе, Кирилл открыл крышку, поднял канистру над головой и вылил на себя содержимое. Горючее разлилось по его одежде, попало за воротник. Кирилл почувствовал, как керосин начал щипать глаза. Он был уверен, что тоже готов узнать, что ждет его там: за пределами этого бренного мира. Не медля ни секунды, он достал из кармана зажигалку и зажег пламя, которое мгновенно заключило его в свои горячие объятия…
То, что Кирилл увидел за гранью этого мира, не могло его обрадовать. Он очнулся в палате после нескольких дней комы. Его тело, по большей части обожженное, сильно болело, несмотря на обезболивающее, которое ему постоянно колола медсестра.
Через месяц интенсивного лечения Кирилл уже начал самостоятельно передвигаться. Он совершенно не был готов к тому, что выживет, и постоянно мучил себя мыслями о глупости своего поступка и смерти отца.
Ночью, когда в палате все уже крепко спали, сильный ветер открыл форточку. Кирилл, который лежал лицом к окну, увидел, как через нее внутрь залетел светлячок. Он недолго покружился и вновь скрылся через форточку в темном пространстве ночного неба.
Кирилл вспомнил об отце и о его странном рассказе. С трудом поднявшись, он подошел к окну и посмотрел вверх. Небо казалось на удивление чистым. Кирилл давно не видел столько ярких звезд, мерцающих и манящих своей холодной красотой.
«Прости, папа. Прости, что не послушался. Я очень, очень хочу к тебе…» – подумал Кирилл и заплакал.
«Не время…» – возник в его голове еле слышный голос отца. – «Не время…».