Пойдем вместе!

Виктор Притула
Пойдем вместе! (Come Together! )
Путевые заметки, пропитанные ностальгией по утерянному времени

1.
Почему ты решил  постранствовать во Вьетнаме?
Трудно сказать…
Решение отправиться в самостоятельное путешествие через весь Вьетнам созрело после прошлогодней неудачной вылазки из курортной Патайи в кошмарный Пномпень, когда из всей поездки только и запомнилось, что старенький катер на подводных крыльях, бог весть, откуда появившаяся в водах озера Тонлесап бэушная «комета» советского производства  с сохранившимися надписями на русском языке. На этом плавсредстве вы лихо домчались часов так за шесть из Сиемриапа до столицы королевства Камбоджа, города в котором начиналась твоя корреспондентская загранка.
Пономпень  2009 года произвел на тебя ошеломительно удручающее впечатление. Город, - былой красавец Индокитая, -  за три десятка лет превратился в большую грязную деревню с наличием небольшого количества современных высоток из стеклобетона, и трущобными городскими кварталами вокруг, где фасады зданий не освежали с тех времен, как пустынную, но практически нетронутую временем и войной столицу уже не Демократической, а народной Кампучии заселили маргиналы, которых всегда хватало в Юго-Восточной Азии.
В 2009 году  ты пытался найти виллу, где три десятка лет тому назад прожил свой роковой год первой загранкомандировки. Ничего похожего на нее не обнаружил, как не нашел и ту улочку Самдех Пан, где она стояла. Улицы в Пномпене стали номерными за исключением бульваров Сианука, Нородома , Шарля де Голля, проспектов Монивонга и Мао Цзэдуна, набережной Сисовата. Сплошные камбоджийские короли нового времени, а меж ними затесались французский президент и китайский председатель, вдохновивший кхмерского революционера Салот Сара на создание очередного «города солнца». А если точнее,  всекампучийской «деревни солнца», поскольку в городах  «брат №1», он же Салот Сар, он же Пол Пот справедливо разглядел абсолютный паразитизм чиновников, а также многочисленной толпы маргинального люда, который вместо того, чтобы работать, готов целыми днями просиживать штаны в ожидании, что вдруг где-то обломится.
Что поразило тебя в Пномпене образца 2009 и потом 2100 года? Обилие новоявленных "рикшаков" приспособивших мотобайки  под извоз, - их здесь называют «тук-тук»,-  которые прохода не дадут со своими призывами: «тук-тук, мистер, тук-тук». И тут же заломят такую цену, что едва с ног не свалишься. 10 долларов за извоз. Нашли дураков! Ты  слишком хорошо знаешь  Азию, чтобы возмущаться столь наивной наглостью. Тебе просто смешно. «А не пошел бы ты Вася на х…», отвечаешь им с ослепительной улыбкой.
Кто сегодня в Пномпене знает русский? В 90-х  по сто и больше русских слов знали торговцы на «рынке Мао», который сейчас называют «Русским», хотя сегодня на этом развале с хреновеньким текстилем, поделками из мыльного камня, копирующими артефакты ангкорской культуры, запчастями к мотобайкам, засиженном мухами мясом, овощами и фруктами, лишь пара торговок знает всего два «русских» слова «осень красиваная».
А тогда бойкая китаянка предлагала тебе сначала «гандон с Усами», а потом чудо-мазь, от которой , - «гаранти!», - будет стоять часа два. «Осень хоросая, зенсина радовать». Русский язык сегодня забыт в Пномпене напрочь, вместе со всей нашей интернациональной помощью. Может, и попадутся на глаза  пара «уазиков», но куда больше шансов увидеть американский армейский "джип"  времен «грязной войны» в Индокитае.
Зато по количеству «лексусов» Пномпень, кажется, переплюнул блистательный Бангкок. Здесь все гнусно – кричащая роскошь кучки нуворишей и массовая нищета повседневности.
Здесь многое изменилось с года Зеро. Пномпень стал большой и грязной шлюхой, припудрившейся королевским флером, который ничего сокрыть не способен.

2.
 Возможно ты был зол на этот город только потому, что не нашел в нем и намека на свои лучшие воспоминания.
Людям свойственно заблуждаться. А ведь предупреждал, кажется, «папа Хэм» о том, что не следует возвращаться туда, где вам когда-то было хорошо. Вы уже не найдете там своего праздника.
Вот и  у тебя не было ни малейшего шанса найти в этом двухмиллионном городе  Муя, Сомарина и Тану.
Муя ты видел последний раз в 90-м году, когда Народная Республика Кампучия еще не помышляла о возвращении в королевство Камбоджу. Твой водитель и возможный соглядатай уже тогда резко постарел. А ведь с тех пор минуло 20 лет. Далеко не все кхмеры живут долго… Не хочется думать, что Муй…
Дом, в котором он жил во времена улочки Самдех Пан, находился неподалеку от твоей виллы. Но нет ни улочки, ни виллы, ни дома Муя. Есть какие-то уродливые офисные монстры, ради возведения которых по всему проспекту Монивонг безжалостно спилили многолетние деревья с ослепительно красными цветами, так украшавшие когда-то просторные тротуары города. Но теперь ты не нашел и тротуаров. Их оккупировали все те же самодовольные «лексусы», на которых разжиревших как крыс начальствующих чиновников и прочее буржуинство возят, возможно, дети моего Муя.
Мышка плелась за тобою, словно тень. Было четыре часа дня, солнце палило нещадно. Но ты знал, что уже через полтора часа  начнет сумерничать, а еще через полчаса  этот город окутает чернильная темнота.
Эйфорию от речной прогулки по Тонлесапу  сменило тревожное настроение. В сиемреапской гостинице «Сити-ривер» ты заказал такси, которое должно было забрать вас с Мышкой в 8 пополудни возле отеля «Монором». Но и «Монорома» в Пномпене больше нет. Есть «Вилла Холлидей инн», в которую превратили когда-то главный городской отель 1980 года. Нужно было звонить в Сиемреап некоему мистеру Мао, который должен прислать за вами такси. Но как это сделать?
Много лет ты не выезжал за рубеж. А два последних года покупал туры в Патайю, где все за тебя решено.
Но лиха беда начало. Едва Пномпень начал погружаться в сумерки, как на набережной Сисовата ты встретил зазывалу в ресторан. Ты знаешь пять английских слов, он не знает ни одного французского, кроме «месье». За тридцать лет в Камбодже забыли не только русский, но и язык бывшей метрополии, на котором свободно изъяснялись Пол Пот со товарищи.
И тут появляется еще один персонаж, который неожиданно начинает говорить по-французски. «Вам нужно позвонить в Сиемреап? Никаких проблем!» Словно из-под земли возникает женщина с переносным телефоном,  и твой новый «френд» звонит мистеру Мао. Из его монолога на кхмерском языке ты догадываешься, что такси подъедет к ресторану, в который вас радушно  подталкивает франкоговорящий ресторатор.
Ресторан претендует на респектабельность. Но она какая-то захолустно-провинциальная. Еда тоже на редкость  не вкусная. А может быть всему виной твое настроение, которое никак не поправит даже изрядная порция виски «Балантайн».
Ты решил угостить Мышку рыбным супом по-кхмерски, но к тому моменту как вам торжественно принесли булькающее на горячих углях ароматное варево из рыбы с ананасом, подъезжает такси от мистера Мао.
Кхмерская уха накрылась медным тазом.


3.
Наверное, дела у мистера Мао идут неплохо. На ухоженной «Тойоте - королла» вы мягко катите по отлично закатанной в асфальт дороге  №7  в сторону Сиемреапа.
Ты вспоминаешь, как  в начале 1981 года по этой же дороге вы направлялись в Кампонгтям. Вы выехали в каучуковую провинцию на корпунктовском «уазике», который очень даже хорошо бегал по разбитым кампучийским дорогам. В этой поездке вместо Сомарина в качестве гида и переводчика вас сопровождала Тана, хотя никак с корпунктом Гостелерадио СССР не была связана. Еще с вами в Кампонгтям напросился собкор «Известий» в Ханое Борис Виноградов.
Борька уже тогда знал, что меч над твоей головой завис, что донос составлен и отправлен. Но, в отличие от незадачливого собкора Гостелерадио СССР он умел молчать. «Спецуха», однако.
Где он сейчас, ты не знаешь. После того как ПГУ сменило свою вывеску на СВР, «ближнесоседских акул пера» стало в разы меньше. Сейчас во всем Индокитае не сыскать ни одного газетного собкора. В Ханое, кажется,  еще сохранился корпункт ИТАР-ТАСС, а больше нигде. Да и зачем?
Россию мало интересуют индокитайские новости. А для дознания секретов есть другие люди с другой «крышей».
«Тойота» плавно мчится по пустому в это вечернее время шоссе №7, с которого  после городка Скун, сворачивает на дорогу №6, ведущую в Сиемреап, откуда уже открывается путь в сторону Пойпета, пограничного перехода в Таиланд.
Мышка прикорнула на заднем сидении такси от мистера Мао, а ты, сидя рядом с водителем, мучительно борешься с овладевающей твоим сознанием дремой. Уже исчезла досада от безрезультатных пномпеньских поисков.  Наступило понимание главной буддийской мудрости, что нет прошлого и нет будущего, а есть только вот этот миг, который тоже вот сейчас уйдет в небытие и искать его больше незачем.  Возможно, кхмеры оттого так быстро вернулись к своему былому жизнеустройству, что три с половиной года правления «красных кхмеров» и последующие десять лет вялотекущей гражданской войны стали для них не столько историей, сколько подлежащим забвению небытием.
Почему же ты время от времени продолжаешь копаться в своем прошлом, которое тоже нужно свести к эпизодам, подлежащим забвению? Почему не угомонишься? Почему тебя все время сворачивает на составление мемуаров? Сочинял бы лучше детективы из индокитайской жизни. Ведь когда-то они, как тебе казалось, получались. Их при желании, можно было бы  пристроить знакомым издателям. Но тебя заклинило на прошлом, в котором, как тебе кажется, ты жил, в то время как настоящее представляется тебе нелепым сидением у разбитого корыта.
Водитель такси – кхмер средних лет. Ему, похоже,  лет 28. Гораздо моложе Муя, и чуть постарше Сомарина, двух кхмеров из твоего прошлого,  которых ты  уже никогда не увидишь. Возможно, его детские воспоминания как-то связаны с последней декадой партизанской войны, которую «красные кхмеры» и не разделявшие их радикализма националисты почти десять лет вели против пномпеньского режима и вьетнамского контингента. Но ты не станешь задавать таксисту вопросы про это. Кхмерского языка ты не знаешь, английский у тебя на уровне пальцев, а у водителя с английским и вовсе без пальцев.  Французский язык в Камбодже давно выпал из употребления. На нем объясняются гиды, сопровождающие группы туристов по храмовому комплексу Ангкора. Одного из них ты как-то послушал. Это было очень похоже на русский язык вашего гида, который столь «доходчиво» комментировал экскурс по ангкорским руинам, что большая часть группы, с которой ты отправился в свое второе паломничество к Ангкору, предпочла прислушиваться к твоим  рассказам,  предназначенным для  Мышки. Кто-то даже спросил, а почему бы тебе не остаться в Сиемреапе в качестве гида? Работа не пыльная, зато сколько экзотики!
- Слишком поздно, - отвечаешь ты. -  Слишком поздно! Да и  камбоджийские законы не позволяют русским гражданам легально заниматься экскурсионной деятельностью.
Разговор это происходил летом 2008 года. В то время ты еще продолжал любить Камбоджу, точнее свое прошлое в ней. Через год эта любовь заметно потускнела.
«Тойота» продолжала свой бег в чернильной темноте, рассекаемой светом фар. Водитель думал о скором возвращении домой, а тебя озаботила мысль, где скоротать вечер в Сиемриапе. Настоящее все же брало верх над прошлым. Согласно буддийской традиции этой страны.


4.
Камбоджийский городок Сиемреап (Сим) – считается туристической Меккой этого несчастного королевства, поскольку в его окрестностях разбросаны руины величайших храмов Индокитая, наследие ангкорской цивилизации, кроме которых у современных кхмеров на потребу туристам осталось лишь недавнее кровавое прошлое – рукотворная  пирамида из человеческих черепов в Чоунг-Ек неподалеку от Пномпеня и музей-застенок «Туолсленг» в самой столице.
В отличие от тайской курортной Паттайи, где разгульная жизнь начинается с вечера и заканчивается глубокой ночью, унылый и в дневное  время Сиемреап с наступлением  темноты  и вовсе замирает, за исключением «ночного» рынка, который, несмотря на свое заманчивое название, работает с 4 пополудни до 11 вечера. В половине 12-го делать там уже нечего. Всё закрыто.
Такси от мистера Мао домчало вас до отеля «Сити-ривер» в 22.30.  Дремоту как рукой сняло.  Быстренько смыв под душем пыльный пот Пномпеня, вы отправляетесь на ночной рынок Сима.
По  торговым рядам бродят туристы в поисках баснословно дешевых сувениров и кустарного текстиля. Ты вспоминаешь Сиемреап 1980 года, темный и полный вьетнамских солдат. Тогда ты отправился с Сашей Дудовым, Сомарином и пятью своими гвардейцами  в сторону старого рынка («олд маркет») где в те времена буквально за несколько долларов, которые ты менял по "черному курсу" на местные риели, можно было накормить всю команду в «обжорных рядах». Риель в те времена был «крепким» (официальный курс: 1 доллар США – 4 риеля, "черный" 1 доллар - 15 риелей). Сегодня официальный курс: 1 доллар США – 4000 тысячи риелей. Возможно, поэтому кхмеры повсюду просят при расчетах доллары. Королевство Камбоджа – долларизованная страна, как ты мрачно пошутил, еще один штат Америки за океаном. Нищий, грязный, но абсолютно неагрессивный.  В отличие скажем от Гаити или Пуэрто-Рико, где всегда существует вероятность получить кастетом по темечку, в Симе вы можете бродить всю ночь, абсолютно не беспокоясь о своей безопасности, Если кто-то и будет вам назойливо докучать так это ночные «тук-тукеры», да и они большая редкость в полуночном городе.
В 1980 году бродить по вечернему Симу было куда опаснее, поскольку можно было запросто схлопотать пулю от вьетнамских  патрулей. В городе действовал комендантский час. Ваши съемки в Ангкоре были резко прерваны  из-за того что в Ангкор-Тхом просочились «красные кхмеры» и возле  величественных руин храма Байон, возле террасы Прокаженного короля или возле Слоновой террасы был настоящий бой. Саша порывался туда проникнуть, чтобы запечатлеть для истории этот эпизод из кампучийской жизни, но вьетнамские военные быстренько вас  «стреножили», временно реквизировав канареечную «Ладу» вместе с Муем для вывоза раненных с «театра военных действий» и категорически запретив Дудову какие-либо съемки.
В Симе и вокруг него тогда было неспокойно. Но почему ты с ностальгией вспоминаешь  о том, тревожном и полном скрытых угроз времени? Неужели тебе захотелось бы в него вернуться и прожить еще раз все то, что последовало за твоим бесславным возвращением из Кампучии?
Тридцать лет – огромный срок, за который можно прожить несколько ярких жизней, а можно уныло тянуть одну занудно резиновую жизнь.  Твои тридцать лет после Кампучии были бегом по пересеченной местности, который перемежался иногда провалами в «серое поле», как ты называл дни алкогольного безумия. И, кажется, пора уже излечиться от этой ностальгической напасти по Камбодже.
Это уже твой четвертый приезд сюда после того, как в 1981 ты вернулся в Москву и был уволен из ЦТ «по собственному желанию», а Бог любит «троицу».
Так зачем же тебя потянуло в Пномпень искать «позапрошлогодний снег»? Что ты хотел там найти?
Мышка выбирает разную сувенирную мишуру. В Паттайе ты с азартом разделял ее поиски на тамошнем «найт маркете».  А здесь ты стоишь рядом с женой, но мысленно ты сейчас в другом Симе, темном и тревожном городе тридцатилетней давности. И ты ловишь себя на мысли, что та твоя жизнь в Кампучии была настоящей, полной смысла и творчества, ведь ты по натуре своей репортер, а эта сегодняшняя в королевстве Камбоджа, она не твоя. Ты в ней посторонний. Турист, – каких здесь сейчас тысячи.

5.
Да, сейчас ты просто турист, даже не странник, а обычный обыватель, поднакопивший немного денег и купивший два тура в тайскую Паттайю с двумя днями в Бангкоке. Какого беса тебя потянуло опять выбрать отель «Лонг бич», в котором от былого «длинного» пляжа остался крохотный пятачок, до отказа заполненный соотечественниками из России и братской Украины. Они весь день с утра до вечера поглощают в огромных количествах пиво, креветки, которыми торгуют предприимчивые тайские тетушки, початки вареной кукурузы, выкуривают сотни сигарет, оставляя после себя груды мусора. «Полнокровный отдых» на все сто процентов. Они заплатили свои рубли и доллары за пару недель тайской, как им кажется, экзотики, которая заключается в посещении вечерних  шоу трансвеститов или секс-шоу в сомнительных заведения на «Уокен-стрит», и  дневных посиделках на лежаках и шезлонгах «лонгбичевого»  загаженного пятачка.
Тебе противно быть там. Потому ты и предложил Мышке эту замечательную авантюру с самостоятельной вылазкой в Пномпень через Сим. Совершить поездку на реку Квай еще успеем, убеждаешь ты подругу всей своей жизни, хотя здесь никаких слов не нужно. Мышка пойдет за тобой в огонь и в воду, потому что вы всегда вместе. В радости и в горе, в беде и счастье. Она всецело полагается на тебя, и эта ее беззащитная доверчивость скрепила вашу долгую супружескую жизнь прочнее железобетонных конструкций.
На угасающем найтмаркете Сима ты еще острее ощущаешь прилив любви к этой удивительной женщине, которая столько лет самоотверженно несет свой крест жены человека, чья жизнь сплошной бег по пересеченной местности.
Вы странно поженились. Так странно, что ни в одном романе не придумаешь. Ты был студентом второго курса факультета журналистики МГУ. Она – обычным продавцом не совсем обычного магазина «Дружба» на тогдашней улице Горького, нынешней Тверской. Тогда это был большой книжный магазин, где продавались книги стран социализма.
Книги нужно сказать были классные, равно как и наш «дефицит», выставляемый в тех же странах социализма. Но книги, в то смятенное для тебя время, интересовали тебя куда меньше, чем эфемерная возможность  заработать немного денег к стипендии, чтобы  «танцевать» боготворимую Танечку К. (См. др. новеллы про Танечку К.). Танечка при всей ее «чудоваткости» все же не собиралась угасать как романтические героини Россетти. Ей нужен был дневной «шапмань-коблер» в баре гостиницы «Москва», а вечером… Вечером твоя  Пат – Таня К. – героиня романов Ремарков и Хемингуэя  становилась весьма жизнерадостным человеком, к тому же настойчивым претендующем на руку, (о сердце говорить не станем), нашего героя в отмеренных сроках.
В начале ноября в общаге на Ломоносовском появились родители Танечки. Приехали на «смотрины». Ее мама, по легенде «боевая партизанка-молдаванка» и якобы  любовница застрелившегося брежневского клеврета Цвигуна, осмотрела тебя весьма придирчиво, как барышник осматривает коня, не оставляя без внимания его яйца. Тебе это сильно не понравилось, хотя на свои яйца ты менее всего обращал внимания, поскольку тогда стояло всегда и везде, кстати, и даже не кстати. Но это иная история.
Был поздний ноябрь и мела поземка. Ты шел ни о чем не думая, кроме как о Танечке К., по улице Горького в сторону Тверского бульвара. Не понятно зачем. Просто, любимая прогулка по Москве в строну ГИТИСа, откуда началась твоя любовь с первопрестольной. На оконном стекле витрины магазина книг стран социализма «Дружба»  ты невзначай заметил объявление. Он гласило: «Магазину «Дружба» требуются грузчики на склад».
Попробую, сказал ты себе и вошел в помещение магазина, который определит твою судьбу до смертного одра. Потому что там, ты встретишь Мышку, ставшую для тебя ВСЕМ НА ЭТОМ СВЕТЕ.
А сейчас она примеряет  кожаные браслетики-фишечки  на свое узкое запястье. В камбоджийском городе Симе.
Спустя ровно жизнь с тех пор, как ты ее полюбил.

6.
Почему-то ты ловишь себя на мысли, что очень часто опаздывал на поезд, идущий к удаче. Или же выходил из него раньше, чем тот ее достигал. И в этой меняющейся череде опозданий и торопыжничества, как-то невероятно быстро промелькнула жизнь.
Почему-то особенно остро ты ощущаешь это посреди погружающегося во тьму «ночного рынка» Сима.
В тридцать три ты не задумывался о том, как дорога тебе эта женщина, с которой ты случайно встретился и также случайно женился. В лице Мышки жизнь подарила тебе редкий счастливый лотерейный билет. Жена, ни на миг не задумываясь, последовала за тобой в Кампучию в восьмидесятом, хотя прекрасно осознавала, что жизнь в стране, где шла незримая полупартизанская  гражданская война будет весьма далека от экзотической загранкомандировки, о которой так мечтали многие женщины в тогдашнем СССР.
Когда ты уезжал на съемки в Ангкор-ват в конце 1980 –го, она была бледна, но старалась держаться молодцом, хотя предстоящее недельное пребывание в неведении о твоей судьбе, было для нее куда мучительнее твоей рискованной экспедиции. Тот, кто остается всегда страдает больше уехавшего. У тебя была дорога, у нее бесконечные часы тревоги. Потому что твоя дорога считалась смертельно опасной.  Тебе казалось, что ты поступаешь правильно, отставляя ей все деньги, находившиеся в распоряжении корпункта. На самом деле, ты лишний раз без слов подчеркнул, что может случиться всякое. Вместо того, чтобы вселить в нее уверенность, что это всего лишь заурядная поездка в одну из провинций, может быть чуточку длиннее предыдущих, ты своим идиотским жестом почти не оставлял ей надежды.
Но тогда, ты даже не задумался, насколько хрупка и насколько дорога тебе эта женщина, оставившая в Москве семилетнюю дочуру, чтобы быть рядом с тобой  в этом море  людского страдания.
Ты смотришь на лица кхмеров еще остающихся на рынке. Они безмятежны. Кто-то улыбается, кто-то безучастно смотрит мимо тебя, кто-то надеется продать тебе какую-то сувенирную мишуру. Многие из них родились и выросли после 80-го. Для них Пол Пот - нечто мифическое. Как Сталин для русских, или Гитлер для немцев. Развенчанный злодей из прошлого. Хотя, возможно, небольшие изваяния Пол Пота пользовались бы среди туристов в Симе не меньшим спросом, чем многочисленные лики Будды.
Ты видел сотни таких бюстиков Пол Пота  в пномпеньском  лицее Туолсленг, сначала превращенным в пыточный центр, а потом ставшим музейным объектом для простодушных туристов, которые все  находящееся здесь принимают за «чистую монету».
Тридцать лет назад ты тоже воспринимал все увиденное как свидетельство ужасающих проявлений нечеловеческой жестокости, именуемой тогда геноцидом.
А что на самом деле ты знаешь о геноциде?
  Ты как-то предложил редакторам  серии "ЖЗЛ" издать биографию Пол Пота.
«Нет, это уж слишком!» - ответили тебе, хотя книжку о Пол Поте в эпатажной серии «Жизнь запрещенных людей» издал покойный Илья Кормильцев в бытность главным редактором  издательства «Ульта-культура».  Называется эта книга «Брат номер один: Политическая биография Пол Пота». Написал ее американский историк Дэвид Чэндлер. Книга любопытная, хотя довольно скучная. Чэндлер хотел оставаться беспристрастным, как натуралист описывающий  крокодила. Иное дело книга польского публициста Веслава Гурницкого «Песочные часы». Написанная под впечатлением поездки в Кампучию в январе 1979 года, она и сегодня остается лучшей книгой о феномене «полпотизма». Хотя, перечитав ее недавно, ты поймал себя на мысли, что и Гурницкий не удержался от искушения пуститься по всем кругам кампучийского ада, не в сопровождении Данте и Вергилия, а лишь полагаясь на свой тридцатилетний журналистский опыт и знание в известной степени азиатских реалий.
В отличие от опытного и мудрого поляка, ты,  отправляясь летом 1980 года в Кампучию, не знал никаких азиатских реалий. Репортерского опыта у тебя тоже не было ни грамма. Но слишком много вокруг тебя было боли и страданий, которые и стали лучшей для тебя школой прикладной журналистики, поставив человека в центр всего, что ты делал. Люди, как известно, субъективны. Но это были живые люди, которые могли временами открыться тебе и быть искренними. Сегодня ты не встретишь здесь искренности. Азия снова сомкнула свои створки. Поэтому приличного репортажа сегодня здесь не создать. Притом что экзотики – море разливанное. Но тебе она не интересна.
Тридцать лет спустя в этой стране не осталось ничего, что напомнило бы тебе ее обожженное прошлое. А на показушную экзотику ты уже не купишься, как и на выставленный в качестве туристического  репертуара «геноцид»  Брата №1.
Однако, «ночной рынок» Сима окончательно закрывается. За «ван доллар» бойкий тук-тукер в течение трех минут довозит вас в кромешной тьме до отеля «Сити-Ривер», откуда завтра утром  предстоит выехать в пограничный городок Пойпет.

7 . Утром еще на одной «такси-тойоте» от мистера Мао вы покидаете Сиемреап.
Уезжаете из Камбоджи. Ты, убежден, что снова вернешься сюда на следующий год. Не на три сумбурных дня, два - из которых потрачены на переезд из Паттайи в Сим, и потом обратно в Паттайю, а на неделю или дней на десять.
Ты все же надеешься отыскать ныне безымянную улочку Принцев в Пномпене, где прожил самые яркие дни своей репортерской жизни.
Именно в этот день, когда на такси от мистера Мао вы катили по отлично покрытому шоссе  №6 в Пойпет, ты принял решение: отныне и навсегда путешествовать по Индокитаю только самостоятельно.
Никаких туров.
Тридцать лет назад, когда ваша канареечная «Лада»  преодолевала  эту разбитую вдребадан дорогу со скоростью пять километров в час,  ты ведь не был туристом, которого сопровождают некие представители турфирмы, т.н. «гиды», регламентирующие каждый твой шаг. Правда,  ты тогда тоже не был свободен в путешествии к Ангкору, но в Кампучии шла война, тебя и Дудова охраняли местные ребята из спецназа, Сомарин следил, чтобы чего не вышло, а Муй приглядывал за тобой, потому что работа у него была такая шоферско-соглядатайская.
А  сейчас ты все-таки турист, решивший на свой страх и риск провести три дня в соседней Камбодже, где на вас не распространяется действие страховки. Эта мысль заставляет тебя улыбнуться.
Какая еще страховка?
Тогда в 1980-м вас могли подстрелить на каждом километре этой дороги, где практически отсутствовали вьетнамские блок-посты, но Гостелерадио СССР и мысли не допускало страховать жизнь своего собкора в Кампучии. По мнению высокого начальства вас причисляли к сонму бессмертных советских специалистов. Если кто-то и погибал, то могли посмертно наградить медалькой, а  могли просто похоронить за счет конторы. Считай, не повезло! 
Но тебе везло. Побывав в нескольких «горячих точках», ты не удостоился почетных наград, зато вернулся домой цел и невредим, даже не подцепив в Индокитае малярию, а в Афгане желтуху…


8. В Пойпете буквально за минуту  вы проходите через пограничный контроль, и еще через пару минут, пройдя «свободную зону казино», оказываетесь уже на тайской территории. Пограничный офицер ставит в ваши паспорта очередной штампик, а дальше… Мышка беспрепятственно проходит таможенный контроль, а вот тебя тайские таможенники, внезапно оживившись, просят  показать содержимое сумки. В ней две початые бутылки виски – скотч и бурбон, что становится предметом обсуждения и обнюхивания  шотландского и американского алкоголя.
Тебе наплевать на бутылки и на их содержимое. В ближайшем тайском павильончике «Севен элевен» ты купишь себе новую бутылку виски. Правда, «Джека Дэниэлса» и «Баллантайн» придется заменить «Сотней волынщиков», но не все ли равно, чем взбодриться в дороге от Араньяпратхета  до Паттайи.
Очевидно, твое полное безразличие к судьбе предъявленного таможенникам алкоголя настраивает их мысли на буддистское вечное.   Эти улыбчивые офицеры жестами предлагают тебе забрать бутылки. Что же касается травки или соломки, то ничего подобного в твоей сумке не обнаружено кроме пары пропотевших рубашек и дурацкого путеводителя по странам Индокитая от издательства «Вокруг света», из которого трудно почерпнуть полезные сведения, а бесполезные явно устарели.
По ту сторону границы вас тут же окружают сердобольные доброхоты с предложениями помочь, но на этот раз никакая помощь от жуликоватых лаццарони вам не нужна. Поменяв пару сотен долларов на тайские баты в филиале какого-то банка, ты заказываешь такси до Паттайи.
И снова в путь-дорогу. Уже полдень.
Таиланд – не Камбоджа. Совсем другое королевство. Тут не встретишь нищих деревенек. Может быть, они и есть где-нибудь на севере, но здесь ты вообще не заметил какой-либо деревенской пасторали. Какие-то ухоженные сельскохозяйственные угодья с индустриальным уклоном.
А какие здесь дороги! Эх, матушка Русь, когда б тебе такие дороги, да поменее жадных дураков… Тайское королевство от нефтедолларов не пухнет, основная статья доходов - туризм, однако народ здесь веселый. Может быть из-за буддизма. Жизнь - как миг настоящего.

9.
Веселый водитель тайского таксомотора  ставит ди-ви-ди с концертом Эрика Клэптона, под блюзы которого вы с Мышкой прихлебываете великодушно возвращенный тайскими таможенниками вискарь.
В 1965 году ты не задавался мыслями и природе геноцида в Юго-Восточной Азии.
Твоими кумирами были «Битлз» и Роллинг стонз», которые как раз в тот год подарили миру Yesterday и  (I Can't Get No) Satisfaction –крутой хит, сразу ставший гимном поколения детей, бунтующих против отцов.
Ваш тайский драйвер – большой поклонник Рода Стюарта, Пола Маккартни и «Скорпионз». Он подпевает своим кумирам, чьи концертные выступления очень прилично записаны на двух его дивидюшках. Вы бы поддержали его восторженные вокализы, но с английским у тебя никак, а французский уже нигде не в ходу, кроме самой Франции, канадского Квебека и м.б. нескольких африканских стран, которые все еще тяготеют к бывшей метрополии. На все реплики таксиста ты отвечаешь как Гримо из знаменитого романа Дюма-отца. «Йес, ноу, грейтс, из вери гуд» и время от времени, когда вопросы ставят тебя в тупик, бормочешь «ай нот андестен».
С Муем было куда проще. Иногда ты даже пытался поддержать его философические максимы, начинавшиеся словами «Жё круа кё…». Воспоминания о Муе снова заставляют тебя досадливо оглянуться на прошедшие два дня в Камбодже, которая осталась там позади.
Ну что она далась тебе – эта страна, о существовании которой ты имел весьма смутное представление в том далеком 1965, когда получив школьный аттестат, или как его тогда называли «аттестат зрелости»,  решил отправиться на завоевание Москвы.
В отличие от Д'Артаньяна у тебя не было рекомендательного письма капитану королевских мушкетеров господину де Тревилю. Зато непомерные юношеские амбиции подвигли тебя искать будущей славы на театральных подмостках.  И это было очень странно, поскольку никаких задатков лицедейства в тебе не было.  Но ты внушил себе, что только став актером сумеешь  завоевать сердце Инны. Смешно сказать, но Инна была третьей девушкой, в которую ты влюбился без оглядки. Первая любовь настигла тебя в шестом классе. Она явилась  девочкой из соседнего дома, в присутствии которой ты терялся  и не понимал, почему это так. В другое время ты был красноречив и любил паясничать.
Еще пару глотков виски и память переносит тебя на Курский вокзал столицы, куда вы с Мишкой Кутеповым прикатили на скором поезде  Тбилиси-Москва. И сразу же заблудились в показавшейся вам огромной Москве. Во всяком случае, когда вы вышли из станции метро «Арбатская» и проплутали полчаса в поисках Собиновского переулка, то не придумали ничего лучшего, как  обратиться за помощью к молодому милиционеру.
В те далекие времена московские милиционеры были  нормальными парнями с чувством юмора. Встреченный вами страж столичного порядка не стал спрашивать ваши паспорта, а лишь загадочно улыбнувшись, предложил последовать за ним.
Минут через пять он привел вас в заполненный абитурой гитисовский дворик, что сразу вызвало радостный переполох среди таких же, как вы соискателей театральных подмостков.
Кто-то из второкурсников, которые выделялись среди разношерстой  толпы абитуриентов, как королевские мушкетеры среди парижских мещан, насмешливо заметил: «а вот и первые хулиганы на нашей сцене!»…
«Ты где?» - слова Мышки вырывают тебя из того солнечного дня в гитисовском дворике.
Такси въезжает в Паттайю. С национальной трассы Сукхумвит драйвер сворачивает на городскую Наклыа –роад. Дальше нужно подсказать ему поворот направо в переулок, который ведет к отелю «Лонг-бич», ставшему  настоящим российско-украинским подворьем.
Всё! Приехали. Путешествие  закончилось.
150  бат, которые ты протягиваешь таксисту «на чай» за «музыкальную поездку»  настолько его обрадовали, что вдогонку он дарит тебе обе свои дивидюшки. Вместе с визитной карточкой. Мол, будешь в наших краях, звони, а уж я прокачу.
Ты не думаешь, что в этой жизни тебе придется когда-нибудь вернуться в Араньяпратхет. Но выдаешь веселому драйверу весь свой запас английского политеса: «Си ю агейн. Сэнкью, мистер!».
Кто знает, может, ты и встретишь его однажды. В другой жизни.


10. Сразу после возвращения в Паттайю ты отравился. Расслабился в чистеньком Таиланде, во время обеда сменил виски на пиво. Попробовал сырых креветок и как результат – рвота, резкие боли в желудке и абсолютно сумеречное состояние с провалами сознания. Ты опять начинаешь бродить по тропинкам прожитых лет.
И снова гитисовский дворик в Собиновском переулке, откуда начиналась твоя будущая Москва. Абитуриентская феерия, масса красивых и дружелюбных девушек, среди немногих задавак, простота в общении, хотя в душе каждый из присутствующих мнит себя гением. Тогда еще не знали слова «тусовка», но то, что увидели вы с Мишкой было именно тусовкой наивных соискателей публичной славы.
Дружелюбный милиционер оставил вас посреди этого веселого содружества дилетантов, после чего вы направились в приемную комиссию, чтобы стать абитуриентами столь уважаемого ВУЗа, осеняемого благосклонным вниманием Мельпомены и Талии.
Ты столкнулся в коридоре с симпатичной девушкой лет двадцати, которая, стрельнув взглядом в твою сторону, громко заметила своей подруге: «а вот и юный герой-любовник».  Кажется, ты тогда зарделся, провинциальный юноша, у которого не было ни единственного шанса стать актером…
Первый вердикт этому печальному обстоятельству вынес пожилой педагог, который прослушивал абитуру. Едва ты начал читать есенинское: «Пускай,  ты выпита другим, но мне осталось, мне осталось…», как твои лирические надрывы были прерваны его ироничным «Браво! Достаточно!».
Этот педагог был человеком искренним.
«Молодой человек, - сказал он,-  вы темпераментны. Чему – то вас можно научить. Но простите, этот ваш псевдогрузинский акцент не излечим. Также как и украинский. А теперь представьте, мы многому вас научили. Трагедии…
Вы играете «Гамлета» где-нибудь в Туле. И как прозвучит знаменитый монолог: «Быть или не быть, вот в чем вопрос?». Вы произносите  в состоянии крайнего волнения, аффекта: «Бить или не бить, вот в чем вопрос?». Словом, балаган».
Он прав. Твой дурацкий псевдогрузинский акцент, которым ты гордился в Тифлисе, совершенно неуместен здесь. В который раз тебе придется замолчать, прежде чем начать говорить…
Пацаном в далекой украинской Звенигородке ты довольно поздно начал говорить и украинской мовы «нэ разумив». Злые люди над этим обстоятельством потешались. «Бачь, москалёк!». Добрые  их одергивали.
А ты  замыкался в себе. Не хотел говорить на украинской мове. Но пуще того не хотел быть немым. ТЫ ВСЕГДА ХОТЕЛ ГОВОРИТЬ!
Через полгода ты уже говорил на мове. Когда семья вернулись жить в Тбилиси, люди снова стали потешаться: « Гляди, вот же малой  хохол!».  И ты снова умолк на полгода. К тому времени  ты научился разбирать буквы. РУССКИЕ. У тебя было три детских книжки. Главная – «Три поросёнка» с иллюстрациями Уолта Диснея. Её тебе подарили добрые евреи, у которых мама в детстве была домработницей. В то время люди вокруг тебя не были русскими, евреями или украинцами. Они были или добрыми или злыми.
Приступы тошноты подкатывают к горлу и виски не лечит. Мышка на пляже. А ты валяешься в номере четырехзвездного отеля «Лонг бич», где время от времени между жесткими приступами рвоты блаженно блуждаешь по закоулкам памяти.
Сегодня у тебя безукоризненный московский говор. Со слегка протяжным «Масква-а-а-а». Ты же нынче москвич. Благодаря женитьбе на Мышке. Но это будет потом. Уже в 1971-ом.
После твоей театральной эпопеи 1965 года. Когда Москва закружила тебя в своем чарующем суматошном хороводе под сенью девушек в цвету.