- Спасибо, что пришли, - сказала девочка и закашлялась. - Так страшно одной.
Она кашляла долго, резкими, короткими толчками выталкивая из груди воздух, и не могла остановиться, и при каждом толчке внутри у нее что-то хрустело и поскрипывало, как механизм в сломанных часах. Наконец, приступ закончился, и обессиленная Лиза откинулась на подушки. Дышала она хрипло и с таким усилием, словно катила в гору тяжелый камень.
- Тебе совсем плохо! - забеспокоилась Кристина. - У тебя, наверное, воспаление легких! Или туберкулез!
Девочка махнула рукой.
- Обыкновенная простуда. Другим хуже. У нас уже много ребят умерло после того, как попили сырую воду из озера. Звездочет говорит, что там завелась кишечная палочка. А у нас и лекарств никаких нет, и еды мало. Одни консервы. Тем, кто пил из озера и заразился кишечной палочкой, нельзя консервы, им нужно другую пищу. Хлеб, каши...
«И правда. У них всего мало, а что есть — то в полном беспорядке», - думал Кристиан, с удивлением оглядывая комнату. Кровать, шкаф, тумбочка, на которой стоит что-то, похожее на телевизор или радиоприемник. Выключенный или сломанный, покрытый пыльной салфеткой. Стул, а на нем — синий пластмассовый кувшин без ручки. Еще один стакан — под стулом. Сваленные в углу книги, половина их них — растрепанные, с оторванными корешками и загнутыми страницами. На подоконнике — бумажные фигурки-оригами. Полка с такими же фигурками. Оригами на полу, на люстре, под кроватью. Крису вспомнилась старая песенка про японскую девочку не то из Хиросимы, не то из Нагасаки. Только та делала бумажных журавликов, а Лиза — кораблики и лягушек.
Стопка пластиковых тарелок. Мебель не то что даже старая, или убогая, или пришедшая в негодность — но все предметы лежат не на своих местах. Крис понятия не имел, что происходит в этом незнакомом мире, но одно он знал наверняка — такого хаоса в квартире не потерпела бы ни одна мама и ни одна бабушка.
- Погоди, - удивился Крис, а где твои родители? Ты что, одна живешь?
- У меня нет родителей. Здесь, вообще, нет взрослых, кроме Звездочета.
Лиза поперхнулась, и последнее слово вышло хрипло и смазано: «Звездчччч...». Прижала ладони к груди и снова захлебнулась кашлем.
- Кто такой Звездочет? - спросил Крис, а Кристина поспешила девочке на помощь: поправила подушки и усадила ее повыше — так, чтобы легче было дышать.
- Как же вы обходитесь без взрослых? И куда они делись? - недоумевал Кристиан.
Он тоже хотел бы помочь, но стеснялся и не знал, как. Одно дело — ухаживать за бабулей, да и в этом Крис был не очень ловок, и совсем другое — за незнакомой девочкой.
- Спасибо, - Лиза вытерла губы тыльной стороной ладони. Видимо, голова у нее кружилась, потому что взгляд стал нечетким, расфокусировался, как у человека, который вот-вот потеряет сознание. - Все ушли на войну. А мы обходимся... у нас есть консервы, и мыло, и даже свет — почти в каждом доме. Только вода из крана льется серая, ее нельзя пить. Поэтому мы ходим на озеро.
- Какая война? С кем вы воюете?
- Я не знаю, спросите у Звездочета...
- Крис, не мучай ее, - мягко сказала Кристина. - Видишь, ей плохо. Лиза, может ты есть хочешь?
- Я пить очень хочу, - отозвалась девочка.
Кристиан заглянул в кувшин. Пустой. Только мутная белизна на дне — как будто меловая взвесь. Понюхал — пахнет колодезной свежестью и речной травой — вспомнил про кишечную палочку и торопливо поставил кувшин обратно на стул.
- Я схожу, поищу воду и заварку, - предложил он. - И на чем вскипятить.
На кухне царил почти такой же кавардак, что и в спальне. Только там не было оригами, придающих хоть какой-то уют. Три пустых ведра — в ряд под окном. Прямоугольный обеденный стол и две табуретки. На столе — ящик от шкафа, полный тесемок, чеков, спичечных коробков, писем в конвертах и без, в общем, всякой ерунды. Все перемешано и перепутано, как будто здесь лихорадочно что-то искали. Металлическая раковина, заваленная все той же пластиковой посудой. Электроплита, а на ней — чайник. Обычный земной чайник со свистком, пузатый и мутный от кальциевых разводов. Грязный подоконник. Лампа в фарфоровом абажуре, так густо засиженном мухами, что и не понять, какого он цвета.
Крис отвернул кран — вода из него, и в самом деле, потекла серая. То есть, не серая, а смесь обычной воды с черной — густой и блестящей, словно кожа на спине у гадюки. От нее остро пахло металлом и кровью, йодом, прелыми водорослями и еще чем-то протухшим и сгнившим. Запах смерти. Собственно говоря, из крана лилась не смесь, потому что живое не способно смешиваться с мертвым, а тонкие черные и белые струйки, перевитые наподобие косички.
Кристиан содрогнулся от отвращения и поскорее закрутил вентиль. С тоской заглянул в пустые ведра и, взяв одно из них, вернулся в комнату.
- Надо сходить на озеро, - сказал он Кристине. - У нее в квартире — ни капли воды.
- Я с тобой! Лиза, побудешь одна? Мы вернемся и сделаем тебе чаю.
Девочка слабо кивнула. На фоне мокрой от пота, серой подушки, ее лицо казалось нежным белым цветком.
Они вышли из квартиры и очутились на полутемной лестничной площадке. Лампочка не горела, и свет проникал только через маленькое, грязное окно. Однако, и при слабом освещении было видно, что стены исписаны углем и мелом. Угольные надписи в полумраке сливались в мрачноватый узор, зато яркая меловая — шла поверх остальных: «Мамочка, пожалуйста, вернись!!! Я тебя люблю!» Кристиан оторопел. Он мог бы поклясться, что узнал собственный почерк. Правда, не такой, как сейчас, не уверенный почерк девятиклассника, а корявый, детский. Дрожащие буквы, выведенные рукой первоклашки, полгода назад освоившего прописи.
Но ведь он никогда не писал на стенах! И тем более, никогда не стал бы писать такое.
И все-таки было в этой фразе что-то ностальгическое, от чего щекам становилось горячо, а сердце, как пугливая птичка, сжималось в комок.
Стиснув зубы, Крис читал снова и снова: «пожалуйста, вернись», и голова у него кружилась. Он словно заглядывал в очень глубокую яму, на дне которой болотной мутью плескалось его собственное прошлое. Искаженное, одинокое, болезненное...
- Пойдем, - Кристина потянула его за рукав. - Что ты там увидел?
- Ничего. Какое-то здесь все знакомое.
- Да! Я бы ни за что не поверила, что это другой мир. Как будто в соседний подъезд зашла, такое чувство. А лифт здесь, интересно, работает?
- Даже если работает, лучше им не пользоваться. Еще застрянем, и что тогда делать?
Гремя пустым ведром, они сбежали по ступенькам.
Крис и Кристина стояли посреди глухого треугольного дворика и потерянно озирались. С одной стороны, два кирпичных дома сходились углом. С другой — колосился узкий газон, а рядом с ним тянулась гряда металлических гаражей-ракушек, поблескивая серебром в лучах осеннего солнца. Под ногами — асфальт в пятнах опавших листьев. Хотя деревьев поблизости не видно. Не иначе, ветром намело.
- Странно, - Кристиан кивнул на гаражи. - Здесь должен быть детский сад, а не это...
- Откуда ты знаешь?
- Так это же мой дом! И получается, мы только что вышли из моей квартиры. Но там такой бардак, что я ее не узнал.
- Бардак, точно, - подтвердила Кристина. - У меня бы тоже бардак был, если бы я одна жила и тяжело болела. Но нам нужно найти озеро. Как ты думаешь, где оно может быть?
- Понятия не имею. Разве что за городом. Тут рядом, насколько я знаю, нет никаких озер. Хотя... - он задумчиво вгляделся в черную пирамидку облаков, причудливых, плотных и четких на фоне по-сентябрьски яркого неба, похожих на дым, вытекающий из печной трубы, - наверное, здесь все немного не так.
И правда, город казался знакомым, но все же – неуловимо другим. И дело было не только в исчезнувшем детском садике и занявших его место гаражах. Не в кислом запахе мусорных бачков и не в запущенных газонах. Он походил на очень искусно сработанную декорацию для съемок фильма об их родном городе. Как будто стоит сделать пару шагов — и очутишься за краем сценической площадки, в прокуренной студии.
Впечатление, однако, было обманчивым. Они свернули за угол и, поднявшись по переулку до продуктового магазина, который здесь выглядел складом с заколоченными окнами, очутились на Проспекте Весны, который в этом мире назывался Малой Скукоженкой.
- Мы в параллельном мире, наверное, - рассуждала Кристина. - И здесь, и у нас люди умирают, но если у нас — от непонятной болезни, то у них — от воспаления легких и кишечной палочки. То есть, от того, что можно вылечить.
Кристиан осторожно коснулся крыльев за ее спиной. Вернее, хотел коснуться, потому что те оказались призрачными. Такое ощущение, как будто он поднес руку к вентилятору. Холодок, легкое дуновение ветерка — и все. Переливчатая иллюзия.
- Значит ли это, что если вылечить их..., например, Лизу...
- То выздоровеет бабуля! - обрадованно подхватил Крис. - Мы можем купить в аптеке антибиотик и принести сюда. И еще — мед и малиновое варенье. И хорошую еду, и всякие витамины.
- Лиза — это твоя бабушка? - спросила Кристина.
- Бабуля старая, - возразил Крис, - и лежит в больнице после инсульта. А Лиза — это Лиза. Но они как-то друг с другом связаны.
- А потом мы найдем здесь мою маму и поможем ей. Наверное, она тоже чем-то больна. Давай возьмем еще и лекарство от кишечной палочки? На всякий случай, чтобы не ходить несколько раз?
Кристиан хотел ответить: «конечно, давай», но осекся.
Там, где на Проспекте Весны находились цветочный магазин и почта, на Малой Скукоженке дома расступались, и то, что открывалось в просвете, наводило оторопь. Похоже, это и был край сценической площадки, за которым кончался знакомый Кристиану город.
Скукоженка как будто проходила по краю пропасти, так резко земля уходила вниз, и лоснились, точно воском натертые, крыши, и блестела осколком зеркала белая вода, и змеились тропинки, и дырявили небо заводские трубы.
Завод тянулся вдоль всего горизонта и смотрелся гигантским — просто чудовищным по своим размерам — и, вдобавок, дремучим, будто тайга. Он доминировал над усеянной кукольными домиками равниной, словно подминая ее под себя. Отбрасывал тень на половину озера — и вода в этой тени ядовито чернела.
- У меня, кажется, дежавю, - пробормотал Крис.
- Что?
- Ну, где-то я его видел раньше.
- Кого?
- Завод.
- Неприятный какой, - поежилась Кристина. - Хорошо, что в нашем мире такого нет. Как будто не завод внутри города, а город — внутри завода. А вон там, смотри — озеро. Спустимся?
По склону сбегала лесенка — бетонная с металлическими перилами, такая крутая, что при спуске кружилась голова и каждый шаг казался ступенькой в бездну.
- Бедные дети, - заметила Кристина. - Неужели они каждый день так ходят? Вниз — еще ничего, а вверх? И с полными ведрами?
Озеро оказалось прудом — явно искусственного происхождения, с ровной, словно по лекалу очерченной береговой линией. Такие обычно получаются на месте выработанных и залитых водой глиняных карьеров. Густая, точно сметана, красная земля чавкала под ногами, щедро налипая на подошвы кроссовок. Ни одного дерева или куста, как на недавно заложенных дачных участках. Да и трава здесь росла чахлая, а в тени завода ее не было вовсе.
Берег круто обрывался, и только в одном месте сходил к воде полого, образуя небольшой пляжик. Там, примерно в полуметре от воды, сидел на корточках мальчишка лет семи-восьми, в одних шортах, костлявый и смуглый, как чертенок, и рисовал палочкой на влажной глине.
- Эй, пацан! - окликнул его Крис. - Эту воду можно пить?
Мальчик поднял голову. Кристиан увидел, что лицо у него обветрено, а губы посинели от холода и покрыты лихорадкой.
- А другой все равно нет.
- Ладно, мы ее вскипятим. И тебе советуем.
Мальчишка передернул острыми плечами. Он выглядел каким-то вялым — возможно, больным или просто измученным.
- Сам знаю, не маленький.
Кристиан зачерпнул ведром из пруда. Вместе с глиняной взвесью — и все равно получилось на донышке, потому что у берега оказалось мелко. Прищурился. На первый взгляд вода как вода. Блескучая от солнца. Прозрачная — видно каждую красную песчинку на дне, и щербинку на эмали, и золотые дрожащие блики, тонкие, как осенние паутинки. И все-таки что-то с ней не так. Нечто постороннее смущало Криса, какая-то неуловимая примесь. Не кишечная палочка, конечно. Ее не различить невооруженным глазом. Что-то иное.
Преодолевая странное отвращение, он погрузил руку в ведро. Поднес ладонь к лицу, и, содрогаясь, увидел отчетливо — ту же черноту, что и в водопроводной воде, правда, не столь обильную и не сплетенную в блестящие ленты. Крохотные частицы мрака, в несколько раз мельче песчинок. Их было немного, совсем чуть-чуть, но они — были.
- Где ты живешь? - поинтересовалась, между тем, Кристина.
- Там, - пацан махнул палочкой в сторону домов, которые вблизи вовсе не смотрелись игрушечными. Они походили, скорее, на облезлые, приземистые сараи. - А вы откуда? Сверху?
Кристина кивнула.
- Да. А родители у тебя есть?
Мальчишка закатил глаза, что означало, вероятно: «были, да сплыли».
Кристиан так и стоял, растерянный, с ведром в руке. Он не мог заставить себя войти в воду, чтобы зачерпнуть оттуда, где поглубже.
- Давай наберу, - предложил вдруг пацаненок.
Он нехотя встал и прошлепал по мелководью метра два. Нагнулся — солнце золотило его худую спину, а по встревоженной глади пруда разбегались молнии — и вернувшись, протянул полное ведро Крису.
- У меня сестра была, - сообщил небрежно и почему-то отводя взгляд, - младшая... Но она уже неделю, как потерялась. Теперь один живу.
- Потерялась? - переспросила Кристина.
- Ну, сгинула. Заблудилась. Пропала. Как и все другие.
- Где заблудилась?
- Да на заводе.
Крис и Кристина быстро переглянулись.
- Зачем же вы туда ходите?
- Ну, он вроде как... это... зовет, - буркнул мальчишка и покосился на черные трубы, окутанные дымом, словно грозовыми тучами. - Особенно вас, верхних, но и сестренка моя попалась. Идите уже, а то и вы пропадете. У вас, верхних, нет, как его... има... ину...
- Иммунитета?
- Ага, - мальчик шмыгнул носом. - Все время забываю это слово.
Однако, иммунитет в них с Кристиной, похоже, был. Или, что еще вероятнее, завод просто не нуждался в чужаках. Во всяком случае, он не только не звал их, а наоборот, отталкивал. Его четкие, словно углем прорисованные контуры наводили ужас. Его внушительность подавляла. Его трубы напоминали усики гигантского насекомого-мутанта, торчащие в бирюзовое небо. Они как будто даже шевелились... нет, это ползли, подгоняемые ветром, дымные облака.
Меньше всего Кристиану хотелось бы сейчас отправиться на встречу с бездушным, чугунно-стальным монстром.
Охваченные брезгливостью и страхом, они на удивление быстро — хоть и с ведром — вскарабкались по лестнице и очутились на Малой Скукоженке.
Лиза обрадовалась чаю. Приподнялась на кровати и села повыше, опираясь на подушки. Протягивая руку за чашкой — облизывала от нетерпения губы, обветренные, высохшие, как земля в пустыне.
Кристиан смотрел, как жадно она пьет, и страдал от того, что не мог предложить ей ничего лучше сомнительной воды из пруда.
- Еще! - слабым голосом попросила Лиза.
Только после второй чашки она немного пришла в себя и заулыбалась.
- Спасибо вам огромное, ангелы! Мне стало гораздо лучше! А вы будете чай? - предложила она, почти благоговейно.
Видимо, вода в этом странном мире считалась наивысшей ценностью.
Кристина замотала головой. Она не видела черноты в ведре, но пить не хотела. А вот Крис не сумел отказаться. Он и сам не знал, почему. Наверное, именно из-за растворенных в чае крохотных частиц мрака. Он не мог подвергать опасности девочку, не рискуя сам. И еще у Кристиана было такое чувство, что предложи ему Лиза хоть ядовитого скорпиона — он взял бы его и съел. Потому что из ее рук. Потому что она смотрит на него огромными, доверчивыми глазами, и лицо ее сияет от восторга и благодарности.
Так и не разобравшись в причинах накатившей смелости, Крис нашел на кухне относительно чистый стакан, плеснул в него немного из чайника и, бодро улыбнувшись Лизе, поднес к губам.
Зря. Он как будто глотнул уксусной эссенции. Даже не так — он словно проглотил пригоршню муравьев, злых, голодных и кусачих. Частички мрака обожгли гортань, скользнули по пищеводу в желудок и наполнили его такой болью, такой невыносимой тяжестью, что Кристиан со стоном схватился за живот.
Тело словно уплотнилось — сделалось большим и грузным, а пол под ногами истончился, как талый лед. Сквозь пелену слез сверкнуло Лизино лицо, озаряясь белым светом и превращаясь в звезду.
Он успел обхватить Кристину за плечи, увлекая за собой — и вместе они полетели вниз. Вернее, неудержимо зашагали по бесконечной лестнице — крутой, почти отвесной, уходящей в темноту, и каждый их шаг был ступенькой в бездну.
Бледный квадрат окна... Блекло-зеленые стены... Пачка салфеток на тумбочке и еще что-то — аморфное, бесцветное, похожее на дохлого краба. Теплая морда Канга на коленях... Канг, дружище, где это мы?
Еще на небе или уже на земле?
- Эй, - Кристина тронула его за рукав. - Очнись, мы вернулись!
Крис потерянно моргал, не вполне осознавая произошедшее.
- Я забыл там «поилку», - сказал он виновато. - Не помню, куда поставил.
Бабушка спала и даже улыбалась во сне уголками губ. Она больше не просила дать ей водички, как будто выпитый Лизой чай утолил и ее жажду.