Рассказ 1. «Ангелы-хранители»
– Гляди! – шепнула жена, – Гляди же!
– Ого! – ответил я, вминая нос в стекло иллюминатора. – Ничего себе...
Комфортабельный аэробус неспешно парил над землей. Безразличие, с которым пассажиры эконом-класса летели над государствами, морями и снежными вершинами, казалось поразительным. Кто-то дремал, откинув голову на подголовник кресла, кто-то доедал предложенный завтрак и лениво разглядывал поверхность планеты, припудренную струйками перистых облаков, будто морозным дыханием ангелов…
Я отлип от иллюминатора и оглянулся. Однако, в какой бы фэйс или затылок ни упирался мой взор, встревоженный увиденным, всюду его «встречало» безликое и бессовестное безразличие.
Я тронул руку жены: «Маша, чума! Как они могут этого не видеть?!»
Напротив иллюминаторов левой стороны фюзеляжа, на расшитой заклёпками поверхности крыла сидели два симпатичных безбилетника… Белые женственные тела этих отчаянных парней едва прикрывали лёгкие греческие туники. А ведь за бортом, как нам только что объявили, было минус пятьдесят! Причудливые перистые образования, похожие на кусочки облаков, выступали из-под одежд. Мне даже показалось, что клёкот их крыльев в ураганном потоке встречного ветра слышен в салоне самолёта. Парни реально были... ангелами! «Ангелов не бывает» – возразила память, припомнив фразу из школьного учебника по природоведению. «Как так? – возмутился я, – Выходит, нас десять лет обманывали? Вот же они!..» Жена умоляюще посмотрела на меня:
– П-позови п-проводницу!
Я нажал "тревожную" кнопку.
– Что случилось? – улыбнулась стюардесса, "приталенная" в алый фирменный костюм аэрофлота.
– Да вот, – я указал на иллюминатор, – сами посмотрите!
– Да, очень красиво! – ответила она.
– Что красиво? – я не на шутку встревожился, – вы что, не видите?!
Стюардесса сделала брови домиком.
– Ну, как же, ведь там… – отозвалась жена и тотчас снова прильнула к иллюминатору.
Я заметил, как дрогнула ее спина.
– Ой, никого!..
Крыло самолета сверкало в лучах заходящего солнца и было привычно пусто.
– Вот видите! – еще раз улыбнулась стюардесса.
* * *
Курортный сезон в Испании похож на восхитительный биокосмический террариум. Огненный коловорот солнца и лазурный котлован моря одинаково доступны как местным испанским поселянам, так и восторженным сангвиникам из России. В летние месяцы, вопреки горластой санкционной политике ЕС, «эшелоны» аэробусов с российскими туристами прибывают на испанское взморье. Да, мы открыто смеемся над Тусками и мрачными мачо Могерини! «No pasaran!», – говорим мы, подвязывая бретели купальника на спине любимой женщины.
Интересно, что бы сказал Андрей Платонов, проваливаясь по щиколотку в горячую охру песчаной отмели? Может быть, так: «Борщев наблюдал море. Он всматривался в энергию бегущей волны, потому что ему казалось – море выдавливает из себя лишнюю влагу…»
Через пять часов полёта наш аэробус совершил посадку в аэропорту города Аликанте. Там же в аэропорту мы арендовали вполне приличную машину и весело помчались вдоль моря, разглядывая прибрежные озерца и тысячи восхитительно-неподвижных розовых фламинго. Наш путь лежал «на плантацию» испанских долгожителей – в городок Торревьеха.
Известно, человек нагуливает аппетит прямо пропорционально скорости передвижения. Поэтому через полчаса пути мы решили перекусить и припарковали авто в одном из городских предместий Торревьехи. Без труда отыскав уютный ресторанчик, мы на время забыли о «тяготах» дороги. Ещё через полчаса мы вышли из ресторана, наслаждаясь эхом гастрономических переживаний и поглаживая чуть округлившиеся животики.
Увы, наша радость оказалась недолгой. Подойдя к машине, мы обнаружили, что корпус нашего симпатичного «Ситроена» ощетинился разбитым стеклом над левым задним сидением салона (именно там мы сложили все вещи - ну не брать же с собой в ресторан дорожную кладь).
Я заглянул через битое стекло и ужаснулся: сумка, в которой лежали телефон, ноутбук, планшет и подарок для наших испанских знакомых исчезла!..
Очень кстати мимо проезжала полицейская машина. Мы попросили полицейских остановиться и на ломаном русском, как могли, объяснили случившееся. Увы, реакция испанских стражей правопорядка была ленива и неповоротлива, как сиеста. И хотя ограбление произошло только что, никаких перехватов предпринято не было. Долго и тщательно составлялся протокол, несмотря на то, что его роль в нашей ситуации была явно неуместна. Позже совершенно другие люди нам объяснили, что вор был наверняка марокканцем. Испания не препятствует въезду в страну африканских парней, не имеющих определенных занятий, а нередко с криминальным прошлым. От этой недальновидной политики плачут коренные жители, но более всех – наивные русские туристы.
* * *
– Гляди, мой-то совсем расстроился! – всматриваясь в паутину улиц, шепнул ангел товарищу.
– Да, что-то случилось. Моя, аж, потемнела, места себе не находит! – подтвердил его собеседник, – Странно! Вроде целы, невредимы. Что ж так убиваться? Не понимаю!
Ангелы переглянулись, расправили крылья и спланировали в предместье.
Я сидел на газонном бордюре, совершенно убитый случившимся. Вдруг за моей спиной раздался голос неопределенного тембра. Голос походил на клекот птицы, но я отчетливо понимал каждое слово:
– Могло быть хуже.
Жена стояла метрах в пяти и перебирала чудом уцелевшую дамскую сумочку. «Не она, – подумал я, – тогда кто?»
– Поверь, могло быть хуже! Я знаю, что говорю, – повторил тот же голос.
Его убедительный речитатив располагал к доверительному разговору.
– Может быть... – ответил я невидимому собеседнику.
– Ты вот что, – продолжал поучать голос, – езжай обратно в аэропорт, меняй машину, справка из полиции у тебя есть, и забудь об этом. Вернешься в Москву, купишь новый комп, вот проблема!
Я поглядел на машину, потом на гибискус, высаженный вдоль бордюра и искрящийся на солнце вспышками оранжево-красных завязей.
– Маш, может и вправду, хрен с этим компьютером? Пусть пользуется гад, ему же лучше!
– А подарок?! – взвизгнула жена. Она хотела сказать еще что-то, но неожиданно успокоилась и добавила, как нараспев, – Помнишь, у Рождественского: «Руки целы, ноги целы, что еще?..»
Мы улыбнулись друг другу.
– Ангел ты мой! – шепнул я тихо.
– А ты мой! – сквозь слезы ответила жена и посмотрела в небо.
Стая любопытных испанских горлиц кружила над нами, о чем-то взволнованно переговариваясь друг с другом.
Рассказ 2. «Рассвет»
Мы проснулись до рассвета и вышли на балкон. За грядой парковых эвкалиптов в полутьме ещё несуществующего утра призывно шумело море. Грозовые облака, похожие на атрибуты гибельного ристалища, толпились вдоль линии горизонта, как бы скрывая благую весть о скором рождении нового светила!
– Ну что, джин, тесна твоя бутылка? – смеясь, крикнула жена с балкона.
– Ох, тесна! – ответила розовеющая кромка небесной ватерлинии.
С каждой минутой сила невидимого источника света всё более подъедала обмякшую требуху грозового сумрака. Так в России весенняя зажора* подъедает огромные мартовские сугробы.
Вдруг тонкий, как игла, первый огненный корпускул прошил силикон облачной завесы и ворвался в небо, оповещая мир о приближении Солнца!
Неповоротливые сгустки ночного "ристалища" подались в сторону и стали медленно расползаться кто куда. Не тут-то было! Солнце расправило вдоль горизонта сверкающие золотом плечи и иглами света пронзило "беглецов", будто фантастическую коллекцию бабочек.
– Господи, красота-то какая! – не сговариваясь, воскликнули мы, наскоро оделись и по узкой дорожке, пересечённой корнями эвкалиптов, как титулованные скороходы, спешно зашагали к морю.
Нам хотелось «поближе» рассмотреть розовощёкое молодое солнце, поднимающееся над миром. До моря было недалеко. Петляя, будто застывшая на бегу змейка, дорожка вывела нас на прибрежную косу.
Увязая по щиколотки в песке, мы подбежали к воде. Брызги волн, как маленькие морские пепелы*, дразнили нас нежными пузырьками крыл. Попадая на кожу, они лопались, теряли форму и стекали солёными дорожками.
– Будем купаться?! – отрывисто, будто чайка, окликнула меня жена, перекрикивая рокот волн.
Она по-птичьи расправила руки и переступила с песчаной отмели на светящуюся морскую дорожку, сотканную из воды и кусочков солнечного испанского каравая...
*зажора - первая весенняя вода, ещё не видимая под снегом
*пепела - бабочка (груз.)
Рассказ 3. «Карнавал»
В России каждый год случаются редчайшие природные явления. Например, неожиданно для столичных градоначальников в декабре выпадает снег. Или с первым мартовским солнцем по заснеженным московским улицам разбегаются мутные ручейки революционных настроений – этакие зажоры. Они бегут под снегом и подъедают огромные, накопившиеся за зиму сугробы народного неудовольствия.
В Испании не так. Испанское солнце уравновешивает. Если какой-нибудь политик из Каталонии возвысит голос, его поведение не следует принимать всерьёз. Через пару часов наступит сиеста, он вкусно поест, уснёт, и всё успокоится само собой. Это же Испания! А вот во Франции марсельеза зовёт французов на баррикады в любое время года. Чтобы угомонить беспокойный лукавый прононс, требуется твёрдое монаршее слово Людовика XIV: «Государство – это я!» Не то, что в Германии. Бережливый Дойче сто раз пересчитает возможные убытки, прежде чем простится с милой Гретхен и отправится на сборный пункт. Или, к примеру, итальянец. Он, как испанец, утром кричит, днём спит или волочится за какой-нибудь красоткой, а к вечеру, устав от многочасового революционного напряжения, совершенно забывает о случившемся и попивает мартини в ближайшей ресторации под оглушительное шоу студийного телевизора.
И только русский человек идёт до конца, пока не потеряет всё.
* * *
Весна в Испании – необычайное время года! Солнце уже румянит горячий песок, но удушливое лето ещё не подступило. Море прохладно, купаются лишь смельчаки. В умах – блаженное ничегонеделание!
– Сегодня вечером в городе карнавал. Приходите, – сообщила нам русская дама, перебравшаяся на жительство в Испанию лет десять назад.
Наступил вечер. Мы подъехали к центральной набережной города, припарковали машину и поспешили на звук веселья. Да, мы надеялись увидеть праздник, но такого великолепия не ждали! Представьте, километровая набережная двигалась и дышала как единый макроорганизм. Тысячи людей в каких-то немыслимых фраках и ярких национальных костюмах протискивались друг сквозь друга, пели и танцевали. Из пёстрых шатров самодельных ресторанчиков доносились восхитительные вариации фламенко.
Красивые испанские женщины и костюмированные идальго исполняли одновременно сотни страстных танцевальных поединков любви. Горящие огнём любовной страсти глаза кавалеров, схожие с огненными зрачками быков, испепеляли своих минутных избранниц. О, избранницы! Каждая из них, как ночная Луна, прикрыв облаком-веером загадочную улыбку, озаряла своего минутного идальго таинственными сполохами надежд! Нет, Пандоре тут делать было бы нечего. Стоило даме отслонить веер и чуть более открыть личико, руки танцора тотчас взлетали вверх, как крылья ястреба. Он совершал изящный круг, как бы оглядывая «жертву» со всех сторон, и, улучив момент, бросался вперёд, прижимая ладонь избранницы к своим пылающим ланитам.
Танцевали все. Старички, как юные испанские Ромео, устремлялись к своим семидесятилетним возлюбленным, а прелестные бабушки замирали от страха, и казалось, чуть не падали в обморок от обилия чувств и воспоминаний. «Восстав из пепла», они теребили старенькими ручонками оборки своих невероятно красивых платьев и милостиво позволяли кавалерам любить их ещё.
Маленькие дети, подражая взрослым, совершали танцевальные «па» и были при этом упоительно смешны. Выполняя какой-нибудь "сложный" поворот, они частенько путались в складках одежд и падали на руки своих счастливых мам, при этом весело смеясь и выкрикивая: «;Mam;, yo tambi;n puedo!»*
Жена подхватила меня под локоть и указала пальчиком на одну из танцевальных площадок, где средних лет танцор кружился вокруг девочки лет восьми-десяти. Бедная девочка была больна синдромом Дауна и неуклюже передвигала непослушные болезненные ножки. Мужчине приходилось буквально переставлять её. Но с какой же любовью к своей маленькой партнёрше совершал танцевальные «па» этот благородный испанский идальго!
Плотная толпа, окружившая танцующих, аплодировала и сопровождала каждый поворот девочки одобрительными восторженными криками. Ни тени насмешки над вынужденным человеческим уродством (этакой снисходительной злобы от созерцания собственного преимущества), ни наигранного веселья мы не увидели ни в одной из сотен пар глаз, наблюдавших за танцем! Музыка закончилась. Танцор поклонился своей избраннице и изящно поцеловал ей ручку. Девочка как-то по-своему странно улыбалась и жалась к мужчине. Она была счастлива. Её маленькое счастье представилось мне, как пенная вершинка огромной волны человеческого добра. И я поднялся на эту вершинку, и увидел с неё территорию будущей счастливой жизни...
* * *
Мы уезжали за полночь, так и не попробовав себя в настоящем испанском фламенко. Музыка весело «оплакивала» наш уход и зазывала обратно. В узких каньонах городских улиц нам то и дело встречались сонные, танцующие в темноте горожане. Мы ехали молча, не в силах произнести ни слова. Я подумал: «Что значит эта ночь? Неужели мы способны лишь созерцать чужой праздник?» «Нет, конечно! – мысленно ответила жена, – В эту ночь мы стали определённо добрее!»
*Мама, я тоже могу! (Исп.)
Рассказ 4. «Коррида»
В перечне профессий после первых двух самых древних (из которых вторая – журналистика) под третьим номером значится «Искусство». Тысячелетиями человек не только убивал, ел и снова шёл на охоту. Нет! Он творил, сочинял и рыдал по пустякам. Его первобытнообщинный мозг всё время пытался выбраться из трехмерной географической клетки. Для этого он открыл пространство бесконечной абстрактной идеи, именуемое Искусством.
Разве не бродил по выжженной испанской земле идальго Дон Кихот Ламанчский? Пусть скептик трындит: «Образ Ромео выдумал Шекспир!», но как быть с Джульеттой? В славном городе Верона вам всякий покажет дом, где реально жил почтенный род Даль Каппелло, получивший в трагедии имя – Капулетти!
Человеку свойственно менять пространства. Он может выращивать помидоры и одновременно решать сложную алгебраическую задачу. Реальное трёхмерное пространство и пространство N-мерной абстракции чудесным образом пересекаются в нём, и в каком из них сейчас находится его сознание – большой вопрос!
Представим, что мы сидим на трибуне. Где-то внизу арена. Её огромный ярко-жёлтый овал из насыпного песка слепит глаза. Коррида! Действие вот-вот начнётся. Играет музыка. Испанцы, отчаянно жестикулируют, вовлекая друг друга в беседы, похожие больше не на дружеские разговоры, а на перебранки непримиримых противников. Но это только видимая оболочка происходящего. Все ждут появление быка!
Как бы мы ни отличались друг от друга, бык – это не мы, бык – другое. Тупой и жестокий бык – былинный нетопырь. Он живёт бок о бок с нами и из века в век делает своё дурное дело. Но сегодня наконец произойдёт решающее сражение. Смельчак тореадор победит безжалостного быка. Ведь не зря говорят: «Красота спасёт мир!»
Вот где таится скрытый смысл корриды, этого сакрального испанского представления! Не правы те, кто видит в корриде только убийство и унижение животного. Тореадор – это и древний христианский воин Георгий, победивший проклятого змея, и «чуть-чуть» святой архангел Михаил, одолевший сатану…
«Авторский взгляд на кровожадное испанское развлечение слишком русифицирован!» - усмехнётся читатель. Согласен. Однако помимо чувственного мировосприятия, нам следует всматриваться в абстрактную, N-мерную суть происходящего. Иначе старик Дарвин окажется прав: мы полноценные наследники хвостатых прародителей. Не желая ничего знать, кроме 3-мерных прелестей этого мира, мы никогда не станем полноценными сынами Божьими.
Утверждаю: если человеческое общество найдёт в себе силы воспротивиться самоуничтожению, всем его будущим членам откроется высокий уровень духовного взаимопроникновения! Представьте, родовитый испанец просыпается ранним утром и долго смотрит на восходящее с востока солнце. В это же самое время русский парень, пока мать готовит завтрак, ищет на карте испанского королевства местечко по имени Сантьяго-де-Компостелла. Находит, берёт в красном углу родового пятистенка кувшинчик со святой водой, кропит карту и приговаривает: «Храни, Господь!»
Рассказ 5. «Родина»
Пять часов перелёта по маршруту «Москва, Шереметьево – Мадрид, Барахас» и восторженный русский турист, волоча за собой предельно допустимую ручную кладь, спускается по трапу на Пиренейский полуостров и с упоением вдыхает воздух, пропитанный солнцем, авиационным керосином и множеством мелких токсичных материалов. Как вы думаете, мелькнёт в его голове коварная мысль «Здесь я хочу жить!», или нет? Это трудный вопрос. Не исключено, что среди пассажиров очередного прибывшего рейса найдётся-таки неправильный и не патриотичный московит. Он скажет красивой стюардессе из бизнес-класса: «Чао!» и, как мужская репродуктивная клетка, деловито растворится в огромном организме испанского аэропорта.
Но не будем спускать собак вослед неправильному московиту. Мы покидаем Родину, не ведая силы нашей любви к Отечеству. Мы бежим от житейского однообразия в иные земли и там пытаемся начать новую благополучную жизнь. И первое время мы радуемся сытой кормушке, забывая, что русскому человеку невмоготу изо дня в день жрать огромное количество первоклассной европейской еды. Невмоготу гражданину Третьего Рима* украдкой глядеть поутру в окошко на восходящее с востока Пасхальное Русское солнце...
Мать примет блудную кровиночку всегда. Отец нахмурится, поглядит с укоризной, но потом неловко, по-стариковски обнимет и простит блудного сына.
Нам бы не опоздать!
– Как слышите? Приём!» - однажды спросит нас Родина...
*имеется в виду выражение «Москва – Третий Рим»