Солнечный свет пробивается сквозь давно не мытое окно.
Больничная палата с выкрашенными наполовину стенами и побеленным потолком уныла до дрожи и привычна до отупения. Все течет, все меняется, но тут кажется время застывает навсегда.
Пациенток в палате всего две - свободные койки стыдливо прикрываются верблюжьими одеялами, словно проститутки искусственными шубами.
- А я вот не собираюсь тут ночевать. Делать мне нечего, - одна из пациенток, бойкая предстарушка, глядя в щербатое зеркальце, выщипывает плохо прокрашенные брови.
- Ну и не ночуйте, раз есть другие дела, - вторит соседка по палате, жертва внезапного гипертонического криза. - Только чего же в больницу тогда так рвались?
- Так плохо было, у меня ведь сосуды! - пегобровая удивленно смотрит на товарку. - Мне нельзя болеть, вся семья на мне.
Соседка хмыкает презрительно, впрочем практически бесшумно.
- Как будто в нашем возрасте у кого-то бывают здоровые сосуды?
- Бывают, наверное. У тех, у кого другие диагнозы.
Шутка удалась по мнению шутившей настолько, что она заходится смехом, будто простуженная собака лаем. Пышная грудь вздымается, что те холмы. Не дать ни взять - мечта поэта.
- А вообще, я часто думаю над тем, зачем человеку посылают разные испытания, зачем он мучается и болеет? - закончив смеяться, вдруг изрекает. Пинцет при этом положила обратно в косметичку. - Вот у меня сын умер, а ведь еще совсем молодой был.
- Сочувствую.
- Да мне-то чего сочувствовать? Я-то живая. Беда на ком земля лежит, все остальные в порядке.
- И то верно.
- А то! Я знаю, о чем говорю - почти всех уже схоронила. И как бы мне плохо не было на этом свете без них, понимаю, что им умирать было намного страшнее, чем мне без них живется.
- Бог всегда забирает хороших людей. Дерьмо на том свете никому не нужно, пусть на этом гниет.
На этот раз из косметички на свет достается крем «Балет», призванные придать хозяйке вид свежесорванной майской розы.
- Ой, только не нужно о Боге! - нос уже густо покрыт балетом, балетом же покрываются щеки.
- А что так?
- Вообще не верю в него. Бог ведь он кто был?
- Странный вопрос. Бог - это Бог. - соседка шумно укладывается на кровати. Пружины скрипят, словно сотню лет пролежавшие в канаве рыцарские латы.
- Да не то! - макияж почти закончен. - По национальности он кто был?
- Чего?! Какая, к чертям собачьим национальность? - соседка смеется заливисто, с каждой секундой увеличивая шансы продлить больничный.
- Зря смеетесь, - почти обиженно. - Бог был евреем. Евреем, понимаете? А я евреев вообще не люблю. Терпеть не могу даже. Мой начальник евреем был - редкая сволочь.
- Точно потому что еврей сволочью был или какие-то другие причины?
- Нет уж, сволочью он, наверное, при любом раскладе был бы, но ведь еще и еврей, - смотрит со значением, щурит глаз, что тот Ленин. Тональный крем собрался к складках кожи, словно блинное тесто.