Мы с Женькой были детьми цифр. После садика вместе, взявшись за руки, переходили дорогу до офиса, в котором наши мамы трудились бухгалтерами. Вместе поднимались по лестнице на второй этаж и забегали в небольшой кабинет. Два стола, четыре стула, шкаф с рядами папок и ворох бумаг с цифрами на них, который лежал на подоконнике и из которого выуживались листы и отдавались нам на растерзание. У мамы на столе стоял большой калькулятор. Я брала его и быстро-быстро щёлкала по кнопкам, победоносно глядя на Женьку:
– Видишь, как я умею? Вырасту, тоже буду здесь работать.
Женьку калькулятор не интересовал. Он брал выданный ему лист с цифрами, доставал из своего маленького рюкзачка остро заточенный карандаш, садился прямо на пол и рисовал.
Когда нам надоедало сидеть в кабинете, мы выбегали на лестничную площадку или, если было тепло, играли во дворе. Однажды мы с Женькой заметили, что обычно запертая дверь на чердак открыта.
– Пойдём, посмотрим, что там? – предложила я ему.
– Нам не разрешали туда ходить.
– А мы никому не скажем. Зайдём и выйдем. Только одним глазком посмотрим, что там. Ну, пойдём!
Мы осторожно поднялись выше по лестнице, с опаской подошли к двери и заглянули. Помещение было тёмное, странными узорами на мягкий пол через дыры в шифере просачивался свет, и в нём танцевали пылинки. Крыша была совсем низкая – мы только под коньком могли встать в полный рост, а дальше надо было присаживаться, чтобы не удариться головой о перекрытия.
– Смотри, там окошко! Посмотрим в него? – дёрнула я Женьку за рукав.
– До него далеко идти. Мама ругаться будет. Пойдём назад.
– Женечка, пожалуйста! Мы бегом – туда и обратно!
– Тань, давай ты одна. Я здесь подожду. Вдруг нас не заметят и дверь закроют.
Я подбежала к небольшому окошку с заляпанными грязью стёклами. Через него была видна небольшая часть нашего городка – садик за дорогой, каланча пожарной части, универмаг и крыши деревянных домов.
И вдруг к окну подлетела птичка. Я подняла голову. В углу было ласточкино гнездо, похожее на вкусное печенье, которое я ела однажды на поминках. Тогда хоронили нашего соседа, деда Антона. И мне запомнились истекающие, как мне тогда казалось, мёдом воздушные куски теста необычной формы. Никогда после ничего подобного не ела. И вот это гнездо, оно как раз было похоже – с такими же комочками. Только не золотисто-медовое, а серое. Ласточка вцепилась коготками в краешек, быстро сунула клюв в открытый клюв птенчика и тут же упорхнула. Из гнезда высунулись три чёрненьких головки с ярко-оранжевыми клювиками.
– Женяяя, – у меня прерывалось дыхание от быстрого бега и волнения, – Женя, пойдём со мной! Там птички! Их мама кормит!
Женька забыл, что ему надо присматривать за дверью, и про строгую маму тоже забыл. Мы наперегонки мчались к окошку.
– Ух ты! Какие маленькие! – выдохнул Женька. – Вот бы домой такого, хотя бы одного.
Мы стояли на коленях и завороженно наблюдали, как мама-ласточка то улетала, то возвращалась.
– Жень, научишь меня кататься на коньках?
– Это мальчишеские. Тебе другие нужны.
У меня никогда не было коньков, а Женьке в начале зимы купили новенькие, чёрные. Пока родителей дома не было, я надевала резиновые сапожки, чтобы лучше скользили, и бежала на речку. Мальчишки играли в хоккей, и нас, девочек, выгоняли в дальний угол, к кустам, где лёд был плохо расчищен. В тот вечер все разбежались по домам смотреть «Бриллиантовую руку». У нас телевизор сломался, да и домой не хотелось. Уже стемнело, снег сверкал крупными драгоценными камнями в свете фонарей. Женька снял коньки и протянул их мне. Моё сердце забилось. Это не в сапогах разбегаться и катиться. Два лезвия сами собой понесут меня! Я закружусь, как те две девочки, которые приезжали в прошлом году в гости к тёте Маше. Ах, как они красиво танцевали на льду! Вот сейчас я тоже так смогу.
– Потуже затягивай шнурки. Давай помогу. Женька встал передо мной на колени и сильно зашнуровал ботинки. Мои ноги были плотно зажаты.
– Осторожно вставай. Не упади.
Я попробовала сделать шажочек, и ещё один.
– Ой, держи меня! – я взмахнула руками и растянулась на льду. Разбила нос.
Женька перевернул меня, набрал в ладонь снега и приложил к моему носу.
– У тебя кровь. Полежи немного. – Он сел на лёд и положил мою голову к себе на колени. – Зато теперь тебе хорошо смотреть на звёзды, – усмехнулся он.
Я смотрела на небо, в котором светились огромные созвездия и на Женькино лицо. Нам было по двенадцать.
Через год Женька с родителями уехал в Грузию. Я не пошла прощаться. Сидела в своей комнате и молила небо сделать так, чтобы он не уезжал. Плакала. Пересматривала альбом с фотографиями. Первый класс, первое сентября. А это ёлочка в четвёртом классе. Это мы в садике рядом с дедом Морозом. Здесь в нашем доме культуры на сцене в народных костюмах – мы с Женькой польку танцевали. Эту открытку Женька подарил на моё восьмилетие. Почерком его мамы аккуратно выведено стихотворение. А это записочка. Он в первом классе мне её в учебник математики засунул: «Когда я вырасту, женюсь на тебе». Женькааа!!!
Я неделю ходила с опухшим от слёз лицом. Как-то встретила Женькину бабушку.
– Солнышко ты моё, – она меня крепко обняла, и я почувствовала запах алкоголя, – уехал внучек мой. А ведь он так любил тебя, у вас же настоящая любовь была.
Она плакала, а я думала, какая же любовь? Мы дети. Любовь – это у взрослых. Да и не любила я Женьку. Он высокий, худой был, волосы светлые. Нет, Женька был другом.
Года через три Женькина бабушка умерла. Ни он, ни его мама на похороны не приехали.
Потом Женька стал забываться. Я реже открывала школьный альбом. Ваза, подаренная Женькой на один из дней рождения, разбилась, браслет из ракушек порвался. Из родного города я уехала.
В жизни у меня всё хорошо. Закончила экономический, по карьерной лестнице дошла до финдиректора, купила небольшую квартирку. Правда, своего мужчину пока не встретила, но я ещё молодая, будет и мужчина.
Так я думала позавчера. Вчера Ленка с Андреем пригласили к себе.
– Приходи на бокал вина. К нам дальний родственник приезжает. Он один, ты одна, вдруг что-то да сложится?
– Да ну, ребят. Я как бы не в поиске.
– Перестань. Мы пошутили. Просто посидим. Вчетвером оно интереснее.
***
– А я сразу тебя узнал. Ты нисколько не изменилась после нашей последней встречи.
– Почему не сказал, что знаешь, кто я? Глупо себя чувствую. Я рассказывала тебе всё, как незнакомому.
В этом взрослом и очень симпатичном мужчине ничего не было от моего Женьки. Только взгляд, такой же серьёзный и внимательный, как в детстве.
– Мы слишком долго не виделись. Так долго, что надо знакомиться заново.
– Женька, а у меня где-то твоя записка лежит. Помнишь, ты собирался на мне жениться?
– Не помню. Но если собирался, так и сделаю.