Конвейер акушерки Валенковой

Ника Лавинина
   Всю жизнь Серафима Валенкова проработала акушеркой. Своих детей у неё не было, муж умер, поэтому она отдавала все силы любимой работе. Тысячи рожениц и их малюток были благодарны отзывчивой акушерке.

   Но однажды в роддом привезли пациентку после неудачных родов в частной клинике. Она была чуть жива. Серафима пришла женщине на помощь и самоотверженно боролась за жизнь ребёнка. Но все усилия оказались тщетны. Младенец не подавал признаков жизни. Акушерка продолжала делать ему искусственное дыхание, растирала крохотное тельце – в надежде вырвать его из лап смерти. И вдруг услышала дикий вопль. Кричала роженица:
– Убийца! Ты ответишь за это!

   Серафима Валенкова попыталась успокоить несчастную женщину. Но она не унималась, сыпала проклятиями. А сразу после выписки из роддома подала в суд. Пациентка была женой крупного чиновника. Чтобы избежать скандала, руководство роддома поспешило уволить честную акушерку. Напрасно та доказывала, что ни в чём не виновата, что, наоборот, пыталась спасти обе жизни, поэтому оказалась крайней. Её и слушать не стали…

   Хуже всего было то, что теперь на Валенковой стояло клеймо убийцы, и женщину отказывались брать на работу в другие роддома, несмотря на весь её огромный опыт. Серафима была в отчаянии. Тщетно помыкавшись по собеседованиям и всюду получив «от ворот поворот», бывшая акушерка устроилась уборщицей в конвейерный цех по производству водки.

   Свою новую работу Валенкова ненавидела – хотя бы потому, что её покойный муж был алкоголиком. В припадках белой горячки он колотил всё, что под руку попадётся. Не была исключением и жена. Эти воспоминания терзали душу, но ещё тяжелее было вспоминать работу в роддоме.

   Чаще всего Серафиме снились младенцы. Пухленькие и худые, розовощёкие и синюшные от асфиксии, они преследовали акушерку почти каждую ночь. Она брала малышей на руки, касалась лицом их бархатной кожи – и ей казалось, что жизнь продолжается. А потом наступало утро…

   Новый начальник Валенковой был тот ещё самодур и любил пошлые шуточки. Каждый рабочий день превращался для женщины в пытку. Вдобавок, Серафиму преследовало навязчивое видение. Как будто она входит в цех, а вместо бутылок по конвейеру движутся младенцы. Поток новорожденных, требующих материнского молока. Но его нет. Тогда малыши начинают сосать водку – и погибают один за другим. Бывшая акушерка ничем не могла им помочь. Она стояла в стороне, и по её щекам катились слёзы. А вокруг кричали от голода сотни малышей…

   Однажды, когда видение было особенно мучительным, Валенкова не выдержала. Ослеплённая болью, женщина металась по цеху и остервенело крушила бутылки с водкой. Начальник от досады рвал на себе волосы и вопил: «Вы меня разорили!» Но Серафима его уже не слышала. Вскоре её признали невменяемой и отправили в психушку.

   Казалось бы, что может быть ужаснее, чем находиться в одном пространстве с бесноватыми больными и жестокими санитарами? Но вскоре женщина поняла, что даже в таком богом забытом месте есть жизнь.

   Во время приступов Валенковой кололи какое-то сильно действующее вещество. После уколов ей казалось, что она умерла. На какое-то время её душа выходила из тела и начинала метаться. Когда срок действия препарата заканчивался, душа возвращалась на место.

   Однажды в приступе паники душа Серафимы вырвалась на улицу, и её понесло к жене чиновника, потерявшей ребёнка. Ведь именно с этой особы начались все неприятности.
   Молодая дама выходила из салона красоты – и вдруг, как подкошенная, упала на асфальт и забилась в истерике. Прохожие смотрели на неё с недоумением. Приступ не прекращался. Кто-то вызвал «скорую». Даме сделали успокаивающий укол и отправили домой.

   Женщина прошла в спальню – и закричала от ужаса. Мимо неё скользил конвейер, унося мёртвого младенца. Она пыталась догнать его, но тщетно – ребёнок исчез. После этого у жены чиновника помутился рассудок, и её поместили в тот самый стационар, где уже полгода находилась бывшая акушерка Валенкова.
– Вот мы и встретились, – прошептала Серафима, – это судьба!