АЭРОПОРТ ИЛЛЮЗИЙ
.... После «Битвы экстрасенсов», популярной телепередачи в России и великобританских «Гарри Поттера» с «Битвой колец», казалось бы, писателю фантасту нечего более сказать... Но жизнь — это особого свойства реальность и, как не странно, выдумка человека остается далеко за пределами лидерства. Сложно сказать, кто и откуда черпает вдохновение в музыке и изобразительном искусстве — то ли фольклор, то ли природа потакает человеческой прихоти, но без божественного проведения здесь говорить не о чем... В литературе всё ещё сложнее и глупее — самый заурядный случай в воспаленном мозгу писателя приобретает такие оттенки и окраску, что претенциозность маэстро «Действительности» становиться если не относительной, то, во всяком случае... слабо убедительной.
Ах, это человечество! Извечная гонка за оригинальностью и остросюжетным пустопорожьем! Но, увы, это неисправимо и неизбежно — чуда, хлеба, зрелищ, крови и похоти, сдобренное бокалом пива и стопочкой… Да побольше! Столь неутешительная проза жизни легко конкурирует с вдохновением и даже – преобладая, побеждает.
Эх, человечество — но вновь пустышки вместо божественного откровения. Что же это такое — уничижение гения в угоду плебею зависти и корысти?! Воистину — испытание Свыше... И канет наш мир во прах Содома и Гоморры! За неразборчивость и недомыслие сие... но хоть потрясай кулаками праведности, хоть карай неразумением, да толку мало — одна проза, да и только, без каких либо претензий или ухищрений... Скучно, господа, скучно и уныло. Хочется всплеска, адреналина, экстравагантности... Жизни, жизни, побольше, движения!
Столь невразумительное рассуждения профессора — дань уважения к божественной реальности, очевидцами которого мы были, если вы, дорогой читатель, это заметил.
Аэропорт – символ преуспевания, драйва, движения. Аэропорты бывают гигантские и маленькие, областные. Но каковы бы они ни были, главное их обаяние – в особой власти перемен, длинной в перелёт. Разве не чудо: уезжаешь из заснеженной стужи, а через пять часов оказываешься в тропическом раю! Аэропорт – это предвкушение новизны и судьбоносных событий… Если сможешь улететь от себя…Воистину – человек сам себе создает проблемы и с остервенением их решает, сказал кто-то из великих. И был прав.
… Рейс авиалайнера задерживается, уже в который раз объявили по громкой связи. Электронное табло лихорадочно перекидывает цифры — задержка на два, три, четыре часа и на неопределённый срок. То ли неполадки в технической части, то ли фронт непогоды, то ли с экипажем не всё в порядке. Пассажиры небольшого окружного аэропорта уже даже не нервничают, а устало и без всяких эмоций следят за цифрами на табло. А фронт непогоды приближается и становится непонятно, то ли вечерние сумерки накрывают аэропорт, то ли грозовая туча сковала небосвод чернильной темнотой. И аэропорт становится похож на большой аквариум с молчаливо ожидающими пассажирами — рыбами, беззвучно открывающими рты. Перспектива просидеть всю ночь, в ожидании нового экипажа, проверки двигателей самолета и прохождения грозового фронта — стала очень насущной и самой вероятной неприятной действительностью.
*
Наблюдать за пассажирами, когда не на что более смотреть — одно удовольствие! Ранее, в спешке, всё казалось незначительным, раздражающим, излишним. Сейчас же, после пяти часов томительного и, как оказалось, безнадежного ожидания, всё приобрело неестественно яркую окраску и скрытый смысл. Даже в том, как толстяк задумчиво пил кока-колу, уставившись своими косыми глазами в простом пенсне в невидимую бесконечность, то ли будущего, то ли прошедшего, виделся какой-то странный смысл, предзнамение, и даже знак судьбы. И он это знал, чувствовал, и кока-кола превращалась в его руках в заветный «эликсир ожидания». Казалось, будто в стакане исчезает время и появляется… Но… заветная надпись на табло ни как не появлялась и лишь надоедливый, монотонный голос диктора объявлял очередную отсрочку вылета на неопределённой срок.
Разглядывание пассажиров уже не казалось забавным и увлекательным занятием, а становилось скучным и необратимым, как тайфун, который стремительно накрывал аэропорт и близь лежащие окрестности. Реальность приобретала зловещий, двусмысленный характер.
Но особенно одна картинка в наблюдениях за пассажирами, потрясла своею глубиной и неожиданной остротой восприятия.
Юное создание, едва ли годика два от роду, решительно и величаво отделилась от родительского кресла и, отталкивая протянутые ладони матери, готовые её каждое мгновение поддержать, настойчиво протопало на середину зала, замерла в задумчивости. Малышка была озадачена — она оказалась в середине огромного пространства, окруженного креслами, и где сидела её мама, для неё оказалось неразрешимой загадкой. Нахмурив свой детский лобик, с трудом справляясь с наступающими слезами, она настороженно слушала тишину. Зал ожидания замер, с удивлением разглядывая небесное создание. Каштановые пушистые волосы, собранные в хвостик и подхваченный бантом с блестящими зразами, удивительно глубокие, большие глаза темно синего, переходящие в черный цвет, были больше похожи на озера, и такая в них таилась безмолвная сила природы, что просто оторопь брала. Образ чудо-девочки завершал наряд провансальского кроя сдержанных тонов, оттеняющий природную красоту малютки в выгодном свете.
Пассажиры испуганно стали озираться по сторонам, ища глазами родителей, и вскоре истошный крик разрезал тишину зала:
- Боже, ребенок! Где мать! Где же мать!
А мать суетливо убирая с прохода коляску, чемодан, саквояж, игрушки, боясь оторвать взгляд с дочери, всей душой, всеми силами стремилась к ней, Но вот мать опустила глаза на корзинку, осторожно убирая из-под ног. связь с малышкой оборвалась и девочка, чуть покачнувшись, уселась на пол, не удержавшись на ножках. Ближе всех к малышке оказался немолодой, интересный гражданин, деликатный, ласковый и чуть небрежный. Он шустро подскочил к ней, погладил по головке и, почувствовав благосклонный отзыв, поднял её на руки, подбросил к потолку и хотел поставить на пол. Но тут раздался оглушительный рев и малышка, испугавшись, вырвалась из рук мужчины и кинулась в протянутые руки матери.
Зал заворчал как растревоженный улей. На шустрого мужчину посыпались такие высказывания, что он, обладая солидным опытом дипломата, оторопело переводил взгляд с одного говорящего на другого.
- Как не стыдно! Да Вы просто тиран!
- Да помилуйте! Бог с вами! Он просто её лишил имиджа!
- Да не имиджа, а уверенности в себе!
- Какая у ребенка может быть уверенность?! Она едва ходит! Вы посягнули на внутренний образ ребенка!
- Образ!? Она что вам, артистка!? Вы ещё скажите — роль! Малышка просто хотела посмотреть, а этот... схватил её...!
- … и что?! Он же ей хотел помочь! Бестактно, беспардонно! Схватил, словно куклу! Что за люди?!
- Да вы просто напугали ребенка, воспользовавшись её беззащитностью!
- Господа! Господа! Он же не изверг... Но так хватать и подбрасывать ребенка — это дикость! Вы сломали её внутренний мир!
- Вы просто не понимаете настроение ребенка!
- Это же хрупкий цветок, уникальное состояние сосредоточенности в познании мира!
Негодование сыпалось и сыпалось со всех сторон, заставляя мужчину краснеть и ретироваться с поля зрения разбушевавшейся толпы скучающих пассажиров. Казалось бы, столь незначительный эпизод не мог вызвать такую изощренную, бурную реакцию, при всей любви человечества к детям. Интересно, кто эти люди, проецирующие на ребенка такие критерии?! А правда, присущи ли детям такие состояния или это проекция взрослых?! Говорят, младенцы помнят даже времена динозавров. Вопрос, далеко ли ныне мы от динозавров ушли… Да ещё эта нефть… отложения мезозойской эры…Наверное, это просто нервозность от безысходности положения и утомительного ожидания. Но неприятный осадок царапал сердца самым болезненным образом, хотелось просто исчезнуть из этого пространства в неведомо куда и пассажиры панически озирались по сторонам, чувствуя себя безнадежно загнанными в неприятность.
Был ещё один вариант - улететь на проходящем мимо самом крупном самолете, делающим посадку для подзаправки, поскольку его огромные габариты делали судно не восприимчивым к погодным коллизиям. Но мест оказалось свободных лишь пять, и все сто пассажиров бессильно толкались у окошка администратора, протягивая телефоны с Смесками о необходимости срочности вылета. Администратор — уникальная девица с длиннющими ногами и ресницами, заявила, что вопрос будет решаться за полчаса до вылета... Встревоженный улей пассажиров вновь занял свои исходные позиции в бесперспективном ожидании чуда. Но проходящий лайнер не совершил посадку, а улетел в дальний аэропорт, где тучи были менее наэлектризованы и нашпигованы неведомой силой энергией... И сто обреченных на ночное ожидание пассажиров вновь устало опустились в кресла, опустошив буфеты и киоски.
Интернет безнадежно зависал, сбрасывая скоростные обороты реального времени и затрудняя просмотр кинофильмов. Звонил весь «аэропорт», докладывал начальству, родственникам, друзьям и деловым партнерам о невозможности вылета и о задержке на неопределенный срок. Но вот вновь затишье — все отзвонились и давящая, звонкая ночная тишина повисла в зале ожидания. Ещё шептались по телефонам и смартфонам отдельные влюбленные парочки, но основная публика заторможено и бездумно глядела в зияющую темноту за огромными стеклами-стенами аэропорта.
*
Казалось, темнота вступает в свои владения и лишь кадки с пальмами и настенные панно с водопадами отделяли реальность от призрачного состояния невесомости небытия. Но вот что-то громко заворчало, зашипело, резкий разряд грома потряс здание аэропорта, и запах серы разлился даже в зале ожидания. Огромный световой сполох молнии, словно из-под земли, осветил полукольцом землю. И вновь раскаты грома потрясли наэлектризованный воздух трескучим залпом, затем словно канонада с зигзагами молний то по горизонтали, то по вертикали... Зрелище, потрясающее по красоте и мощи, но безопасным эту феерию природы сложно назвать. Одно дело, когда ты смотришь на разъяренную стихию на полнометражном экране или сидишь в уютной квартире за девятью замками и наблюдаешь ливень из окна. А в аэропорту, когда громоотводы и высокочастотная электроника вдвое, втрое увеличивает возможность попадания электрического заряда, который так и притягивает раскаленная атмосфера взвинченной публики, страх незаметно вползает в возмущенные души. Высокочувствительная техника бешено металась, сбивая показатели датчиков и, долго колеблясь, вновь, с трудом, успокаивалась на вожделенной истине показаний, которые были мало утешительными.
Словно гигантский телевизор — стеклянные стены, вели репортаж о разбушевавшейся непредсказуемости стихии. Светопреставление сносило все реальные грани настоящего — казалось, сделай шаг и окажешься в хлестких струях дождя, сплошным потоком, низвергающимся с небес.
Стихия разгулялась не на шутку. Лица пассажиров, застигнутых непогодой в аэропорту, исчезали в своей статике и обретали текучие формы самого неожиданного свойства...
Ещё час назад вся благодушная, с амбициозными претензиями и самыми наилучшими ожиданиями, разряженная, распомаженная публика восторженно и удивленно улюлюкала на залпы ливня и поедала очередные гамбургеры, после боя с администратором, становилась час от часа раздражённей, грубее и нервно требовательней. Джентльменство сменилось развязной пошлостью и безразличием, кокетство и капризы стали истерическими слезами и склочными скандалами, дети вместо беготни хныкали и рыдали, собачки, лаявшие от восторга, теперь испуганно забились под ноги хозяевам.
Метаморфозы, происходящие с людьми, просто потрясали. Миловидная брюнетка с углубленным декольте, мимо которой не мог пройти ни один мужчина, вдруг стала похожа на долговязого удода, которого хотелось просто толкнуть. Благодушный джентльмен с огромным животом, поглядывающий на зал ожидания из-под очков, метафорически превратился в огромную раздраженную жабу, забившуюся в угол. Утонченная старушка с седыми буклями стала просто «электрической леди», поскольку её телефон ежечасно разряжался и раздражал её неописуемо, вызывая всеобщее негодование. Крупная, ухоженная дама с детским лицом моментально потеряла своё очарование непосредственности и беззастенчиво, свернув губы трубочкой, просто выпивала сердца, словно бокал воды, наливаясь кровью и приобретая бардовый цвет, и вся публика возмущенно переглядывалась и шепталась. А дама впала в истерику, говорила со всеми навзрыд, требуя любви и внимания. Высокий, представительный молодой человек после очередного разряда молний вдруг превратился в проходимца и вора с самым темным прошлым. «А билет у него проверяли, кто его сюда пустил?!». Народ схватился за саквояжи и чемоданы, ошарашенно озираясь по сторонам. Казалось, всё и вся исчезало просто из-под рук, из поля зрения. Мамаши, восторженно сюсюкавшие со своими чадами, теперь хватали детей и стискивая до боли их ручонки, пытались усадить в кресла, шипя как разбушевавшиеся гусыни. Влюбленные превращались в раздраженных ревнивцев и тиранов. Увиденное настораживало своей неожиданностью.
Боже мой, ещё какие-то два часа назад мир был прекрасен и удивителен, а теперь испуганная, с искаженными лицами публика начинала творить невероятное. Нервы не выдерживали, сдавали и мужские голоса из благородных басов переходили в визгливый фальцет, выторговывающий места для отдыха.
Но вот в очередной раз массовое раздраженное паническое состояние закончилось бессилием равнодушия и в зале ожидания воцарилась тишина.
Зрелище зала было очень, мягко сказать, своеобразным. Люди устраивались на ночлег, кто как мог... Отовсюду торчали ноги, руки и затылки мерно засыпающей и похрапывающей публики. Пахло духами и несвежими носками, кетчупом и пылью. И только за окном стихия не унимаясь, разряд за разрядом громила всё накопленное благополучие...
*
В зал через окна проникали какие-то голубоватые свечения, преображая действительность до сюреальности. Корни деревьев зимнего сада превращались в огромных змеев, светильники — в злые, светящиеся лица приведений, колоны, странно изгибаясь, хлестали по телам спящих людей, заставляя их вздрагивать и испуганно озираться по сторонам, и вновь падать в беспамятство. Четкие контуры аэропорта вдруг стали изменяться, приобретая вид огромного ангара, с уходящим в бесконечность потолком, и зал ожиданий оказался маленьким пятачком в этом огромном объеме. Казалось, это могло быть киноплощадкой со съемкой какого-то остросюжетного фантастического фильма, если бы не огромные, по земным меркам, размеры этого напичканного электроникой, ангара. Поминутно, посекундно вспыхивали какие-то датчики, платы электросхем, ряды киберов и панелей управления. Затем вновь темнота покрыла все расстояние неизмеримого свойства, и остались гореть из освещения лишь аварийное, да таблички с надписями «вход», «выход».
Зал ожидания погрузился в призрачную темноту, которая в беспамятстве перешла в бледный рассвет. Мраморная плитка, покрывающая пол вдруг мелко затряслась и стала превращаться в субстанцию пластилина. Первые ряды кресел, покачиваясь, зависали над разверзающимся пространством странного свечения. Из разворачивающегося проема снизу стали подниматься разноцветные полупрозрачные обода огромного напряжения то ли тока, то ли квантовой всепроникающей энергии, холодной, раздирающей органы, мышцы, роговицу и более плотные поверхности. Обода беспрепятственно проходили пространство, перекрытия и светящими фугасками уходили в бушующее небо. Время остановилось, люди смотрели и не видели, мозг кашицей сворачивался в капли, словно в безвоздушном пространстве и исчезал в зияющую дыру вверху. Нервы тонкими проводами покидали тело и, хлеща людей по лицам, сплетались в жгуты и становились похожими на стволы деревьев. Из глаз вырывались пучки света и становились какими-то диодами, датчиками в окружающем пространстве. Словно неведомый огромный живой организм перестраивался, исправляя реальность под собственную структуру. Вероятно, под землей лежал инопланетянин и ждал подзарядки из своей галактики, посылая информационные сигналы. Его энергия подпитывалась психической энергией людей и мощной техникой аэропорта. Чудовищно сжирая пространство невидимое «чудовище» или механизм медленно начало своё движение, направление которое угадывалось по вспученной земле, потрескавшемуся асфальту и вывернутым растениям. Уши, казалось, перестали существовать, поскольку звук исходил где-то внутри головы и барабанные перепонки лопались от напряжения. За движением неведомого существа тянулись бессильно руки людей, и вырывался костный мозг, чвакая, перетекая, уходя в землю. Волосы вытягивались из организма, скручивались в тугие спирали и, отпадая, катились в дыру на мраморе. Ужас осознавался, но заторможено повисал в воздухе какими-то масками, сползавшими с лиц людей. Каждая маска выражала очередную эмоцию, гримасу, состояние, от которых кровь стыла в жилах. Сопротивление было просто немыслимо – насколько было парализовано всё, что могло хоть как-то функционировать. Хотелось кричать, звать на помощь, но что можно крикнуть механизму, зверю, уверенному в своем существовании. Разговаривать об ошибке эволюции, тупиковой ветви цивилизации… культуры?! Это было как стихия - неотвратимо и безысходно. Лишь с одной разницей – наличие собственного мозга… И этот ужас был страшен в своей сути!
Лишь один пассажир, старенький профессор местного университета, казалось, отсутствовал во всей этой массовой истерии. Он стоял далеко в стороне, прислонившись к стене плечом, и рассматривал перламутровые кольца, всполохи и изменчивые контуры железобетонных конструкций аэропорта в галлюцегенной газовой субстракции, заполнившей пространство зала ожидания. И только он видел как на перехват «фугаскам», взмывших вверх, вдруг вспыхнула горизонтальная молния с множеством разветвлений и «фугаски» рассыпались на мелкие кольца. Горизонтальная молния значительно увеличилась в периметре и внезапно, как и появилась, растворилась, растаяла в темном пространстве. В распоряжении профессора были все лаборатории университета, он раздумывал, как повторить подобный опыт на его столь несовершенном оборудовании. Он насчитал порядка восьмидесяти эффектов, влияющих на ментальную сферу деятельности человеческого мозга, ещё десяток, полтора косвенного воздействия… И того… около девяносто пяти… шести вариантов взаимодействия… Или больше, как Вы думаете?!,- и не заметил, как его поглотило облако перламутрового газа.
Молочно - серый туман покрывал плотным одеялом все видимое пространство и лишь редкие светлые пятна позволяли рассмотреть взлетную полосу.
Пассажиры в утреннем рассвете, несостоявшегося рейса стали приходить в себя, просыпаясь от утренней прохлады, и ёжась. кутались в куртки и шарфы. Нестерпимо болели мышцы и суставы, люди растирали ладонями лица и шеи, надеясь восстановить кровообращение. Но от нервного потрясения это мало помогало — мелкая дрожь сводила скулы, руки, не давала дышать. Кто-то глотал таблетки, кто-то – виски и постепенно входили в своё обычное состояние, забывая все неприятности. Ведь новый день, это всегда новые возможности. Ведь должен когда ни будь этот туман рассеяться и самолет наконец-то выйдет на взлетную полосу. Но когда видимость улучшилась настолько, что можно было разглядеть эту самую полосу, то оптимизм и надежды резко улетучились вместе с иллюзиями надежды на какой либо взлёт. По всему полю были разбросаны вырванные с корнем деревья, вывороченная арматура и даже сами железобетонные плиты взлетной полосы выглядели весьма удручающе, словно это было землетрясение, а не ливень. Непогода и потоки воды были настолько мощны, что смогли нарушить целостность взлетной полосы. О. сколько несостоявшихся встреч, дел и переговоров! Сколько разрушенных судеб и контрактов. Но могло быть и хуже! А если бы взлетели и попали в этот всепоглощающий фронт непогоды…Сложное чувство несбывшихся надежд и сознание, что это не худшее, что могло произойти, сильно корежило сознание. Люди спешно покидали аэропорт, вернее, то, что от него осталось - всеми доступными транспортными средствами. Иллюзий больше не было – магия реальности выше амбиций желаемого… Милости просим в аэропорт иллюзорного свершения собственного несовершенства. И раздраженный возглас толстяка: «А когда нам компенсируют затраты?!», поставил жирную точку на всех размышлениях старенького профессора местного университета. Тема закрыта!
Но раздался плач малютки, героини вечернего променада и мать, гладя её по головке, причитала: !Изольда, девочка моя, все уже окончилось! Успокойся! Сейчас поедем домой!»
Профессор вздрогнул - Изольда?! Он в бессилии положил руки на руль своей машины, в которой было тепло и уютно, и ещё раз обвел аэропорт глазами с исковерканной взлетной полосой. Изольда… Так вот какая музыка не покидала его всю эту жуткую ночь… Вагнер… Опера «Тристан и Изольда». Он ещё раз обвел глазами открывающуюся перед взглядом панораму. Вдали синеют белые шапки гор, в хмуром, затканном всполохами небе, белеет стеклянный аэропорт с балюстрадами, пандусами и колоннами. В окнах изумительный вид пальм и серебристых водопадов, а за ним, нагромождение плит исковерканной взлетной полосы. Клубится дымка, то скрывая виденное, то ярко проявляя… Боже, как разительно это чт-то ему напоминает…
Но что?! И опять в ушах Гендель и плач маленькой Изольды… Перед глазами, как оборванная кинолента мелькают кадры, словно из фильма ужасов древних времен. Он не может их разглядеть, лишь сильно болит сердце. Пока искал в бардачке валидол, поднял глаза и ахнул. Сплошной поток ливня закрыл окно и он увидел, как исчезает под водой аэропорт. Ехать не было смысла – нужно переждать.
Мозг удрученно буксовал, сопоставляя увиденное и боясь делать какие либо выводы – слишком они были очевидны… Он увидел астральную информацию о гибели Атлантиды и даже был участником этого легендарного феномена…её гибели и эвакуации людей…. Наверное, молниями разрушен был определенный стратосферный носитель информации и он, как истинный ценитель всего самого прекрасного, на подсознательном уровне зафиксировал едва уловимые видения… Надо же! А он подумал – галлюцинации! Профессор вспотел, потирая переносицу, ливень словно намывал мысли с небес или прошлое выдавало ему информацию так, как он мог её воспринять…
Атлантида… Что он знал о ней?! Безусловно, как всякий образованный человек он прочитал всю имеющуюся литературу на данную тему и с интересом наблюдал за возникающими новыми версиями. Было всё непонятно и загадочно. Но не для ума физика! Атлантида – в Атлантическом океане. Колонии - по всему миру, отсюда такая известность. любовь и ужас перед ней. Атлантида – наперсница Гипербореи, но стиснутая катастрофой постепенно утрачивала своё солнечное великолепие и превратилась в страну ужасов и пороков. Однажды он почти целый день простоял в библиотеке в Химках, разглядывая огромный макет дна Атлантического океана. Через весь земной шар по дну океана шёл высокий горный хребет. Тогда он силился различить границы трех островов Атлантиды: северного - Изольды, африканского - Тристана и южного – Марка. Нет, безусловно, сначала это был длинный горный материк, простирающий с севера на юг. Но по мере землетрясений и сдвига литосферы, горная гряда постепенно стала погружаться в пучину океана и остались три больших острова. Сообщение меж ними были судами или гонцами – скалолазами, бегущими по хребтам и вершинам гор. Но затем и эти вершины погрузились на дно… А где же была её столица из концентрических кругов, по образу которой была построена Москва?! Безусловно, это самый большой вулкан, где круги – это потухшие кратеры нескольких извержений. В районе Бермудского треугольника?! Похоже… Слишком там большая концентрация аномалий, последние остатки Атлантиды... А какие красивые виды страны… Профессор, словно на экране монитора, увидел на переднем окне автомобиля залитый солнцем райский берег Атлантиды, красивые белые пандусы, с ажурными балюстрадами, каскады водопадов, обрамленные в изящный скульптурный ансамбль. И повсюду лестницы, лестницы, соединяющие разно уровневые дворцы и дворики, прогулочные балконы, веранды. В нишах гор – сады с самыми красивейшими растениями со всех континентов, мощенные камнем причудливые дорожки, Дома, как дворцы, высечены прямо в стенах гор, с высокими сводчатыми окнами – дверями, с развевающимися парчовыми и серебряными занавесями, играющими всеми цветами радуги на солнце. Повсюду красивые, высокие белокурые люди в коротких белых туниках и подвязанных бриджах, на ногах украшенные драгоценными камнями сандалии или закрытые туфли, полусапожки из разноцветной кожи. А корабли необычные – наряду с парусами на корме стоят нечто, типа вентиляторов… -
- «Летучие «голландцы»?!, - ахнул профессор. Один атлант обернулся на восклицание профессора и что-то прощебетал на птичьем языке. Сказать что профессора взяла оторопь – это всё равно, что ничего не сказать. Мозг отказывался воспринимать нереальное. Но любопытство взяло вверх – значит, это не видение и можно спрашивать… «А говорят вы живете на дне океана…в виде рыб и дельфинов и уже разучились скидывать чешую…?! Ах, какую глупость он сморозил, прямо как в детстве И профессор покраснел. Обернувшийся атлант видоизменился и профессор без труда узнал лицо Аменхотепа 4 – плоское, сжатое с двух сторон с отвисшей нижней губой. Будучи в Египте он удивился его внешности, столь не похожей на «монголистый» тип египтян… А он оказывается … атлант… и эта его вера… в Амона… а не в Нептуна… Картинка на запотевшем стекле автомобиля изменилась… появилась легкая рябь воды, затем солнце стало где то над поверхностью воды и всё замерло. Профессор в ужасе, что потерял канал связи, панически заёрзал в кресле. В мозгу вновь возникли воды, глубинное погружение и вновь … ничего. Профессор с ужасом стал вспоминать только что увиденное – картинки солнечного крутого побережья, корабль, обернувшийся атлант и вновь темнота… Очнувшись от глубокого раздумья, когда он сосредоточенно анализировал происходящее, решение проблемы пришло как-то неожиданно. Атланты общаются зрительными образами, картинками. Профессор вспомнил это из какого-то фантастического рассказа. Он сразу же вообразил себе зал заседаний с огромным экраном, с одной стороны профессура, с другой атланты и пультом, воображая, включил экран. Атлант сразу откликнулся. В зале заседаний вошли старейшины в темных, до пола туниках и расселись в каком-то строгом порядке. На экране вспыхнула карта Атлантиды со всеми её землями, видимо это были правители разных её округов. Но проблема состояла в том, что всё изображение шло одновременно на всём экране, которое делилось на тысячи маленьких экранов с непрерывным действием – как понял профессор, историей Атлантиды.
Профессор откинулся в кресло машины. Его мозг отказывался воспринимать информацию в столь огромно мощном масштабе. В его сознании вспыхнула последняя картинка. Старший атлант её вложил в мозг своего зрителя, рискуя свалиться на землю - энергетический запас видиоконтакта ограничен в связи с астральной, то есть молекулярной структурой канала. Информация остается в вашем распоряжении, но проблема её излечения вашими средствами и возможностями сложно решаема... едва уловил профессор. И лишь потоки ливня самого унылого серого цвета, как погасший экран, ответили на его ужас и досаду. Жена сейчас бы сказала: «Ну, вот теперь-то ты счастлив?!»
Счастлив ли он, оказавшись на пороге уникального открытия Атлантиды?! Это не сенсация.. Это не просто сенсация… Это удивительнейшее открытие… Как Троя! Как Сфинкс! Нет! Прекрасней! Всё человечество ломает голову над раскрытием тайны Атлантиды, а он получил из Атлантиды всю исчерпывающую информацию… Но… лишь холодный свинцовый ливень вместо огромного зала симпозиума презентации открытия…
Профессор с осторожностью потрогал свою голову. Значит, информация у меня в мозгу, только у нас недостаточно средств чтобы её оттуда извлечь… И, как вспышка – ответ. Картинки с медным диском, где концентрированные круги прерывисты и перечеркнуты какими-то зигзагами. Ясно – это запись истории Атлантов… В каком музее я видел этот диск?! Затем он увидел в собственном мозгу странное закрытое здание,- наверное, в джунглях, затем какой-то прекрасный вид на южный пляж с лазурным океаном… Там тоже вся информация… Звездное небо, со странными, незнакомыми созвездиями,,. Это всё электронные адреса почты Атлантов, где зашифрована информация. … К экстрасенсам, что ли обратиться… Профессор неуверенно приоткрыл дверцу автомобиля – в салон хлынула вода. Он поспешно захлопнул дверь – нет, наглядно потоп Атлантиды пережить он не хотел, ему хватило этой жуткой ночи! Силы оставили профессора, после всего пережитого, воспалённый мозг, потерпевший фиаско, разрывал сознание и погружаясь в беспамятство, надежно скрывал информацию в подсознание.
В сознание профессора привела музыка, зазвучавшая вновь в его сознании. Тоже информационный код… Тристан, Изольда, Марк – три острова Атлантиды. Северный - изо льда, Шотландия, Скандинавия? Южный - из мрака, Антарктида? Центральный – на уровне средней Африки, концентрические кольца трех стран… Тогда и Африки не было… И судя по состоянию Антарктиды, всей покрытой льдами – Изольда всё же вышла замуж за Марка, мрака… потому что на южном небосклоне нет практически созвездий… Тристана постоянно отравляли, женили, спасали… что бы это могло быть?! Постоянный газ на острове, испускаемый вулканом, отравляющий и одурманивающий атлантов?! Только вот непонятно с атлантами-рыбами… просто страх погружения не дал возможности получить информацию?! А все люди в аэропорту – это потомки атлантов, жрецы, которые открыли портал связи?! Это атланты заказали переговоры с потомками?! Какой ужас! До чего можно додуматься?! А этот подземный механизм… метро… подземные дворцы – тоже обитель атлантов?! Страшно подумать, фантастика, да и только!
Ливень, наконец, прекратился. Профессор развернул машину и на скорости направился в город. По мере удаление аэропорта мозг приходил в свой обычный режим, анализируя действительность, косвенные и побочные эффекты, галлюцинации и мысли. Полученное слагалось в аккуратные листы будущего доклада. Но профессор резко ударил по тормозам – машина, чуть разврнулась и застыла посередине пустой трассы. Вдали виднелся город – небольшой, аккуратный, очень живописный на фоне небольших гор…Но почему именно здесь пришло такое открытие?!... Или это сон?!... Плод больного воображения или «менделеевский феномен», «яблоко Пифагора»… или кончик «нити Ариадны в лабиринте Минотавра»?! Ответа не было… А вопросов – с пирамиду Хеопса…
- Да! Именно пирамида Хеопса! С неё нужно искать ответы на все вопросы!, - и профессор решительно развернул машину, направляясь вновь в аэропорт. Серые тучи расступились и засияло ослепительное солнце, освещая бульдозеры, ремонтные машины и взлетную полосу торжествующей музыкой Вагнера!