Каждое утро начиналось одинаково – Цезарь просыпался затемно. Словно срабатывал таймер, выставленный подсознанием, и глаза открывались в одно и то же время.
Пару секунд уходило на то, чтобы окончательно проснуться. Затем он поднимался с постели и выходил на балкон.
Нет, не любоваться видами – они еще тонули в предрассветном мраке. Выходил дышать свежим бризом, отпуская на выдохе весь негатив и вдыхая полной грудью энергию океана. Закрывал глаза и под равномерный гул прибоя соединялся с бесконечной вселенной, растворяясь в ней и наполняя душу абсолютным покоем.
После короткой медитации он возвращался в спальню, накидывал шелковый халат и спускался на кухню.
В этот ранний час, когда прислуга еще спала, Цезарь собственноручно готовил чай из девяти трав, известных только ему одному.
Заливал кипяток в стеклянный чайник и наблюдал, как танцуют в воде чаинки, окрашивая ее в цвет меда, и как мед темнеет, приобретая коньячные оттенки. Наслаждался каждым глотком, пока за окном светлело небо, обещая скорый рассвет.
К тому времени, когда чаепитие заканчивалось, небосвод робко расцветал фиалками, розовея у горизонта.
А в тот момент, когда Цезарь подходил к лестнице, ведущей от особняка к пляжу, из океана появлялся огненный бочок солнца.
Триста ступеней вниз, и Завидский входил в прохладную воду. Он ложился на спину и, раскинув руки, бездумно покачивался на тихих волнах.
Одиночество – вот, чего ему не хватало с самого раннего детства.
Вместо того, чтобы просто жить и получать удовольствие, ему приходилось постоянно доказывать окружающим, что он не хуже, а лучше своего брата и более него достоин любви. Любви матери, любви отца, любви Магии, наконец.
Воспоминание о той, что встала между братьями, уже не жгло сквозь толщу лет. Сверкнуло тусклой монеткой со дна глубокого колодца, но и этого хватило, чтобы омрачить безмятежность.
Цезарь вышел из воды и, пытаясь восстановить душевное равновесие, занялся привычным утренним ритуалом. Уселся в позе лотоса на теплый песок, закрыл глаза и представил, как сверху падает столб ярко-белого света, очищая и зажигая все семь чакр. Как они раскрываются, одна за другой, подобно набухшим бутонам. Он полностью ушел в себя, сосредоточившись на первом, ярко-красном цветке, и даже вздрогнул от неожиданности, когда на плечо опустилась легкая, прохладная ладошка.
- А что ты делаешь?
В лицо ему с любопытством заглядывал мальчик. Крепко сбитый коротышка с торчащим вперед животом, большеголовый и рыжий. Откуда он взялся?
- Прости, Цезарь! Не усмотрел за малышом, - подбежавший Лис обливался потом и прерывисто дышал.
- Зачем ты привез его с собой? – холодно спросил Завидский.
По умолчанию, встречи клуба проходили в очень узком кругу – приглашенные приводили с собой партнера или партнершу и никого более. Появление на острове ребенка было явным моветоном, даже и на следующее утро после вечеринки. Лис это прекрасно знал, поэтому тон его стал заискивающим:
- Мы не думали, что он кому-то помешает. Он у нас поздний – жена без него жить не может. Говорил ей - не бери его с собой. Женщины! Уперлась, стала доказывать, что он спит, как уложишь, не просыпаясь. Ну, вот, он выспался, да и улизнул, с утра пораньше, - торопливо объяснял Лисовец, прижимая к себе малыша.
- Я увидел в окно море! – расплылся в довольной улыбке мальчик, задрав веснушчатое лицо к отцу.
- Это не море, а океан, - наставительно ответил тот.
- Ладно, уведи его, - царственно махнул рукой Цезарь, - мне нужно медитировать.
- Ах вот вы где!
Полная дама с распущенными русалочьими волосами, увязая в песке, бежала к своему семейству. Добежав, бросилась к ребенку и принялась его ласково отчитывать, не обращая внимания на сидящего в позе лотоса Завидского:
– Разве можно так пугать маму! Мама проснулась, смотрит в кроватку – где ее сладкий львенок? А львенок убежал!
Этого Цезарь вынести не смог.
Он закрыл глаза, чтобы не видеть нарушителей своего покоя. Их приторные лица и глупые улыбки раздражали, но более всего его разозлило то, что мать называла сына львенком.
- Простите за беспокойство, - полез в уши вкрадчивый женский голос и тут же мужской шепот его перебил, волнуясь, начал в чем-то убеждать, отдаляясь и затихая.
Семейство удалилось и наступила благостная тишина.
Однако, к тому моменту Цезарю совершенно расхотелось наблюдать за раскрытием чакр.
Невинное обращение к ребенку бултыхнулось в колодец памяти, взметнув мутное облако ревности и злости, от которого потемнело в глазах и похолодело на сердце.
Львенок. Так после царского подарка отца прозвали Шайни.
Драка из-за котенка не прошла бесследно, но вместо того чтобы наказать сыновей, отец подарил им питомца – одного на двоих, чтобы они вместе его растили и вместе о нем заботились.
Питомца, достойного царского рода и царских детей - детеныша льва.
Шайни был в восторге:
- Джахи, посмотри, какой он красивый! – закричал он, дергая брата за рукав, когда по приказу отца внесли плетеную корзину, из которой сонно щурился разбуженный царь зверей. – Какая у него золотистая шерстка! Какие толстые лапы! Иди ко мне, моя киса!
- Не зови его кисой, - тут же вскипел старший брат, - это лев, а не кошка! Мы будем растить его в строгости. Чтобы он нас уважал и слушался!
Льва к тому времени выпустили на мраморный пол, он зевнул, попытался почесать за ухом, но лапы разъехались, и львенок жалобно рыкнул.
Шайни звонко рассмеялся и подхватил его на руки, не обращая внимания на недовольство Джахи. Питомец положил лапы на плечи хозяина и лизнул его прямо в нос, вызвав оглушительный визг и хохот.
Смеялись все – и мать, и нянька, которая привела их в покои отца, и слуги, стоящие на почтительном отдалении. Суровый отец и тот улыбался, сложив руки в перстнях на груди. Один лишь Джахи хмурился и злился.
- Шайни, дай брату поиграть с Бубу, - мягко сказала мама, заметив недовольство старшего сына.
Младший послушался, все еще смеясь, опустил питомца на каменные плиты, а Джахи шагнул вперед, чтобы познакомиться с новым другом. Но львенок, не обращая внимания на второго хозяина, неуклюже подпрыгнул, зацепился лапами за штаны Шайни и полез вверх, как по дереву, вызвав новый приступ веселья у окружающих и новый приступ ревности у Джахи.
Он сжал кулаки и покраснел, решая, отдирать ли ему Бубу от брата или же развернуться и убежать прочь, но ни того, ни другого сделать не пришлось.
В распахнутых дверях появилась незнакомая пара. Невысокий мужчина в черных многослойных одеждах, перехваченных широким поясом, и с ним – девочка, на вид ровесница братьям. Тонкая, изящная, она ступала легко, будто не шла, а скользила по воздуху, лишь касаясь пола крошечными ступнями. Джахи, затаив дыхание, разглядывал ее ярко-желтый наряд, змейки черных кос, огромные темные глаза под длинными ресницами, маленький красный рот и ожерелье из алых бусин, похожих на ягоды.
- Джахи, Шайни, это ваш новый учитель, господин Аджай, - произнес отец, после того как гости приблизились и поздоровались. - Он владеет особым искусством – искусством боя без оружия.
Джахи подумал про себя, что это очень глупо – сражаться без оружия. Но перечить отцу, конечно же, не стал. Он не сводил глаз с девочки. Она же, кинув на него быстрый взгляд, уставилась на львенка, который по-прежнему сидел на руках у Шайни.
Снова проклятый Шайни! Везде и во всем переходит дорогу! Это он привлек внимание незнакомки, это ему она улыбается, показывая маленькие, ровные зубы.
Джахи так рассердился, что кровь бросилась в лицо и он, позабыв про приличия, подскочил к брату. Вырвав Бубу, прижал к себе и выпалил злобно:
- Хватит! Моя очередь с ним играть!
Брат ничего не ответил, продолжая завороженно улыбаться девочке.
- Джахи! – раздался строгий голос отца. – Сейчас не время для игр.
По щелку пальцев подбежал слуга, забрал львенка и унес прочь.
- Джахи, Шайни, познакомьтесь – это моя дочь, Магия, - произнес учитель, обнимая дочку за плечи.
Она учтиво, с достоинством склонила голову, сложив ладони перед лицом.
- Магия занимается не первый год и делает успехи, - с гордостью сказал отец. – Покажи, что ты умеешь, малышка.
Джахи показалось, будто посреди мрачного, полутемного дворца расцвел диковинный цветок. Хрупкая фигурка взлетала и опускалась, кружилась и порхала, и полы ее солнечно-желтого одеяния кружились вместе с ней, создавая иллюзию раскрывшейся чашечки цветка. Она танцевала самозабвенно, и танец ее был прекрасен, но разве такое называют боевым искусством?
Словно подслушав мысли сына, отец хлопнул в ладоши, подзывая рослого стражника.
Молодой и сильный, он медленно приближался к танцующей девочке, растягивая толстые губы в улыбке. На фоне маленькой танцовщицы он казался еще крупнее, еще внушительнее. Джахи открыв рот, наблюдал за происходящим – неужели эта гора мышц посмеет обидеть ребенка? Никто так и не понял, что случилось, Магия всего лишь пронеслась мимо, взлетев в прыжке и едва дотронувшись кончиком пальца ноги до чернокожего гиганта, а тот повалился наземь, словно подрубленный мечом, корчась от боли, хватая ртом воздух и держась за шею.
Три хлопка в ладоши, и слуги оттащили поверженного за двери. А хрупкий желтый цветок замер и снова превратился в девочку - обычную, каких много, разве что красивее всех тех, которых братья видели раньше.
Теперь они оба смотрели на нее, не скрывая восхищения.
Ее отец довольно улыбнулся, разглаживая бороду – очевидно, именно такого эффекта он ожидал. А позже, когда аудиенция закончилась, он повел Джахи и Шайни из дворца вглубь сада. Так уверенно, словно это он, а не братья, ходил усыпанными песком дорожками много-много раз.
Чем дальше под густые древесные своды, тем тише становилось вокруг, и когда не осталось никаких звуков кроме густого гудения пчел и звонкого треска цикад, за сочными зарослями открылся храм из позеленевшего от времени ракушечника. Его стены украшали плоские фигуры неизвестных богов – странных и пугающих, напоминающих одновременно и людей, и животных, и рептилий. Они сжимали в руках змеистые ножи с утолщениями на концах, испуская из открытых ртов диковинные символы, которые сплетались в узоры и возносились, туда, где небо пронзала остроконечная пагода.
Широкие ступени из каменных плит вели к дверям, а за ними открывалась большая круглая зала. Ее стены устремлялись вверх, постепенно сужаясь и уходя в самое небо и оттуда, с самой вышины, падал рассеянный луч света.
С левой стороны от дверей, на небольшом возвышении, вошедших встречала змея из чистого золота с воинственно раздутым капюшоном и рубиновыми глазами. В этих глазах отражались расставленные кругом свечи, полыхали красным пламенем, отчего взгляд казался живым, внушая опасение, что еще чуть-чуть - и замершая на кончике хвоста кобра изогнется дугой и поразит противника прямо в сердце.
- Магия, - тихо произнес учитель, - покажи, каков порядок.
Девочка с готовностью шагнула к золотому изваянию, опустилась на колени и припала к полу, выбросив сложенные лодочкой ладони вперед.
Джахи и Шайни, цепенея от страха и благоговения, проделали то же самое.
Затем, Магия поднялась с колен, отступила на шаг в сторону и повторила ритуал перед отцом, который в позе лотоса сидел рядом с божеством.
Братьям не оставалось ничего другого, как подчиниться.
Джахи усомнился - пристало ли ему, царскому сыну, падать ниц перед чужестранцем?
Но он не нашел в себе сил противиться, совершил ритуал, и следом за Магией, и братом, уселся на одну из трех циновок, расстеленных на полу.
Учитель долго рассказывал, как зарождалось искусство боя без оружия, Джахи слушал вполуха, даже не пытаясь запомнить имена и подвиги неизвестных мастеров.
Нос щекотали сладкие запахи дымящихся благовоний, а сонный разум уносился во дворец, туда, где раскрывался чудесный ярко-желтый цветок.
Джахи увидел, как Шайни, приоткрыв рот, восхищенно любуется танцем Магии. Вот он шагнул к ней, улыбаясь, но старший брат оттолкнул его, кинулся первым, схватил в охапку что-то легкое, почти невесомое. Ему показалось, что он поймал не девочку, а маленькую, птичку. Она затрепетала, забила упругими крыльями у него на груди, и он сжал ее посильнее, чтобы не упустить. Когда она успокоилась и перестала биться, начал осторожно разжимать объятия. Ему не терпелось увидеть, кого же он поймал на самом деле, но он всхрапнул и проснулся.
Магия и Шайни весело рассмеялись, и даже господин Аджай прервал свой рассказ и улыбнулся, а Джахи пошел красными пятнами.
«Быть может, это был знак», - подумал Цезарь, поднимаясь с песка и разминая затекшие ноги. «Должно быть, боги, живущие в старом храме, наслали этот сон-видение, советуя держаться подальше от Магии».
Он отер лицо, глубоко вздохнул и, отпустив воспоминания, вернулся в настоящее.
Впереди его ждал подъем по лестнице. Триста ступеней. Каждый божий день он пересчитывает шестьсот ступеней – триста вниз и триста вверх.
Неплохая тренировка для дряхлеющего тела.
Добравшись до особняка, он критически осмотрел поданный завтрак. Перепелиные яйца - сырые, как и заказывал. Чашка зеленого чая, выращенного на собственных чайных плантациях. Ягоды бессмертия – фиолетовые, с серебристым налетом, словно подернуты инеем. У них есть и другое название, официальное и сложно произносимое. Но Цезарь зовет их так – ягоды бессмертия. Они растут высоко в горах, на шипастых стеблях - цепляясь за выступы, они ползут вверх, по камням. За них заплачено, кроме баснословных денег, не одним десятком жизней смельчаков. Говорят, они обладают особенными целебными свойствами. А может быть, это принесенные в жертву люди отдают им свои силы.
В любом случае, ягоды бодрят, и у них приятный кисловатый вкус.
Цезарь задумался на минуту, тронул устройство в ухе и произнес, не повышая голоса:
- Вычеркните Лисовца из списка приглашенных. Спасибо.
После этого маленькой золотой ложечкой он аккуратно вскрыл яйцо и приступил к завтраку.