На бескрайних российских просторах

Сергей Лепехов
     Эту главу я целиком и полностью посвящаю России и русскому народу. Пришла пора, увязав тысячелетнюю историю государства Русь с реалиями наших сегодняшних дней, на основе простой логики и здравого смысла объяснить многое из того, что происходило и происходит в России – то, внешняя алогичность чего нередко ставит в тупик даже самих русских, не говоря уже о жителях других стран. В этой главе я изложу своё видение русского человека прошлого, настоящего и будущего, тех его национальных достоинств, которые должны быть обязательно, непременно сохранены – без них наш народ просто обречён на вырождение – и тех его недостатков, от которых ему нужно непременно избавиться, поскольку все вместе они способны утянуть на дно самую прогрессивную нацию в мире. Сделать это нужно обязательно: пока на одной седьмой части земной суши, говорящей на языке Пушкина и Достоевского, не будет построено истинно достойное общество, основанное в первую очередь на порядке – не видать нам никакого, хоть сколько-нибудь стабильного, существования, и Россия на протяжении веков как шла, так и будет идти от одного потрясения к другому. Несмотря на то, что мировым лидером сегодня наша страна не является, у меня есть все основания считать, что в будущем она станет тем образцом, тем проводником именно того социального устройства и именно того образа жизни, который будет приемлем в первую очередь для рядовых граждан: тех двух условий, без которых любая мировая держава – не более чем колосс на глиняных ногах, обречённый рано или поздно неизбежно рухнуть. Не знаю, станем ли мы после прочтения этой главы понятны иностранцам – почту за честь, если такое всё же случится. Я ни минуты не сомневаюсь в том, что знаменитое тютчевское: «Умом Россию не понять…» - в какой-то мере должно стать анахронизмом по причинам, о которых я буду говорить ниже. И только будущее – как ближайшее, так и отдалённое – сможет показать, был ли я прав в своих умозаключениях или, к сожалению, ошибался.
     Однако обо всём по порядку, и перво-наперво, по моему мнению, нужно найти объяснение тому, почему мы такие и почему Россия такая. Все процессы и явления настоящего, как правило, прямо или косвенно есть следствия чего-то подобного, уже имевшего место в прошлом – потому причины всего, происходившего и происходящего в мире вообще и в России в частности, традиционно следует искать в прошедшем. Давайте окинем взглядом всю тысячелетнюю историю Руси от времён Рюриков и Ярослава Мудрого и до наших дней – и какой элемент этой самой истории вам, скорее всего, сразу бросится в глаза? Спросите любого историка, каким бы одним словом он охарактеризовал всё наше прошлое – и почти наверняка он ответит, что вся история Руси была историей войн. Стоит открыть практически любой источник по общей истории России – и не в последнюю очередь он поведает вам о том, какие военные конфликты либо полноценные войны с участием «страны Московии» вспыхивали на планете в тот или иной период. Еще до легендарного призвания варягов «на княжение», в результате которого, по одной из версий, и образовалось государство Древняя Русь, далёкие предки современных русских – славянские и финно-угорские племена – постоянно воевали друг с другом, что и вынудило в итоге искать общего правителя. И дальше всё шло только по нарастающей: штурмовал города и подчинял силой соседние племена знаменитый князь «Вещий» Олег, бился за власть и противостоял степным кочевникам крестивший Русь на православие Владимир «Красное Солнышко», топил рыцарей Тевтонского ордена в водах Чудского озера Александр Невский, в жесточайшей Куликовской битве освобождал Русь от монгольского ига Дмитрий Донской, огнём и мечом присоединял к Руси Казанское и Астраханское ханства Иван Грозный, гнали с русской земли прочь польских интервентов ратники Василия Шуйского Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, громил шведов в Северной войне Пётр I, в двух Отечественных войнах повергли наземь «Великую армию» Наполеона Бонапарта Александр I, а Третий Рейх Адольфа Гитлера Иосиф Сталин – вряд ли вы найдёте в истории Руси хоть одного правителя, который ни разу бы ни с кем не воевал. Русский философ Иван Александрович Ильин в своей книге «О России» указывал: «Соловьев насчитывает с 1240 по 1462 года (за 222 года) – двести войн и нашествий. С четырнадцатого века по двадцатый (за 525 лет) Сухотин насчитывает 329 лет войны. Россия провоевала две трети своей жизни…»(Ильин И.А, «О России»). Никакая другая страна в мире не может «похвастаться» таким количеством военных кампаний. К чести нашего государства следует отметить, что б;льшая часть войн была оборонительной, нежели захватнической – мы больше защищались от иноземных агрессоров (недостатка в желающих завоевать Россию не было никогда), чем нападали сами, и в теории Нормы я уже объяснял, почему столь мощная держава Россия, всегда имевшая достаточно возможностей и ресурсов именно для ведения войн с целью ослабления других держав и захвата колоний по всему миру, вела таких войн меньше всех.
     Вместе с тем, как бы там ни было, любая война – хоть захватническая, хоть освободительная – есть война, и в ней не одержать победы, не имея всех составляющих полноценной армии: талантливых полководцев, современного вооружения, но главное – подготовленных солдат. Необходимость постоянно от кого-то отбиваться, порой мобилизуя на войну чуть ли не всё взрослое мужское население, требовала опытных воинов всё больше и больше – и ситуация, когда с приходом на российские земли очередного завоевателя бросался клич: «Вставай, страна огромная!», быстро перестала быть чем-то экстраординарным. Волей-неволей умение владеть мастерством воина требовалось от всех – от всех поголовно, независимо от того, какую профессию в мирное время выбирал каждый, вступающий во взрослую жизнь. А какова была основа такого мастерства для простого ратника, что требовалось в те времена от тех, кто шёл в стройных рядах когорт, дружин и туменов? Древние армии уже во времена Юлиев Цезарей и Александров Македонских делились на рода войск: были пехота, кавалерия, разведка, лучники, обслуга осадных орудий (а с XIII-XIV столетий нашей эры – артиллерии) и прочие, но исход любой битвы, в которой сходились основные силы сторон, в силу чего победа в ней, как правило, определяла итог всей войны в целом, решался именно в рукопашном бою, в непосредственном столкновении воинов враждующих армий друг с другом – и тогда на поле боя именно меч становился решающим орудием: ведь само слово «битва» как раз и произошло от слов «бить», «биться», т.е. сражаться на мечах.  Умело орудуя этим самым мечом, ратник мог нанести живой силе противника гораздо больший урон, нежели от стрел и копий, но для этого он должен был обрушивать на головы врагов максимально мощные удары, при этом сам как можно дольше оставаясь в строю (и там, где сходилась кавалерия сторон – именно мечи и сабли также решали исход всего дела). На такое были способны только наиболее крепкие, могучие, выносливые воины достаточно высокого роста – в сражениях они всегда шли на врага в первых рядах, дабы мощными ударами своего меча нанести пехоте противника максимально больший урон, как можно сильнее обескровить вражье войско – дабы следующим за ними менее сильным солдатам было легче завершить разгром неприятеля. Именно такие воины, сравнимые с горой, становились наиболее грозной силой древнего войска, именно таких, подобных им, богатырей, воспевали древнерусские былины: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алёша Попович, Святогор, Вольга Святославич и прочие – все они были рослыми, крупными мужчинами, мощи которых позавидовали бы многие сегодняшние бодибилдеры. Само собой, что ввиду практически постоянной необходимости с кем-то воевать такие мужчины ценились превыше всего, в мирной жизни их окружали обожанием и почётом, князь хотел видеть в своей дружине побольше таких воинов – и, естественно, женщинам давалась негласная установка продолжать в первую очередь род именно таких. Так этот, продолжавшийся веками, отбор постепенно сформировал доминирующий образ типичного русского. Сегодняшний «Иван» - это высокий, крупный, широкоплечий мужчина с низким, громоподобным голосом, любящий по поводу и без пускать в ход кулаки, что на самом деле вовсе не говорит о его патологической агрессивности – дальше я раскрою причину такого его поведения. Недаром символом России с древних времён был медведь – свирепый хищник, не признающий ни чьей власти, после встречи с которым в лесу шансов остаться в живых практически не было. В том, что Русь взяла себе в качестве основного символ именно этого животного, было завуалированное послание всем возможным агрессорам: вот что вас ждёт, если рискнёте покуситься на наши земли.
     Однако это лишь одна сторона медали. Жизнь в доспехах, острая необходимость постоянно держать меч наготове предопределили не только внешние данные типичного русского, но и его внутренний мир, его мировоззрение, ментальность. Армия всегда отличалась жёсткой дисциплиной, предельно чётким распределением полномочий и обязанностей, максимальной ясностью роли каждого на арене военных действий – ведь без этого войны не выиграть. В обязанности простого солдата, за редким исключением, не входило требование думать – на это есть военачальник – солдат обязан выполнять приказы, совместно с другими такими же солдатами действуя, как единый организм, составляя одну мощную силу как в наступлении, так и в обороне. Приказ старшего – закон, на войне его неисполнение неотвратимо каралось смертной казнью. Такой принцип вовсе не был результатом склонности к диктату и самодурству командиров: просто все прекрасно понимали, что, почуяв рассогласованность действий воинов, враг моментально этим воспользуется. И вот мышление, идеально подходящее для военного времени, но, мягко говоря, далеко не всегда эффективное в мирном, начало захватывать умы, впитываясь с молоком матери и подкрепляясь соответствующим воспитанием в тех семьях, в которых, кроме успехов ратных, особо и нечем было похвастаться. Привычка везде и во всём жить, больше оглядываясь на приказ кого-то, кто так или иначе оказался старшим, себе отводя роль бездумного исполнителя, постепенно овладевала сознанием россиян всё больше и больше. Выражение: «Вот приедет барин – барин нас рассудит» не могло появиться там, где индивидуализм мог бы хоть как-то ощутимо торжествовать над юнговским «коллективным бессознательным». Воин, живущий по приказу, вытеснял из умов предпринимателя и хозяйственника, которого кормят идеи и инициативы. Злая сила человеческого гения тех, кто был гораздо ближе к княжеским шатрам и царским палатам, чем простые смертные, быстро разглядела в таком немалые преимущества для себя: искусный воитель на поле брани, виртуозно орудовавший там мечом и копьём, вернувшись к мирной жизни, зачастую оказывался в ней далеко уже не так востребован, и у него не оставалось выбора, кроме как соглашаться на любую работу и терпеть любой диктат со стороны тех, кто, возможно, никогда не носил офицерские погоны, но в мирной жизни был непререкаемым авторитетом. Талант, делавший русского непобедимым на войне, оказывался бесполезен в мирной жизни – и он покорно надевал ярмо зависимого. Жестокость властителей, крепостное право, самодурство помещиков, бесправие простых горожан, безудержная, нещадная эксплуатация простых рабочих промышленных предприятий (что, совокупно, в итоге и привело к революции 1917 года и силовому свержению царизма) – все эти уродливые головы выросли из одного туловища: неспособности большей части русских в мирной жизни добиваться тех же высот, тех же успехов, тех же побед, которые они столь блестяще одерживали на полях сражений, обращая в бегство самые грозные армии мира и заставляя самых искусных завоевателей и стратегов зачастую просто не находить слов в немом восхищении при одном виде силы русского оружия…
     Во всём этом кроется объяснение того, почему жители России часто так загадочно себя ведут. Иностранцев, приезжающих в Россию, очень озадачивает тот факт, что русские столь редко кому-то улыбаются. Но на самом деле в этом нет ничего противоестественного: в прошлом незнакомые люди, встречавшиеся им на пути, столь часто оказывались врагами, что это закономерно отучило славян распахивать душу перед первым встречным – втеревшись в доверие, враг вполне мог выведать те секреты, которые ему ни в коем случае нельзя было раскрывать. Русскому необходимо сначала познакомиться, узнать человека, удостовериться в его лояльности – и только после этого при встрече с ним он начнёт расплываться в улыбке. И у того, что своим, «проверенным», людям россиянин уже готов дарить максимум положительных эмоций, тоже есть своя объективная причина: жизнь в войнах, насущная необходимость регулярно противостоять иноземным агрессиям вынуждает славян постоянно искать себе союзников, на которых можно положиться в бою, а ещё лучше – друзей, на верность и помощь которых можно было бы рассчитывать всегда – и на войне, и в мирное время. Знакомясь, россиянин всегда «прощупывает» нового человека, присматривается к нему, пытаясь, прежде всего, определить, насколько тот будет ценен для него как соратник – таких он ищет в первую очередь. Вряд ли обычный русский сумеет логично и внятно объяснить, на основе чего, каких критериев он заводит друзей – всё происходит на подсознательном уровне, – но можете не сомневаться: принцип поиска союзника в ратном деле доминирует здесь всегда. А найденному потенциальному союзнику должна создаваться атмосфера максимального благоприятствования – вот почему друзьям русский будет улыбаться уже, что называется, от всей души: улыбка – самый верный признак того, что у человека всё хорошо, что он на своём месте и всем доволен, а значит – его новый друг и союзник также сделал правильный выбор, находясь на одной с ним территории и заведя дружбу именно с ним. Так русские ненавязчиво удерживают ценных людей подле себя – дабы в нужный момент те оказались по одну с ними сторону баррикад. Оттуда же – из вечного поиска союзников в будущем ратном деле – «растут ноги» и у той самой кажущейся агрессивности русских: на самом деле это вовсе не агрессивность, а соревновательность. Стремясь везде и всюду померяться силами со всеми подряд, русич опять же ищет себе всё тех же союзников, определяя тех, кто равен ему по мощи или даже превосходит его. Найдя таких, он старается всеми силами завести с ними дружбу или хотя бы удостовериться в отсутствии их антипатий по отношению к нему: когда снова соберётся вражья сила в очередной раз покуситься на Русь, русский желает видеть вокруг себя тех, кто будет способен держать удар. Ведь лишняя рука, твёрдо сжимающая меч, ещё не мешала на этой земле ни одному войску. Наше подсознательное чувство коллективизма, наше стремление добиваться чего-либо именно командой, а не поодиночке, как на Западе, как раз и произрастает из окопного братства и поговорки «Один на поле не воин» - только все вместе, плечом к плечу мы способны стать той силой, которая оседлает свои вершины…
     Таким образом, бойцовская составляющая в повседневном мышлении коренного жителя земель к востоку от Европы доминирует в его поведении гораздо сильнее, чем у типичных представителей многих других народов. Этот внутренний демон, эта неискоренимая натура воина, подобно вулкану, рвутся всеми силами наружу. В мирное время таким негде себя приложить, скучная и однообразная работа, которую они ежедневно выполняют, дабы элементарно выжить, не соответствует их желаниям, более того: они боятся, что со временем такое занятие расслабит их, выхолостит их бойцовский дух, превратит в обрюзгших, инертных обывателей, неспособных, в случае чего, встать на защиту своей земли с оружием в руках. Их сердце жаждет драки. Они восхищаются героями фильмов о войне, всегда подсознательно представляя себя на их месте, и с упоением погружаются именно в компьютерные «стрелялки», желая хоть в виртуальном мире побыть теми, кем они тайно мечтают быть в мире реальном. В своё время даже гениальный Пушкин уловил эти желания в душе русского: «Всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья… и счастлив тот, кто средь волненья их обретать и ведать мог…» Им нужна война, блеск погон и щёлканье затворов, лязганье гусениц танков и рев моторов истребителей – вот та музыка, которая ласкала бы их слух лучше любой другой, и именно сжимая в руках оружие, они смогут чувствовать себя в своей тарелке – жизнь, в которой «либо грудь в крестах, либо голова в кустах», для них вполне приемлема. Потому в мирное время им не живётся спокойно – им надо постоянно кого-то задирать, провоцировать, биться об заклад о чём угодно с единственной целью: хоть в чём-то доказать своё превосходство (прежде всего самому себе), что, пусть косвенно, лишний раз уверит россиянина, что он ещё «О-го-го!», ещё на коне, полон сил и готов сражаться (знаменитый фольклорный герой Василий Буслаев погиб в мирное время, убившись при прыжке через большой могильный камень – за этим его вроде бы глупым показушеством на самом деле стояло желание защищать свою землю, он хотел уверенности в том, что нет на Земле такого врага, которого он не смог бы одолеть). Ну и, естественно, опять же найти союзников – вот почему те, кого им не удалось одолеть, нередко становятся их лучшими друзьями: такой чувствует в нём того самого союзника, с которым можно пойти в разведку, на которого можно положиться в бою – потому что до того в мирной жизни он убедился в его мощи и бесстрашии. Мы далеко не одни такие. Есть и другие народы, на менталитет которых жизнь в постоянных войнах наложила подобный же отпечаток. Посмотрите на афроамериканцев: они тоже стараются держаться группами, тоже подозрительны к чужакам, тоже говорят «брат» тому, с кем не имеют родственных связей, но повязаны крепкой мужской дружбой, тоже нередко внешне беспричинно агрессивны, но за этой агрессивностью точно также кроется поиск союзников и прощупывание возможного противника. В чернокожих жителях США точно также говорит бойцовский дух их предков – зулусов, масаев, туарегов, тоже веками воевавших сначала друг с другом, потом – с европейскими и арабскими колонизаторами, потом ведших борьбу за выживание на плантациях белых рабовладельцев юга США, а затем уже в Штатах, охваченных расизмом – Штатах эпохи табличек «Только для белых», ку-клукс-клана и суда Линча. Жизнь в войне точно также пестовала из них в первую очередь воинов – в ущерб другим талантам. И в итоге как у нас, так и у них генофонд воинов, генофонд людей, больше приученных держать в руках оружие, слишком сильно вытеснил генофонд учёных, творцов и производителей – среди тех представителей «звёздно-полосатой» державы, что вошли в историю, в основном преобладали носители белого цвета кожи…
     Генофонд воинов нёс нациям настоящее искусство войны, помогавшее одерживать блистательные победы на поле брани.  Однако всё хорошо лишь там, где оно работает. Заканчивается очередная война, наступает мирная жизнь – и в какие условия, вернувшись домой, попадает вчерашний доблестный воин? Жизнь без горнов и сабель требует совсем других навыков, другого умения, других знаний, которым вернувшемуся с войны, скорее всего, придётся учиться заново, с азов, «с нуля» - естественно, что в своём профессиональном мастерстве он часто будет проигрывать тому, кто посвятил той же профессии всю жизнь, не отвлекаясь на войну. В итоге - проигрывать и в эффективности своего труда, и в том объёме знаний, умений, навыков, который он сможет преподать своим детям – будущим продолжателям его дела. А учитывая, насколько значительный процент россиян столь часто были вынуждены оставлять свои прежние мирные занятия и надевать мундир военного – вполне закономерно то, что «на гражданке» профессиональный уровень всё большей части россиян будет стабильно оставлять желать лучшего. Что из этого следует? Наниматель, как известно, ценит – и соответственно вознаграждает – именно профессионализм, талант, умение делать то, что уже не столь блестяще получается у других – т.е. как раз те качества, которых беспрестанно воюющий русский народ постепенно всё больше лишался. Лишался, неумолимо превращаясь в огромную массу низкоквалифицированной невежественной рабсилы. Что, как я уже писал, оказалось весьма на руку тогдашней российской элите: непрофессионал не особо ценен для предприятия, его легко заменить и, осознавая это, он будет вынужден соглашаться на меньшую зарплату, что позволит нанимателю, кладя сэкономленные деньги себе в карман, обогащаться ещё больше. Эксплуатация дешёвого ручного труда стала основой российского производства прошлых столетий, и, естественно, сколотившая себе на этом огромные состояния элита делала всё возможное, чтобы так оно и оставалось как можно дольше. Вот почему возвышение талантливых индивидуалистов всячески задавливалось, и их идеи и изобретения на Руси упорно игнорировались: эффект от внедрения машин в производство быстро стал бы налицо, но какой предприниматель захочет нести дополнительные расходы по закупке и содержанию этих самых машин, когда дешёвого ручного труда и так в избытке?   
     Так были бездарно утеряны все изобретения Ивана Ползунова, включая знаменитую паровую машину, первый образец которой он создал гораздо раньше Джемса Уатта – и в результате Великобритания, а не Россия, захватила лидерство в машиностроении, положив начало промышленной революции в Европе. Забыла Россия и имя Александра Попова, сконструировавшего первый радиоаппарат и совершившего первую радиопередачу за два года до Гильермо Маркони. Остались в забвении и Иосиф Тимченко, на два года раньше братьев Люмьер продемонстрировавший в действии первый в истории киноаппарат, и Александр Лодыгин, электрические лампы накаливания которого освещали Санкт-Петербург за шесть лет до открытия аналогичных ламп Томасом Эдисоном, и Фёдор Пироцкий, пустивший по рельсам всё той же Северной столицы первый электротрамвай за год до того, как то же самое проделали братья Сименс в Берлине. Не получил в своё время признания и первый гусеничный трактор, созданный Фёдором Блиновым в 1897 году – трактора в России «пошли в массы» только в середине 1920-х годов, когда первенство по ним прочно заняли американцы. А Андрей Нартов изобрёл токарно-винторезный станок аж за 80 лет до того, как то же самое сконструировал британец Генри Модсли. Вот далеко не полный список изобретений, которые, вкупе со множеством других, все вместе, могли бы к 1917 году сделать Россию не просто ведущей державой – мировым лидером, бесспорным примером для подражания для остальных на всеобщем пути к высшей цивилизации, однако царские правительства предпочли обойти их своим вниманием.   
     Первый российский университет открылся только в 1755 году благодаря стараниям пришлого таланта Михаила Ломоносова (вопрос о том, когда бы такой университет вообще появился в России, не решись любознательный отпрыск поморских рыбаков покинуть родную Архангельскую губернию и прийти в совершенно незнакомую ему Москву, где ему всего пришлось добиваться практически с нуля, на пустом месте, до сих пор остаётся открытым) – это при том, что в Европе к тому времени подобные заведения существовали уже несколько столетий: знаменитые Оксфордский и Кембриджский в Великобритании, Базельский в Швейцарии, Сорбонна в Париже и прочие. Однако немалая польза от этого достижения тоже была лишь временной: если при жизни Ломоносова университет был открыт практически для всех, то после его смерти в вуз стали принимать в основном детей дворян, закрыв дорогу к образованию многим талантливым отпрыскам простолюдинов. Подтягиваться по объёмам производства до уровня европейской российская промышленность начала лишь при Петре I, который с этой целью чуть ли не насильно заставлял строить новые заводы и фабрики. Крепостная зависимость на селе в том или ином виде сохранялась вплоть до 1917 года, а жесточайшая эксплуатация рабочих российских предприятий («…В России сложилась система жестокой эксплуатации рабочих, охраняемая государством: до конца XIX века не было фабричного законодательства, которое бы регулировало отношения между предпринимателем и рабочим – размеры заработной платы, продолжительность рабочего дня, применение женского и детского труда. Рабочие находились в тяжёлых жилищных условиях, не были застрахованы от травм на производстве. По сравнению с Западной Европой они получали меньшую заработную плату, имели наиболее продолжительный рабочий день…»; «История России: капиталистический строй») превосходила даже ужасы описанных ещё Диккенсом европейских работных домов, что в итоге и привело к социальному взрыву и тем новым временам, о наступлении которых 25 октября 1917 года возвестил холостой выстрел крейсера «Аврора»…
     У всего этого, помимо описанной мной инертности «низов», была и другая, также характерная именно для нашей Родины, причина. Несметные природные богатства России позволяли промышленникам наживать огромные состояния. Видя, что добычи и экспорта сырья для собственного обогащения и пополнения казны вполне достаточно, предприниматели зачастую останавливались на достигнутом, совсем не желая диверсифицировать производство, заниматься переработкой  этого самого сырья и изготовлением конечного продукта. Стоит открыть источники по экономической истории России XIX - начала ХХ столетия (период наивысшего подъёма российской дореволюционной экономики) – и в первую очередь они приведут данные об огромных объёмах производившейся продукции в угольной, металлургической, лесодобывающей промышленностях (а по добыче нефти Россия уже тогда занимала первое место в мире) – т.е. в отраслях, занимавшихся именно добычей сырья, которое легко можно было пустить на экспорт, сразу получив за это немалые средства. Россия упорно ориентировалась в основном на вывоз сырья, в то время как стеснённая в территориях и имевшая гораздо более скудные запасы ресурсов Европа волей-неволей была вынуждена развивать в первую очередь именно перерабатывающую промышленность и производство готовых изделий. И в результате при всём гигантском развитии добывающей промышленности доля того же российского машиностроения в общемировом за всю историю царской Руси ни разу не превысила 7 процентов – и это в государстве, занимавшем одну седьмую часть суши и обладавшем природными богатствами, коих не было больше ни у кого в мире! Вот в чём причина векового экономического отставания России от Запада: слишком огромные, слишком несметные, казавшиеся бесконечными российские ресурсы породили главного врага любой экономики – расточительство. Промышленники-сырьевики, легко нажив огромные состояния, готовы были быстрее спустить их в бесконечных кутежах, потратить на бесполезные предметы роскоши, на ненужные им дворцы и сады, нежели вложить в дальнейшее производство из добытого сырья уже готовых изделий – и в результате богатейшей стране на планете понадобились немалые вливания иностранного капитала, чтобы к началу ХХ столетия по объёмам производства готовых изделий выйти хотя бы на 5(!) место в мире. Ограниченность кругозора сырьевых магнатов, их «заточенность» лишь на экспорт ресурсов порождала замкнутый круг – явление, подобное тому, что я уже описывал в одном из разделов «Теории Нормы»: неразвитость именно высокотехнологичного конечного производства приводила к тому, что таланты из народа, все эти кулибины и ползуновы, оказывались невостребованы и нередко, в силу своего характера, становились изгоями среди своего же народа. Осмеяние, принижение таких со стороны невежественной толпы вело к разочарованию их в этой жизни, к сворачиванию их династий, вымыванию из генофонда нации именно талантов, а в результате – закономерно к кадровому голоду там, где такие  пригодились бы в первую очередь, в то время как на Западе многих подобных людей принимали с распростёртыми объятьями и создавали им все условия для продуктивного труда. И это, также ставя палки в колёса на пути отечественного производства готовых изделий – того производства, мощь которого единственно и отличает истинно развитое государство от сырьевой колонии – приводило к тому, что именно такое производство в России зачастую неспособно было достойно конкурировать с зарубежными предприятиями. Без новаторства, без свежих идей, без изобретений и рационализаторства, которое могли принести с собой только таланты, самый прогрессивный, самый смотрящий в будущее предприниматель на Руси вряд ли добился бы высот. А посему - невесел итог всего этого: парадокс, но несметные природные богатства Руси, прозванные вроде как помочь «стране Московии» стать бесспорным, непоколебимым, вековым мировым лидером, на фоне которого однозначно померкли бы и Древний Рим, и Британская Империя, и Соединённые Штаты, попав не в те руки, стали причиной того, что на вершину мирового Олимпа за всю свою историю родина Пушкина и Тургенева, Ползунова и Кулибина, Менделеева и Циолковского, Ивана Грозного и Петра I так и не пробилась до сих пор…
     Вот так, далеко не в радужных тонах, заполняя промежутки между войнами смутными временами, Россия ковыляла до 1917 года. В её истории по прежнему немало белых пятен, начиная с того самого легендарного призвания варягов на княжение. До сих пор не утихают споры между сторонниками т.н. «норманнской» теории происхождения Древнерусского государства и её противниками: первые утверждают, что знаменитый Рюрик, прийдя со своими братьями на Русь извне – со скандинавских земель – стал создателем первого государства русов, что сразу вызывает сомнения: как могли те, в чьих краях в то время никакого государства не существовало и в помине (и, естественно, никакого опыта государственного строительства у них просто не могло быть), создать нечто устойчивое на русских землях? Основные заявления их оппонентов сводятся к тому, что некое государство к приходу Рюриков во власть уже существовало на этих самых землях, что Рюрик по своему происхождению принадлежал вовсе не к скандинавам, а к западнославянским племенам, где влияние норманнов было уже достаточно велико, и, осев в Новгороде, прекратил внутренние распри уже не между дикими славянскими племенами, а между удельными князьками готового государственного образования. Как бы там ни было на самом деле, но в одном и «норманисты», и «антинорманисты» сходятся между собой безо всяких дискуссий: официально как полноценное государство, имеющее единое правительство и устойчивые связи с зарубежными странами, Русь ведёт свой отсчёт именно с 862 года н.э. – года начала правления этого самого Рюрика. А потому будем придерживаться этой даты как отправной точки всей нашей с вами истории, пока никем не доказано иное.
     Однако вот новоиспечённое государство Русь повело свою историю с рюриковских времён и опять же до того самого 1917 года – какие имена нам сразу приходят на ум, едва речь заходит о России дореволюционной? Помимо упомянутого уже Рюрика, сделавшего Русь Русью, помимо «Вещего» Олега, создавшего знаменитую Киевскую Русь, большинству из нас вряд ли вспомнится кто-то ещё, кроме Ярослава Мудрого, стараниями которого Древнерусское государство приобрело наибольший авторитет именно в международных сношениях, а также Ивана Грозного и Петра I, чьи неоспоримые заслуги в деле становления Руси как державы лишний раз расписывать здесь, я думаю, будет излишне. Знаменитые Дмитрий Донской и Александр Невский также не в счёт: подобно легендарному царю Леониду с его 300 спартанцами, они вошли в историю прежде всего как вершители успехов ратных, при этом в мирное время никак не проявив себя. Таким образом, в истории России при всём желании не наберётся и десятка правителей, которым бы хотелось поставить памятник и с чистой совестью сказать, что вот именно с таких политиков и надо брать пример. Уловили мою мысль? Вот третья причина того, что развитие России столь долго оставляло желать лучшего: редко везло России на царей. И периоды бурного роста при Ярославе Мудром, Иване Грозном, Петре Первом сменялись глубокой рецессией в промежутках между ними. После смерти Ярослава борьба за власть между его потомками в итоге вылилась в распад первого русского государства, в результате чего русский народ едва не был полностью истреблён во время опустошительного монгольского нашествия. Последователи Ивана Грозного довели всё дело до смутного времени и польско-литовской интервенции – оккупантов тогда с трудом удалось изгнать лишь с помощью всенародного ополчения. Петровские времена сменились эпохой дворцовых переворотов, якобы «золотого века» Екатерины II, и не подумавшей отменять на Руси крепостное право, правления Николая I, ознаменовавшегося позорным поражением в Крымской войне, и, наконец, через череду Александров – к последнему царю России Николаю II, сначала проигравшему русско-японскую войну, а затем позволившему втянуть Россию и в Первую мировую, что вкупе с остальным и стало причиной крушения царизма. На одного истинно великого монарха приходился десяток безликих, оказавшихся неспособными или просто не пожелавших сделать для своей страны и своего народа хоть что-нибудь, способное остаться в веках. При всех заслугах, при всех реформах, завоеваниях, достижениях, нововведениях Ивана Грозного, Петра Первого и им подобных слишком антинароден, слишком деструктивен, слишком разорителен и губителен для России был царизм в те времена, когда яркие «звёзды» таких правителей сходили с небосклона, и потому все их усилия вкупе оказались неспособны спасти тот «Титаник», который представляла из себя царская Россия – «Титаник», обречённый рано или поздно найти свой айсберг. Тот айсберг, с которым он и встретился в 1917 году…
     О двух революциях 1917 года и последовавшей затем пятилетней гражданской войне уже написано более чем достаточно – о том, были все эти потрясения объективно необходимы и неизбежны либо же они стали результатом роковых ошибок последних правительств докоммунистической России, помноженных на злокозненные интриги западных держав, можно спорить бесконечно, учитывая, что сторонники каждой из версий наверняка приведут весомые аргументы в свою пользу. Здесь же от себя с полной уверенностью могу сказать только одно – в тех странах, где действительно всё в порядке, революции не происходят, и я не зря упорно провожу своеобразный раздел именно по 1917 году: жизнь России до и после именно Октябрьской революции различалась буквально как небо и земля, и приход к власти большевиков во главе сначала с Владимиром Лениным, а затем с Иосифом Сталиным принёс нашей Родине воистину титанические преобразования.
     Итак, что дала россиянам Советская власть? Первое. Уже 29 октября (11 ноября по новому стилю), всего через четыре дня после захвата власти большевиками, Советом Народных Комиссаров по всей России в рамках специально принятого закона (декрета) был введён восьмичасовой рабочий день – впервые в истории Европы (до того подобная продолжительность рабочего времени была узаконена лишь в Австралии в 1856 году). Это при том, что в царской России в результате продолжительной борьбы рабочего класса за свои права, стачек и забастовок, порой перераставших в настоящие кровопролитные противостояния, удалось снизить ту же продолжительность рабочего дня всего лишь до 10 часов, в Германии сорокачасовую рабочую неделю ввели лишь год спустя после России, в США же подобные условия труда вообще стали общей нормой для всех только в 1938 году. Обязательность восьмичасового рабочего дня вовсе не означала, что всякая работа сверх этих восьми часов отменялась, но по закону работодатель уже был обязан оплатить её в двойном размере, на что, естественно, многие директора предприятий шли крайне неохотно, и потому указанный закон волей-неволей заставлял их организовывать работу таким образом, чтобы за 8 «законных» часов проделывать основной её объём – это и становилось прекрасным стимулом для внедрения всюду машин и механизмов, заменявших собой тяжёлый и малопроизводительный ручной труд. Второе. Летом 1918 года постановлением всё того же СНК для всех работающих был утверждён ежегодный оплачиваемый отпуск – также впервые в истории, до того рабочий класс царской России никаких прав ни на какие отпуска не имел и работодатель свободно мог заставить любого «горбатиться» на него круглый год. Третье. На селе создавались первые предприятия – колхозы – по совместной обработке ничейных либо взятых в аренду земель, впервые с широким использованием машинного труда: до того в царской России практически ни один наниматель-аграрий и не подумал о приобретении трактора (это при том, что в США только в 1913 году было выпущено порядка 7 тысяч таких машин), использовать выматывающий, изнурительный ручной труд простых батраков считалось само собой разумеющимся. При этом каждому крестьянину оставалось в собственность личное подворье с участком земли площадью до гектара и возможностью держать любую скотину. Отработав два-три дня в неделю в колхозе, за что потом получал расчёт частью урожая, крестьянин остальное время мог заниматься своим подсобным хозяйством, имея, таким образом, сразу два «кормления»: и с упомянутого уже колхоза, и с того, чем располагал в личном пользовании (по аналогии с городом – как бы две зарплаты), что позволило покончить с нищетой в деревне и быстро вывело многих вчерашних сельских маргиналов в разряд обеспеченных. Четвёртое. Бесплатная медицина, при которой все медицинские работники получали твёрдые оклады, не привязанные к количеству пациентов, а значит – их дело не превращалось в бизнес, в котором ценность здоровья простого человека неизбежно будет на последнем месте. Вызов «скорой помощи» был в СССР и остаётся в России бесплатным до сих пор, в то время как жители США, к примеру, о таком могут только мечтать: в Штатах за услуги той же «неотложки» пациенту потом обязательно придёт весьма приличный счёт, в Европе же могут запросто отказать в приезде «скорой», просто самолично решив, что травма незначительная и человек вполне способен добраться до нужного медучреждения самостоятельно. При коммунистах невозможно было представить себе, чтобы человек с высокой температурой работал, при капитализме же с его практически неоплачиваемым периодом нетрудоспособности по болезни такое стало вполне в порядке вещей. Пятое. Бесплатное образование, включая высшее – в вуз, недоступный сегодня многим, тогда мог поступить любой. Шестое. Бесплатное жильё: знаменитые «хрущёвки», двухкомнатную квартиру в которых можно было получить, просто проработав определённое число лет на том или ином предприятии, стоят по сей день – и не пустуют. Квартиры государство при этом никому не отдавало в собственность, но в таком ни у кого и не было нужды: родители имели полное право прописать в своём жилище любых родственников, в первую очередь детей – и так отпадала необходимость завещать кому-то свои кровные «метры». А как только старое жильё приходило в негодность, вся семья автоматически получала квартиру в более новом строении. Гражданам СССР для улучшения своих жилищных условий не требовалось что-то там покупать, а потому советский человек не слишком печалился по поводу того, что, не имея права собственности, он не может продать своё старое жильё – новое ему предоставляли бесплатно. Так «совки» 70 лет спокойно жили без грызни и разборок за недвижимость, квартирных афёр, «чёрных» риэлторов и прочих «прелестей» сегодняшнего существования России в капиталистическом настоящем… Прибавьте ко всему вышеперечисленному бесплатные детские дошкольные учреждения, бесплатные спортивные учреждения для школьников, практически бесплатное (90% стоимости оплачивало предприятие-работодатель) санаторно-курортное лечение и ежегодные поездки на курорты Кавказа и Крыма, трёхлетний «декретный» отпуск для женщин, ставших матерями, мощное пенсионное обеспечение для пожилых граждан и прочее, прочее, прочее – что из всего этого вы имеете сегодня? Сильно подозреваю, что многие при ответе на этот вопрос мало чем смогут похвастаться…
     Однако всё, перечисленное в предыдущем абзаце, по сути, было не более чем штрихами к портрету первого в истории общества с человеческим лицом – общества, построенного на просторах страны, именовавшейся Советским Союзом. Главным же плюсом этого общества 70 лет было то, что каждый, независимо от того, кем бы он ни был, какую профессию ни имел по жизни, какую бы ни выполнял работу, становился достойным и уважаемым членом общества. В СССР не было «престижных» профессий – престижной была каждая профессия, простой рабочий обычного завода вовсе не чувствовал себя чем-то ущербным, каким-то человеком второго сорта рядом с директором этого самого завода. Впервые в фаворе оказывался не тот, кто по жизни искусно ловчил и изворачивался – тем более, что таким умением Природа всегда наделяла очень и очень немногих – а тот, кто просто работал, не испытывая ни малейшей нужды жить по принципу: «Хочешь жить – умей вертеться», являющемуся негласной нормой жизни там, где деньги – основа всего. И впервые не банкир и финансист, не делец, не создающий ровным счётом ничего – человек труда, создатель и производитель, представлялся пропагандой как основа общества – та основа, тот фундамент, которым он был, есть и будет всегда. И женщины не искали себе исключительно богатых женихов. Даже людям с ограниченными возможностями Советский Союз предоставлял достойные места в обществе – работая в конце 80-х годов прошлого столетия на одном из предприятий советского ВПК, я лично сталкивался с глухонемыми сотрудниками, работавшими наравне с обычными заводчанами. Захочет ли сегодняшний типичный российский наниматель взять на работу хоть одного такого человека?
     «Ну, нет слов! – скажут мне, прочитав всё это. – Автор, вы, никак, нарисовали прямо рай земной, идиллию, лучше которой нельзя и представить. Только вот неувязка: если всё было столь прекрасно и радостно, то почему же тогда СССР рухнул?» Погодите: до сих пор я расписывал лишь достоинства социализма. А теперь пришла очередь недостатков, которых, к сожалению, у первого государства рабочих и крестьян также хватало с избытком. Ничто не рождается совершенным, и создание Владимира Ленина и Иосифа Сталина также не стало исключением …
     Тем, кто сейчас наверняка захочет обвинить меня в некоей пристрастности, могу сказать сразу: лично я не являюсь ни фанатом СССР – того СССР, что у нас был, - ни убеждённым антисоветчиком. Если человек хочет, чтобы его суждения воспринимались всерьёз – ему лучше всего быть объективным, и именно таким я сейчас и постараюсь быть, дабы не скатиться ни до уровня тех, кто просто без ума от Советского Союза, при этом стыдливо уклоняясь от ответа на всё тот же вопрос, почему «единый и могучий» всё-таки прекратил своё существование, ни до уровня тех, кто всё ещё готов в диком восторге плясать под там-тамы на руинах детища Ленина и Сталина, так же, в свою очередь, упорно умалчивая о том, сколь многого россияне лишились после 8 декабря 1991 года. Истина традиционно лежит где-то посередине, и если Россия хочет иметь будущее, она должна построить общество, обязательно, непременно – я твёрдо, абсолютно убеждён в этом – включающее в себя если не все, то подавляющее большинство тех бытовавших в Советском Союзе преимуществ, подаренных властью народу, о которых я писал выше. Однако при построении такого общества ни в коем случае мы не должны воссоздавать точную копию того СССР, что у нас тогда был – иначе вместе с ним неизбежно вернутся и все те изъяны, которые в своё время, все совокупно, в итоге и привели к краху социалистической системы. Общества, как и люди, обязаны учиться на своих ошибках, и если Россия когда-нибудь снова допустит все эти просчёты и недоработки – рано или поздно она неизбежно разделит судьбу того самого, «созданного волей народов». Поэтому на основных из них я постараюсь остановиться максимально подробно.
     Для начала – к сожалению, коммунистам также не удалось остановить исход изобретений (и изобретателей) на Запад. В 1919 году уехали в США Владимир Зворыкин – изобретатель первого кинескопа, давшего жизнь мировому телевидению, и Игорь Сикорский, на вертолётах которого до сих пор летает вся Америка. Годом ранее отбыл во Францию изобретатель цветной фотографии Сергей Прокудин-Горский, а в конце 1920-х – Александр Понятов, создатель первого видеомагнитофона. Когда в 1968 году омский инженер и изобретатель Арсений Горохов принёс в Институт промышленной собственности, где тогда рассматривали заявки изобретателей, сделанный своими руками первый в мире компьютер – там долго не могли взять в толк, что же это за диковинный прибор, для чего он нужен и будет ли вообще работать. Дальше выдачи патента на изобретение дело тогда так и не пошло – и в результате сегодня весь мир твёрдо убеждён, что первый компьютер в мире создали американцы, два Стивена – Джобс и Возняк – в 1973 году. Вот далеко не полный список того, чего не оценили по достоинству уже «строители коммунизма». А ведь одна лишь компьютерная индустрия, получи она своё начало в СССР, в итоге принесла бы нашей стране изрядную долю могущества: создатель компании «Майкрософт» Билл Гейтс двенадцать лет подряд – с 1996 по 2007 год – становился самым богатым человеком планеты с состоянием, далеко перевалившим за 70 миллиардов долларов.   
     Далее – о том, что непосредственно касалось уже практически всех. Дабы цепочка моих рассуждений была понятна каждому - начну издалека, и в качестве завязки тут уместно будет вспомнить знаменитую «пирамиду потребностей», авторство которой приписывается известному американскому психологу ХХ столетия Абрахаму Маслоу. В двух словах принцип её действия основан на библейской фразе: «Не хлебом единым жив человек». Это самое «не хлебом единым» не распространяется на дикарей, у которых весь кругозор, как правило, ограничивается желаниями «набить брюхо-поспать-позаниматься сексом»: неандертальцу достаточно его привычных скотного двора и корыта, чтобы чувствовать себя абсолютно счастливым.  У человека же истинно цивилизованного неизбежно наступает пора, когда, насытив пищеварительную систему, он начинает искать для себя пищи духовной: утоления своей потребности в том или ином самовыражении либо созерцания результатов такого самовыражения, созданных кем-то другим. Тяга к прекрасному рукотворному сильна в нас не меньше, чем к прекрасному, созданному Природой. Человечество вряд ли когда-нибудь вышло бы из первобытного пещерного состояния, не найдись в его рядах не просто создатели, а истинные творцы. Мир не увидел бы потрясающей архитектуры Древних Рима, Египта, Греции, когда бы Фидий и ему подобные не создали Акрополь, Парфенон, Колизей, сады Семирамиды и прочее, ставшее предтечей современного строительства. Из под пера Гомера никогда не вышли бы легендарные «Илиада» и «Одиссея», зарой их автор в землю свой талант мастера слова и удовлетворись жизнью простого смертного грека, подобно сотням тысяч его тогдашних соотечественников. Именно потребность создать нечто большее, нежели удаётся за жизнь большинству обычных землян, сподвигла Платона, презрев прочие занятия, создать свою философию идей, его ученика Аристотеля – знаменитую «метафизику четырёх причин», а Архимеда, Евклида и Пифагора – ту математику, которой мы все пользуемся и поныне. Не раздумывая, по зову сердца посвятили свои жизни живописи Да Винчи, Рафаэль, Тициан, Ван Гог, Дюрер, Рембрандт. Вся современная эстрада вышла из того, что создали некогда Бетховен, Моцарт, Бах, Шопен и им подобные. Потребность в лицедействе породила актёрство – и актёры «от Бога» создали сначала театр, и затем и кинематограф. О продолжателях дела Гомера можно уже и не упоминать: имена Шекспира, Дюма, Гюго, Верна, Пушкина и прочих гремели по миру ничуть не меньше, чем имена известных политиков. И всё это стало возможным потому, что у каждого, нашедшего себя в творчестве, гения находились массы поклонников и последователей – и это ставило его дело на один уровень с производством необходимого или даже превосходило это самое производство. Мы все выполняем ту или иную работу, чтобы выжить, но, закончив дело, необходимое для выживания, каждый из нас спешит в музей, в театр, в кино, на концерт, на выставку, спешит увидеть интересную телепередачу и послушать любимую музыку – словом, отдаться тому, что не приносит дохода, но приятно и отвлекает от серых будней. Естественно, если всё это убрать из нашей жизни – никто из нас не умрёт голодной смертью, но что ждёт род людской в таком случае? Однообразие и серость повседневного загонят нас в депрессию, лишат желания жить, творить, выдумывать, пробовать, рисковать, анализировать полученный от неудач опыт и не бояться начинать всё сначала. Человек, не чувствующий крыльев за спиной, в конце концов просто превращается в двуногий овощ, подобный полностью зомбированным властями жителям мрачного государства Океания из романа-антиутопии Джорджа Оруэлла «1984», лишённый всякого смысла жизни и потому не ценящий уже и саму жизнь – долго ли такая нация просуществует?    Человек так устроен, что желает буйства красок, внушительности архитектуры во всём, что видит его зрение, гармонии нот и децибелов во всём, что воспринимает его слух, максимально приятного и высшего наслаждения во всём, что делает самолично – и советские люди не были исключением из этого правила. Ведь даже в мировосприятии самого последнего маргинала обязательно найдётся нечто, чем он непременно будет восхищаться, не сводя с этого чего-то заворожённого взгляда и напрочь позабыв о том, чем занимался ещё минуту назад.
     И вот именно на недостатке «пищи духовной» в итоге и прокололись вожди первого в мире государства рабочих и крестьян. Поначалу любой, безвозмездно получивший от государства скромную крышу над головой, само собой, будет ему благодарен за жильё, помогающее выжить, но со временем он неизбежно захочет большего, захочет более просторного жилища с кухней гораздо больше тех стандартных шести «квадратов», что были в «хрущёвках», и подчас будет согласен заплатить немалые деньги за квартиры, на фоне всё тех же «хрущёвок» уже выглядящие как царские апартаменты – однако именно такой альтернативы большинство жителей Советского Союза были начисто лишены. Суровые советские хозяйственники воспринимали автомобиль исключительно как средство передвижения, не особо озабочиваясь эстетическим аспектом автомобилестроения страны серпа и молота – и такая тактика тоже оказалась ошибочной: знаменитое детище легендарного конструктора и президента компании «Форд» Ли Якокки – ставший визитной карточкой американского автопрома 60-х годов прошлого века «Форд-Мустанг» – был не только практичным, но и прямо-таки элегантным внешне, способным приковать к себе взгляды самого взыскательного «ценителя» - и в результате именно футуристический дизайн стал залогом столь оглушительного успеха этой модели на Западе: в первый же год выпуска только в США «империя Голубого овала», как самодовольно именовал Форд свою корпорацию,  продала свыше миллиона таких автомобилей. В СССР же крупнейший российский автогигант – Волжский автозавод, знаменитый ВАЗ – лишь в начале следующего десятилетия освоил выпуск почти полностью скопированных с итальянских «Фиатов» «Жигулей» - изначально бледных, невыразительных, своей угловатостью до боли похожих на немецкие танки времён Великой отечественной войны (как выразился один мой знакомый: «…только крестов по бокам и орудия спереди и не хватает!..») машин. Но даже и такие авто в Союзе приобрести было очень непросто ввиду их острой нехватки: при практически полном отсутствии импорта все автозаводы страны никак не справлялись с огромным спросом на автомобили, и к середине 80-х годов на 270 миллионов жителей СССР приходилось всего 12 с половиной миллионов автомобилей, в то время как в США при даже ещё меньшем тогда количестве жителей аналогичный показатель к тому времени давно перевалил за сотню миллионов. Недоступность такого элементарного на Западе блага цивилизации, как личный автомобиль, совсем не играла коммунистам на руку: находясь в информационной блокаде, не получая практически никакой информации о жизни внешнего мира, в глубине души советский человек всё же осознавал, что спустя четыре десятилетия после окончания самой разрушительной из земных войн, когда всё, разрушенное этой войной, было уже давно восстановлено, в державе-победительнице так быть не должно. Советская эстрада, самодурством худсоветов загнанная в узкие рамки дозволенного (списки всего того, что исполнителю на сцене было «нельзя», были многократно шире, чем списки того, что этому самом исполнителю «можно»), в конце концов превратилась в сообщество довольно мало чем отличающихся друг от друга певцов. Сохранив свою интеллектуальную составляющую, сохранив свой статус индустрии песен, наполненных смыслом, песен, про которые никак нельзя было сказать, что это песни «ни о чём» (каковыми просто завален шоу-бизнес наших сегодняшних дней), советская эстрада безнадёжно потеряла другой, на самом деле не менее важный для многих тружеников шоу-индустрии, козырь – зрелищность. Театры и кинематограф безнадёжно погрязли в бесконечных постановках и экранизациях произведений Шекспира, Тургенева, Достоевского, Чехова и прочих кумиров прошлых лет, очень и очень нечасто балуя зрителя чем-то «свеженьким» - и в итоге даже не особо замысловатые кинокомедии Леонида Гайдая, даже явно не высокобюджетные фильмы наподобие «Щита и меча», «Пиратов двадцатого века», «Белого солнца пустыни» и им подобных становились событием года, настоящими советскими «блокбастерами», завоёвывая любовь миллионов поклонников. Пока СССР экранизировал далёкие от современной жизни сказки (в которых чуть ли не самым любимым персонажем из фильма в фильм упорно становилась обаятельная Баба-Яга в исполнении неподражаемого Георгия Милляра), Голливуд делал упор на остроту сюжетов и технократическую составляющую фильмов, всё привлекательнее обрисовывая будущее, наполненное электроникой и роботами, в котором всем нам неизбежно придётся жить, хотим мы того или нет – и потому в конце концов начал снимать фильмы, которые смотрит весь мир. Телевидение тоже не пожелало делать упор на зрелищность, на развлекательность снимаемых программ, всё больше «отделываясь» также не слишком затратными передачами наподобие «Вокруг смеха» и «Кабачка «13 стульев»» - и в результате достаточно динамичные, захватывающие, смотрящиеся на одном дыхании приключенческие телеигры, такие, например, как французская «Ключи от форта Бойар» или японская «Замок Такеши», впервые появились на зарубежных телеканалах, голубой же экран Страны Советов предложить что-то подобное своему зрителю так и не сподобился. Гардероб советского человека не отличался разнообразием: борьба со всем «тлетворно-западным» в его одежде была доведена до полного абсурда, который в конце концов стал очевиден всем без исключения: даже самые убеждённые строители «светлого будущего» не могли взять в толк, чем же перед Советской властью столь сильно провинились самые обычные джинсы – одежда, практичней которой этот мир пока ещё не придумал. И, отмахав на праздничных демонстрациях красными флагами, на следующий же день со спокойной душой шли покупать изделие, подаренное миру Ливаем Страуссом, у нелегальных торговцев – знаменитых столичных «фарцовщиков»…
     Таким образом, в повседневной жизни глазу советского человека совершенно не за что было «зацепиться»: одинаковые микрорайоны одинаковых «хрущёвок», одни и те же автомобили в каждом дворе, серые стены заводских корпусов, стандартные городские парки, набор развлечений в которых зачастую ограничивался тиром, небольшим автодромом и колесом обозрения и в которых слыхом не слыхивали об американских горках (уж не говоря о том, что предлагали своим посетителям знаменитые «Диснейлэнды») и прочем, магазины, которые рядом с сегодняшними торговыми центрами выглядели бы настолько убого, что их просто никто и не заметил бы, множество улиц, на которых из года в год совершенно не на что было смотреть, до боли одинаковый в своей серости и однообразии репертуар кинотеатров и программы телеканалов – какую реакцию всё это, при отсутствии каких бы то ни было альтернатив, закономерно вызвало бы у любого нормального человека, и советский человек не был исключением?   Волей-неволей «совок» искал для себя отдушину, и он её нашел: в небоскрёбах Нью-Йорка и радиопередачах «Голоса Америки», в лунной походке Майкла Джексона и песнях группы «Битлз», в кантри и фолк-музыке, в немногочисленных голливудских фильмах, доходивших до нас через многослойное сито тотальной цензуры всего и вся, в отрывочных сведениях о якобы царящем «там» изобилии и прочем, козьими тропами просачивавшегося к нам из-за «железного занавеса». Как очень верно выразился один автор, СССР «проиграл США имиджевую войну: нас победил не Пентагон, а Кока-кола, джинсы и Голливуд. Позднесоветская система строилась по принципу: «На внешний рынок товар лицом, а свои – обойдутся», т.е. интересы заграницы уже тогда изначально ставились выше интересов своего собственного народа…» Сегодня, с высоты прожитых лет, Советский Союз представляется мне как некий атлет, который развивает только одну половину мышц и нисколько не занимается второй, обходя её вниманием, даже если она совершенно дряблая и немощная – много у такого шансов добиться хоть сколько-нибудь серьёзных успехов в спорте? Даже боксёру, действующему исключительно руками, нужны мощные, мускулистые, выносливые ноги: ему ведь, возможно, придётся выходить на ринг десятки раундов подряд – долго ли он протянет, если его нижние конечности быстро устанут? Когда армия строит неприступный бастион спереди, но оставляет тылы практически незащищёнными – много шансов у такой армии на победу, если враг как раз и ударит с тыла? Игнорируя многие желания и потребности своего народа, строители коммунизма сами вырыли себе могилу: серость «совкового» общества постепенно вскормила миф о процветании Запада и множестве его преимуществ по отношению к Советскому Союзу. Это ведь сейчас мы знаем, сколь много обитателей этих самых небоскрёбов работают «от зари до зари», не зная отдыха и не видя семей, сколь многие жители величайшей державы мира посещают психоаналитика и живут на антидепрессантах, что далеко не все (точнее, даже меньше половины) граждане США могут без проблем позволить себе настолько комфортные и просторные жилища, каковые часто демонстрируются в голливудских фильмах, а живущие в личных домах вынуждены всю жизнь выплачивать за них откровенно кабальные кредиты, что всё товарное изобилие Запада держится на искусственной пище, безвредность которой для человека всё больше и больше вызывает сомнения, что западное образование пестует недалёких, легко внушаемых граждан, а распиаренная на весь мир американская медицина стоит бешеных денег – та медицина, которая в СССР, повторюсь, была совершенно бесплатна. Можно ещё долго здесь перечислять все «прелести» жизни простого смертного на Западе – рассказы бывших эмигрантов прекрасно дополнят сию картину – однако факт то, что ничего этого живший в условиях холодной войны и информационной блокады советский человек не знал тогда. Не знал – и потому, по принципу «запретный плод сладок» всё больше проникался очарованием всего, что до него доходило «оттуда». Всякий вакуум желает быть чем-то заполненным, и в результате сытое, стабильное, но так часто серое и однообразное существование в конце концов начало разочаровывать обитателей одной седьмой части суши в марксизме-ленинизме – и вот этим-то разочарованием быстро воспользовались политические противники СССР, всячески через тех самых пропагандистов, упомянутых мной в главе «План Даллеса», убеждая массы в ущербности, в проигрышности идей большевиков. Ограниченность мышления большей части тогдашнего населения Советского Союза не позволила народу разглядеть истинную личину тех, кто, получив свободу слова в 80-е, нещадно шельмовал эпоху, о наступлении которой на бескрайних российских просторах возвестил холостой выстрел крейсера «Аврора», кто усердно замалчивал или даже ставил под сомнение все те успехи, все те достижения, преобразования, проведённые под флагом с серпом и молотом, благодаря которым Россия во главе СССР впервые в истории стала второй по экономической и военной мощи державой в мире, уступая только США, впервые обошла все развитые страны Европы, чего до того в царские времена не добился ни один правитель. Путём постоянной направленной пропаганды, заострявшей внимание на одних аспектах (когда, к примеру, вынужденная борьба с внутренними врагами была представлена как якобы неоправданные политические репрессии) и замалчивавшей другие, от народа постепенно скрыли все достижения сталинских времён, ловко представив дело так, будто все недостатки позднего социализма были в нём изначально и являются его неотъемлимым спутником – и избавиться от них будто бы можно только вместе с самим социализмом. Народ закономерно жаждал реформ – и не увидел, что под маской этих самых «реформ» на самом деле ему несут разрушение его производства – очень мощного конкурента западным корпорациям, и превращение вчерашней державы в колонию, не имеющую никакого веса на планете, не имеющую мощной экономики и сильной армии, а значит, с ней в любой момент можно сделать всё, что угодно – вплоть до того, о чём мечтал ещё Адольф Гитлер. Воздействие на массы опять же было комплексным: наряду с очернением СССР вовсю расхваливались достижения Запада (а ведь капитализму действительно было и есть чем похвастаться), его «цивилизованность» и высокий уровень жизни «там», упор вовсю делался на тот факт, что это всё-таки США, а не СССР, являются мировым лидером на планете. И пропагандистская лавина в конце концов сделала своё дело: обманутый ею народ не встал на сторону коммунистов во время властных разборок 1991 года, никак, никоим образом не воспротивился приходу к власти «реформаторов», призывавших «дружить» (читай – во всём соглашаться) с Западом, в то время управляемым теми людьми, никакая дружба с которыми невозможна в принципе – как невозможна дружба акулы со всеми остальными обитателями океана – и которые спят и видят весь остальной мир в подчинении и рабстве у себя. И я не знаю, сколько шампанского 8 декабря 1991 года, когда были подписаны предательские Беловежские соглашения, поставившие жирный крест на державе под названием Советский Союз, выпили тогдашние американские главы Джордж Буш и Рональд Рейган, но в том, что ликование по ту сторону океана в тот день было просто безмерным, можно не сомневаться…
     Многие из тех, кто пережил наступившие затем «лихие 90-е», сегодня не любят вспоминать о том времени: лично у меня, едва речь заходит о том периоде, в сознании сразу же всплывают знаменитые картины разрушения Древнего Рима варварами – ведь тогда на постсоветском пространстве происходило нечто, весьма и весьма похожее. Тех, кто умеет только разрушать и при этом неспособен создавать, я иначе как варварами назвать не могу – даже если при этом они носят дорогие костюмы и занимают шикарные апартаменты. Ни в коем случае не верьте никому, кто попытается хоть как-то романтизировать то время, хоть чем-то, хоть какой-то призрачной «свободой» и «демократией», которые в условиях сегодняшней насквозь грязной и лживой мировой политики давно уже превратились в пустой звук, оправдать то, что тогда творилось. То, что тысячи людей в одночасье оказались без средств к существованию из-за того, что их предприятия были намеренно закрыты в угоду их конкурентам из-за рубежа, точно так же ничем нельзя оправдать, как нельзя оправдать печи Освенцима или геноцид индейцев на американском континенте. Тот, кто прочитал мою предыдущую книгу, дойдя до этих строк, может мне заявить: секунду, автор – а разве не к чему-то подобному вы, вторя Мальтусу, призывали со страниц своей «Теории Нормы»? Тот, кто такое заявит, либо просто не понял тех идей, которые я выдвигал в упомянутом труде, либо намеренно лжёт: да, я утверждал и буду утверждать, что перенаселение планеты Земля на сегодня является нашей главной проблемой, не решив которой, мы не решим ничего, но в целях борьбы с ним необходимое и разумное сокращение численности населения должно идти только и единственно путём постепенного добровольного снижения рождаемости и последующего контроля за ней и никак иначе. Миру понадобились столетия, чтобы человечество разрослось до таких чудовищных масштабов, до каких оно разрослось сегодня, и столетия же понадобятся ему, чтобы вернуться в ту самую Норму, приемлемую со стороны Природы в отношении вида «гомо сапиенс». И точно так же не верьте никому из тех, кто будет утверждать, что Россия якобы вполне могла бы просуществовать ещё очень и очень долго, будучи в том статусе сырьевой колонии развитых стран, в котором она и пребывала в те самые 90-е: постепенно растеряв весь цвет своей нации – учёных, производителей, хозяйственников, полководцев, воинов, самостоятельных политиков (к чему все эти люди сидящим на нефтяной трубе?), растеряв в угоду продажным дельцам-импортёрам всё своё производство, растеряв все, как военные, так и мирные, технологии и в конечном итоге став совершенно неспособной противостоять внешней агрессии, родина Пушкина и Достоевского стала бы совсем лёгкой добычей для тех, кто, опять же исполнив-таки мечту Адольфа Гитлера, желал бы окончательно и навсегда закрепить на её просторах своё господство, оккупировав её силой и поставив один из величайших народов на Земле на грань вымирания, как в итоге европейской колонизации Западного полушария и было проделано с американскими индейцами. Какими бы богатствами ни обладал народ – они не принесут ему ровным ничего, если он не в силах будет их как разумно и экономно использовать, так и защитить.  Противостоять державе может только другая держава и никак не колония.
     Все, кто читает мои книги, должны были отметить, что меня довольно сложно упрекнуть в необъективности. Для меня не существует ни стран, которыми бы я безумно восторгался, упорно не замечая их недостатков, ни стран, которые бы я столь же яростно поносил, обходя вниманием их достоинства. Приближаясь к завершению этой главы, я должен внятно объяснить, почему я делаю выбор в пользу именно России как некоего – в будущем – проводника, обкатчика и реализатора именно той модели общества, тех отношений на производстве и в быту, той инфраструктуры и социальной иерархии, которая будет наиболее благоприятна для максимально большего числа (возможно, даже для всех) простых граждан, населяющих эти земли. Прежде всего Россия – абсолютно самодостаточное государство, способное существовать, совершенно ни от кого не завися, что она и доказала во времена СССР. Несметные природные богатства, коих нет больше ни у кого в мире, позволяют ей всё, абсолютно всё производить самой, в то время как любая из прочих держав вынуждена хоть что-то (а зачастую – довольно многое) импортировать, а значит – в той или иной мере зависеть от тех условий, которые ей выставляют поставщики. Государству, зависимому от других стран, сложно выстроить достойное общество, основой которого всегда была, есть и будет стабильность – ведь неизбежные ухудшения условий его партнёрства с другими странами вполне могут привести к кризису, способному расшатать и в итоге обрушить любое общество. Далее – Россия, о чём я уже писал в «Теории Нормы», в силу своих огромных территорий никогда не испытывала того дискомфорта от перенаселённости, который на протяжении веков сотрясал Европу – и, соответственно, не нуждалась в том захвате и грабеже колоний по всему миру, который для европейских держав быстро стал вполне обычным делом. Россия тоже много воевала, но большинство этих войн были оборонительными, ведшимися на нашей земле и за наши же интересы, русские воины не шли в походы за рабами и добычей, как европейцы, а значит – характер нашего человека, к счастью, оказался неиспорчен той европейской гнилью, тем коварством, вероломством, беспринципностью, неразборчивостью в выборе методов достижения своих целей, каковые, не раздумывая, пускали в ход многочисленные «бледнолицые», конкистадоры и им подобные. Нет в русском характере и намёка на стремление везде и всюду буквально следовать тактике: «Падающего – толкни!», как это само собой разумеющимся представляет для себя типичный житель «цивилизованного» Запада. Это не наш человек привык смотреть на весь остальной мир исключительно как на примитивных аборигенов, за разноцветные бусы готовых буквально на всё. Большинство русских, видя, что кто-то другой попал в беду, скорее поможет, чем заявит: «Это не моё дело!» И в конце концов – это ведь у нас был поставлен эксперимент под названием «СССР», который, несмотря на свою итоговую неудачу, всё же доказал жизнеспособность и высокую эффективность описанных мной основ социалистической модели общества – 8-часового рабочего дня и прочих. В отличие от жителей Запада, мышление которых веками было и остаётся «заточено» на выживание в условиях капитализма, россияне познали и социализм, и капитализм и имели возможность на практике оценить все их плюсы. С падением Советского Союза был дискредитирован только сам СССР в том виде, в котором он существовал свои последние десятилетия, а вовсе никак не социализм.
     Итак, что делать дальше? На сегодняшний день результаты всех исторических попыток создать наиболее прогрессивное общество показывают, что ни социализм, ни капитализм в чистом виде для нас неприемлемы – это те две крайности, каждая из которых в силу присущих ей неизбежных недостатков, основные из которых я постарался описать в этой главе (полный список и достоинств, и недостатков как социализма, так и капитализма настолько обширен, что для его подробного освещения здесь мне пришлось бы написать отдельную главу), завёдет любую нацию в тупик, отбросит её в прошлое и в итоге запустит маховик её вырождения. Истина, опять же лежит где-то посередине: разумное сочетание двух этих моделей построения человеческого общества на основе полной сбалансированности в общих чертах и разумного преобладания того или иного из этих двух основ в деталях – такой принцип выстраивания отношений в этом самом обществе, пока ещё разделённом на страны и народы, лично мне представляется наиболее живучим и долгоиграющим. Принятая в Китайской Народной Республике модель «капитализма под руководством коммунистической партии» на сегодняшний день оправдала себя полностью – «родина дракона» уверенно движется мировому лидерству практически во всём, однако в построении такой модели Поднебесная далеко не была оригинальна: очень многое китайцы попросту скопировали у СССР и США. Думается, нам также пора прекратить ставить над собой разного рода эксперименты, всё создаваемое в ходе которых в итоге как нежизнеспособно, так и просто антинародно, и начать создавать свою версию, если так можно выразиться, «социализмокапитализма». Ничего лучшего мир пока ещё не придумал, а посему отталкиваться в любом случае стоит от того, что у рода «гомо сапиенс» есть сейчас. Каково непременное условие – та главная движущая сила, что даст старт нашему движению к такому обществу? Здесь в моей памяти сразу же всплывают две фразы: первая озвучена тем самым легендарным главой «Форда» Ли Якоккой в его книге «Карьера менеджера»: «Основой любого бизнеса являются люди, продукт и прибыль. На первом месте – люди. До тех пор, пока у вас не будет хорошей команды, вам мало что удастся сделать с двумя остальными аспектами». Вторая приписывается главе американской транснациональной корпорации «3М» Уильяму Мак-Найту: «Если вы хотите добиться успеха – наберите настоящих профессионалов и оставьте их в покое: они всё сделают сами». Люди, как это ни банально прозвучит, являются главной ценностью любой нации и любого государства. Русский архетип, как я уже писал – это в первую очередь архетип воина, но ведь любая нация держится не только на армии – она держится ещё и на экономике. Армия и производство – это две необходимые ипостаси любого государства и любого народа, но сами по себе эти две ипостаси совершенно разные, они требуют разных подходов, а потому – и разных людей.
     В силу исторической необходимости жизнь нашего народа всё ещё очень сильно, гораздо сильнее, чем у многих других наций на Земле, поделена на две совершенно разные сферы существования: мирную и военную – те два антипода, два полюса, две противоположности, отличающихся друг от друга как небо и земля. Все, кто знаком с военной историей нашей страны, прекрасно знают, как часто исход как мелких боёв, так и целых военных кампаний и войн в целом решался за счёт неожиданных, порой совершенно алогичных, отчаянных и просто безумных ходов, предсказать которые со стороны не взялся бы ни один стратег – и в результате русские меньшим числом людей и меньшим оружием опять же брали верх там, где любой другой, скорее всего, потерпел бы поражение. Если мы хотим, чтобы сия славная традиция сопутствовала нам и дальше – всем тем жителям сегодняшней России, кто носит погоны и держит в руках оружие, лучше сохранить ту  свою непредсказуемость, свою безбашеность, отчаянность и сорвиголовство, которые веками помогали нам одерживать победы в войнах, ставя в замешательство всех врагов, и пока мы нуждаемся в армии – ей лучше именно такой и быть, и купание десантников в фонтанах – вполне в порядке вещей. Вот почему начале этой главы я далеко не случайно написал, что то самое тютчевское «Умом Россию не понять…» лишь В КАКОЙ-ТО МЕРЕ должно уйти в историю: в противостояниях нередко больше шансов на победу у того, кто действует не по правилам, и во время Отечественной войны 1812 года Наполеон настолько был шокирован мощнейшим партизанским движением, развернувшимся у него в тылу, что даже послал к Кутузову своего генерала Лористона с требованием в числе прочих прекратить «варварскую войну, которую мы с ними ведём; сиё относительно не к армии, а к жителям нашим, которые нападают на французов, поодиночке или в малом числе ходящих, поджигают сами домы свои и хлеб, с полей собранный…», на что весь кутузовский генералитет, естественно, ответил дружным смехом. Наша армия и должна оставаться непонятной и непредсказуемой в своих действиях – только такую силу враг действительно будет бояться…
     Однако давно пора понять, что производство – совсем другая сфера, основанная прежде всего как раз на той логичности и порядке, которые не терпят неожиданных ходов и которых нам так не хватает уже в мирной сфере нашего существования. Нация, имеющая сильную армию, но слабое производство, точно так же неполноценна, точно так же подобна однорукому калеке, как и нация, имеющая мощное производство, но слабую армию. Как столетия назад, так и сегодня Россия снова и снова уподобляется тому самому атлету-«половинщику», имея мощную армию при слабом производстве: вековая антинародная, регрессивная привычка нашей элиты, в силу которой она, будучи во главе страны с самыми большими запасами природных богатств в мире, не слишком заморачивалась на создание собственного мощного конечного производства, предпочитая больше покупать всё готовое за рубежом, всеми силами тянет нас назад, в дремучее болото отсталости и зависимости от зарубежных стран. Покончить с таким способно только мощное высокотехнологичное производство готовых изделий, способное вытеснить с наших рынков если не все, то большую часть зарубежных брендов – а создать такое могут только люди определённого склада. Если в войнах победы строились на непредсказуемости, на неожиданных манёврах, отчаянности, граничащей с безумием – как те же качества могут помочь в производстве? Вы можете себе представить всё тех же купающихся в фонтане бесшабашных десантников сосредоточенными, серьёзными, аккуратными производителями, ювелирно выполняющими свою работу? Лично я весьма смутно представляю, как в одном человеке могли бы сочетаться такие противоположности. Представитель рода «гомо сапиенс» так устроен, что, как правило, он умеет что-то одно: если он искусный воин – мало шансов, что из него выйдет столь же виртуозный производитель, и наоборот. Поэтому для того, чтобы на наших просторах плюс к воину будущего появился ещё и производитель будущего – его нужно сначала создать. Ни в коем случае нельзя жертвовать ради этого династиями военных: при том количестве внешних, мягко говоря, недоброжелателей потребность в сильнейшей армии, боюсь, у России будет сохраняться ещё довольно долго. Та часть народа, что сегодня состоит из династий военных, должна дополняться той его частью, которая будет состоять из династий производственников. В этой «мирной» части нашего народа крайне необходимо взрастить совершенно нового человека – такого человека, который, возможно, в итоге будет сильно отличаться от сегодняшнего типичного русского – но отличаться только в лучшую сторону, необходимо привить ему нужные качества – те качества, которые всегда отличали истинно цивилизованного человека от неандертальца, отличали настолько, что прямо-таки бросались в глаза. Гениальный Ален Даллес был прав - сознание людей действительно способно к изменению, и к изменению как в худшую, так и в лучшую сторону: российская душевность, американская практичность, немецкая аккуратность, японское трудолюбие, высоконравственность пожизненной верности одному супругу и максимальное неприятие алкоголя (кстати, и допетровская Россия, и сталинский СССР были одними из самых непьющих государств в мире – так уж сложно повторить?) – разве не может всё это быть соединено в одной нации? Наверняка какой-то такой отбор негласно был проведён в СССР на предприятиях Военно-Промышленного комплекса – и потому многие изделия советского ВПК были лучшими в мире. Всем нам стоит оглядеться вокруг и присмотреться к тем, кто нас окружает: может быть, именно сейчас, именно в этот самый момент рядом с нами ходят сотни новых Кулибиных, Ползуновых, Поповых, Ломоносовых, Менделеевых, Лодыгиных, Калашниковых – нужно только разглядеть в них великое и не позволить зарыть свои таланты в землю. Иначе эти таланты снова и снова будут оценены за рубежом и снова станут работать на наших противников, усиливая их и ослабляя Россию. Государство, неспособное обеспечить достойного существования даже лучшим своим гражданам, неизбежно теряет их – а вместе с тем теряет и своих будущих защитников: не только солдат и полководцев, но и учёных – разработчиков новых военных технологий, без которых современной войны не выиграть. И здесь, как и в теории Сверхнации, я не могу не обратиться к женщинам: в конце концов, не столь принципиально, сколько они ещё будут упорно, из поколения в поколение, игнорировать отбор – Природа рано или поздно всё равно отыграется на их потомках. Формирование новой нации на костях старой закономерно и неотвратимо, независимо от того, примут они в этом участие и станут прародителями этой самой новой нации, как некогда европейские переселенцы стали прародителями сегодняшнего американского народа, либо будут безучастно взирать на сей процесс со стороны, приговорив тем самым свои династии к вырождению, которое рано или поздно неизбежно наступит. Экономическое возрождение и развитие России, её вхождение, наконец, в настоящую цивилизованность сделает её привлекательной для многих переселенцев из зарубежных стран, которые, переезжая сюда для жизни на постоянной основе, будут вливаться в российскую нацию, адаптируясь к жизни здесь и со временем, со сменой поколений неизбежно как приобретая наиболее положительные качества нашего народа, так и привнося свои (всё отрицательное черты – тунеядство, пьянство, эгоизм и прочие – ведут к вырождению и неизбежно будут всё больше отторгаться обществом, в итоге сживая со свету и своих носителей). «Разбавляясь» приезжающими из тех стран, где цивилизованность всё-таки как-то в большем почёте, российская нация постепенно будет избавляться от маргиналов, веками тянущих её назад. Только так в наш генофонд будет всё больше привноситься предрасположенность к действиям на основе здравого смысла, логики, стремления к порядку во всём и здорового образа жизни – всего того, отсутствие чего столь долго вгоняло в ступор многих зарубежных гостей нашей Родины, но без приоритетности чего нам просто не выжить – все носители ущербных генов обречены. России придётся в какой-то мере повторить тот путь, который в своё время прошла Америка, «первые ласточки» чего уже появились: истории англичан Майкла Уэра и Джона Кописки, осевших один в Новосибирской, а другой – во Владимирской области, общеизвестны. Я не сомневаюсь, что с течением времени иммиграция в нашу страну будет только нарастать – замордованная экономическими кризисами Европа и раздираемая юридическими противоречиями Америка неизбежно вынудят многих мигрировать, и в том числе и в Россию, – и, что самое главное: по большому счёту мне совершенно всё равно, какой процент от населения России в итоге когда-то там, в будущем, будут составлять потомки коренных жителей, а какой – тех, кто уже приехал и ещё приедет к нам из-за рубежа: Сверхнация способна появиться только там, где откажутся от дремучего национализма и распахнут двери перед достойными чужеземцами. Свято место, как известно, пусто не бывает, и в нашем случае пустовать оно не будет точно. Мир уже многократно видел, как Россия воюет, давно уже пришла пора увидеть, как она производит – я никогда ни минуты не сомневался в том, что мы можем намного больше, чем сейчас. И только тогда непременно наступит то время, когда из сегодняшних угрюмых и молчаливых русские вновь превратятся в радостных и просто лучезарно улыбающихся, подобно тем советским людям, что смотрят на нас со старых фотографий времён СССР, подобно Юрию Гагарину, чьи фото первого космонавта в мире в своё время облетели всю планету и чья улыбка покорила сердца столь многих женщин и столь многих русофобов заставила скрежетать зубами в бессильной злобе. Сильно так подозреваю, что кое-кто за рубежом в результате всего этого, естественно, непременно погрустнеет – но это, как модно стало выражаться нынче, уже совсем другая история…